355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » авторов Коллектив » Шерлок Холмс
Человек, который никогда не жил и поэтому никогда не умрёт
» Текст книги (страница 9)
Шерлок Холмс Человек, который никогда не жил и поэтому никогда не умрёт
  • Текст добавлен: 7 мая 2017, 01:30

Текст книги "Шерлок Холмс
Человек, который никогда не жил и поэтому никогда не умрёт
"


Автор книги: авторов Коллектив



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Тот факт, что Лондон может мысленно картироваться Шерлоком Холмсом, демонстрирует исключительные способности детектива следить, делать выводы и расследовать преступления в городе, который многие считали безграничным, сбивающим с толку и непостижимым – главное, что возвеличивает нашего героя. Таким образом, контекст города и невозможность (для рядового лондонца) постичь его способствуют читательскому признанию холмсовского интеллекта. По иронии судьбы эти знания не были основаны на личном опыте Конан Дойла. В центре города он жил недолго (меньше года в 1891 году), хотя по его предыдущим визитам в город, которые упоминаются в письмах к матери, Мэри Дойл, мы получаем представление о том, как ему нравилось проводить время. Например, он описывает свою поездку в Лондон весной 1887 года, во время которой посетил скрипичный концерт Вилмы Неруды-Норман, ходил на лекции, посетил Королевскую Академию художеств, обедал в клубе «Савиль», ужинал в отеле «Ленгхэм», ездил посмотреть Генри Ирвинга в «Людовике XI», который произвёл на него сильное впечатление, побывал на соревнованиях по крикету в «Лордсе», посетил Вестминстерский аквариум и провёл время на Королевском конном параде, где мельком увидел наследного принца Германии и герцога Кембриджского, и всё это время по вечерам любовался подсветкой клубов и общественных зданий. В своём письме от 1878 года он признаётся, что был слишком богемным для хозяев своей гостиницы, ибо только и делал, что бродил по Лондону, впитывая его атмосферу.

Работа над первым рассказом о Шерлоке Холмсе совпала с переездом Конан Дойла в Лондон, где он снял комнаты в доме № 23 по Монтегю-плейс, неподалёку от Британского музея.

В ходе переписи 5 апреля 1891 года были перечислены следующие квартиросъёмщики: старая дева Мэри Гулд (54), домовладелица; её сестра Джейн, учительница начальных классов; Джейн Сазерленд (64); Эдвин Дэвис (18), конторский служащий; Фрэнк и Перси Джефферсоны, владельцы ресторана; Карл Фалштедт, шведский консул в Сиднее и его жена-англичанка Сесилия; двое домашних слуг; Артур Конан Дойл (31), офтальмохирург, его жена Луиза (33) и их малолетняя дочь Мэри. Конан Дойл арендовал гостиную в качестве кабинета для врачебных консультаций и приёмную, которую делил с другим врачом, по адресу: верхняя Уимпол-стрит, дом № 2. Он также поступил на работу в Королевскую Вестминстерскую офтальмологическую больницу, вот почему этот район центрального Лондона довольно часто упоминается в рассказах в качестве отправной точки.

В конце XIX века «рисующих» охватило желание увековечить соседствующую с уродством красоту города, как видно из работ, описанных выше, а также передать точное местоположение и натуралистичность деталей. Картина Джона О’Коннора (1830–1889) «Вид на запад с Пентонвилл-роуд: Вечер» 1884 года – подлинный гимн предпринимательству, технологиям и современному транспорту; готические шпили вокзала Сент-Панкрас поднимаются над будничной рутиной уличной толчеи с её газетами-однодневками и рекламой, заброшенными ящиками и корзинами, сваленными на крыше. Запруженная серыми фигурами, спешащими по домам, конками и экипажами, это и не фешенебельная улица, и не пригород: здесь царит атмосфера захудалости, здесь мечтают о лучшей жизни – это не то место, где хочется задержаться, но, то, которое хочется быстрее покинуть. Информационные листки, как «Дэйли-Ньюз», служили признаком быстротечности жизни в столице – новые газеты и журналы печатались каждый день, а старые выбрасывались. Вид открывается с заброшенной крыши, взгляд падает вниз, на заходящее солнце, озаряющее Сент-Панкрас, тепло передаётся за счёт цвета неба, контрастирующего с голыми ветвями деревьев: полотно сочетает в себе красоту, технологическую мощь и эфемерность. Вокзал ярко освещён, его готические шпили напоминают собор, а железнодорожный навес почти невидим. Эта картина полностью отражает своё время: трамвайные линии были установлены только в 1883 году, но, несмотря на свой фотографический реализм, она очень тщательно скомпонована: на переднем плане мы видим одного полицейского, одного почтальона, опорожняющего красную почтовую тумбу, одну белую лошадь, бредущую под горку, один трамвай и одну женскую фигуру в чёрном, сигналящую зонтом.

Картина «Вид на запад с Пентонвилл-роуд: Вечер» была куплена членом Парламента сэром Исааком Холденом, который содержал большое поместье в Йоркшире. Похоже, что, отправляясь в своё северное жилище, он садился на поезд как раз на Сент-Панкрас. Возможность быстро и точно ко времени добираться от места к месту – один из ключевых моментов в рассказах о Шерлоке Холмсе. Конан Дойл не раз использовал данный приём: герои спешат на поезд, чтобы умчаться из Лондона к месту преступления, и действие переносится в другой уголок страны, или, что не менее важно, клиенты приезжают на Бейкер-стрит – просить великого детектива о помощи. Например, в «Танцующих человечках» Холмс садится на поезд до Норфолка, отправляющийся в 3.40, планируя вернуться на Бейкер-стрит к обеду; в «Одинокой велосипедистке» гувернантка отправилась на станцию Фарнем 23 апреля 1895 года, чтобы сесть на поезд, отправляющийся в 12.22 до Ватерлоо; в «Случае в интернате» Холмс садится в поезд, едущий с Юстона на север Англии; в «Пенсне в золотой оправе» герои обсуждают путешествие в Йоксли, что в семи милях от Чатема, с Чаринг-Кросс. Поезда и железнодорожные станции были непременным признаком современного города, демонстрацией технологической мощи, скорости сообщения и разрозненность общества, которое больше не могло рассматриваться как нечто целостное.

«Вид на запад с Пентонвилл-роуд: Вечер» 1884 г., масло и холст, Джон О’Коннор.

На картине «Вид на запад с Пентонвилл-роуд: Вечер» в полной мере запечатлена эта разноголосица через противоположные эмоциональные регистры, переданные полупрозрачным небом и готическими шпилями, которые вызывают чувство вечной духовности, контрастирующее с серостью улицы, железнодорожным вокзалом и рекламными плакатами, указывающими на материальность повседневной жизни.

Таким образом, Лондон обеспечил изобразительное искусство и литературу того времени необходимой пищей для размышлений. Конан Дойл неоднократно подчёркивает значимость Лондона и для самого Шерлока Холмса, и для развития сюжета. В «Загадке Торского моста» мы читаем, что Холмс, «как и все великие творцы, с лёгкостью поддавался воздействию окружающей обстановки» и, кажется, необходимое вдохновение мог подарить ему только Лондон. Как он говорит в «Подрядчике из Норвуда»: «Для тех, кто изучает уголовный мир, ни одна столица Европы не представляет такого интерсекса, как Лондон». В «Пустом доме» Холмс занимался «решением тех увлекательных маленьких загадок, которыми так богата многогранная лондонская жизнь».

Лондон всегда мог похвастаться отлаженным механизмом правосудия, готовым к действию: как описано в «Медных буках», в столице был всего лишь шаг между преступлением и скамьёй подсудимых, в отличие от беззакония, царящего в сельской местности, где преступления остаются незамеченными и нераскрытыми. Лондон Шерлока Холмса в каждом рассказе играет активную роль в повествовании: задавая тон, атмосферу и настроение. Также город тонко воздействует на то, как мы относимся к персонажам рассказов, оценивая, где они живут, как живут и как выглядят. Город оставил отпечаток на героях, на их одежде и внешнем виде, стал частью сюжета, буквально пропитал персонажей, и в том, как Шерлок Холмс расследует преступление, тоже виден этот отпечаток. В конце каждого рассказа Лондон предстаёт умиротворённым спокойным местом, вселяя в читателей чувства удовлетворённости и комфорта. Лицо Лондона, отзеркаливая сюжет, меняется: зловещая неизвестность и готическая непроницаемость первых страниц развеивается, и ближе к концу, когда преступление раскрыто, Лондон становится городом, где можно беззаботно гулять под солнцем. И это перевоплощение, когда Лондон реагирует на каждую успешно распутанную интригу, и есть ключ к пониманию того, каким образом Лондон из рассказов сохраняет свой культовый статус в нашем воображении.

Конан Дойл творил в том художественном климате, в котором художники ранних 1870-х годов работали, чтобы показать «современный город», подтверждая мысль критика Антуана Пруста, что они «чувствовали перед собой долг запечатлеть для потомков признаки своего времени, пусть иногда и уродливые». Они создали новое видение города, такого же выделяющегося и вечного, как и Шерлок Холмс. Этот вымышленный детектив-консультант – неувядающая культурная икона, литературная фигура, не имеющая ни начала, ни конца.

Неудачное убив своего героя в «Последнем деле Холмса», которое стало чем угодно, но только не финалом, также, как «Его прощальный поклон» был чем угодно, но только не концом, Конан Дойл оживил Шерлока Холмса десять лет спустя, как своеобразную копию самого себя. Показавшись Ватсону в «Пустом доме», замаскировавшись в коллекционера книг, Холмс проводит своего друга по Лондону, чтобы продемонстрировать тому другую версию себя: восковую фигуру, выставленную в окне на Бейкер-стрит: коллекционер стал экспонатом. Также художественные образы Лондона, созданные в конце XIX века, бесконечно выходили из-под кисти мастеров, коллекционировались, выставлялись и воспроизводились, и это видение столицы стало тесно и неразрывно связано с мифом, имя которому Шерлок Холмс.

Лондон Элвина Лэнгдона Коберна

Эти ностальгические фотографии сделал американский фотограф Элвин Лэнгдон Коберн (1886–1966 гг.). Всмотритесь в них: таким был Лондон Шерлока Холмса. Опубликованные в 1909 году с предисловием писателя Хилэра Беллока фотографии Коберна не только живописны – в первую они очередь передают настроение города. Если говорить о технике, то эффект размытого контура был достигнут благодаря особому способу печати, и он был выбран неспроста. Беллок пишет об их особом «свойстве делать ощутимыми лондонские дым и облачность». На знаменитой фотографии «Собор Святого Павла, вид с Ладгейтской площади» с одинаковой отчётливостью виден собор, дым, вырвавшийся из трубы поезда, и нависший над городом смог.

Собор Святого Павла, вид с Ладгейтской площади.

Кингсвей.

Мост Ватерлоо.

Лондонский мост.

Гайд-парк-корнер.

Собор Святого Павла, вид с реки.

Трафальгарская площадь.

Тауэрский мост.

Паддингтонский канал.

Уоппинг.

Лестерская площадь.

Риджентский канал.

Вестминстерский мост.

Кенсингтонские сады.

Тауэр.

На набережной.

ГЛАВА 4
Клэр Петтитт. Одноразовый Холмс

Не раз и не два Артур Конан Дойл пытался избавиться от Шерлока Холмса. Уже в ноябре 1891 года, когда на счету детектива было всего несколько «дел», Конан Дойл написал своей матери: «Подумываю прикончить Холмса… отделаться от него раз и навсегда. Он отвлекает меня от великих начинаний». До конца своей карьеры писатель время от времени жестоко нападал на своё собственное творение: даже пытался вывести детектива из игры, требуя баснословные гонорары за новые рассказы; и, как известно, даже хотел убить его, сбросив в Рейхенбахский водопад в декабре 1893 года. Но от Холмса так просто не отделаешься. Детектив вернулся на страницы журнала «Стрэнд» в 1901 году и после этого, вплоть до 1927 года, воскресал вновь и вновь. Взявшись за Холмса после длительного перерыва, утомлённый Дойл писал Герберту Гринхоу Смиту, своему редактору из «Стрэнда»: «Ты будешь смеяться, но я работаю над следующей историей о Шерлоке Холмсе. Старый пёс всегда возвращается на свою блевотину».

«Смерть Шерлока Холмса», иллюстрация к «Последнему делу Холмса», «Стрэнд», декабрь 1893 г., Сидни Пэджет.

Надо полагать, Смит не смеялся, а радовался: появление Шерлока Холмса на страницах «Стрэнда» гарантировало высочайшие продажи. В 1908 году, спустя двадцать один год после первого появления детектива в печати, Конан Дойл порадовал читателей новыми рассказами о Шерлоке Холмсе, позже вышедшими под названием «Его прощальный поклон», первый был опубликован в рождественском «Стрэнде», обеспечив ему неимоверное преимущество перед конкурентами, которых становилось всё больше на и так переполненном журнальном рынке.

«Холмс вытащил часы». Изображение доктора Ватсона и Шерлока Холмса к «Случаю с переводчиком», «Стрэнд», сентябрь 1893 г., Сидни Пэджет.

После первых историй, изданных в «Стрэнде» в 1891 и 1892 годах, Конан Дойл получал внушительные гонорары, поэтому его отношение к курице, несущей золотые яйца, вызывает недоумение. Шерлок Холмс оказался творением, опередившим идеи своего создателя, и всё бежал и бежал вперёд. В конце концов, ему удалось сбежать из-под конан-дойловского надзора.

Холмса породили и поддержали новая пресса и новый читатель, развитию которых поспособствовал сам Конан Дойл, хотя и относился к «одноразовой литературе» с пренебрежением, не считая её культурой.

Из Лондона на континент: вокзал Чаринг-Кросс, 1894 Морис Бонвуасан.

Журнал «Стрэнд» был задуман и основан Джорджем Ньюнесом как первоклассный и самый «занимательный». Созданный по образцу американских ежемесячных семейных журналов, как «Скрибнере» и «Харпере», «Стрэнд» тоже обещал иллюстрации на каждой странице, но стоил в два раза дешевле. Его визитной карточкой стала узнаваемая синяя обложка. Конан Дойл шутил в письме к Смиту: «прежде иностранцы примечали англичан по клетчатым костюмам. Скоро, я думаю, они перейдут на „Стрэнд“: его имеет при себе каждый человек на судне, плывущем из Британии на материк, за исключением, разве что стоящего за штурвалом». «Стрэнд» выступил как новый тип журнала и воплотил новое представление о чтении. Британский публицист У. Т. Стед охарактеризовал его как «лёгкое чтиво от корки до корки; развлекательные иллюстрированные статьи, идеально подходящие для приятного времяпрепровождения, не затрагивающие острых тем и не провоцирующие читателей на глубокие размышления». Чтение как «времяпрепровождение» без необходимости «глубоких размышлений» свидетельствует о потребности отвлечься, которая, я полагаю, продиктована эпохой. Рассказы о Холмсе полностью удовлетворяли эту потребность. Детективные истории, неоднократно и убедительно подчёркивающие обострённую внимательность Холмса, предназначались для того, чтобы отвлекающиеся и невнимательные читатели могли «проглотить» их и забыть. Они строились на новых для того времени представлениях о внимательности и рассеянности, эфемерности и потребительстве.

«Я весь внимание», – заявляет Шерлок Холмс в «Случае с переводчиком», но он не всегда такой: все рассказы Конан Дойла строятся на чередовании внимательности и рассеянности Холмса. Его гипервнимательность частенько «угасает» («Убийство в Эбби-Грейндж»), «он постоянно переходил от полной расслабленности к небывалой энергичности» («Союз рыжих»). Но когда что-то занимает внимание детектива, его уже не остановить, как в «Пёстрой ленте», когда «он присел на корточки перед деревянным стулом и начал исследовать сиденье с самым пристальным вниманием». Но Холмс умеет отвлекаться, например, когда «сидел в партере Сент-Джеймс-холла… погрузившись в музыку» («Союз рыжих»), или «слушал Вагнера в Ковент-Гардене» («Алое кольцо»), и его «апатичные, подёрнутые дымкой глаза так отличались от глаз Холмса-детектива, безжалостного хитроумного сыщика, преследующего преступников» («Союз рыжих»). В чередовании внимательности и невнимательности Холмса отражается сосредоточенность и рассеянность вечно спешивших горожан того времени. Читательская аудитория была очень широка и охватывала людей разных социальных классов.

Сэр Артур Конан Дойл, фотографический портрет, ок. 1902 г.

В Британии продавалось от 300 000 до 400 000 экземпляров «Стрэнда» в месяц, но в действительности каждый номер прочитывало, вероятно, около миллиона человек, ведь журналы передавались из рук в руки: их читали в библиотеках и кафе, отдавали друзьям и знакомым, перепродавали. Некоторые рассказы о Холмсе перепечатывались в журнале «Тит-Битс», достигая ещё одной читательской аудитории. Новая читающая публика состояла из людей, торопливо хватающих «Стрэнд» в журнальных киосках и несущихся на корабль, поезд или омнибус, то есть читающих на бегу. Они молниеносно поглощали чтиво, сосредотачиваясь на тексте лишь урывками, читая для того, чтобы отвлечься в долгих путешествиях, скучая в душных залах ожидания или во время ежедневных поездок на работу.

Литературоведы начали задумываться о проблеме «внимания» читателей и его видах, а иногда и о его отсутствии к некоторым литературным жанрам. Разные жанры по-разному привлекают внимание? Увлечёт ли нас, к примеру, длинный роман со сложным сюжетом так же, как короткое стихотворение? Какие факторы влияют на наше внимание? Если мы читаем стихотворение на плакате, висящем в переполненном вагоне метро, воспринимаем ли мы его так же, как если бы прочитали напечатанным в книге? Происходят ли в истории какие-то изменения, влияющие на чтение? Литературный критик Николас Дамес предполагает, что в XIX веке произошло серьёзное изменение «культурных норм внимания», он отметил, что в методах чтения того времени «отражалась индустриализация остальных сфер жизни общества». У читателей, утверждает он, возникла необходимость просеивать и отбрасывать всё большие объёмы печатной продукции – передовицы, рекламу, беллетристику, – они учились выделять детали, важные факты, полезную информацию из того, что Ватсон называл «облаком газет», которое «окружает» всякого, кто варится в этом новом затягивающем мире печати.

Жители пригородов направляются домой из города: «Вечерний Лудгейт-Хилл», рисунок пером, Джон О’Коннор, ок. 1887 г.

Начиная с середины века, газеты тоже подверглись изменениям: информация стала подаваться во всё более сжатой форме. Информационные агентства, такие как «Рейтер», созданное в Лондоне в 1851 году, отбирало статьи и пересылало их в сокращённом виде большому количеству региональных газет, а ближе к концу века передавало их по телеграфному кабелю, благодаря чему они становились ещё лаконичнее. Явление, отразившее развитие технологического прогресса, получило название «новая журналистика» и характеризовалось стилем изложения и оформлением страницы с броскими заголовками, небольшими заметками и многочисленными иллюстрациями. Такие издания, как «Тит-Битс», который Джордж Ньюнс начал выпускать в 1881 году, ещё до того, как появился «Стрэнд», представляли собой дайджесты, состоявшие из выдержек или кратких обзоров – «лакомых кусочков», – простых для прочтения. В 1889 году У. Т. Стед, редактор газеты «Пэлл-Мэлл», начал выпускать журнал «Ревю-оф-ревюз», в котором печатались выжимки «образцовых статей» из множества британских и зарубежных изданий. Парадоксально, но подобная краткость не означала, что читать стали меньше, ведь частота выхода периодических изданий, а также и их количество, как замечает писательница Лорел Брэйк, продолжала расти «от ежеквартальных до ежемесячных, еженедельных, выходящих более одного раза в неделю, ежедневных и ежевечерних». Дайджест – это не форма сокращения, а скорее ответ на избыточность. Изобилие печатной продукции повлекло за собой новый подход к чтению – требовалось найти и отсортировать нужные или полезные сообщения от всего остального.

Сжатая информация: первая страница журнала «Тит-Битс», 8 апреля 1882 г.

В «Рейгетских сквайрах» Холмс читает Ватсону нотацию: «В искусстве раскрытия преступлений главнейшее значение имеет способность вычленить из колоссального количества фактов существенные и отринуть случайные. Иначе вся ваша энергия и внимание всенепременно распылятся вместо того, чтобы сфокусироваться на главном».

Конан Дойл не хотел сочинять о Холмсе «серийные» рассказы. Он писал своему редактору: «Не считаю, во всяком случае, сейчас мне так видится, что должен придумывать новую шерлок-холмовскую серию, но не нахожу причин, почему бы иногда не писать отдельные рассказы, под заглавиями вроде „Воспоминания о мистере Шерлоке Холмсе (из Дневников его друга доктора Джеймса (так!) Ватсона)“». Истории, хотя и демонстрируют все признаки серийности: одни и те же персонажи, построение сюжета вокруг «дела», не являются серией как таковой. Для начала, они не выстроены в хронологическом порядке. Ватсон время от времени возвращается к старым делам: «Я разбирался в своих давних заметках, а некоторые даже перечитывал» («Приключение клерка»), или Холмс выкапывает старые документы из коробки или вспоминает дела минувших лет, просматривая свою обширную коллекцию вырезок. Несмотря на указание точных дат и времени мы периодически натыкаемся на нестыковки: «Как обозначено в моей записной книжке, это произошло в конце марта 1892 года, холодным ветреным днём» («Происшествие в Вистерия-Лодж»), а «Четырнадцатого апреля, как отмечено в моих записках, мне доставили телеграмму из Лиона» («Рейгетские сквайры»), из чего следует, что читателю предлагается не очень-то заботиться о последовательности дел.

Разговор с Европой: Отдел континентальной телеграфной связи, Центральный телеграф, Лондон, 1891 г.

В автобиографии Конан Дойл пишет, что идея «персонажа, проходящего через все рассказы», пришла к нему как «идеальный компромисс» между двумя основными продуктами журнального рынка: сериями и одиночными рассказами. «Я думаю, что был первым писателем, который это осознал, а „Стрэнд“ – первым журналом, воплотившем идею в жизнь», – добавлял он. Эта схема – не серийная, но продолжающаяся, – похоже, позволяла ему думать о Холмсе как об одноразовом персонаже, а читателю – делать после каждой истории перерыв, вместо того, чтобы пытаться соединить предыдущий и следующий рассказы, как приходилось делать, читая, например, роман с продолжениями. Каждая история о Шерлоке Холмсе могла быть быстро забыта и не оставить следа. Конечно, редактор «Стрэнда» знал об этом и однажды даже обратился к Конан Дойлу с просьбой: «Если можно, вставьте несколько строк в начало истории, чтобы сделать персонаж Шерлока Холмса более понятным для тех, кто ранее о нём не читал». Как заметил писатель Джим Масселл, на самом деле, подобная практика была характерна для журнала «Стрэнд»: «каждый номер „Стрэнда“ был относительно автономным – редко когда статьи растягивались на несколько номеров». Внимание читателей обычно не выходило за пределы содержания каждого номера, а у публикаций не было «памяти». «Стрэнд» сознательно превратили себя в товар, пригодный для лёгкого потребления и быстрой реализации.

Иллюстрированная обложка «Стрэнда» отражала, как и напечатанные в нём истории о Шерлоке Холмсе, «постоянно меняющийся калейдоскоп жизни, протекающий на Флит-стрит и Стрэнд» («Постоянный пациент»).

Кабинетный ленточноприемный телеграфный аппарат, ок. 1902 г.

Приёмный телеграфный аппарат, ок. 1880 г.

Электрические телеграфные линии вились над улицами, и к 1890-м годам крыши центрального Лондона были плотно опутаны проводами. В 1830-1840-х годах телеграфные столбы выстроились вдоль железных дорог, а к концу XIX века телеграфная сеть распространилась по всему миру. Обложки «Стрэнда» напоминали своим первым читателям, что бумажные средства передачи информации теперь сосуществуют со сложной электрической сетью коммуникаций. И действительно, «Холмс никогда не писал писем, когда было достаточно телеграммы». Сами рассказы о Шерлоке Холмсе в чём-то телеграфичны. В наиболее буквальном смысле, Холмса частенько видят заходящим на «ближайший телеграф», чтобы «отправить… длинную телеграмму» («Этюд в багровых тонах»), также на Бейкер-стрит для своих расследований он держит запас «телеграфных бланков» («Пляшущие человечки»). Несколько историй начинаются с телеграммы, например, в «Тайне Боскомской долины» телеграмма от Холмса приходит Ватсону, когда он завтракает со своей женой Мэри, а «Пропавший регбист» начинается с того, что Ватсон признаётся: «Мы уже привыкли получать странные телеграммы на Бейкер-стрит». Иногда Холмс отправляет трансатлантические телеграммы, как в рассказе «Пять зернышек апельсина», когда решение приходит благодаря телеграфному сообщению из Америки, или в «Пляшущих человечках», когда Холмс телеграфирует своему приятелю Уилсону Харгриву в «нью-йоркское полицейское управление», чтобы запросить информацию о чикагском преступнике, или в «Этюде в багровых тонах», когда Холмс просит связаться с Кливлендом, чтобы подтвердить свои догадки.

Сообщения Холмса, как и все телеграфные сообщения, кодировались для передачи, а потом декодировались на приёмной станции; и рассказы о Шерлоке Холмсе в более общем смысле «телеграфичны», так как в них упоминаются скорость и процесс передачи сообщений, процесс их кодирования и декодирования.

Обложка журнала «Стрэнд», разработанная Джорджем Чарльзом Хэйте. Данный номер за март 1891 г. содержит рассказ Конан Дойля «Голос науки», его первый вклад в журнал.

В «Этюде в багровых тонах» Джефферсон Хоуп и Джон Ферье подслушивают двух мормонских караульных, шепчущих: «Девять к семи!/Семь к пяти!» и понимают, что «последние слова, очевидно, были паролем и отзывом», позже эта догадка спасёт жизни и им самим, и Люси Ферье. В «Алом кольце» итальянское слово PERICOLO (опасность) передаётся миганием огонька. В «Глории Скотт» Холмс достаёт «маленькую потемневшую от времени коробочку», в которой оказывается «записка, нацарапанная на клочке серой бумаги: Поставки настольных игр в Лондон окончены. Главный хранитель Хадсон, мы подтверждаем, всё о мухобойках рассказал, и о спасении вашим фазанам жизней тоже». Холмс расшифровывает это, читая каждое третье слово, и получает: «Игра окончена. Хадсон всё рассказал. Спасайте жизнь».

Кодирование и декодирование: Центральный телеграф, ок. 1895 г.

Озадаченный рисунками пляшущих человечков, появляющихся в усадьбе в Норфолке, он рассказывает Ватсону: «Я превосходно знаком со всеми видами тайнописи, и сам являюсь автором пустячного научного труда, в котором проанализировал сто шестьдесят различных шифров». Конечно, Холмс вскоре разгадывает код пляшущих человечков и заманивает в ловушку его преступного автора, отправив ему зашифрованное с помощью этого самого кода послание. Часто в историях графически воспроизводятся шифры и загадки, например «факсимиле» слов, накарябанных на оторванном уголке письма в «Рейгетских сквайрах», или пиктограммы, переплетающиеся с текстом «Пляшущих человечков», приглашая читателя выбрать, стоит ли остановиться и попробовать разобраться в головоломке или проигнорировать её и узнать отгадку в конце.

«Пляшущие человечки», код, «Стрэнд», декабрь 1903 г.

Помимо того, что Холмс отправляет личные сообщения, он пользуется телеграфом как средством информирования общественности, прибегая к нему, чтобы быстро давать объявления в газеты, когда его нет в городе. В рассказах подчёркивается тесная связь, возникшая в 1890-х годах, между «телеграфными проводами», отделами новостей и рекламными бюро лондонских газет. «„Я отправил телеграмму с Уокингской станции во все вечерние газеты Лондона. Объявление появится в каждой из них“, – с этими словами он передал вырванный из тетради листок. На нём было накарябано карандашом: „Вознаграждение 10 фунтов стерлингов тому, кто сообщит номер кэба, из которого на Чарльз-стрит, возле Министерства иностранных дел, 23 мая, без четверти десять вечера, вышел пассажир. Обращаться по адресу Бейкер-стрит, 221-б“» («Морской договор»). Иногда он пользуется услугами «рекламных бюро», которые начали появляться в то время. В «Голубом карбункуле» он посылает мальчика разместить объявление в лондонских вечерних газетах «„Глоуб“, „Стар“, „Пэлл-Мэлл“, „Сент-Джеймс“, „Ивнинг-ньюс“, „Стэндарт“, „Эхо“ и любых других, которые придут тебе на ум».

На самом деле, Холмса и Ватсона можно частенько застать по колено в газетах. По их захламлённой квартирке в доме 221-б по Бейкер-стрит разбросаны документы всех мастей и сортов. Холмс бывает буквально «похоронен под утренними газетами» («Медные буки»), часто газеты доставляют им на дом («свежие выпуски каждой газеты были отправлены к вам из нашего киоска» («Серебряный»)), и в конечном итоге они оказываются на полу, и Ватсон «поднимает утреннюю газету с пола» («Установление личности»), а Холмс «роется в куче газет» («Голубой карбункул»). Всякий раз, проходя через железнодорожную лондонскую станцию, Холмс пользовался возможность, чтобы приобрести «связку свежих газет» («Серебряный»). Газеты как будто подпитывают детектива: он прибегает к кокаину лишь тогда, когда они оказываются «скучны» («Жёлтое лицо») или «пусты» («Происшествие в Вистерия-Лодж»).

Фрагмент колонки частных объявлений газеты «Телеграф», 20 мая 1898 г.

Газеты подпитывали и сами рассказы, ведь Конан Дойл, описывая вымышленные расследования Холмса, частенько черпал вдохновение из новостных колонок лондонских газет. Газеты часто играют решающую роль в делах Холмса, как, например, в «Союзе рыжих», когда его клиент «вытащил грязную помятую газету из внутреннего кармана пальто» или когда клиентка в «Установлении личности» предъявляет газету «Морнинг-кроникл» за 27 апреля 1890 года, объясняя, что «Дала объявление о его (мистера Госмера Эйнджела) пропаже в „Кроникл“ за прошлую субботу. Вот вырезка, а вот четыре его письма». Ватсон часто использует стиль газетной статьи, продвигаясь по сюжету или обобщая ключевую информацию по некоторым делам. В «Приключении клерка» приведена целая статья, озаглавленная «Городская преступность. Убийство в „Мейсон и Уильямсы“», которая, как утверждается, является «цитатой из раннего выпуска „Ивнинг-стандард“» и содержит важную для читателя информацию. В «Пальце инженера» автор ведёт иную игру, рассказывая, что «история эта, как мне помнится, неоднократно перепечатывалась в разных газетах… всего-навсего половина газетной колонки», но гораздо более «увлекательной» она становилась в его версии, «когда её рассказывал участник событий, и действие неторопливо разворачивалось перед нашими глазами, и мы шаг за шагом углублялись в тайну и каждое новое открытие приближало нас к разгадке». Упоминание о газете придаёт рассказу достоверности, а сам он преобразует «половину газетной колонки» в захватывающее действо: история представляет собой декодирование текст статьи в развёрнутое повествование, при этом читателю не требуется прилагать к этому никаких усилий: он просто погружается в увлекательное приключение.

Читая на ходу: продавщица журналов на Ладгейт-сёркус, Пол Мартин, 1893 г.

«Я не читаю ничего, кроме криминальных новостей и „объявлений страждущих“, – заявил Холмс, уточнив. – Там всегда очень много поучительного» («Знатный холостяк»). Холмс крайне редко интересуется политическими и национальными новостями. Чаще всего его занимают частные объявления, как, например «первое объявление в разделе „Находки“» («Этюд в багровых тонах»), или рекламная страница «Дейли-телеграф» («Медные буки»), или зацепка, которую Ватсон прослеживает по газетам, восстанавливая историю брака «мисс Хэтти Доран из Сан-Франциско, Калиф.»: по разделу частных объявлений в «Морнинг-пост», по «светской хронике в какой-то газете за ту же неделю» и «вчерашней утренней газете» («Знатный холостяк»).


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю