Текст книги "Из поэзии 20-х годов"

Автор книги: авторов Коллектив

Кофе

 
Тебя сбирала девушка нагая
По зарослям благоуханной Явы.
Как ящерицу дико обжигая,
Ей кожу сделал рыжей луч кудрявый.
 
 
Замучена полуденной работой
К любовнику такому же нагому
Она бежала в лунное болото
К сплетенному из вешних прутьев дому.
 
 
И там кричали, радуясь, как дети,
Что труд прошел, а ночь еще продлится,
Показывая на жемчужном свете
Блестящие от долгой ласки лица.
 
 
С утра голландец с ремешковой плеткой
На пристани следил за упаковкой
Клейменых ящиков и кровью кроткой
Окрашивал тугую плетку ловко.
 
 
Потом с валов могучих океана
Корабль срезал бунтующую пену,
Пока в каюте мягкой капитана
Купцы высчитывали вес и цену.
 
 
До пристани, закутанной в туманы,
Томились, гордо засыхая, зерна.
А там, на Яве, кровяные раны
На девушке горели рыже-черной.
 

1920

Алексей Дорогойченко

Поэма об очередях

Рабфаковцам посвящаю

1919

 
Этот год девятьсот девятнадцатый!
Весь в борьбе этот год,
В голоде.
Ведь как приходилося драться-то:
Тело в восстанье горело,
Тело горело в борьбе,
А питанье по карточке,
По литеру Б.
А за спиною – шепот старческий.
Нервы, нервы бередя,
Шепталися очередя:
Га-а…
Довосставались…
… … … … … … … … … … … …
А мы на вокзале
С дочкой грудною, с женой
   расставались…
Мой рот разъедала цинга.
И хотелося слезы их вытереть…
И хотелось орать что-то грубое!
Но больные стискивал зубы я,
Молчал.
Ногти грыз до крови…
А глаза – телескопами:
Огневые глаза – не мокрые.
(Так глаза у волчат
По ночам.)
… … … … … … … … … … … …
Все упорней да упрямей
В огненный круг
Городов,
Сёл
Шел
С фронта на фронт
Без остановки!
С востока на запад —
Крепче винтовки!
С востока на юг
Затвора щелк,
Приклада стук:
Так надо,
Надо.
Шел.
 

1922

 
И вот
Двадцать второй сегодня год.
И… снова очередь.
Но у иного эмпео[1]1
  Эмпео – Московское потребительское общество.


[Закрыть] —
За талоном на рабфак.
Это факт.
Между прочим ведь
Что от наших важных вузов
Дух пошел совсем иной:
Пахнут кофточки да блузы
Свежесрезанным арбузом,
Комсомольскою весной.
Там галочьими стаями слетевшиеся кепи
Подняли шум и гам.
(Где молодежь, там и галдеж.
Из песни слова не выкинешь.)
… … … … … … … … … … … …
А вот, брат, при Деникине.
Э, да что говорить о нэпе.
Соблюдайте, товарищи, очередь…
Да мы черта своротим, товарищи!
Только дайте нам корочку знания.
Лучше мякишка!
Приняли, Мишка?!
Проходи…
Слышь-ка?
Ишь как радуется!
Не галди.
Соблюдайте, товарищи, очередь.
… … … … … … … … … … … …
И я – бородатый – стою:
Очередь, очередь соблюдаю свою.
Попаду ль на рабфак?!
Где уж!..
Отчего же такой веселый?
Да так.
Чую день:
Понесут караваями
Все юнцы, на рабфаки идущие,
Дымящимися караваями
Во все, во все концы,
В города понесут и села
Науку иную
В трудовую гущу…
 

1922

Иван Доронин

Весенняя любовь

 
Ой, цвети,
Цвети, кудрявая рябина,
Наливайтесь, грозди,
Соком вешним.
Я на днях,
На днях у дальнего овина
Целовалась
С миленьким нездешним.
 
 
Все было хорошо,
Так хорошо —
И блузы синий цвет,
И запах тополей.
Он из города
Ко мне пришел,
Я – с полей.
 
 
Он сказал:
«Вернулся я к покосу,
Будем травы
На лугах косить».
И все гладил,
Гладил мою косу,
На руках
По ржам меня носил.
 
 
Ой вы, ржи,
Зеленые вы ржи,
Мне бы с вами жить,
Озелениться мне бы!
Я люблю смотреть.
Как ваша ширь дрожит
Под солнечною гладью
Неба.
 
 
Жаворонок,
Выше,
Громче,
Громче,
надо мной!
Сердце просит,
Сердце хочет
Захлебнуться
Майскою волной.
 
 
Знаю:
Скоро
На широкой ниве
Будут косы
В золоте звенеть.
На деревне
Нет меня красивей,
На деревне
Нет меня дельней!
 
 
Ой, цвети,
Цвети, кудрявая рябина,
Наливайтесь, грозди,
Соком вешним.
Я намедни,
Я намедни у овина
Целовалась
С миленьким
нездешним.
 

1921

«На улыбку тихую зари…»

 
На улыбку тихую зари
Улыбается и дикий камень.
Я пришел железо примирить
С нежными степными васильками.
 
 
Край ты мой, советский край!
Родина моя – дубы да клены.
Разогнал я песенную рать
По лесам зеленым.
 
 
Звонче, звонче, звездный листопад!
За бугор катись, моторик-месяц!
Чуть заметна мятная тропа —
Я иду у синих перелесиц.
 
 
За рекой горланит буйный кочет,
Мельница стрекочет за рекой.
Вижу: тополь на опушке хочет
Мне махнуть рукой.
 
 
Братец мой, зеленоглазый братец,
Мне понятен твой язык простой.
Я в осиновой родился хате,
На соломе золотой.
 
 
Говорят, что мать моя, бывало,
Любливала ельник величать,
В ельнике зеленом укрывалась,
В зелени купалась у ключа.
 
 
Над водой склоняются кусты.
Значит голос родника не замер.
Потому-то, милый, как и ты,
Я горю зелеными глазами.
 
 
Не могу смотреть я равнодушно
На раздумье тихое берез.
В этот мир бурьянов непослушных
Сердце я рабочее принес.
 
 
Вам, поля, теперь сказать хочу я:
Поутру гоните росы в луг.
На селе, в моем саду ночует
Мой железный друг.
 
 
Не косися, филин, боязливо,
Коростель, по-прежнему стучи!
Завтра в полдень он пройдет по нивам,
Рукава по локти засучив.
 
 
Знаете, мне явь иная снится:
Будет жить орел на корпусах.
Ведь живут же голуби в столице,
Ходят же трамваи по овсам.
 
 
На селищах, за плетневой ригой,
Там, где грач садится на пенек,
В эту ночь от радости запрыгал
Электрический зверек.
 
 
По-иному о судьбе гадая,
Я узнал, что будет впереди.
Кучерявься, роща молодая!
Черная черемуха, гуди!
 
 
На улыбку тихую зари
Улыбается и дикий камень.
Я хочу железо примирить
С нежными степными васильками.
 

1925

Тракторный пахарь
(Отрывок из поэмы)

 
Времечко текло, текли мужичьи речи,
Вспыхивали за селом зарницы,
Ночь сменяла синий вечер,
Зацветали звезды чечевицей.
 
 
От селищ тянуло солодом,
Парные селища были глухи.
Старики разглаживали бороды,
Подпирали головы старухи.
 
 
У Акульки-говоруньи
И язык не приседал,
В золотое полнолунье
Слово за словом кидал.
 

Речь Акульки

 
Лихо трахтор трахторуя,
Трахторуя.
Мои милые, не вру я,
Ой, не вру я.
 
 
Времена переменилися,
Куда те!
Все ребята поженилися
Без бати.
 
 
Уж про храм не говори —
Нету воли.
От зари и до зари
В комсомоле.
 
 
Мой Егорушка прослыл,
Вишь, селькором.
Пропадет утробный сын,
Видно, скоро.
 
 
На собраньях, в комитете,
На спектаклях.
Ну скажите: жить не свете
Надо так ли?
 
 
Самогон искать – ну, скажем,
Это – дело,
Уж глядеть на пьянку даже
Надоело.
 
 
А намедни нас опять
Все пеняли…
У совхозовских ребят
Переняли.
 
 
У совхоза трахтор, вишь,
Коня вроде.
Выйдешь в поле, поглядишь —
Дух заходя.
 
 
Лихо трахтор трахторуя,
Трахторуя.
Мои милые, не вру я,
Ой, не вру я.
 

1924

Павел Дружинин

Сиделки

 
Надышали в избе, словно в бане,
От жары в лампе тухнет огонь,
Залихватским припевом мотани
Подмывает трехрядка-гармонь.
 
 
Смех и шутки налево, направо,
Лущат семечки с легкой руки…
Жмутся парни к девчонкам лукаво,
Зубоскалят в дверях мужики.
 
 
Вот гармонь загудела басами,
Волосами тряхнул гармонист…
Ой, не ветер играет с лесами,
Не осенний волочится лист, —
 
 
Скоком девки ударились в танцы,
Заходила изба ходуном.
Разгорелися щеки румянцем
У молодушек-баб под окном.
 
 
Зашептались по лавкам ребята:
«Почему не пройтись заодно.
Разве денежка наша щербата?
Разве удали нам не дано?..»
 
 
И пошли – зачастили вприсядку,
Аж ухваты в углу говорят…
Знайте, девки, мол, нашу ухватку,
Знайте наших веселых ребят…
 
 
Режет воздух каналья-гармошка,
Про потеху и пляс говоря.
А к замызганным стеклам окошка
Красной рожей прильнула заря.
 

1924

Иван Ерошин

Революция

 
О революция! Мой мрамор и гранит.
Резцом владею я. Резец мой верный —
   слово.
Когда рабы труда рвут яростно оковы,
Громят врагов своих, – я с бурей сердцем
   слит.
 
 
Жить! Жадно жить хочу! – мне юность
   говорит.
Двадцатый грозный век, век битвы, век
   суровый,
Свет человечества, – в его величье новом,
Как факел средь ночи, душа моя горит.
 
 
Жить! Страстно жить хочу, чтоб видеть час
   расплаты
И счастье новых дней, что светит нам
   вдали, —
Тиранов, палачей, поверженных в пыли.
Гремите ж яростней, восстания раскаты!
Преступный черный мир бьет в колокол
   тревог.
О революция, труби в призывный рог!
 

1917

Илья Ионов

Красный кормчий

Владимиру Ильичу Ленину

 
Руками сжав штурвал железный,
На красной вышке броневой
Стоит и держит путь свой звездный
Мятежный, гордый рулевой.
 
 
Горбами вздулись смоляные
Под ветром свежим паруса…
Смешались с плеском волн стальные
Команды красной голоса.
 
 
Плывут к земле обетованной
Язоны наших славных дней,
И блещет им в дали туманной
Колхида прелестью своей.
 
 
Глаза горят у рулевого…
Надвинув серый капюшон,
Колосса он ведет стального
Под тяжкий град со всех сторон.
 
 
Упорных рук не опуская
В мечтах о вольности морей,
Не спит команда боевая
У огненосных батарей.
 
 
Фрегат ли, бриг бежит навстречу,
Пылая жалкою враждой,
Он гибнет сразу в жаркой сече
И прочь уносится волной.
 
 
Гроза сменяется грозою,
То в тучах небо, то ясно,
Но неизменною рукою
Все управляется судно.
 
 
Уже над водною пустыней
Сверкнув, как выстрел, с корабля
Прогрохотал в просторе синем
Многоязычный крик – «Земля!»
 
 
Завыли зычные сирены,
Как чайки взмыли вымпела,
Дождавшись светлой перемены,
Заря свободная взошла.
 
 
И кормчий, светом озаренный,
По успокоенным волнам
Повел стальные легионы
К далеким, чудным берегам.
 

На заводе

 
Взметнулись к потолку стальные лапы
   кранов.
На тросах приподняв готовый паровоз,
И, кажется, сейчас взлетит он, гордо канув
В сплетеньях галерей, приводов и колес.
 
 
Горят холодных солнц бесчисленные дуги,
На бронзе мускулов рождая бликов рой…
И плавны и легки, как рати древней
   струги,
Вагранки носятся пылающей змеей.
 
 
У рельс, как муравьи, напружась,
   копошатся
Чудес невиданных бесстрашные творцы…
И руки крепкие уверенно ложатся
На черных рычагов горячие концы.
 
 
Великий, вечный труд! Хвала тебе, омывший
Росой своею нас в горниле заводском,
И властною рукой в одно биенье сливший
И сердца тихий стук, и наковальни гром.
 
 
Быть может, кто-нибудь под тяжестью
   удара
Падет средь грохота и говора станков,
Но тем дружнее мы усильем мышц и пара
В земное претворим узоры пышных снов.
 
 
Под пенье острых сверл и свист локомотива
Мы труд упорный наш согласно доведем
До той поры, когда под звук иных мотивов
По новому пути мы к новому пойдем.
 

Василий Каменский

Сарынь на кичку (Из поэмы «Степан Разин»)

 
На струг вышел Степан,
Сердцем яростным пьян.
Волга – синь-океан.
Заорал атаман:
«Сарынь на кичку!»
Ядреный лапоть
Пошел шататься по берегам.
Сарынь на кичку!
В Казань! В Саратов!
В дружину дружную на перекличку,
На лихо лишное врагам!
Сарынь на кичку! —
Бочонок с брагой
Мы разопьем у трех костров,
И на приволье волжском вагой
Зарядим пир у островов.
Сарынь на кичку! —
Ядреный лапоть,
Чеши затылок у подлеца.
Зачнем с низовья
Хватать, царапать
И шкуру драть – парчу с купца!
Сарынь на кичку! —
Кистень за пояс,
В башке зудит разгул до дна.
   Свисти! Глуши!
   Зевай! Раздайся!
Слепая стерва, не попадайся!
   Н-на!
Сарынь на кичку! —
Прогремели горы,
Волга стала шибче течь.
Звоном отзвенели
Осторожные затворы,
Сыпалась горохом
По воде картечь.
 

1918

Владимир Кириллов

«Я подслушал эти песни близких радостных веков…»

 
Я подслушал эти песни близких радостных
   веков
В гулком вихре огнеликих, необъятных
   городов.
Я подслушал эти песни золотых грядущих
   дней
В шуме фабрик, в криках стали, в злобном
   шелесте ремней.
Я смотрел, как мой товарищ золотую
   сталь ковал, —
И в тот миг Зари Грядущей лик чудесный
   разгадал:
Я узнал, что мудрость мира – вся вот
   в этом молотке.
В этой твердой и упорной, и уверенной
   руке.
Чем сильнее звонкий молот будет бить,
   дробить, ковать,
Тем светлее будет радость в мире
   сумрачном сиять.
Эти песни мне пропели миллионы голосов,
Миллионы синеблузых, сильных, смелых
   кузнецов.
Эти песни – зов могучий к солнцу, жизни
   и борьбе,
Это – вызов непреклонный злобной,
   тягостной судьбе.
 

1917

Карлу Марксу

 
Пророк грядущих радостных веков,
Крылатой мысли пламенный титан,
Ты бросил в мир мятежно-страстный зов:
– Восстаньте, угнетенные всех стран!
 
 
Чудовищу, чье имя – капитал,
Ты, мудрый, дал испить смертельный яд,
И старый мир от боли застонал,
Предчувствием мучительным объят.
 
 
Как молнии сверкающей излом,
Как солнце, побеждающее мрак,
В учении пленительном твоем
Открылся нам спасительный маяк.
 
 
Твои мечты, как стаи алых птиц,
Дыханьем радости над миром пронеслись, —
Навстречу им, как зарево зарниц,
Костры восстаний к небу поднялись.
 
 
Над ужасом московских баррикад
В тот страшный час не твой ли реял дух?
Париж… Коммуна… Красный Петроград
Еще не раз взволнуют братский слух.
 
 
Пророк грядущих солнечных веков,
Могучей мысли пламенный титан,
Ты бросил в мир великий властный зов:
– Восстаньте, пролетарии всех стран!
 

1918

Первомайский гимн

 
Славьте Великое Первое Мая,
Праздник Труда и паденья оков,
Славьте Великое Первое Мая —
Праздник Свободы, весны и цветов.
 
 
Сестры, наденьте венчальные платья,
Путь разукрасьте гирляндами роз,
Братья, раскройте друг другу объятья —
Пройдены годы страданий и слез.
 
 
С фабрик, заводов и дымных окраин
Все выходите наш праздник встречать:
Шествуй, земли полновластный хозяин,
Ты, пролетарская честная рать.
 
 
Громче – оркестры, выше – знамена!
Славьте великий рабочий союз,
Славьте всемирных борцов легионы,
Армию синих замасленных блуз.
 
 
Славьте Великое Первое Мая,
Праздник Труда и паденья оков,
Славьте Великое Первое Мая —
Праздник Свободы, весны и цветов.
 

1918

Железный мессия

 
Вот он – Спаситель, земли властелин,
Владыка сил титанических,
В шуме приводов, в блеске машин,
В сиянии солнц электрических.
 
 
Думали – явится в звездных ризах,
В ореоле божественных тайн,
А он пришел к нам в дымах сизых
С фабрик, заводов, окраин.
 
 
Вот он шагает чрез бездны морей,
Непобедимый, стремительный,
Искры бросает мятежных идей,
Пламень струит очистительный.
 
 
Где прозвенит его властный крик, —
Недра земные вскрываются,
Горы пред ним расступаются в миг,
Полюсы мира сближаются.
 
 
Где пройдет – оставляет след
Гулких железных линий,
Всем несет он радость и свет,
Цветы насаждает в пустыне.
 
 
Новое сердце миру несет,
Рушит троны темницы,
К вечному братству народы зовет,
Стирает черты и границы.
 
 
Знак его алый – символ борьбы, —
Угнетенных маяк спасительный,
С ним победим мы иго судьбы,
Мир завоюем пленительный.
 

1918

Матросам

 
Герои, скитальцы морей, альбатросы,
Застольные гости громовых пиров,
Орлиное племя, матросы, матросы,
Вам песнь огневая рубиновых слов.
 
 
Вы – солнце, вы – свежесть стихии соленой,
Вы – вольные ветры, вы – рокоты бурь,
В речах ваших звоны, морские циклоны,
Во взорах безбрежность – морская лазурь.
 
 
Врагам не прощали вы кровь и обиды
И знамя борьбы поднимали не раз,
Балтийские воды и берег Тавриды
Готовят потомкам пленительный сказ.
 
 
Как бурные волны, вы грозно вливались
Во дни революций на Невский гранит,
И кровью орлиной не раз омывались
Проспекты, панели асфальтовых плит.
 
 
Открытые лица, широкие плечи,
Стальные винтовки в бесстрашных руках,
Всегда наготове для вражеской встречи, —
Такими бывали вы в красных боях.
 
 
Подобно утесам, вы встали, титаны,
На страже Коммуны, на страже свобод
У врат лучезарных, где вязью багряной
Сверкает бессмертный Семнадцатый Год.
 
 
Герои, скитальцы морей, альбатросы,
Застольные гости громовых пиров,
Орлиное племя, матросы, матросы,
Вам песня поэта, вам слава веков.
 

1918

«Жрецам искусства»

 
Нужда и горе – наши ясли,
Подвальный сумрак – колыбель,
Где зори отрочества гасли
И пела вьюжная свирель.
 
 
Сирены зычные заводов
Нам рано указали путь
Под сень сурово-гулких сводов,
Где напряженно дышит грудь.
 
 
И в неразрывно слитом хоре,
В размерном беге шестерен,
Мы разгадали чудо-зори —
Сиянье солнечных времен.
 
 
И день кровавого восстанья,
Грозу великих мятежей,
Как деву в брачном одеянье
Мы ждали в сумраке ночей.
 
 
И час настал. И вихрь громовый
Оковы рабские расторг.
И солнце блеск явило новый,
И души обуял восторг…
 
 
Раскрылись радужные дали,
Зарделся ало небосклон,
И наши песни прозвучали
В багряном шелесте знамен.
 
 
В покровах синетканной блузы,
В сиянье заревых гвоздик,
Суровый облик нашей музы
Вам непонятен был и дик.
 
 
За то, что огненные струны
Смутили лепет слезных лир, —
Вы дали нам названье – «гунны,
Пришедшие разрушить мир».
 
 
Да, нам противен звук ненужных
Жемчужно-бисерных стихов,
Узоры вымыслов недужных
И призраки могильных снов.
 
 
И нам ли, в бурях закаленным,
Рожденным для великих битв,
Внимать напевам легкозвонным,
Стихирам сладостных молитв.
 
 
Ночные филины, кукушки,
Не вы избранники богов,
Он с нами, лучезарный Пушкин,
И Ломоносов, и Кольцов…
 
 
Певцы труда, певцы машины,
И знаменосцы и бойцы,
Семье трудящихся единой
Готовим звездные венцы.
 
 
Мы – миру весть освобожденья,
Мы – буйно-радостная новь,
И, славя смерть и разрушенье,
Поем Вселенскую любовь.
 
 
Рожденные бессмертной силой,
Мы не погибнем, не умрем.
И сквозь гроба и мрак могилы
К вратам грядущего придем.
 

1919

Василий Князев

Песня Коммуны

 
   Нас не сломит нужда,
   Не согнет нас беда.
Рок капризный не властен над нами:
   Никогда, никогда,
   Никогда, никогда,
Коммунары не будут рабами!
 
 
   Всё в свободной стране
   Предоставлено мне,
Сыну фабрик и вольного луга.
   За свободу свою
   Кровь до капли пролью,
Оторвусь и от книг и от плуга.
 
 
   Пусть британцев орда
   Снаряжает суда,
Угрожая Руси кандалами:
   Никогда, никогда,
   Никогда, никогда,
Коммунары не будут рабами!
 
 
   Славен красный наш род,
   Жив свободный народ —
Все идут под знамена Коммуны!
   Гей, враги у ворот!
   Коммунары, вперед!
Не страшны нам лихие буруны.
 
 
   Враг силен? – Не беда!
   Пропадет без следа,
Коли жаждет господства над нами:
   Никогда, никогда,
   Никогда, никогда,
Коммунары не будут рабами!
 
 
   Коль нехватит солдат, —
   Станут девушки в ряд,
Будут дети и жены бороться,
   Всяк солдат – рядовой,
   Сын семьи трудовой,—
Все, в ком сердце мятежное бьется!
 
 
   Нас не сломит нужда,
   Не согнет нас беда.
Рок капризный не властен над нами:
   Никогда, никогда,
   Никогда, никогда,
Коммунары не будут рабами!
 

1918

Сын коммунара

 
Промчится вихрь с неслыханною силой.
Сиротка-мальчик спросит мать свою:
«Скажи, родная, где отец мой милый?»
И сыну мать, склонившись над могилой,
Ответит гордо: «Пал в святом бою!
Он призван был в дни черной непогоды,
Когда враги душили край родной,
Грозя залить кровавою волной
Светильники у алтарей свободы.
На их удар ответил он ударом
И пал, от братьев отводя беду…
   Отец твой был солдатом-коммунаром
   В великом восемнадцатом году!»
 
 
Привет и ласку ото всех встречая,
Сын коммунара спросит мать свою:
«Не понимаю. Объясни, родная:
Я – мал и слаб; за что мне честь такая
В родном краю?»
И мать ответит маленькому сыну:
«К тебе горят любовию сердца
За крестный подвиг твоего отца,
Погибшего в тяжелую годину.
Стонала Русь под вражеским ударом.,
Грозила смерть свободному труду…
   Отец твой был солдатом-коммунаром
   В великом восемнадцатом году!»
 
 
«Но почему мы не в каморке тесной,
А во дворце живем с тобой?.. Взгляни —
Какой простор! Какой уют чудесный!
За что был отдан бедноте окрестной
Дворец царей? Родная, объясни!»
И мать ответит, мальчика лаская:
«Раскрыли перед вами дверь дворцов —
Заслуги ваших доблестных отцов,
Что пали, за свободу погибая.
Шел враг на Русь с мечами и пожаром,
Неся с собой смертельную беду…
   Отец твой был солдатом-коммунаром
   В великом восемнадцатом году!»
 
 
И смолкнет сын в раздумии глубоком,
Взирая на могильный холм борца
И думая о доблестном далеком…
Гигантом пред его духовным оком
Восстанет тень почившего отца!
И даст он клятву – тою же тропою
Всю жизнь свою бестрепетно идти
И не сходить с отцовского пути
Неколебимо-гордою стопою.
«Клянусь быть честным, доблестным и
ярым.
К насильникам всю жизнь питать
вражду! —
   Отец мой был солдатом-коммунаром
   В великом восемнадцатом году!»
 

1918

Красный матрос

 
Синяя куртка с грудью открытой,
Неколебимой – тот же утес! —
Вот он, бессмертья лавром повитый,
В шапке, к затылку бурею сбитой,
Гордость Коммуны – красный матрос.
 
 
Этот не выдаст в тяжкую пору,
Не затрепещет в час роковой:
Смерть, как и должно дерзкому взору, —
Дерзостью встретит: «Шутишь, без спору
Не совладаешь с вольной душой!»
 
 
Даже штыками к мачте прибитый,
Тяжко изранен стрелами гроз,
Будет бороться, кровью покрытый,
В шапке, к затылку пулями сбитой,
Гордость Коммуны – красный матрос.
 
 
Синяя куртка с грудью открытой,
Неколебимой – тот же утес! —
Вон он, бессмертья лавром повитый,
В шапке, к затылку пулями сбитой,
Гордость Коммуны – красный матрос.
 
 
Помните? Ночью взвыли заводы:
«Ратуйте, близок гибели миг —
Псков затопили прусские воды!» —
Прямо с танцульки дети свободы,
В Смольный примчали сердце и штык!
 
 
Первый в читальнях красного клуба,
Первый в лезгинке, первый в бою;
Жизнью играет дерзко и грубо:
«Шашка, так шашка; Люба, так Люба!
Вон он я – ешьте душу мою!!»
 
 
Бури встречает грудью открытой:
«Бей, измывайся – крепок утес!»
Вон он, бессмертья лавром повитый,
В шапке, к затылку молнией сбитой,
Гордость Коммуны – красный матрос.
 

1918

Ночной набат

 
Сквозь красные – от факелов – глазницы
Моих бойниц, дымяся и горя, —
Неситесь в ночь, неýмолчные птицы,
Набатные герольды звонаря!
Вонзайте клюв в сплетения соломы, —
Вперед, вперед: минута дорога!
Да осветят пылающие домы
С ножом в зубах ползущего врага.
 
 
Товарищи! Нет выхода иного,
Как – снова в бой: на смертный подвиг
снова,
Чтоб победить иль… поголовно пасть,
Но – не попасть
Душителям во власть!
 
 
Товарищи! Я вижу с вышки красной
Зловещий бег враждебных нам валов.
И в этот миг,
Тревожный и опасный,
Вновь льется крик.
Порывистый и страстный,
Истерзанных моих колоколов…
 
 
Лижи, огонь, обугленные балки…
Топор, сверкай, щиты бойниц кроша, —
Летите в ночь, пылающие галки,
Столичные предместья полоша!
Вонзайте клюв в сплетения соломы —
Вперед, вперед: минута дорога! —
Да осветят пылающие домы
С ножом в зубах ползущего врага.
 

1918