Текст книги "Из поэзии 20-х годов"

Автор книги: авторов Коллектив

Из поэзии 20-х годов

Предисловие

Сборник «Из поэзии 20-х годов» задуман как одно из дополнительных изданий к серии книг «Библиотека советской поэзии», выпускаемой Государственным издательством художественной литературы в связи с сорокалетием Великой Октябрьской социалистической революции.

Наши поэтические итоги за сорок лет не исчерпываются достижениями одних лишь признанных и более или менее известных поэтов, чье дарование смогло получить развитие и достаточный размах.

Было много поэтов иной судьбы или меньших возможностей. Но и они, большинство из них, чье поэтическое вдохновение было разбужено революционными событиями России, сказали свое слово, внесли свой вклад в общий фонд советской поэзии.

Поэзия – душа народа. Хорошо выражены благородные волнения ее в массе стихов первых советских лет, в произведениях, известных читателю. Но вот стихи той поры, быть может, не известные ему, о строительстве первой московской радиобашни:

 
Сжималось кольцо блокады,
Когда наши рабочие плечи
Поднимали эту громаду
Над Замоскворечьем.
 
 
…………………….
 
 
Нашей работы упорной
Что может быть бесшабашней!
Когда нас душили за горло,
Мы строили радиобашни.
 

Разве эти стихи рано умершего рабочего поэта Н. Кузнецова не прибавляют многого к тому, что знает читатель о величии духа нашего народа, вершившего боевые и трудовые подвиги еще на заре своего советского существования!..

Двадцатые годы были периодом становления послеоктябрьской русской поэзии. Но начало ее было положено непосредственно после Октябрьской революции и в годы 1918–1919, когда раздались первые голоса, предвозвестившие поэзию двадцатых годов и в значительной мере определившие ее характер.

Поэтому в сборник включены некоторые стихи 1917–1919 годов. Эти отдельные произведения рядовых поэтов так же трудно отнести к другому периоду, как и знаменитые стихи или поэмы поэтических лидеров, созданные накануне двадцатых годов.

 
Революционный держите шаг,
Неугомонный не дремлет враг, —
 

призывал Александр Блок в поэме «Двенадцать».

 
Кто там шагает правой?
Левой!
     Левой!
        Левой! —
 

восклицал в «Левом марше» Владимир Маяковский.

В том же возвышенно-строгом ладу славил нового хозяина жизни Демьян Бедный в поэме «Главная улица»:

 
Улица эта – дворцы и каналы,
Банки, пассажи, витрины, подвалы,
Золото, ткани, и снедь, и питье, —
     Это мое.
 
 
Библиотеки, театры, музеи.
Скверы, бульвары, сады и аллеи,
Мрамор и бронзовых статуй литье, —
     Это мое.
 

Тон и идейная направленность поэзии Блока, Маяковского и Демьяна Бедного оказывали значительное влияние на многих участников настоящего сборника.

Читатель найдет в нем стихи, представляющие собой своего рода перекличку с приведенными выше отрывками.

«Революционным шагом» призывает идти вперед А. Крайский:

 
Налево – пропасть. Направо – волны
     Водоворотом,
     А впереди…
     Кто скажет – что там?
Но, веры полный, —
       Иди!
 

«Главную улицу» воспевает Михаил Артамонов, говоря:

 
Нарядилась улица, запрудилась знаменами,
В красном гуле потонули здания.
Мятежными криками, стоголосыми звонами
Кипит народ, творец восстания.
 

Интонации «Левого марша» свойственны многим младшим собратьям Маяковского, отзывавшимся на темы революционной борьбы, развернувшейся в двадцатые годы.

Наш сборник представляет читателю не только прямые, но и косвенные отклики поэзии на октябрьскую победу и последующие события, всколыхнувшие родную страну.

Наряду со стихами на гражданскую тематику в сборнике даны и стихи лирические, пейзажные, любовные. Но и в них читатель найдет новое, увидит отсветы октябрьской зари.

Представители различных социальных слоев, не одинаково воспринявшие Октябрь, разные поэты оказались едиными в ощущении великих перемен, как обновления народной жизни, рождения надежд и перспектив, ранее неведомых.

Даже в стихах поэтов, коим не был свойственен гражданский пафос, в стихах о нивах и пашнях, о лесах и долинах, – пробивалось чувство радостной новизны.

В лирических запевах о природе и о труде можно увидеть, что на «главную улицу» новой жизни вместе с пролетарием города по-хозяйски вышел труженик деревни, «мужик Микула». Вот как обращается к нему Семен Фомин:

 
Выезжай-ка, брат Микула,
Зерна в землю разбросай. —
Жизнь объятья распахнула,
Забурлил наш тяглый край!
 

Как праздник, встретили октябрьский рассвет городские и сельские люди. Об этом вместе с другими говорит М. Праскунин:

 
Ткань зари – у всех наряд,
Крепче меди грудь и чресла…
Если Русь от сна воскресла, —
Будет пир у ней богат.
 

Отстояв завоевания Октября в гражданской войне, советские люди начали строить новое общество, осуществлять ленинские мечты о будущем. Подхваченные трудовым людом города и деревни, они нашли свое выражение и в поэзии. Очень громко прозвучали тогда строфы поэмы Ивана Доронина «Тракторный пахарь». В сказочных тонах с мягким юмором и с лирическим изумлением встречен был поэтом железный конь, пришедший на советские поля.

 
У совхоза трахтор, вишь,
Коня вроде.
Выйдешь в поле, поглядишь —
Дух заходя.
 

Это было в начале двадцатых годов, а к концу этого периода, когда появление на селе трактора стало связываться с борьбой против старого уклада жизни, с возникновением колхозов, – начали создаваться стихи о тракторных пахарях как о борцах за великое преобразование деревни.

Некоторым стихам такого рода посчастливилось стать подлинно народными. Их стали распевать на мотивы, сочиненные безымянными музыкантами. Складывались песни, подобные помещаемой в нашем сборнике песне Ивана Молчанова о трактористе Петре Дьякове…

 
По дорожке неровной,
По тракту ли, —
Все равно нам с тобой по пути…
Прокати нас, Петруша, на тракторе,
До околицы нас прокати!
 

С этим временем связана растущая решимость народа, преодолевая все трудности, шагать по новому пути, двигаться по ленинской магистрали.

Из обновленной советской действительности активно вытесняется все старое, отжившее свой век, подобно керосиновой лампе, воспетой Григорием Санниковым, подобно допотопным предметам трудового обихода, вроде сохи и мотыги, которым уделяет место в своем «Агромузее» Павел Вячеславов:

 
И пещерою кажется зал,
Если видишь —
     теряясь в века.
Допотопная, как бронтозавр.
Свой скелет подымает соха.
 

По новому в поэзии двадцатых годов зазвучала и тема труда. Рабочий стал хозяином своей страны, создателем социалистической индустрии. Образ освобожденного пролетария, «железного мессии», пришедшего строить новый мир, становится одним из центральных в поэзии этих лет.

 
Вот он – Спаситель, земли властелин,
Владыка сил титанических,
В шуме приводов, блеске машин,
В сиянии солнц электрических.
 
 
Думали – явится в звездных ризах,
В ореоле божественных тайн.
А он пришел к нам в дымах сизых
С фабрик, заводов, окраин, —
 

пишет Владимир Кириллов в стихотворении «Железный мессия».

Любопытен и широк диапазон своеобразных представлений поэтов двадцатых годов о теме труда: от городского электростроя Михаила Герасимова с его «цилиндрами, кранами, кубами» до «маленького полустанка» Леонида Лаврова, сказавшего со спокойной уверенностью:

 
Там, где есть маленький полустанок.,
Возможна большая стройка.
 

Сборник «Из поэзии двадцатых годов» не антологический. Он представляет поэзию лишь тех поэтов революционного направления, у кого есть наиболее приметные поэтические свидетельства о жизни, борьбе, о духовном подъеме народа в годы первого советского десятилетия.

Другие свидетельства этого рода читатель найдет в отдельных авторских сборниках поэтов не только русских, но и представителей других советских республик, издание которых, как уже сказано, осуществляется в серии «Библиотека советской поэзии».

Александр Жаров.

Павел Арский

Восстание

 
Мы воздвигали пирамиды,
Мы создавали города…
Вы наши слезы и обиды
Не замечали никогда.
 
 
Лишенные свободы, знанья —
Мы были вечные творцы,
И мы – основа мирозданья,
И наши – храмы и дворцы.
 
 
Вы роскошь всю купили кровью
Рабов, измученных трудом,
Служивших высшему сословью,
Века стонавших под ярмом…
 
 
Вы радость пили полной чашей,
Все, чем богата красота, —
Вино, цветы – все это нашей
Добыто каторгой труда.
 
 
Мы бриллианты вам гранили,
Мы лили бронзу и металл,
В земные недра уходили
Туда, где сумрак темный ждал…
 
 
Вы жгли себя в угаре пьяном,
Но вихрь могучий налетел
И гибель, смерть принес тиранам:
Настал безумию предел.
 
 
Мы, как стихия, грозно встали
Из царства хаоса и тьмы…
Не даром мы века страдали
Под гнетом пыток и тюрьмы.
 
 
Довольно слез и унижений,
Нет больше рабства и цепей,
Свободны будут поколенья
От тирании палачей…
 
 
И кто бы, кто с лицом умильным
Вернуть вам силу власти мог —
Затем, чтоб червем быть могильным
И ползать им у ваших ног?
 
 
О, нет! Мы долго не забудем
Века бесправья и тоски.
Мы вас к покорности принудим,
Возьмем в железные тиски.
 
 
Еще в борьбе промчатся годы,
Но мы сильны. Мы победим!
От царства солнечной свободы —
Ключ золотой не отдадим!
 

1918

Матросы

 
Балтийское море!
Железный Кронштадт!
Над Финским заливом
Пылает закат.
     Гвардейцы-матросы,
     Морской батальон,
     Не будет, не будет
     В бою побежден.
Матросы, матросы!
Пылает закат…
Матросы – в дорогу,
Прощай, Петроград!
     На юге Деникин,
     За Волгой Колчак.
     Прощается с милой
     Военный моряк.
«Потёмкин», «Аврора»!
Что сердцу милей?
На свете нет лучше
Таких кораблей.
     Они революции —
     Символ живой,
     Они нашей славы —
     Набат боевой.
Отечество наше!
О родина-мать!
Кто в цепи посмеет
Тебя заковать?
     Матросы, матросы!
     Победа нас ждет.
     С поста боевого
     Никто не уйдет.
Горит и пылает
Закат золотой,
Прощается с милой
Моряк молодой.
 

1919

Михаил Артамонов

Братанье

 
Пушки кончили рев, и шрапнель не багрила
   долину
В междугорном пространстве, в провале
   высоких Карпат.
Собирались солдаты без ружей вперед
   в середину,
Русский, немец, австриец сходились
   к солдату солдат.
 
 
День был радостно чист, перелески горели
   багряно,
Осень в рдяные краски одела простор.
Было все непривычно и жутко, и
   радостно-странно
Между кровью омытых, снарядами
   вскопанных гор,
 
 
Мы кричали камрадам: «На бой, на поход,
   на страданье
Не охотой идем жечь, колоть, убивать.
Вы такой же народ: батраки, беднота
   и крестьяне,
Так не время ли руки друг другу пожать!»
«Ружья в землю штыком! – отвечали
   камрады. —
 
 
Разве будет рабочий рабочему враг?..»
И сходились на месте, и были мы рады
Замиренью на поле кровавых атак.
 
 
В гости шли мы друг к другу. И радостно
   было братанье.
Встрепенулась гармоника, светлый сплетая
   узор.
А когда потонула долина в холодном
   тумане, —
Золотою грядой запылали костры между
   гор.
 
 
Да не долго братались: приказы
   Керенского строги.
«Никаких замирений! Войну продолжать
   до конца».
Снова грянули пушки, и снова бои
   и тревоги,
Снова мир захлебнулся в потоках литого
   свинца.
 

1917

Красный лик

I

 
Растворяйтесь, ворота, звоните, храмы,
Лейся звон со всех колоколен.
Велик и волен в своем восстанье
Народ воскресший, что был бездолен.
 
 
Вейтесь, флаги, ленты, знамена!
В красный цвет разрядись, столица!
В толпе мятежной и в гуле звона
Идут озаренные счастьем лица.
 
 
Порыв в них, сила! Они создали
И этот город, дворцы и башни.
Они сковали дворцы из стали.
Это народ, раб вчерашний!
 
 
Распахнитесь, двери, растворяйтесь,
   ворота,
Кипи, город в красном лике.
Пожарно-алы флагов взлеты.
Могуч, свободен народ великий!
 

II

 
Растворяйтесь, ворота, из домов
   каменных
Выходи, народ, на площади красные!
С гулом великим, в ропоте пламенном
Встает улица, сегодня властная.
 
 
Нарядилась улица, запрудилась
   знаменами,
В красном гуле потонули здания.
Мятежными криками, стоголосыми
   звонами
Кипит народ, творец восстания.
 

Любовь

 
Ой ли, тропочка-протопочка моя,
Поверни-ка ты в родимые края,
Где шумливою весеннею порой
Шел по жизни я, веселый, молодой.
 
 
В тихополье, на раздолье, вдалеке
Ходит девушка с колечком на руке.
Где я буду, не забуду эти дни,
Как дарил я, говорил: не оброни!
 
 
Знаю, знаю – не потеряно оно.
Знаю, знаю – и другому не дано:
В тихополье, на раздолье, вдалеке
Ходишь-носишь, не снимая, на руке…
 
 
Ах, зачем же мне покоя не дает
Эта скука да присуха-приворот,
Да мелькнувший, потонувший тихий свет,
От которого нигде покоя нет?
 
 
Ой, любовь моя, тебя не обману.
Как закончим распроклятую войну,
Возвращусь я в незабытые края…
Ой ты, тропочка-протопочка моя!..
 

1917

Яков Бердников

Русь

 
В нужде гонимая веками,
Томясь в оковах злых, не ты ль,
Гремя стозвонно кандалами,
Шла, опираясь на костыль?..
 
 
В лаптях, в оборванной сермяге,
Полна страданий и утрат,
Ты утопала в горькой влаге
От городов до хмурых хат.
 
 
Твой бог дремал в далеких тучах,
Коснел в безмолвии простор,
А на костях твоих могучих
Судьбы решался приговор.
 
 
Но дни пришли… И в миг суровый
Ты, сбросив с плеч ярмо вериг,
Взорлила к солнцу жизни новой
И окрылила красный сдвиг.
 
 
Во мгле народных суеверий
Движеньем бурь под лязг мечей,
Ты распахнула тюрем двери,
Смела тиранов, палачей.
 
 
И там, где люди, изнывая,
Стонали, падая во мрак,
Не ты ли, Русь моя родная,
Зажгла Немеркнущий Маяк?..
 

«Алеет ширь!..»

 
Алеет ширь!.. Смолкают бедствий стоны:
Уже гремит восставшая земля.
Попрали мы кровавые законы
И властно стали у руля.
Закалены в горниле огнеликом,
Мы дышим силою железа и труда.
Покорны бури нам в движении великом,
Пучины вод, гиганты города.
Наш братский мир огнем и сталью спаян…
Сошлися мы под камни и металл
Из душных нор, с оборванных окраин,
Чтоб раздробить зловещий капитал.
Чтоб озарить свободой мир безбрежный,
Разрушить гнет, сжигая мрак огнем,
Как океан, мы лавою мятежной
Из недр земных до солнца доплеснем…
Мы смерть несем тиранам и владыкам…
Мы дышим силою железа и труда.
Покорны бури нам в движении великом,
Пучины вод, гиганты города…
 

Павел Вячеславов

Агромузей

 
Лабиринтами комнат глухих
Провести себя за день успей.
Многотомным собранием их
Открывается агромузей.
 
 
Мы идем, сном ковров шелестя,
И, последовательность отметя,
Приглушенней шагнув, человек
Вводит прямо нас в бронзовый век.
 
 
Эта бронза тонка и хрупка —
По курганам ее не храня,
Не кипели над нею века,
И языческим гневом огня,
Познавая впервые литье,
   Не жгли ассирийцы ее.
 
 
Но сейчас бы завидовать им,
Как палит перед взором моим
Оглушительным блеском стеблей
Плодородная бронза полей.
 
 
Для нее не жалели свой сок
Чернозем, солончак, супесок.
Плавил зной и, слегка остудив,
   Ее закаляли дожди.
 
 
Силой лучшею заряжено,
Как сосок, тяжелело зерно.
Был бесхитростен стебля закал.
Колос цвел и дождями дышал,
 
 
Чтоб, подобием бронзы горя,
Совершенства достигнув вполне,
Как литое копье дикаря,
Экспонатом торчать на стене.
По столам —
   без крылатой ботвы —
Черепа корнеплодов мертвы.
И пьянят ароматом вина
Муравьиные горы зерна.
 
 
Еще дышит теплынью стеблей
Тракторами раскопанный клад.
Над трофеями наших полей
Современник заносит свой взгляд.
 
 
Он работу свою узнает,
Он свои изучает года.
И почетна, как быль, восстает
Этих дней, этих лет полнота.
 
 
И в его распаленных глазах,
Плавниками ресниц шевеля,
Отстоявшись в музейных стенах,
Захмелевшая бродит земля.
 
 
Пустотелые стебли висят,
Словно копья литые на вид.
И языческой бронзой слепит
Нарастающих лет экспонат.
 
 
И, как черный намек о былом,
Приглушенно ползут над столом
Почерневшие до сухоты
Параличные руки мотыг.
 
 
И пещерою кажется зал,
Если видишь —
   теряясь в века,
Допотопная, как бронтозавр,
Свой скелет подымает соха.
 

1929

Михаил Герасимов

«Я не в разнеженной природе…»

 
Я не в разнеженной природе,
Среди расцветшей красоты, —
Под дымным небом на заводе
Ковал железные цветы.
 
 
Их не ласкало солнце юга,
И не баюкал лунный свет,
Вагранок огненная вьюга
Звенящий обожгла букет.
 
 
Где гул моторов груб и грозен,
Где свист сирен, металла звон,
Я перезвоном медных сосен
Был очарован и влюблен.
 
 
Не в беспечальном хороводе —
В мозолях мощная ладонь,
Неугасимый на заводе
Горел под блузою огонь.
 
 
Вздувал я горн рабочим гневом
Коммунистической мечты,
И, опьянен его напевом,
Ковал железные цветы.
 

1917

Песнь о железе

 
В железе есть стоны,
Кандальные звоны
И плач гильотинных ножей.
Шрапнельные пули
Жужжаньем плеснули
На гранях земных рубежей.
 
 
В железе есть зовы,
Звеняще грозовы,
Движенье чугунное масс:
Под звоны металла
Взбурлило, восстало,
Заискрилось в омутах глаз.
 
 
В железе есть чистость,
Призывность, лучистость
Мимозово-нежных ресниц;
Есть флейтовы трели, —
Зажглись и сгорели
В улыбках восторженных лиц.
 
 
В железе есть нежность,
Игривая снежность,
В шлифованном – светит любовь;
Закатная алость,
Порыв и усталость,
В изломе заржавленном – кровь.
 
 
В железе есть осень,
Холодная просинь
В заржавленных ветках сосны;
Есть знойное лето,
Миражем одето,
Горячим цветеньем весны.
 
 
В железе есть жгучесть,
Мятежность, певучесть
У скал раздробленной волны,
 
 
Напевность сирены
В кипучести пены,
Где тела извивы вольны.
 
 
В железе есть ковкость,
Проворность и ловкость
Есть в танцах мозолистых рук,
Есть ток в наших жилах,
В звенящих зубилах,
Вагранками спаянный круг.
 
 
В железе есть сила —
Гигантов взрастила
Заржавленным соком руда.
Железною ратью
Вперед, мои братья,
Под огненным стягом труда!
 

1917

Полет

 
Кругом
Ободранные крыши
И ребра сломанных стропил,
Избушки чахлые не дышат
И никнут падалью
Без сил.
В заржавленные тычет лужи
Их ветер
Жесткой головой,
Соломенные косы кружит
И тужит
Горестной вдовой.
Казалась жизнь такой постылой
В прокисших омутах села.
Но вдруг:
Спустился легкокрылый,
Весь голубой аэроплан.
Как будто бы светлее стало —
Кусочек неба он принес.
И запах свежего металла
Был выразительнее роз.
Погладила его любовно, —
По жилам пробежал огонь.
Он вздрагивал,
Как чистокровный,
Разгоряченный бегом конь.
И стала я
Такой счастливой,
Когда смотрела свысока.
Он алюминьевою гривой
Со свистом резал облака.
Летели мы
На птице бойкой,
Пленясь воздушною игрой.
Внизу
Огнями,
И постройкой
Мигнул нам гордый гидрострой.
Как сладко
Голубую чашу
Небесную
В глаза плеснуть,
Как руки труб приветно машут
Платками дыма:
«Добрый путь!»
Винтов торжественное пенье,
Густая музыка без слов.
Вокруг —
Могучее сцепленье
Цилиндров, кранов и кубов.
Мосты,
Турбины,
Вышки —
Мир вам,
Привет тебе, электрострой!
Из хаоса земного вырван
Ты человеческой рукой.
Какое мощное величье
И творческий
Веселый гул!
Машины нашей профиль птичий
В стальное озеро нырнул.
Вся электричеством блистая
Плеснула новая волна,
И стала я сама стальная,
Как напряженная струна.
Когда остановилась птица
На колыханиях пруда,
Какое счастье было влиться
И мне
В симфонию труда.
 

1927

Сумерки

 
Проносятся лениво птицы
В родные гнезда
На ночлег.
Усталые щебечут жницы,
Вплетаясь в разговор телег.
Вскипает золотая пена
Пшеничных,
И ржаных снопов,
Душистое стекает сено
С густых вечерних облаков.
Растаяла устало стая
В июльской
Жаркой тишине.
Усталость всюду разлитая,
Кровь успокаивала мне.
Качались мы с тобою дремно
В рыдване на тугих снопах.
Вдали,
На горизонте темном
Звезда родилась на глазах.
И было сладостно забыться
Нам после трудового дня.
Но вдруг
Защебетала птица,
Как током прострелив меня.
Повеял сразу ветер бодрый
В соломенную пустоту:
Игриво,
Жарко
Трактор гордый
Затараторил на мосту.
Из-за скирдовой выплыл тучи
На успокоенный простор
Такой могучий
И певучий,
Ведя веселый разговор.
Пронизан весь приливом силы,
Почуял бодрую игру,
Как будто
Шар земной на вилы
Я вскинул,
Напрягая грудь.
Весь током трудовым согретый,
Горю я в творческом огне.
Как золотистые кометы
Снопы сверкнули в вышине.
Колосья
Звездами мерцали,
Все в искрах радужной игры,
Всю ночь
Над головой блистали
Встревоженные мной миры.
Чтоб в этом мировом пожаре,
Бессильный, я не изнемог,
Железный трактор,
Мой товарищ,
Мне веял голубой дымок.
И пара глаз твоих покорных
Светили, радостью
Пьяны,
В просторах сумрачных и черных,
Как две склоненные луны.
 

1928

Жнитво

 
Когда цветением на нивах
Отполыхает жарко рожь
И досыта хлебнет налива, —
Мое ты сердце не тревожь.
 
 
Не жди напрасно, стрепет ясный,
Не прибегу к тебе туда,
Где клен скрывал в объятьях
   страстных
Мой тайный трепет у пруда.
 
 
Других – не думай – не ласкаю,
Тоскуя, не брани меня:
На нивах трудовых пылаю
В разливах пламенного дня.
 
 
Каленый серп под корень низко
Подрезывает сгоряча,
И сладко мне в объятьях близких,
Баюкая, снопы качать!
 
 
Они – как голенькие дети,
Пушисты нежные тельца…
Не жди же:
Все равно не встретишь
Меня у темного крыльца.
 
 
Налиты золотою новью,
Колосья косами висят.
Я плодородною любовью
На жнивьях растворилась вся.
 
 
Как в зыбки, в теплые телеги,
Сквозь розовеющую пыль,
Кладу я с материнской негой
Спеленатые снопы.
 
 
И если будет очень горько
Тебе в разлуке и тоске,
Взгляни, мой друг, вечерней зорькой
На лунный серп в моей руке.
 

1924

Сергей Городецкий

Россия

 
Как я любил тебя, родная,
Моя Россия, мать свобод,
Когда под плетью изнывая,
Молчал великий твой народ.
 
 
В какой слепой и дикой вере
Ждал воскресенья твоего!
И вот всех тюрем пали двери,
Твое я вижу торжество.
 
 
Ты в праздник так же величава,
Как прежде, в рабской нищете,
Когда и честь твоя и слава
Распяты были на кресте.
 
 
О вечном мире всей вселенной,
О воле, братстве и любви
Запела ты самозабвенно
Народам, гибнущим в крови.
 
 
Как солнце всходит от востока,
Так от тебя несется весть,
Что есть конец войне жестокой,
Живая правда в людях есть.
 
 
И близок день, прекрасней рая,
Когда враги, когда друзья,
Как цепи, фронты разрывая,
Воскликнут: истина твоя!
 
 
Как я люблю тебя, Россия,
Когда над миром твой народ
Скрижали поднял огневые,
Скрижали вечные свобод.
 

1917