Текст книги "Техника и вооружение 2012 01"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Вертолетная воина. Вертолеты Ми-24

Виктор Марковский

Фото предоставлены автором.

Продолжение.

Начало см. в « ТиВ» №3,4,6,7,11/2011 г.

Ми-24 мог нести до четырех ракетных блоков, однако такой вариант считался перегрузочным. Каждый снаряженный блок весил больше четверти тонны (260 кг), причем после пуска ракет они оставались висеть на подвеске форменным «решетом», ошутимо прибавляя аэродинамическое сопротивление, из-за чего обычно дело ограничивалось парой блоков. Поскольку для наведения и прицеливания при стрельбе НАР требовалось «направлять» их маневром всей машины, управление огнем из блоков было выведено к командиру. Предусматривалась и возможность стрельбы НАР оператором с наведением по прицельной станции, благо и в его кабине имелась ручка управления, позволявшая пилотировать машину в случае выхода из строя командира. При этом все управление вооружением переключалось на кабину оператора.

«Разделение труда» предусматривалось и при использовании бомбардировочного вооружения: в таком варианте вертолет мог нести до четырех бомб по 100 или 250 кг либо две по 500 кг. На Ми-24Д бомбометание выполнял оператор с помощью своей станции КПС-53АВ, летчик мог сбросить бомбы только в аварийном режиме. На Ми-24В и пушечных машинах с более совершенным автоматическим прицелом летчика АСП-17В прицельное бомбометание мог произвести и командир. Для прицельного бомбометания на Ми-24Д и Ми-24В использовался бортовой вычислитель стрельбы и бомбометания ВСБ-24, обычно применявшийся в полуавтоматическом режиме (работа в «автомате» в горах давала слишком много промахов).

Летчик Ми-24 Е.Е. Гончаров, служивший в Кундузском 181-м ОВП, рассказывал: «Некоторые говорили, что прицел в горах бесполезен, так что народ изобретает всякие способы, рисует перекрестья на лобовом стекле и прочее. Даже при подготовке указывали: «в горной местности АСП-17В и ВСБ-24 не применяются, так как работа в автоматическом режиме ненадежна». Нам приходилось работать с высоты, держась повыше досягаемости стрелкового оружия, и прицел давал вполне нормальные результаты. Понадобилось, конечно, приспособиться: первое время бомбы укладывались с точностью метров до ста, а то и больше, но через пару месяцев начали попадать прямиком в цель, а потом даже появилась возможность сократить ударные группы – три из четырех бомб ложились прямыми попаданиями. Действия экипажа при нормальной работе прицела здорово упрощаются. Оператор накладывает марку прицела на цель, включает режим и сопровождает цель, удерживая на ней марку. У летчика на его прицеле индикатор указывает положение цели, слева или справа, и тот старается вести вертолет на боевом курсе по указаниям индикатора точно через цель, держа скорость и высоту (визуально ему цель не видно, так как она сразу уходит под вертолет). Вычислитель в нужный момент дает зуммер, и оператору остается только нажать кнопку сброса. Когда набьешь руку, не нужно расходовать бомбы на «пристрелку» и даже разговоры в эфире лишние не нужны с группой целеуказания и наводчиком».

Впрочем, другие больше полагались на меткий глаз и навык, выполняя бомбометание по своим ориентирам, целясь по кончику ПВД или нижнему обрезу бронестекла и резонно указывая, что важен результат и «надо попадать, а не целиться».

Обычным вариантом снаряжения вертолета Ми-24 была комбинация из двух блоков и двух бомб калибра 100 кг. Загрузка вертолета блоками и бомбами по 250 кг применялась реже. В частности, по данным за 1984 г., такое вооружение Ми-24 несли только в 16% вылетов (все-таки вертолет при этом становился на полтонны тяжелее). Бомбы всегда подвешивали на внешние держатели, поскольку подкатить их ко внутренним мешали колеса основных стоек шасси.

Замена отказавшего пулемета на Ми-24В. 205-я ОВЭ, Кандагар, осень 1987 г.

«Пятисотки» применялись нечасто, в основном при крайней необходимости. Вертолет с такой нагрузкой становился тяжелым и неповоротливым, да и при подвеске бомбы были неподъемными и вручную управиться с ними оказалось невозможно. К тому же после бомбометания вертолет оставался с одним только пулеметом: блоки из-за перегруза при этом не брали. В Кандагаре за весь 1982 г. бомбы ФАБ-500 на Ми-24 использовались всего четыре раза. В одном таком случае в ноябре 1982 г. капитан Анатолий Чирков из известной «александровской эскадрильи» наносил удар по собравшемуся в одном из кишлаков исламскому комитету. Целью служил большой глинобитный дом-сушильня, где совещались местные вожаки. Объект выглядел настоящей крепостью, однако «пятисотки» первым же ударом накрыли его и развалили вместе с «активистами».

В Газни в мае 1987 г. тяжелыми бомбами и вовсе чуть было не наделали вреда самим себе. Ночью дежурная группа поднялась по вызову батальона охраны для удара по замеченной рядом банде. Цель указали осветительной миной. На Ми-24 с вечера висели ФАБ-500, ими и отработали по подсвеченному месту. Летчики только что прибыли с заменой и, по незнанию, бросали бомбы залпом и с небольшой высоты. Вертолеты подбросило на сотню метров, по счастью, не задев осколками. На земле их уже встречал комэск: «Пятисотки» отставить, впредь – только 250 килограммов и по одной». Оказалось, что разрывы легли неподалеку от жилого городка, там все ходило ходуном и в модулях повылетали стекла.

Душманский дувал после вертолетной атаки. Рядом видны окоп и воронки от бомб. Окрестности Кандагара, осень 1987 г.

Полный боекомплект к пулемету ЯкБ-12,7 составлял 1470 патронов. 262-я ОВЭ, Баграм, лето 1987 г.

В ходе доработок на Ми-24 всех модификаций, использовавшихся в ВВС 40-й армии, была обеспечена возможность подвески многозамковых бомбодержателей МБД2-67у. С использованием пары таких держателей вертолет мог нести до десяти бомб калибра 100 кг (по четыре на каждом из держателей и еще две на свободных крыльевых узлах). Точность такого бомбометания оказалась невелика, однако подобный вариант вооружения, прозванный «ежиком», нашел применение при минировании. Пара вертолетов обеспечивала укладку достаточного числа мощных бомбовых «мин» в нужном месте, уложив два десятка «соток» у враждебного кишлака или душманского лагеря и надежно блокировав всякие передвижения на подступах к ним. С той же целью Ми-24 дорабатывались под установку контейнеров мелких грузов КМГ-У, которые могли нести как мины, так и мелкие бомбы, использовавшиеся для минирования. Каждый КМГ-У вмещал по 1248 мин ПФМ-1. При подвеске четырех КМГ-У вертолет мог засеять незаметными минами-«бабочками» обширный участок, в полосе которого площадь и плотность минирования зависели от режима разгрузки, задававшегося управлением контейнера, имевшего четыре различавшихся интервала выброса блоков с боеприпасами – от 0,05 до 1,5 с.

На вертолетах нашли применение также объемно-детонирующие авиабомбы (ОДАБ) – оружие новое и на тот момент никому не знакомое. Воспользовавшись возможностью опробовать их в боевой обстановке, ОДАБ пустили в дело уже в первый военный год. На практике, правда, оказалось, что боеприпас необычного устройства с содержимым из жидкого взрывчатого вещества, требующего целой системы зарядов для рассеивания и подрыва детонирующего облака, довольно капризен и чувствителен ко внешним условиям. На формирование взрывчатого тумана могли повлиять температура, плотность и влажность окружающего воздуха, а также ветер, препятствующий созданию оптимальной концентрации аэрозоля, окутывающего цель. В результате срабатывали далеко не все сброшенные бомбы (по опыту американцев, впервые испытавших боеприпасы объемного взрыва во Вьетнаме, и вовсе взрывалось от 30 до 50% таких бомб).

По-видимому, впервые использование ОДАБ с вертолетов имело место в августе 1980 г. летчиками кундузской эскадрильи Ми-24. Ликвидируя душманские засады в Файзабадском ущелье, вертолетчики работали звеном, в котором ведущая пара несла по две ОДАБ-500, а замыкающие – блоки с ракетами. Замкомэска Алаторцев так описывал организацию налета: «Шли на высоте больше обычной, держась на 300 метрах, поскольку у ОДАБ осколков хоть и нет, нов корпусе много всякой требухи и при срабатывании эти железки разлетаются вверх метров на 200. Сами бомбы тоже какие-то необычные, чушки с округлым рылом, вроде бочек, с хлюпающим внутри содержимым. Нам доводили, что при испытаниях ОДАБ не все ладилось, что-то в начинке не срабатывало как надо и могло не сдетонировать. Решили, что процесс получится поддержать ракетами, так оно и вышло. После сброса внизу поднялось облако, даже с виду тяжелое и вязкое, и в этот маслянистый туман тут же вошли ракеты с ведомых. Рвануло будь здоров, швырнуло вертолеты, только зубы лязгнули. Взрыв по виду тоже не похож на обычные бомбы, от которых только пыльный фонтан и дымное облако, а тут – вспышка и огненный шар, долго клубящийся внизу. Ударная волна у бомбы пожестче, чем у обычных, ну и огнем там внизу все добивает. Эффект в сочетании ударного давления, вроде фугасного, и высокой температуры. Десантники рассказывали потом, что оставшиеся на месте «духи» были в жутком виде – трупы обгоревшие, с выбитыми глазами, кто выжил – и те контуженные, со рваными легкими, ослепшие и оглохшие».

При удачном использовании ОДАБ в афганской обстановке оказывались даже более действенным оружием, чем прочие боеприпасы. Раскаленное облако объемного взрыва проникало в пещеры и горные расщелины, огненным ударом накрывало каменные россыпи и лабиринты дувалов, настигая противника там, где он был неуязвим для обычных средств. ОДАБ нашли применение также при высадке воздушных десантов, когда перед посадкой вертолетов требовалось быстро и на большой площади устранить минную угрозу. Сброшенные ОДАБ проходились по площадке фронтом ударной волны с большим давлением, вмиг освобождая ее от мин.

Хранить ОДАБ с чувствительным содержимым полагалось, защищая от прямых солнечных лучей и перегрева. На деле никаких навесов на складах боепитания не водилось, и хорошо, если бомбы прикрывали от солнца хотя бы брезентом («это у американцев что солдаты, что бомбы балованные, склады с кондиционерами им подавай»).

Впрочем, применению ОДАБ препятствовали не только особенности устройства: оказалось, что это оружие, помимо эффективности, успело заслужить в ряде конфликтов репутацию «негуманного», как вызывающего чрезмерные страдания людей. ООН успела заклеймить боеприпасы объемного взрыва как противоречащие принятым нормам ведения вооруженной борьбы. Женевским чрезвычайным комитетом по обычному оружию в 1976 г. и вовсе была принята резолюция о признании боеприпасов объемного взрыва видом оружия, по квалификационным признакам требующим запрещения. Хотя никто из стран-обладателей такого оружия и не подумал с ним расставаться, мнение международного сообщества приходилось принимать во внимание. На случай приезда журналистов и всякого рода иностранных представителей, время от времени появлявшихся в Афганистане с гуманитарными миссиями, бомбы старались убирать подальше от чужого глаза и воевать только «гуманным образом».

Уничтожение живой силы оставалось первоочередной задачей противопартизанской войны: в дело шли НАР С-5С и С-8С, начиненные блоками стальных оперенных стрел по 1100 и 2200 штук соответственно. Стрельба ими, однако, требовала тщательного выдерживания дальности, чтобы пучок «картечи» сохранял убойную силу и не разлетался впустую. Применение боеприпасов, «неизбирательно» решетивших все на своем пути ливнем стрел, тоже противоречило ряду международных конвенций, из-за чего командование ВВС 40-й армии, руководствуясь «спускаемыми сверху» распоряжениями, то запрещало их, то вновь разрешало, хотя летчики высоко ценили это оружие «местного массового поражения». Вертолетчикам в Файзабад зимой 1981 г. однажды привезли полсотни ящиков с С-5С. Расстреляли их за день, запросив еще. Вместо боеприпасов примчался начальник службы вооружения полка, потребовавший немедля вернуть все ракеты с «гвоздями» обратно. Из шестисот штук ему смогли предъявить лишь две, «кривоватые», которые залежались только потому, что не лезли в стволы.

На борту Ми-24П хорошо видны подкрепления из уголков и усиление борта, потребовавшиеся ввиду большой отдачи пушки.

В кабине – борттехник вертолета Иосиф Лещенок. 205-я ОВЭ, Кандагар, осень 1987 г.

Солдаты-вооруженцы Ширалиев и Хазратулов разряжают пушку перед чисткой. Рядом с инструментами лежит извлеченный из казенника патрон с бронебойно-разрывным снарядом. 205-я ОВЭ, Кандагар, осень 1987 г.

Ракетные блоки под 57-мм снаряды типа С-5 с 1982 г. начали сменять новые пусковые Б-8В20 под более мощные НАР типа С-8 калибра 80 мм. Под них дорабатывались находящиеся в строю машины, а вертолеты новых серий сразу получали более современное вооружение. Превосходство новых реактивных снарядов было настолько убедительным, что для ускорения перевооружения ими авиатехники появился специальный директивный правительственный документ – постановление комиссии по военно-промышленным вопросам при Совете Министров СССР от 27 июля 1984 г. об ускоренном внедрении НАР семейства С-8. Со ссылкой на афганский опыт требовалось увеличить выпуск новых ракет, наращивая объемы производства за счет сокращения производства 57-мм снарядов.

Впрочем, и С-5 не прекращали использовать до последних дней войны.

Перед зарядкой ленты выступающие патроны во избежание перекоса и заклинивания в пушке выравниваются и добиваются специальным приспособлением. На заднем плане – контейнер-укладка с ракетами типа С-5.

Ми-24П ведет стрельбу из пушки: перед самой машиной видны фонтаны разрывов. Район Черных гор под Кандагаром, осень 1987 г.

В дело шли снаряды самых разных типов и моделей, причем время от времени среди завозимых боеприпасов попадались НАР самых ранних образцов. Для расходования накопленных припасов тыловики подчищали склады в Союзе, и в части завозились даже С-5 первых модификаций, выглядевшие настоящими раритетами. Такие изделия отличались не только маломощностью, вдвое уступая в поражающем действии более современным образцам семейства, но и требовали куда больше времени и усилий при подготовке: каждую такую ракету перед зарядкой требовалось снарядить взрывателем, шедшим отдельно, который специальным ключом вкручивался в корпус. Учитывая, что на один только вертолет надо было подготовить 64 ракеты, можно представить, скольких хлопот это стоило. Встречались даже снаряды модификаций С-5М и С-5К образца 1950-х гг., имевшие собственные электрические вилочки, каждую из которых при зарядке нужно было вставить в соответствующий разъем блока, а сам блок предварительно переоборудовать с установкой набора дополнительных деталей. Многие такой «антиквариат» двадцатилетней давности и дома не успели застать, и как обращаться с ними – помнили только ветераны групп вооружения. Снаряды поновее имели встроенный взрыватель и требовали куда меньше забот, будучи сразу готовыми к применению.

Некоторые Ми-24 были доработаны под установку крупнокалиберных реактивных снарядов С-24 и С-25, а также С-13, применявшихся в пятизарядных блоках. Достоинством крупнокалиберных ракет была внушительная дальность прицельного пуска, позволявшая поражать цели с безопасного расстояния без входа в зону ПВО противника, однако широкому распространению такого оружия препятствовали особенности самих ракет, оснащенных мощным двигателем, работа которого могла вызвать помпаж силовой установки вертолета. Машину при пуске тяжелых НАР буквально захлестывало шлейфом газов ракетного «пороховика», и для стрельбы требовалось тщательно выдерживать параметры полета вертолета, при пуске ракет переводя его двигатели на пониженный режим.

В 50-м ОС АП под тяжелые ракеты С-24 в 1984 г. переоборудовали четыре Ми-24, аналогичную доработку прошла часть вертолетов 335-го ОБВП, 280-го и 181-го ОВП. Имелись такие машины также в 262-й, 205-й и 239-й отдельных эскадрильях. Пуски доверялись лишь самым опытным летчикам, и то применялись тяжелые снаряды только время от времени, когда возникала необходимость поражения защищенных и прикрываемых зенитным заслоном целей. Помимо высокой точности, снаряды обеспечивали значительную площадь поражения, особенно при оснащении неконтактным радиовзрывателем РВ-24, подрывавшим снаряд над целью, осыпаемой тысячами осколков сверху, с самой незащищенной стороны.

В 50-м ОСАП за весь 1984 г. произвели 50 пусков С-24. В Лашкаргахе, в зоне ответственности 205-й ОВЭ, ракетами С-24 эпизодически оснащались Ми-24, вылетавшие на поиск душманских караванов.

В кандагарском 280-м полку работа с С-24 привела к происшествию, непосредственно со снарядами и не связанному, но завершившемуся поломкой вертолета. В августе 1987 г. группа Ми-24 утром вылетела на удар, однако при заходе на бреющем против солнца один из вертолетов задел бархан и «вспахал» землю. Удар оказался настолько чувствительным, что заклинило дверь летчика и люк оператора. Пришлось стрельбой из автоматов разбить фонари, чтобы выбраться наружу. В оправдание говорилось, что машина была изрядно перетяжелена подвеской, тянувшей за тонну. Тем не менее летчиков подвергли «высшей мере», списав с летной работы в авианаводчики. Пострадавшие могли считать, что им еще повезло: вертолет от удара изрядно деформировался, оказавшись буквально скрученным штопором. Ремонтная бригада долго билась над его восстановлением, однако летать на «инвалиде» никто не решался, и его списали в одно из училищ в качестве наглядного пособия.

Применение еще более внушительных С-25 и вовсе ограничилось несколькими пробными пусками. Носить четырехсоткилограммовый снаряд могли не все самолеты, а на вертолете сход С-25 сопровождался таким шлейфом пламени и грохотом, что все дружно решили, что это никак не вертолетное оружие.

Оснащенность Ми-24 комплексом управляемого вооружения выделяла его среди прочих типов самолетов и вертолетов, находившихся в составе ВВС 40-й армии. Боевые вертолеты являлись единственными изо всех, кто таким оружием располагал достаточно продолжительное время – до самого 1986 г., когда управляемые ракеты начали использовать и на штурмовиках Су-25. Впрочем, и в последующие годы на штурмовиках управляемое вооружение не стало массовым и применялось лишь эпизодически, будучи оружием достаточно дорогим. Доверялось оно только наиболее подготовленным летчикам.

В противовес этому практически все экипажи Ми-24 могли работать управляемыми ракетами, и вертолеты несли ПТУР буквально в каждом полете. В определяющей мере этому способствовала отработанность комплекса управляемого вооружения, его хорошая освоенность строевыми экипажами, а также невысокая по сравнению с другими видами управляемого вооружения стоимость. ПТУР обладали высокой эффективностью, хорошей точностью и большой поражающей мощностью при значительной дальности стрельбы, ограничивавшейся практически только возможностью визуальной видимости цели.

Первое время, однако, случаи применения ПТУР были нечастыми. Так, за весь 1980 г. число использованных ПТУР ограничилось 33 единицами. В этот период в Афганистане находились преимущественно вертолеты Ми-24Д. Эта модификация несла ракетный комплекс 9П145 « Фаланга – ПВ» с полуавтоматической радиокомандной системой наведения, довольно эффективный и обеспечивавший дальность стрельбы до 4000 м. Ракеты являлись достаточно внушительными изделиями, имевшими крыло без малого метрового размаха, из-за чего их наличие на подвеске отражалось на поведении вертолета. Громоздкость «Фаланги» сказывалась и при подготовке машины. ПТУР поставлялась в неподъемном шестидесятикилограммовом ящике, который требовалось подтащить к вертолету, со всеми предосторожностями извлечь ракету, развернуть и зафиксировать крыло, проверить зарядку воздухом, состояние трассеров и трубопроводов, литеру и код системы наведения, после чего установить увесистое изделие на направляющие, подсоединить разъем, зафиксировать его и снять струбцины с рулей. На всю процедуру уходило 12– 15 мин.

Вскоре в части начали поступать более современные Ми-24В, отличавшиеся новым прицельным оборудованием летчика вместо прежнего простенького коллиматорного прицела, а также ракетным комплексом нового поколения 9К113 «Штурм-В» со сверхзвуковыми ракетами 9М114. Достоинством «Штурма» была не только повышенная точность и дальность, доведенная до 5000 м, но и удачное в эксплуатации решение ракеты, поставлявшейся прямо в пусковом контейнере-трубе, в котором она и подвешивалась на вертолет. Пластиковые трубы были удобны в транспортировке и хранении и крайне нетребовательны в подготовке: для установки «Штурма» достаточно было поместить контейнер на опоры и поворотом ручки закрыть замки.

Сами ракеты поставлялись в вариантах «Штурм-В» и «Штурм-Ф» с пятикилограммовой кумулятивной и фугасной боевой частью. Последняя имела снаряжение объемно-детонирующего действия с жидкой взрывчаткой, в устройстве которой удалось избавиться от недостатков первых образцов таких боеприпасов, и отличалась значительно большей надежностью и эффективностью. Любопытно, что в строю многие даже не догадывались о начинке ракеты, считая, что та несет обычный фугасный заряд («Штурм-Ф» отличался от противотанкового кумулятивного варианта заметной желтой полосой на пусковой трубе).

Вертолет Ми-24В, подготовленный к вылету на патрулирование аэродрома. Баграм, 262-я ОВЭ, осень 1988 г.

Пример фюзеляжной живописи на Ми-24В. Похожие рисунки к концу войны несли и другие вертолеты 262-й ОВЭ.

Пуск ПТУР выполнял оператор, наводивший ракету с помощью прицельного комплекса «Радуга-Ш» (на Ми-24Д использовалась аппаратура прежней «фаланговской» комплектации «Радуга-Ф»), Обнаружив цель с помощью оптики прибора наведения, оператор переводил его в узкое поле зрения и дальше только удерживал метку на цели, а радиокомандная линия сама вела ракету до попадания. Установка оптической головки наблюдения на гиростабилизированной платформе помогала сохранять цель в поле зрения и удерживать наложенную на нее метку, а сверхзвуковая скорость ракеты сокращала продолжительность ее полета до встречи с целью и, соответственно, время занятости оператора в наведении до нескольких секунд (прежде вертолет должен был оставаться на боевом курсе вдвое-втрое дольше, что было небезопасно при зенитном воздействии противника). Стабилизация поля зрения в ходе наведения позволяла вертолету выполнять противозенитные маневры с уклонением от направления на цель до 60° и кренами до 20°. Некоторые проблемы чувствительному оборудованию доставляла работа пулемета и особенно пушки: грохочущее оружие сотрясало машину; из-за вибраций подтекали гидродемпферы, и рабочая жидкость стекала в находящийся тут же прибор наведения, заливая оптику. Блок «Радуги» приходилось раскручивать и чистить от жирной жидкости (кто поленивее обходился тем, что откручивал пробки, сливал жидкость и кое-как протирал стекла ваткой на проволоке).

Все эти достоинства ПТУР летчики высоко оценили, и «Штурм» стал весьма популярным оружием. Поражающего действия ракеты было достаточно для борьбы с самыми разными целями – от машин в душманских караванах до огневых точек и укрытий. При этом не играло особой роли, фугасная применялась ракета или кумулятивная – мощи заряда, способного пробить полуметровую броню, хватало с лихвой, чтобы разнести дувал или другое строение. Обычным делом была стрельба ПТУР с предельных дистанций, порядка 3500-5000 м, в том числе и по зенитным средствам для расчистки зоны действий ударной группе. Фугасные «Штурмы» становились особенно действенными при поражении пещер, в которых засевший противник для иных средств был практически неуязвим, а его огонь оттуда оказывался губительно точен. Ограниченные объемы идеальным образом содействовали срабатыванию начинки ракеты с максимально эффективным развитием фугасного удара.

Пуск ракет С-24 с борта Ми-24. Обычно рекомендовался одиночный пуск тяжелых снарядов как меньше влияющий на работу двигателей вертолета.

О массовости применения ПТУР уже в 1982 г. свидетельствуют масштабы их использования в Панджшерской операции: за период с 17 мая по 10 июня этого года, менее чем за месяц, были израсходованы 559 управляемых ракет (в среднем, по полтора десятка на каждый участвовавший в боевых действиях Ми-24).

Точность попадания ПТУР по небольшим объектам типа грузовика составляла порядка 0,75-0,8, а по строениям и другим подобным целям практически приближалась к единице. Любопытное замечание содержалось в одном из отчетов по эффективности техники и вооружения: опрошенные летчики сетовали, что применение ПТУР сдерживается «недостаточным количеством подходящих целей». В качестве примера приводились действия вертолетного экипажа командира эскадрильи 181-го ОВП подполковника Н.И. Ковалева, уничтожившего за месяц боевой работы на Ми-24П восемью ракетами «Штурм-В» восемь объектов мятежников, т.е. каждая ракета была уложена точно в цель (Герой Советского Союза Николай Ковалев погиб со всем экипажем 1 июня 1985 г. в сбитом вертолете, взорвавшемся в воздухе после поражения ДШК).

Примеров удачного применения «Штурма» было множество, в том числе и в дуэльных ситуациях против огневых точек и зенитных средств. В августе 1986 г. звено вертолетов 181-го полка под началом майора А. Волкова вылетело для удара по пристанищу местного вожака «инженера Салима». Кишлак в горах у Пули– Хумри, служивший базой душманов, имел хорошее зенитное прикрытие. С учетом этого атаку спланировали с применением ПТУР, а сам вылет наметили на раннее утро. Первым же заходом Ми-24 старшего лейтенанта Ю. Смирнова «Штурмы» всадили прямо в строение, похоронив его обитателей в пыльных развалинах.

Несколько раз ПТУР использовались «по непосредственному назначению» , для борьбы с бронетанковой техникой – оказавшимися в руках душманов БТР и танками. 16 января 1987 г. вертолетчики 262-й ОВЭ получили задачу уничтожить захваченный душманами БТР, из которого те вели огонь по постам охраны у Баграмского аэродрома. В воздух подняли звено Ми-24, в три захода отстрелявшихся по цели ПТУР и для гарантии отработавших еще и пушечным огнем и залпами НАР, после чего с соседних постов с удовлетворением сообщили о наступлении «тишины и покоя». Парой месяцев спустя звено Ми-24 вылетело на подавление досаждавшей огневой точки у Баграма. Все вертолеты пустили по четыре «Штурма»; вернувшиеся летчики докладывали о наблюдавшихся попаданиях точно в окна дувала.

Подтверждением эффективности «Штурма» на Ми-24В, как и стоявшего на нем прицельного комплекса с хорошими возможностями, стала распространенность «полосатых» этой модификации, вскоре «выживших» прежние Ми-24Д. Так, к осени 1984 г. в кундузском 181-м ОВП оставался единственный Ми-24Д, который на боевые задачи старались не посылать, используя его в качестве связного и «почтовика».

Оригинальную доработку провели осенью 1987 г. в Кандагаре, где десяток машин получил по два пусковых устройства АПУ-60-1 под заимствованные у истребителей ракеты Р-60. Эти ракеты, созданные для ближнего воздушного боя, вертолеты должны были нести на случай встречи с «духовскими» самолетами и вертолетами, донесения о залетах которых с пакистанской стороны появлялись время от времени, но встретить их «живьем» так и не удавалось. Для воздушных целей предназначались Р-60 на левом пилоне, правая АПУ была наклонена вниз, чтобы ее тепловая ГСН могла захватить наземную «горячую» цель – костер или двигатель автомашины. По результатам испытаний Р-60 на вертолетах, однако, было известно, что ракеты по подобным воздушным целям с малой тепловой контрастностью не очень эффективны и способны захватить чужой вертолет максимум с 500-600 м, а поршневого «нарушителя» и того меньше.

Р-60 устанавливались и на Ми-8, но об успехах их применения автору ничего не известно.

Окончание следует

В статьях цикла «Вертолетная война» использованы фото В. Максименко, А. Артюха, В. Паевского, J1. Мельникова, Д. Евсютина, С. Пазынича, Н. Гуртового. Н. Лисового.