Текст книги "Без единого выстрела[сборник] (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Станислав Лабунский,Сергей Долгов,Павел Торубаров,Яна Саушина,Олег Миронов,Эдуард Стиганцов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

– Не дождешься, слышишь, Карфаген? Ты никогда не получишь свои проклятые деньги! Я уничтожу их, уничтожу, чего бы мне это ни стоило!

– Успокойся, старина, и кончай блефовать. По сути, ты мне уже не нужен, и я веду этот разговор из чистой вежливости и уважения к нашему общему прошлому. Нашему беззаботному детству, – Карфаген вновь усмехнулся, похлопав Алексея по плечу. – Мы уже все знаем, благодаря доктору и его чудо препарату…

– Моя дочь… вы обещали… – пролепетал трясущийся в углу мужчина.

– Заткнись! Я же сказал, что все с твоей дочкой будет нормально. Ты помог нам, мы поможем тебе. Все у всех будет хорошо. Ну, за исключением тебя, Леша. Для тебя все будет не так сладко. Пойми, ты опасен для меня. И уже не нужен. Как только док ввел тебе свою чудо–вакцину, мы подумали, что ты отдал Богу душу. Ошибки быть не могло. А когда, стоя на улице, стали всерьез присматривать тебе могилку, из церкви донесся жуткий вопль. Ты знаешь, у меня богатая фантазия, но это было… В общем, вряд ли нормальный человек на такое способен. Когда мы вбежали, ты лежал на полу, каким–то чудом порвав веревки. Как тебе это удалось, ты и сам вряд ли объяснишь. Но тогда препарат еще действовал, и я задал тебе самый главный вопрос. Как думаешь, что это было?

– Сволочь, – выкрикнул Алексей, дергаясь на стуле.

– Ну–ну, потише, резвый ты наш. Деньги в твоем тайнике на Свалке. Ты всегда был неплохим затейником, а уж упрятать мои денежки и впрямь смог знатно. Но откуда тебе было знать про достижения современной медицины.

– Карфаген! – донеслось с улицы и вскоре в помещение вошло трое бойцов, двое из которых тащили по две большие сумки. – Там добра было немеренно! Арты всех мастей и раскрасок! Этот парень настоящая золотая жила!

– Деньги?

– На месте. Все в лучшем виде.

– Ну, вот и все, мой милый друг Леша. Да, за последний год ты стал знатным ублюдком, но…Мне правда жаль, но по сценарию нашей пьесы зрители сейчас должны пустить скупую слезу, – Карфаген достал пистолет и, приставив его к виску Падлы, взвел курок. – Скажешь что–нибудь на прощанье?

ПДА на руке Алексея завибрировал, извещая о новом сообщении, и все вокруг вздрогнули, словно от прогремевшего выстрела. Карфаген сорвал приемо–передающее устройство и засмеялся:

– Тебе кто–то на прощанье желает счастливого пути! Бармен Карп пишет следующее: «С Днем Рождения, проклятый ублюдок! И приятного тебе возвращения в твою преисподнюю!» Ну надо же, как трогательно!

Но Падла совсем не слушал окружающих его людей, запрокинув голову, он не сводил глаз со сводов церкви. ПДА вновь завибрировал, на этот раз выполняя заложенный в него алгоритм и отправляя сообщение. В одной из сумок раздался еле различимый писк – сообщение достигло адресата.

– Я подчиняюсь тебе добровольно, – одними губами прошептал Алексей, закрывая глаза и до боли сжимая подлокотники кресла. Правую руку словно пронзили раскаленной спицей, послышался треск дерева, и на секунду помещение заполнила ослепительно яркая вспышка.

А потом раздался взрыв.

В баре было на редкость шумно, все местные сталкеры вовсю веселились, отмечая какое–то знаменательное событие. Суета царила такая, что на вошедшего человека, облаченного в плащ с плотно надвинутым на глаза капюшоном, никто не обратил внимания. Незнакомец осторожно протиснулся к барной стойке и жестом привлек внимание хозяина. Но стоило Карпу только открыть рот, намериваясь прорычать что–то неприветливое, как странный гость слегка сдвинул капюшон, демонстрируя свое изуродованное лицо.

– Падла? Черт бы тебя побрал… Кто это тебя так?

– Поджарился. Чуть–чуть. Кстати, спасибо за поздравление. Ты мне жизнь спас.

– Уж не знаю, радоваться мне или расстраиваться, – сконфуженно усмехнулся бармен, продолжая таращиться на капюшон.

– Все равно спасибо. Слушай, мне надо найти того парня, что дежурил в день нашего с тобой расставания.

Карп скривился, но все же ответил:

– Тебе, наверное, Отшельник нужен.

– Отшельник? – в голосе Алексея было слышно удивление.

– Ну да. Он раньше другим был. Почти таким же как ты, падлой, – бармен оскалился,

довольный собственной шуткой. – Он тут недалеко квартирует. Если нужен адресок, вруби ПДА.

– Угу.

– Секунду… Все, принимай координаты их убежища. Уж извиняй, но я предупрежу парней о твоем визите. Ты у нас гость знатный. Кстати, с тебя пять сотен за информацию!

– Обойдешься, – кинул сталкер, разворачиваясь и направляясь к выходу.

– Вот падла! Стой!

– Еще увидимся, барная крыса!

– Ублюдок! Что б тебя! Жаль, что в тебе вся твоя желчь не выкипела!

– Я тоже тебя очень люблю.

В тексте использованы слова песни «Война» – Otto Dix

Заветный артефакт

Яркое солнце пекло голову, но высокий, широкоплечий мужчина с мягкими чертами лица не

обращал на это внимания. Аккуратно сложив в сарае дрова, он поправил великоватый

старенький совсем не летний плащ. Вытерев со лба пот, человек с сомнением посмотрел на

покосившуюся дверь. Подняв с земли проржавевший погнутый навесной замок, мужчина

спрятал его под полы плаща. Раздался неприятный скрежет, а через секунду выгнутый замок

висел на двери, не давая той открыться.

Окинув взглядом результат своей работы, мужчина направился в дом. И как раз вовремя,

чтобы столкнуться на пороге со стариком, который кряхтя, тащил старый телевизор, поверх

которого был наброшен увешанный медалями военный парадный китель.

– Ничего ты не понимаешь! – крикнул дед вглубь дома. – Фигляция под тыщу процентов!

– Инфляция, – поправил мужчина.

– Во! Инфляция! – замогильным голосом изрек дед и кинулся к калитке.

Иван замер на пороге. Прислушавшись к доносящимся из дома звукам и разобрав женский

плач, он решительно зашагал вслед за дедом.

По пути то и дело встречались люди, тащившие самые разные вещи. Их несли в руках,

мешках, везли в телегах или тачанках. Людской поток медленно тянулся к главной

деревенской площади, где и сваливал все добро в одну кучу. А руководил всем всего–навсего

один человек, со странной уродливой внешностью. Заметив Ивана, он ехидно спросил:

– Тоже решил присоединиться?

– Зона с тобой, – мужчина коротко кивнул в знак приветствия. – Зачем тебе все это?

– Решил затариться артами!

– Здесь один хлам.

– Ну, не скажи! Порой встречаются интересные вещи.

– Дело твое. Я возьму лишь это, – Иван забрал китель из рук замершего с остекленевшими

глазами деда.

– А я так не думаю, – ехидно усмехнулся контролер. – Ничего личного, это скорее дело

принципа.

Монстр не успел договорить, как метнувшаяся из–под полы плаща Ивана огромная уродливая

клешня рассекла воздух в нескольких миллиметрах от непропорционально большой головы

твари. Окружающие их люди запоздало отреагировали, медленно двинувшись на мужчину.

– Твои силы на пределе, – произнес Иван, вглядываясь в бегающие от страха зрачки

контролера. – Я быстрее.

– Уходи, Излом! – прорычал монстр, отступая назад.

Мужчина кивнул и, не оборачиваясь, направился обратно к дому.

Лежавшая на кровати парализованная старушка лишь заплакала при виде Ивана.

– Спасибо, – наконец произнесла бабушка. – Ты многое для нас сделал. Моего сына тоже

Ванькой звали. Так он и сгорел в Зоне–то этой, – на ее глазах вновь навернулись слезы. – Я

даже не знаю как тебя отблагодарить.

– Знаете.

Старушка кивнула и указала на тумбочку, а потом, подумав, добавила:

– Я вижу у тебя что–то случилось. Что–то очень нехорошее. Но Господь с тобой. Иди, сынок,

иди с Богом.

– Спасибо, – почти шепотом произнес Иван, беря с тумбочки свой заветный артефакт -

старенькую потертую библию и икону.

Обернувшись в дверях напоследок, мужчина заметил, как старушка, провожая его взглядом

полным любви и заботы, смахнув выступившие слезы, медленно перекрестилась, шепча

слова очередной молитвы.

Роман/Москвитянин/ДЕМЕНТЬЕВ

Хроники Зоны или Похождения Бродяги

Прохожий

…Сталкер будто мимо проходил… Ну, сидит народ у костерка, кто гитарку старенькую

терзает, кто тушенку лениво пожевывает. Разговаривают, опять же…

– А я вот буду Громом, – услышал сталкер чей–то юношеский голос. – Потому что гром люблю очень и заорать могу сильно. Меня за это пацаны уважают…

– А меня все зовут Термой, – отозвался другой голос, ломаный, с явной юношеской

хрипотцой. – Сокращение от Терминатор – это «разрушитель» по–английски. Когда

маленький был, любил в песочнице всякие куличики и замки топтать. Мама и говорила: «Ах ты Терминатор мой».

– Ну, а меня зовите Тень, – медленно проговорил ещё один. – В прятки всегда выигрываю, потому что…

Пару раз слух резанули звонкие, такие непривычно чистые, ясные девичьи голоса. Сталкер присел, прислушался. Постепенно губы растянулись в странной улыбке… Через четверть часа он набил что–то короткое на ПДА. Пара сталкеров у костра проверили свои наладонники. Один тут же схватил автомат, привстал, настороженно оглядываясь. Потом медленно отодвинулся от освещённого огнём дрожащего круга и, крадучись, удалился.

Второй, тем временем, нарочито спокойно поднялся, закинул за спину тощий рюкзак,

перехватил поудобнее видавшую виды винтовку, бросил собравшимся: «Зона в помощь, бродяги», развернулся и зашагал прочь…

Когда оба удалились, Сталкер запустил руку в карман. Ребристый корпус Ф-1 привычно лег в ладонь…

…Никто из пришедших «на огонёк» не заметил, как к кострищу подкатился зеленый

«бочонок» «эфки». Уютный треск сгорающего дерева заглушил звонкий щелчок…

* * *

Сталкер метнулся за дерево за мгновение до того, как сзади грохнул взрыв. Он ещё тяжело дышал после спринтерского рывка, а лицо уже вновь приобрело черты сосредоточенной суровости. Бродяга, тот, что попрощался с людьми у костра, приблизился к Сталкеру.

– Ладно хоть дождался, пока Модер отойдёт. И девок жалко. Уж больно мало их тут…

– Сам–то! – дружелюбно отозвался гранатомётчик. – Нафига столько народу зазвал?

– Ну, знаешь ли! – бродяга развел руки. – На говно и мухи…

– Хе–хе. Трудно не согласиться, как всегда, – Сталкер указал рукой вперёд. – Ладно. Вон ещё костерок больно уж разгорается. Пойдем, глянем…

Реквием по мутанту – 2

Забрел как–то контролер на Кордон. Страшно! Много мыслей незнакомых почуял, многое в мыслях тех безуспешно понять силился. К группкам из 3–4 мужичков, как водится, не приближался – мало ли…

И вот. Крадется это он по саааамому краешку карты. Повстречает бродяг – затаится. От греха. Вдруг чует: ба! Одиночка бредет. И мысли у него такие… интересные да необычные. А еще обиду великую почуял контролер в мыслях тех. Прислушался. «Я – конструктор! Я – конструктор! – неслось из головы Одиночки. – Я конструирую мир вокруг себя! А они не понимают! Как же могут они быть так слепы и глухи! Ведь я им все так просто и правильно объясняю!..» И – символы какие–то чужеродные (куда уж контролеру–простаку понять гениальность смайликов в мыслях Конструктора!). Заинтересовался контролер шибко!

Поближе подбираться стал. Начал читать мысли Одиночки – как рекламный

желтостраничный томик листать: вот картинка красочная, манящая; а вот пестрая,

непонятная; вот красивые слова, гладенькие; а вот – снова неразбериха черно–белая…

Долго крался контролер за Одиночкой, да силе его мысли поражался: как встретит Одиночка кого из бродяг – тут же переживаниями своими многодневными делится. А бродяги слушают его, слушают, а потом – нырк в кусты! Только пятки сверкают. И решил контролер у Одиночки умению этому поучиться, чтоб отпугивать, значит, шибко любопытных. Изучал мысли его, изучал… Искал логичность стальную, да аргументы непобедимые… Впитывал недоумение на род человечий да восторг от красиво склеенных фраз…

Да и сошел с ума через час…

Сталкерские ценности

Бродяга сосредоточено ковырялся в «наладоннике».

– Во, во! Смотри, опять, – глянул он на Модера и снова углубился в изучение Стелнета.

Модер с нарочитым равнодушием нажал пару кнопок в своем ПДА.

– Ну, чего молчишь? – закончив чтение, Бродяга легонько толкнул сталкера. – Жгут они там, а?

– Да ну тебя! – разочарованно отмахнулся Модер. – Как маленький, честное слово! Делать тебе нечего.

– Это мне–то нечего? – весело возмутился Бродяга. – Ты глянь, чего творят–то!

– Да ничего особенного…

– Тьфу! Зануда.

– А ты дурак, раз обращаешь внимание на подобное. – С этими словами Модер одернул рукав и, позабыв про «наладонник», с видимым удовольствием принялся «пачкать усы» пивной пеной в своем бокале.

– Вот сюда гляди. «Опытный следопыт возьмет группу на сафари. Стучите: 123–456»! А вот еще: «Ветеран Муравей. Иду к Рыжему Лесу. Втроем. Срочно. 654–321». Во, дают! Прям сайт знакомств, ё-моё! – Бродяга схватил свою кружку, молча звякнул ею о бокал Модера, торопливо глотнул и продолжил изучать сеть.

– Ты конкретное что–то ищешь, что ли?

– Ага! – не отрываясь от экранчика, сталкер облизнулся. – А ну как герла какая проводника ищет. Или команду собирает. А что? Эт я завсегда!..

– М–мда–а… – уныло протянул Модер, возвращаясь к поглощению пива. – Говорю же, как восьмиклассник…

– Да брось! Чем Зона не шутит? Вдруг напарницу найду. Симпатишную! Гляди, не зарекайся – обзавидуешься потом. Тока меня знаешь: я ТАКИМ «товаром» фиг поделюсь!

Модер устало вздохнул и ленивой походкой отправился заказать еще по одной.

Никанорыч

– А знаете, Вениамин Никанорыч! Кофий у Вас изумительный, – щурясь от удовольствия, Бродяга прихлебывал ароматный напиток. – В отличие от книжек этих…

– Что Вы говорите? – хитро прищурился из–под густых седых бровей его собеседник. – Ужели не понравилось, позвольте осведомиться?

– Ну… – Бродяга задумчиво поглядел в потолок. – Не всё. Далеко не все…

– Это почему же? – не отступал Вениамин Никанорыч. – Про Вашего брата книжечки. Про Зону нашу, будь она неладна. Про мутантов, прости, Господи…

– Это–то да, – протянул сталкер. – Только… чего–то там у многих не хватает. Чего–то…настоящего, что ли…

– Вот! – старик решительно блеснул старомодным пенсне. – Позвольте–ка, я Вам объясню. Настоящего там, как Вы изволили выразиться, быть не может по определению. Это, знаете ли, вымысел. А еще это – попса чистой воды. Да–да! И не надо так на меня смотреть! Ваша…эмм… профессия никаких нареканий у меня лично не вызывает. И попсой я ее обидеть не собирался. Только книжки эти писаны были не за–ради правды. Для денег всё. Да–да, представьте себе! Было на рубеже веков такое тотальное увлечение – попса. Большинство считало, что речь лишь об определенном музыкальном направлении. Глупцы! Слепые невежды!..

Вениамин Никанорыч всё больше распалялся. Опрокинул кружку, забрызгал остатками кофе грязно–белых халат, но, – как обычно бывало в такие минуты, – совершенно не замечал этого.

– Попса – есть образ жизни молодежи того времени! Да–да! Именно молодежи. Более того. Смею утверждать, что она была их образом мысли. Все окружающее их было попсой! Этот, простите, корм быстрого приготовления, эти, с позволения сказать, брючки от лобка, эта умопомрачительная глупая ложь, впитываемая ими из массы окружающих информационных потоков… И за все это они исправно платили свои гроши. Подчас, заметьте, честно добытые гроши, – старик, выдохнувшись, безнадежно махнул рукой и тяжело опустился на стул. – Да что там говорить!..

– Хм… – Бродяга поскреб обломанными ногтями редеющий затылок. – Ну, Вам, профессор, конечно, виднее… Только мне вот большинство этих фолиантов все равно не понравилось…Где Вы их только откопали?..

Обиженные

– Слушай, Дед, а правда, что первым до Исполнителя дошел Редгард Шухов? – Новичок даже вперед подался от нетерпения.

– Брехня! – глядя в костер, проскрипел Дед. Был он очень стар, и, говорят, знал еще те времена, когда не было ни Зоны, ни аномалий, ни сталкеров. – Шухов – миф. Хантазия вашего брату…

– Как же так? – разочарованно вскинул брови Новичок. – Вон Бродяга на днях книжечку принес. От самого Никанорыча. Дык там так и сказано: дошел. Только конец оборван, не понятно, что загадал. И выжил ли вообще…

Дед раздраженно махнул рукой.

– Бред! На забору вон почитай–ка, тож «написано». Сказки всё, говорю!

– Ты, зелень, Деда–то не нервируй! – веско проговорил Бродяга. – Если говорит, что брехня – так и есть. Поживешь с его, – поймешь…

– Тьфу! – костерок огрызнулся ворохом искр на Дедов гневный плевок. – Ты, Бродяжка, тож не больну–то… выступай! Дед за себя постоит. Не боись!

– Молчу, молчу! – сталкер примирительно выставил ладони.

Через некоторое время веселое потрескивание полешек прервал скрипучий голос старца:

– Желаниёв много было, – взгляд его устремился сквозь огонь, сквозь сидящих вокруг сталкеров, сквозь Черный Лес. Сквозь Время. – Токмо как узнашь, которое главней? Один Исполнитель и знат. А кады перед ним стоишь – в башке–то токмо ветер свищет. Любуисся…

Дед замолчал. Никто из собеседников – ни любопытный Новичок, ни книгоман Бродяга – не смели нарушить тишину. Знали сталкеры: Думу думает старец. Мешать нельзя. Проклянет. – Вот и поди разбери: исполнилось оно? да и было ли наяву?.. Очухалси токмо у вертухи ентой… у фертолету, значит. А припомнить чего – пусто… Эхе–хе, ребятки. Видать, нету его, счастья–то. Да и не напасесся, на всех–то…

Пролог

– Чего ж тут у тебя, Никанорыч, так душно–то? – Бродяга ловко свинтил перочинным ножом решетку вентиляционной шахты.

– Да всё, знаете ли, как–то не до того, – виновато промямлил невысокого роста сгорбленный мужчина в поношенном белом халате, «колдуя» над закопченной кофеваркой.

Бродяга запустил пятерню в нутро шахты, чем–то загрохотал там, высунув от усердия кончик языка. Через минуту старательных кряхтений он извлек из вентиляции пачку пожелтевших листов, испещрённых бисерным, корявым почерком, какими–то графиками и цифрами.

– Ого! Глянь–ка, проф, не ты ли потерял?

Никанорыч забегал взглядом по «спасённой» сталкером бумаге.

– Да–да, – скороговоркой забормотал он. – Напряжение гипер–активного пси–поля в квадрате 19–36… Так–так… псевдо–атмосферная природа гравитации сектора А-15… Хм…

– Ась? – поднял бровь сталкер, пододвигая стул к ароматно пахнущей чашке с кофе.

– Ах, простите старика, Бродяга, – Никанорыч небрежным жестом откинул листы, мгновенно о них позабыв. – Так Вы говорите – книги?

– Ну. Нашел я тут ворох какой–то макулатуры, Никанорыч. – Бродяга подтянул поближе увесистый мешок. – Еле допер. Глянь, может, сгодится чего.

С этими словами на усеянный профессорскими записками стальной пол научной

лаборатории–бункера № 17/31/79 было вывалено два десятка старых, порченых временем и Зоной, но еще читабельных книг…

Почти начало

В замызганном с ног до головы сталкере профессор Вениамин Никанорович с трудом признал Бродягу.

– Эка Вас, любезный, угораздило, – профессор, закрыв за гостем бронированную дверь шлюза, заторопился в отсек для персонала. – Давайте–ка за мной. Да поаккуратнее тут! Не заляпайте мне всё!..

Бродяга, виновато понурив голову, поплелся за ученым. За сталкером потянулась цепочка грязных жирных следов.

– Да вот, Никанорыч, – сокрушенно оправдывался Бродяга. – Еле ноги унес. А там буераки какие–то. Ну, пришлось покувыркаться, как видишь…

Вениамин Никанорович распахнул дверь миниатюрной душевой:

– А я, Вам, батенька, неоднократно говорил: не суйтесь Вы туда! Мёдом там для Вас

намазано, что ли? Ума не приложу!

Сталкер стянул комбез, запихал его в дезинфектор. Сам разделся и протиснулся в душевую.

– Эх, счастливый ты человек, Проф! Это ж надо – душ посреди Зоны! Полцарства за душ! – подмигнув профессору, Бродяга закрыл дверцу и, блаженно щурясь, подставил макушку под горячую струю.

– Ну–ну, – задумчиво пробурчал Вениамин Никанорович в закрытую дверь и поспешил в рабочий отсек готовить свой чудный кофе.

– Ну, что там книжки те, Никанорыч? – спустя час Бродяга потягивал кофе в рабочем отсеке бункера.

– Ах, да! – профессор отодвинул свою чашку, скрестил руки на столе, глаза его прищурились.

– Весьма, весьма интересные экземпляры, Бродяга! Любопытная находка. А сами–то Вы читали что–то из них?

– Дык когда? Как собрал в тот раз – сразу к тебе. Но сейчас вот время есть, могу полистать.

– Э, нет. Как Вы изволили выразиться «полистать» – не стоит, – Вениамин Никанорович покачал головой. – Книги, знаете ли, нужно ЧИТАТЬ! А полистать можно газетку в, эээ, извините, клозете. Так что Вы уж сделайте милость: располагайтесь и читайте. А там и обсудим. А я пока займусь своими, так сказать, насущными. Как раз еще пара–тройка анализов осталась…

Сказка

Попал раз Бродяга к бюрерам. Когда, где и как – не спрашивайте его. Он такими тайнами все одно не поделится.

И вот. Посадили его карлики в клетку, а сами потопали какие–то свои обряды языческие проводить. Смотрит Бродяга – диву дается. Сидят бюреры вокруг красного половичка. Кругленький такой половичок, симпатичный. Сидят – раскачиваются. А над ними водит хоровод всякий хлам: болтики–гаечки, стеклышки–бумажки, гильзы–железячки. Что за мудреный ритуал, ломает голову Бродяга…

Постепенно затянули карлики вой. И все громче, громче. Передернул плечами наш пленник: хоровод хлама от воя того поднялся под самый потолок, закружился так, что слился в широкое такое кольцо – юпитер со своими поясами обзавидуется!

И вдруг – бах! Тишина вакуумная ударила Бродягу в перепонки барабанные. Замер хоровод.

А потом внезапно обрушился весь хлам в центр коврика. Что тут началось! Гайки не пускают к коврику гильзы – сталкиваются, рикошетят друг о друга; стеклышки–бумажки рвут в клочки, а сами рассыпаются от ударов железячек. Грохот поднялся неописуемый! Рухнуло все на пол.

Зажмурился Бродяга, уши ладонями прикрыл. Испугался.

Долго так сидел – прислушивался. Ничего, вроде. Открывает глаза: мать чесна! Кружок карликовский превратился в кашицу кроваво–черную: посекло лилипутов противных хламом с потолка. А коврик круглый – чистенький. Ни один захудалый осколочек на него не упал! Ни один бумажный клочёчек не опустился!

А у клетки стоит бюрер. Противный – сил нет рассматривать. На пленника пялится. И глаза такие грустные–печальные.

Защемило у Бродяги под ложечкой.

– Что за кручина приключилась, образина? – приободряясь от такого поворота событий, спрашивает его Бродяга.

– Напрасно Вы, уважаемый, меня образиной обзываете! – обиделся карлик. – Видели Преодоление? – и башкой двинул в сторону кашицы.

– Так вот как это у вас тут называется? – удивился пленник. – Ну, видел, вроде.

– Плохо, – потупился бюрер. – Никто не должен этого видеть. Только сами Преодоленцы.

Теперь я вынужден Вас отпустить.

– Во как? – Бродяга от изумления глазами многострадальными быстро–быстро заморгал.

– Вы изволили влезть в наш монастырь со своим примитивным непониманием, – вздохнув, продекларировал заученное карлик. – Мы Вас торжественно изгоняем.

С этими словами бюрера прутья сталкеровой темницы развалились. Вот так и выжил смельчак-Бродяга. А что оставалось? Сунул нос не в свой огород – получил

по кончику. А что понятного мало узрел – дык то даже лучше: пересказать кому–то не сможет.

И тайна бюрерова Преодоления снова будет спасена…

Начало начал

Притча. Читать ночью у костра за тушенкой.

Когда–то давным–давно, когда мама и папа Бродяги играли в песочнице и засыпали на руках, жил на свете Сталкер. Ходил за хабаром, отстреливал крыс–мутантов, крался у аномалий и о Монолите мог только мечтать: очень, очень далек был от него Монолит. И пройти к нему было нельзя.

А в один прекрасный день стало можно.

Задумался Сталкер крепко: а ну, как не дойдет? А вдруг миф это все? Или хитрая легенда, заманивающая легковерных на гибель лютую? Но Сталкер был мудр и расчетлив не по годам.

Засучил рукава, прислонил верный «калаш» к табурету и нажал на «Power».

Долго потел он у экрана мерцающего. Много кофе с тех пор утекло, да много сигарет в бычки обратилось. Да только не потянул Сталкер взваленный крест. Откинулся на табурете тихонечко.

Стали Сталкера разыскивать торговцы да туристы страждущие: как же без опытного–то жить дальше. Нашли. Опечалились. Погребли. Заинтересовались трудом предсмертным. Стали вникать–соображать. Ругались сильно, побили даже кого–то. Но – закончили!..

Ликовали в тот день все, от мала до велика! Знамо ли: сколько лет назад затеял Сталкер, пухом ему Зона, труд свой загадочный, а вон, только сегодня мудрые последователи до истины докопаться сумели.

И открыли мудрецы люду праздному тайну великую: есть он, Монолит–то! Камень это

природы непознанной, исполняющий сокровенное, из сердца человеческого извлеченное. А потому – священен он! И только мудрец, знающий точно о сокровенном в сердце своем, способен приблизиться к Нему, да вровень с ним стать.

И решил люд боязливый: надобно Камень тот хранить! Чтоб не гибли кучками сорви–головы вездесущие, возомнившие себя мудрецами знающими.

И стал клан избранных священный Камень хранить–оборонять.

И подумал люд мыслящий: зачем Зона–то нужна человечеству многострадальному? Хватит с него и своих бед великих. Надо бы Зону ту стереть с лика Земного.

И призван был другой клан избранных долг сей перед цивилизацией выполнить.

И усомнился люд сомневающийся: вдруг помощь великая из той Зоны человечеству

тысячелетнему обернется? Надо бы разрешить мудрецам Зону познать.

И стала еще одна группа свободу в Зоне проповедовать…

Долго ли, коротко ли длилась история места сего загадочного. Да только пришел как–то в Зону Бродяга. Не захотел он ни Камень от людей прятать–сторожить, ни долг перед человечеством справлять, ни свободу познания зонного проповедовать, – стал он просто в Зоне той жить…

Тоска по отраде

Бродяга очень любил дождь. Особенно затяжной. Бывало, выйдет из схрона, подставит лицо тугим струям, руки раскинет. Стоит – балдеет. И плевать, что радиоактивным дождь в Зоне слывет: давно уж облысел Бродяга, да и мужское свое начало не проверял уж годков пять, как пришел сюда. И не тянуло чего–то. Да и боязно: вдруг и впрямь – иссох порох в пороховницах сталкерских. Горе. А так, в неведении оно и полегче: авось, сможет, ежели понадобится. Только вот надеяться на то он уж давно бросил. И то верно – найдутся в Зоне и поважнее дела…

Дождь. В тайне ото всех считал его Бродяга кусочком счастья. Маааленького такого,

человеческого, личного своего счастья. Индивидуальной своей зонной отрадой. И не беда, что вечно хмурое, неприветливое здешнее небо в минуты дождя нависало над сталкерами стальным покрывалом. Бродяга просто закрывал глаза. И чувствовал струи. И улыбался.

Это неописуемо! И всегда – по–разному. Порой бьют капли по лицу, словно мошки на

автостраде, если высунуться в люк мчащегося автомобиля. Порой – касаются мягко,

щекотливо, словно осторожничают, как легкий «грибной» дождик в жаркий июльский день.

Иногда – «до нитки», словно в чан с ледяной колодезной водой ныряешь. А иногда – как брызги от веселого фонтана, пролетевшим ветерком игриво брошенные в лицо, и – им же – высушенные без следа…

Вот и в этот раз стоял Бродяга под дождем. Голову запрокинул, руки развел. Холодные капли вмиг слились в ручьи, побежали за шиворот, намочили майку, освежили спину, грудь…

И Бродяга чувствовал себя маленьким мальчишкой, скинувшим сандалии и бегающим, и прыгающим, кружащимся под этими мокрыми потоками. А шорох дождя по избитой аномалиями земле, по кривым иссушенным ветвям вымученных деревьев безжалостно заглушал его тихий, но счастливый, индивидуально отрадный зонный смех…

Псевдо–конец

Бродягу никто не видел уже с неделю. Ушел тогда в рейд – сказал, мол, постранствовать захотелось. И – тишина. А народ–то беспокоится: ну, как сгинул Бродяга с концами? Грустно.

На десятый день ввалился наш странник в бар вонючим грязным мешком. Ему сразу водочки поднесли, огурчик, за столик усадили аккуратненько… Все честь по чести. Обступили.

Молчат. Ждут.

Отдышался Бродяга. Откашлялся мощно. Стаканом по столешнице звякнул: мол, ну–ка повтори. Плеснули до краев. Сталкер опрокинул, крякнул довольно, поставил тару на стол мягко, беззвучно. Обвел собравшихся усталым взглядом.

– Ну? – не утерпел Модер.

– Хм… – Бродяга опустил голову. – И не знаю, с чего начать–то… Короче, это… Всё, короче.

Загомонили вокруг:

– Что – всё?

– Да ты по существу давай, по существу!

– Завязываешь что ль?

– Дык чего там стряслось–то?

Бродяга встал. Подбородок приподнял, зыркнул по сторонам и торжественно изрек:

– Кончилась мать-Зона, сталкеры. Всё!

Тишина…

– Бредишь, сталкер?

– Что за хрень??

– Давайте–ка его спать…

– Точно, налейте анти–грустинную и – баиньки!

Бродяга резко вскинул пятерню:

– Стоять! Вы что это удумали? Проспится Бродяга, и – адьё, всё забудет? Черта с два! – сталкер тяжело опустился на шаткий табурет, вновь грохнул рюмку о стол.

Налили. Опрокинул.

– Фуф. Не, братцы, – Бродяга утерся рукавом. – Не угадали. Всё – значит, всё. Нету Зоны. Вышла.

– Как же?

– С чего это вдруг?

– Совсем залился Бродяга.

Постепенно гомон стих. И тогда раздался хриплый голос Бродяги, поначалу тихий,

задумчивый. А потом все набирающий силу, крепчающий.

– Дошел я до Монолита. Страшно? Да! Еще как! Смотрю на него: красота–то какая! Мать чесна! Что ж делать–то, мыслю. А потом вспомнил: желание. Потаённое. Самое–самое. Ну, и загадал, – сталкер обвел присутствующих помутневшим взглядом. – Хочу, говорю, чтоб не было тебя! Ни раньше, ни потом, ни в мыслях, ни в желаниях. Никогда! И всё… Обратно не помню, как дошел. Патроны все на месте, болты тоже не использовал, точно. Пару раз падал, в грязи, вишь, извалялся весь… Очухался только здесь, после первых полста…

Сказав, уронил Бродяга голову на грудь. Захрапел тягуче.

Долго длилось молчание вокруг него. То ли боялись сталкеры нарушить сон праведный, то ли страшились поверить в слова страшные. А потом подхватили Бродягу да отнесли в «нумера» «элитные», уложили на чистую постель и дверь за собой осторожно прикрыли…

А Бродяга открыл левый глаз и прошептал лукаво в закрытую дверь:

– Эх, люди! Какую сказку не скажи – поверите! Лишь бы от надежного человека услышать!..