Текст книги "Знание - сила, 2004 № 05 (923)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Знание – сила, 2004 № 05 (923)

Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал

Издается с 1926 года

«ЗНАНИЕ – СИЛА» ЖУРНАЛ. КОТОРЫЙ УМНЫЕ ЛЮДИ ЧИТАЮТ УЖЕ 79 ЛЕТ!

ЗАМЕТКИ ОБОЗРЕВАТЕЛЯ

Александр Волков

Формула красоты

Рисовать я умею плохо. Но! Стоит черкнуть на бумаге песочные часы, и я примерно получу очертания идеальной женщины. Пышная грудь, узкая талия, широкие бедра. Вот «евростандарт» на красавицу, и ежели женское тело не вписывается в норму, его можно евроремонтировать силиконом, тайскими таблетками и диетой.

Одни и те же мерки женской красоты давно утвердились всюду. Еше античные философы пытались понять, что такое красота. Для них она выражалась в симметрии и гармонии. В эпоху Возрождения художник Альбрехт Дюрер даже придумал координатную систему, позволявшую якобы понять, вписывается этот человек в каноны красоты или нет. Герои его картин и впрямь идеальны с эстетической точки зрения.

Современники Дюрера тоже выискивали «формулу красоты». Так, считалось, что уши и нос красивого человека обязаны быть равновелики, а рот должен быть в полтора раза шире расстояния между глазами. Сегодня поборники научных истин оценивают внешность человека с точностью до сотых долей. Алгебра не поверяет гармонию, она ее судит. Волшебная формула «90 – 60 – 90» (грудь – талия – бедра) неумолимо отсеивает дурнушек. На чем же основан этот критерий?

Узкая талия у женщины – признак того, что ее тело выделяет вдоволь женских гормонов (эстрогенов), благодаря которым и возможна беременность. Эстрогены вызывают и другие изменения, что так привлекают мужчин. Груди растут, губы чувственно припухают, отчетливее обрисовывается овал скул, глаза становятся больше, а вот подбородок и челюсти остаются нежными, детскими. Для ученых облик такой лолиты говорит: «У меня все хорошо. Я здорова. Я готова рожать детей и стану им хорошей матерью». Стройная фигура – тому залог.

Тело взрослеющих мальчиков обретает иные очертания. Торс становится V-образным, скулы – крепкими, отчетливо выделяется подбородок. Если бы Марат Сафин или Павел Буре перенеслись в каменный век, на них смотрели бы с восхищением. Ведь все их тело говорило бы: «Я полон мужских гормонов! Я – крепкий, могучий, энергичный. Я могу убить на охоте крупного зверя и накормлю добычей семью».

Так что красота для природы – дело второе. Она – не самоцель, а ловушка. Главное – выжить и принести потомство! Красивые лица не лучше некрасивых; они легче нам нравятся. Нас влечет к ним. Узор тела сродни узору цветов. На него так падки и шестиногие, что опыляют поросль, и двуногие, что ублажают подруг.

С раннего детства ребенок делит людей на «красивых» и «страшных». Детей тянет к смазливым мордашкам, а безобразных, отвратительных людей они откровенно боятся. Еще лет двадцать тому назад американский психолог Джудит Ланглуа доказала, что идеал красоты не является социальным феноменом. Он не воспитывается в людях, а наследуется ими! Взрослея, мы учимся обнаруживать ум и страсть в людях, обделенных красотой, а сами ее образцы отличаем поневоле, бессознательно.

Ланглуа проводила опыты с детьми трех и шести месяцев от роду. На мониторе она показывала им два лица. Взрослые участники опыта четко разделяли эти лица: красивое и некрасивое. Как же повели себя малыши, которых никто еще ничему не учил? Дети могли демонстрировать лишь повадки, присущие им от рождения. Легко было заметить, что малыши смотрели на красивое лицо намного дольше. «На их выбор не влияло мнение СМИ, – подвела итог опыта Ланглуа, – и все же их выбор совпал с оценками, принятыми в мире взрослых. Дети сами распознали красивое и некрасивое».

Так что же мы бессознательно выделяем, оценивая внешность человека? Прекрасны: здоровая кожа; красивые зубы, ведь они – индикатор здоровья (впрочем, фальшивые ценности «Фтородента» или «Орбита без сахара» помогают пустить пыль в глаза); красивые волосы (тоже индикатор здоровья); рост чуть выше среднего; симметричные лицо и фигура (их симметрия – признак того, что человек не перенес ни тяжелой болезни, ни серьезного увечья).

Если у человека по всем этим пунктам «плюсики», ему легче живется. «Когда она, рыдая, увидит с ужасом, что посреди подруг она всего лишь бедная дурнушка!» (Н. Заболоцкий) – эти страдания красавицам неведомы. Зато на каждом шагу их поджидают приятные пустяки.

Психологи не раз ставили опыты, убеждающие, что перед красотой расшаркиваются, безобразие пинают. Вот один из таких примеров. Психолог оставляет в телефонной кабине монету и ждет. Случайный прохожий заглядывает туда, видит монету и вдруг слышит за спиной стук. Оборачивается. Перед ним красотка, словно сошедшая с глянцевых страниц журнала. «Простите, я здесь забыла монету...» Почти все звонившие тут же расставались с денежкой. «Красота – это страшная сила!» Потом условия опыта меняют. Та же монета лежит возле аппарата. Прохожий приятно удивлен. Он уже берет ее в руки. Стук в дверь. Растрепанные волосы, одутловатое лицо, обрюзгшая фигура. «Тут я, что ли, деньги забыла?» Даже воспитанные бюргеры, в чьей стране проводился этот опыт, старались «зажать» находку. Статистика такова: 87 процентов случайных прохожих тут же расставались с деньгами ради красивой женщины, да еще, пожалуй, и рады были бы приплатить ей, лишь бы она задержалась с ними. А вот некрасивой женщине вернули деньги лишь 64 процента мужчин, да и те делали это «со скрежетом зубовным».

В другом опыте ломалась машина. Возле нее по очереди стояли красавица и дурнушка. Первой обычно помогали; мимо другой старались быстрее проехать. Кому охота было торчать полчаса или час в компании непонятно с кем?

У каждого из нас есть свое личное пространство. У привлекательных людей оно больше, чем у остальных. Во время следующего эксперимента психологи просили подопытную персону приблизиться к незнакомому человеку, пока тот не возмутится. Если незнакомец был красивым человеком, он резко одергивал попытку навязать ему свою компанию. Как только расстояние между людьми сокращалось до 60 сантиметров, красавец резко отстранялся. А вот человек некрасивый был едва ли не рад, когда кто-то к нему приближался. Шестьдесят, пятьдесят, сорок сантиметров... Человек спохватывался, когда расстояние уменьшалось до 25 сантиметров. Что ж, ему с его внешностью не привыкать терпеть!

Отмечено, что красивые мужчины зарабатывают в среднем на пять процентов больше, чем их коллеги; красивые женщины – на 4 процента больше. Если человеку есть чем «прельстить воображенье», его охотнее принимают на работу и чаще повышают в должности. Его старательно вписывают в коллектив, ведь он украсит любой офис. Фирме не помешало бы иметь свое лицо, ну а мозги... их положено иметь лишь главе фирмы. Так плюсики складываются в солидный куш.

Красоте все возрасты покорны. Взрослые лучше относятся к красивым детям и помогают им. Их крупные глаза, круглые щеки и маленькие носы не только восхищают, но и еще, по словам исследователей, «включают в нас бессознательный механизм, заставляющий помогать этому, как нам кажется, беспомощному ребенку». Зато с некрасивыми детьми не цацкаются. По американской статистике, чаще всего жертвами сексуальных преступлений бывают не очень красивые дети.

Милашкам же сызмальства все сходит с рук. В школе им легче списать контрольную. Их ангельские личики умиляют учителей, и тем труднее вспылить, накричать, выгнать нарушителя правил из класса. Взрослым красавчикам тоже бывает легче совершить преступление, чем людям мрачной наружности. Улыбка, лоск, блеск усыпляют внимание жертвы. Недаром на роль злодеев в криминальных фильмах часто приглашают писаных красавцев. Это – правда жизни, а не условия съемки. Обаяние Роберта Редфорда, элегантность Алена Делона или хрупкое очарование Шарон Стоун – и еще одна жертва трепещет в ловушке, раскинутой хищником. Так бывает в кино. Так бывает в жизни.

Красота по-китайски

По сообщению журнала «Nature», китайский исследователь Джинту Фан из Гонконгского политехнического института предложил свою собственную формулу красоты. Нужно разделить вес женщины на квадрат ее роста, причем рост измеряется только от пяток до подбородка. В идеальном случае этот показатель должен быть равен 18-19 баллам.

К такому выводу Джинту Фан пришел экспериментальным путем.

Более полусотни его добровольных помощников оценивали привлекательность женщин по девятибалльной шкале. Результаты голосования были обработаны на компьютере. Так была получена формула красоты. Любопытно, что вес тела не играет решающей роли. Полная женщина может быть красивее худой, если сложена более пропорционально. Ведь с математикой бессильна спорить даже мода!

Красоту нельзя не заметить. Она бросается в глаза. Ведь каждый из нас располагает рядом сенсоров, реагирующих на красоту. Особенно этим отличаются мужчины. Во время прогулок и поездок, на работе и учебе они непрерывно «сканируют» всех окружающих людей, бессознательно сравнивая их с вложенным внутри каждого идеалом красоты. Встречают не столько «по одежке», сколько «по физиогномике». Все происходит моментально: 150 миллисекунд, и ваша гармония поверена чьей-то алгеброй – поверена и осуждена. Никто нас этому не учит. Это заложено внутри нас самих.

Странный наблюдается феномен. Чем ближе лицо женщины (или ее фигура) к среднестатистическим данным, тем привлекательнее оно кажется мужчинам. Очевидно, как показывают исследования, все лица, что мы видим, накапливаются у нас в памяти и хранятся в одном из уголков мозга. Нам, жителям городов, суждено дни напролет наблюдать тысячи и даже десятки тысяч человеческих лиц. Из– за нехватки места один образ накладывается на другой, как слайд наслаивается на слайд.

В конце концов, из множества лиц получается некий средний образ – милый, приятный, но какой-то безликий. Он не врежется вам в память; он давно там присутствует. Все крайности отброшены. Зато выявляется забавная арифметика красоты. Когда подопытной персоне показывают два красивых лица и просят оценить их, то выясняется, что каждое по отдельности лицо нравится меньше, чем их комбинация. Лицо, составленное из отдельных черт четырех женщин, еще приятнее для глаза, чем каждое из четырех лиц. Среднее статистическое всех женских лиц, увиденных во время теста, кажется еще неотразимее. Оно неумолимо нас влечет.

Впрочем, мы любуемся им, но недооцениваем. По шестибалльной шкале такое лицо неизменно получает 4-5 баллов. Шарм «королевы красоты» нужно сдобрить какой-нибудь изюминкой – чаще всего некой неправильной деталью. Так, гладкие, но безликие стихи запоминаются случайным перебоем ритма или редкостным словом – своим маленьким Ьагоссо. То же самое с женщинами. У знаменитых топ-моделей Наоми Кэмпбелл и Крис Тарлингтон губы отличаются от идеальных и этим манят. У Кейт Мосс нижняя челюсть заметно меньше, чем полагалось бы, и оттого «западает» в душу.

В любом красивом лице, замеченном нами, есть частичка нас самих. Ведь наш идеал красоты не может не включать некоторые черты одного лица, которое мы ежедневно видим по сто раз на дню. Это лицо, преследующее нас в стеклах домов и витринах, зеркалах и на фотоснимках, – наше собственное лицо. Мы невольно нравимся себе и, даже не догадываясь об этом, стараемся стричь под одну – «свою фирменную» – гребенку всех встречных. Подсознательно мы – верх привлекательности, ведь мы всегда стараемся привлечь к себе внимание.

Если человек соответствует этому образцу, он нравится нам. Если совсем не похож на нас, настораживает и отталкивает. Так, люди другой расы резко отличаются от нас и потому заведомо некрасивы. Зато, очевидно, по этой причине муж и жена в хорошей, крепкой семье бывают неуловимо похожи друг на друга. Каждый из нас ищет, в сущности, не другую половинку, а свою копию.

ИСТОРИЯ И ОБЩЕСТВО

Самсон Мадиевский

Другие немцы

Жил немец. В 30-е годы он стал нацистом, но не по призванию, не по душе, а по стечению обстоятельств жизни. В годы войны тот кошмар, участником которого он оказался, привел его к мысли для нацистов совсем неординарной: «Мы покрыли себя несмываемым позором... мы не заслуживаем снисхождения».

Он начинает спасать жертв фашизма – поляков, евреев.

Один из ник, чудом им спасенный, стал выдающимся музыкантом, пианистом. Сегодня о нем, Владиславе Шпильмане, снят фильм «Пианист». О человеке же, его спасшем, сказано всего несколько слов. И все-таки имя немецкого офицера Вильма Хозенфельда, погибшего в лагере для военнопленных в 1952 году под Сталинградом, стало известно. Так и, как он, ходивших по острию ножа, было немного. Но они были, именно они стали совестью нации и сделали возможным ее возрождение.

О них – публикуемая статья.

По оценкам историков, в 1941 – 1945 годах в Германии нелегально проживали от 10 до 15 тысяч евреев (из них более 5 тысяч в Берлине). Они «легли на дно», чтобы спастись от депортации в лагеря смерти. Выжили менее трети – от 3 до 5 тысяч (в Берлине – 1370 человек). Остальных выдали «арийские» соседи, схватили при проверках документов на улицах и в общественном транспорте. Многие стали жертвами еврейских шпиков гестапо – в тщетной надежде спасти собственную шкуру те шныряли по улицам, высматривая знакомых и вынюхивая потайные убежища. Некоторые погибли при бомбежках или умерли из-за отсутствия медицинской помощи.

Мужчинам призывного возраста трудней всего было выжить в подполье – они больше привлекали внимание, особенно при облавах на дезертиров. Им нужно было или не появляться на улицах, или иметь надежные фальшивые документы. При личном досмотре их выдавало обрезание. Женщины, не имеющие детей, легче находили квартиру и заработок (обычно в качестве прислуги). Но беременные или же с детьми подвергались – и подвергали своих укрывателей – большей опасности. Наконец, имела значение более или менее выраженная еврейская внешность.

Почти каждый выживший в подполье еврей обязан был жизнью нескольким немцам. Например, будущую публицистку Ингу Дойчкрон и ее мать укрывали, снабжали документами и продуктами до 20 человек. В отдельных случаях количество помогавших доходило до 50 – 60. Были, впрочем, и примеры, когда еврейскую семью на протяжении ряда лет скрывал один человек.

Помогавшие евреям принадлежали к разным слоям общества. Среди них были рабочие и крестьяне, ремесленники и предприниматели, служащие и люди свободных профессий, профессора и священники, аристократки и проститутки.

Какими мотивами они руководствовались? Политическими (враждебность нацистскому режиму), религиозно-этическими (от четких убеждений до интуитивной ориентации на соответствующие ценности), юдофильством или симпатией к отдельным евреям? Как правило, мотивы их действий сочетались.

Некоторые знали спасаемых издавна, другие очень недолго или – бывало и так – увидели впервые (например, берлинка, спонтанно предложившая убежище незнакомой беременной женщине).

В большинстве случаев, однако, это делалось не по собственной инициативе, а в ответ на просьбу, исходившую от преследуемых.

В конце войны убежище евреям предлагали подчас даже члены НСДАП с очевидной целью использовать такую услугу, как смягчающее вину обстоятельство после краха нанизма.

Спасавшие были обычными людьми; столкнувшись с нависшей над человеком опасностью, они решались помочь. Большей частью совершенно бескорыстно, подчас даже принимая на себя связанные с этим расходы. Материальный интерес имелся, по-видимому, у некоторых лиц, помогавших евреям перейти (разницу со Швейцарией, но и здесь сплетался с другими мотивами (оппозицией режиму, религиозно-гуманитарными побуждениями, любовью к приключениям).

Бывало, что отчаянное положение преследуемых эксплуатировалось. Выжившие избегали рассказывать об этом, чтобы не выглядеть неблагодарными. Одно из считанных свидетельств исходит от Ильзы Штильман, еврейки-коммунистки, которая с февраля 1943 года скрывалась в Берлине: «Я испытала на опыте: женщины хотели иметь дешевую прислугу, мужчины хотели с кем-то спать».

Какой опасности подвергали себя те, кто помогал евреям? На оккупированных немцами территориях Советского Союза и Польши карой была смертная казнь. В самой Германии дело обстояло иначе. Ее уголовный кодекс не содержал статьи «Judenbegunstigung» («Пособничество евреям»), преследование виновных осуществлялось на основе специального приказа гестапо от 24 октября 1941 года. Анализ практики репрессивных органов Третьего рейха, проведенный немецким историком Беатой Космала, показывает: смертная казнь за указанные действия не применялась. Уличенные брались под стражу (как правило, на короткий срок), после чего отправлялись в концлагерь. Мужчин наказывали строже, чем женщин (особенно если на попечении последних находились и нетрудоспособные члены семьи).

Отличия эти объяснялись политико-идеологическими соображениями. Нацистское руководство стремилось представить проявления солидарности с евреями не как сознательное сопротивление политике преследований и геноцида, а как аномальное поведение отдельных «введенных в заблуждение» людей. (В одном из судебных приговоров помощь евреям так и квалифицировалась – «чертою оторванных от жизни чудаков».)

Однако сказанное не значит, что спасатели могли чувствовать себя относительно спокойно, зная, что даже в случае провала опасность их жизни не грозит. Свирепость карательной политики режима, нараставшая с приближением краха нацизма, оправдывала любые опасения. Отправка в концлагерь вполне могла кончиться гибелью, что и произошло в ряде случаев. Поэтому вопрос «помочь или не помочь» был в прямом смысле слова экзистенциальным. Перед спасателем вставала дилемма – имеет ли он моральное право ставить на карту не только собственную жизнь, но и благополучие семьи?

Иоахим Липшиц, сенатор Западного Берлина по внутренним делам, 1956 г.

Гертруда Лукнер, сотрудница католической благотворительной организации во Фрайбурге

Ирена Блок, адвокат из Франнфурта-на-Майне

Решение было нелегким и потому, что помощь евреям исторгала виновного из пресловутой «немецкой народной общности». Сегодня ее квалифицируют обычно как фикцию, нацистский пропагандистский миф. Однако не подлежит сомнению, что годы подряд режим опирался не только и не столько на террор, сколько на поддержку большинства немцев. Этому молчаливому согласию и противостояли помогавшие. Внутри корпораций, к которым они принадлежали, картина была аналогичной. Так, католические и протестантские священники и миряне шли наперекор собственным церквям, которые безучастно наблюдали за дискриминацией, преследованием, а затем и исчезновением евреев.

Те, кто помогал евреям в самой Германии, ощущали себя в гораздо большей изоляции, нежели те, кто делал это в оккупированных Гитлером странах. Там спасатели могли рассчитывать на сочувствие и поддержку организаций Сопротивления (не всех, правда, и не всегда). В Германии—лишь на членов собственной семьи и ближайших, проверенных друзей. Прочие родственники, приятели, знакомые исключались: слишком велик был риск и слишком высока плата за ошибку. Чтобы выдержать подобное напряжение, нужна была немалая сила характера.

Помогавших евреям было очень немного (хотя все-таки больше, чем казалось тогда) по сравнению с миллионами, которые одобряли антиеврейскую политику или относились к вытеснению евреев из общества, а затем и исчезновению их более или менее равнодушно. Как редкие исключения истории такого рода, по мнению профессора Урсулы Бютнер, «не поддаются обобщению и типизации». Аналогично мнение профессора Вольфганга Бенца: это единичные случаи, которые и трактовать нужно соответственно, описывая каждый в отдельности.

Судьбы спасателей в послевоенные десятилетия складывались непросто. Начать с того, что их не признали – ни в ФРГ, ни в ГДР – участниками Сопротивления (под последним понимались только действия, прямо нацеленные на свержение нацистского режима). Хотя их «нормальное человеческое поведение» (как они его определяли) было, несомненно, сопротивлением, ибо поражало идеологический нерв режима – теорию и практику расизма.

Помогавшие евреям оставались практически неизвестными широкой общественности. Средства массовой информации, власти, общественные организации о них молчали. Причину немецкий историк Петер Штайнбах усматривает в настроениях большинства немцев: те не хотели вспоминать о собственном, часто бесславном поведении. Пока общественное внимание концентрировалось в основном на «людях 20 июля» (их заговор против Гитлера долго преподносился в ФРГ как чуть ли не единственное проявление Сопротивления), миллионы могли спокойно отвечать «нет» на вопрос: «Мог ли я, маленький простой человек, предпринять что-то против режима?» Однако, если бы вспомнили и о тех, кто, столь же безвластный и невлиятельный, осмелился саботировать политику нацистов в одном из ее ключевых пунктов, поведение множества немцев выступило бы в ином, явно неблагоприятном свете.

Следствием такого отношения стали и материальные проблемы спасателей. Многие вынуждены были прозябать на крохотные пенсии – на их здоровье сказались последствия длительного стресса. Разочарованием обернулось и начатое оккупационными властями, а с 1953 года продолженное правительством ФРГ «возмещение понесенного ущерба». Закон сформулировали так, что лишь немногие смогли получить необходимую помощь.

Отте Вайдт, владелец мастерской в Берлине

Только в Западном Берлине ситуация складывалась по-иному. В 1958 году по инициативе тогдашнего председателя еврейской общины Хайнца Галинского был создан фонд для чествования и материального поощрения «невоспетых героев» (термин принадлежал автору одноименной книги, вышедшей в 1957 году писателю Курту Гроссману). Инициативу Галинского поддержал, подключив к ее реализации магистрат и городскую казну, сенатор Западного Берлина по внутренним делам Иоахим Липшиц (полуеврей, который и сам скрывался в подполье с 1944 года). В 1958 году состоялось вручение первых почетных свидетельств, а с 1960 процедура их присуждения регламентировалась земельным законом. Право на чествование (а при нужде – и на материальную помощь) имели жители Берлина, которые «бескорыстно и в значительной мере» помогали преследовавшимся при нацизме лицам. Их чествование проводилось публично – как правило, в здании еврейской общины Западного Берлина на Фазаненштрассе. Преемники умершего в 1961 году Липшица продолжили эту работу, и до 1966 года 738 человек получили соответствующие свидетельства.

Однако попытки побудить другие земли к аналогичным действиям успеха тогда не возымели. Лишь в 70-е годы «невоспетые герои» стали отмечаться и на федеральном уровне – «Крестом за заслуги», вручаемым президентом ФРГ. Это было следствием изменившейся после студенческих волнений 1968 года общественной атмосферы. Наконец, в указанную деятельность стали втягиваться прочие земли (с 90-х годов – также и восточные).

Выступая на церемонии, посвященной памяти скрывавшихся в подполье евреев и помогавших им немцев (Берлин, 2001 год), президент ФРГ Иоханнес Рау сказал: «Мы имеем все основания гордиться этими мужчинами и женщинами». А участница церемонии Инга Дойчкрон писала, что цель ее книг о спасателях – показать новым поколениям немцев: «не все ваши предки были плохими людьми, некоторые готовы были противостоять несправедливости, невзирая на риск для себя».

Значение их примера отмечал в свое время Маркус Вольфсон – первый, кто начал изучать деятельность спасателей. Он считал, что ее популяризация может способствовать формированию сознательных граждан демократического общества, ориентированных на его фундаментальные ценности – равенство перед законом, права и достоинство человека, – и способных к действенным проявлениям солидарности.

Благодарный материал представляют такие истории для школьного образования. Их достоверность, захватывающий драматизм отвечают интересам и познавательным возможностям школьников. Абстрактные общественные категории («немцы», «наци», «евреи») наполняются живым человеческим содержанием. Перед глазами проходит весь спектр позиций, все многообразие мотивов, имевших место в обществе. Это позволяет сделать объемным и многоцветным представление об эпохе и постепенно, по мере развития способности к абстракции, подвести к постижению таких обобщающих понятий, как нацизм, Холокост, Сопротивление. И конечно, формировать неотделимые от исторических знаний оценочные, нравственные суждения.

Что делает в этом направлении современная немецкая школа? К сожалению, почти ничего. По данным известного дидактика Хамана, ни в одной из 16 федеральных земель учебные планы не содержат темы «Спасение и выживание» (в трех имеются формулировки, затрагивающие ее). В учебниках – та же картина. Говорится о заговоре 20 июля 1944 года, о некоторых молодежных группах, ячейках рабочего движения, о церковных оппозиционерах. Мельком упоминаются лишь самые известные примеры помощи преследуемым (деятельность Шиндлера, графини Мальцан).

В чем же здесь дело? Неужели в том же комплексе вины и стыда за содеянное и в защитной реакции на него? Кстати, профессор Бенц, возглавляющий в Берлине Центр по изучению антисемитизма, считает, что эти комплекс и реакция – более весомые ингредиенты современного антисемитизма в ФРГ, нежели традиционный христианский антииудаизм или псевдонаучный биологизаторский расизм.

Все громче звучат призывы «подвести наконец черту под прошлым». Для многих это значит – просто забыть его. Данные опросов показывают, что такие призывы находят отклик и у части молодежи. Однако сохранение и передача памяти о прошлом, в том числе о «незаметных героях», – по-прежнему один из залогов того, что «это не повторится».

НОВОСТИ НАУКИ

Михаил Вартбург