Текст книги "Религии современности. История и вера"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

3. ПРОБЛЕМЫ ПЕРЕД ЛИЦОМ МОДЕРНИЗАЦИИ И СОВРЕМЕННОСТИ

Эти проблемы в западноевропейском христианстве возникают по крайней мере с эпохи Реформации. Мир постоянно и всё более стремительно меняется, и эти изменения в жизни и мышлении людей не могут не затронуть внутренней сущности христианской религии. Если посмотреть на то, какие проблемы оказываются при этом в центре дискуссий, то можно классифицировать их, разделив на внутренние и внешние религиозные проблемы, хотя это вовсе не значит, будто эти проблемы развиваются изолированно, независимо друг от друга или образуют последовательный ряд. Если мы в дальнейшем изложении и рассмотрим сначала чисто внутренние религиозные проблемы, то только для того, чтобы не увязнуть в их хитросплетениях. Следует при этом помнить, что происхождение этих проблем восходит к внерелигиозной общественной жизни, к переменам в мышлении и образе жизни, что в свою очередь определяет характер внутрицерковных дискуссий.

а) Внутренние проблемы, касающиеся церковной организации и содержания вероучения

Одним из наиболее типичных для нового времени становится вопрос об образе власти и установлении властных отношений. Иерархическому принципу с его структурой власти, дающей указания сверху вниз, противостоит стремление к внутрицерковной демократии при активном участии «низов» (будь то клерикалы низшего ранга или сами верующие, прихожане, их общины). По образцу западной демократии, соответственно которому люди делегируют наверх органам власти часть своих прав и полномочий, а общая политическая ориентация определяется волеизъявлением большинства, должно было и руководство церкви конструироваться соответствующим образом. Поэтому и критика церковной системы особенно обострялась там, где фактически сохранялся и практиковался монархический принцип господства, как это имеет место в организации римско-католической церкви, где папа может один или в узком совете с епископами принимать важнейшие решения, независимо от мнения прихожан-верующих. На практике это может привести к углубляющемуся разрыву между теми, кто принимает решение, и основной массой верующих – народом, в связи с чем возникает своего рода «психологическая схизма»[34]34
  8. См. об этом: Peter Antes. Sexualität und Ehe. Ein Loyalitätskonflikt für Katholiken in der Gegenwart, in: Loyalitatskonflikte in der Religionsgeschichte. Festschrift für Carsten Colpe, hrsg. von Christoph Elsas und Hans G. Kippenberg in Zusammenarbeit mit Hubert Cancik, Burkhard Gladigow und Kurt Rudolph. Wurzburg 1990, S. 194–201.


[Закрыть], как это происходит сейчас внутри римско-католической церкви в отношении большинства верующих к разводам и повторным бракам или в вопросе об абортах. Тот факт, что эта ситуация редко обсуждается внутри церкви, объясняется тем, что так называемые «миряне» давно имеют столь нужную им свободу в своих практических действиях и не ждут разрешения от церковных инстанций. Число протестующих против такого положения дел не слишком велико и ограничивается чаще всего кругом так называемых «Независимых» внутри этой системы – людей, знающих нужды простого человека и поэтому не желающих далее терпеть и поддерживать официальное направление. Подобные проблемы существуют также в протестантских и англиканских церквах, в то время как православные церкви в настоящее время еще могут сохранять свой иерархический принцип в его классической форме в почти нетронутом, не разрушенном виде, что вероятно отчасти объясняется тем, что эти церкви занимают в обществах иного, чем западная демократия, типа совершенно отличное в политическом измерении жизненное пространство.

Более явно ориентированное на современное государство представление о структуре власти как внутри церкви, так и вне её основано на замене старого идеала послушания выше стоящим (начальству) более демократической формой «господства как содействия». Место церковного административного правления и авторитета должна занять дискуссия внутри церкви, и ни указание на должностной авторитет, ни ссылка на старые, почитаемые традиции не являются достаточным основанием для оправдания современной практики, ибо требуется, чтобы всё, что имеет значение и силу, получило новую, современную аргументацию, а там, где такая аргументация невозможна, необходимы какие-то изменения. В качестве характерных примеров такого рода можно назвать дискуссии о положении женщины, особенно о возможности посвящения женщины в сан священника, а в римско-католической церкви, – дискуссию об обете безбрачия (целибате) для священников и епископов.

Дискуссия в правомерности выполнения женщиной обязанностей священнослужителя интересна в двойном отношении. Показательно, что противостояние и жесткое разграничение между церквами теряет свою прежнюю силу, ибо, например, в Англии после 1992 года многие верующие (и миряне, и священники) ушли из англиканской церкви потому, что она высказалась за возможное посвящение женщин в сан священнослужителей и в сан епископов и стала проводить эту линию на практике. Папа Иоанн Павел II, занявший этот пост в 1978 году, неоднократно вынужден был торжественно заверять, что он не допустит посвящение женщин в священнический сан, что само по себе свидетельствует о том, что эта проблема также возникает и в римско-католической церкви, хотя открытая дискуссия на эту тему и скована до сих пор римскими вердиктами. Другой интересный аспект раскрывается в связи с тем, что по ходу дискуссии на эту тему на теологической почве выявляются новые подходы к ранней истории христианства и утверждение о том, что женщины никогда не выполняли функций священнослужителей, оказывается под вопросом. Особенно явно и обильно различные указания на причастность женщин первых христианских поколений к исполнению обязанностей священнослужителей содержат послания апостола Павла, адресованные различным народам. В этих посланиях не раз упоминаются многие женщины, бывшие его «сотрудниками во Христе»

(Послание римлянам, 16, 3, где речь идет о Прискилле[35]35
  «Приветствуйте Прискиллу и Акиллу, сотрудников моих во Христе Иисусе…» – говорится в этом месте Послания к римлянам Святого апостола Петра. (Прим, перев. – С.Ч.).


[Закрыть]), вместе с ним «боровшиеся за Евангелие» (в Послании филиппийцам названы в этой связи Эводия и Синтихия, 4,2) или «старавшиеся во имя господа», «трудящиеся о Господе» (в Послании римлянам упоминаются Мария Трифена, Трифоса, Персида, 16, 12), а также (в Послании римлянам, 16, 1, упоминается Фива[36]36
  «Представляю вам Фиву, сестру нашу, диакониссу церкви Кенхрейской. Примите её для Господа, как прилично святым, и помогите ей, в чем она будет иметь нужду у вас, ибо и она была помощницею многим и мне самому» – говорится в этом Послании. (Прим, перев. – С.Ч.).


[Закрыть]) исполнявшие обязанности диакона и руководительницы домашних церквей (в Послании колоссянам, 4, 15, встречается имя Нимфии[37]37
  В русском тексте юбилейного издания Библии, посвященного тысячелетию крещения Руси (1988), это имя приводится в мужском роде: «Приветствуйте братьев в Лаодикии, и Нимфана, и домашнюю церковь его». (Прим, перев. – С.Ч.).


[Закрыть]; в Послании римлянам говорится о Прискилле и муже её Акилле, 16, 3–5); есть сведения даже об апостоле, имевшем женское имя Юния (Послание к римлянам, 16, 7[38]38
  «Приветствуйте Андроника и Юнию, сродников моих и узников со мною, прославившихся между Апостолами и прежде меня еще уверовавших во Христа,» – говорится в Послании римлянам. (Прим, перев. – С. Ч.)


[Закрыть]). Дискуссия о равноправии и равных способностях мужчин и женщин идет сегодня внутри христианских церквей полным ходом. Она затрагивает и проблемы уровня и границ возможностей человеческого сообщества, и вновь возвращается к образу Бога.

Всё более подвергается критике и ставится под сомнение классическое представление о Боге как о господине (мужчине), ибо, как кажется, мужской образ Бога перестает отвечать потребностям женщин в женском религиозном начале[39]39
  9. Исчерпывающий анализ этой проблематики содержится в книге: Elisabeth A. Johnson. Ich bin, die ich bin. Wenn Frauen Gott sagen. Düsseldorf 1994.


[Закрыть].

При этом ссылаются на то положение, что Бог создал человека, то есть и мужчину, и женщину, в качестве «своего подобия» (Моисей 1, 27). В Библии встречается также сравнение Бога с Матерью и другие указания на женско-материнские черты Бога, вплоть до самого понятия «Дух», – это слово на иврите – женского рода, – и само милосердие Бога рассматривается как указание на его женственность, поскольку корень этого слова в иврите соответствует понятию женственности. Всё это со всей очевидностью свидетельствует о том, что так называемая феминистическая теология не ограничится косметической корректурой некоторых мужских атрибутов в вопросах культа и вероучения, но доберется до кардинальной ревизии самого образа Бога.

Тенденцию к такого рода ревизии можно наблюдать и с другой стороны. Вероятно, мы становимся свидетелями «прощания со всемогущим Богом»[40]40
  10. См. об этом: Gunter Schiwy. Abschied vom allmächtigen Gott. München 1995.


[Закрыть]. Пожалуй, ныне уже не проповедуется такое учение и представление о Господе-Боге, который может делать со своими рабами всё, что он хочет, соглашаясь смилостивиться над ними или предпочитая покарать их по своему усмотрению[41]41
  11. Критика этого положения содержится в публикации: Franz Bucgle. Denn sie wissen nicht, was sie glauben. Oder warum man redlicherweise nicht mehr Christ sein kann. Eine Streitschrift. Reinbek bei Hamburg 1992. Эта критика касается самой сути проблемы, но в религиозно-педагогическом отношении она едва ли эффективна, ибо она лишь выборочно имеет дело с Библией и рассматривает только те места Святого писания, где речь идет о живом Боге.


[Закрыть]. Как в современной педагогике, так и в религиозной педагогике такие понятия, как строгость, или наказание (суд, проклятие), с одной стороны, и любовь, с другой стороны, рассматриваются как антогонизмы, а не как две стороны одного и того же явления, как это следует, к примеру, из послания к евреям (12, 5-11[42]42
  «… сын мой! не пренебрегай наказания Господня, и не унывай, когда он обличает тебя. Ибо Господь, кого любит, того наказывает… Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью; но после наученным через него доставляет мирный плод праведности», – говорится в Послании Святого апостола Павла к евреям. (Прим, перев. – С.Ч.).


[Закрыть]). Соответственно этой установке разговоры о Боге, который вершит свой строгий суд, повергая грешников в ад (Евангелие от Матфея, 8, 12), отступают сегодня на задний план. Вместо этого акцентируются такие высказывания Иисуса об отношении Бога к человеку, как притча о пастухе, который, потеряв одну овцу, готов оставить всё стадо и пойти за пропавшей овцой и искать её, пока не найдет её (Евангелие от Луки, 15, 3), или как притча о той, кто потеряв одну из десяти драхм, будет старательно искать эту одну драхму (Евангелие от Луки, 15, 8), или как притчу о том, кто пришедшему в последний момент даст столько же, сколько тем, кто были при нем весь день (Евангелие от Матфея, 20, 1), или как притчу о том, кто зовет на свадьбу простых людей, потому что приглашенная знать не пришла на праздник (Евангелие от Матфея, 22, 1), или как притчу о том, кто радостно обнимет своего сына, даже если этот сын промотал на чужой стороне всё состояние (Евангелие от Луки, 15, 11). Всё более очевидным становится, таким образом то, что «на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Евангелие от Луки, 15, 7).

Во всех этих высказываниях на первом плане оказывается человечный и сочувствующий человеку Бог как выражение всемогущей любви. Вместе с этим страх перед карающим Богом отступает на задний план, и устрашение адом затрагивает ныне лишь небольшое религиозное меньшинство[43]43
  12. Насколько иначе всё это выглядело в прежние времена, наиболее наглядно свидетельствует пример Лютера. См. об этом: Oskar Pfuter. Das Christentum und die Angst. Eine religionspsychologische, historische und religionshygienische Untersuchung. Zürich 1944; о социально-религиозной ситуации в середине 20 века речь идет в книге: Tilman Moser. Gottesveigiftung. Frankfurt 1976.


[Закрыть]. Центральным вопросом теологии становятся деяния Бога, воплотившегося в Иисуса Христа как в примерного, идеального человека. Установки христианской теологии нового времени с максимальной точностью выразил Людвиг Фейербах, который в своих «Основах философии будущего» в 1843 году сформулировал это следующим образом: «Задача нового времени заключалась в очеловечении Бога, что означало превращение теологии в антропологию»[44]44
  13. Цитируется по: Hans Waldenfets. Kontextuelle Fundamental-theologie. Paderborn-München-Wien-Zürich 1985, S. 41.


[Закрыть]. Сегодня это учение основывается на гуманизме Иисуса[45]45
  14. Знаменательно, что подобная интерпретация между тем была принята на вооружение и католической церковью. См. об этом: Anthropologie chrétienne de Jean Paul II, in: Paul Poupard (Hrsg.), Dictionnaire des Religions. Paris 1984, S. 58–60.


[Закрыть] и как бы открывает перспективу философско-теологических гуманистических дискуссий «постхристианской» эпохи, в которой мы живем. «При этом гуманизм такого рода означает самое радикальное и последовательное развитие учения об инкарнации – воплощении Бога в человеке. Развивая идею воплощения Бога в человеке, этот гуманизм утверждает божественность человека, представляя священным не только Бога, но и смертного человека. Это по-своему инициированное Богом, но совершившееся уже без участия Бога «обожествление человека»… означает: Бог всё больше становится человеком, в то время как человек становится местом проявления трансцендентного начала в мирском его понимании, в атеистической и гуманистической концепции»[46]46
  15. A. Schilson: «Gott wird immer mehr Mensch» (D. Solle), Aspekte eines postchristlichen Humanismus. In: Menschwerdung Gottes – Vergöttlichung von Menschen, hrsg. von D. Zeller. Freiburg/Schweiz-Göttingen 1988, S. 177–215, здесь: S. 179.


[Закрыть].

Бог – там, где любовь, как выразил это один филиппинский крестьянин, наивно, но глубоко и точно понявший суть описанного в Библии Страшного Суда (Евангелие от Матфея, 25, 31–46):

«Прочь от меня, ибо когда я был голоден, ты не дал мне поесть…» Христос как Судья, в самом деле, прав, продолжает этот крестьянин, ибо накормить голодного – это уже само по себе праведное, святое дело, а не дать еды, тому, кто голоден, если ты можешь его накормить, – это неправильно, это грешно, и такому грешнику – дорога в ад. Таким образом, христианство побуждает к добрым делам и действует позитивно. И судимы мы будем не за то или не только за то, что мы делаем, но и за то, что мы упустили и не сделали.

Мы можем себе представить, продолжает он, красивую женщину из богатой, почтенной семьи, которая училась в самых лучших школах. Это скромная, добрая женщина. Каждое утро она ходит в церковь, она носит голубые платья и туфли, голубой венок и ездит на голубой машине. Потом она возвращается домой и еще какое-то время проводит в молитвах, а может быть, иногда занимается своим туалетом и маникюром. И вот когда она умрет, – совершенно серьезно спрашивает этот крестьянин, – попадет она в рай или в ад? И отвечает: вероятно, всё же в ад. Во время Страшного Суда Судья, наверно, ей скажет: «В то время когда ты жила, было вокруг твоего дома так много бедных людей, а ты и пальцем не шевельнула, чтобы им помочь. Ты была так эгоистична, что беспокоилась только о собственной святости. На тебя работали многие арендаторы, которые выращивали для тебя рис, и чьи дети умирали от голода, потому что ты не давала провести земельные реформы. И твое сердце не печалилось об этом, ибо в твоем сердце не было любви. Прочь от меня, ибо я был голоден и ты не дала мне поесть…»[47]47
  16. Из книги: Ch. R. Avila. Peasant Theology. Reflections by the Filippino Peasants on their Process of Social Revolution. Bangkok o.J.; перевод на немецкий язык в выдержках и извлечениях: Р. Antes. «Bauern-Theologie» auf den Philippinen. In: Zeitschrift fur Missions-wissenschaft und Religionswissenschaft 62 (1978), S. 297–300, здесь: 299. (Синий – это королевский цвет, и в этом тексте ему отдается предпочтение).


[Закрыть].

Таким образом, поступки человека в значительно большей мере, чем его вера в смысле религиозного сознания, становятся критерием его добродетели (святости) или, напротив, его греховности. Логичным в связи с этим представляется утверждение испанского теолога Й.М. Гонзалеса-Руица, что красной нитью через всю Библию проходит вопрос «Где твой брат?» Этот вопрос Бог задает Каину, спрашивая о его брате Авеле (Моисей 4,9), и так же спросит он на Страшном Суде, описание которого (в Евангелии от Матфея, 25, 31) Гонзалес-Руиц называет «притчей об атеистах». От этого вопроса будет зависеть, кто будет спасен, кто – проклят[48]48
  17. José Maria Gonzalez-Ruiz. Creer es comprometerse. Barcelona 1970, S. 33.


[Закрыть].

Сформулированная таким образом максима человечности означает в то же время, что все люди рассматриваются как потенциально достойные спасения и вечного блаженства, даже если они не обращены в христианство, более того – отклоняют его. Важно, следовательно, только то, чтобы они не отказывали в помощи тем, кто в этой помощи нуждается, независимо от того, знают ли они или не знают (как спасенные в «притче об атеистах»), что делают они всё это во имя Иисуса.

Человечность и установка на бедных сделала христианство в некоторых регионах мира своего рода знаменем в борьбе христиан против угнетения и несправедливости. Особенно впечатляющие примеры такого рода дала так называемая теология освобождения, которая зародилась в Латинской Америке[49]49
  18. Основное сочинение, в котором приводятся имена этого направления: Gustave Gutierrez. Theologie der Befreiung. München-Mainz 1973.


[Закрыть], однако получила также распространение в некоторых параллельных и аналогичных ей формах в Африке и Азии, где так называемые «базисные общины»[50]50
  19. Примером такой базисной теологии может служить программное исследование в трех томах: «Hacia la Comunidad» von Juan José Tomayo. Первый том этого издания имеет подзаголовок «La marginacion, lugar social de los cristianos» (Madrid 1993), a второй том – «Iglesia profetica, Iglesia de los pobres» (1994). Третий и последний том появился под названием «Los sacramentos, liturgia del projimo».


[Закрыть], пытающиеся связать христианство с социально-политическими задачами освободительных движений. Такому подходу противостоит позиция подавляющей части других христиан, можно сказать, всего организованного христианского мира, который считает, что подобная политическая ангажированность никак не. соответствует духу Евангелия. Здесь, прежде всего если говорить о протестантизме, значительную роль играет учение Лютера о двух царствах, согласно которому чаяния и стремления христианина должны быть больше обращены к царству Божьему, нежели к земной юдоли. В то же время кальвинистические направления протестантизма большее и даже решающее значение придают активному образу действий на земном поприще.

Различие политических взглядов и религиозно-социологических представлений ведет к крайне неоднозначной интерпретации христианского вероучения и обуславливает возможность совершенно различного толкования одних и тех же библейских текстов. Это возвращает нас к политической истории религии. При этом ясно, что общая ситуация и положение этой религии во многом зависят от того, является ли она преследуемой религией или в союзе с правящей властью сама преследует других. С изменением правового статуса религии меняется и интерпретация тех базисных текстов, которые составляют её основу, о чем убедительно писал М. Рагеб, ссылаясь на интерпретацию Библии:

«Важный переломный момент в интерпретации Библии наступил в 4 веке. После того, как император Константин принял христианство, христиане уже перестали быть преследуемыми и частично сами стали преследователями. Язык любви и доверия, который звучал в евангельских текстах в контексте с положением гонимых христиан, вдруг – в новом контексте – стал языком ненависти и насилия. Гонимый понимает Библию иначе, чем его гонитель. Те, кто лишен власти, трактуют её иначе, чем те, кто держит власть в своих руках. Это совершенно разные вещи – когда загнанный в катакомбы, преследуемый христианин молится и говорит своим таким же гонимым братьям «Бог с нами, Бог на нашей стороне» и когда солдаты агрессивной, вторгшейся в чужую страну армии пишут на бляхах своих поясов «Бог с нами, Бог на нашей стороне». Это совершенно разные вещи – когда запуганный, доведенный до отчаянья христианин как знак своей веры рисует на своем теле крест по образцу распятия Христа и когда римский легионер гравирует крест на своем шлеме как символ Бога-триумфатора»[51]51
  20. M. Raheb. Ich bin Christ und Palästinenser. Israel, seine Nachbarn und die Bibel. Gütersloh 1994, S. 89.


[Закрыть].

Это понимание контекста касается не только внутренних проблем, но и отношений с внерелигиозным миром и еще раз заставляет повторить то, что было сказано выше, а именно, что дискуссии внутри церкви и религии никак не оторваны, а тесно взаимосвязаны с изменениями в образе жизни и образе мышления всего человеческого сообщества.

б) дискуссии с внерелигиозным мышлением

Самый трудный спор, который христианство должно было вести в условиях нового времени, был спор с наукой. Именно научные выводы и открытия привели к трем важнейшим и смертельным «обидам», которые были нанесены человеку на трех этапах: первая после открытия Коперником того факта, что земля людей не является центром вселенной; вторая – после того, как Дарвин отказал человеку в том, чтобы считаться «творением шестого дня» и испытывать соответствующую этой иерархии гордость; наконец, третья чувствительная обида «наивному человеческому самолюбию» была нанесена открытием того, что этот «венец творенья» однажды может оказаться «отнюдь не хозяином в собственном доме»[52]52
  21. Ludwig Marcuse. Sigmund Freud; цитируется по: Christoph Kilbe. Heilung oder Hindernis. Religion bei Freud, Adler, Fromm, Jung und Frankl. Stuttgart 1986, S. 20.


[Закрыть]. На протяжении последних пяти столетий абсолютно деформировалась библейская картина мира, согласно которой центром является земля, над ней возвышается небо и светит солнце; на смену этой картине пришли представления о бесконечной вселенной, в которой Земля – лишь одна из второстепенных планет, вращающихся вокруг Солнца, и в которой существует еще множество солнц и галактик. К тому же пришлось расстаться и с представлением о том, что человек среди живущих на земле существ является высшим творением самого Бога, и место, которое занял человек в истории природы и эволюции видов не оставило ему, кажется, ничего, кроме свободы воли. Но и эта свобода оказалась ограниченной с открытием неосознанных, инстинктивных импульсов, так что человек уже представляется не столь автономным, и часть ответственности за его действия может быть снята или уменьшена с учетом действия темных, неподвластных сознанию сил и инстинктов.

Христианство дает различные ответы на эти вызовы, обусловленные развитием современных научных знаний. Одни, как, например, протестантские «фундаменталисты» в США, просто отрицают, игнорируют эти научные открытия, считают их не более чем гипотезами и готовы даже настаивать на библейской версии происхождения человека как непосредственного творения Бога (креационизм). Другие направления в христианстве готовы смириться и принять очевидные истины, связанные с открытиями естествознания, но реагируют на это попытками утверждения в общих чертах Божьей воли и того, что человек всем сущим обязан Богу, в то время как конкретные пути и формы воплощения этой воли они готовы передать в компетенцию естественных наук. Дела Бога всё меньше конкретизируются, а сама религиозность ограничивается проявлением в экстремальных ситуациях, например, при неизлечимой болезни и смерти. Соответственно, теряют прямой смысл и непосредственное значение традиционные легенды о чудесах, сотворенных Иисусом, о том, что он был рожден непорочной Девой, о пустой могиле, оставленной после его вознесения на небо и т. п. Всё это, естественно, подвергается сомнению и оспаривается. Сама Библия подвергается историко-критическому анализу на основе данных исторической науки и археологии. Образ мысли авторов Священного писания, как и любые другие древние тексты, подвергается историческому и литературному анализу, и речь уже не идет о том, чтобы рассматривать эти тексты как божественное откровение.

И если можно сказать, что спор между вероучением и наукой в значительной мере исчерпан, ибо теология остается в сфере истин и знаний, не доступных эмпирическому измерению и логическому научному доказательству, то дискуссии в области этики и морали идут еще полным ходом. Они касаются, например, христианского отношения к психоанализу Фрейда, вопросов генной инженерии, экологических дебатов, индустрии вооружений, сферы человеческой сексуальности и т. д. Кажется, политика, экономика, техника, наука и культура ищут новые масштабы, которым уже не могут отвечать, во всяком случае – убедительно, прежде используемые и пригодные моральные постулаты христиане-кого вероучения. Постоянно всплывают всё новые вопросы, время всё настойчивее требует ответа на них, и кажется, до сих пор не удалось наметить те общие границы христианской ориентации, внутри которых верующим было бы легче и проще найти свой личный, индивидуальный ответ на эти вопросы.

Перед лицом таких глобальных проблем, представляющих угрозу для будущего Земли и всего человечества, как сокращение или исчерпание всех используемых ресурсов, изменение климата, перенаселение, а также массовое обнищание и социальная справедливость, христианские церкви, как видно, не в состоянии найти и предложить какие-либо конкретные решения. Между прочим, поэтому литература и искусство в большинстве так называемых христианских стран занимаются теперь не христианскими, а общечеловеческими проблемами. Наиболее яркие тому примеры – Германия и Франция: христианская традиция здесь практически обрывается, знания прежней христианской культуры сходят на нет, и нынешняя молодежь этих стран едва ли окажется способной понимать «старую» литературу, музыку, искусство, ибо их тематический арсенал ей практически уже недоступен[53]53
  22. К этому широкому тематическому кругу относится: Lexikon der biblischen Personen. Mit ihrem Fortleben in Judentum, Christentum, Islam, Dichtung, Musik und Kunst, von Martin Bocian unter Mitarbeit von Ursula Kraut und Iris Lenz. Stuttgart 1989.


[Закрыть].

Быстро развивающаяся глобальная информационная сеть воочию ежедневно и ежечасно убеждает христиан в том, что они живут на этой земле – в глобальном, и что еще важнее, в региональном масштабе – вместе с людьми, которые отнюдь не разделяют их веру. Становится очевидным, что всё то, что христиане считают истинным и святым, – это дело убеждения лишь одной, пусть и довольно многочисленной группы людей, рядом с которой существуют другие группы со своими представлениями об истинном и святом. И любая претензия на истину внутри своей группы, даже если не встречает сопротивления её членов, еще ничего не значит для других групп, а потому не может считаться объективно значимой и правильной.

Средневековая философия решала эту проблему, считая правильным (соответствующим объективной истине) то, что подлежало системе логических доказательств, позволявших согласовать действительность с представлением о ней. Люди верили, что таким образом они следует логике творений божественного духа. Сегодня разрушено былое недоверие к разуму. Современная философия не считает более логическое доказательство достаточным для установления истины. Поэтому христианскую теологию она рассматривает как часть средневековой философии и не принимает её всерьез. Уступая поле боя философии, теология более, чем когда-либо прежде, принимает сегодня во внимание достижения эмпирических социальных наук, пытаясь с ними вести спор об обществе и человеке. Наряду с этим спором на эмпирическом уровне христианство ведет и свою теоретическую дискуссию с другими формами веры и жизни (религиями), что следует иметь в виду.

Дискуссия с другими религиями, которую снова называют «межрелигиозным диалогом», а также «теологией религий», преследует тройную цель: во-первых, перед лицом религиозного плюрализма она отстаивает преимущества собственного, христианского вероучения; во-вторых, она намечает и ищет пути совместных с другими религиями действий, направленных на достижение справедливости, согласия и мира между людьми, и тем самым религия способствует не раздору и войнам, как это часто случалось в ходе истории, а лучшему взаимопониманию между людьми и установлению политического мира и социальной справедливости. Наконец, учитывая реальное сосуществование разных религий в мире, христианская церковь рассчитывает на то, чтобы в ходе этого диалога убедить себя и других в том, что те, кто не являются христианами, – а это большая часть современного и будущего человечества, – не брошены Богом, но имеют шанс на спасение, если в рамках своих религий они способствуют добру и мешают злу, ибо сказано в писании: «Придите, благословенные Отца моего, наследуйте царство, уготованное вам от создания мира» (Евангелие от Матфея, 25, 34).

IV. НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ И КРАТКАЯ ОЦЕНКА ВОЗМОЖНОГО РАЗВИТИЯ В БУДУЩЕМ

Рассмотрение проблемы в современном контексте показывает, что христианство в целом, как и отдельные представляющие его церкви и группировки находится в процессе трудной перестройки и не простой эволюции, конечные результаты которой в настоящее время трудно предвидеть и предсказать. Более, чем когда-либо в прошлом, для современного его состояния справедлива была бы характеристика – «смена парадигм», ибо какое бы решение отдельных вопросов ни предлагалось – оно требует движения по новому пути, будь то попытка идти в ногу с требованиями времени или конфронтация с этими требованиями и попытка вернуться к старой модели. А поскольку спор о том, следовать ли требованиям времени или отклонить их, идет сегодня не между разными церквами и группировками, а внутри каждой из них, – окончательный прогноз того, куда всё это приведет, невозможен.

В условиях этой внутренней конфронтации сегодня оказывается важнее общая принадлежность человека христианскому миру, нежели вопрос о том, к какой из традиционных христианских конфессий, церквей и группировок, он относится. Кажется, это позволяет в несколько ином свете представить сегодня проблему единства христианского мира. Возможно, сегодня открывается шанс к достижению христианского единства, которое долгое время казалось абсолютно невозможным и не реальным, и возможность эта связана с противостоянием нехристианскому миру всех христиан, единых, несмотря на внутренние различия между ними, в понимании мира и роли и задачи человека в этом мире.

В глобальном плане, вероятно, христианство будет более решительно и четко, чем это делалось до сих пор, определять свои позиции и границы, отделяющие его от других религий. Вместе с тем поиски среди других религий возможных союзников и партнеров для обеспечения мира и справедливости могут обеспечить роль христианства как самого крупного меньшинства в современном мире.

Возможно, в Западной Европе уже давно констатируемые процессы ослабления роли отдельных церквей приведут к некоторой «расхристианизации» или даже к общему падению христианства как мировой религии[54]54
  23. С поспешными прогнозами упадка следует быть осторожнее. И всё же нарастающую критику в церковных кругах, особенно в католической церкви, нельзя недооценивать. См. об этом: Kirchenvolksbegehren der katholischen «Basis» gegen die Amtskirche 1995 in Österreich und Deutschland; Rupert Lay. Nachkirchliches Christentum. Der lebende Jesus und die sterbende Kirche. Düsseldorf 1995; Heinrich Fries. Vor der Entscheidung. Werden die Kirchen überflüssig? Graz 1995. К этому добавляются еще значительные трудности, связанные с передачей, распространением, внедрением в сознание людей положений христианского вероучения. См. об этом: Ungläubige Jugend? Briefe und Bekenntnisse, hrsg. v. Manfred Plate. Freiburg-Basel-Wien 1987; Werden unsere Kinder noch Christen sein? hrsg. v. Karl Heinz Schmitt und Jürgen Heeren. Freiburg-Basel-Wien 1995.


[Закрыть] (как это уже бывало в истории, когда, к примеру, другие типы христианства на Ближнем Востоке или в Северной Африке практически сошли на нет). Однако, если посмотреть на статистические данные, то ничто не говорит о том, что христианство в целом, в его мировом измерении, сойдет на нет, исчезнет или утратит свои позиции. Уже упоминавшееся выше число в почти два миллиарда христиан говорит само за себя, обеспечивая прочные позиции христианства в будущем. Открытым при этом остается только вопрос о том, будет ли это европейское христианство, иначе говоря христианство с доминирующей европейской теологией, или христианство, отмеченное печатью других влияний и развивающееся в другом культурном контексте.