355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » авторов Коллектив » Горячие точки » Текст книги (страница 9)
Горячие точки
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 04:01

Текст книги "Горячие точки"


Автор книги: авторов Коллектив



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

– Ясно.

Снова вышли покурить во двор. На темном небе – ни звездочки. Ветер гнал тяжелые снеговые тучи.

– А что, – начал было Усман, – может, завтра уже кого-то недосчитаемся.

Серега резко оборвал его:

– Кончай болтать, накаркаешь.

Но каждый про себя подумал: а что, вполне возможно.

– Во сколько начало? – спросил кто-то из ребят.

– Я слышал, что вроде бы в семь...

К нам подошел Мусаич. Его работа будет потом: когда мы захватим Дворец, Мусаич будет разбираться с трофейной документацией.

– Ребята, не бойтесь, все пройдет тихо и гладко. – потихоньку сказал мне Мусаич.

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

– Оттуда... – уклончиво ответил Мусаич. – Амина уже нет в живых! Понял? Его уже, – он посмотрел на часы, – два часа, как отравили!

– Кто?

– А ты не догадываешься? В общем, они сопротивляться практически не будут. Там наши доверенные лица среди охраны, в общем, они там всех своих подработали. Они будут сдаваться без стрельбы!

– Правда, что ли?

– Ну, что я тебе врать буду! Вы там поаккуратнее, зря не стреляйте.

Вот, значит, какие дела! Да, видимо, наша резидентура не сидела здесь сложа руки. Смогли подработать гвардейцев. Сумели отравить Амина. Молодцы, если все так, как говорит Мусаич. Вообще-то, у Мусаича связи – дай Бог каждому! Видимо, в резидентуре у него работает какой-нибудь земляк, который и нашептал ему. Ну что ж, если так, то это очень хорошо!

Вдруг все вокруг засуетились, к нам подбежал Володя Быковский и сказал, что всех срочно собирает Титыч. Мы бегом бросились в комнату.

– Ну все, ребята! – твердо сказал Титыч. – Давайте по местам. Будьте осторожны, берегите себя!

Толкаясь, мы побежали по коридору во двор к своему БТРу номер сто двенадцать. А я опять посмотрел на Дворец, который празднично сиял в ночи в свете прожекторов. Флаг у центрального входа был поднят. Значит «сам» – на месте. И увидел, что маленькие фигурки у его подножья вдруг забегали, засуетились, а потом. исчезли! Мелькнула мысль: неужто произошла утечка информации, и они готовятся к обороне? Нет, что-то не верится мне, что все обойдется без крови. Так не бывает!

Глава 33

А в это время группа наших ребят, которые свою основную задачу на этот день уже отработали, возвращалась на виллу.

Только что на виду у всех они заложили тридцать шесть килограммов взрывчатки в коммуникационный колодец в самом центре Кабула, напротив Дворца Арк. Взрыв должен разметать в клочья все кабели и полностью прервать телефонное сообщение в городе, оборвать связь Кабула с внешним миром. Пока переводчик отвлекал внимание патрульных солдат, наши ребята, под видом ремонтных рабочих, втащили в колодец два рюкзака со взрывчаткой, удачно все там расположили и поехали уже обратно. Но вовремя спохватились: забыли запустить замедлитель. Пришлось снова возвращаться.

Заряд должен был взорваться в девятнадцать часов пятнадцать минут. Все озабоченно посматривали на часы. А вдруг не сработает? Не дай Бог! Тогда провал!

УАЗ уже заехал в ворота виллы, ребята вышли из машины, и, в это время грохнуло. Да так, что окна в вилле зазвенели! Сработало! Точно в семь пятнадцать!

Тут откуда-то из города до нас долетел приглушенный расстоянием звук сильного взрыва. В небо взвились сигнальные ракеты.

Все! Пора!

Мы быстро заняли свои места в БТРе.

По рации прозвучала команда: «Вперед!». Механик-водитель поддал газку, БТР качнулся, взревел двигателями и покатился в низину, отделяющую нас от Дворца.

Тут же раздался душераздирающий рев «Шилок» – они били с горок поверх наших голов, – и отчетливо были слышны разрывы. Начался обстрел Дворца. Заработали наши гранатометчики, пулеметчики и снайперы, засевшие на ближних холмах.

Я посмотрел вперед, через незакрытые заслонками лобовые стекла машины и увидел, как вокруг ярко освещенного прожекторами Дворца и на его стенах вспыхивают неправдоподобно красивые багрово-красные бутоны разрывов.

– Эй, сержант! – стараясь перекричать рев двигателей, заорал я, обращаясь к сидящему впереди командиру машины. – Скажи водителю, чтобы закрыл заслонки, а то ведь через окна и залететь что-нибудь может!

Видя, что сержант не слышит меня, я толкнул Быковского:

– Володь, скажи, чтобы водила заслонки закрыл, поубивают ведь до срока!

Поняв, что от него хотят, сержант обернулся и прокричал в ответ:

– Я ему уже говорил, а он не хочет! Он ни разу не ездил с закрытыми заслонками! Говорит, что через триплекс плохо видно!

– Я сейчас башку ему оторву, вообще ничего не увидит больше! – сделав свирепое лицо, крикнул я. Стволом автомата (иначе не достать) я ткнул механика-водителя в спину:

– Закрой заслонки, идиот! Водила понял и опустил заслонки.

БТР сильно сбавил ход, почти остановился, затем, резко дернувшись, пошел снова. Начался подъем.

Нервно ерзавший напротив меня Сашка вдруг повернулся боком, открыл стрелковую бойницу и заглянул в нее. Было видно, что нервы у него на пределе, ему хотелось что-то делать: не сидеть сложа руки, а действовать.

– Мужики! Огонь! – вдруг заорал он, сунул наружу ствол автомата и начал палить в темноту. Горячие гильзы веером разлетались по тесному и слабо освещенному чреву БТРа, ударяясь о металлические переборки, обжигая руки и лица.

Куда он стреляет? В кого? Ведь ни черта не видно! Нервишки подвели?

– Сашка! Прекрати! Ты что, с ума сошел? Куда палишь? Своих перебьешь!

Это Серега отдирал его от бойницы.

Сидящий прямо перед нами с Володей стрелок БТРа бешено крутил свои ручки, что-то выцеливая своим КПВТ.

Сержант, прижав к уху наушники, напряженно вслушивался в переговоры командования.

– Стрелок, огонь по зданию! – озвучил он прошедшую по всем машинам команду.

Тут же загрохотал крупнокалиберный башенный пулемет.

Уже некоторое время я ощущал, что по броне БТРа что-то молотит, вроде бы как град пошел. И тут я сообразил: это же пули бьют! По нам стреляют, вернее сказать, нас просто-напросто поливают свинцом. Видимо, это пулеметы. Хорошо хоть, что не крупнокалиберные, не ДШК, иначе нам всем здесь была бы хана.

Поездка казалась мне нескончаемо долгой. Мы притормаживали, потом резко трогались. Что там снаружи творится? Когда же мы доедем? Скорей бы!

Тут мы в очередной раз остановились. Тронулись. Снова остановились.

– К машине! – округляя глаза, закричал сержант, оборачиваясь к нам. – По рации сигнал: «К машине»!

Вот и началось!

Сердце екнуло, на секунду как бы остановилось, запнувшись, а потом, как двигатель после переключения на повышенную передачу, учащенно забилось. Внезапно стало тепло, даже жарко, во всем теле вдруг почувствовалась легкая дрожь, прилив сил, свобода движений. В голове что-то зазвенело, а потом стало пусто-пусто... Я понял, что мое подсознание, уловив опасность, в срочном порядке отключило мозговые центры, ведающие за различного рода теоретическую информацию и вопросы, прямо не относящиеся к предстоящей практической стычке, и впрыснуло в кровь лошадиную дозу адреналина. Активно заработал животный инстинкт самосохранения: насыщенная адреналином кровь легко сворачивается при ранениях. В состоянии боевой готовности организм легко переносит самые нечеловеческие испытания и перенапряжения.

– Вовка, открывай люк! – возбужденно заорал я. Володька откинул верхний люк.

– Только не толкайся! – с озабоченным лицом попросил он меня. Он полез в люк и. застрял! Я рассмотрел, что он зацепился ремнем автомата за какой-то выступ, быстро высвободил ремень и сильно наподдал Володьку плечом под зад. Он вылетел как пробка из бутылки шампанского. Как я сам выбирался из люка – не помню, но, видимо, проделал я это очень быстро. При десантировании из машины мне да и Володьке повезло.

В это же время из соседнего БТРа через верхний люк под градом пулеметного дождя выбирался жилистый и юркий Борька Суворов.

Ему-то как раз и не повезло: автоматная пуля калибра 7,62 попала ему в пах. Прямо под нижний обрез бронежилета. Действительно, коротка кольчужка оказалась. Он свалился под колеса БТРа, прополз несколько метров, выдернул из кармана индивидуальный пакет и даже попытался перевязаться. Но шансов выжить у Борьки практически не было. Он почти сразу потерял сознание, и густая, горячая кровь, пропитав обмундирование, выплеснулась на бетонные плиты дороги...

Опомнился я только у какого-то небольшого – не более полуметра – каменного парапета.

Осмотрелся. Наши залегли вдоль парапета. От своего БТРа я отбежал метров на десять – пятнадцать. Вся наша колонна как-то смешалась. Впереди, перегородив дорогу, дымил БТР. Прямо за парапетом – Дворец, ярко освещенный прожекторами.

«Во, дураки! Даже освещение не выключили!» – подумал я о гвардейцах. Володька Быковский притулился рядом. Кругом пальба: не поймешь, кто куда стреляет! То и дело рядом что-то оглушительно хлопало, взрывалось. Тут же заложило уши. Черное небо все было исчиркано разноцветными трассерами. Трассирующие пули описывали широкие дуги, и было непонятно, откуда и в какую сторону они летят. Стреляли обороняющиеся из окон Дворца, стреляли наши по Дворцу, неизвестно кто и по кому (наверное, по нам?) стреляли откуда-то снизу и сбоку. С небольшими перерывами на перезарядку продолжали долбить «Шилки», и от стен Дворца на нас сыпались осколки снарядов и гранитная крошка.

В огромных полутемных окнах Дворца трепещут ярко-красные бабочки: бьют пулеметы, догадался я. Наверное, поставили сошки «ручников» на подоконники и лупят!

– Где хоть этот вход? – крикнул мне на ухо Володька.

– А фиг его знает!

Я чуть приподнялся над парапетом. Вон он, вход во Дворец! Он был от нас метрах в пятидесяти, может, чуть больше.

– Поползли! – крикнул я Володьке и, стараясь не высовываться из-за парапета, ползком двинулся вперед. Я переваливался через ничком лежащие тела (убитые, что ли?), под руки то и дело попадались какие-то округлые камни. Я взял один из них и поднес к глазам. Елки-палки, да это же были гранаты! Точно, округлые РГ-42 нашего производства! Причем с капсюль-детонатором и, без чеки!

Это ж гвардейцы в нас кидают из окон, сообразил я. И почему-то некоторые гранаты не взрываются! Может, потому, что старые? Ну и слава Богу! А вообще-то, очень неприятно ползти по гранатам с выдернутыми чеками. Все это нервирует.

– Пригнись! – заорал Володька.

Мы ничком пали на землю, а по самой кромке парапета, брызжа гранитной крошкой, прошла плотная пулеметная очередь, противно завизжали рикошетные пули. Вот бы зарыться поглубже, что там этот парапетик, сверху мы как на ладони видны!

– Надо ползти, Володь! На одном месте будем лежать – убьют!

Огонь стал плотнее: головы не поднять. Мы продвинулись еще метров на пять.

Высунув автомат поверх парапета, я, не целясь, выпустил длинную очередь в сторону Дворца. Выглянул. Прямо передо мной, метрах в двадцати, наверное, высилась белокаменная стена Дворца. Из высокого окна (стекла начисто выбиты, остались только рамы) бил пулемет. Мне был виден только его сотрясающийся ствол, на кончике которого трилистником бешено бился огонь.

Во, гад! Шурует без задержек! Я с трудом совместил прорезь целика и мушки – в полутьме не разглядеть, – прицелился и стал стрелять короткими очередями по окну, стараясь попасть в простенок, чтобы рикошетными пулями достать пулеметчика. Я быстро освоился и теперь уже стрелял просто навскидку. Мои очереди отчетливо были видны: я сам набивал магазины – каждый второй патрон – трассирующий. Я видел огненную струю и теперь направлял ее туда, куда мне было надо!

В соседнем окне мелькнуло что-то, и я немедленно всадил туда очередь. Больше там никто не появлялся. И снова стал бить по пулемету.

Внезапно автомат перестал стрелять. А, черт! Магазин кончился! Я прижался к парапету, отщелкнул пустой магазин, вытащил из подсумка новый, всадил его в гнездо, передернул затвор.

Рядом со мной я заметил солдата из «мусульманского батальона». Он лежал ничком, закрыв голову руками. Рядом валялся пулемет. Убитый?

– Э, парень! Жив? – я толкнул солдата в плечо.

– Жив! – отозвался солдат.

– Ранен, что ли?

– Нет.

– А чего же не стреляешь?

– У меня пулемет сломался. Не стреляет.

Я ухватил за сошку пулемет и подтащил его к себе, выставил ствол над парапетом и нажал на спуск. Действительно не стреляет. Я дернул затвор – из патронника вывалился патрон. Нажал на спуск еще раз. Пулемет коротко взлаял, дернувшись в руках. Наверное, патрон на перекос стал, вот его и заело.

– Все работает! На, держи! Бей вон по тому окну!

И мы заработали в четыре руки. Вдруг пулемет в окне пропал. Неужто пришибли? Нет. Заработал снова.

– Слушай, давай гранатами!

Солдат осел за парапет, завозился, вытаскивая из подсумка гранату.

– Ну, готов? Давай на счет «три»! Раз... два... три!

Мы приподнялись и швырнули РГДэшки в окно. И оба не попали. Моя граната, ударившись в нижний край рамы, упала вниз и разорвалась на земле, а граната «мусульманина» ударилась о стену на уровне первого этажа, тоже упала на землю, но взрыва не последовало.

– Чеку, что ль, забыл снять?

– Ага!

– Давай еще!

На этот раз одна граната рванула прямо на подоконнике, а вторая залетела внутрь и разорвалась в помещении. Из окна вывалился пулемет, а за ним – темная фигура.

– Оп-па! – заорал я. – Как мы его уделали! Молодец! Мне казалось, что с того момента, как мы покинули БТР, прошло несколько часов, хотя, скорее всего, это время исчислялось всего лишь минутами. Но какими!

Глава 34

А в это время наши ребята уже входили в здание министерства внутренних дел. Они подъехали сюда на двух УАЗах. Почти беспрепятственно вошли в холл. Переводчик поздравил ошалевших дежурных офицеров со «вторым этапом Апрельской революции» и сообщил, что «кровавый режим Амина пал». Посоветовал оставить на рабочем месте оружие и уходить домой. Ребята пожали руки онемевшим офицерам и двинулись дальше. В это время вдоль коридора вдруг оглушительно громко (в замкнутом пространстве!) загрохотал пулемет. Очередью перебило оба бедра у Толика Муранова, и он упал как подкошенный. Наши ринулись вперед, кто-то швырнул внакат по полу гранату.

– Ложись!!!

Граната закатилась в приоткрытую дверь, из которой стрелял пулемет. Раздался взрыв. Дверь слетела с петель. Облако пыли, запах сгоревшей взрывчатки. Ребята взялись за автоматы. В небольшой комнатушке валялся опрокинутый взрывом письменный стол, покореженный ручной пулемет, на полу корчился офицер с погонами капитана полиции. Короткая автоматная очередь помогла офицеру расстаться с этим миром. Послышалась стрельба с лестницы, идущей на второй этаж, и пули защелкали совсем рядом, отбивая штукатурку со стен.

– Мужики! Не стоять! Вперед!

Ребята, петляя, насколько позволял узкий коридор, помчались к лестничному пролету, поливая наугад из автоматов.

А Толя Муранов, как оказалось, уже умирал от болевого шока и от потери крови. Он лежал на боку, и из онемевших пальцев вывалился так и не разорванный индивидуальный пакет.

До входа во Дворец мы пока так и не добрались. Застряли на одном месте. Но теперь до него было не так уж и далеко. Выглянул и увидел, что полосатая караульная будка горит, а светлая «Волга» вся в дырках. «Жалко, хорошая машина была.» – мелькнуло в голове.

Справа от меня стрелял по окнам Володька Быковский. Левее тоже непрерывно бил автомат. Я оглянулся: в отблесках яркого пламени от горящей будки прямо на открытом месте, на виду у всех стоял на одном колене какой-то боец из группы «А» и, как в тире, короткими очередями бил по окнам Дворца. На нем была огромная округлая глухая каска с забралом и какой-то чудной формы бронежилет, с высоким, как у свитера, воротом. На триплексе забрала отражались блики огня.

Как потом, уже в госпитале, выяснилось, это был Олег Балашов, командир отделения «альфовцев».

Эх, черт возьми, мелькнула мысль, вот это каска! Себе бы такую! На мне-то была обычная солдатская каска-жестянка, которую пуля пробивает насквозь.

Сзади взревели двигатели. Я обернулся. Наша бронетехника – БТРы и БМП – проделывала какие-то маневры. Насколько я понял, они, наверное, хотели подобраться ближе ко входу во Дворец, чтобы подавить огневые ячейки противника и прикрыть нас огнем. Движение задерживал ставший поперек дороги подбитый гвардейцами БТР, который шел впереди нашего. В конце концов его спихнули с дороги.

Вдруг одна из БМП вывернула вправо и ходко пошла прямо на нас. Более того, я увидел, что ее плоская башня, покрутившись, вдруг уставилась прямо на меня, осветив фарой. Да Бог с ней, с этой фарой, прямо на меня была направлена пушка! Он что, стрельнуть хочет? Идиот!

– Эй, стой! Куда прешь! Совсем с ума спрыгнул? – закричал кто-то рядом.

– Идиот! Смотрите, он на нашего наехал!

БМП действительно наехала на бойца группы «А» Сергея Кувылина. Гусеница прошла прямо по его стопе. Но Сереге повезло: его стопа плашмя попала в какую-то выбоину в бетонке, и гусеница БМП только сильно прижала ногу. Спасительную роль сыграл и совершенно новый, еще не разношенный ботинок, жесткая подошва которого в какой-то степени смягчила давление многотонной машины. Потом мы вместе с Серегой лежали в госпитале. Кроме травмы ноги врачи поставили диагноз: сильный ушиб – он, как и все мы, был здорово посечен осколками от гранат.

А я, как завороженный, смотрел на ствол «бээмпэшки».

Что делать? Может быть, стрельнуть по нему? Да нет, нельзя... Так еще хуже будет. Да и что толку стрелять: этой дуре мой автомат – как слону дробина!

Но вот ствол БМП качнулся, поднялся чуть выше. Грохнул выстрел. Снаряд прошел у нас над головой и, ударившись о стену Дворца, высек пламя, кучу искр и облако белой пыли. БМП попятилась назад, чуть развернулась и стала методично бить по Дворцу.

И тут грохот боя перекрыл чей-то знакомый тенорок:

– Мужики! Вперед!

Это был Бояринов! Старый вояка, Григорий Иванович, видимо, почувствовал какой-то сбой в действиях обороняющихся. Действительно, ответный огонь вроде бы стал менее интенсивным.

– Володька, слышал? Это Бояринов! Пошли! – крикнул я. Какой-то непонятный восторг переполнил меня, даже слезы навернулись на глаза. Вот, Григорий Иванович, сколько ему уже лет! Ведь мог бы сидеть себе в нашей казарме и через бинокль наблюдать поле боя. Давать по рации команды. Или вообще сидел бы сейчас в Москве. На телефоне. Позванивал бы в Центр. Как, мол, там дела? Не могу ли чем помочь? Может быть, совет, мол, какой нужен? Так нет же! Он прилетел сюда, он вместе с нами! Вот это – действительно командир!

Я высунулся из-за парапета, дал напоследок перед броском длинную очередь, но вдруг ощутил сильный удар по кисти левой руки, которая тут же подвернулась в локте, автомат дернуло влево и больно ударило прикладом в плечо. Такое впечатление, что у меня в автомате разорвался патрон! Я по инерции жал на курок, но автомат не стрелял. Нырнул под парапет, лег на бок, стал дергать затвор – ни туда, ни сюда. И тут я увидел, что мой автомат согнут! Затвор заклинило начисто! Занемела левая рука. Взглянул: кисть в крови. Пощупал пальцами правой. Ух ты! Ребро ладони было разворочено надвое! Сообразил: наверное, пуля скользнула по левой руке, которая была на цевье автомата, и ударила в автомат. Вот его и заклинило. А куда же пуля делась? Рикошетом прошла около лица? Наверное. Так. А что же мне делать без оружия? У меня есть пистолет, вспомнил я, и тут же мысленно чертыхнулся: при таком раскладе этот пугач ни на что не годен! Разве только застрелиться, если операция не удастся!

А Володя Быковский успел проскочить в подъезд и заметался там, не зная, куда идти. Там начали скапливаться наши ребята. Рядом оказался Григорий Иванович Бояринов. Он был все в той же летной кожаной куртке, на голове – каска, в руке – автоматический пистолет Стечкина.

– Наверх, мужики! Наверх надо! И зачищать коридоры здесь, на первом этаже! – крикнул он.

В это время вдруг что-то загудело совсем рядом, в углу загорелась красная лампочка. Лифт! Опускается вниз!

Не сговариваясь, Володька и Григорий Иванович подскочили к лифту и стали по краям. Двери распахнулись: на полу кабины в углу на корточках сидел афганец в форме офицера-гвардейца и обеими руками держался за голову. Володька успел рассмотреть, что в правой руке у афганца был зажат пистолет. Афганец вскинул голову и вытянул вперед руку с пистолетом. В это время Бояринов с двух рук влепил в него очередь из «стечкина». Двери лифта захлопнулись.

– Ты не зевай! Тут или он – тебя, или ты – его! Ну, что стал, пошли! – сказал хриплым голосом Григорий Иванович, утирая левой рукой с лица пот, перемешанный с кровью. Все лицо у него было покрыто мелкими ранками: осколки от наступательных гранат и гранитной крошки.

Они стали подниматься по лестнице на второй этаж.

...Я осмотрелся вокруг. Рядом, среди неразорвавшихся гранат и каких-то камней, лежал «мусульманин». По виду – убитый. Из-под руки торчал приклад автомата. Я потянул правой рукой за приклад, выдернул автомат из-под неподвижного тела. Пошевелил пальцами левой руки. Двигаются. И боли вроде бы особой нет. Только локоть ноет: видно, удар сильный был. А вся кисть в липкой крови.

На четвереньках я стал пробираться вдоль парапета и наткнулся на Сашу Звезденкова. Он сидел, прислонившись спиной к каменной кладке, вытянув длинные ноги. Все лицо у него было в крови.

– Эй, москвич! Жив?

– А. Орел! Зацепило меня. – в голосе у Сашки было столько обреченности, что мне стало не по себе.

– Куда? В голову? Сильно?

– Не знаю. И в лицо, и в руку. Перевяжи. Тошнит. Рукав у него был черный от крови. Тошнота – это от потери крови, от болевого шока. Выдернул индивидуальный пакет из верхнего кармана куртки, надорвал обертку. Где рана? Где перевязывать? Темно, ни черта не видать! Схватился за липкую от крови раненую руку и быстро пальцами прощупал. Ага, вот вроде бы дырка! И кровь идет.

– Здесь, что ли?

– Не знаю. Не чувствую.

Кое-как я перевязал ему руку. – Лежи здесь, не высовывайся. Мне идти надо.

– Давай.

Я распустил подлиннее ремень на автомате, забросил его за шею и рванул вперед. Бежал я почти на четвереньках, петляя, как учили нас на КУОСе, и веером палил из автомата.

И тут, словно гигантской раскаленной иглой меня ударило в левую – мою невезучую руку!

Не помню, как я оказался под сводами подъезда Дворца. Приткнулся к стене. Рука почти полностью отключилась. Я ее просто-напросто не чувствовал! Рукав набух от крови. Вот черт, второе ранение, и все в одну руку! Попробовал шевелить пальцами. Вроде бы чуть двигаются! Но руки я почти не чувствовал!

– Миша! Яша! – кричали со всех сторон.

«Чтоб своих не перебить!» – сообразил я и тоже закричал:

– Миша! Яша!

Куда дальше? Что делать? Ах, да! По приказу, наша группа должна была работать на первом этаже. Надо было подавить сопротивление противника, освободить от него все помещения, взять под охрану сейфы с документами!

Выставив вперед ствол автомата (благо он висел у меня на шее на длинном ремне) и удерживая его правой рукой за рукоятку – левая отнялась окончательно, – я двинулся по коридору.

И тут я вспомнил свой сон в Баграме. Елки-палки! Даже дыхание перехватило! Это же был тот самый коридор, и двери были те же самые, ну, которые я видел во сне! Что же это было? Может быть, это Господь Бог предупреждал меня? Ох, чувствую, что не зря предупреждал!

Впереди кто-то из наших палил из автомата в дверь кабинета. Потом подбежал, положил под дверь гранату и отскочил за угол. Я тоже прижался к стене. Оглушительно грохнуло. И вдруг на всем этаже выключилось освещение. Темень – хоть глаз коли. Мигнул свет, еще раз мигнул... Ф-фу, слава Богу, перевел я дух. Электричество врубилось. Наверное, осколками замкнуло проводку. Кто-то закричал:

– Мужики, «эфки» не кидайте!

Да, наверное, бросили оборонительную гранату Ф-1 в чугунном ребристом корпусе, а у нее убойная сила – не приведи Господь! Да еще в замкнутом помещении! Конечно же, лучше использовать наступательные РГД!

Я пробежал еще несколько шагов по коридору, который показался мне бесконечно длинным, и дернул на себя ручку какой-то двери. Дверь открылась, внутри была полутьма, но я разглядел, что там стоят какие-то столы, диван. Я выхватил из кармана гранату, зубами рванул чеку и накатом запустил ее в глубь комнаты. Постукивая, граната покатилась по паркету, а я захлопнул дверь и отскочил к косяку. Внутри рвануло, скрипнув, распахнулась дверь, выпуская из кабинета клубы дыма и пыли.

Вот тут меня и настигла автоматная очередь.

Стреляли откуда-то сбоку слева, видимо, из приоткрытой двери. Автоматная пуля пробила мой морально и физически устаревший бронежилет и, разворотив его металлические пластины, вошла мне в левый бок, прямо под нижнее ребро. Удар был такой, как будто ломом шибануло! Меня сшибло с ног, я правым боком упал на пол, в голове на секунду все помутилось, но сознания не потерял. Инстинктивно выставив автомат в сторону предполагаемого противника, я наугад выпустил веером в полутьму длинную очередь и услышал чей-то дикий вопль. Как на кошку наступили.

Меня тошнило. В раненом боку как будто кто-то ковырял раскаленной кочергой – так было больно. Попробовал приподняться. Получилось.

Кто-то из наших ребят наткнулся на меня:

– Ты что, ранен? Идти можешь?

Я кивнул.

– Подгребай к выходу. Там вроде бы наших перевязывают. Смотри, осторожней, как бы свои не добили! Из здания не выходи: приказ всех, кто выходит из Дворца – мочить!

Черт возьми! Как обидно! Еще чуть-чуть – и победа, а мне выходить из игры? А победа ли? Вокруг шла стрельба, грохнул взрыв гранаты, на каску посыпалась штукатурка с потолка.

Слабо соображая, что делаю, я сунулся в какой-то темный закоулок. Прямо передо мной была металлическая лестница. Рядом оказались двое солдат из «мусульманского батальона». Вид у них был несколько растерянный, но достаточно воинственный. Я машинально отметил про себя, что солдатам вроде бы не было команды заходить во Дворец. Они должны обрабатывать его снаружи. Эти молодые ребята, которые смогли себя пересилить, смогли войти во Дворец, теперь, наверное, должны стать хорошими вояками. Если останутся в живых.

Они со страхом смотрели на меня:

– Товарищ офицер, вы ранены? – спросил один.

– Все нормально! Вперед, ребята! – сказал я им, стараясь выглядеть оптимистично, бодро и уверенно.

В этот момент рядом, буквально в пяти шагах справа от меня, разорвался огненный шар. Видимо, это была РГ-42, которую швырнули вниз с лестничного пролета. Отчетливо помню, что за сотую или тысячную долю секунды до того, как осколки гранаты и гранитная крошка долетели до меня, я судорожно и крепко зажмурился, сжал веки. Жестко хлестнуло осколками по лицу, по рукам, по ногам. Взрывная волна сбила с ног.

...27 декабря моя жена Таня весь день чувствовала себя плохо: болела голова, было плохое настроение, угнетало какое-то непонятное чувство тревоги. Вечером она прямо с работы зашла в детский сад за детьми. Приготовила ужин. Ребята поели, а сама есть не стала.

– Коля! – обратилась она к старшему сыну, которому было тогда шесть лет. – Я прилягу, немного отдохну, присмотри за Андрюшей. Поиграй с ним.

– Хорошо, мам...

Таня уже задремала, но вдруг ее словно подбросило. Она вскочила с дивана и подбежала к окну. За окном шел снег. Было тихо и темно. Сзади тихо подошел двухлетний Андрюшка и прислонился к ноге.

– Ночь... Темень... – тоскливо проговорила Таня. – Где же наш папа, Андрюша? Что он сейчас делает?

Андрюша посмотрел в окно на декабрьский снегопад и вполне серьезно вдруг сказал:

– Убили, наверное.

Но и тут сознание ушло от меня только частично, буквально на несколько секунд. И в эти секунды мне казалось, что я медленно, как в невесомости, лечу по чуть наклонной траектории внутри какой-то огромной и темной трубы. У меня ничего не болело и было ощущение какой-то бестелесности. И все же я попробовал шевелить руками и ногами, запрокидывал голову, чтобы придать «полету» какую-то направленность, но все мои вялые попытки были тщетны. Потом пришло ощущение боли. Болело лицо, руки, ноги, все тело. Мне чудилось, что мое лицо вдруг начинает раздуваться до неимоверных размеров, и при этом как бы все онемело.

Наконец я пришел в себя. Попытался приподнять голову, увидел, что один солдат лежит без движения, второй вроде бы шевелится, пытается встать.

Дальше я действовал, как на автопилоте, не особо соображая, и тем не менее, как потом выяснилось, действовал совершенно правильно. Здесь, в полутьме, меня запросто могли бы застрелить свои. Кровь залила обе белые повязки на рукавах, лица не разобрать: тоже в крови. Форма на мне – афганская. Поэтому единственно верным решением было ползти к выходу, туда, где посветлее.

И я полз, стараясь при этом кричать: «Миша! Яша!»

Но вряд ли из моего рта вырывалось что-нибудь членораздельное. От сильнейшего динамического удара взрывной волной у меня шатались все зубы, а язык распух так, что не помещался во рту.

...Володя Быковский ввязался в перестрелку на втором этаже. Именно там он видел в последний раз Бояринова. Григорий Иванович с группой ребят рванул на третий этаж.

Бояринова нашли на лестничной площадке уже мертвого. Одно-единственное ранение – пуля под сердце – оказалось смертельным.

Мне ребята рассказывали, что когда его уже в Ташкенте обмывали в морге и одевали в полковничью форму, чтобы положить в гроб, из маленькой пулевой дырки под левым соском, когда тело переворачивали, еще слабо вытекала мутная струйка крови. Чтобы не испачкать мундир, санитар морга запихивал карандашом в ранку вату...

...Потом я помню, как сидел где-то, приткнувшись спиной к стенке, опираясь правой рукой о пол. На полу был ковер, толстый, с большим ворсом, настоящий восточный ковер... В голове ворохнулась идиотская мысль: вот бы домой его. Нет, наверное, у меня никогда такого ковра не будет. Ну и хрен с ним. Тут я обнаружил, что ничего не слышу на правое ухо. Пощупал пальцами: горячо и липко. Из уха шла кровь. А в левом ухе слышался непрерывный звон.

Кто-то теребил меня за рукав:

– Кто это? Афганец? Эй, ты кто?

– Ты что, слепой? Видишь: в сапогах! Кто-то из наших. Не разобрать: все лицо в крови.

– Убитый, что ли? Не шевелится.

Сил отвечать или реагировать на что-то у меня уже не было, но я все-таки пошевелился, чтоб показать, что жив.

– Эй, санитары! Мужики! Кто там есть! Вот еще один! Эх, не дозовешься! Ну-ка, хватай его, потащили!

Меня взяли под руки, приподняли. Я стал шевелиться, переставлял ноги. На свежем воздухе я немного пришел в себя.

– Ух ты! Жив?

Передо мной стоял Володя Поддубный.

– Ох, тебя и отделали. Где ранило, давай перевяжу! Он взрезал ножом рукав на левой руке, перевязал рану в предплечье, потом перевязал кисть. Достал шприц-тюбик и всадил укол. В голове прояснилось.

– Где еще?

Я попытался что-то сказать, но только слабо махнул рукой. Мол, спасибо, потом. Мне вдруг стало очень холодно. А когда я представил, что для перевязки раны в боку надо раздеваться, снимать с себя все: куртку, бронежилет, свитер, футболку. Нет, не надо. Тем более что сейчас мне вроде бы получше стало.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю