Текст книги "Авиация и время 2008 04"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

До того, как растаял снег, удалось провести заводские испытания и устранить многие, проявившиеся в полетах, недостатки. В частности, расположенные под капотами двигателей воздухозаборники забивались на рулении снегом, и, дабы избавиться от этой проблемы, их удлинили так, что они чуть выступали за пределы капотов. Хотя роль свою заборники теперь выполняли исправно, однако, по выражению Л.Л. Селякова,«для наблюдателя с земли они выглядели неэстетично и напоминали рога».

В апреле ДБ-ЛК переставили с лыж на колеса и передали на Государственные испытания, которые начались 25 числа. На шестой день испытаний самолет совершил, пожалуй, свой самый ответственный и неожиданно сложный полет. 1 мая машине Беляева предстояло принять участие в традиционном авиационном параде над Красной площадью. Справедливо считалось, что проход над трибунами мавзолея В.И. Ленина и произведенное при этом впечатление – прежде всего на И.В. Сталина – могло определить дальнейшую судьбу любого самолета. Накануне этого важнейшего показа отвечавший за подготовку ДБ-ЛК заместитель Беляева инженер Обрубов решил снять удлинение нижних воздухозаборников, считая, что свою задачу по защите от снега они выполнили и теперь только портят внешний вид машины. Это решение оказалось неудачным. На следующее утро взлетавшие на парад эскадрильи бомбардировщиков подняли тучи пыли, в которые окунулся руливший вслед за ними ДБ-ЛК. Пыль забила входные воздухозаборники обоих двигателей, и они потеряли необходимую для взлета мощность. Пока экипаж срулил с полосы, пока механики промыли фильтры, прошло время. Когда необычный аппарат появился над правительственными трибунами, Сталина там уже не было...

Госиспытания ДБ-ЛК продлились до 25 июня 1940 г. Всего было выполнено 73 полета общей продолжительностью 45 часов. В это время в самолет внесли ряд изменений. Площадь руля высоты увеличили с 4,27 м^г до 4,8 м². На закрылке центроплана всю заднюю кромку площадью 0,582 м² превратили в добавочный руль высоты, площадь вертикального оперения увеличили с 5,82 м² до 7,0 м². Так как двигатели М-87Б были легче предусмотренных проектом М-88, то для обеспечения необходимой центровки пришлось установить в районе противопожарных перегородок свинцовые болванки массой 280 кг.

Левая мотоустановка

Кабина летчика

Вид из кабины стрелка-радиста по и против полета

Схема средней оборонительной установки

Схема управления передней пулеметной установкой

Вид на кабину стрелка-радиста через входной люк, «аэродинамический двигатель» средней оборонительной установки и левая опора шасси

Кроме Нюхтикова, самолет облетали другие летчики НИИ ВВС, в том числе Филин, Холопцев, Кабанов, Стефановский, Дудкин. Они отмечали, что экспериментальный бомбардировщик достаточно прост в пилотировании и не отличается от обычных самолетов. Тогда же были проведены 2 учебных воздушных боя с одним из закупленных в Германии Bf 109Е, продемонстрировавшие высокую тактическую ценность и боевые возможности оборонительных установок ДБ-ЛК.

И все же отношение к необычной машине было настороженным, все в ней подвергалось критике и сомнениям. Пилоты считали недостаточным обзор из кабины, техникам и вооруженцам неудобным казалось обслуживание и подвеска бомб. Штурман Цветков, поначалу вполне удовлетворенный своим рабочим местом с застекленным полом, в конце концов согласился с мнением большинства, что обзор из правой кабины недостаточен.

К основным недостаткам самолета отнесли не соответствующую техническому заданию максимальную скорость и слишком высокие взлетную и посадочную скорости. При этом как-то забыли, что 550 км/ч предполагалось достигнуть с моторами М-88, а с менее мощными М-87 самолет летал быстрее серийного ДБ-3. Что касается невысоких ВПХ, то они вообще являлись «ахиллесовой пятой» бесхвостых схем.

Учитывая перечисленные недостатки, а также малый диапазон рабочих центровок, государственная комиссия признала ДБ-ЛК не прошедшим испытания. Беляеву предложили его доработать и предъявить на повторные испытания в октябре 1940 г. В августе конструктор подготовил комплекс изменений самолета, которые постепенно становились все более радикальными. В числе прочего предполагалось заменить двигатели М-87 на М-81 мощностью по 1500 л.с.; вместо посадочных щитков на консолях крыла установить щелевые закрылки; увеличить размах предкрылков; перейти на шасси с носовой стойкой.

Становилось ясно, что нужно строить новый экземпляр самолета, ориентируясь на оснащение его двигателями М-81, АМ-35 ТК-2 или М-120. Росли и требования заказчиков. В частности, военные предложили сделать бомбардировщик пикирующим, а пилота посадить в центральной кабине. В результате облик машины, получившей внутризаводское обозначение «360» или «новый ДБ-ЛК», заметно изменился. Кабина пилота перекочевала на центроплан в виде отдельной гондолы. Четыре варианта моделей такой кабины продували с целью выбора наилучшей в аэродинамической трубе Т-2 ЦАГИ. Подвергались аэродинамическим экспериментам и различные варианты взлетно-посадочной механизации. В результате решили установить предкрылки вдоль всего размаха консолей и на центроплане. Отогнутые законцовки крыла обрезали, чтобы обеспечить приемлемую жесткость при выходе из пикирования. Экипаж собирались сократить до трех человек, совместив обязанности штурмана и одного стрелка. В фюзеляжах оставались только кормовые кабины, которые сверху получали обтекаемые колпаки для улучшения обзора.

Аэродинамические исследования моделей продолжали до начала 1941 г. В последних вариантах предполагалось установить двигатели М-71 мощностью по 2000 л.с., с которыми максимальная расчетная скорость составляла 590 км/ч на высоте 6000 м, нормальная дальность полета – 1500 км, максимальная – 4000 км.

Еще 20 сентября 1940 г. В.Н. Беляева утвердили в ученой степени доктора технических наук. Однако это не помогало основной деятельности. Встал вопрос о переводе КБ-4 на другое предприятие из-за явной перегруженности завода № 156, который к тому времени был ориентирован на изготовление машин «100» и «103» – прообразов Пе-2 и Ту-2. В сложившихся условиях постройка нового ДБ-ЛК становилась практически невозможной, и спустя короткое время работы по нему прекратили.

Фактически бесхозный первый опытный экземпляр ДБ-ЛК продолжал стоять на аэродроме в Чкаловской. Директор завода № 156 Герой Советского Союза А.В. Ляпидевский предлагал передать его как уникальный технический экспонат в Бюро новой техники ЦАГИ или в МАИ, но его усилия оказались тщетными. В октябре 1941 г., когда немецкие войска вышли на ближайшие подступы к Москве, было принято решение перегнать самолет в тыл. Однако свободных летчиков, способных на нем летать, не нашлось, поэтому ДБ-ЛК уничтожили.

Экспериментальный истребитель ЭИ (ПИ)

Эскизный проект этого одноместного пушечного истребителя с двигателем М-105, снабженным двумя турбокомпрессорами ТК-2, Беляев подготовил в сентябре 1939 г. Судя по тому, что ранее конструктор интереса к истребительной тематике не проявлял, а также учитывая время появления проекта, его готовили в соответствии с необъявленным конкурсом на новый самолет-истребитель. В отношении его использовали обозначение ЭИ (экспериментальный истребитель) или ПИ (перехватчик-истребитель).

Продувочная модель пикирующего варианта ДБ-ЛК

Схема истребителя ЭИ (проект)

Схема истребителя ЭОИ (проект)

Данный истребитель Беляева можно считать едва ли не самым оригинальным и необычным среди всех проектов, предъявленных к рассмотрению в 1939 году. ЭИ представлял собой свободнонесущий моноплан смешанной конструкции с высокорасположенным крылом, 3-стоечным шасси с носовым колесом. Он должен был иметь взлетную массу 2640 кг, максимальную скорость 712 км/ч (на высоте 10000 м) и практический потолок 11600 м.

Пилот размещался впереди в герметичной кабине, снабженной дверью автомобильного типа на правом борту. Сразу за кабиной находился двигатель, вращавший воздушный винт, который как бы разрезал фюзеляж. Сквозь редуктор двигателя проходил стальной вал, который соединял заднюю и переднюю части фюзеляжа. По условиям компоновки лонжерон крыла проходил перед двигателем, поэтому для получения необходимой центровки крылу придали ярко выраженную стреловидность. Примерно на 2/3 размаха оно имело перелом и еще более отгибалось назад. Беляев предлагал использовать в крыле специальный ламинизированный профиль № 2409 с относительной толщиной всего 9%. В пояснительной записке к проекту указывалось, что одним из стремлений конструктора является ламинизация обтекания всего планера самолета с целью получения рекордной максимальной скорости.

Конструкция крыла смешанная: лонжерон и силовые узлы стальные, все остальные элементы из дерева в различных комбинациях. Деревянной предполагалась и передняя часть фюзеляжа.

Хвостовое оперение снабжено тремя небольшими килями, что позволяло достичь компромисса между необходимой путевой устойчивостью, величиной посадочного угла самолета и скручивающим моментом хвостовой части фюзеляжа. Вооружение в основном варианте состояло из двух пушек калибром 20 или 23 мм, размещенных на левом борту фюзеляжа. Предполагалась также установка крупнокалиберных пулеметов Березина или ШКАСов.

При рассмотрении эскизного проекта ЭИ представитель экспертной комиссии НКАП Степанец указывал: «Сопротивление подсчитано с возможной точностью и большим знанием дела. Это заставляет с полным доверием отнестись к полученным в эскизном проекте результатам. Более того, данные, полученные по расчетам, по всей вероятности будут превзойдены, так как автор проекта пользовался не совсем точной высотной характеристикой мотора М-105 ТК-2, не 960л.с. на 10000 м, а 1000л.с.». Далее говорилось, что ЭИ в основном удовлетворяет тактико-техническим требованиям (ТТТ) к истребителям на 1940 г. Одновременно указывалось, что автор не учел прогибы фюзеляжа и не обеспечил достаточную его жесткость, чем снизил ценность проекта. При использовании мотор-пушки с валом диаметром 74 мм невозможно проложить проводку управления к хвостовому оперению, а при увеличении диаметра вала до 100 мм потребуется переделка редуктора, что приведет к значительным дополнительным работам. В результате проект не утвердили, однако предлагали построить узел крепления хвостовой части фюзеляжа и провести его всесторонние испытания.

Истребитель ЭОИ

После того как проект ЭИ не утвердили, Беляев переработал его в двухбалочный вариант с двигателем М-105ПТК в 1000 л.с. на высоте 8500 м и толкающим трехлопастным винтом ЗСМВ-2. Теперь самолет назывался ЭОИ (экспериментальный одномоторный истребитель). По основным ЛТХ он должен был практически соответствовать предшественнику. Профиль крыла был также ламинизированный, но относительная его толщина увеличена до 12%. Первоначально Беляев предполагал для уменьшения посадочной скорости использовать мощную взлетно-посадочную механизацию, в первую очередь предкрылок вдоль всего размаха крыла. Однако специалисты ЦАГИ весьма скептически отнеслись к этой затее, справедливо полагая, что предкрылок нарушит ламинарный характер обтекания профиля. Поэтому была разработана совершенно оригинальная, нигде ранее не встречавшаяся система перевода предкрылка в рабочее положение. В убранном положении он заподлицо убирался в нижнюю поверхность крыла в районе его хвостовой части, а на взлете и посадке при помощи шарнирного механизма передвигался на переднюю кромку.

Фюзеляж вытянутой, яйцевидной формы предполагалось оснастить герметической кабиной. Сиденье летчика и система управления размещались на консольной металлической ферме, а вся носовая часть в виде колпака могла отделяться при монтаже и ремонте. Для посадки в самолет и его покидания служила дверь автомобильного типа. Вооружить ЭОИ планировали двумя 23-мм пушками Таубина.

В заключении по самолету от 25 октября 1939 г. говорилось, что заявленные данные реальны. Было принято решение машину строить. Предполагали сдать 1-й экземпляр к 15 октября 1940 г.. второй – к 1 декабря 1940 г. На практике получилось значительно медленнее. Изготовление первого экземпляра началось в феврале 1940 г. до прояснения окончательного облика самолета. 1 мая заложили 2-й экземпляр, а 8 мая макетная комиссия утвердила окончательный вариант вооружения: 2 пушки калибром 23 мм и 1 пулемет ШКАС. Рекомендовали оборудовать складную лестницу для подъема в самолет без использования наземной стремянки и предусмотреть подвеску под крылом 6-8 реактивных снарядов РС-82.

В начале лета стало ясно, что количество конструкторских коллективов, строящих свои самолеты на заводе № 156, превысило все мыслимые пределы. Поэтому решили с этим вопросом разобраться революционными методами: какие-то работы приостановить, а какие-то закрыть. В этой связи в августе на заводе № 156 работала специальная комиссия под руководством А.А. Сенькова, которая весьма критически рассматривала все строящиеся здесь машины. В отношении ЭОИ в документах комиссии говорилось, что 1-й экземпляр готовится к проведению статических испытаний, а 2-й строится как летная машина. Рабочие чертежи полностью сданы в производство 3 июня, а срок сдачи на испытания 15 октября, что заведомо невыполнимо. Самолет Беляева очень сложный для серийного производства. В отношении предкрылков подчеркивалось: «имеют очень сложный механизм установки в рабочее положение, велика вероятность отказа в работе». Положительные стороны ЭОИ также отмечались, тем не менее, его постройку предлагалось прекратить. Понятно, что Беляев защищал свое детище всеми силами. Он сумел доказать необходимость существования ЭОИ, и его строительство продолжилось, хотя и весьма неспешно.

В конце марта 1941 г. закончилась окончательная сборка самолета «ЮЗУ», и часть производственников высвободилась. 5 апреля зам. наркома Яковлев направил Ляпидевскому требование «ускорить работы по ЭОИ в связи с окончанием работ по машине «ЮЗУ». К этому времени ЭОИ «оброс» многочисленными переделками и дополнениями. Например, кок винта оборудовали внутренним вентилятором, увеличили колею шасси, а чтобы в случае экстренного покидания пилот не попал под вращающийся винт, разработали механизм принудительной остановки двигателя. Особое внимание уделили бронированию кабины летчика. Впереди разместили прозрачную броню толщиной 27 мм. Бронированный пол сопрягался сзади с бронеспинкой пилота.

Макет самолета ПБИ в цехе Московского авиазавода №156. 19 июня 1940 г.

Начавшаяся война привела к закрытию очень многих работ в авиапромышленности. Коснулось это и истребителя Беляева. Хотя ЭОИ был практически закончен – готовность его актом от 9 июля 1941 г. оценивалась на 90% – в соответствии с приказом НКАП № 753 от 27 июля 1941 г. строительство самолета прекратили. При эвакуации из Москвы его и всю техническую документацию уничтожили.

ПБИ – пикирующий бомбардировщик-истребитель

Еще одним вариантом истребителя ЭОИ мог стать ПБИ На этой машине со взлетной массой 2850 кг планировали установить перспективный двигатель М-107, применить тормозные решетки для обеспечения выхода из пикирования. Вооружение включало пушку Таубина-Бабурина и один пулемет ШКАС, бомбы до 500 кг и реактивные снаряды PC-132. Особо подчеркивалось, что после выполнения бомбометания самолет мог использоваться как истребитель.

Эскизный проект ПБИ представили для рассмотрения в ноябре 1940 г. При его оценке последовало заключение, что ПБИ не соответствует классификации истребителей в перспективном плане ВВС на 1941 г. Считалось, что для подъема 500 кг бомб требуется увеличить прочность, отчего возрастет полетный вес и летные характеристики самолета снизятся. Предлагалось увеличить площадь горизонтального оперения на 55%. В заключении НИИ ВВС от 5 декабря 1940 г. ПБИ не рекомендовали к включению в план опытного строительства, отложив принятие решения до получения результатов испытаний ЭОИ. Работы по ПБИ завершились изготовлением полноразмерного макета.

Двухмоторный истребитель ОИ-2

Продолжая поиск оригинальных схем самолетов, способных приблизиться к идеальным аэродинамическим показателям, в начале 1941 г. Беляев разработал и направил в НИИ ВВС предварительный проект двухмоторного самолета ОИ-2. Этот одноместный истребитель со взлетной массой 6800 кг должен был развивать на высоте 7500 м максимальную скорость 780 км/ч. Он имел 2 фюзеляжа, являвшиеся продолжением гондол двигателей М-120 взлетной мощностью по 1800 л.с. Фюзеляжи соединялись центропланом с постоянной хордой и стабилизатором. По сути, конструктор предложил объединить два одномоторных истребителя для получения значительной дальности полета (до 1000 км), грузоподъемности и увеличения мощности вооружения.

Пилот размещался в правом фюзеляже. Для попадания в кабину служила дверь автомобильного типа, уже отработанная при проектировании и постройке ЭОИ. Шасси четырехстоечное, убираемое, с двумя носовыми стойками. Вооружение состояло из двух пушек калибром 23 мм, четырех 12,7-мм пулеметов и четырех ШКАСов. Выбранная схема позволяла удачно установить стрелковое вооружение в центроплане. Там же предполагалось разместить на внутренней подвеске 4 бомбы по 100 кг.

Проект ОИ-2 при рассмотрении в НИИ ВВС в апреле 1941 г. вызвал одобрение и в основном получил поддержку. Предлагалось перенести пилота в левый фюзеляж для улучшения обзора, а дальность полета довести до 2000 км. Конструктору рекомендовали провести более тщательную проработку идеи и представить на рассмотрение полноценный эскизный проект. Однако через 2 месяца началась война, и проект ОИ-2 более не прорабатывали.

Заключение

В связи с прекращением работ по самолетам ДБ-ЛК и ЭОИ конструкторское бюро Беляева расформировали. Конечно, конструктор нелегко перенес это, а также и уничтожение своих необычных самолетов. Однако шла война, и знания Беляева, прежде всего как специалиста по прочности летательных аппаратов, оказались востребованы в высшей степени. Осенью 1941 г. он эвакуировался в Омск, где первоначально работал на авиазаводе № 166 (такой номер присвоили авиазаводу, в основном, организованному на основе эвакуированного завода № 156), а затем – начальником расчетного бюро в КБ В.М. Мясищева на заводе № 288. Известно, что в 1944 г. Беляев занимался расчетами прочности истребителя-перехватчика конструкции Р.Л. Бартини.

В послевоенный период Беляев вернулся в ЦАГИ, где занимался исследовательской работой в области прочности авиационных конструкций. В 1949 г. он получил научное звание профессора. Умер Виктор Николаевич Беляев 25 июля 1953 г. на 58-м году жизни.

Валерий Казак/ Витебск

Фото предоставлены автором

Битва за хлопок

Посвящается моим» друзьям и коллегам, как живым, так и ушедшим от нас…

Окончание. Начало в «АиВ», № 3 2008.

По контракту, 10 полетов являлись дневной нормой, то есть за день один вертолет мог обработать 500 феддан. Фактически действовало правило: чем больше, тем лучше, что с арабской стороны только приветствовалось. Но первые же дни показали, что добиться выполнения дневной нормы совсем непросто. По расчетам, среднее время полета составляло 17 минут. Однако в начальный период летчики затрачивали на полет почти в 2 раза больше, так как требовалось найти сами участки и определиться со способом их обработки, учитывая имеющиеся препятствия, направление ветра, конфигурацию полей. Опытным пилотам хватало нескольких дней для ознакомления с окружающей местностью, после чего продолжительность полета вошла в норму, а по прошествии месяца 15-20 полетов в день уже никого не удивляли. Практиковался «закрепленный» метод, когда один и тот же экипаж (пилот и техник) работал весь сезон с одних и тех же площадок в одном и том же районе, хотя летчикам старались предоставить возможность полетать со всех площадок на случай подмены.

Полеты на АХР во всем мире не зря считаются опасными. При этом виде работ пилоту приходится летать не «выше всех», а напротив – у самой земли. В таком полете угрозу представляют различные препятствия (деревья, провода, столбы и т.п.), а также возрастает опасность тяжелых последствий в случае отказа техники. Пилоты сельхозавиации – это особая категория летного состава, их высочайший профессионализм вырабатывался годами. Мало кому известно, что летчики на АХР имели налет в 4-5 тыс. ч и даже более. Согласно документам, при обработке хлопка рабочая высота полета должна составлять 5 м при скорости 80 км/ч. Соблюдение этих параметров гарантировало наилучшее качество обработки, что и было подтверждено многолетней практикой в СССР, научными исследованиями и т.д. Арабские товарищи главным критерием считали минимальную высоту, когда вертолет буквально стриг хлопок колесами. Внешне эффектные (и опасные) полеты с точки зрения увеличения продуктивности борьбы с вредителями были абсолютно бессмысленными, однако убедить арабов в обратном не удалось.

Обрабатываемые площади прямо-таки изобиловали различными препятствиями. Особую опасность представляли электрические линии. Зачастую провода были протянуты настолько хаотично, что их направленность не поддавалась никакой логике. Крупные ЛЭП были хорошо различимы и сами являлись неплохим ориентиром, но линии помельче становились практически невидимыми, особенно когда пилот выполнял заход на гон против солнца. Если столкновения избежать не удавалось, машину старались «поддернуть», чтобы удар приняла передняя стойка шасси и низ фюзеляжа, а не лопасти несущего винта или автомат перекоса. Обычно провода сразу рвались, хотя были случаи, когда вертолет валил 3-4 столба и тащил их за собой не один десяток метров. При этом машина получала минимальные повреждения, как правило, страдало остекление, от удара сворачивало подножки и ПВД, на Ми-2 рассекало расположенные спереди маслобаки двигателей. Когда в 1993 г. польская компания Heliseco завершала свою деятельность в Египте и распродавала имущество, было приобретено несколько комплектов специальных ножей для Ми-2, предназначенных для перерезания проводов в таких ситуациях. Но затем руководство «мудро» рассудило, что пилоты станут неоправданно рисковать, уверовав в имеющуюся защиту, безопасность полетов может упасть и т.д., и т.п. В общем, получилось как всегда, а деньги были потрачены немалые.

Не меньшую угрозу представляли такие обычные «противники» летчиков сельхозавиации, как птицы и многочисленные деревья, окаймлявшие поля либо просто росшие посреди посевов. Благодаря высокой квалификации пилотов, за всю командировку было зафиксировано лишь несколько случаев столкновений с ними. При этом страдали, в основном, законцовки лопастей несущего или хвостового винтов. Гораздо опасней оказались одиночные стебли кукурузы или подсолнуха, выросшие на хлопковом поле. Вовремя заметить их удавалось не всегда, а удар о солидный стебель нередко приводил к поломке поддерживающей тяги штанги опрыскивателя Ми-2. Их запас закончился очень быстро, и техникам пришлось ремонтировать штанги при помощи подручных материалов. Бывало, что из-за «безобидного» растения работа прекращалась на полдня. Надо отметить, что на Ка-26 штанги укреплены при помощи тросовых расчалок, которые в подобной ситуации просто срезали стебли без малейшего ущерба.

Выполнять полеты в воздушном пространстве чужой страны, к радости летного состава, оказалось проще, чем дома. Вести радиообмен на английском, изучение которого стоило немало нервов при подготовке к командировке, никто не требовал. Знание языка пригодилось, в основном, на базаре.

Очередной вылет на опрыскивание египетских посевов

Обычный «химический» полет

Загрузка серы прямо на полевой дороге. Район Кабрита, июнь 1994 г.

Немногочисленные транспортные полеты выполняли наиболее подготовленные пилоты, что дало неплохую практику. Никаких эксцессов с органами УВД и ПВО за все время отмечено не было. На борта вертолетов в качестве опознавательных знаков нанесли треугольники из красных светоотражающих полосок, а также наклеили желтые стикеры с надписью на арабском «Арабская аграрная авиационная компания». Любопытно, что вертолетные площадки часто располагались буквально возле ограждения как действующих, так и заброшенных военных аэродромов – сказывался дефицит земли. Например, наш «филиал» в Танте, где весь сезон базировались Ка-26, соседствовал с авиабазой, откуда активно летали Mirage 2000. Встречи с военными летательными аппаратами в воздухе были редкостью, но несколько курьезных случаев произошло. Вот что рассказывал командир вертолета Анатолий Иванов: «В октябре 1994 г. работали мы в районе Бильбейса, обрабатывали цитрусовые. После хлопка работа казалась несложной, площадка, хоть и пыльная, но приличных размеров, плантации апельсинов и прочих лимонов представляли собой квадраты, площадь каждого – как раз на один полет. Сами цитрусовые – деревца низкорослые, а вот по периметру их окружают высоченные казурины, что-то типа сосны или туи нашей, служащие в качестве лесополосы и одновременно являющиеся границей участков. Для обработки с воздуха это лишнее препятствие, ну да нам не привыкать. Жили в коттедже, рядом с апельсиновой рощей. Все ходили смотреть, как они там растут. Плоды еще зеленые были, капельный полив интересно устроен – под каждым деревом шланг, дозатор, подачей воды руководит компьютер – все по науке.

В один из дней, примерно после обеда, заметил я пару АН-64 – в этом районе находилось несколько военных аэродромов и летная школа… Взлетел, все как обычно, курс – на очередной квадрат, высоту метров сорок набрал, чтобы через казурины перемахнуть, лететь-то всего пару минут. И тут боковым зрением замечаю, как взяли меня «Апачи» в клещи, видно, интересно им стало, что за зеленая стрекоза внизу трепыхается. Вертолет зеленого цвета был, но все борта и балка изрядно измазюканы химикатами и копотью, довольно живописный камуфляж получился. Пилотов я хорошо разглядел, да и пушки с подвесками, ведь близко было, каждая заклепка видна. Ну, да мне времени особенно не было переглядываться, вот он мой квадратик, я как казурины перелетел, аппаратуру включил, «шаг-газ» – вниз, да пониже, пониже, работали качественно, арабы претензий никогда не предъявляли. Гон короткий, мне еще высоту набрать для «запятой», и снова вниз. Смотрю, а ребята на «Апачах» сразу не поняли, куда я делся из их «клещей», как машина вниз ушла, они парой по инерции проскочили вперед, пока скорость погасили и огляделись, я уже на встречном курсе на них иду, а за мной шлейф желтый. Даже подумал: вот парни у меня в прицеле, а вот она, кнопка пуска… химаппаратуры. Ми-2, конечно, не лучший вариант, но летать мне на нем нравилось. «Апачи» делают простой горизонтальный подъем, без всякого видимого усилия, сразу метров на 100, мощность позволяет, и расходятся. За оставшиеся дни, пока работа продолжалась, пару раз над площадкой проходили, но больше меня над апельсинами не сопровождали».

Немалый урон приносили вертолетам местные мальчишки. Пацаны подстерегали низко летящую машину, и метко брошенный в упор камень или ком земли легко разбивал плексигласовое остекление. Тактика их была следующая: затаиться среди хлопковых кустов, а когда машина приблизится, подняться, швырнуть булыжник и тут же спрятаться. Особым шиком считалось нырнуть под пролетающий вертолет, причем «стрелок» попадал в облако из пестицида, что, впрочем, его не сильно волновало. Как вариант, подбрасывали вверх палку, которую могло подхватить потоком и швырнуть в лопасти. Наибольшую опасность такие броски представляли для Ка-26 с его «лобастой» кабиной, а однажды удачно брошенный камень вчистую снес визуальный датчик обледенения на пилотском блистере Ми-2.

Если пилот вовремя замечал потенциальных метателей, то либо уходил на другой участок, либо старался построить схему обработки таким образом, чтобы держаться на расстоянии от мальчишек, заставляя их побегать за вертолетом. Если кто-то все же пытался швыряться камнями, то приходилось останавливать полеты, пока «штаб» не примет меры для «зачистки» территории. Пренебрегать такими вещами не стоило, так как, кроме повреждений матчасти, существовала опасность попадания детей под винты, а последствия такой трагедии никто не мог предугадать. Летчики мрачно шутили, что будь местные ребятишки знакомы со столь замечательным устройством, как рогатка, то половину вертолетов посбивали бы в первый же месяц.

С самого начала командировки стало ясно, что работа здесь отнюдь не похожа на увеселительную прогулку, и даром денег платить никому не будут. Пилоты выматывались и не имели возможностей для полноценного восстановления сил. Некоторые признавались, что даже во сне видят провода и пальмы по курсу… Не давали желаемого отдыха ночная духота и обилие комаров. Нормальный сон приходил лишь с утренней прохладой, но вот пропел муэдзин, скоро подъем и новый трудный день. Не удивительно, что в такой обстановке последовал резкий всплеск авиационных происшествий. Первый случай на Ми-2 произошел 10 июля 1992 г., когда борт СССР-23306 зацепил законцовками лопастей деревья, а при заходе на посадку пилот, очевидно, под влиянием пережитого стресса допустил очередную ошибку и задел хвостовым винтом землю. Хвостовой редуктор с винтом остались висеть на нескольких болтах, но летчик все же сумел удержать машину от опрокидывания. Всего за время работы в Египте группа потеряла 2 Ка-26, 2 Ми-2 разбили молдаване. Подобные случаи были у болгар и россиян, к счастью, все происшествия обошлись без человеческих жертв.

Ничуть не легче пришлось техникам. Они первыми прибывали к вертолету и покидали площадки только после выполнения всех необходимых процедур, связанных с подготовкой машины к завтрашнему дню. Регламентные работы, устранение дефектов, замену агрегатов выполняли «всем миром», т.е. всем свободным на тот момент техническим составом. Отдельной бригады для проведения периодического регламента не было, а квалификация и опыт каждого авиатехника позволяли выполнять эти работы в полевых условиях. Кроме того, техник постоянно присутствовал на площадке во время полетов. Он следил за загрузкой, одновременно контролировал опасные зоны, между делом протирал остекление, осматривал общее состояние вертолета, сельхозаппаратуры, производил заправку топливом и т.д. И все это при 30-градусной жаре, в пыли и песке, скользя по жидкой грязи от пролитой вокруг воды. Но хуже всего было целый день находиться в окружении в общем-то доброжелательной, но чересчур назойливой публики, при всяком удобном поводе старавшейся продемонстрировать свои познания в английском и спросить твое имя, поинтересоваться, как ты себя чувствуешь, узнать, который час… Ни жара, ни пыль и песок не утомляли так, как маниакальное стремление местных пообщаться и поглазеть на белого человека, а иногда и прихватить, разумеется, в качестве сувенира оставшиеся без присмотра отвертку или пассатижи. Со временем местное население привыкло к нашему присутствию, и проблема то ли сгладилась, то ли на нее перестали обращать внимание.