355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » авторов Коллектив » Время, вперед! Культурная политика в СССР » Текст книги (страница 2)
Время, вперед! Культурная политика в СССР
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 02:05

Текст книги "Время, вперед! Культурная политика в СССР"


Автор книги: авторов Коллектив


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Руслан Хестанов. Чем собиралась управлять партия, создав министерство культуры СССР [44]44
  Статья подготовлена в рамках программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ – проект 2012 г. Лаборатории исследований культуры Центра фундаментальных исследований НИУ ВШЭ «Фундаментальные социокультурные структуры и процессы современности: Культурная система модерна и основные стратегии культурной политики в СССР».


[Закрыть]

У Советского Союза в области культуры есть один неоспоримый приоритет – изобретение государственной культурной политики. Именно в СССР, сразу после смерти И. В. Сталина в 1953 г., было организовано первое в мире министерство культуры. Прошло совсем немного времени, и примеру СССР в области культурного строительства последовали не только страны третьего мира, но и капиталистические: сначала Франция де Голля – в 1959 г., затем большинство европейских государств: Дания – в 1961 г., Италия – в 1974 г., Испания – в 1977 г. и т. п.

Сегодня трудно оценить, сколь изумителен сам факт организации министерства культуры. С эпохи Просвещения и до наших дней культура была не столько идеей или специфической «реальностью», сколько полем, внутри которого велись сложные дебаты по широкому кругу проблем: о человеческой природе, прогрессе, эволюции, образовании, разуме или цивилизации, о разного рода меньшинствах или идентичностях, об искусстве и творчестве и проч. Но вдруг в 1953 г. КПСС превращает безграничное и едва ли определенное поле культуры в объект государственного администрирования. Советская бюрократия приступает к разработке нормативов и параметров управленческой вертикали, квалификационных требований к специалистам и кадрам, критериев оценки текущего состояния культуры. Затем эта инновация подхватывается другими государствами. «Эфирная» и едва уловимая природа нового объекта правительственной заботы не мешает государственным машинам осваивать новое поле деятельности.

Наш анализ сосредоточен исключительно на материалах съездов партии (от РСДРП до КПСС). В них мы обнаруживаем именно то, что нужно для генетического анализа культуры, – правительственную рациональность, которой руководствовались партийные функционеры.

От политики к культуре

До 1919 г. термин «культура» не имел доктринального статуса в словаре большевиков. Его употребляли как синоним терминов «пропаганда», «агитация», «просвещение», которые часто звучали как взаимозаменяемые. Понятие не укоренилось в сленге партийной массы. Отдельные делегаты испытывали к нему недоверие. Так, Мартын Лацис поминает организованный большевиками в Риге партийный «Культурный центр», замечая, что «название отдает меньшевизмом» [45]45
  Шестой съезд РСДРП (большевиков). М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1958. С. 176.


[Закрыть]
. Меньшевизмом «отдавало» именно от классово нейтрального прилагательного «культурный».

Разительная перемена происходит во время VIII съезда РКП(б) в 1919 г., когда В. И. Ленин формулирует тезисы, которые надолго определят представления партии о культуре. В одном из докладов он поднимает проблему культуры в контексте внутренней политики, когда речь заходит о привлечении буржуазных специалистов на службу. Ленин противопоставляет бюрократизми культуру– как разные мотивации к труду. Труд рабочих мотивирован исключительно «бюрократически»,т. е. рабочие трудятся потому, что их принуждают. Однако мотивация буржуазных специалистов иная – культурная; в ней отсутствует принуждение. В принципе, специалистов можно принуждать к чему угодно, но только не к труду. Их можно «заставить не участвовать в контрреволюции», «устрашить», но вот «заставить работать из-под палки [этот] слой нельзя… Эти люди привыкли к культурной работе». Бюрократизм, т. е. «некультурная» мотивация к труду, проявляет себя как главное выражение культурной неразвитости России. Именно «эта некультурность понижает Советскую власть и воссоздает бюрократию» [46]46
  Восьмой съезд РКП(б). М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1959. С. 58.


[Закрыть]
. «Культура» для Ленина в данном контексте – это показатель способности рабочих к самоорганизации и управлению [47]47
  Восьмой съезд РКП(б). М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1959. С. 59.


[Закрыть]
. И эта способность проявляется как на производстве, так и в государственном управлении.

Но кульминации ленинское рассуждение достигает, когда он формулирует стратегическую цель партии – полная победа над бюрократизмом и уничтожение государственной власти как таковой. Два условия должны обеспечить успех этой стратегии: 1) «вовлечение всего трудящегося населения поголовно в работу по управлению государством» и 2) «повышение культурного уровня» [48]48
  Восьмой съезд РКП(б). М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1959. С. 397.


[Закрыть]
. Иначе говоря, уничтожение государства для Ленина происходит одновременно с ростом культуры трудящихся.

В ленинском рассуждении чуть ниже появляется еще одна оппозиция – между закономи правом,с одной стороны, и культурой– с другой. Советское государство вынуждено прибегать к принуждению и насилию. И в этом смысле оно точно так же препятствует «поголовному вовлечению населения» в управление. Но в буржуазных странах бюрократизм насаждается законом, а «мы, – говорит Ленин, – сделали, чтобы этих помех у нас не осталось». В Советской России есть другое препятствие – низкий культурный уровень: «…кроме закона есть еще культурный уровень, который никакому закону не подчинишь». Потому советская власть вынуждена закрепить законодательно классовое неравенство в своей первой конституции 1918 г., пока «мы спотыкаемся о недостаточную культурность масс». И «это неравенство мы отменим, как только нам удастся поднять культурный уровень» [49]49
  Восьмой съезд РКП(б). С. 63–64.


[Закрыть]
. Подчиняя право культуре, Ленин следует антиправовому пафосу «Манифеста коммунистической партии» [50]50
  «Манифест» толковал право как «возведенную в закон волю правящего класса» (Маркс К., Энгельс Ф.Манифест коммунистической партии. Т. 4 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч.: в 50 т. М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1957. С. 443).


[Закрыть]
, когда утверждает, что поголовному вовлечению масс в управление препятствует буржуазный закон, к которому вынуждена прибегать советская власть.

Пространное рассуждение Ленина о культуре послужило для делегатов VIII съезда РКП(б) толчком к творческим импровизациям, и они осваивали новые концептуальные возможности, пытаясь приспособить «культуру» к разным политическим контекстам. Понятие «культура» заиграло смыслами. Выражение «низкий уровень культуры» превращалось в универсальное объяснение проблем и трудностей, что выглядело иной раз довольно неуклюже. В докладе о земельной политике делегат Кураев описывает совхозы как «центры не только агрикультурные, но и культурные», как место, где крестьянин мог бы удовлетворять свои «культурные потребности» и получить «агрикультурную помощь» [51]51
  Восьмой съезд РКП(б). С. 233.


[Закрыть]
. Сближение культуры и агрикультуры воспроизводилось и сохранялось довольно долго. В 1927 г. на XV съезде ВКП(б) крестьянка из Полтавского округа Бабашкова говорит: «Только нам, товарищи, нужно просвещение, потому мы еще очень темны, не взялись еще серьезно за культурную работу. Еще не знают, как вести у нас эту работу. У нас, например, появилось культурное свиноводство…» [52]52
  XV съезд Всесоюзной Коммунистической Партии (б). М.: Гос. изд-во, 1928. С. 267.


[Закрыть]
. Сближение двух омонимов подчеркивает, насколько материально понималась культура теми, кто слушал на VIII съезде Ленина, – как материальность техники, сортов племенного скота или зерновых.

Тезисы Ленина имели далеко идущие следствия. Первое:те функции общего руководства и управления, которые в буржуазном обществе выполняло право, в новом обществе должна была перехватывать культура. Второе:«культурная» точка зрения определила стратегию и тактику правящей партии, которая состояла в постепенном уничтожении государства и бюрократии, в вытеснении управления развитой культурой. Отсюда «временные ограничения» и тактические задачи: партия не может позволить себе упразднить ни право, ни государство до тех пор, пока общество не достигнет культурного равенства, а потому следует «систематически работать над уничтожением неравенства более организованного пролетариата с крестьянством» [53]53
  Восьмой съезд РКП(б). С. 64.


[Закрыть]
.

Ленинские тезисы вошли в Программу партии, принятую VIII съездом РКП(б), а потом были закреплены в резолюции XV съезда ВКП(б) (1927): «…упрощение функций управления при повышении культурного уровня трудящихся ведет к уничтожению государственной власти» [54]54
  XV съезд Всесоюзной Коммунистической Партии (б). С. 560–561.


[Закрыть]
. В полной мере значимость, которую партия придавала культурной политике, проявилась в докладе Рыкова, посвященном первой советской пятилетке: «…начиная уже с ближайшего года на культуру мы должны давать относительно больше, чем даже на восстановление хозяйства… Без быстрого культурного роста мы не сможем по-настоящему переконструировать наше хозяйство» [55]55
  XV съезд Всесоюзной Коммунистической Партии (б). С. 778–779.


[Закрыть]
.

Считается, что начало канонизации термина «культура» как важнейшего элемента строительства социализма было положено работой Ленина «О кооперации» (1923). В этой небольшой, но важной статье «культура» была накрепко связана в одном словосочетании с «революцией»: «Культурная революция – это… целый переворот, целая полоса культурного развития всей народной массы» [56]56
  Ленин В. И.О кооперации // Полн… собр. соч. (5-е изд.). Т. 45. М.: Изд-во полит. лит-ры, 1965–1975. С. 372.


[Закрыть]
. Однако некоторые идеи статьи звучат по-новому в контексте сказанного Лениным на VIII съезде РКП(б).

В частности, Ленин пишет о том, что сразу после захвата власти большевиками изменилась «точка зрения на социализм». Раньше она была «политической», теперь же «центр тяжести меняется до того, что переносится на мирную организационную „культурнуюработу“». Он делает, правда, оговорку, что политическаяперспектива сохранилась, но только в международных отношениях. Однако, «если… ограничиться внутренними экономическими отношениями, то у нас действительно теперь центр тяжести работы сводится к культурничеству».

Подведем предварительный итог: во-первых, проблематика культуры теснейшим образом связана с управлениеми руководством;во-вторых, идеальная проекция культуры приобретает свою оригинальную консистенцию благодаря трем оппозициям: культура – бюрократизм, культура – право, культура – государство; в-третьих, культурная точка зрения доминирует не только над правовой, но также над политической и экономической. Таким образом, «культурная оптика» должна была определять после Октябрьской революции стратегию строительства социализма и коммунизма.

Объекты культурной политики и аппараты управления

Правительственная рациональность всегда выражается в редукции сложности мира к определенному аспекту мира [57]57
  Скотт Дж.Благими намерениями государства. Почему и как провалились проекты улучшения условий человеческой жизни. М.: Университетская книга, 2007. С. 149–150.


[Закрыть]
. Таким аспектом социального мира для большевиков стала культура: разнородные феномены социальных, экономических и политических отношений редуцировались к культурным различиям, которые в перспективе усилиями партии должны были быть преодолены. Такое упрощение действительности порождало новую социальную действительность, новые объекты политического воздействия и новую картографию социальной реальности.

Классовая точка зрения была необходима на этапе политического захвата власти. «Культурная точка зрения», в которой появилась потребность в ходе строительства коммунизма, оказалась более сложной: кроме классовых различий она включила целый комплекс иных социальных различий, которые были превращены в самостоятельные объекты управления и требовали особых аппаратов. Ниже мы приводим список тех культурных различий, которые чаще всего упоминались на съездах:

1) классовые (возможна формулировка «разрыв между городом и деревней»);

2) национальные (иногда сливаются с конфессиональными);

3) образовательные;

4) гендерные;

5) возрастные;

6) бытовые;

7) технологические и производственные навыки;

8) организационные (навыки самоорганизации и самоуправления);

9) чуть позже выделится разрыв между умственным трудом и физическим «на базе подъема культурно-технического уровня рабочего класса до уровня работников инженерно-технического труда» [58]58
  XVIII съезд Всесоюзной Коммунистической Партии (б). М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1939. С. 311.


[Закрыть]
.

Культурная перспектива, интегрировавшая помимо классовых различий множество других, предполагала сеть сложных и неоднородных объектов. Эта сложность имела несколько измерений. Во-первых, широта и разнообразие спектра перечисленных различий. Во-вторых, возможность гибридных сочетаний выделенных различий. Например, отсталость национальных регионов описывали, рельефно подчеркивая феодальную классовую структуру, патриархальность быта, неграмотность или культурную отсталость женщин и т. д. В-третьих, вертикальное измерение, т. е. фиксация глубины культурных различий с помощью оценочной разметки уровней культуры – «ниже/выше». Скажем, пролетарии выступают по отношению к крестьянам как носители более высокой культуры. Женщины отличаются особой культурной дремучестью, поскольку в большей степени, чем мужчины, подвержены влиянию религии. Делегаты довоенных съездов довольно часто полемизировали по поводу оценок «уровней культурного развития» [59]59
  Так, А. И. Микоян на X съезде РКП(б) выдвинул довольно рискованное утверждение, что «Азербайджан более культурен, чем русские провинции»; на что Сталин возразил: мол, такое можно сказать только о Баку, о городе, «надстроенным сверху усилиями Нобеля, Вишау и других» (Десятый съезд РКП(б). М.: Парт. изд-во, 1933. С. 215).


[Закрыть]
.

Когда делегаты съезда высказываются о культуре, мы то и дело перемещаемся из одной системы координат в другую, от одного социального объекта к другому. И только единство культурного взгляда, его рационализирующий схематизм удерживает полученный синтез разнородных объектов. В этом смысле можно сказать, что культурная политика была способом управления разнородными некультурностями.

«Культурная оптика» стала, таким образом, прагматической коррекцией или «утончением» оптики классовой. За этой коррекцией стоял опыт Гражданской войны, которая не имела четко выраженного фронта и выявила далеко не только классовые расколы внутри общества. В войне принимало участие множество социальных групп, готовых к применению вооруженного насилия друг против друга: крестьянские повстанческие движения, этнические и конфессиональные меньшинства. Вооруженное противостояние и временные альянсы сил формировались вопреки доктринальным установкам партии и далеко не в полном соответствии с классовыми позициями. События вроде Кронштадтского вооруженного восстания (февраль 1921 г.), когда против большевиков выступили рабочие и матросы, показали, что существует потребность в более изощренной политической оптике, чем сугубо классовая.

Но чтобы конвертировать в политику новую «культурную точку зрения», требовалось создать соответствующую сеть органов власти (партии и государства), которые не только управляли бы культурой как пестрой данностью, но и производили новую культурную действительность – однородную и высококультурную жизнь.

Организация партийных и советских учреждений сталкивалась с одной фундаментальной трудностью, характерной для всякой рационализации правительственной деятельности: с одной стороны, необходимостью централизации всех функций руководства, с другой – необходимостью учета специфики социальных объектов при распределении сфер ответственности между органами управления.

В СССР было найдено причудливое решение этой апории правительственного разума, которое стало своего рода «родимым пятном» или особым советским стилем управления. Дилемма централизации и учета специфики решалась с помощью разграничения руководящихфункций партии и управленческихфункций государственного аппарата. Поскольку различие между руководством и управлением было не очевидным, возник дуализм партийных и государственных аппаратов, дублирующих друг друга, а также напряжение, которое проявлялось в непрерывных попытках пересмотра баланса между ними.

В докладе Е. Преображенского на X съезде РКП(б) (1921) мы находим принцип разграничения функций органов партии и государства. Столь ясных формулировок не было ни на одном последующем съезде партии, хотя эта проблема оставалась ключевой для советской системы. Не менее важно, что принцип был сформулирован при обсуждении именно культурной политики партии. Речь шла об организации Главполитпросвета – государственногооргана, управляющего культурой [60]60
  Десятый съезд РКП(б). С. 143–153.


[Закрыть]
.

Необходимость государственной пропаганды коммунизма среди населения, говорит Преображенский, возникла сразу после Октябрьской революции. Но всю пропагандистскую работу партия была вынуждена вести без специального органа пропаганды – это было делом всех членов партии. Этот период строительства, когда пропагандистская работа совпадала со строительством советского аппарата, он называет «кустарническим». На следующем этапе, говорит докладчик, «мы видим, как постепенно отпочковывается… аппарат по пропаганде коммунизма». Однако складывается он одновременно внутри ряда отдельных государственных учреждений (комиссариатов). Так, сначала разветвленный аппарат пропаганды в деревне был создан Комиссариатом внутренних дел. Затем в рамках Военного комиссариата в 1919 г. была сформирована сеть органов пропаганды – ПУРов (ПУР – Политическое управление в армии, распущенное только в 1991 г.), а затем наблюдалось появление похожих аппаратов в остальных комиссариатах, а также в профсоюзных и молодежных организациях. В Комиссариате народного просвещения (Наркомпросе) также появился особый орган – Внешкольный отдел, преобразованный в 1920 г. в Главполитпросвет.

Теперь, говорит Преображенский, этот «организационный разброд» необходимо прекратить. Нужно сконцентрировать работу внутри единого аппарата, чтобы «вести эту пропаганду централизованно и систематически по принципу массового производства». Кстати, первая же попытка концентрации пропаганды приводит к созданию пресловутого партийно-государственного параллелизма. Сначала в августе 1920 г. при ЦК партии организуется Отдел пропаганды и агитации с двумя соответствующими подразделениями: подотделом пропаганды, отвечающим за школы (разработка школьных программ), и подотделом агитации, организующим агитационные кампании для взрослого населения («недели», «месячники» и проч.). Несколько месяцев спустя, в ноябре 1920 г., организуется уже государственная структура – Главполитпросвет – «двойник» партийного Отдела пропаганды и агитации.

Задачей Главполитпросвета было «разгрузить» партию от той части агитационно-пропагандистской работы, которая могла быть, как выражается Преображенский, «огосударствлена» или «механизирована». Но вот здесь-то дилемма, которую мы упомянули выше, сплетается в гордиев узел. Делегаты были согласны, что централизация агитпропа нужна, но они настаивали на сохранении диверсификации, учитывающей специфику социальных групп и классов, с которыми велась пропагандистская работа (молодежь, крестьяне, рабочие, солдаты, школьники, студенты). Больше всех на автономии ведомственных органов пропаганды настаивали военные, профсоюзы и союз молодежи.

Вместе с тем учет специфики (т. е. ведомственная диверсификация) угрожал распылением кадровых и материальных сил [61]61
  Десятый съезд РКП(б). С. 174.


[Закрыть]
. А. В. Луначарский настаивал на проведении водораздела между организациями по возрастному принципу. Он считал, что регулярная работа по просвещению и пропаганде должна быть направлена на тех, кто может стать человеком новой формации, т. е. на детей. И эту функцию должен выполнять Наркомпрос, организующий школьную работу. Именно Наркомпрос «производит самый важный ингредиент» – нового человека, – и такая задача превращает его «в коренной экономический комиссариат». При этом нет особой нужды в столь же систематической работе со взрослым населением – оно останется носителем следов отсталости прежней формации, но есть нужда в периодических и разовых агитационных кампаниях, воздействующих на «взрослое население». За работу с этим контингентом должен отвечать Главполитпросвет.

Однако подход Луначарского подтачивал уже сложившийся институциональный дизайн. Другие делегаты нашли не меньшие основания выделить в особую группу армейский контингент, молодых рабочих, детей нерусских народностей и т. д. И все эти аргументы так или иначе указывали на многослойность той картографии, которую конституировала культурная точка зрения.

Если Луначарский выступал в пользу концентрации всей политико-просветительской работы в руках государства, то старый большевик Е. Ярославский считал, что политико-просветительская работа – это исключительное дело партии. Он рисовал картину с элементами ведомственного абсурда, когда «Главсоль занимается тем, что чуть ли не создает свой театральный отдел, Наркомпрод создает свой театральный отдел и пытается вести политико-просветительную работу» [62]62
  Десятый съезд РКП(б). С. 166.


[Закрыть]
.

Все участники дискуссии исходили из одной неоспоримой предпосылки – монополия на культуру и производство культурных смыслов принадлежит исключительно партии. Вместе с тем дискуссия играла в пользу сохранения «ведомственной специфики». Требовался компромисс. И самым адекватным принципом разграничения партийной и государственной ответственности был признан принцип, предложенный Преображенским: партия передает государственным органам культурную работу только тогда, когда она может быть «механизирована» и организована по принципу «массового производства».

Партии должна принадлежать организационная работа (распределение партийных сил, а также идейное и теоретическое руководство) – это ее «абсолютная область» [63]63
  Десятый съезд РКП(б). С. 145.


[Закрыть]
. Эта область не может быть «национализирована». Поскольку абсолютной областью Главполитпросвета является то, что поддается серийному и массовому производству, постольку постепенный процесс передачи новых функций является процессом «коммунизирования государственного аппарата» или «показателем того, насколько далеко мы шагнули как пролетарское государство, насколько мы далеко шагнули в части превращения коммунистической партии в функции государственного аппарата» [64]64
  Десятый съезд РКП(б). С. 149.


[Закрыть]
.

Таким образом, культурная политика обретала свою абсолютную цель и финальную точку: полную конвергенцию коммунистической партии с государством, а также триумф культуры как сферы, достигшей предельной механизации и неразличимости культурных объектов. Это, конечно, противоречило тезису Ленина о параллелизме прогресса культуры и отмирания государства. Но эта теоретическая несуразность осталась незамеченной. Партия считала проблему решенной.

Несмотря на интеллигибельную ясность предложенного Преображенским принципа, в институциональных практиках гетерогенность учреждений так и не была преодолена. В каждом государственном органе, в профсоюзах, в молодежном союзе и проч. остались органы, ответственные за культурно-просветительскую работу.

Чуть более 30 лет спустя, на XX съезде КПСС, происходит один едва заметный сдвиг, приведший к существенным изменениям в архитектуре партийно-государственных органов управления культурой. В докладе Н. С. Хрущева, а также в ряде выступлений идеология и пропаганда упоминаются в негативном контексте, в то время как культура – в контексте исключительно позитивном. В Отчетном докладе ЦК КПСС Хрущев говорит: «Кто думает, что коммунизм может быть построен только на одной пропаганде, без повседневной практической борьбы за увеличение производства, за повышение благосостояния трудящихся, тот скатывается на путь талмудизма и начетничества» [65]65
  XX съезд Коммунистической Партии Советского Союза. М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1956. С. 113.


[Закрыть]
. Фраза воспроизводится не раз в выступлениях делегатов все с тем же набором крепких слов, характеризующих неудовлетворительный уровень идеологической работы и ее отрыв от практических задач: «талмудизм», «начетничество», «аллилуйщина».

В этом сдвиге примечательны два обстоятельства. Первое, столь резкое разделение идеологии и культуры позволило выделить культуру в особый комплекс проблем, отличных от идеологических. Синонимия культуры с пропагандой и агитацией оказывается в прошлом. Это было то самое дискурсивное событие, которое облегчило безболезненное аппаратное размежевание, – оно способствовало, с одной стороны, закреплению политико-идеологических функций за партией, с другой – «механизации» или «огосударствлению» функций «массового производства» за специально создаваемым Министерством культуры СССР.

Однако отделение культуры от идеологии не помогло преодолеть гетерогенность объектов культурной политики. К ведению культуры относились развитие школы, системы высшего образования, науки, воспитание национальных кадров в союзных и автономных республиках, организация досуга для разных категорий населения и проч. Их, правда, можно было довольно легко перераспределять между разными ведомствами. Вопрос теперь сводился к тому, следует ли все эти сферы объединить в рамках одного мегаминистерства, или же организовать ряд специализированных министерств [66]66
  Так, созданное в 1953 г. грандиозное по охвату Министерство культуры не раз подвергалось разукрупнению: в 1954 г. отпочковалось Министерство высшего образования, в 1959 г. – Государственный комитет по профессионально-техническому образованию, а потом в 1960–1974 гг., когда главой министерства была Е. А. Фурцева, последовала серия новых разукрупнений. Зеркальным образом происходили реорганизации внутри партийных аппаратов.


[Закрыть]
.

Подводя итоги, можно сказать, что учреждение Министерства культуры СССР было актом эмансипации культуры от идеологии. Однако освободившись от идеологии и пропаганды, культура попала в зависимость от механизированного администрирования государства и обрела характеристики массовой культуры.

© Хестанов Р., 2013


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю