Текст книги "Авиация и космонавтика 2012 11"

Автор книги: Авиация и космонавтика Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Отважные аэронавты

Геннадий Черненко

(Продолжение. Начало в № 9,10/2012 г.)

В наследство от братьев Монгольфье

Воздушный шар, на котором поднимались Древницкие, был изобретен братьями Жозефом и Этьеном Монгольфье, владельцами бумажной фабрики во французском городе Аннонэ. В начале июня 1783 года они впервые продемонстрировали свое великое изобретение.

Вскоре братья получили предложение Парижской академии наук повторить их опыт. Демонстрация аэростата, наполненного теплым воздухом, состоялась в Версале в присутствии короля и огромной толпы народа. Шар, ярко раскрашенный, расписанный золотыми узорами, поднялся ввысь вместе с тремя «пассажирами»: бараном, уткой и петухом.

И только после успешно завершившегося полета животных полетели люди. Первыми воздухоплавателями стали молодой физик Пилатр де Розье и маркиз д'Арланд. Произошло это 21 ноября 1783 года. Воздушное путешествие продолжалось около двадцати пяти минут и завершилось в пригороде Парижа, на расстоянии восьми километров от места взлета. Эра воздухоплавания была открыта.

Воздушный шар братьев Монгольфье, естественно, получил название монгольфьера. Но почти одновременно с ним появился аэростат и другого типа, шарльер, изобретенный соотечественником братьев Монгольфье, профессором Жаком Шарлем. Он наполнялся легким газом, водородом. Обладая многими преимуществами, газовые шары получили широкое распространение, однако и на монгольфьерах полеты тоже совершались. Были даже попытки применить их в военных целях.

Таким образом, когда Древницкие начали свои полеты, монгольфьеры имели уже долгую, более чем столетнюю историю. Изобретение братьев Монгольфье странствующие аэронавты выбрали осознанно. Для получения водорода требовались сложные и громоздкие аппараты, а светильный газ (его тоже использовали воздухоплаватели) был не везде и стоил недешево.

Правда, Шарль Леру и Август Годрон, летавшие в крупных городах, применяли газовые шары, но и они для страховки имели монгольфьеры.

Шар должен был выдерживать и жар печи при наполнении горячим воздухом, и большие нагрузки в полете, и тяжелые условия транспортировки при частых переездах из города в город. Оболочка шара быстро изнашивалась, теряла нарядный вид. На ней появлялись многочисленные заплаты. Наконец, наступал день, когда приходилось заменять шар. На старом летать становилось слишком опасно.

Юзеф Древницкий сам делал выкройки частей оболочки, а сшивать их нанимал профессиональных швей. Но бывало и по-другому. Один из его монгольфьеров в 1899 году был изготовлен в Москве на фабрике Саввы Морозова. Другой (а возможно, и не один) изготовила известная тогда папиросная фирма «Катык», за что Древницкий рекламировал ее, поместив на оболочке шара надпись красного цвета: «Гильзы Катыка» (в то время продавались пустые «гильзы» папирос, которые набивались табаком самим курильщиком).

Материал для оболочки применялся разный: ярославское полотно, тифлисская бязь, парусина и даже полушелковая материя. Размеры шаров сохранялись примерно одинаковыми: объем около полутора тысяч кубических метров, высота восемнадцать – двадцать метров, диаметр в средней части двенадцать – шестнадцать метров.

На изготовление одного шара шло, как писали газеты, более двух тысяч аршин материала, «товара». Весил шар до ста восьмидесяти килограммов, а стоимость его достигала тысячи рублей, по тому времени суммы немалой. Поэтому потеря монгольфьера вследствие пожара или варварства жителей тех мест, где падала оболочка, была для Юзефа Древницкого большой бедой.

В июне 1898 года в Казани шар улетел далеко за город. Его нашли на следующий день изрезанным на куски, причем часть оболочки была похищена. Пришлось начинать все с начала, брать взаймы и шить новый монгольфьер.

По воспоминаниям Ольги Ивановны Гребнер, парашют Юзеф Маврикиевич тоже изготавливал по своим эскизам. Делал он это на свой страх и риск, исходя из опыта полетов и прыжков. Конечно, никто не проводил никаких специальных проверок: надежно ли сшит купол парашюта, выдержит ли он нагрузку при раскрытии Да и некому было тогда это проводить, не существовало еще ни методов таких проверок, ни специальных приборов. Шар и парашют Древницкий испытывал на себе сразу, в первом же полете.

Полет монгольфьера с животными 19 сентября 1783 г.

Так было, например, в Казани летом 1909 года, когда Древницкий сшил себе новый шар и новый парашют. «Первый полет, – писала газета „Волжский вечер“, – должен был удостоверить прочность шара и парашюта».

Уже в те годы было известно, что самый лучший материал для купола парашюта – это шелк, легкий, прочный, упругий материал. Но Древницкий свои парашюты шил из сатина. «Это гораздо практичнее», – объяснял он корреспонденту одесской газеты. «Практичнее» означало дешевле. Шелк был дорог, а материала для купола диаметром восемь метров требовалось порядочно.

Парашюты у Юзефа Древницкого были цветными. В 1897 году он опускался с парашютом желтого цвета. В 1909 – красного, а в 1913 – с двухцветным, купол которого состоял из голубых и розовых секторов. Внезапное появление в небе купола, похожего на цветок, вызывало у зрителей бурю восторга.

В конструкцию парашюта Юзеф Древницкий вносил свои изменения, подсказанные практикой. Поэтому, когда в объявлениях о намеченном полете сообщалось, что используется «парашют конструкции Древницкого», это было правдой.

Купол соединялся с шаром при помощи особого замка. Чтобы отцепить парашют, требовалось потянуть за специальную стропу. Но иногда в полете замок не срабатывал, и тогда приходилось опускаться вместе с шаром. В ветреную погоду это было небезопасно. Шар, словно гигантский парус, мог потащить аэронавта за собой.

Такое приключилось в Николаеве весной 1895 года. Юзеф Древницкий взлетел на новом, еще не проверенном монгольфьере и отделиться от него не смог. Шар, охладившись, опустился за городом. Посадка могла окончиться печально, если бы на помощь Древницкому не пришла компания молодых людей, увидевших борьбу аэронавта с шаром. «Услышав зов воздухоплавателя, – рассказывала газета, – они бросились на помощь, успели удержать аэростат и дали возможность Древницкому отделить парашют от шара. Аэронавт не получил никаких повреждений, пострадал только его костюм».

Из воспоминаний Юзефа Древницкого

Обыкновенно в тех городах, где я совершал свои полеты и где до того не было ни одного воздухоплавателя-парашютиста, меня при спуске но землю окружала толпа народа, и каждый считал своим долгом собственноручно удостовериться, живой ли я человек или только кукла. Меня щипали, кололи даже шляпными шпильками!..

Административные Фомы-неверующие действуют, конечно, несколько иначе, но не менее настойчиво.

Помню, за год до Всероссийской выставки в Нижнем полицмейстер ярмарочной территории князь Волконский никак не хотел мне поверить, что я не самозванец, а настоящий Древницкий, так как где-то он вычитал, что «Древницкий убился».

Ни вид на жительство, ни другие имевшиеся у меня документы не могли убедить сиятельного Фому. Пришлось обратиться к помощи губернатора, генерала Баранова.

На вопрос генерала, почему князь ставит мне препятствия и не подписывает афишу, Волконский стал выкручиваться и наконец заявил, что, по закону, прежде чем подписать афишу, он обязан назначить комиссию для освидетельствования прочности шара и парашюта. На комиссию Баранов согласился, но настоял, чтобы Волконский афишу подписал немедленно.

– Если комиссия придет к отрицательным результатам, – сказал Баранов, – то у вас всегда остается возможность не допустить Древницкого до совершения полета.

Афиша была подписана, и я приступил к работе.

Наступил день полета, а комиссия все не являлась для «освидетельствования шара и парашюта». Началось уже наполнение шара. Публики собралось на месте много. Присутствовал и Баранов.

Я и думать уже перестал о комиссии, как вдруг передо мною предстал князь Волконский в белом кителе и такой же фуражке и, указывая на сопровождавших его двух инженеров губернского строительного комитета, потребовал, чтобы я объяснил «комиссии», как свидетельствуются шары.

Желая поскорее отделаться от назойливости князя и проучить его за надменный тон, с каким он ко мне обратился, я с самым невинным видом сказал:

– Войдите в шар и посмотрите, не просвечивается ли он. Если просвечивается – значит, он уже износился.

Должен заметить, что шар-монгольфьер был у меня старый, пропитанный сажей до того, что достаточно было только прикоснуться к нему, чтобы выпачкаться.

Князь, недолго думая, последовал моему указанию. Как только он очутился в шаре, я слегка тряхнул шаром, и эффект получился поразительный.

Из-под шара выскочил не блестящий гвардейский офицер, а грязный трубочист с лицом, искаженным от гнева и стыда.

Публика покатывалась от смеха и кричала:

– Дагомеец, дагомеец!

Даже Баранов не удержался от смеха.

Волконский сбежал, и полет мой совершился беспрепятственно.

Первый полет шарльера 1 декабря 1783 года

Пятнадцать полетов Ольги Древницкой

В 1895 году у Юзефа Древницкого тоже появилась своя ученица – Ольга Михайловна Древницкая. Она приходилась ему родственницей, невесткой, женой его второго брата Альфреда Маврикиевича, коммерсанта. Тот относился к зрелищному воздухоплаванию с пренебрежением, считал его делом несолидным и был очень недоволен, что его супруга стала аэронавткой. Но Ольгу Михайловну, видно, давно мечтавшую о смелых полетах, невозможно было переубедить.

Сначала она выступала под псевдонимом Ольга Бобровская, но вскоре взяла другой – Древницкая, и с тех пор летала только под этим именем.

Первые ее выступления состоялись в Харькове, в мае 1895 года в саду «Тиволи». Открыл харьковские полеты Юзеф Древницкий, совершив один за другим два прыжка с парашютом. «Такой же головокружительный опыт предстояло сделать даме, – писала газета «Южный край». – И юная аэронавтка с честью выдержала это испытание».

Объявленный полет женщины-парашютистки привлек в городской сад «Тиволи» немало представительниц прекрасного пола. Аэронавтка

– «веселая и симпатичная на вид девушка» – была совершенно спокойной. Она, как отмечала газета, «без малейшего колебания повисла на кольце под быстро поднимавшимся шаром». И так же смело, отцепив на высоте полуверсты парашют, бросилась вниз.

Парашют плавно опустил отважную воздухоплавательницу на землю. Через двадцать минут она опять была в «Тиволи», встреченная звуками оркестра и овациями зрителей. «Ей много аплодировали, – писала газета, – особенно дамы: ведь она постояла, до некоторой степени, за весь прекрасный пол».

На 14 мая аэронавты объявили так называемый конкуренционный полет, когда зрителям давалось право решать, кому лететь – Древницкому или Древницкой. Конечно, это была своего рода игра, которая устраивалась для привлечения публики. На самом деле, решение принималось заранее самими воздухоплавателями. Полетела Ольга Древницкая, и этот второй ее полет в Харькове оказался не менее успешным, чем первый.

Неудача поджидала ее в Орле, куда аэронавты переехали, закончив полеты в Харькове. 22 мая здесь должен был состояться полет Древницкой с территории двора «присутственных мест».

Все произошло в считанные секунды. Когда шар был отпущен и аэронавтка находилась на высоте трех-четырех метров, парашют самопроизвольно отцепился. Ольга Древницкая упала боком, сильно ударившись о землю. Ее подняли и отвели в квартиру смотрителя зданий.

По городу поползли мрачные слухи о том, что состояние воздухоплавательницы очень тяжелое. Чтобы успокоить горожан, Юзеф Маврикиевич обратился к ним через газету «Орловский вестник». Он уведомил, что Ольга Древницкая находится в гостинице, она на пути выздоровления от ушибов, полученных при падении, и здоровью ее ничто не угрожает. «Могу добавить, – писал Юзеф Древницкий, – что эта маленькая катастрофа ничуть не повлияла на воздухоплавательницу, и когда она совершенно оправится, то совершит в здешнем городе еще один, но более удачный полет».

Древницкий выполнил в Орле два полета (второй – уже после аварии с Ольгой), но сама она здесь больше в воздух не поднималась. Воздухоплаватели спешили в Тулу. Там на 28 мая уже был объявлен полет Ольги Древницкой.

Всякое случалось в жизни аэронавтов, но того, что произошло в городе оружейников, даже они никак не могли ожидать. В день предстоящего полета в Кремлевском саду Тулы собралась большая толпа, главным образом рабочих и мастеровых. Момент подъема приближался. К монгольфьеру уже собирались прикрепить парашют, как вдруг солдаты без команды отпустили шар, и аэронавтка осталась на земле.

Подобные казусы случались и раньше, но в Туле зрители, купившие.на полет билеты, заподозрили обман. Толпа пришла в неистовство. «Дошло до того, – писала газета, – что в саду были исковерканы и разбиты скамьи, столы, попорчены деревья. Воздухоплавательница же была вынуждена спасаться бегством». Всю ночь продолжались беспорядки, и лишь к четырем часам утра с помощью полиции удалось усмирить разбушевавшуюся толпу. Разумеется, Древницкие поспешили покинуть негостеприимную Тулу.

За лето и осень 1895 года они объехали не менее десяти городов центральной России и Поволжья. В октябре летали в Баку и здесь же провели зиму, «отсиживаясь от холодов», как любил говорить Юзеф Древницкий. В течение зимы был сшит новый шар, названный «Баку» (это название, написанное крупными буквами, украшало его оболочку).

В конце марта 1896 года новый шар испытала Ольга Древницкая, совершив на нем пробный полет, и аэронавты отправились дальше, в Тифлис.

До их приезда в Тифлисе полеты на воздушных шарах и даже прыжок с парашютом весной 1892 года, исполненный Августом Годроном, тифлиссцы уже видели. Но выступления женщины-парашютистки, ее прыжок являлись новостью.

Полет Ольги Древницкой с трека тифлисского велодрома состоялся 4 апреля. Опустилась она в реку Куру. Собравшийся на берегу народ пришел на помощь аэронавтке, помог ей выбраться из воды. Не успев даже переодеться в сухое платье, она возвратилась в фаэтоне на велотрек, где была встречена восторженными криками и аплодисментами.

Пока судьба была не слишком сурова к аэронавтам. Но 7 апреля в Тифлисе чрезвычайное происшествие все же произошло. В этот день должен был лететь Юзеф Древницкий. Мелкий дождь, зарядивший с утра, после полудня прекратился. Публики, несмотря на пасмурную погоду, собралось на велодроме немало. Все жаждали увидеть редкое зрелище. Но ветер не позволил полностью наполнить шар.

Позже Юзеф Маврикиевич вспоминал: «Я направился в круг, чтобы объявить об отмене полета, и, конечно, был совершенно спокоен. Но едва я сказал о своем решении, как поднялись неимоверный шум и крики. Требовали непременно полета».

Газетное объявление о полете Ольги Древницкой в Тифлисе

И Древницкий поддался на эти требования. Отпущенный шар рванулся с места, однако набрать высоту не смог. Ветер понес его на трехэтажный дом. Древницкий оттолкнулся ногами от края крыши, но, почувствовав, что продолжать эту бешеную скачку – безумие, отцепил парашют и упал на крышу дома. Кто-то из публики забрался на дом, чтобы помочь аэронавту. «У Древницкого – сильные ушибы, особенно на левом бедре, и ссадины по всему телу, – писала тифлисская газета „Кавказ“. – К счастью, переломов костей нет».

После Тифлиса Древницкие снова летали в приволжских городах – Саратове, Самаре, Симбирске, Казани и других. Осенью следующего, 1897 года, в Астрахани Ольге Древницкой тоже пришлось пережить опасную аварию. При взлете с ипподрома монгольфьер наскочил на павильон для зрителей. Аэронавтка зацепилась за карниз павильона и превратилась в живой якорь. «Шар с силой тянул ее из– под карниза, раздирая одежду и тело», – писал «Астраханский листок».

На отчаянные крики воздухоплавательницы Древницкий и еще несколько человек из публики бросились ей на помощь. Только отрезав шар, удалось освободить попавшую в беду аэронавтку.

По-видимому, этот неудачный полет стал последним в ее жизни. Юзеф Маврикиевич продолжал летать еще много лет, но рядом с ним уже не было Ольги Древницкой. За два с половиной года ей удалось совершить не менее полутора десятков полетов и почти столько же прыжков с парашютом.

Портрет Ольги Михайловны Древницкой, к сожалению, до сих пор не найден. Но сын Юзефа Древницкого писал автору этих строк, что была фотография с запечатленными на ней Станиславом, Юзефом и Ольгой Древницкими в капитанской форме рядом с воздушным шаром.

Очевидец Циолковский

В августе 1897 года в Калуге произошло событие, о котором, наверное, еще долго говорили калужане.

Все началось с сообщения в «Калужских губернских ведомостях» за 2 августа. Оно внезапно появилось среди примелькавшейся, привычной хроники о пожарах, свадьбах, торговых сделках и тому подобном. Калужане еще ни разу не видели летающего человека. И вдруг в газете – эта любопытная заметка: «Недавно к нам, в Калугу, прибыл известный воздухоплаватель-парашютист Юзеф Маврикиевич Древницкий. Из газетных отзывов о воздушных опытах нашего гостя видно, что он уже успел удачно совершить много смелых и опасных полетов, на которые провинциальная публика не могла смотреть без замирания сердца.

Древницкий, – продолжала газета, – поднимается на шаре довольно больших размеров, наполненном теплым воздухом, а опускается с громадной высоты на парашюте. В воскресенье, 3 августа, Древницкий, прибывший к нам на самый короткий срок, совершит полет в нашем городе.

Место, откуда начнется полет, – циклодром Калужского общества велосипедистов (близ Московских ворот). Желаем г. Древницкому полного успеха в его отважном полете, который для калужан является редкостной новинкой».

В Калугу аэронавт приехал из Рязани. Неожиданная весть быстро распространилась по городу. Тем более что и другая газета, «Калужский вестник», тоже поместила объявление о будущем полете Древницкого.

Узнал, конечно, об этом и Константин Эдуардович Циолковский. Прошло уже более пяти лет, как он с семьей переселился из захолустного городка Боровска в Калугу и начал преподавать математику в Калужском уездном училище. В то время ученый трудился над теорией полета космической ракеты, но, пожалуй, еще больше тратил сил на разработку дирижабля с оболочкой из тонких металлических листов, – аэронавта, как называл он свой воздушный корабль.

Циолковский безгранично верил в великое будущее цельнометаллических дирижаблей. За год до приезда Юзефа Древницкого в Калугу вышла из печати работа Циолковского об управляемом аэростате– гиганте, рассчитанном на двести пассажиров! И хотя в нем тоже предусмотри валось подогревание подъемного газа, монгольфьер Древницкого даже отдаленно не напоминал аэронат Циолковского. Но все равно полет воздушного шара, к тому же завершавшийся прыжком с парашютом, не мог не заинтересовать калужского ученого.

В тот августовский вечер широкая Московская улица была запружена народом. Тысячи калужан с чадами и домочадцами спешили к окраине города на невиданное зрелище. Все пространство близ Московских ворот, все прилегающие к циклодрому улицы и переулки к семи часам вечера были заполнены людьми. Это людское море колыхалось и шумело. Но немало зрителей, купивших билеты, собралось и на самом циклодроме. Одним словом, посмотреть полет Древницкого пришла «чуть ли не вся Калуга».

На импровизированной взлетной площадке вырастала огромная «груша» монгольфьера, медленно наполнявшегося дымом и нагретым воздухом. Было хорошо заметно, что шар «видал виды», о чем свидетельствовали многочисленные заплаты на нем. Когда ответственная процедура наполнения была окончена и монгольфьер отвели от печи, он вздымался на высоту пятиэтажного дома. Но старт по каким-то причинам задерживался.

Только на исходе восьми часов вечера, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, Древницкий дал команду пустить монгольфьер. Темного цвета шар с прицепленным к нему парашютом быстро взлетел над циклодромом.

Тем временем наступили сумерки, отчего, как писала газета, «не было того эффекта от подъема, какого можно было ожидать при ясном солнечном закате».

Шар понесло в сторону города. Вскоре он был уже довольно далеко от циклодрома, но поднялся еще не очень высоко, на сотню метров, не более. Вдруг, по словам очевидцев, шар «вздрогнул и заколыхался». Его окутало черное облако. Все решили, что монгольфьер загорелся. На самом же деле он лопнул, и через образовавшийся разрыв начал выходить дым, заполнявший оболочку монгольфьера.

В тот же миг фигурка воздухоплавателя оторвалась от шара и стремглав понеслась вниз, опережая падающий и уже потерявший форму монгольфьер. Вслед за Древницким тянулись стропы и купол не раскрывшегося еще парашюта.

Высота была совсем небольшой. Казалось, что парашют не успеет раскрыться и гибель парашютиста неизбежна. К счастью, когда до земли оставалось не более двадцати-тридцати метров, купол парашюта наполнился воздухом, и Юзеф Древницкий, хотя и сильно ударился о землю, но остался цел и невредим. Опустился он в сад некоего Аракчеева. Лопнувший шар упал невдалеке от невероятным образом спасшегося аэронавта.

Почему же произошла эта авария «Причина разрыва шара, чуть было не повлекшая за собой катастрофу, – объяснял "Калужский вестник", – сильно нагретый воздух. Материя шара, не отличавшаяся особенной прочностью, не выдержала напора воздуха и разорвалась почти в самом начале подъема».

Возвратившегося на циклодром героя дня зрители встретили громом аплодисментов. Полет в Калуге был для Юзефа Древницкого без малого трехсотым по счету.

Видел ли этот полет основоположник космонавтики, был ли он в тот вечер на циклодроме Ответ удалось найти в работе Циолковского «Простое учение о воздушном корабле и его построении», опубликованной в 1898 году в московском журнале «Общедоступный техник».

Рассуждая о риске при использовании на воздушных кораблях оболочек из пожароопасных материалов, Циолковский писал: «Огонь при обыкновенных аэростатах есть вещь опасная, это доказывает погибель множества первых воздухоплавателей, поднимавшихся не посредством легкого газа, а через подогрев воздуха, наполнявшего аэростат… В прошлом году я сам был свидетелем загоревшегося на высоте десятка сажен монгольфьера. Воздухоплаватель спасся только благодаря расположенному ниже парашюту. Но мог легко загореться и он».

Значит, Циолковский был очевидцем полета Юзефа Древницкого и, подобно многим зрителям, полагал, что в воздухе произошел пожар, монгольфьер загорелся от раскаленной сажи, оставшейся в нем после наполнения. Впрочем, эта ошибка нисколько не отрицает справедливости рассуждений ученого.

Главный город

Если задаться вопросом, какой город в России стал для Юзефа Древницкого главным, то ответ может быть только один: конечно же, это – Казань.

Впервые на полеты в Казань Древницкий приехал из Нижнего Новгорода осенью 1895 года. В то время в Казани было несколько увеселительных садов: Панаевский, «Эрмитаж», Черное озеро, живописная загородная роща «Русская Швейцария». Особенно популярными являлись первые два, постоянно конкурировавшие друг с другом.

Первый полет Древницкого состоялся 8 сентября из Панаевского сада и, как сообщалось в газетах, «сошел вполне благополучно, несмотря на ветреную погоду».

Спустя два дня Древницкий снова поднялся в воздух из Панаевского сада. На этот раз погода стояла безветренная, ясная, немного морозная. С земли казалось, что полет проходит спокойно и гладко. Лишь позже, после приземления Древницкого с парашютом, стало известно о серьезном происшествии, случившемся в воздухе.

Оказалось, что от резкого рывка при раскрытии купола на одном из шнуров подвески оборвался крючок, крепивший аэронавта к кольцу для строп. Древницкий не растерялся и тотчас же схватился рукой за кольцо, заменив ею привязной шнур. Так он и снижался до самой земли. Это было нелегко, поскольку парашют, попав, по выражению газеты, в «воздушный круговорот», сильно раскачивался.

Больше в этот приезд в Казань Юзеф Древницкий не летал. Вскоре его полеты и прыжки увидели в Саратове, потом – в Астрахани и Баку. В Казань он возвратился лишь год спустя, летом 1896 года, вместе с Ольгой Древницкой.

Пробыли они здесь недолго. Был совершен всего один полет, причем, ученицы Древницкого, полет, поразивший казанцев, никогда не видевших прыжка с парашютом женщины. Газета «Камско-Волжская речь» писала: «Нужно обладать действительно сильной волей и дешево ценить свою жизнь, чтобы решиться на такие подвиги, как спуск с парашютом».

Судьба странствующего аэронавта снова занесла Юзефа Древницкого в Казань в июле 1898 года. Он приехал, не подозревая, что именно в этом городе в его жизни произойдет очень важное событие.

Как всегда, в местных газетах появились объявления о предстоящем полете. Сообщалось, что Древницкий оказался в Казани проездом по пути на Шпицберген, где будет вести исследования воздушных течений и подготовку к экспедиции на Северный полюс.

Разумеется, это была одна из мистификаций, устраивать которые так умел Юзеф Древницкий. Неизвестно, как она повлияла на казанцев, намного ли больше было продано билетов в Панаевский сад, но вот на улицах, на крышах домов народа собралось видимо-невидимо. Сообщалось даже о несчастных случаях, когда двое не в меру любопытных горожан свалились с крыши и «получили тяжкие ушибы».

На 26 июля был назначен очередной полет. Ничто не предвещало аварии. Наполненный шар величаво колыхался перед сотнями зрителей. Древницкий уже взялся за кольцо парашюта, как вдруг (в зрелищной аэронавтике все обычно происходило вдруг) раздался громкий треск. Оболочка монгольфьера, недавно отремонтированная, не выдержала напора нагретого воздуха и разорвалась. Понятно, пришлось объявить об отмене полета. Хорошо еще, что шар лопнул на земле, а не на высоте нескольких десятков метров, на которой парашют помочь бы не смог.

Авария эта случилась, повторяю, 26 июля, а три дня спустя произошло то важное в жизни Древницкого событие, о котором уже было упомянуто: Юзеф Маврикиевич обвенчался с жительницей Казани Ольгой Николаевной Соколовой.

На полеты в Казань Юзеф Древницкий приезжал еще не раз: в 1900, 1909, 1910, 1912 годах. Не удивительно, что в газетах его стали называть «казанским авиатором».

Из воспоминаний Юзефа Древницкого

После на редкость удачных полетов в Крыму я в 1900 году, весной, поехал в Екатеринослав, куда, само собою, отправил шар, парашют и прочий багаж.

Приехав в Екатеринослав, я справился на вокзале, прибыл ли мой багаж. Получил утвердительный ответ и успокоился.

Утром в назначенный для полета день я послал служащего на вокзал за багажом и, к моему ужасу, узнал, что багаж мой, сданный по одной квитанции, прибыл в Екатеринослав не весь: ящика с парашютом не хватает.

По наведенным справкам оказалось, что мой парашют ошибочно железной дорогой направлен в какой-то другой город, откуда доставят его обратно только дней через восемь-десять.

Без парашюта я побоялся совершить полет на монгольфьере, а потому отправился к местному полицмейстеру заявить о случившемся и о моем решении перенести полет до прибытия в Екатеринослав парашюта.

Полицмейстер и слышать не хотел о перенесении полета на другой день, мотивируя это тем, что предварительная продажа билетов на полет была весьма значительна, что публика соберется на место полета в громадном количестве, и отмена может вызвать недоразумение и скандал.

Я бросился было к губернатору, графу Келлеру, но последний оказался на стороне полицмейстера. Делать было нечего. Пришлось совершать полет без парашюта…

Во время наполнения шара ветер дул от реки, почему я не счел нужным надеть пробковый пояс. Но не успел я подняться на высоту трехсот метров, как шар попал в полосу противоположного ветра, и его стало быстро относить к разлившемуся на десяток верст Днепру.

Управлять монгольфьером нет никакой возможности. Воздухоплаватель предоставлен судьбе и может рассчитывать разве на счастливый случай и благоприятные обстоятельства. Приспешить или задержать спуск монгольфьера аэронавт не в состоянии: шар, наполненный нагретым воздухом, опускается по мере охлаждения в нем воздуха, и чем быстрее такое охлаждение происходит, тем быстрее спуск шара.

Когда я с шаром очутился на середине широко разлившегося Днепра, холодные воды последнего стали оказывать на горячий воздух шара пагубное влияние, и шар стал с большой быстротой опускаться.

Видя, что неминуемо попаду в воду, а лодок на реке нет, я стал изо всей силы кричать стоявшим на берегу людям: «Лодку давай!». И к моему глубокому изумлению убедился, что или меня не услышали, или на стоявших на берегу напал столбняк.

Между тем я все быстрее и быстрее падал и, наконец, окунулся с головой в воду. Хотя я плавать совершенно не умею, но инстинкт самосохранения подсказал мне, что лучше, если я постараюсь выплыть из-под шара, который, как– никак, в наполненном виде довольно долго удержится на воде. Это мне удалось сделать, а затем я ухватился за оболочку шара, взобрался на него и так, подгоняемый ветром, поплыл.

А лодок на реке все еще не было: никому, очевидно, не приходила мысль поспешить мне на помощь.

К счастью, мой импровизированный челн отнесло к прибрежным кустам, где он и застрял, и у меня оказалась возможность выбраться на берег.

Как потом я узнал, стоявшие на берегу Днепра люди слышали мой зов, но плохо его разобрали. Им послышалось, что я кричу: «Водку давай!». И рассуждали вполне как будто резонно: как же ему-то туда на воздух водку подашь? Удивительное требование!..

Панаевский сад в Казани

«Даровая» публика

Деньги, зарабатываемые полетами, являлись для Юзефа Древницкого главным средством к существованию. Сборы же зависели от числа зрителей, купивших билеты на взлетную площадку. Вокруг монгольфьера устраивались сиденья в несколько рядов или расставлялись стулья.

Стоимость билетов была вполне доступной и практически не менялась в течение многих лет. Места в первом ряду, самые удобные для наблюдения за подготовкой шара к полету, стоили один рубль. Места во втором ряду – копеек шестьдесят. В остальных – сорок. Места стоя – копеек тридцать. Дети, учащиеся и нижние чины платили половину. Цены в зависимости от города, где устраивались полеты, могли колебаться.

В газетных объявлениях и афишах нередко можно было прочесть о том, как это интересно – своими глазами увидеть процесс наполнения шара, подготовку его к полету и, наконец, самый зрелищный момент – взлет монгольфьера с аэронавтом.

Но эти доводы действовали далеко не на всех. Многим, даже и вполне обеспеченным людям, жалко было расстаться с полтинником, не говоря уже о рубле. Они рассуждали: «Зачем платить, если полет и прыжок можно увидеть отовсюду и совершенно бесплатно».