Текст книги "Сочинения"

Беседа 11. О пользе покаяния. Часть 1

1. Как необходимо и полезно покаяние, это легко поймут люди, если помыслят о себе, что они люди. Написано: Бог гордым противится, а смиренным дает благодать (Иак. 4:6). Также и Господь в Евангелии говорит: Всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лк. 18:14), и более оправданным вышел из храма мытарь, сокрушавшийся о своих грехах, чем фарисей, спокойный в сознании своей праведности. Хотя он и воздавал хвалу Богу, говоря: Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь; пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю, однако же предпочтен был ему тот, кто, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо, но ударяя себя в грудь, говорил: Боже! Будь милостив ко мне грешнику! (Лк. 18:10–14). Не столько фарисей тот своим здоровьем восхищался, сколько сравнением его с чужими недугами. Полезнее было бы ему, так как он пришел к врачу, с сокрушением раскрывать то, чем был болен, нежели скрывать свои раны, хвалить себя, указывая на чужие раны. Неудивительно, что мытарь, который не устыдился признать свои слабости, вышел более оправданным. В делах видимых, чтобы достигнуть вершины, нужно подниматься вверх. С Богом же, хотя Он и выше всего, можно войти в соприкосновение не возношением, а смирением. Отсюда и пророк говорит: Близок Господь к сокрушенным сердцем (Пс. 33:19), и еще: Высок Господь: и смиренного видит, и гордого узнает издали (Пс. 137:6). Дальше всего Он от гордых. Тех (смиренных) видит Он, чтобы поднять, а этих – чтобы низринуть. И когда говорит, что гордого узнает издали, достаточно ясно вместе показывает, что Он смиренного видит близко. Сам же Бог называется высоким, так что один Бог не является высокомерным, как бы Он превозносил Себя. Пусть же не думают гордые, что они могут укрыться от глаз Божиих, потому что узнает Бог гордого. И пусть опять–таки не считают себя близкими к Богу, потому что издали узнает Он гордого. Итак, кто отвергает смирение покаяния, тот не хочет приблизиться к Богу. Иное дело – подниматься к Богу, и другое – подниматься против Бога. Кто перед Ним повергается, тот поднимается Им. А кто возвышается пред Ним, того Он принижает. Одно есть истинное величие, и другое – пустая напыщенность. Кто полнеет снаружи, тот хиреет внутри. Кто желает быть лучше у порога в доме Божием, нежели жить в шатрах нечестия, того удостаивает Бог обитания во дворах Его. И ничего не берет Он Себе, когда принимает кого–либо в седалище блаженства. Поэтому в псалме весьма хорошо и истинно говорится: Блажен человек, которого сила в Тебе, Господи! И не думай, что тот, кто унижает себя, всегда остается в унижении, потому что сказано: Приходящий от силы в силу. И чтобы не подумал ты, что возвышение его в глазах людей совершается чрез видимое возвышение, хотя и сказано: Блажен человек, которого сила в Тебе … Господи!, последовательно показывает далее он духовную высоту этой силы: Восхождения в сердце своем положи, во юдоль плачевную, в место еже положи… Итак, где положил восхождения? В сердце, именно, в долине плача. Это значит, что кто унижает себя, возвысится. Как восхождение означает возвышение, так долина означает плач, смирение. Как спутником покаяния является скорбь, так слезы являются доказательством скорби. И далее прекрасно сказано: Ибо благословение даст законополагаяй (Пс. 83:11, 6–8). Для того закон дан, чтобы показать раны грешников, которые могло бы исцелить благословение благодати. Для того дан закон, чтобы гордому обнаружить его немощь, а немощному доказать необходимость покаяния. Для того дан закон, чтобы мы восклицали в долине плача: В членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих, и чтобы вместе с плачем восклицали: Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7:23–24), и чтобы вместе с апостолом, который научен был Тем, Кто творит суд обиженным, разрешает узников, отверзает очи слепым (Пс. 145:7–8), мы могли благодарить Бога чрез Иисуса Христа, Господа нашего (Рим. 7:25).

2. Как известно нам с вами, покаяние бывает трех родов. В церкви Божией они обычны и известны тем, которые ко всему хотят быть внимательными. Одно, рождающее нового человека, прежде чем в крещении не произойдет окончательного спасительного омовения всех, прежде бывших грехов, подобно тому, как при рождении ребенка минуют скорби для тех, у которых внутренности страдают, и вслед за печалью следует радость. Всякий, кто следит за движениями своей воли, когда приступает к таинствам верующих, не может начать новой жизни, если не раскается в прежней. От этого покаяния при крещении свободны одни лишь младенцы, потому что они не имеют свободного изволения. Им для очищения и отпущения первородного греха полезна вера тех, которыми они приносятся, так что от всяких последствий пороков других, от коих рождаются, они очищаются так же точно открытым исповеданием других. Истинно потому говорится в псалме: Вот я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя (Пс. 50:7); равным образом и в другом месте написано, что никто не чист пред лицом Божиим, даже если бы только был один день жизни его на земле (Иов. 14:4). Хотя желание узнать большее о состоянии младенцев в будущем наследии святых, которое обещается им, и превосходит меру разумения людей, однако благочестиво верится, что полезно для душевного спасения их то, что хранится по всему кругу земли силою церковного авторитета. Из прочих же людей никто не приходит к Христу, если прежде не раскается в том, что было прежде. Это первое покаяние и заповедуется иудеям апостолом Петром, когда он говорит: Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа (Деян. 2:38). Оно же требуется и Самим Господом, когда Он говорит: Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 4:17). О том же Иоанн Креститель, исполненный Духа Святого Предтеча и Предуготовитель пути Господня, говорит так: Порождения ехиднины! Кто внушил вам бежать от будущего гнева? Сотворите же достойный плод покаяния (Мф. 3:7–8).

3. Другое покаяние, действие коего совершается в течение всей жизни, которую проводим мы здесь, должно сопровождаться постоянной, смиренной молитвой. Потому что всякий, кто истинно желает вечной, нетленной, безсмертной жизни, должен прежде всего искренно сокрушаться по поводу настоящей жизни, временной, тленной и смертной. И не так человек вступает в новую жизнь чрез таинство крещения, чтобы подобно тому, как освобождается он там от всех прежде содеянных грехов, так же точно освобождался от смертности и тленности самой плоти. Если же это так, истинно, следовательно, то, что написано, и силу чего каждый испытывает в себе самом, пока живет здесь, что тленное тело отягощает душу, и эта земная храмина подавляет многозаботливый ум (Прем. 9:15). Но так как этого не будет в той блаженной жизни, когда поглощена будет смерть победою (1 Кор. 15:54), кто станет сомневаться, каким бы временным счастием ни пользовался он, что нужно нам каяться в этой жизни и со всей ревностию стремиться к тому нетлению. И апостол говорит также, что, водворяясь в теле, мы устранены от Господа, – ибо мы ходим верою, а не видением (2 Кор. 5:6–7). Но кто хочет действительно возвратиться к своему отечеству и к созерцанию Бога лицом к лицу, если не тот, кто скорбит о своем устранении от Господа? Из такого именно чувства кающегося рождается следующий скорбный вопль: Горе мне, что странствование мое продолжительно! И чтобы ты не думал, что это говорит еще неверующий, – смотри, что следует: Я пребываю… у шатров Кидарских. Долго жила душа моя с ненавидящими мир. Я мирен: но только заговорю, они – к войне (Пс. 119:5–7). Не только к человеку верующему относить можно эти слова, но также и к ревностнейшему проповеднику истины и к неустрашимому мученику, святому апостолу Павлу. Ведь тот же апостол говорит следующее: Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный. Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище; только бы нам и одетым не оказаться нагими. Ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнию (2 Кор. 5:1–4). Итак, чего желать нам, как не иного бытия, чем то, какое теперь мы влачим? И о чем вздыхать, как не о своем положении? Но когда будем мы свободны от этого, если не тогда, когда, по разрушении земной хижины, наследуем небесное жилище и духом, и телом, с обновлением всего человека? Поэтому и праведный Иов назвал искушением самую жизнь настоящую, восклицая: Не искушение ли житие человеку на земле И далее, не касаясь тайны падения человека, он говорит: Яко же раб, бояйся Господа своего и улучив сень (Иов. 7:1–2), – справедливо настоящую жизнь называя скорее тенью ее. Не напрасно и Адам после грехопадения, убегая, скрылся от лица Божия, сделав себе одежду из древесных листьев, из коих изготовляются навесы для тени, как бы убегая от господина своего и ища тени.

4. Все это для того сказано, чтобы кто–нибудь, хотя бы он был через крещение и очищен от прежних грехов, не возгордился и не подумал, что нет уже за ним ничего, что отделяло бы его от таинства алтаря, но более хранил бы смирение, которое является главным руководственным правилом для христиан, – чтобы не гордились земля и пепел (Сир. 10:9), пока не пройдет эта ночь, во время которой бродят все лесные звери; львы рыкают о добыче и просят у Бога пищу себе (Пс. 103:20–21). В качестве этой пищи суждено было явиться Иову, который говорил: Не искушение ли житие человеку на земле? И Господь говорит ученикам Своим: Се, сатана просил, чтобы сеять вас, как пшеницу (Лк. 22:31). Итак, кто здравомыслящий не вздыхает о лучшем? И почему не проводить время в покаянии? Кто со всем смирением, моля Бога о помощи, не представит себя покорным Ему, пока не пройдут искушения и вся эта земная мишура, и не взойдет для нас тот день, который никогда не перестает, и не осветит скрытое во мраке и не обнаружит сердечных намерений, и тогда каждому будет похвала от Бога (1 Кор. 4:5)? Хотя бы кто и был уверен, что он укротил свое тело и, умерши для мира, обуздывает порабощенные члены, так что грех уже не царствует в смертном теле его для исполнения похотей его, что он почитает одного только истинного Бога, не делает кумиров, не чтит изображений ложных божеств, не призывает напрасно имени Господа Бога своего, помнит день субботний, во образ покоя вечного, почитает родителей, не убивает, не прелюбодействует, не крадет, не лжесвидетельствует, не осквернен пожеланием чужой вещи или чужой жены, не роскошествует и не снедается скупостью, не сварлив, не хульник и не злоречив, продает, наконец, все свое и дает бедным, и следует за Христом, и укрепляет в сердце своем корень небесных сокровищ – чего, кажется, требовать еще для полной справедливости – однако же пусть не превозносится. Пусть помнит, что все это дано ему и не от него явилось. Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил? (1 Кор. 4:7). Пусть такой разумно употребляет господское имение, пусть заботится о ближнем, как о себе самом. Пусть не думает, что довольно сохранить только полученное, чтобы не услышать ему: Лукавый раб и ленивый!… Надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, пришед, получил бы мое с прибылью (Мф. 25:26–27), чтобы не лишиться полученного и не быть ввергнутым во тьму внешнюю. Если весьма великого наказания следует бояться тем, которые целым сохраняют то, что получили, то, на что надеются еще те, которые тратят полученное неправедно и беззаконно? И в делах чисто житейских человек, таким образом, связывается обязанностью не только плотского, но духовного приобретения. Но хотя бы он и не был связан житейскими делами, все же не должен вследствие того, что служит Богу, приходить в оцепенение от праздности, чтобы не оказаться отверженным. Пусть дает, если может, милостыню доброхотно, дает ли когда что–нибудь бедным для удовлетворения их житейских нужд, или, когда, являясь раздаятелем небесного хлеба, созидает в сердцах верующих крепкие оплоты против диавола. Доброхотно дающего любит Бог (2 Кор. 9:7). Пусть не впадает в малодушие в обстоятельствах трудных, которые необходимо случаются, чтобы показать человеку, что он человек. Пусть не гневается на того, кто со злобой врывается к нему, или забитый нуждою неумело просит, или без разбора хочет подойти к тебе со своими делами в то время как ты занят большим, или на словах слепо сопротивляется явной справедливости, или когда является неприятно вялым. Пусть не обнаруживает чего–либо больше или меньше, чем следует, пусть не говорит больше, чем нужно или, когда ненужно. Как прекрасны ноги благовествующих мир, благовествующих благое! (Рим. 10:15). Но и они с земли сухой собирают прах, который естественно стряхивается ими в осуждение тем, кои вследствие дурной воли отвергают благовестие. Итак, не только по причине того, что жизнь эта скоропреходящая и неизвестна и не только по причине той заботы дневной, о коей сказано: Довольно для каждого дня своей заботы (Мф. 6:34), и которую мы должны нести на себе, ожидая с твердым упованием, пока не пройдет это время, и принося плод с терпением, но и по причине праха этого мира, праха, который пристает к ногам подвизающихся на ниве благочестия, а также по причине неприятностей, случающихся даже в самых нужных делах, и вознаграждающихся при помощи Божией с избытком, нам нужно иметь ежедневное покаяние.

5. Но если к этому обязываются служители слова Божия и таин Христовых, то насколько более обязываются к тому все другие простые подданные Великого Царя?

Апостол Павел, этот верный и отважный воин Христов, чтобы избегнуть только ложного подозрения в корыстолюбии, пользовался своим содержанием, даже когда, быть может, не было средств к содержанию; Другим церквам, – так говорит он, – я причинял издержки, получая от них содержание для служения вам (2 Кор. 11:8). Насколько же более миряне, связанные заботами века, должны совершать ежедневное покаяние? Хотя бы они и были незапятнанные и чистые от воровства, хищений, обмана, от любодеяния и всякого излишества, от гнусного идолослужения, от участия в пошлых зрелищах, от ересей и разделений и от всех, вообще, подобных пороков и преступлений, однако уже вследствие обычных домашних забот и в области интимных супружеских отношений так много грешат люди, что кажутся уже не только запорошенными пылью этого мира, но как бы обмазанными грязью. Это есть то именно, на что указывает апостол, когда говорит к коринфянам: И то уже весьма унизительно для вас, что вы имеете тяжбы между собою. Для чего бы вам лучше не оставаться обиженными? Для чего бы вам лучше не терпеть лишения? Но среди них оказывается то, достойное осуждения, о чем говорит он потом: Но вы сами обижаете и отнимаете, и притом у братьев (1 Кор. 6:7–8). Помимо всяких несправедливостей и обманов, даже суды и тяжбы иметь между собою считает апостол делом постыдным и увещевает, чтобы дела такого рода разрешались судом церковным. Отсюда понятны и следующие слова его: Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мирском, как угодить жене. То же говорит он и о женщинах, хотя вместе с тем увещевает мужа и жену быть вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим. Желая же показать, что это грех и лишь уступка немощи, он тотчас затем прибавляет: Впрочем, это сказано мною как позволение, а не как повеление (1 Кор. 7:32–33:5–6). Только смешение того и другого пола ради рождения является невменяемым. Как много бывает также и других грехов или в разговоре о чужих предметах и делах, до нас не касающихся, или даже в одном смехе пустом – как написано: Глупый в смехе возвышает голос свой, а муж благоразумный едва тихо улыбнется (Сир. 21:23), или в самой пище, предназначенной для поддержания этой жизни, наблюдается неумеренность и невоздержание, сопровождающееся расстройством желудка на другой день; или в купле и продаже, когда даются лживые уверения в ценности и дешевизне предметов. Долго перечислять все это, что каждый в себе лучше может заметить и увидеть, если внимательно будет держать пред собой зеркало Божественного Писания. Хотя бы и не было отдельных за нами смертных грехов, вроде убийства, прелюбодеяния или других подобных, однако, в совокупности они смертоносны своею многочисленностью и так обезображивают нас, что отделяют от чистейших объятий прекраснейшего всех сынов человеческих Жениха (Пс. 44:3), если не отсекаются посредством ежедневного покаяния.

6. Если же это неправда, то почему мы ежедневно ударяем в грудь себя? И подобное делаем даже мы, священствующие, предстоящие у алтаря. Молясь, мы говорим, и нужно, чтобы в течение всей жизни говорили: И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим (Мф. 6:12). Молимся о прощении не того, что будто бы не прощено было нам в крещении, каковым утверждением мы можем показать лишь колебание веры нашей, а говорим это о ежедневных грехах, за которые каждый по силам своим неустанно приносит жертву милостыни, поста и самых молений и молитв. Отсюда каждый, внимательно наблюдающий за собой, не станет обольщать себя, хорошо понимая, в какой опасности и вечной смерти оказывается он, и как нужно ему постоянно заботиться о своем очищении, вследствие частого отчуждения от Господа, и как склонны бываем мы возвращаться назад, даже стоя на пути Христовом. Ведь если мы не имеем грехов и в то же время, ударяя себя в грудь, говорим прости нам долги наши, то тем самым тяжко, вне всякого сомнения, согрешаем, когда даже во время самой молитвы (inter ipsa sacramenta) лжем. Таким образом, поскольку посредством веры, надежды и любви мы соединяемся с Богом и подражаем Ему, мы не грешим, но делаемся детьми Божиими. Поскольку же, вследствие немощи плоти нашей, так как она еще не освобождена от смерти и не изменена воскресением, вторгаются в нашу душу движения недобрые, порочные, мы согрешаем. Но нам полезно признаваться в этом, чтобы заслужить исцеление немощи нашей, осудив гордость. Поэтому истинно и то, что рожденный от Бога не делает греха (1 Ин. 3:9), и то, о чем читаем мы в том же послании Иоанна: Если говорим, что не имеем греха, обманываем самих себя, и истины нет в нас (1 Ин. 1:8). Там говорится о первых шагах нового человека, здесь – об остатках прежнего; то и другое совершается в этой жизни. Постепенно наступает обновление и постепенно, с удалением ветхости, оно занимает ее место. Если же и то и другое совершается здесь, то мы, следовательно, находимся в пути – не только поражаем противника, но и сами поражаемся при не особенно осторожной борьбе с грехом. И похваляется теперь не тот, кто победил, но кто чаще наносит удары, кто мужественнее сражается. Это будет до тех пор, пока не увлечет некоторых в вечную смерть тот, кто, падши сам, завидует человеку стоящему, и пока не раздастся со стороны других (спасенных) торжествующий крик: Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа? (1 Кор15:55). Но никогда мы так легко не поражаемся врагом, как если подражаем его гордости, и никогда сильнее не повергаем его, как если следуем за Христом. Ничем другим не причиняем мы ему больших скорбей, как если врачуем раны греховные исповеданием своих грехов и раскаянием в них.

7. Есть еще третий род покаяния, когда совершается оно за грехи, кои запрещает десятисловие, и о коих апостол говорит, что поступающие так, Царствия Божия не наследуют (Гал. 5:21). Относительно этого покаяния каждый должен соблюдать особенную строгость, чтобы, осуждая самих себя, мы не были осуждены Господом; по слову того же апостола: Если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы (1 Кор. 11:31). Пусть же взойдет человек на трибунал своей мысли, если боится того, что всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получит соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое (2 Кор. 5:10). Пусть поставит себя пред лицом своим; так и Бог грозит грешнику, говоря: Изобличу тебя и представлю пред глаза твои грехи твои (Пс. 49:21). Итак, установивши судище в сердце своем, найди обвинителя в мысли своей, свидетеля в своей совести и мучителя в страхе. Пусть через слезы истекает у кающегося как бы кровь души его. Наконец, пусть утвердится он в той мысли, чтобы считать себя недостойным причащения тела и крови Господней, так, чтобы тому, кто боится отделиться от Небесного Царства через последнее решение Верховного Судии, уделялся, но лишь после исполнения правил церковных, в таинстве хлеб небесный. Пусть стоит перед взором твоим образ будущего суда, и когда одни приходят к алтарю Господню, к коему сам ты не подходишь, помышляй, как ужасно наказание, в силу коего в то время, как одни получают жизнь вечную, другие осуждаются на смерть вечную. К этому алтарю, который теперь утвержден в церкви для прославления Божественных тайн и доступен зрению телесных очей, могут приближаться многие, даже и преступники, так как Бог в настоящем времени показывает свое терпение, чтобы в будущем показать строгость. Приходят они, не подозревая, что терпение Божие призывает их к покаянию. Но они по ожесточению и нераскаянности сердца своего собирают себе гнев на день гнева и откровения праведного суда от Бога, Который воздаст каждому по делам его (Рим. 2:5–6). К другому же алтарю, куда предтечею за нас вошел Иисус, Глава Церкви, куда за этой Главой имеют последовать и прочие члены, не может приблизиться никто из тех, о коих, как я уже упоминал, апостол сказал, что поступающие так царства Божия не наследуют. Один лишь Священник будет там, но, конечно, со Своим телом, коего Он является главой, которая уже вошла на небо. Это именно имеющее быть вместе на небе с главою тело апостол Петр называет царственным священством, народом святым (1 Пет. 2:9). Итак, каким образом, за внутреннюю завесу, в то невидимое святое святых осмелится или может войти тот, кто, пренебрегая правилами церковными (qui medicinam coelestis disciplinae contemnens), не захотел на короткое время отвлечься от видимого? Кто не хотел унизиться для того, чтобы возвыситься, тот, когда захочет возвыситься, унизится. И навеки отделится от общения со святыми всякий, кто в течение этого времени подвигом послушания и оправданием в покаянии не заботился приготовить себе место в теле Небесного Первосвященника. С каким безстыдным челом захотел бы тогда отвратить лицо Божие от грехов своих тот, кто теперь не говорит от всего сердца: Ибо беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда предо мною (Пс. 50:5)? И как Бог мог бы простить то, чего сам человек не захотел познать в себе самом?

8. Но, может быть, имеют надежды какие–нибудь и те, которые хотят успокоить себя суетою? Погрязая в пороках и роскоши, они, когда слышат слова апостола, что поступающие так Царства Божия не наследуют, хотят иметь спасение, коего ищут, кроме Царства Небесного, и так говорят себе, отказываясь совершать покаяние о грехах своих и изменить пагубный образ жизни хоть сколько–нибудь к лучшему: Не хочу царствовать, довольно для меня быть спасенным. Но здесь обманываются они прежде всего потому, что нет никакого спасения для тех, которые упорствуют в своем нечестии. Господь говорит: И по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь; претерпевший же до конца спасется (Мф. 24:12–13); спасение обещается во всяком случае остающимся в любви, а не в нечестии. Где же бывает любовь, там не могут иметь места те злые дела, которые отделяют от Царства Божия. Ибо весь закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя (Гал. 5:14). Затем, если и есть какая разница между царствующими и не царствующими, следует однако заботиться о том, чтобы всем быть вместе и чтобы не оказаться в числе худших (hostium) или чужих. Ведь и римляне, хотя все владеют своим царством Римским, однако, не все царствуют и повинуются другим – царствующим. Но апостол не говорит, что поступающие так не будут царствовать, а сказал: Поступающие так Царства Божия не наследуют. Это же сказано о плоти и крови. Плоть и кровь не могут наследовать Царства Божия… Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в безсмертие (1 Кор. 15:50,53), так что являются они уже не плотию и кровию, но душевное тело получает свойство и природу тела духовного. Хотя бы устрашились они последнего приговора нашего Судии, который потому и благоволил Он сделать известным, чтобы предостеречь верных рабов Своих, даруя боящимся… знамя, чтобы они подняли его ради истины (Пс. 59:6). Кроме тех, кому прямо обещано, что они будут судить согласно словам Господа: Сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых (Мф. 19:28), в числе судящих следует разуметь всех, кто ради Евангелия оставил все свое достояние и последовал за Христом. Число двенадцать означает некоторую целокупность, и неужели не будет там апостола Павла, хотя он и не был из числа двенадцати? Будут, таким образом, участвовать верные в суде вместе с теми, кого называет Господь именем ангелов, когда говорит: Приидет Сын Человеческий… и все святые Ангелы с Ним (Мф. 25:31). Ангелы суть вестники. Вестниками совершенно справедливо можно назвать всех, кто возвещает людям о небесном спасении. Отсюда, и евангелистов можно назвать добрыми ангелами, и об Иоанне Крестителе сказано: Вот Я посылаю Ангела Моего пред лицем Твоим (Мк. 1:2; Мал. 3:1). За исключением всех этих святых, остальное множество людей, как ясно уже из слов Самого Господа, разделено будет на две части. И поставит Он овец по правую сторону, а козлов по левую и скажет овцам, т. е. праведникам: Придите, благословенные Отца Моего, наследуйте царство, уготованное вам от создания мира. Об этом царстве говорит и апостол, когда, перечислив дурные дела, замечает, что поступающие так царства Божия не наследуют. Замечай далее, что услышат стоящие по левую сторону: Идите, – говорит Господь, – в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его (Мф. 25:31–41). Пусть же поэтому никто не надеется на одно лишь имя христианское и со всякой покорностью и страхом слушает апостола, говорящего: Ибо знайте, что никакой блудник, или нечистый, или любостяжатель, который есть идолослужител, не имеет наследия в царстве Христа и Бога. Никто да не обольщает вас пустыми словами, ибо за это приходит гнев Божий на сынов противления. Итак, не будьте сообщниками их (Еф. 5:5–7). Подробнее же Он говорит об этом к Коринфянам так: Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники Царства Божия не наследуют. И смотрите, как Он затем освобождает от страха и отчаяния тех, кои совершили это в прежней жизни: И такими были некоторые из вас, но омылись, но освятились… именем Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего (1 Кор. 6:9–11).