Текст книги "Сочинения"

Автор книги: Августин Блаженный

О томъ, какъ оглашать людей необразованныхъ

1. Ты меня просишь, возлюбленный о Господе братъ, написать тебе руководство для оглашенія необразованныхъ; потому–что, по словамъ твоимъ, въ Карфагене, где ты состоишь Діакономъ, часто приводятъ къ тебе такихъ, коимъ нужно преподать первыя начала христіаиской веры, – такъ–какъ по познаніямъ, какія ты имеешь о сей вере, и по пріятности твоей речи, тебя почитаютъ тамъ более другихъ способнымъ къ преподаванію наставленія, а ты съ своей стороны почти всегда затрудняешься темъ: какъ надобно преподавать свое ученіе, съ чего начинать и до чего доводить повествованіе; должно ли къ повествованію присовокуплять какое–либо увещаніе, или достаточно изложить для оглашаемаго те пункты ученія, въ соблюденіи коихъ должны состоять жизнь и исповеданіе Христіанина. Ты признаешься, что часто и тебе самому не нравилась твоя длинная и холодная речь, не говоря уже о техъ, коихъ ты наставлялъ, и о всехъ прочихъ, кои были при семъ слушателями оной, и эта необходимость вынудила тебя просить меня – ради любви, какою я одолженъ тебе, не облениться написать тебе нечто о семъ предмете. Я же съ своей стороны сколько по чувству взаимной между нами любви, столько и вообще изъ любви и повиновенія матери нашей – Церкви, не только не отказываюсь отъ сего, но и со всемъ усердіемъ готовъ, при помощи Божіей, содействовать собрату своему наставленіемъ. Ибо чемъ большее я имею желаніе раздавать повсюду божественное сокровище, темъ более я долженъ стараться облегчить способы въ раздаяніи онаго для моихъ сотрудниковъ, дабы они удобно могли выполнить то, что хотятъ преодолеть трудомъ и ревностію.

2. Что касается до твоего образа мыслей о семъ предмете, то я не советовалъ бы тебе много безпокоиться, если представляется тебе иногда, что ты говоришь слишкомъ простонародно и скучно, потому–что,можетъ быть, тому, кого ты наставлялъ, не такимъ это казалось; но поелику ты желалъ, чтобы отъ тебя услышали что–либо лучшее, то речь твоя и казалась тебе недостойною слуха другихъ. И мне моя речь почти никогда не нравится; потому–что мне всегда бываетъ желательно составить речь лучшую, какую я и составляю часто въ уме своемъ, прежде нежели начну выражать оную словами: если же мне не удастся выполнить сего, какъ бы мне хотелось, то я сокрушаюсь о томъ, что языкъ мой былъ недостаточенъ для моего сердца. Я хочу, чтобы слушающій меня вполне разумелъ то, что я разумею, но чувствую, что я говорю не такъ, чтобы исполнилось мое желаніе; особенно когда мысль съ быстротою молніи является въ уме, а слово медлительно и продолжительно, и весьма непохоже на оную, такъ–что, пока оно произносится, мысль уже уходитъ въ свое уединеніе. Впрочемъ, поелику мысль удивительньнымъ образомъ напечатлеваетъ въ памяти следы свои, то по симъ следамъ мы составляемъ звучащіе знаки, которые называемъ языкомъ или Латинскимъ, или Греческимъ, или Еврейскимъ, или другимъ какимъ–либо. Представляемъ ли мы сіи знаки въ уме своемъ или выражаемъ оные голосомъ, – это все равно; потому–что следы, по коимъ составляются сіи знаки, не принадлежатъ ни Римлянамъ, ни Грекамъ, ни Евреямъ, ни какому–либо другому народу, но образуются точно такъ–же въ уме, какъ выраженіе душевныхъ движеній на лице нашемъ. Гневъ, на примеръ, иначе называется на Латинскомъ, иначе на Греческомъ, иначе на какомъ–либо другомъ языке; но видъ человека разгневаннаго не принадлежитъ исключительно ни Грекамъ, ни Римлянамъ. Поэтому не все понимаютъ, когда кто скажетъ: «я разгневанъ», но только разумеющіе языкъ сей; а когда смотрятъ на разгневаннаго, то все видятъ, что онъ разгневанъ. Но не такъ удобно вывести наружу и какъ–бы напечатлеть въ чувстве слушающихъ посредствомъ слова те следы, какіе мысль оставляетъ въ уме нашемъ, какъ открытъ и понятенъ для всякаго бываетъ взоръ; потому–что те находятся внутри – въ душе, а сей наружи – на лице. Отсюда должно заключить, сколь отлично наше слово отъ мысли, когда оно не выражаетъ и того впечатлвнія, какое мысль оставляетъ въ памяти. А мы, ревнуя о пользе слушателя, хотимъ говорить соответственно нашему разуменію; но поелику намъ сего не удается, то мы безпокоимся и сокрушаемся, думая, что мы напрасно трудпмся; а отъ–того наша речь делается слабее и неразвязнее. Впрочемъ, изъ ревности техъ, кои желаютъ слушать меня, я заключаю, что моя речь не такъ холодна, какъ мне представляется, и – что они получаютъ отъ нея некоторую пользу, это я узнаю изъ того удовольствія, какое выражается на лице ихъ, и затемъ съ своей стороны тщательно стараюсь выполнить свое дело, какъ скоро вижу, что они хорошо понимаютъ то, что имъ предлагается. Такъ и ты изъ того самаго, что къ тебе чаще приводятъ такихъ, кои желаютъ получить отъ тебя наставленіе въ вере, долженъ заключить, что твоя речь не такою кажется другимъ, какою тебе самому; а потому ты не долженъ почитать себя безплоднымъ, если созерцаемаго тобою не выражаешь такъ, какъ бы тебе хотелось, когда ты и созерцать многаго еще не можешь такъ, какъ бы желалъ, потому–что въ сей жизни каждый видитъ только якоже зерцаломъ въ гаданiи (1 Кор. 13, 12); да и любви мы не имеемъ такой, которая бы, разогнавъ мракъ плоти, проникла въ вечный светъ, въ которомъ видно все, даже и то, что преходитъ. Но поелику добродетельные люди день отъ дня делаются способнее къ созерцанію того незаходимаго дня, котораго око не виде и ухо не слыша и который на сердце человеку не взыде (1 Кор. 2, 9): то и нетъ причины опасаться намъ за свою речь при наставленіи непросвещенныхъ, если только мы не будемъ слишкомъ много разсуждать о предметахъ высшихъ нашего разуменія, и говорить объ нихъ языкомъ невразумительнымъ. Прибавь къ тому еще и то, что насъ гораздо охотнее слушаютъ, когда мы сами находимъ удовольствіе въ предмете, о которомъ говоримъ; ибо речь наша въ такомъ случае делается восторженнее, течетъ свободнее и бываетъ вразумительнее. Поэтому не трудное дело преподать то, чему должно веровать, съ чего начать и до чего доводить повествованіе, какъ изложить оное, чтобы въ одномъ случае оно было кратко, а въ другомъ пространно, но всегда полно и совершенно, и когда надобно употреблять первое и когда последнее: но какъ произвести то, чтобы каждый наставлялъ съ охотою? Ибо тотъ пріятнее будеть въ речахъ своихъ, кто более успеетъ въ семъ деле: въ этомъ большой трудъ! На сей случай и правило готово. Ибо если въ именіи вещещественномъ, то кольми паче въ духовномъ, доброхотна дателя любитъ Богъ (2 Кор. 9, 7). Но чтобы таковое доброхотство было полезно, это зависитъ отъ милосердія Того, кто повелелъ поступать такъ. Итакъ, при помощи Божіей, разсудимъ сперва объ образе повествованiя, — чего, я знаю, ты желаешь, потомъ о наставленіи и увещаніи.

Какъ надобно изъяснять Священное Писанiе оглашаемымъ?

3. Повествованіе будетъ полное, когда кто начнетъ оное съ первыхъ словъ книги Бытія: Въ начале сотвори Богъ небо и землю, и доведетъ до настоящихъ временъ Церкви. Но не должно однакожъ все Пятокнижіе Моисеево, все книги Судей, Царствь и Ездры, Евангелiе и Деянія Апостольскгя, если бы мы и выучили оныя до слова, передавать наизусть, или своими словами пересказывать и обьяснять все содержаніе оныхъ; на это и времена не достанеть, да и нетъ въ томъ никакой нужды: но обо всемъ надобно сказать кратко и въ общихъ чертахъ, и выставить на видъ только замечательнейшія событія, исторію коихъ охотнее слушаютъ, и притомъ такія, которыя поставлены въ числе членовъ веры. Но и таковыя событія не надобно показывать какъ–бы въ обнаженномъ виде, и тотчасъ удалять оныя съ глазъ, а надобно иногда остановиться, на иныхъ какъ–бы для разбора и проясненія, и предложить оныя на разсмотреніе самимъ слушателямъ; всего же прочаго коснуться только слегка или вовсе прейти оное молчанiемъ. Такимъ образомъ то, что мы предложимъ въ семъ случае по выбору, при молчаніи о прочемъ, будетъ иметь большее значеніе; наставляемый нами уразумеетъ оное безъ труда, и его память не обременится. Но во всемъ безъ сомненія не только намъ самимъ надобно смотреть на цель наставленія, которая есть любы отъ чиста сердца, и совести благія, и веры нелицемерныя (1 Тим. 1, 5), и къ которой мы должны направлять все слова свои; но къ ней долженъ быть обращенъ и взоръ того, кого мы наставляемъ. Ибо не для чего другаго до пришествія Господа написаао все, заключающееся въ Священномъ Писаніи, какъ для того, чтобы предвозвестить Его пришествіе и предъизобразить будущую Церковь, т. е. народъ Божій во всехъ языцехъ, что составляетъ тело Его въ сопричисленіи къ сему всехъ Святыхъ, жившихъ до Его пришествія и веровавшихъ въ Него грядущаго, точно такъ–же какъ мы веруемъ въ Него пришедшаго. Какомъ образомъ у Іакова, предъ рожденіемъ его, напередъ показалась рука, которую онъ придерживался пяте родившагося прежде него брата, потомъ следовала голова, а затемъ необходимо и прочіе члены; но однакожъ голова не только все последовавшіе члены, но и самую руку, которая при рожденіи вышла прежде, превосходитъ своимъ достоинствомъ и властію, и хотя не по времени появленія, но по порядку природы есть первая: такъ и Господь Iисусъ Христосъ, прежде нежели явился во плоти и предсталъ предъ глаза людей, какъ человекъ въ качестве Ходатая Бога и человековъ (1 Тим. 2, 5), сый надъ всеми Богъ благословенъ во веки (Рим. 9, 5), послалъ напередъ во святыхъ Патріархахъ и Пророкахъ некоторую часть своего тела, которою какъ–бы рукою предвозвещалъ свое рожденіе, и предшествовавшій Ему тотъ горделивый и упорный народъ придерживалъ узами Закона, какъ–бы пятью пальцами, не преставая при семъ самъ быть предвозвещаемъ въ продолженіе пяти періодовъ времени; въ сообразность съ чемъ и тотъ, кто далъ Законъ сей, написалъ пять книгъ. И гордые те, мудрствуя по плоти и надеясь сами собою снискать себе оправданіе, не получили благословенія отъ руки Христовой, но отрыновени быша отъ оной, а потому тiи спяти быша и падоша: мы же востахомъ и исправихомся (Псал. 19, 9). Такимъ образомъ хотя Господь Iисусъ Христосъ послалъ напередъ некоторую часть тела Своего во Святыхъ, кои предшествовали Ему по времени рожденія; однакожъ Онъ самъ есть глава тела Церкви и все веровавшіе въ Того, кого они предвозвещали, принадлежатъ къ тому–же телу, главою коего Онъ самъ. Ибо потому, что они предшествовали Ему, они не отделены отъ Него, но еще более соединены съ Нимъ; потому–что они последовали Ему: подобно какъ и рука, хотя и можетъ выказываться прежде, однакожъ она соединена съ теломъ ниже главы. Почему елика преднаписана быша, въ наше наказанiе преднаписашася (Рим. 15, 4) и сія образы намъ быша (1 Кор. 10, 6) и сiя вся образы прилучахуся онемъ: писана же быша въ наученіе наше, въ нихже концы векъ достигоша (1 Кор. 10, 11).

Главная причина пришествія Христова.

4. Но какая главнейшая причина пришествія Господа, какъ не явленіе чрезмерной любви Божіей къ намъ, когда еще, грешикомъ намъ сущимъ, Христосъ за ны умре (Рим. 5, 8) долженъ сказать ты наставляемому. И это потому, что цель всякой заповеди и исполненіе закона есть любовь: дабы, т. е. мы любили какъ самихъ себя взаимно и полагали по братiи души, яко Онъ по насъ душу свою положи (1 Іоан. 3, 16), такъ и самаго Бога, яко той первее возлюбилъ есть насъ (1 Іоан. 4, 19) и своего Сына не пощаде, но за насъ всехъ предалъ есть Его (Рим. 8, 32). Но ни чемъ такъ нельзя расположить къ любви, какъ своимъ собственнымъ примеромъ, и тотъ чрезвычайно жестокосердъ, кто, не желая принимать отъ другихъ любви, не хочетъ и самъ оказывать оной. Ибо, если изъ примеровъ зазорной и нечистой любви мы знаемъ, что те, кои хотяъ быть взаимно любимыми, всема возможными знаками стараются показать, въ какой степени они любять, и такимъ образомъ продолжаютъ действовать дотоле, пока не заметятъ соответствія своимъ чувствованіямъ въ сердце техъ, коихъ они хотятъ расположить къ себе, и воспламеняются потомъ темъ сильнейшею любовію, чемъ более огня замечаютъ въ техъ сердцахъ, овладеть коими оно желаютъ; если при семъ сердце, находившееся въ оцепененіи, возбуждается, когда чувствуетъ, что оно любимо, и воспламеняется еще более,когда видитъ новую любовь, то очевидно нетъ большей причины къ возбужденію и увеличенію любви, какъ когда тотъ, кто еще любитъ, знаетъ, что онъ уже любимъ, или когда тотъ, кто первый начинаетъ любить, видитъ взаимную къ себе любовь. Если такъ, говорю, бываетъ въ нечистой любви: то не более ли должно быть это въ дружбе? Ибо чего другаго мы опасаемся въ дружбе, какъ не того, чтобы другъ нашъ не подумалъ, что мы его или не любимъ или любимъ менее, чемъ онъ насъ? Если онъ узнаетъ объ этомъ: онъ сделается холоднее въ той любви, какою наслаждаются друзья; и если онъ не будетъ столько малодушенъ, чтобы таковое равнодушіе принять за оскорбленіе дружбы, то онъ останется только нашимъ советникомъ, а не пламеннымъ другомъ. Не излишне при семъ заметить и то, что хотя и высшіе желаютъ быть любимы низшими и утешаются ихъ непритворною услужливостію, и чемъ более чувствуютъ это, темъ более ихъ любятъ; но какою любовію воспламеняется низшій, когда чувствуетъ, что его любитъ высшій? Любовь всегда бываетъ пріятнее тамъ, где она происходитъ не отъ вниманія къ недостаткамъ другаго, но отъ обилія благотворительности; ибо та любовь бываетъ изъ состраданія, а эта изъ милосердія. Если же низшему и случилось бы когда–либо испытать нерасположеніе къ себе высшаго; за то онъ исполняется еще большею любовію, когда высшему благоугодно будеть показать, сколько онъ любитъ того, кто ни какимъ образомъ не ожидалъ себе столько добра. Но что выше правосуднаго Бога и наже согрешающаго человека, который темъ съ большею опрометчивостію отдалъ себя подъ защиту и иго гордымъ властямъ, которыя не могутъ сделать его блаженнымъ, чемъ более отчаялся въ попеченіи о немъ той власти, которая высока только по своей благости? Итакъ, ежели Iисусъ Христосъ для того наипаче пришелъ въ міръ, чтобы человекъ позналъ, сколько любитъ его Богъ, и позналъ для того, чтобы и самъ воспламенялся любовію къ Тому, кто первее возлюбилъ есть насъ, — и по заповеди Его, возлюбилъ своего ближняго; ежели все божественное Писаніе, которое написано прежде, написано для предвозвещенія пришествія Христова, и все, что после предано писанію и имеетъ божественную важность, повествуеть о Хрнсте о внушаетъ любовь: то очевидно, что въ сію обою заповедію, т. е. въ любви къ Богу и ближнему, не только весь законъ и пророцы висятъ (Матф. 22, 40), такъ–какъ они въ то время составляли все Священное Писаніе, но и все те книги божественнаго Писанiя, кои въ–последствіи посвящены нашему назиданію и утверждены въ нашей памяти. Посему въ Ветхомъ Завете сокрытъ Новый, а въ Новомъ раскрытъ Ветхій. Въ–следствіе такой–то сокровенности плотскіе люди, плотскимъ образомъ разсуждающіе, какъ тогда были подвержены страху наказанія, такъ и ныне одержимы онымъ; а духовные, духовно разсуждающіе, какъ тогда было освобождены отъ онаго, – ибо имъ открывалось сокровенное, – такъ освобождаются и ныне данною благодатію. Поелику же ничто столько не противно любви, какъ ненависть, а мать ненависти есть гордость: то тотъ–же самый Господь Iисусъ Христосъ, Богъ и человекъ, есть вместе и образъ божественной любви къ намъ, и примеръ нашего человеческаго уничиженiя, дабы недугъ нашъ темъ удобнее исцелился противодействующимъ лекарствомъ; ибо великое бедствіе – гордый человекъ, но величайшее милосердіе – уничиженный Богъ. – Таковую–то любовь поставивъ себе какъ–бы целію, къ которой должны быть направлены все слова твои, ты, о чемъ только повествуешь, повествуй такъ, чтобы наставляемый тобою, слушая тебя, верилъ, веря надеялся, надеясь любилъ.

Какъ наставлять техъ, кои не съ истиннымъ расположенiемъ приходятъ къ оглашенiю?

5. Но не излишне и съ правосудія Божія, которое поселяетъ въ сердцахъ человеческихъ спасительный страхъ, начинать назиданіе оглашаемаго въ любви, дабы онъ, зная, что его любитъ Тотъ, кого онъ боится, воспламенялся и самъ взаимною къ Нему любовію и опасался оскорбить любовь Его къ себе своимъ нерасположеніемъ; ибо весьма редко случается, даже почти никогда, чтобы изъ желающихъ принять Христіанство пришелъ кто–либо такой, кто не исполненъ бы былъ сколько–нибудь страха Божія. Правда, иногда изъ ожиданія отъ людей какой–либо выгоды, каковой въ противномъ случае нетъ надежды получить, или изъ опасенія навлечь ихъ непріязнь и нерасположеніе, иной желаетъ сделаться, или, лучше сказать, не сделаться, а притвориться Христіаниномъ; потому–что вера не есть предметъ для спасенія тела, но есть дело верующаго сердца (Рим. 10, 10): но такъ–какъ Богъ всегда милосердъ къ намъ грешнымъ, то и оглашающій своею речью можетъ расположить оглашаемаго пожелать сделаться темъ, кемъ онъ хотелъ притвориться; а если онъ уже началъ желать, то мы должны смотреть на него какъ на такого, который пришелъ принять Христіанство не изъ прежнихъ видовъ; и хотя сокрыто отъ насъ, расположился ли онъ къ тому своимъ сердцемъ, но во всякомъ случае мы должны поступать съ нимъ такъ, какъ будто было бы въ немъ сіе желаніе, хотя бы на самомъ деле его и но было. Здесь не будетъ никакой потери. Если въ немъ есть такое желаніе: то оно еще более утвердится при нашемъ содействіи, хотя бы мы и не знали, въ какое время и въ какой часъ началось оное. Полезно бы было также напередъ осведомиться, если можно, отъ техъ, кои знаютъ его, каково состояніе его духа, или по какимъ побужденіямъ онъ пришелъ къ принятію христіанской веры; если же не отъ кого узнать объ этомъ: то можно и самаго его спросить, и что онъ ответитъ, сообразно съ темъ и начинать речь свою. Если же онъ придетъ съ притворнымъ сердцемъ, желая человеческихъ выгодъ, или избегая невыгодъ, и во всякомъ случае намеренъ солгать: то и тогда надобно начинать речь со словъ его, не съ темъ однакожъ, чтобы обличить его во лжи, которая какъ будто бы тебе была известна; но если онъ скажетъ, что онъ пришелъ съ такимъ намереніемъ, которое действительно заслуживаетъ одобреніе: то правду ли онъ скажетъ или нетъ, но во всякомъ случае, одобривъ и похваливъ сіе намереніе, мы должны заставить его радоваться тому, что онъ таковъ, какимъ онъ желаетъ казаться. Если же онъ скажетъ не то, что должно быть въ сердце желающаго получить наставленіе въ христіанской вере: то сделавъ ему ласковый и легкій упрекъ, какъ человеку необразованному и несведущему, и показавъ и похваливъ истинную цель христіанскаго ученія въ сильныхъ, но краткихъ выраженіяхъ, дабы или не ослабить чрезъ то последующаго повествованiя, или не навязать ему напередъ чего–либо такого, къ чему еще не расположилось его сердце, – заставь его пожелать того, чего еще не желалъ онъ или по заблужденію, или по притворству.

Приступъ огласительной речи.

6. Если же онъ, можетъ–быть, скажетъ, что самъ Богъ внушилъ ему мысль или страхомъ подвигнулъ его къ тому, чтобы сделаться Христіаниномъ: въ такомъ случае самое утешительное мы можемъ сделать начало речи съ того, сколь великое Богъ имеетъ о насъ попеченіе. Отъ таковыхъ чудесъ и откровеній надобно сперва перенесть вниманіе его къ писаніямъ святыхъ мужей и къ известнымъ пророчествамъ, дабы онъ узналъ, по какому неизреченному милосердію и ему Богъ внушилъ эту мысль. Потомъ надобно показать ему, что самъ Господь не внушилъ бы ему мысли или не побудилъ бы его сделаться Христіаниномъ и присоединиться къ Церкви, н не обратилъ бы его къ тому такими знаменіями и откровеніями, если бы Онъ не захотелъ возвести его на надежнейшій путь, какой предуготованъ въ Священномъ Писаніи, и на которомъ ему не нужно искатъ видимыхъ чудесть, а удовлетворяться невидимыми, и не во сне, а въ бодрственномъ состояніи получать наставленіе. Затемъ уже надобно начинать самое повествованіе съ того, что Богъ сотворилъ вся добра зело (Быт. 1, 31) и доводить оное, какъ мы сказали, до настоящихъ временъ Церкви, показывая при семъ причины каждаго дела и происшествія, о коихъ мы повествуемъ, и направляя оныя къ одной всеобщей цели, т. е. къ любви, на которую долженъ быть устремленъ взоръ какъ делающаго что–либо, такъ и говорящаго. Ибо если вымышленныя басни поэтовъ, изобретенныя для удовольствія людей, любящихъ заниматься однимъ вздоромъ, благоразумные учители стараются направить къ какой–либо пользе, хотя суетной и временной: то темъ паче должны быть осторожны мы, дабы, повествуя объ истинныхъ происшествіяхъ, но не приводя причинъ оныхъ, не произвесть въ слушающихъ или суетнаго удовольствія или даже пагубнаго любопытства. Но однакожъ не такъ надобно выставлять причины сіи, чтобы, отступивъ отъ стези повествованія, сердце и языкъ нашъ занимались одними отвлеченнейшими разсужденіями, но чтобы самая истина, представляемая на разсмотреніе разума, была какъ–бы золото, которое связуетъ каменья, но не нарушаетъ порядка украшенія. По окончаніи повествованія надобно внушить надежду воскресенія, и смотря по удобопріемлемости и силамъ слушающаго и сколько позволитъ время, разсудить, – въ опроверженіе суетныхъ насмешекъ неверующихъ, – о воскресеніи мертвыхъ и объ отрадномъ для добрыхъ и страшномъ для злыхъ последнемъ будущемъ суде, – истине, касающейся всехъ безъ исключенія, и, упомянувъ съ ужасомъ и отвращеніемъ о казняхъ нечестивыхъ, проповедывать о царстве праведныхъ и верующихъ, о горнемъ томъ граде и его радостяхъ. А потомъ надобно воодушевить и подкрепить слабость человека противъ искушеній и соблазновъ, возникающихъ или вне, или внутри самой Церкви. Вне Церкви – со стороны язычниковъ, или Іудеевъ, или еретиковъ, а внутри – со стороны отребія гумна Господня. Но не должно однакожъ входить въ споры со всякимъ родомъ нечестивыхъ и предложенными вопросами опровергать все неправыя ихъ мненія: но по краткости времени должно показать, что такъ предвозвещено было, и сказать потомъ, какая польза происходитъ отъ искушенiй и какое врачевство противъ оныхъ въ примере терпенія самаго Господа. Если же речь наша бываетъ направлена противъ техъ, развратныя толпы коихъ видимо наполняютъ Церкви: то не излишне при семъ изложить кратко и обстоятельно правила христіанскаго, благочестиваго образа жизни, дабы пьяницы, сребролюбцы, обманщики, игроки, прелюбодеи, блудники, любители зрелищъ, ворожеи, колдуны, прорицатели, знатоки какихъ–либо суетныхъ и вредныхъ наукъ и т. под. не увлекли кого–либо въ свое распутство, и онъ не почелъ для себя сего темъ более позволительнымъ, когда видитъ, что многіе, называющіеся Христіанами, любятъ это, и делаютъ и защищаютъ и советують и даже убеждаютъ къ тому. Потомъ свидетельствами божественнаго Писанія доказать, какой конецъ предназначенъ темъ, кои ведутъ таковую жизнь, и доколе они будутъ терпимы въ Церкви; предваривъ при семъ оглашаемаго, что онъ найдетъ въ Церкви многихъ Христіанъ добрыхъ, истинныхъ, гражданъ небеснаго Іерусалима, ежели самъ вступитъ въ ихъ общество. Наконецъ тщательно надобно вразумить его, чтобы онъ не полагалъ на человека своей надежды; потому–что намъ нельзя знать, какой человекъ праведенъ, а если бы то и возможно было, то не съ темъ намъ представляются примеры праведныхъ, чтобы мы оправдывались чрезъ нихъ, но чтобы, подражая имъ, знали, что и мы оправдываемся Темъ, кто оправдываетъ ихъ. Отсюда можетъ произойти то благотворное последствіе, что когда тотъ, кто слушая насъ слушаетъ чрезъ насъ Бога (Лук. 10, 16), будетъ преуспевать въ христіанской жизни и познаніи, и съ охотою вступитъ на путь Христовъ, – онъ не осмелится приписать ничего ни намъ, ни себе, но будетъ любить самаго себя, и насъ, и всехъ другихъ людей въ Томъ и для Того, кто возлюбилъ его, когда онъ былъ еще врагомъ, дабы чрезъ оправданіе соделать его другомъ. Въ этомъ отношеніи, я думаю, ты не будешь нуждаться въ наставнике; потому–что безъ всякаго предуведомленія необхадимость научитъ тебя – въ томъ случае, когда ни тебе, ни слушающимъ тебя, не позволитъ время, – говорить кратко, а въ противномъ – пространнее.

Какъ надобно поступать, когда приходятъ къ оглашенiю люди образованные?

7. Но если придетъ къ тебе для наставленія человекъ, сведущій въ наукахъ, который уже решился быть Христіаниномъ, и приходитъ только для того, чтобы сделаться онымъ: то никакъ нельзя предположить, чтобы таковому человеку не было известно многое изъ нашего Священнаго Писанія, а гораздо вероятнее, что онъ, ознакомившись съ нимъ предварительно, приходитъ только для принятія Таинствъ; потому–что такіе люди обыкновенно не вдругъ делаются Христіанами, но напередъ все тщательно испытываютъ, расположенія своего сердца сообщаютъ другимъ кому могутъ, и советуются съ ними въ семъ деле. Съ такими людьми надобно говороть кратко и не внушать имъ того, что они уже знаютъ, а коснуться сего только слегка, сказавъ имъ, что мы веруемъ тому и тому, что они уже знаютъ, и такимъ образомъ перечислить кратко все, что надобно внушить необразованнымъ и неученымъ, такъ, чтобы ученый тотъ не учился снова тому, что онъ уже знаетъ, и узналъ напротивъ изъ нашихъ повествованій то, чего онъ, можетъ быть, не знаетъ. Не безполезно при семъ спросить и его самаго, по какому побужденію возродилось въ немъ желаніе сделаться Христіаниномъ, и если узнаешь, что его расположило къ тому книги содержащіяся въ Каноне или какія–либо другія благонамеренныя сочиненія: то скажи сначала что–нибудь объ нихъ; похвали первыя со стороны ихъ канонической важности, а последнія со стороны тщательнаго труда ихъ писателей; и особливо въ книгахъ каноническихъ выставь на видъ высоту спасительныхъ истинъ, въ нихъ заключающихся, а въ техъ благозвучіе и красоту слога, кои нравятся какъ образованному, такъ и необразованному. Не излишне также узнать отъ него, кого преимущественно онъ читалъ, и какія книги расположили его присоединиться къ Церкви. Если онъ скажетъ о книгахъ намъ известныхъ, или писанныхъ какимъ–либо знаменитымъ мужемъ, въ православіи коего Церковь не имеетъ сомненія: то одобри это. Если же онъ напалъ на сочиненія какого–либо еретика и по неведенію сердечно принялъ то, чего не одобряетъ истинная вера, и затемъ считаетъ себя православнымъ: въ такомъ случае его надобно вразумить, что вселенская Церковь и все другіе ученейшіе мужи, пребывающіе въ ея истине, держатся другаго ученія; хотя, правду сказать, и те, кои православными отошли отъ сей жизни и оставили потомкамъ свои сочиненія, въ некоторыхъ местахъ своихть твореній, будучи или не поняты, или превратно толкуемы, людямъ высокомернымъ и дерзкимъ подавали поводъ къ некоторымъ ересямъ и разномыслію; – что нимало не удивительно, какъ скоро мы и о каноническихъ писаніяхъ, въ коихъ заключена чистейшая истина, можемъ сказать, что не столько по неуразуменію того, что говоритъ въ нихъ писатель, и какова истина сама въ себе, – ибо въ такомъ случае еще можно бы было исправить ошибку, – сколько по упорному и гордому предубежденію, что въ писаніяхъ сихъ заключается именно то ученіе, какое они защищаютъ, многіе породили многіе пагубные догматы, расторгнувъ чрезъ то единство общенія. – Съ такою скромностію надобно говорить, когда желаетъ вступить въ общество Христіанъ не простой, какъ говорятъ, человекъ, но образованный и сведущiй въ писаніяхъ ученыхъ мужей; но не надобно однакожъ терять при семъ и важности наставнической, дабы не подать ему повода къ надменности. Обо всемъ же прочемъ, касающемся или веры, или нравовъ, или искушеній, по правиламъ здраваго ученія, надобно говорить такъ, какъ изложено выше, съ темъ однакожъ, чтобы все таковыя разсужденія направлены были къ одной главной цели, о которой сказано много прежде, т. е. къ любви.

Какъ надобно говорить съ Грамматиками и Риторами?

8. Нередко приходятъ также къ оглашенію некоторые изъ известныхъ такъ называемыхъ школъ Грамматиковъ и Риторовъ люди, которыхъ нельзя отнести ни къ простымъ, ни къ ученымъ, коихъ умъ обогащенъ сведеніями о многихъ предметахъ. Таковымъ людямъ, кои думаютъ о себе, что красноречіемъ своимъ они превосходятъ прочихъ, – когда они приходятъ къ принятію христіанства, должно внушать то особенно въ сравненіи съ неучеными, чтобы они, облекшись въ христіанское смиреніе, научились не презирать техъ, кои избегаютъ более погрешностей нравственныхъ, чемъ словесныхъ, и красноречія Своего не поставляли бы наравне съ чистотою сердца, а не только не предпочитали оной. Особенно надобно научать ихъ слушать божественное Писаніе и не пренебрегать его слогомъ – потому, что онъ не напыщенъ, и чтобы они не думали, что все слова и дела человеческія, о коихъ говорится въ сихъ книгахъ, не дожны быть разоблачены отъ того чувственнаго покрывала, въ какомъ они представлены, но принимаемы такъ, какъ говоритъ буква. Таковымъ людямъ полезно знать, что мысли такъ–же должно предпочитать словамъ, какъ душа предпочитается телу, и что они должны слушать более речи назидательныя, чемъ красноречивыя, подобно какъ надобно избирать друзей более благоразумныхъ, чемъ красивыхъ. Они должны также знать, что не слово доходитъ до слуха Божія, но расположеніе сердечное, а потому не смеялись бы, когда заметятъ, что Настоятели и Служители Церкви призываютъ Бога языкомъ, исполненнымъ барбаризмовъ и солецизмовъ (ошибокъ противъ чистоты языка и грамматики), или если они не понимаютъ произносимыхъ ими словъ или безпорядочно выговариваютъ оныя. Нельзя сказать, чтобы таковые недостатки уже и не требовали исправленія, какъ скоро народъ тогда только можетъ говорить: аминь, когда онъ все совершенно разумеетъ; но они могутъ быть терпимы тамъ, где благословеніе преподается не столько словомъ, сколько желаніемъ сердечнымъ. Что касается до Таинствъ, къ принятію коихъ приходятъ Христіане, то для людей разсудительныхъ достаточно услышать то, что они означають; а людямъ тупоумнымъ надобно объяснять многими словами и подобіями, дабы они не презирали того, что видятъ.

Образецъ огласительной речи.

Но представимъ, что къ намъ пришелъ нето желающій сделаться Христіаниномъ, изъ рода частныхъ людей, но впрочемъ не деревенскихъ , но городскихъ, каковыхъ ты много встречалъ въ Карфагене, – который на вопросъ: для земной ли какой–либо выгоды или для вечнаго покоя онъ желаетъ сделаться Христіаниномъ? ответитъ, что для вечнаго покоя: въ такомъ случае ему можно преподать такое наставленіе:

«Благодареніе Богу, возлюбленный братъ! Отъ всей души поздравляю тебя и радуюсь, что ты среди толикихъ и столь опасныхъ треволненій міра сего помыслилъ объ истинной и верной безопасности! Люди съ великими усиліями и въ сей жизни ищутъ покоя и безопасности, но по своимъ злымъ похотямъ не находятъ оныхъ; потому–что они ищутъ покоя въ предметахъ непостоянныхъ и скоро–преходящихъ, которые, когда бываютъ истребляемы и уносимы временемъ, производятъ въ сердцахъ человеческихъ скорбь и безпокойство. Ищетъ ли кто спокойствія въ богатстве, – онъ становится более гордымъ, чемъ спокойнымъ. Не видимъ ли мы примеровъ тому, какъ многіе внезапно теряли оное, многіе даже гибли изъ–за него, когда они или не могли удовлетворить своей жадности, или насильственно лишаемы были онаго корыстолюбцами? Но если бы оно и на всю жизнь оставалось съ человекомъ и не покидало своего владетеля: то не долженъ ла онъ будетъ самъ разстаться съ нимъ при своей смерти? Какова жизнь человека, есла онъ состареется? Или, когда люди желаютъ себе старости: то чего другаго они желаютъ, какъ не продолжительной слабости? Такъ и почести міра сего что иное суть, какъ не смехъ, суета и поводъ къ паденію? Ибо такъ говорить святое Ппсаніе: всяка плоть сено, и слава человеча, яко цветъ травный. Изше трава и цветъ отпаде; глаголъ же Бога нашего пребываетъ во векъ (Иса. 40, 1). Посему кто желаетъ истиннаго покоя и истиннаго счастія, тотъ долженъ оставить надежду на скорогибнущія и преходящія вещи, и полагать оную въ слове Господнемъ, пребывающемъ во векъ, дабы и самому пребыть съ нимъ во веки.