Текст книги "Человеческое животное"

Автор книги: Аудур Олафсдоттир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Кроме письма от издателя, из которого нельзя было понять, какая из рукописей имеется в виду, нигде никаких дат не было. Я предположила, что двоюродная бабушка работала над ними долго, возможно даже десятилетия, вплоть до смерти в 2015 году. Самая полная рукопись – «Жизнь животных», и я считаю ее также самой ранней. Самая длинная глава в «Жизни животных» называется «Человек – двуногое млекопитающее», но из записи на полях следует, что бабушка также рассматривала название «В чем другие животные превосходят человека?». Судя по нему, глава посвящена человеку и его сравнению с другими млекопитающими; она начинается с предложения:

Человек развивается медленнее других животных на земле.

В ней красной нитью проходит тема преимущества других видов млекопитающих перед человеком, и бабушкино заключение в том же духе: человек по большей части сильно уступает другим животным, не в последнюю очередь это проявляется в медленном развитии его потомства. Описывая человека, бабушка обычно использует понятие «млекопитающее». Когда я упомянула об этом в разговоре с сестрой, она сказала, что в свете бабушкиных занятий ее это не удивляет. Речь в главе в основном идет о способностях различных животных в сравнении с человеческими способностями.

Ягнята и жеребята сразу становятся на ноги при рождении, пишет бабушка, ребенку, чтобы сделать первые три шага на неуверенных ногах, нужно, как правило, двенадцать месяцев.

И продолжает:

Ребенку требуется два года, чтобы его словарный запас достиг пятнадцати слов. За это время кошка приносит первых котят. Намного позже человек усваивает такие слова, как стебель, еще позже – процесс, свобода и надзор, и не факт, что когда-нибудь задумывается об их значении.

Пчелы и пауки исполняют сложные танцы, и птицы танцуют, продолжает бабушка, а человеку требуется два года, чтобы научиться стоять на одной ноге и прыгать. И столько же времени, сколько нужно, чтобы овладеть навыком извлечения одиночных нот на губной гармошке.

Мое внимание привлекло предложение в конце главы, не в последнюю очередь тем, что не согласуется с остальной ее частью:

Обезьяны бонобо, как и человек, занимаются сексом, чтобы помириться.

Хрупче фарфоровой вазы и птичьего яйца, самое хрупкое из всего хрупкого на земле

Бабушка пишет, что человек обладает неплохим зрением, но она упоминает различных животных, у которых оно намного лучше и глаз устроен сложнее. В глазу орла, например, своего рода телескопическая линза, что позволяет ему заметить добычу с многокилометровой высоты. Однако самым лучшим зрением среди всех земных обитателей наделен один из видов омаров (в другом месте, правда, речь идет о крабах). Начинает бабушка с утверждения об ограниченных возможностях человека. Так, она пишет о том, что он слеп в темноте. Далее перечисляет животных, которые в темноте отлично видят, таких, например, как совы в небесной вышине и акулы в глубинах моря. После зрения бабушка переходит к слуху и говорит, что даже безухие насекомые слышат лучше человека. Органы чувств следуют один за другим, обоняние у человека тоже слабее, чем у большинства других видов, и в качестве одного из многих примеров она приводит исландских пастушьих собак, намного опередивших человека. Человек вечно пьет кофе и мочится, а верблюд может много дней прожить в пустыне без воды, пишет двоюродная бабушка. Что касается способности ориентироваться, то человек может найти дорогу в магазин, тогда как крачка – это чудесное небесное создание – летает на тонких крыльях между полюсами: шедевр природы, мягкие подушечки лап слона чувствуют вибрацию на расстоянии пятнадцати километров, а кит – самое крупное млекопитающее на земле – может уловить движение подлодки за десятки километров и вызвать помехи в работе системы связи. И человеку остается лишь всю жизнь восхищаться такими удивительными существами. Вера двоюродной бабушки в то, что человек отстает от многих видов животных, растет от страницы к странице. И в конце главы о двуногом млекопитающем она приходит к заключению, что новорожденный ребенок хрупок, как крылья мухи. Если маленькое тельце выскользнет из рук нервного (и в некоторых случаях пахнущего вином) отца, свет тут же погаснет. Я поняла, что человек, считающий себя венцом творения, на самом деле беспомощнее всех диких животных, он – слабейший представитель своего класса, хрупче фарфоровой вазы и птичьего яйца, самое хрупкое из всего хрупкого на земле.

В том же духе бабушка пишет своей подруге в Уэльс:

Самое чувствительное животное на земле на самом деле никогда не справляется с фактом своего появления на свет.

Мозг

В последней части главы «Человек – двуногое млекопитающее» речь идет о размере человеческого мозга, и там много разного. Мозг человека в пять раз больше, чем должен быть по сравнению с размером тела, пишет двоюродная бабушка. Размер мозга позволяет человеку беспокоиться о завтрашнем дне и о том, что его не любят. Что он одинок. Что его неправильно понимают. В этой связи примечательно, что, сравнивая человека с другими видами и отмечая их явные преимущества, бабушка одновременно считает слабости человека его сильными сторонами. Размер мозга позволяет ему выдавать различные идеи. Он может решить проблему, если захочет. Глава, посвященная границам человеческих возможностей, начинается следующими словами:

Поскольку человек не умеет летать на собственных крыльях, он строит самолеты. Точно так же несовершенства человека приводят к тому, что он изобретает электричество и вакцины, утюг и компьютер. («Компьютер» она добавила в рукопись шариковой ручкой позже, когда его приобрела.)

Однако самой позитивной способностью человека, по мнению двоюродной бабушки, является непредсказуемость поведения, означающая, что, в отличие от других видов животных, он может повести себя неожиданно даже для самого себя. Бабушка описывает, как человеку вдруг приходит в голову попрыгать на одной ноге или встать на руки без всякой очевидной цели. Из всего удивительного самое удивительное – это то, что человек часто не знает, почему он поступает так, как поступает. Он бунтарь и изгой.

Для меня не стало сюрпризом, что самой примечательной особенностью человека, по мнению бабушки, является умение сочинять стихи. Говорить о себе как о рыбе в сети слов, а о наших словах как о сетях для того, чтобы ловить ветер. И далее: и кровь твоя струится слепо, тяжело, устало.

В рукописи четыре страницы стихотворных цитат, как целые стихотворения, так и отдельные строки, которые любила двоюродная бабушка. Я еще вернусь к языку, пишет она в конце главы, но не делает этого, что для нее типично и показывает, насколько непоследовательным автором она была. Больше она о языке не упоминает.

Но когда дело доходит до чувств, здесь человек беспомощен и защищен лишь набедренной повязкой. Или даже обнажен, как при рождении. Он не понимает, почему чувствует то, что чувствует.

Ты будешь

Сестра спрашивает, рассказывается ли в рукописях о родах. Нет, отвечаю я, если не считать утверждения, что человек рождается и умирает. В том, что бабушка ни словом не обмолвилась о родах, она очень похожа на своих предшественниц из акушерского сословия. Никто не помнит своего рождения, и еще никто не смог выразить словами собственную смерть, пишет она. Многие, напротив, пускались в подробные рассуждения о смерти других. Из страха.

Из бабушкиной переписки видно, что они с подругой очень часто обсуждают смерть. Обмениваются сценами смерти из произведений литературы, и, судя по бабушкиным черновикам, она выбирала примеры из саг об исландцах, в которых брак приводит к смерти персонажа. В то время как ее подруга не жалеет места на размышления о смерти Лавинии в «Тите Андронике», Анны в «Анне Карениной» и Алены Ивановны в «Преступлении и наказании».

Заключительная глава «Жизни животных» называется «Воззвание к младенцам, которым я помогла появиться на свет», в ней находят подтверждение слухи, что двоюродная бабушка общалась с грудничками в родильном отделении.

Воззвание начинается с обращения:

Добро пожаловать, малыш. В мире ты альфа, и омега тоже ты.

Затем следует список того, что ждет ребенка, состоящий из двадцати девяти пунктов, и почти все начинаются со слов «ты будешь…»

1. Ты будешь делить мир с дикими животными, птицами небесными и рыбами морскими, с деревьями и горами.

2. Ты будешь чувствовать странное желание накапливать скарб и приобретать вещи, которые тебе совершенно не нужны.

3. Ты будешь что-то полагать, но все может сложиться иначе в силу случайности.

4. Ты будешь подозревать ближнего и бояться, что он под тебя копает.

– А двоюродная бабушка ничего не пишет о желаниях и страхах? – как-то спросила сестра.

– Нет, по крайней мере прямо, – ответила я.

Заключительное предложение воззвания, однако, заставило меня поломать голову – одно из немногих, отсылающих к чувствам.

29. Тебе предстоит столкнуться с отказом и глубоким разочарованием, когда болит сердце, в груди жжет, словно душа горит огнем, и трудно глотать.

Я искала следы ее личной жизни в квартире и почти ничего не нашла. Но, рассматривая книжные полки, заметила сложенный лист бумаги, засунутый между страницами Flora Islandica. На листе от руки написаны два предложения, попеременно. Семь раз каждое.

Я жду тебя.

Я не жду тебя.

Бабушка словно примерялась, размышляя, какое из двух выбрать. Я спросила у мамы, и она сказала, что ничего не знает. Или буквально: те, с кем я общаюсь, ничего не рассказывают.

Я также упомянула двадцать девятый пункт в разговоре с сестрой, что дало ей возможность завести речь о моем зяте.

– Происходят вещи, которых человек не предполагает, – сказала она.

– Например? – спросила я.

– Сигурбьярт.

– Что с ним?

– Вчера мы с ним долго разговаривали.

Не так давно сестра поделилась, что ее муж изменился.

– Подозреваю, что на работе им кое-кто увлекся, он явно в курсе, и ему это нравится.

– Вот увидишь, Дия, – говорила мне бабушка, – то, что не происходит, не менее важно, чем то, что происходит.

Чем больше я пытаюсь собрать пазл жизни двоюродной бабушки, тем больше вопросов возникает.

Мир все еще черный

Я просыпаюсь в самый короткий день года, в самую длинную ночь года.

Еще далеко до того, чтобы свет озарил небо и мир обрел форму. Я прислушиваюсь к звукам в доме и, кажется, слышу шаги в мансарде. Вылезаю из кровати и отодвигаю занавеску. Над кладбищем свинцово-серой пеленой лежит туман. Самолет появляется из-за одного облака и исчезает за другим. День никогда не начнется.

Идя на кухню, слышу, как кто-то взбегает по лестнице и чуть позже стучит в мою дверь. На лестничной площадке стоит моя коллега Вака и говорит, что проскочила с мужчиной, который поднимался в мансарду. Она протягивает мне пакет из пекарни, приносит две подушки и устраивается на краю бархатного дивана. Когда она пришла ко мне в гости в первый раз, квартира ее явно удивила. Она так и сказала:

– Неожиданная квартира.

Сейчас у нее серьезный вид – как выясняется, ночью она приняла ребенка, который должен был родиться только через три месяца.

– Девочка слишком рано появилась на свет, – делится Вака.

Иногда, думаю я, дети заставляют себя ждать и задерживаются на несколько недель, иногда рождаются слишком рано, крохотные, с синей сосудистой сеткой под белой кожей, тонкой, как рисовая бумага.

– Она не была готова, – продолжает Вака, кладет подушку под голову и откидывается на спинку.

Я предлагаю сварить кофе, наливаю в кастрюлю воду, включаю конфорку.

Случается, дети рождаются и в ту же минуту умирают, иногда сердце делает несколько ударов, затем сердцебиение затихает и свет гаснет.

Я расставляю на столе чашки с блюдцами, делаю бутерброды из принесенных коллегой бейглов.

– Ребенок был жив?

– Да, увезли в реанимацию.

Вака поднимает чашку, поворачивает, ее губы шевелятся.

– Этот белый сервиз от Хьёрта Нильсена.

Некоторое время она молча ест бейгл, затем говорит:

– Я узнала, ты потеряла ребенка при родах.

– Да, это так. Мальчика.

– Как давно?

– Шестнадцать лет назад. В июле, – добавляю я.

– Он был доношенным?

– Да.

Случается, пациентки спрашивают, есть ли у меня дети, и я отвечаю, что нет. Если бы они спросили, рожала ли я, то я бы ответила: то, что я стала матерью, почти ничего не изменило.

Коллега допивает кофе, собирает со стола хлебные крошки и, высыпав их на тарелку, говорит:

– Прошлой ночью мне приснился странный сон.

Она замешкалась, затем продолжила:

– Приснилось, что мне поручили заботиться о шести малышах, все девочки, и я с ними одна. Я должна была их кормить, но у стола стоял только один детский стульчик.

Обычно акушеркам снятся роды, когда они ждут младенца. Или мечтают о детях. У двоюродной бабушки всегда были наготове толкования снов. Обзавестись ребенком означало большую удачу для замужней женщины и трудности для незамужней; увидеть, что ребенок падает, предвещало неприятности; что он дерется означало удачу; плачущий ребенок – к хорошему здоровью; бегущий ребенок – не к добру; идущий ребенок – к свободе, а много детей – к большому счастью. В то время как беззащитные дети предупреждали о грядущих трудностях.

– Сон может означать, что на тебя давит ответственность, – говорю я коллеге.

Мне также приходит на ум ее дополнительная нагрузка в спасательной команде. Однажды поиски туриста продолжались все выходные, и, придя в понедельник утром на работу, Вака рассказала, что, когда метель стихла, его нашли вблизи холма, где он пытался укрыться от непогоды.

– Мы знали, что того, кого ищем, уже нет в живых, – добавила она.

Я налила в чашки кофе.

– Я велю женщинам слушать свое тело, как нас учили. Но слушает ли тело женщин?

Сделав глубокий вдох, Вака отвечает на свой вопрос сама:

– Нет, не слушает.

Она отпивает кофе и продолжает:

– Я тут недавно прочитала, сколько женщин в мире умирает за день при родах.

– Ты имеешь в виду всего?

– Да, всего.

Она смотрит вниз.

– Восемьсот тридцать женщин в день.

Она поднимает взгляд и смотрит на меня.

– Как если бы в один день разбились четыре пассажирских самолета.

Она снова в замешательстве.

– Тогда сообщили бы в новостях, – говорит она в заключение.

– Да, – соглашаюсь я, – сообщили бы в новостях.

Она встает, подходит к окну и стоит там некоторое время.

Облако приближается, затем удаляется, оно быстро проносится мимо. Наконец туман на кладбище рассеивается, на нижнем краю неба появляется голубая полоса, она постепенно расширяется, и на горизонте белыми пятнами выстраиваются горы.

И тут я вспоминаю, что Вака недавно переехала в квартиру, которую снимает вместе с подругой из спасательной команды, и она как-то упомянула, что им не хватает мебели.

Перехожу прямо к делу:

– Ты ведь говорила, что тебе нужен диван?

Она поворачивается.

– Я думаю избавиться от лишних вещей.

Она смотрит вокруг и подтверждает, что ей нужен диван.

– А еще какая-нибудь мебель не нужна?

Когда Вака была у меня в гостях в первый раз, она обошла квартиру, восхищаясь тиком, теперь идет по второму кругу.

– Ты уверена?

– Абсолютно. Бери что хочешь.

Она хмыкнула.

– Только скажи, с чем можешь расстаться.

В конце концов коллега выбирает диван, который сестра сравнивает с густым зимним туманом, кровать бабушки и дедушки, в разобранном виде перекочевавшую в комнату за гостиной (матрасы были выброшены), и столовый гарнитур, также принадлежавший бабушке. Под моим напором добавляет кресло и журнальный столик.

Вака делает пару телефонных звонков и сообщает, что договорилась о машине со спасателями, а две подруги из команды помогут ей перевезти мебель, но это потом. Сначала она поспешит домой и ляжет.

Яйца

Звонит моя сестра:

– Электрик приходил?

– Да.

– И что сказал?

– Что сую в розетку сломанные электроприборы и что в квартире не хватает освещения. Что он словно пришел к слепой старухе.

И тут я вспомнила о рождественских подарках.

– Ты могла бы подарить мне какой-нибудь светильник.

Сестра была очень довольна полученной информацией и хотела узнать, какой именно.

– Торшер или настольную лампу?

– Все равно.

– Так тебе нужно два светильника?

– Можно и два.

Сестра говорит, что передаст маме.

– Ты не думала что-то изменить? Разобрать?

Сообщаю ей, что как раз отдала один из диванов и еще кое-какую мебель, и добавляю:

– Ваке, она со мной работает.

– Той, что в спасательной команде?

– Да.

Сестра сочла это замечательной новостью. Затем она переходит к туристу с мансарды и спрашивает, удалось ли мне выяснить, откуда он.

– Из Австралии, как ты и догадывалась.

– Сбежал от жары?

– Ничего такого он не упоминал. Я научила его пользоваться стиральной машиной. Он сказал, что как раз обдумывает планы, – добавляю я.

Сестре кажется странным, что человек пролетел семнадцать тысяч километров, чтобы обдумывать планы.

– Он никак не пояснил?

– Нет.

Некоторое время в трубке тишина.

Затем она хочет знать, не нужны ли мне яйца.

– Нет, у меня еще почти целая коробка, которую ты привезла на прошлой неделе.

Одна из ее подруг разводит кур породы исландский ландрас, сестра покупает яйца по подписке и регулярно снабжает меня.

– Ты рассказала туристу о прогнозе погоды?

– Нет, забыла.

Со вчерашнего дня прогноз ухудшился. Речь идет о самом глубоком циклоне не за семьдесят лет метеонаблюдений, как прогнозировали ранее, а за сто лет. И полная неуверенность в том, когда именно разразится непогода: в сочельник или рождественскую ночь и в какое время.

– Неужели есть вероятность, что придется перенести семейный обед? – спрашиваю я сестру. – Раз такой плохой прогноз?

– Да, возможно, придется перенести семейный обед на сутки и собраться на само Рождество.

Она хочет обсудить эту возможность.

– Тогда непогода должна уже стихнуть.

– У меня три ночных смены подряд, так что я, к сожалению, не приду.

– Последний циклон был штилем по сравнению с тем, что грядет после выходных.

Последний циклон, однако, разбил стекла и унес овчарню на хуторе к востоку от столицы. Для сестры также стало неожиданностью узнать, сколько людей еще не убрали с участков батуты, несмотря на декабрь.

Темнота делает мир невидимым

Стучусь в квартиру в мансарде, турист встречает меня в рубашке.

– Я хотела бы вас предупредить, что прогноз погоды неблагоприятный. После выходных ожидается очень плохая погода.

Рубашка на нем косо застегнута. Пропущена одна пуговица. Как у ребенка, который одевался самостоятельно.

– Сильный ветер, – добавляю я, чтобы привлечь его внимание.

– Хуже, чем вчера? – спрашивает он. – Еще ветренее?

Я задумываюсь. Вчера вроде ничего особенного не было. Северо-восточный ветер и поземка. Отличная погода, чтобы нежиться в горячем бассейне. Плывущие тела в клубах пара.

– Будет убийственная непогода, – говорю я и вкратце пересказываю прогноз.

Потом вспоминаю о том, что в мансарде есть маленький балкон с грилем, на котором парень иногда жарит себе отбивные, и дым проникает в окна соседей – последний раз несколько дней назад. Размышляю, не должна ли я упомянуть, что людей просили присмотреть за своими вещами во дворах и на балконах.

Но вместо этого говорю, что обычно погода сначала ухудшается, а потом улучшается.

– Так что ожидается неподходящая погода для активного отдыха, – заключаю я.

До этого, однако, еще три с половиной дня, и за это время турист вполне сможет перестроить свои планы. Именно об этом он и думает, поскольку, внезапно исчезнув в квартире, тотчас возвращается, держа в руках сложенную карту, и разворачивает ее.

Он показывает несколько мест, говорит, что собирается их посмотреть. Интересуется, стоят ли они того.

Я задумываюсь.

– Основная проблема в том, что день очень короткий. – Пытаюсь объяснить, что день кончается вскоре после того, как начинается. Выражаю эту мысль иначе: солнце появляется над горизонтом почти в полдень и около трех снова исчезает. Восход растягивается на все утро, а спустя три часа после того, как наконец рассветет, начинает опять темнеть, и солнечный диск снова погружается в море.

Я суммирую:

– У вас есть всего несколько часов, чтобы посмотреть то, что собираетесь.

Спустившись к себе, я вдруг вспоминаю, что, попрощавшись и направившись вниз по лестнице, электрик бросил реплику, показавшуюся мне странной: никто точно не знает, что такое свет. Его можно измерить, но не понять.

Империя, гаснущий свет или светлячок?

В письме тридцатилетней давности двоюродная бабушка объясняет своей подруге, что работает над своего рода оптическим исследованием. Что представляет себе конструкцию в форме круга, несущего вечный свет, а под ним открывается время. Позднее подруги очень часто обмениваются описаниями сумерек в Блэенхонддан и на западе Рейкьявика соответственно и обсуждают свет. Я пытаюсь понять свет, пишет бабушка в одном из писем, как он загорается и как он гаснет.

Судя по одному из последних писем Гвиневер, написанных спустя двадцать лет после того, как моя двоюродная бабушка, по ее собственным словам, приступила к изучению света, одно время она собиралась назвать свое исследование не «Правда о свете», а «Мать света». Подруге это название очень нравится, и, пользуясь случаем, она объясняет, что элемент «Гвин-» в ее имени связан с валлийским прилагательным «белый, светлый».

Сестра спросила, смогу ли я использовать письма, чтобы датировать рукописи и установить их хронологическую последовательность. Но это не так просто, поскольку в бабушкиных черновиках нет дат и, обсуждая ту или иную тему, она нередко перескакивает с рукописи на рукопись в одном письме. Кроме того, во всех рукописях всплывает свет, который пробивается в мир, часто в самых неожиданных местах. Вот пример из «Жизни животных»:

История человека – это история миллиона отражений.

Как и в других рукописях, фрагменты варьируются от лирических, временами даже пророческих, до научных. Подход к изложению материала в предисловии к «Правде о свете» в известной степени типичен. Начинает бабушка с размышления о том, что она называет дуализмом света (позже в этой же рукописи она говорит о его двойственной природе), то есть о том, что такое свет: волны, фотоны или даже и то, и другое. Затем, цитируя Хорхе Луиса Борхеса, она задается вопросом: империя, гаснущий свет или светлячок? И далее приводится статистика о восходах и закатах в Рейкьявике в июне и декабре:

24 декабря 11:22 (восход) – 15:32 (закат).

21 июня 02:54 (восход) – 24:04 (закат).

(В скобках она добавила Акурейри: 21 июня 1:25 (восход) – 1:03 (закат).)

Затем бабушка говорит, что поняла всю сложность света, что он, вероятно, сложнее человека, и заканчивает предисловие словами:

Это моя ода к свету, это книга о темноте.

Мое внимание привлекает то, что в рукописи есть целая глава, посвященная электричеству и истории электрификации Исландии начиная с Магнуса Стефенсена, который первым описал свойства электричества в 1793 году. Бабушка подробно обсуждает само слово «электричество» и сообщает, что Магнус называл его rafkraftur, Йонас Халльгримссон – rafurmagn, а современная форма rafmagn впервые появляется в словаре Конрада Гисласона^[4]. Кроме того, она упоминает, что сначала электричество продавали в лампочках. Это означало, что люди платили определенную сумму за каждый электрический патрон в своем доме, пишет бабушка.

Ты пришла к заключению о свете? – спрашивает Гвиневер в одном из своих писем. – Ты достигла своей цели?

Из черновика ответного письма можно понять, что, по мнению двоюродной бабушки, человек и зажигает свет, и гасит свет. Он зажигает и гасит. Гасит и зажигает, пишет она и объясняет:

Это можно сравнить с тем, как ребенок играет выключателем, сам не зная почему и какая за этим стоит идея.

– Фива знает что-то о связи между человеком и светом? – спрашивает сестра.

– Она считает человека ребенком, балующимся с выключателем, – отвечаю я.

Помню, как однажды, когда я везла бабушку на машине, с пассажирского сиденья вдруг послышалось:

– Некоторые люди несут в себе свет, Дия. Другие пытаются утянуть человека за собой в темноту. Не обязательно по своей воле.

Моментальное штопорное движение

Вака с подругами появляются быстро, сначала выносят мебель на лестничную клетку, затем спускают вниз и грузят в машину спасательной команды. Одна из подруг снимает квартиру вместе с Вакой. В довершение всего они еще забирают один из трех комодов, который я предварительно освобождаю от вещей.

Девушки рассказывают, что турист с мансарды как раз шел домой и помог им с погрузкой.

Я собрала на столе всю кухонную утварь, имевшуюся в двух экземплярах, в том числе два половника, две сырорезки, две скалки, два соусника. Выставила также один из трех унаследованных вместе с квартирой сервизов – он без дела хранился в шкафу.

Вака берет блюдце и внимательно его рассматривает.

– Я бы на такое не решилась, – говорит она и ставит блюдце обратно.

– Это синий лук, чешский. У моей родной бабушки тоже был такой сервиз.

Напоследок подруги все-таки уносят коробку кухонных принадлежностей.

Без перекочевавших в машину вещей квартира кажется больше. Однако там, где раньше стояла мебель, теперь видны выгоревшие обои и облупленная краска.

– Нужно покрасить, – заключает коллега. – Я тебе помогу, если хочешь. Это самое малое, чем я могу отблагодарить тебя за мебель.

Я упоминаю идею электрика объединить столовую с кухней.

– По его словам, изначально так и было.

Постучав по стене, Вака говорит, что нужно только выкрутить несколько шурупов, и обещает принести дрель.

Мокрый снег сменился дождем, и в мансарде случаются протечки. Три года назад за домом воздвигли леса, тогда нужно было отремонтировать крышу и заменить окна в мансарде. Мастеров больше никто не видел, а леса до сих пор стоят. Соседка этажом ниже регулярно звонит мастерам, они каждый раз клятвенно обещают прийти, но потом обязательно что-нибудь случается. Не исключено, что проблемы с электричеством тоже связаны с протечками в доме. Между трубами на крыше натянут провод от старых телеантенн, его просто не убрали. Бывало, на провод налетали птицы, ослепленные солнцем или мерцанием серебристого инея на гофрированном железе крыши, тогда начиналась сильная вибрация и птицы падали вниз. Вот и недавно на провод налетела какая-то кочующая птица и мгновенно упала рядом с мусорными контейнерами, вращаясь штопором. Я как раз возвращалась домой, когда соседка заметила птицу. Мы с ней стояли, рассматривая маленький комок, лежавший на асфальте рядом с лужицей крови и перьями. У птицы был своеобразный оранжевый хохолок на голове – мы не знали, что это за вид. Соседка сочла удивительной случайностью, что птица упала на тротуар именно в тот момент, когда она выносила мусор, поскольку она как раз закончила редактировать текст о кочующих птицах. Она положила птицу в пакет и сказала, что покажет орнитологу, с которым работала над книгой. При следующей встрече соседка сообщила, что птица оказалась из гораздо более южных краев и здесь ее раньше никогда не видели. Скорее всего, за океан птицу унесло ветром. И по удивительной случайности, повторила она, этому пернатому суждено было упасть на землю после такого долгого и рискованного путешествия через день после того, как книга о кочующих птицах ушла в печать. Иначе она бы смогла его туда добавить.

Мне приходит в голову, что, когда турист спросил, какой силы был ветер, я могла бы рассказать о птицах, которых иногда уносит на другой берег Северной Атлантики.

Смотри, светлеет

Продавщица в отделе красок хочет знать размеры поверхности, которую я планирую красить, и я говорю, что буду красить спальню и гостиную. Она спрашивает, какой цвет меня интересует, и я отвечаю, что белый. Она уточняет, какой именно белый я хочу: инеисто-белый, белоснежный, мраморно-белый, солебелый, молочно-белый, хлопково-белый, известково-белый, жемчужный или ракушечно-белый.

Выбираю инеисто-белый.

– Белый цвет отражает световые волны разной длины, – говорит продавщица, внимательно глядя на меня.

Тут я вспоминаю, что на одной стене в столовой поклеены обои. Она тут же замечает, что их легко снять, и советует купить для этого особую жидкость. Просто нанесите жидкость на стену, а потом удалите обои полосками. Тогда мне приходит в голову, что можно покрасить еще и кухню. Продавщица расспрашивает, какой у меня на кухне интерьер, есть ли плитка. Отвечаю, что на кухне плитка янтарного цвета. Примерно семидесятого года, добавляю я. Она вся уже в пятнах. Она говорит, что представляет себе такую плитку, рекомендует очистить ее от жира, а потом нанести краску валиком. Она также советует покрасить дверцы шкафов и показывает образцы краски. В соседнем отделе я также могу приобрести новые ручки. Во время разговора меня не покидает чувство, что ее что-то беспокоит. Несколько раз она была близка к тому, чтобы сменить тему, явно хотела поделиться чем-то никак не связанным с краской и плиткой.

Продавщица выставляет на стол банки с краской, приносит лотки, валики и кисти и улыбается мне. Я улыбаюсь ей в ответ.

– Вы приняли девочку в марте, она весила три килограмма семьсот пятьдесят грамм. Роды длились тридцать шесть часов.

Она мнется.

– Хотелось бы поблагодарить вас за стихотворение – вы читали мне его в родильном отделении. Оно было о листьях, у которых ветвились жилки и сквозь которые светило солнце.

Она приносит бутылку масла для деревянной мебели.

– С тех пор я купила три сборника стихов, а еще брала в библиотеке.

Я подумала о том, как же неожиданно много поэтов сочиняли о деревьях. Их лирические герои отправляются в лес на прогулку, даже селятся в лесу, они стоят под густыми кронами, под ногами у них трещат маленькие сухие ветки, шуршат сухие листья, они блуждают в темном лесу, листья дрожат на ветру, вянут и опадают.

Мне нужно беречь руки, и я покупаю две пары рабочих перчаток.

По пути домой вдруг вспоминаю, что, когда я закончила читать этой женщине стихотворение, она поинтересовалась, известно ли, о каком дереве идет речь.

– А говорится, что это за дерево? – спросила она.

– Нет, название не упоминается.

– Мог ли это быть дуб?

– Да, вполне мог быть и дуб.

В «Правде о свете» есть глава, где много рассказывается о дубе в контексте продолжительности жизни человека. Бабушка вполне ожидаемо не забывает упомянуть тот факт, что по сравнению с дубом человек просто муха-однодневка. Дуб живет около пятисот лет, или примерно семь человеческих жизней. Дуб, посаженный в английском предместье во времена Елизаветы I, растет там до сих пор. Лесной старец пережил войны и эпидемии, опустошавшие целые графства. Знаменитый поэт сочинял под дубом сонеты, под ним замышляли измены и предательства, влюбленные назначали свидания и зачинали детей, не всегда желанных. И я не могла оставить без внимания слова, которыми бабушка завершает размышления о дубе: