Текст книги "Волчий капкан"

Автор книги: Атанас Мандаджиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– В таких случаях, – авторитетно заявила Злата, – мужчины не вытирают пятна, а покупают новое платье.

– Именно так я и сделаю, но она не хочет принимать от меня подарки.

– Вы почаще об этом вспоминайте, а уж мы как-нибудь постараемся преодолеть скромность. Правда, Росица?

– Да, – робко ответила девушка.

Я смотрел на них и думал: интересно, как относился Пырван к своей бывшей подружке? Неужели так же?

Что-то не верится. Скорее уж она вытирала его облитые вином брюки, стоя перед ним на коленях и осыпая его милыми упреками:

– Медвежонок, если ты и впредь будешь таким неряхой, я тебя запру на чердаке со своими старыми куклами!..

Однако я снова увлекся. Не знаю, может быть, я вас разочарую, но и Десислава-Деси в моем рассказе, пожалуй, разделит судьбу Росицы и Златы, то есть не будет центральным действующим лицом. Заметьте – я сказал "пожалуй". Поскольку какую-то роль она все-таки играет, а не служит просто фоном, как другие две женщины. Но ее роль – вспомогательная, движущей пружиной ее не назовешь. В середине повествования она исчезает со сцены. Думаю, что это не такая уж беда, поскольку к тому времени наше внимание будет поглощено другими персонажами, точнее, одним-единственным, который предстанет перед нами как воплощение сложности современного мира, где сосуществуют добро и зло. А наше единственное желание – сделать этот мир добрее.

Как видите, я не использую обычных для большинства рассказчиков приемов. Вместо того чтобы сгустить краски около Деси и заставить вас думать, что пути ее и Пырвана снова пересекутся и, быть может, самым роковым образом, я заранее предупреждаю: не вглядывайтесь в нее слишком внимательно! Это вас только запутает. А мне хочется, чтобы вам все было ясно. Итак, с одной стороны, перед нами Пырван Вылков, а с другой…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Откинувшись на спинку кресла, генерал принялся машинально тасовать карты:

– Значит, соглашаешься… да куда ты денешься. Запомни только – никто ничего не должен знать. Я остановился именно на тебе, потому что знаю тебя, как человека деликатного. Все нужно сделать так, чтобы никого не обидеть. Нелегко, конечно, но я уверен – ты справишься!

– Спасибо. Я бы все-таки предпочел сыграть партию в бридж, – сказал я. Меня уже начал мороз подирать по коже.

– Ох, и я бы сыграл, сынок, – вздохнул генерал, – но что поделаешь, такая уж у нас служба.

– А срок?

– Какой срок? Нет никакого срока. Будешь приходить ко мне, только когда наткнешься на что-нибудь действительно стоящее. Но смотри у меня – сразу не сдаваться! И слышать об этом не хочу. К нам пробрался враг, и мы должны его разоблачить. Коротко и ясно. Действуй!

Действовать-то я буду, но вот с чего начать? Данные нашей разведки свидетельствуют об утечке на Запад важной секретной информации из СЭВ. Вот и все.

Я снова вглядываюсь в список. Имена вдруг оживают, я вижу людей со строгими деловыми лицами, с орденскими планками на лацканах кителей, а под ними – старые раны. Все они выстраиваются передо мной и хором кричат: "Ты что о себе воображаешь? Смотри, как бы тебе солоно не пришлось! Да ты способен и родную мать… Осторожнее на поворотах!"

Ладно, буду осторожен, но действовать-то надо! Приказ есть приказ – каким бы он ни был неприятным. Ну, с кого начать? Ткнуть наугад в первого попавшегося (вот счастливчик!) и… вперед! Нет, так не пойдет, это не лотерея. Хорошенькую свинью мне подложил генерал! Бридж, говоришь? Сам виноват – не взял вовремя отпуск за прошлый год! Взял бы отпуск, глядишь, и кто-нибудь другой вытянул бы этот билет, другой бы сейчас рвал на себе волосы и скулил. А теперь все – взялся за гуж… Генерал будет погонять, а ты – пыхтеть. Ничего не скажешь – хорошенькое дельце, особенно если учесть, что для промышленного шпионажа подбирают людей, доказавших не только свои умственные и профессиональные возможности, но и обладающих железной волей. Таким и годы нипочем, и в чужом окружении они себя чувствуют, как рыба в воде. Такие агенты не бросаются вперед очертя голову, как случается иногда с их военными или идеологическими собратьями, они не впадают в панику, умеют выжидать, а услуги их оплачиваются более чем щедро – ведь все это люди, которые по роду службы получают много и не продаются за гроши, как разные пройдохи, ошивающиеся в барах и притонах. Да, подвел меня генерал под монастырь! С кого же начать и как?

И представьте себе – именно в этот момент появляется Пырван. Пришел жаловаться, что умирает со скуки, что все в Управлении смотрят на него снисходительно, что ему, в конце концов, надоело быть пешкой и, если и дальше так пойдет, то лучше ему взять шапку в охапку и уходить.

– Товарищ полковник, нельзя же так! Только зря зарплату получаю, – его живые темные глаза смотрели на меня в упор. Он хочет получить ответ на свой вопрос и не уйдет, пока не получит.

Может, рассказать ему про СЭВ, показать список генерала, отпечатанный на розовой бумаге, как любовное послание? Вот дело, которое требует сочетания ума, интеллигентности, терпения, такта, умения организовать материал, культуры – всего, кроме мускулов. Нет, ничего я ему не сказал бы, обладай он даже качествами моих лучших помощников – майора и капитана. Потому что я с самого начала согласился помогать борцу и студенту, а не разведчику. Да и председателю клуба я обещал щадить его. Разве за тремя зайцами угонишься? Чем скорее он это поймет, тем лучше для него. Всех трех упустишь. А то, что в Управлении упорно не хотят его замечать, это верно. Более того, большинство вообще на него смотрит косо, другие же относятся к нему как к мальчику на побегушках, считают, что борец не вспотеет, если разнесет по этажам письма и бумаги, а вот если дать ему задачу, которая требует напряжения извилин, тут ему и конец. Я его понимаю, особенно когда представляю себе, как выглядит Пырван в спортивном зале. Там он не проходит, как тень, понурив голову, не уступает дорогу, а идет молодцеватой походкой, небрежно кивая направо и налево, как и подобает чемпиону Европы, будущему чемпиону мира. Но что я могу сделать? В наших кругах синекурная должность – большая редкость, людям необходимо время, чтобы свыкнуться… И все же Пырвану не на что жаловаться. Совсем без дела я его не оставляю. И зарплату свою он получает не зря. Неужели не замечает, как много внимания я уделяю его тренировкам, не ценит внимания, с которым я отношусь к его спортивным достижениям, внушая то же самое и своим непосредственным подчиненным? За два месяца, что прошли с тех пор, как он появился у нас в Управлении, я – как это ни невероятно – стал заядлым поклонником борьбы и уже совсем свободно разговариваю с заслуженным тренером. У Златы грехи почти те же: она подружилась с "прозрачным созданием" и увлеклась художественной гимнастикой. (Росица говорит, что в ее клубе все называют мою жену "тетя Злата"). Одним словом, мы стали спортивной семьей… Нет, Пырван просто неблагодарный тип. Поделом ему будет, если я и вправду втравлю его в какую-нибудь запутанную историю, вроде этой, связанной с СЭВ. Тогда посмотрим, как он будет тренироваться каждый день, совершенствуя свой "волчий капкан"!

– Итак, товарищ старший лейтенант, – сказал я, – выслушал я тебя внимательно. Работой своей ты недоволен, скучаешь, считаешь, что твои возможности недооценивают, ты обижен и, если я правильно понял твои намеки, сравниваешь себя с некоторыми коллегами, которым я даю "настоящие поручения", а не "загадки для дошкольников"… Продолжать или хватит?

– Ничего такого я не говорил, – нахмурился Пырван. – Причем тут равенство? Я просто хотел…

– Я уже слышал, можешь не повторять. Теперь слово за мной. Скажи мне, пожалуйста, может ли человек стать борцом, спортсменом просто так, без специальной подготовки, лишь однажды ступив на ковер? Насколько я понимаю, и в борьбе недостаточно одних мускулов, силы и ловкости, нужны также мастерство и опыт. Так или не так?

Пырван ничего не ответил.

– Если твое молчание означает согласие, то вот тебе еще вопрос: что ты скажешь о такой высшей духовной деятельности, как разведка? "Высшая духовная" – это не мои слова, я цитирую одного писателя, военного, сам я с этим не могу полностью согласиться.

– Известная доля правды в них есть, – подтвердил Пырван.

Теперь видишь, в какое неудобное положение ты себя ставишь, – продолжал я беспощадно. – Представь себе, что к твоему тренеру является какой-нибудь удалец, который ни черта не смыслит в борьбе, и настаивает, чтобы его взяли в сборную страны.

Старший лейтенант покачал головой:

– Это не одно и то же! Вы ко мне просто придираетесь. Когда это я просился в "сборную страны"? Я хочу только "тренироваться", но вы мне даже этого не даете.

– А когда тебе приходится топтаться на каком-нибудь углу или торчать по нескольку часов в подъезде, что это, по-твоему? В нашем деле с этого начинают… Да, чуть не забыл – я прочел размышления твоего тренера, напомни мне вернуть тебе газету. Некоторые из них запали в память, вот слушай: "Путь к настоящему спортивному мастерству напоминает переход через топкое болото – ни одного шага нельзя сделать вслепую".

– Так ведь он сказал и другое: "…Начинающий борец как нераскроенная ткань. Если скроить из него брюки, то пиджак уже не получится". Этого вы как будто не помните? И раз уж вы об этом заговорили, то позвольте мне процитировать еще одну мысль моего тренера: "Спортсмен – сам творец своей судьбы, она не зависит от прогнозов".

– А тебе не приходило в голову, что за эти два месяца просто могло ничего не случиться? Может, ты просто торопишься?

– Я знаю – случилось… Мне уже ясно… Но я этого так не оставлю, – повысил голос Пырван и продолжил уже глуше: – Можно мне обратиться за разрешением к генералу? В конце концов, ведь я… юрист.

– Кто ты? – я приставил ладонь к уху, с трудом сдерживая смех. Мне вдруг вспомнился один комичный случай, который произошел на Витоше много лет тому назад, когда с мясом было трудновато. – Так кто ты, говоришь?

– Юрист, – повторил Пырван и покраснел, как рак. – То, что мне еще два года учиться, не имеет значения.

– Ты извини, это я по другому поводу рассмеялся. Один мой приятель как-то раз выразился подобным образом в незнакомой компании. Мы с ним разложили на столике разные лакомства, которые, разумеется, привлекли внимание наших соседей. Так вот один из них возьми да и спроси: "И где вы только находите такую вкуснятину, у нас прямо слюнки потекли", а мой приятель вдруг ни к селу ни к городу ляпнул: "Я студент!" Не знаю почему, но мы тогда чуть не лопнули со смеху.

Пырван посмотрел на часы.

– Ты куда-нибудь торопишься? – спросил я.

– На тренировку, – ответил он сухо.

– Можно и я с тобой? У меня два часа свободных.

– Пожалуйста. Мне очень приятно.

– Тогда будем считать, что наш разговор окончен, – я убрал бумаги в ящик, запер и встал из-за стола.

Однако Пырван не двинулся с места.

– Для меня разговор совсем не окончен, – отрезал он.

– Еще бы, кошку как ни брось, она на ноги встанет!

– А знаете, между прочим, что еще говорит мой тренер: "Борец может поучиться у кошки. Она никогда не падает на спину, хотя ни одно правило ей этого не запрещает".

– Мы уже как классика какого-то цитируем твоего тренера. И все же, это его мысли или он списал откуда?

– Думаю, что его. Точно не знаю, не спрашивал. Он обычно молчит, молчит, а потом вдруг сказанет что-нибудь эдакое… Хоть стой, хоть падай.

– Ты как считаешь, он обрадуется, если узнает, что я тебе дал серьезное поручение? Я что-то не очень уверен.

Пырван постарался поймать мой взгляд, но я поспешил отвернуться.

– Можно мы продолжим этот разговор после тренировки? – спросил он. – Я не отниму у вас много времени.

– Можно. Почему бы и не продолжить? – ответил я тоном, не оставлявшим ему никакой надежды.

По дороге к стадиону мы молчали, но даже если бы нам и хотелось поговорить, все равно никакой возможности не было – в автобусе давка, а на улице к нам пристал какой-то парень из команды Пырвана, которого так и разбирало от желания с кем-нибудь потрепаться. Я до сих пор помню, какую «торжественную» встречу устроил мне сторож на стадионе, когда я пришел сюда в первый раз. Все это – дело прошлое, и мы оба, будучи людьми благородными, предпочитаем об этом не вспоминать. Теперь он мне кланяется издали, но я-то не дурак, знаю, из-за кого он так любезничает. Конечно же, из-за чемпиона Европы. Благодаря Пырвану и я стал своим человеком среди спортсменов, приобрел, как говорится, вес, не то что раньше. И если для гимнасток моя половина – «тетя Злата», то меня здесь все знают как «дядю» – никто меня иначе и не зовет. Не знаю, разумно ли поступил Пырван, представив меня как родственника. Во всяком случае, эту невинную ложь все принимают за чистую монету. Может быть, только заслуженный тренер догадывается, какие мы «родственники», а уж правду-то знает только председатель клуба.

Как только мы вошли, мне сразу бросился в глаза лозунг на противоположной стене: "Геркулес и Марко Королевич[1]1
  Герой болгарских народных сказок.


[Закрыть] тоже прибегали к хитрости!" Это что-то новое. В прошлый раз здесь висели совсем другие слова, из тех, на которые никто не обращает внимания: «Высокое спортивное мастерство требует…» и т. д. У меня нет никаких сомнений насчет того, кто может быть автором новой надписи – вот он сам идет нам навстречу, пробираясь – да так, чтобы никого не задеть и не толкнуть, – сквозь толпу старичков и старушек, окруживших председателя клуба. Заслуженный тренер – человек среднего возраста, среднего роста, ни толстый, ни худой, да и лицо у него совсем обыкновенное – никак не подумаешь, что у него такой живой, афористический склад ума. Перво-наперво я решаю подразнить его по поводу нового лозунга:

– Это ведь вы придумали? Почему же не включили в свои газетные размышления? Может, вы решили все начать заново, с нуля?

Он виновато улыбнулся и развел руками:

– Может, и не очень красиво, но для меня эта мысль всегда была чем-то вроде руководства к действию. По этому поводу хочу пожаловаться вам на Пырвана – не может он, вернее, не хочет понять одну простую истину…

– Да, уж чего-чего, а упрямства ему не занимать, – согласился я весело. – Все торопится и любит действовать на свой страх и риск.

– Совсем наоборот, – возразил тренер. – В том-то и дело, что не торопится. А уж какой консерватор! Ни одному члену Палаты лордов за ним не угнаться. Но лорд он и есть лорд до конца своих дней, а борцу приходится ежедневно защищать свой "аристократический" титул.

– Что вы говорите? – удивился я. – Неужто он перестал серьезно относиться к тренировкам?

Тренер похлопал Пырвана по плечу:

– Кто-кто, а он-то прекрасно понимает, что я имею в виду!..

Весь этот разговор проходил в присутствии Пырвана, который переступал с ноги на ногу и не знал, куда спрятать глаза. Видно было, что ситуация для него не из приятных, – гордым людям не нравится, когда о них говорят в их присутствии.

– Иди переодевайся, – отослал его тренер и, когда Пырван отошел, нарочно повысил голос: – Я им и вправду недоволен, совсем серьезно.

Пока мы разговаривали, собравшиеся в зале старички и старушки подняли невообразимый шум. Они взволнованно жестикулировали, лица их искажало благородное возмущение. На этом фоне выделялась изумленная, растерянная физиономия председателя.

– Это еще что? – спросил я. – Съезд престарелых? Или они подняли бунт?

– Бунт, именно бунт, – сказал тренер, показывая на высокого костлявого старика, у которого ворот рубашки торчал поверх пиджака. Тот яростно размахивал тростью перед глазами вконец растерявшегося председателя. – Вы не знаете, но это у нас, так сказать, гвоздь программы вот уже целую неделю. Не позавидуешь товарищу председателю, лично я не посмел бы сопротивляться такой ужасной стихии, как любовь. Против нее все бессильно, ни один бог с ней не справится, будь их хоть сто на небе… Председатель сам вам все расскажет. Он вас заметил, сейчас подойдет. Надо его спасать от помолодевших старичков.

Председатель и вправду нас заметил и отчаянно пытался пробиться к нам. Наконец ему это удалось, но бабушки пошли вслед за ним, не отступая ни на шаг. Только теперь я заметил, что большинство из них в спортивных костюмах и обуты в белые кеды.

– Оставьте меня в покое! – закричал он, показывая пальцем на меня. – Вот от этого человека все зависит. Он решит проблему. Как он скажет, так и будет.

Старички и старушки переглянулись, открыли рты, чтобы что-то сказать, но не издали ни звука и так и застыли: с открытыми ртами, плечом к плечу, сомкнув ряды – совсем как забастовщики при появлении начальника полиции.

– Спасите, братцы! – прошептал председатель. – А то они совсем уже с ума посходили. Не хотят расставаться друг с другом. Теперь только смерть может их разлучить. Прямо не знаю, как быть. Вот уже неделю стучатся во все двери, проникают в самые недоступные кабинеты, до министров дошли, жалобы пишут в президиум…

– Может, ты мне скажешь наконец, в чем дело? – нетерпеливо перебил его я и дружелюбно взглянул в сторону застывших в ожидании старушек. – Ты что, пенсии у них отнял, что ли? Это что, бывшие спортсмены?

– Какие там бывшие, самые что ни на есть настоящие! Мы организовали группу здоровья для престарелых – мол, пусть себе бегают, занимаются физкультурой, разминают старые кости.

– Ну и что? Это же чудесно.

– Да, но теперь они ни за что не хотят расставаться. Ни за что на свете. Начальство решило распределить их по районам, то есть по разным спортивным организациям, а они никаких решений не признают – не уйдем, говорят, отсюда и все, один за всех и все за одного. Целый год мы занимались вместе, какому умнику пришло в голову делить нас на группы и зачем? Кому мы мешаем? Никому. Разве мы чего-нибудь требуем? Нет! Тогда какого черта расформировывают нашу группу? Для удобства? Нам и так удобно, что же вы нас-то не спросили? А насчет денег на трамвай и автобус не беспокойтесь, деньги у нас есть, можем и на такси приезжать, это наше дело. И знаешь, почему они так настаивают? Догадываешься?

– Я уже сказал ему, – вмешался в разговор тренер. – Любовь. Сильнейшая из стихий. Тайфун налетит и пройдет, а любовь уж если придет на старости лет…

– Вот именно, – сказал председатель. – Большинство из них разбились на парочки – ты бы только посмотрел, как они распускают хвосты друг перед дружкой, как вздыхают, как нежно ухаживают за своим партнером или партнершей, как умильно беседуют о своих болячках и о пользе физкультуры… Просто любо-дорого глядеть, да ведь могут возникнуть всякие там неприятности, инциденты, так что мы решили…

– Сдавайся, товарищ председатель, иного спасенья нет! Они пойдут жаловаться еще выше, если уже не ходили. – Тренер взглянул на меня заговорщицки, а я продолжал кивать старушкам, мол, все улаживается, не бойтесь, все утрясется. – Какой разумный человек будет действовать себе во вред? Сегодня мы с тобой забыли, что такое любовь, но вот почувствуешь приближение старости, по-другому запоешь… Об этом-то ты подумал?

Председатель рассмеялся:

– Нет, вы только послушайте, что за речи! Я вот твоей жене скажу.

– Говори, говори, так она тебе и поверила. Никто ее не убедит, что я на такое способен.

– Ну, и что ты предлагаешь? Новый лозунг: "Спорт и любовь – в массы!"

– Неплохо, – одобрил я. – Придет время, и, может быть, и мы к ним присоединимся.

Старички и старушки подошли на шаг ближе. Явно, терпение у них лопнуло. Все взоры обратились ко мне. Что им сказать?

– Говори, что хочешь, – решил председатель и снова кивнул на меня: – Можете сказать ему "спасибо". Он врач-психолог, учился в Москве, Вене и Лиссабоне, а в ваших проблемах собаку съел.

– Значит, остаемся? – заволновались "забастовщики".

Я важно кивнул.

Костлявый старичок поднял свою трость высоко над головой и крикнул:

– За мной, стройсь!.. К торжественному маршу в честь товарища – приго-о-товсь!

Старички и старушки выстроились в шеренгу так быстро, что ни один старшина не придрался бы. С согнутыми в локтях руками они замаршировали на месте, высоко, чуть ли не до диафрагмы, поднимая колени. "Бего-о-м марш!" Колонна неуклюже двинулась вдоль стены, в притихшем зале слышалось только учащенное дыхание старичков. Готовые к тренировке борцы сгрудились у ковров в центре зала и медленно поворачивали головы, чтобы не упустить этой процессии из поля зрения. Никто не смеялся, но по лицам всех зрителей бродили одинаково добрые и нежные улыбки. Все в том же строгом порядке колонна покинула зал, и он сразу опустел и стал мрачным, однако уже в следующий миг тишину нарушили характерные для борцов шлепки и раззадоривающие возгласы, на коврах сплелись молодые, гибкие тела – рабочий день начался.

Однако куда запропастился Пырван?

– Он хочет дать нам возможность поговорить спокойно, – сказал тренер. – Я же собрался на него жаловаться.

– Ладно, я вас покидаю, – стал прощаться председатель. – Хорошо же мы это дело обтяпали, ничего не скажешь! Я пошел в районное управление, уж там-то меня распекут в хвост и в гриву, пока я тепленький. Так что, братцы, оплакивайте мою судьбу.

– Оплачем непременно, – пообещали мы и снова похвалили его за решение оставить стариков в покое.

Тренер же потянул меня в укромный угол и, подняв глаза к лозунгу на стене, сказал:

– Я не случайно его повесил. Пусть им глаза мозолит. Особенно Пырвану, который никак не хочет понять, что хитрость необходима не только на ковре и во время турнира, но и гораздо раньше, когда мы только-только разрабатываем тактическую программу на весь год. Сегодня весь мир знает Пырвана как мастера "волчьего капкана". Так почему бы ему не преподнести приятный сюрприз? Разве трудно ему не применять хоть некоторое время этот свой излюбленный прием, создать впечатление, что он вообще от него отказался и припас что-то другое? И, когда никто этого не ожидает, скажем, во время последней решающей встречи, вдруг – "волчий капкан", потом еще раз и еще… да так, как только он может это сделать. Вот что я пытаюсь ему вдолбить. Но молодо-зелено, разве их в чем-нибудь убедишь! Пырван знает свое – "волчий капкан", он верен этому приему. И ведь не возразишь – всех своих успехов он добился именно благодаря ему. Пырван постоянно его совершенствует, своим умом дошел до таких тонкостей, о которых ничего не пишут даже самые знаменитые специалисты по этим вопросам. Все это, конечно, прекрасно, однако однообразие всегда чревато неприятными неожиданностями. Я не могу с уверенностью сказать, кто выиграет в июле на первенстве страны – он или Косолапый (вот ведь прозвище!), самый серьезный его противник в этой категории. По-моему, у Косолапого шансов больше и, если так и выйдет, то пусть Пырван не взыщет – ни на миг не задумаюсь, кого взять в сборную. Я ведь ему вот о чем толкую: можешь использовать "волчий", никто тебе не мешает, но в то же время отрабатывай и другие приемы, которые тебе понадобятся, а их, кстати, немало. Бери пример с соперника, ему все приемы даются с трудом, но парень работает, старается – отсюда и успех. А Пырван только смеется: "Я медведей не боюсь, мне и шатун если попадется, уложу на обе лопатки". Такая самонадеянность не делает чести культурному человеку… Мне кажется, сердце у него не на месте, что-то его гнетет. Вы ведь знаете – он парень честолюбивый и уж если что задумает…

Тренер посмотрел на меня, ожидая ответа. Как будто ничего о разговоре в моем кабинете ему не было известно, хотя не исключено, что Пырван поделился с ним огорчением по поводу того, как бездарно и скучно приходится ему проводить время на работе. Взять его сторону? Но это означает, что тренер лишится одного из лучших борцов. Да что я говорю! Даже если бы я хотел доверить Пырвану какое-нибудь дело, все равно не смог бы. Их просто нет. Кроме случая с СЭВ, но ей-богу, я ведь даже майора еще не посвятил в подробности, только намекнул… Я промолчал, притворившись, будто не понял, куда гнет тренер. Терпеть не могу, когда посторонние вмешиваются в мои служебные дела.

А теперь хочу представить вам Пырвана в непривычном для вас обличье. Вот он выходит в черном шерстяном трико и легких кожаных борцовках. Он торопится. Он действительно очень опоздал и пробегает мимо нас с опущенной головой, хотя видно, что его так и подмывает узнать, о чем мы толковали. Вы удивлены? Но не забывайте, как я сам удивился, когда он впервые переступил порог моего кабинета. Тогда ничего в его внешности не говорило о том, что передо мной борец, да еще чемпион Европы. "По Дьяволенку и в шинели сразу было видно, что он спортсмен, гимнаст, а этот… да перед университетским подъездом толпятся десятки таких, как он". Но, как вам известно, я почти два месяца хожу с ним на тренировки и уже перестал удивляться его прекрасно сложенному телу. На груди и спине бугрятся великолепные мускулы, ноги сильные, но стройные. В одежде он выглядит юношей, почти мальчиком, а разденется – и перед вами античный бог, Геракл. Он спокойно мог бы участвовать в соревновании культуристов и победить, если в жюри будут люди, испытывающие отвращение при виде гипертрофированных мускулов. У Пырвана все соразмерно, все пропорции соблюдены. Задачу Деси нельзя назвать трудной, особенно если представить себе, с какими дряблыми "интеллигентскими" мускулами ей приходилось иметь дело раньше. Я скорее готов пожалеть "прозрачное создание" – каково-то ей приходится в этих мощных объятиях? Обратите внимание и на татуировку, из-за которой жизнь Пырвана столько раз висела на волоске. До сих пор я не заметил, чтобы кто-то из борцов заглядывался на его разукрашенную руку. Знают они или нет? Старший лейтенант помалкивает об этом случае, да и "японская болгарка" не бросается в глаза. Голубые линии рисунка настолько бледны, что издали вполне можно подумать, будто это синяк от ушиба – для борца дело заурядное. Надо будет как-нибудь подковырнуть Пырвана. Так и спрошу: "А что, если Росица узнает, что "японская" девушка тебе дороже, чем она? Ведь это так, правда? И стоит тебе встретить ее, живую, ты, не задумываясь, распрощаешься с Росицей!" Он, наверное, посмотрит на меня как на психа и рассмеется: "Как вам только такое в голову пришло? Не понимаю", – а потом глубоко задумается… Фантазия! Гадаю, словно старая сплетница, о вещах, которые преспокойно можно объяснить характером близкого человека, осмысленным к нему отношением. Дай бог, чтобы я оказался не прав! Пырван и Росица – чудесная пара, гораздо больше радующая глаз и душу, чем, скажем, мы со Златой.

Но вернемся к вещам более реальным – к тренировке. Нет, описывать ее я не стану – дело это сложное, можно что-нибудь напутать. А потом, вдруг вам станет скучно? Ведь тренировка, как ни верти, ни в какое сравнение не идет с соревнованиями. Ей не хватает волнующей неизвестности, которая и влечет зрителя на трибуны. На тренировке нет победителей и побежденных, никто ни за кого не болеет, если не считать тренера, который в силу своего положения всегда настроен против своих воспитанников – "Не так, Иван!", "Опять повторяешь старые ошибки, Драган!" А восхищение тренера по поводу чьей-то удачи всегда граничит с недовольством. Вот так восхищаются и техничным приемом игрока из команды противника. И пусть меня простит заслуженный тренер, но, кажется, и он не исключение из этого правила! Мне бы больше хотелось увидеть его в другом свете, например, как искренне аплодирующего болельщика на трибуне. Потому что Пырван этого заслуживает. Я не специалист, но даже мне ясно, что его "волчий капкан" – неотразимый прием. И что особенно интересно – он любыми правдами и неправдами стремится к позиции, в которой сподручно применить именно этот прием. Вот и сейчас: его противник – борец более тяжелой категории, которого предупредили, чтобы опасался именно "волчьего капкана". Руки его, когда он упирается ими в ковер, похожи на бетонные колонны, кажется – ничто не в состоянии сдвинуть их с места. Пырван не торопится, но и времени даром не теряет. Именно такое впечатление складывается у меня, когда я за ним наблюдаю. Он напоминает мне искусного каменотеса, который со всех сторон выстукивает каменную глыбу, чтобы определить, где ее главная жила. Краткое восклицание тренера дает мне понять, что жила нащупана. Выражение лица у Пырвана меняется: оно делается как будто спокойнее. Или мне так кажется? Все равно – каменотес уже приступил к ломке огромной глыбы. Он… впрочем, что же я мучаюсь, ведь у меня с собой книга "Вольная борьба"! На странице 168-й написано: "Едва ли есть другой прием в вольной борьбе, для проведения которого существует так много способов. Многообразие захватов и многосторонний захват превратили "волчий капкан" в страшное оружие. Защищаясь, находящийся в партере борец, чтобы не быть перевернутым на бок, переносит тяжесть на атакующую ногу, а точку опоры – на левую руку. Нападающий отказывается от намерения перевернуть соперника на бок и захватывает его шею с внешней стороны, одновременно нажимая предплечьем правой руки вниз. Преодолев сопротивление шейных мускулов, нападающий переносит левую ногу и блокирует левое бедро противника, не уменьшая натиска правой руки. Одновременно с переносом ноги следует…"

Вы что-нибудь поняли? Нет, конечно? Я тоже ничего не понял, хотя я сто раз наблюдал за исполнением этого приема. А вот борцам все ясно, для них это не китайская грамота, как для нас. И все-таки я отдаю предпочтение афоризмам заслуженного тренера, его афоризмам и психологическим исследованиям. Вот что он мне сказал по этому случаю:

– Черт его знает, что я предпочитаю! Все трудно, но самое неприятное, пожалуй, давать интервью сразу же после турнира – нет времени подумать…

Вечер. Мы с Пырваном сидим в самом, может быть, спокойном местечке в центре города – в «Молочном баре» напротив кинотеатра «Культура».

Что я слышу? Вы смеетесь? Считаете, что мне ни в чем нельзя верить? Да разве можно сказать, что "Молочный бар" – тихое и укромное местечко? А толпы молодежи, ошивающейся там в обед и ранним вечером?

Прошу прощения, но вам, наверное, давно не приходилось бывать на площади Славейкова? Приходите туда сейчас, тогда и поговорим. Если вам нужно тихое и спокойное местечко, где можно не шептаться, отбросьте все сомнения – это только "Молочный бар"! Здесь тихо, как в церкви… Вы все еще недоверчиво усмехаетесь, все еще думаете, будто я вас разыгрываю. Ладно, я знаю, что сказать, чтобы прогнать даже тень сомнения. Одно-единственное слово, и вы сразу согласитесь со мной. Впрочем, это два слова. Вот они: "Не курить!" Такие страшные надписи, и все на самом видном месте, да еще с жирными восклицательными знаками, глядят на вас отовсюду с самого порога. Жалко – такой хороший, уютный бар! К тому же чудесное место для наблюдений. На самом углу, на перекрестке. Притаишься в шумной толпе и ждешь, когда появится Он. В один прекрасный миг это произойдет обязательно: надо же и Ему выпить чашечку кофе и поглазеть на девушек (там собираются красивые и интересные, всегда нарядные девушки с книжками под мышкой, вечно горящие желанием поговорить об искусстве). Как бы то ни было, я всегда на стороне молодежи, и если бы что-нибудь зависело от меня… Но, к сожалению, от меня ничего не зависит, и вот теперь мне приходится, словно школьнику, прятать в рукаве сигарету (хотя школьником я такого себе не позволял). Пырван, сам того не желая, мне помогает – его широкая спина скрывает меня от бдительного ока барменши. Пырван же и привел меня сюда, чтобы закончить разговор, начатый в моем кабинете.