Текст книги "Естественная история Рая"

Автор книги: Асгер Йорн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Изгнание из Рая

Изгнание из Рая приспевает в тот день, когда Ева уже недостаточно сильна и коварна, чтобы убить Адама после так называемого любовного акта. Она вынуждена оставить его в живых. И она подчиняется. Это подчинение подчеркивается тем странным фактом, что она делает вид, будто усвоила урок, почти всякий раз, когда ерепенится и получает взбучку. Спрашивается, как и почему возымел место подобный эффект? Быть может, путем естественного отбора? В любом случае примечательно, что сдержанная агрессия Адама по отношению к Еве, как правило, делает ее покорной и пресекает потуги к восстанию. Именно из-за этого, из-за своей покорности, Ева полностью превращается в женщину. Чем сильнее она сомневается, что продолжает оставаться женщиной, и хочет в этом увериться тем охотнее ищет столкновения, дабы оказаться наказанной. Такова защита, к которой женщина по своей женской воле прибегает против возвращения в Рай, если, напротив, не стремится напрямик туда вернуться. Тут весь диапазон.

Если женщина объясняет, что даже во сне женщине не под силу истребить самцов, психоанализ тут же усматривает в этом выраженное в негативной форме признание в глубинном желании. Психоаналитик К. Г. Юнг высоко ценим за то, что среди глубинных подсознательных позывов к действию выявил у людского рода так называемые архетипы. Причем некоторые из них восходят к эпохе между зачатием и рождением индивида, когда он проходит через все стадии эволюции животных. В процессе нашего осознания, который придает истокам некоторых мыслей и повадок женщины и мужчины точное, а не символически-абстрактное значение, наблюдение за упомянутыми стадиями эволюции приобретает особую важность из-за сцепления их последствий. Именно по причине неминуемых последствий единожды сделанного выбора мужчины во все времена придавали огромное значение началу чего бы то ни было. Хорошо начать – наполовину закончить. Самое язвительное в различных мифологиях, что в них по большей части наблюдаются одни и те же соображения; они обнаруживаются даже в современных естественных науках, разве что расширяющих общую панораму. Различается же в большинстве случаев лишь интерпретация собранных фактов, с удивительной точностью преследующая субъективные интересы.

История показывает, что ностальгия женщины по своему утраченному раю богини-матери постоянно пыталась найти себе выход в тех или иных притязаниях. В Малой Азии и Средиземноморье несколько тысячелетий назад в некоторых сообществах, как гласят мифы, обычай требовал, чтобы мужчина почитал за честь выложить на стол, прежде чем покинуть коллективные празднества оплодотворения, свои отчекрыженные тестикулы. Это рассматривалось как акт героизма. И кончилось, однако, плохо. В один прекрасный день кого-то из них в решающий момент вдруг охватила паника из разряда тех, что психоаналитики называют страхом кастрации. Предательски смалодушничав, он отказался явить себя по-настоящему мужественным и бесстрашным. Что оказалось заразительным, и Рай в очередной раз был уведен у Евы из-под носа. Сегодня мы в развитых странах стали гуманистами и обходимся инъекциями феминизирующих гормонов. Ритуальные церемонии заменяет научная квалификация.

Никто не мечтает истребить «мужчин». Но кажется, что этот вопрос четко и ясно не разрешить, если не уточнить, что же собственно понимается под этим словом, о «мужчине» говорится или о евнухе. Анкета в Соединенных Штатах показывает, что единственное, чего все жены единогласно требуют от своих мужей, это полный контроль за их мошной – естественно, в сугубо монетарном смысле. До чего удивительна эта цивилизация денежных евнухов.

Ева превращается в женщину, Адам в мужчину

Церковь и женщины любят похваляться, что это они своим благим примером и прекрасным галантным образованием привили варвару-мужчине дух благородства, доброты и сострадания. Естественная история преподносит нам куда более логичный источник подобного положения вещей, а история поведения средневековых королев, пап и папесс учит нас, что сей романтический образ несколько приглажен.

Рыцарский дух Адама, как мы уже видели, восходит к эпохе, когда он был обязан сохранять Еву в живых и в годном состоянии – и в то же время должен был втемяшить ей в голову, что, само собой, не стоит впредь пытаться его убить. Именно по причине этого необходимого для его существования занятия у Евы и накопилась совершенно оправданная злоба в отношении сего нахального пришлеца. Что для нее неестественно. Теперь она должна, более или менее помалкивая, скрытничать, хитрить, ненавидеть и бояться, делать ставку на тщеславие и слабость Адама, его ослаблять, поднимать на смех, разыгрывать и обыгрывать, по возможности манипулируя им при помощи шантажа, кокетства, героических улыбок и трогательных слез, чтобы несколько отомстить за свое унижение. Она более не свободна в своей игре. Но остается уйма возможных уловок.

Прежде всего между Адамами не возникает стихийной солидарности, подобной сговору между Евами. Они не способны отождествить себя друг с другом, напротив, их компетентность в борьбе, коль скоро Ева сдулась, требует дальнейшего поля приложения, и они развлекаются тем, что набрасываются друг на друга. Потасовка забавляет их как игра. Ева необходима и незаменима. Но не Адам. Его всегда слишком. Так что имеется выбор, и его можно реализовать, если удастся побудить их убивать друг друга, притворившись, будто предпочитаешь сильнейшего. Здесь мы присутствуем при первых шагах расовой борьбы. Такого рода рыцарские турниры особенно развиваются в эпоху тюленей и оленей. Но я слышал, как одна негритянка объясняла на американском телевидении, что борьба между белыми и черными мужчинами немедленно прекратилась бы, если бы белым женщинам не давали подзуживать стороны в ссорах. Именно женщины направляют вендетты в ирландских сагах и на Сицилии. Адама не интересуют цвета, разве что как желательная гамма в его добротно укомплектованном гареме. Говорят, что он по духу полигамен. Но если бы он мог, он не отпустил бы ни одну. Ева, напротив, обожает перемены. Ее верность всегда более или менее абсолютна и сосредоточена на сиюминутной страсти. С Адамом ее не связывает никакая жизненная необходимость. Она находит, что деньги играют очистительную роль, упраздняя борьбу полов. Она глубоко проституирована самим присутствием Адама, поскольку не может обладать им целиком. Единственная разница между теми, кто продает себя проституируясь, и теми, кто продает себя брачуясь, состоит в стоимости и длительности контракта. Это просто формула. Остаешься свободнее, обслуживая анонимную сообщность. Проституция – это экономическая система, которая позволяет наделить всеми правами непосредственно пристающего и ничем, кроме неправоты, отсутствующего. Что устраняет любую озабоченность прошлым и будущим. Существует только настоящее; его присутствие постоянно и воплощено в личности Евы. Она и есть настоящее, самое существенное существование, перед которым Другой, чтобы продолжить существовать, должен предстать в качестве клиента.

Борьба и насилие в любви

Божественнее давать, нежели получать.

Чтобы обеспечить себе более выигрышное положение в любовной борьбе, Адам не колеблясь внедряется в стан врага. Тут унижение Евы достигает своего апогея. Когда ему нужно оплодотворить уже отложенные Евой яйца, он слегка уязвим для ее атак; в один прекрасный день, когда он видит, что она готова отправиться на боковую, он наскакивает на нее, опрокидывает, пыряет, как говорится, ножом. Берет ее силой. Она может протестовать, извиваться, всё, что угодно. Адам находит это беспомощное восстание весьма трогательным, его наполняет спокойная сентиментальная радость. Он ее поимел. Он в нее проник, и она должна снести и это. За миллионы лет вошло в обычай, что Еву нужно насиловать. Весь ее физический строй приспособился к получению удара, и тот по мере развития стал даже приносить ей своего рода облегчение.

Но обязательно наступает момент, когда ей удается удержать его на расстоянии. У него нет права, кроме как в нужные моменты, а эти моменты зависят исключительно от Евы. Когда она хочет малышей, он может идти напролом. Но вне этого – ничего. Таким образом, большую часть времени она пребывает в покое. То есть она не дает себя насиловать как попало, она начинает насилие провоцировать.

Но тут приходит обезьяна, и всё меняется. Он совершенно чокнутый. Он хочет всё время. Он начинает вожжаться с нею днями напролет. Он эстет. Любовь уже не просто обязательство. Она становится игрой, искусством, и мужчина тоже пускается во все тяжкие, полный задора и пыла. Но вот что удивительно: судя по всему, всё это нравится и женщинам. Ева придает себе дополнительную и совершенно нефункциональную значимость, и это наводит на размышления, ибо она красной нитью проводит через весь этот процесс странное представление об изнасиловании, о глубоко раненной в самое сердце невинности. Это приводит к тому, что в Калифорнии за изнасилование могут осудить на смерть. Несколько лет назад, однако, в полицию обратился мужчина, которого при помощи сообщницы изнасиловала женщина. Возникает вопрос, не возымеет ли приговор по этому делу такой же громкий резонанс, как и дело Чессмена¹⁰10
  Кэрил Чессмен (1921-1960) – американский грабитель и насильник, которому в течение двенадцати лет (рекордный срок) удавалось при помощи апелляций добиваться отсрочки исполнения смертного приговора.


[Закрыть], – возможно, с более веселым решением.

Дело в том, что представление об изнасиловании женщины не выдерживает никакой критики и кажется сметанным на живую нитку. Оно могло бы быть оправдано только в том случае, если бы мужчина что-то у женщины брал. Так это и пытаются преподнести. Но здесь как раз противоположный случай: он ей что-то дает. Мужчина во время любовного акта не овладевает женщиной, совсем наоборот. Как раз женщине на какое-то мгновение кажется, что она его вобрала. И однако же он только оставляет ей кое-что, а сам ретируется. Естественно, если на это способен. Всё это объяснимо, только если принять, что богиня-мать полностью в курсе бесполезности эскапад самца, этого мужского паразита, в деле продолжения рода. До определенного момента она отзывчива, и если он подкатывает, гладит ей под столом ногу, она смягчается, не в силах устоять перед ласками; и тут-то, в момент, когда она совсем размякла, он спешит ее оплодотворить. Внезапно она понимает, что подлецу удалось замахнуться на малышей; побелев от ярости, она набрасывается на него и убивает на месте. Это надувательство донимает ее всё больше и больше, так что она начинает скрывать малышню в себе до тех пор, пока они не вполне готовы оттуда слинять. Чем выше мы взбираемся по эволюционной лестнице, тем дольше она сохраняет их в себе или рядом с собой. Именно на этой стадии Адам, преследуя свои цели, в нее и проник. Она не против, потому что получается, будто она его в то же время заглатывает. И из-за того, что всё оборачивается как-то иначе, всегда после этого несколько разочарована. Всё идет не совсем так, как она хотела. Она думает, что им овладела, а он всё же ускользает. То, что Адам отбирает у Евы при любовном акте, это просто ее добыча, просто он сам снова завладевает собой. Тем самым она чувствует, что, пребывая в совершенной гармонии, подверглась насилию со стороны пришлеца, по-прежнему воспринимаемого ею как паразит, который поместил в нее что-то чуждое ее собственному организму, но увеличивающееся и ее истощающее. В то же время обида здесь двойная, поскольку она чувствует, что этот зачаточный аппарат на самом деле принадлежит ей, а не ему: ведь это она его вскормила и выпестовала. Даже сегодня в приводимых женщинами против мужчины доводах можно обнаружить суждения, которые объяснимы только на основе подобного видения событий. Когда женщина спрашивает: «Ты меня любишь?» – ей нужна не симпатия. Это означает: «Ты мне верен, я тобой обладаю?» Это даже не персональный вопрос. Он куда шире: «Одержим ли ты женственностью?» Презрения к тому, кто одержим, вполне достаточно, чтобы женщина сполна выказала ему свою симпатию. Эта симпатия – месть тем, кто не пошел у нее на поводу. И немало мужчин извлекают пользу из подобного положения посредника, но они редко очень уж преуспевают: симпатия между женщинами куда сильнее.

Адам становится героем

В какой-то момент Ева наконец понимает, что ей никак не избавиться от Адама. Она может подбить всех Адамов помериться силой, но результат, по существу, катастрофичен. Численность, конечно, падает, но в подобных обстоятельствах единственный в результате такого отбора Адам становится просто сногсшибательным и совершенно неукротимым, когда представляется ей в качестве победителя. Только и остается, что попытаться его приручить, сделать полезным; и полезность берет свое начало главным образом в его агрессивности. Он может драться, а это означает, что он может и защищать.

Для Адама тут наступает великая эпоха. Внезапно его жизнь приобретает смысл, чего за ней до тех пор не водилось. Он обретает смысл жизни. Из задиристого странствующего рыцаря он превратился в настоящего героя, защитника «слабого» пола, притворно вобравшего в себя всю слабость мира. Его животная гордость больше не знает границ. Распевая, разглагольствуя во весь голос, преисполненный энергии, он выступает во главе отряда, у всех на виду, готовый наброситься на любого подвернувшегося агрессора. Ева вместе со своими малышами следует позади него на почтительном расстоянии, ровно на таком расстоянии, чтобы они могли сбежать, если вдруг возникнет опасность. Адам отводит угрозу и вступает в битву – и, бывает, находит свой конец на поле славы. Не велика важность. Их всегда достанет, чтобы утешиться. Это настолько углубленная – и с таким энтузиазмом – тема, что я отказываюсь углубляться в нее еще больше; тем паче что речь идет о занятии, которое в наши дни сильно подрастеряло свою актуальность.

Адам становится патриархом и отцом семейства

В героическую эпоху центром системы остается Ева. Роль Адама скорее периферийна, но в ней выдаются и моменты роздыха, и тогда у Адама всё больше входит в привычку с пышной и грубой бесцеремонностью проталкиваться к центру. Он хвастается своими победами, обсасывает их вдоль и поперек, и все должны его слушать, дабы поощрить к продолжению в том же духе. Ева притворяется, будто восхищена им, но на деле до крайности раздражена Ко всему прочему бывает, что он приносит с собой трофеи своих побед – блюда, вокруг которых объединяются всё более прожорливые интересы. Мало того что прирожденный эгоист, он к тому же на этой почве становится высокомерным и самодовольным дарителем. Он приобретает повадки патриарха. Он начинает судить, критиковать и даже командовать. Он усугубляет эти эффекты кричащей одеждой и вкусом к броской безвкусице. Он издает вопли, от которых закладывает уши, и считает их музыкальными достижениями. Он танцует военные танцы и делает это с той же невежественной непринужденностью, что и прежде. Он заполняет собой всю картину. Он не просто чувствует себя полезным, а мнит самой полезностью, смыслом существования всей вселенной. Он стал центром мира и объясняет во всех деталях, как именно для него всё и было создано. Очевидно, тут и там встревают пагубные силы, но всё это оборимо. Всё это устраняется.

Оказывается, что в животном царстве, начиная с некоторого уровня, семейная жизнь обустроена по такой же модели. Звезды могут сойтись и по-другому, но, как правило, причуды и прихоти приходят со стороны Адама. Их бывает много или мало. Но они есть всегда. Патриархат начинается отнюдь не вместе с классовой борьбой в неестественном человеческом обществе. Корни его куда глубже.

Адам, творец справедливости

Адам не преминул ощутить пагубные последствия своей полезности – мнимой, совершенно липовой. Мало-помалу он соображает, что полезное для него не обязательно полезно для других. Он прибегает к всевозможным уловкам, чтобы скрыть это. Дело даже доходит до того, что он дает имя своим попыткам оправдаться. Он называет их «справедливость». Ну а Ева преспокойно выжидает. Она в точности знает, что справедливость и полезность всегда останутся на ее стороне; она подрывает и высмеивает все его потуги, пока вдруг не осознает, что взыскующий справедливости Адам работает на нее и против самого себя. С этого момента она резко прекращает критиковать справедливость. Она ее поощряет и начинает ею пользоваться. Отец семейства, теперь она знает, что это такое. Сохраняя присутствие духа, она сверх всякой меры льстит Адаму, поощряя в нем его полное отсутствие. Он попал впросак, и она спокойно дожидается, когда эта самая справедливость восторжествует.

Господство Адама покоится на его бойкой агрессивности. Если удастся его усыпить, можно обкорнать ему волосы – или что там еще. Если удастся выставить его насилие подозрительным и нежелательным, всё остальное приложится. Если насилие может существовать только для защиты справедливости, всё пойдет хорошо, ибо справедливость строится на основе равенства единиц, а единицы эти суть человеческие существа. Раз уж женщины признаны в качестве таковых, игра лишена всякого риска. Это же в точности специфическая способность мужчины: он способен уточнить, что именно справедливо. Всё происходит так, как и должно происходить. Все становятся равными перед законом, мужчины, женщины, все. Но это не дает желаемого эффекта, пока справедливость должна поддерживаться агрессией, ибо этот фактор остается в руках мужчины. Орудия агрессии совершенствуются до такой степени, что женщина уже может нападать и разрушать ничуть не хуже мужчины. Она может воспользоваться этими орудиями, но не приспособлена к этому. Тут-то она и требует, чтобы мужчина стал профессионалом, а не любителем. Он не должен любить свое ремесло. Снабженная необходимым оружием, Ева даже полагает, что превзойдет мужчину в битве. Единожды начав, она обязательно доходит до самого дна. Разрушая, она возвращает себе верховенство, а если вдобавок речь о правом деле, уже нет нужды обуздывать свои агрессии. Можно спокойно приниматься за устранение всего и вся, систематически. В мире Евы нет внутренних угроз. Одна гармония. Угроза единственно снаружи, совпадает с тем, что снаружи.

Была предпринята попытка привести дело к общему знаменателю, связав Адама и Еву в постоянную пару. Семья, брак: оправданием служит содержание детей. Помимо этого, нет никаких долгоиграющих оправданий. Дабы не допустить, чтобы мужчина платил за детей, прижитых не от него, неверную жену осуждают на смерть. В Индии, чтобы жены не травили мужей, требуют сжигать их вместе с трупом мужа. Запрещают развод. Результат более чем жалок.

Правовой характер брака требует справедливости во всех отношениях и исключает любую возможность щедрот. Они должны расцветать на внебрачной почве. Для того, кто работает в обществе, – на ниве эксплуатации, а для партнера, который социально не ангажирован, – либо по отношению к детям, либо в свободных играх внебрачных отношений. В результате чего имеешь право на любовные удовольствия только с женой соседа. Это становится легализованной институцией, которая связывает всех вместе страстной внебрачной общительностью, основанной на стерильном браке, которая служит местом отдохновения поодаль от ревности и от не оставляющей ни минуты покоя борьбы за притеснение. Оба партнера отсылаются к общительности, к страстной анонимности.

Конец Адама

Да здравствуют социальное и неоспоримая истина.

В конце Адама нет ничего ни трагического, ни неприглядного или комического. Всего-навсего тягостное дельце, и его лучше бы обойти молчанием, как судьбу паршивой овцы в благородном семействе. Проблема, которую Ева так и не смогла разрешить на разумной основе, улаживается самой природой, великой наставницей и воспитательницей с неисчерпаемыми ресурсами. Она ненавязчиво приходит на помощь дамам со своей системой социального, которая устраняет угрозы жизни. Адам проделал весь путь до вершины естественной иерархии видов, будучи полезным на случай угрозы, поскольку отличался способностью отыскать совершенно непредвиденные решения. Как только сочтут, что угрозы канули в прошлое, будет сочтено, что ушли в прошлое и его способности, а с ними и он сам. Так, во всяком случае, происходит я социальной сфере. Обществу нет нужды  в мужчинах. Они стесняют, и мы видим, что повсюду, где животные объединяются в сообщества, число Адамов сведено к минимуму и на вооружение вновь взят изначальный метод их искоренения. В человеческом обществе это происходит путем изоляции в тюрьмах и домах так называемых «сумасшедших».

Изучение поведения кур, собак и других животных показывает, что систему социальной иерархизации устанавливают женские особи соответствующих видов и что она ни в чем не отличается от систем иерархии в человеческом обществе. Всё это можно найти уже в курятнике. Птичий двор ничем не отличается от системы королевского, куртуазного двора Людовика XIV. Наблюдения, сделанные Модюи¹¹11
  Жак Модюи – французский этнолог.


[Закрыть] в его замечательной книге «40 000 лет современного искусства». подтверждаются громоздким и грозным множеством конкретных и предельно значимых для сегодняшнего человека доказательств.

В рамках современной демократии мужчина скоро окажется по отношению к женскому роду в сугубом меньшинстве. Тот же не преминет разделиться на совершенно честных и трудолюбивых работниц и на пышных матерей по образу и подобию Мэрилин Монро, в то время как мужчине, который в наши дни уже поставляет основной материал для обвинений в преступлениях и тюремных списков, только и останется, что ждать, глядя, как постепенно исчезает его род, если тому не удастся достаточно феминизироваться, чтобы суметь выжить, но это станет всего лишь отсрочкой.

Ева в то же время притворяется, будто становится мужеподобное, подражая «мужественности», каковая ничего общего с мужественностью не имеет. Редко кто из женщин видит, в чем мужская истина, и искренне на нее покушается. Их со смесью ужаса и восхищения исключают из женского общества. Самой знаменитой среди них является отрекшаяся от трона королева Швеции Кристина. Опыт своего провала она выразила в следующих словах: «Можно отыскать уйму женственных мужчин, но вот поистине мужественные женщины... их, так сказать, не существует». Она говорила со знанием дела. Уже нет никакого сомнения, что план Монтескье, направленный на то, чтобы подтолкнуть Кристину к отречению¹²12
  Чего, разумеется, быть не могло, так как Монтескье родился в год смерти Кристины (1689).


[Закрыть], был представлен ей в качестве возможности увенчать короной союза протестантских держав королеву или императрицу, И ни у кого не было бы на это таких шансов, как у дочери Густава-Адольфа. Они оба были не настолько глупы, чтобы отказаться отчего бы то ни было, не имея в виду нечто более важное, и Кристина отнюдь не была ревностной католичкой. Глядя, как королевства Северной Европы превращаются в наши дни в вотчины королев, кажется просто-напросто, что они вдвоем опередили свое время с удачной идеей вывести на первый план женщину и отодвинуть мужчину на второй. Восстание «второго пола», как показалось, начало приносить свои плоды.