Текст книги "Лакей Богов 2 (ЛП)"

Автор книги: Асаба Нацу

Соавторы: Куроно Куро
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Часть 3

Покинув забегаловку, вся компания направилась прямиком домой к Ёсихико. Там Окунинуси-но-ками встретился лицом к лицу с Сусерибимэ, которая, конечно же, вновь успела опустошить запасы пива. Правда, едва увидев мужа, женщина заперлась в комнате и на все слова отвечала одним только “проваливай”.

– Прости, что испортил тебе настроение, Сусери. Прошу, возвращайся со мной в Идзумо. Там мы снова заживем душа в душу, – уговаривал ее Окунинуси-но-ками, стоя у двери комнаты Ёсихико. – Не запирай себя в этой лачуге…

– Ну прости, что в лачуге живу, – огрызнулся Ёсихико, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. – По людским меркам это вполне обычный дом. Нечего сравнивать его с великим храмом Идзумо.

– Я помню время, когда наш храм был выше великого монастыря Нары. А потом люди решили все переделать и отобрали у храма великую лестницу. Вот негодяи, хоть бы нас спросили.

– Да плевать мне! И вообще, сделай с ней хоть что-нибудь!

Ёсихико не хотел слушать жалобы на реконструкцию храма. Его больше волновало то, что он не мог попасть к себе в комнату из-за обиды Сусерибимэ.

Чуть было не отвлекшийся Окунинуси-но-ками снова повернулся к двери.

– Сусери… до сих пор мы отлично ладили друг с другом. Почему же сейчас ты так злишься?

В ответ с другой стороны двери послышалось раздраженное:

– Внутри себя ответ поискать не хочешь, а?

Сусерибимэ процедила эти слова так озлобленно, что Ёсихико бросил на Окунинуси-но-ками мрачный взгляд. Он уже догадывался, что если оставит богов спорить друг с другом, кризис в отношениях не только не разрешится, но и усугубится.

– Неужели Сусери злится за тот случай?..

Окунинуси-но-ками прислушался к ее словам, положил руку на сердце, склонил голову и, наконец, сознался:

– Я всегда считал, что она не знает… о том, что когда мы с Котосиронуси 2727
  Котосиронуси-но-ками – синтоистский бог-оракул, ведающий толкованиями воли богов или, вообще, словами.


[Закрыть] ходили наблюдать за людьми, на самом деле мы шли прямиком в кабаре…

Хонока сочувственно посмотрела на Когане, в очередной раз пытавшегося сбежать от реальности.

– Или за тот раз, когда я пошел знакомиться со студентками?..

Ёсихико приложил пальцы к вискам – ему казалось, что голова его болит сильнее с каждой секундой. Он начал понимать, почему Окунинуси-но-ками показался ему таким привыкшим к человеческой жизни.

– А, или она увидела то письмо, которое отправила стриптизерша?..

Стоило Окунинуси-но-ками договорить, как дверь вдруг распахнулась, а уже в следующее мгновение сквозь проем с неподвластной глазу скоростью протянулась нога Сусерибимэ и ударила богу точно в живот.

– Мерзавец! Неужели ты до сих пор не наигрался с девушками?!

Окунинуси-но-ками пролетел через весь коридор, проскользил мимо ног Хоноки и кубарем покатился по лестнице.

– Сам себе… яму вырыл… – прошептал Ёсихико.

Может, Окунинуси-но-ками и заслужил этот пинок – прямо сейчас он явно наговорил лишнего.

– Не будь я богом, помер бы, наверное… – простонал Окунинуси-но-ками, остановившийся в неестественной позе после удара о стену.

Может, он и чувствовал боль, но говорил довольно спокойно. Видимо, человеческий облик не мешал богу быть гораздо крепче людей.

– Сусерибимэ унаследовала немалую часть характера своего отца, главного нарушителя спокойствия божественного мира, синего бога Сусаноо-но-микото. Могу заверить, что ее нрав столь же свиреп, – тихо произнес Когане, сидевший у ног Ёсихико.

Ёсихико и раньше смутно догадывался о том, что эта женщина не из терпеливых и безропотных, но после увиденного пинка ему хотелось извиняться перед ней уже за то, что он посмел взглянуть на нее. Теперь он понимал, почему Когане так поморщился, увидев ее имя в молитвеннике.

– Прямо сейчас я жду, пока лакей исполнит мой заказ. Пока он не закрыт, я в Идзумо не вернусь! – воскликнула Сусерибимэ и оглушительно хлопнула дверью.

Ёсихико поежился от звука, затем неуверенно подошел к Окунинуси-но-ками, все еще лежавшему под лестницей вверх ногами.

– ...Вот надо было тебе ее злить?

Ёсихико помог богу подняться и глубоко вздохнул. Окунинуси-но-ками не только не смог убедить ее, но и вынудил пойти на принцип.

– Ничего другого в голову не пришло… – со вздохом ответил Окунинуси-но-ками, поглаживая болевшую от удара голову.

Может, он и не был плохим парнем, но его беззаботность играла роль ложки дегтя.

– Она попросила меня заставить тебя раскаяться. Ты готов пойти на это? – спросил Ёсихико, прислоняясь к стене.

Он уже догадывался, что это невозможно.

Окунинуси-но-ками посмотрел на Ёсихико ясным, не таящим ни капли злобы взглядом:

– Если придумаешь, как это сделать, расскажи.

– Так я и думал.

Ёсихико обхватил голову. Любвеобильность Окунинуси-но-ками проистекала из его “сути”, из стремления оставить после себя как можно больше потомков. Заставить его раскаяться в этом не проще, чем изменить историю.

– ...Я немного не понимаю, – проговорила озадаченная Хонока, спускаясь вместе с Когане по лестнице. – Сусерибимэ должна понимать Окунинуси-но-ками… лучше, чем кто-либо иной.

Ёсихико поднял взгляд. Если подумать, Хонока сказала правду. Будучи главной из жен Окунинуси-но-ками, Сусерибимэ не могла не знать о неизменной природе своего мужа. Наверняка она уже не раз пробовала заставить его раскаяться.

– ...Тогда почему она попросила меня?..

Окунинуси-но-ками посмотрел на Ёсихико так, словно и сам впервые обратил на это внимание. Не будет преувеличением сказать, что Сусерибимэ с самого начала оставила лакею заказ, исполнить который невозможно в принципе.

– ...Мне доводилось исполнять приказы, которые я считал невозможными, – заметил Окунинуси-но-ками, усаживаясь на пол.

– Ты сейчас о том, как тебя гонял Сусаноо-но-микото? – уточнил Ёсихико.

Окунинуси-но-ками кивнул. Божественный тесть дошел даже до того, что пытался убить его.

– В тот раз я справился благодаря тому, что Сусерибимэ проявила милость, но на самом деле мне кажется, что в первую очередь ее отец хотел посмотреть, как я поступлю, – продолжил Окунинуси-но-ками, вспоминая события, случившиеся тысячи лет назад. – Как справится с угрозой мужчина, просящий руки драгоценной дочери? Готов ли он пожертвовать жизнью ради любимой? Он испытывал меня.

– Испытывал… – пробормотал Ёсихико, складывая руки на груди.

Неужели теперь Сусерибимэ испытывала его? Неужели хотела посмотреть, как поступит лакей, столкнувшись с невыполнимым заказом? Не сходилось в этой догадке лишь то, что богиня не имела никаких причин проверять решимость Ёсихико.

– Я бы еще понял, если бы она испытывала тебя, но с какой стати меня ко всему этому приплели?

Если Сусерибимэ хотела проверить чувства неверного мужа, никто не мешал ей портить кровь ему одному. Но пока Ёсихико и Окунинуси-но-ками раздумывали о капризах судьбы лакея, вдруг вновь заговорила Хонока:

– ...Потому что ты человек.

Ёсихико и Окунинуси-но-ками одновременно подняли взгляды и посмотрели на обладательницу тихого голоса.

– Наверняка потому, что ты человек, Ёсихико… – повторила Хонока с непроницаемым выражением лица.

– Потому что я человек?.. – пробормотал Ёсихико, нахмурившись.

Ему вспомнились слова Когане:

“Когда душа, полнившаяся божественным величием, тускнеет, она начинает распарываться”.

– Так вот оно что… не потому что я лакей, а потому что человек?..

Ёсихико сумел краем глаза заглянуть в чувства Сусерибимэ и осознал тупую боль, которую она все это время прятала.

***

“Потому что ты дочь Сусаноо-но-микото, одного из трех детей Идзанаги-но-ками”.

С самого детства она постоянно слышала эти слова.

Благодаря им она научилась гордиться доставшейся от отца непреклонностью и редкими даже по меркам богов-мужчин силой воли и ростом, но…

Она единственная среди химегами могла встать перед мужем и бросить вызов опасности своими силами. Другие боги выбирали в жены хрупких, добрых, скромных богинь.

К тому же ее муж, Окунинуси-но-ками, не ограничился строительством страны и уходом за ней. Он изо всех сил стремился распространить свою кровь, чтобы все больше людей жило на новой земле. Для этого ему пришлось обзавестись множеством жен во всех уголках Японии.

А ей, как главной жене, поддержке и опоре, приходилось терпеть и снисходительно смотреть на всё это.

“О Ятихоко, о Окунинуси-но-ками. О мои дорогие люди. Всех вас хочу спросить я”.

Однажды она почувствовала, что из глубин души наружу начал рваться вопрос.

До того ей удавалось терпеть, но чем больше сил она теряла, тем яснее вопрос звучал в ее голове. Она старалась держать себя в руках, несмотря ни на что, но ее душа начала крошиться. И то же происходило с ее верой в себя.

И все равно она считала, что не могла задать вопрос в силу своей природы.

Что бесстрашная Сусерибимэ, развеселая любительница выпивки, не должна о таком спрашивать.

Поэтому каждый раз она проглатывала вопрос, и чувство одиночества наваливалось на нее с новой силой.

“О Ятихоко, о Окунинуси-но-ками. О мои дорогие люди…”

Настал день, и Сусерибимэ начала ощущать горечь слез каждый раз, когда проглатывала вопрос.

***

– Что вам понадобилось от меня, что вы привели меня сюда?

Решив, что двум женщинам договориться будет проще, на переговоры с Сусерибимэ отправили Хоноку. Девушке удалось каким-то образом убедить ее выбраться из дома. Длинные волосы богини покачнулись под порывом мартовского ветра.

– Ох, ты еще здесь? – устало обронила Сусерибимэ, заметив Окунинуси-но-ками, притаившегося за спиной Ёсихико. – Я же сказала тебе возвращаться.

– Как я могу вернуться без своей жены? – сразу же отозвался Окунинуси-но-ками.

Пускай ничто не могло избавить его от любвеобильности, он прибыл в Киото, не убоявшись нелюбимого тестя, и с негодованием воспринял новость о том, что Сусерибимэ поселилась дома у Ёсихико. Многие слова, включая эти, он произносил искренне, и хотя бы за это заслуживал уважения.

– Мы подумали, тебе не стоит постоянно торчать в четырех стенах. Почему бы не полюбоваться вечерним небом, раз уж мы в Киото?

Ёсихико привел Сусерибимэ в небольшой парк на склоне горы Онуси, где располагался в том числе храм Онуси. С площадки на западной стороне парка открывался отличный вид на улицы Киото. Шел восьмой час, сквозь прозрачный воздух прекрасно просматривались яркие пейзажи.

– Я редко вижу город вечером… но да, выглядит он неплохо, – Сусерибимэ окинула взглядом городские улицы.

Она все еще не расставалась с толстовкой Ёсихико, под которую надела свитер. Даже несмотря на небрежный выбор одежды, спину она держала ровно и выглядела прекрасно.

– Разумеется, все огни, которые ты видишь, зажгли люди, – Ёсихико поравнялся с Сусерибимэ и указал на всевозможные огоньки, которые и образовывали пейзаж. – Дома, высотные здания, магазины, фонари, иллюминация храмов… Под каждым из этих огней множество людей.

– Это да. Люди создали цивилизацию, и она сильно изменила Японию.

Хонока стояла чуть в сторонке и обеспокоенно смотрела на них. Ёсихико мысленно поблагодарил ее за сочувствие и продолжил:

– Но из-за нее же люди начали постепенно забывать, как ухаживать за богами. Я бы и сам не знал, что люди и боги должны поддерживать друг друга, если бы не стал лакеем. И не догадывался бы, что боги теряют силу как раз из-за людей.

Возможно, каждый новый огонек на улице выгонял из дома еще одного бога.

– Ты знаешь, я не уверен, что слова одного человека многое изменят. Тем не менее, как человек, я обязан… – начал Ёсихико, уже догадавшийся, чего на самом деле хотела Сусерибимэ.

Однако та быстро перебила его:

– Ёсихико. Мне не нужны извинения людей, – после небольшой паузы она продолжила чуть увереннее: – Да, людей, которые помнят обо мне, осталось немного, и потому душа моя стала слабее, чем в давние времена. Теперь я больше печалюсь от того, что раньше спокойно терпела. Я была счастлива вместе с Окунинуси-но-ками, но нынче задаюсь вопросом, можно ли назвать это счастье настоящим.

Ее сомнения дошли до того, что теперь она не знала, стоило ли разрешать другим женам Окунинуси-но-ками рожать от него детей.

– Но это не значит, что я обвиняю людей.

С тем, что мир меняется, ничего поделать нельзя. Боги – сами часть мира, и послушно исчезнут из него, если люди того желают.

Сусерибимэ ждала, что Ёсихико согласится, но тот печально улыбнулся.

– Ты, Сусерибимэ, сильная и умная, но в таких вещах ужасно неловкая, – заявил он прекрасной богине, на лице которой отразилась сложная гамма чувств. – Зачем же ты тогда пришла ко мне?

Холодный ветерок подул сильнее.

– Ты ведь хотела испытать меня, человека, не так ли? Хотела посмотреть, как я поступлю, получив заказ, который невозможно выполнить? Ты не могла просто взять какого-нибудь прохожего, так что выбрала лакея, лучший из возможных вариантов.

Сусерибимэ отвела взгляд – видимо, Ёсихико угодил в яблочко.

– Ты могла не придумывать всякую чепуху, а рассказать мне обо всем честно. О том, как тебе тяжело, печально и беспокойно. Правда, я лишь бессильный человек, так что не знаю, чем смог бы тебе помочь, но…

С самого начала ее волновало не то, выполнит ли Ёсихико ее заказ, а то, как он поступит ради нее.

Могло показаться, что богиня капризничает, но у нее уже не было выбора. Возможно, она просто прибегла к последнему, что ей оставалось.

У Окунинуси-но-ками были другие жены помимо нее.

Ей пришлось смириться с тем, что те жены родили ему детей.

Будучи гордой богиней, она ни с кем не могла поделиться своими мыслями, но хотела, чтобы ее поняли.

Теряя силу, она начала чувствовать, что ее сущность блекнет. Поэтому она стала сомневаться во всем, что позволяла мужу.

Она хотела быть уверенной хоть в чем-то, что помогло бы ей связать себя воедино.

Она хотела вновь поверить в себя.

Она хотела услышать ответ на вопрос, который никак не мог покинуть ее горло.

– Знаешь, я пробыл лакеем всего полгода, но уже считаю, что должен кое-что сказать богам, ведь именно из-за людей им стало так неудобно жить.

Ёсихико вновь посмотрел на вечерний город и вздохнул. Он жил с этой мыслью почти все время с тех пор, как стал лакеем. Сусерибимэ посмотрела на его профиль и попыталась возразить:

– Ёсихико, я…

– Увидев этот пейзаж, я понял, что тебе все-таки скажу, Сусерибимэ. В мире так много людей, но вряд ли кто-то другой сможет сказать эти слова, глядя тебе в глаза.

– Нет, Ёсихико, я хочу услышать не… – торопливо вставила Сусерибимэ.

Ей не хотелось ни извинений, ни раскаяния.

Она хотела, чтобы такие дорогие ей люди не просили у нее прощения, а…

– Спасибо.

Сусерибимэ вытаращила глаза, застигнутая врасплох.

– Спасибо, Сусерибимэ.

Не меньше нее удивились и обвивший хвост вокруг лап Когане, и Окунинуси-но-ками, и Хонока.

– Я ведь говорил, что под этими огнями живет множество людей? – Ёсихико вновь обратил внимание застывшей от недоумения Сусерибимэ на вечерний пейзаж. – И не только под ними. Если взять всю Японию, наберется сто… э-э, двадцать миллионов?

После небольшой запинки, вызванной копанием в памяти, Ёсихико продолжил:

– Если бы ты не спасла Окунинуси-но-ками, Сусаноо-но-микото наверняка прикончил бы его. Тогда он не смог бы основать страну. У других его жен появились дети лишь потому, что ты разрешила ему. Без этого людей не стало бы так много. Наверняка и меня бы здесь не стояло.

Если в прошлом хоть что-то пошло бы не так, все не сложилось бы таким образом. Знакомству с семьей и друзьями Ёсихико был обязан именно ей.

– Кто бы что ни говорил, ты – мать всех японцев.

“О Ятихоко, о Окунинуси-но-ками. О мои дорогие люди”.

– И я совсем не против такой матери – ревнивой и несгибаемой любительницы выпить с ранимой душой.

Она так и не смогла озвучить вопрос.

Но получила ответ на слова, комом застрявшие в горле.

“Любите ли вы меня?”

Из широко раскрытых глаз Сусерибимэ беззвучно покатились слезы. По щекам потерявшей веру в себя жены и матери бежали прозрачные капли и падали на землю.

– Все-таки мне кажется, что заставить Окунинуси-но-ками раскаяться не получится. Сама посмотри – даже сейчас он остается самим собой, каким жил изначально. Он изменится, разве что если вера людей в него иссякнет, – зловеще предрек Ёсихико и обыскал карманы в поисках какого-нибудь платка.

Поиски успехом не увенчались, так что он протянул руку, собираясь предложить плачущей богине рукав. Сбоку со скоростью света появилась рука Окунинуси-но-ками и остановила Ёсихико, обронив еще немного плазмы.

– Ч-чего?

Ёсихико повернулся. Окунинуси-но-ками смотрел на него жутким взглядом и весь искрился.

– Что за “чего”?.. – окутанная серебристой плазмой рука схватила Ёсихико за ворот. – Дава-а-ай-ка ты не будешь трогать мою жену?!

– Я просто пытался вытереть слезы матери!

Неужели он никак не мог войти в положение? Пока Ёсихико и Окунинуси-но-ками хватали друг друга за одежду, Хонока успела подать Сусерибимэ свой платок.

– ...Он и в прошлый раз так возмутился, – тихо проговорила Хонока все еще ошеломленной и не могущей справиться со слезами Сусерибимэ. – Окунинуси-но-ками очень сильно любит вас.

Сусерибимэ взяла в руки платок и посмотрела на Окунинуси-но-ками, который уже успел столкнуться лбами с Ёсихико и грозил устроить спонтанное сумо. Сусерибимэ разуверилась в его любви, и именно поэтому сбежала из храма. Она испытывала не только людей. В глубине души она гадала, как поступит муж, когда не обнаружит ее рядом с собой.

Богиня мягко выдохнула и чуть расслабила поджатые губы. Ее плечи слегка задрожали. Наконец, в сумерках раздался обольстительный смех, сорвавшийся с красивых губ.

Смех Сусерибимэ словно дирижировал звездным небом. Хонока пораженно смотрела на богиню – девушке еще не приходилось слышать такого мелодичного голоса, с которым не сравнится никакой инструмент и никакая песня. И даже Ёсихико, хоть и слышал его раньше, невольно расслабил руки и заулыбался.

Ведь этой богине счастливый смех шел куда лучше слез.

– Какая же я дура, – прошептала Сусерибимэ, уняв, наконец, смех, и вытерев глаза платком. – Прости меня, Ёсихико… Прости меня, дорогой.

Ей не нужно было испытывать их. Наверняка они и без того протянули бы руки помощи потерявшейся богине.

И сказали бы, что любят ее.

Окунинуси-но-ками оттолкнул от себя Ёсихико и бросился к Сусерибимэ.

– Сусери! Многие химегами ко мне ласковы, но только тебе удается бранить меня, – он взял Сусерибимэ за руку и нежно заглянул в ее глаза.

– Ох, и неудачный же жребий мне выпал. Я единственная женщина, которую ты ненавидишь? – Сусерибимэ картинно надулась. Уголки ее глаз до сих пор не успели просохнуть.

– Тогда позволь я перефразирую, – раздумывая, Окунинуси-но-ками чуть забегал взглядом, затем объявил: – Сусерибимэ! Ты не просто одна из моих жен.

Он обнял мягкое тело богини, вместе с которой пережил столько невзгод.

– Для меня ты – единственная и неповторимая принцесса.

У Ёсихико эта сцена вызывала одновременно и улыбку, и зуд. Ему показалось, что именно благодаря таким наигранным фразам у Окунинуси-но-ками нет отбоя от женщин.

Сусерибимэ натянуто улыбнулась и обхватила шею мужа как в те далекие времена, когда не дала ему сбежать из дома при помощи песни.

– ...Давай возвращаться домой.

На границе городского пейзажа и неба мигнуло несколько звезд.

***

– Тебе нужно как следует уяснить из всего этого: забвение ритуалов в честь богов тревожит даже жену Окунинуси-но-ками, – произнес зеленоглазый лис.

Когда Окунинуси-но-ками и Сусерибимэ отправились в Идзумо, Ёсихико пошел провожать Хоноку.

– Ну-у, на самом деле меня больше поразило, что Окунинуси-но-ками и Сусерибимэ оказались такими колоритными личностями. Они меня так вымотали…

Сусерибимэ оставила в его молитвеннике печать в виде двух чашечек для сакэ. Рядом отметился и Окунинуси-но-ками печатью, похожей на меч героя.

– Чтобы восстановить доброе имя богов, замечу, что это не обычный их облик. Во времена, когда людей наполняли молитвы и благодарность, а богов – сила, в их сияющих обличьях сливались достоинство, благородство и изысканность…

– Да-да, я понял.

– Опять ты меня не…

Хонока какое-то время наблюдала за разговором бога и человека, а затем вдруг остановилась.

– Что же… отсюда я и сама… – сказала она и повернулась к Ёсихико. – Спасибо, что проводил.

– Что ты, мне совсем нетрудно. В конце концов, ты и в этот раз много чем помогла мне, – вновь поблагодарил ее Ёсихико.

Он до сих пор не знал, можно ли считать их встречу подарком судьбы, однако сам он чувствовал себя увереннее рядом с небесноглазой девушкой, которая, как и он, могла видеть богов.

Хонока несколько неуверенно отвела взгляд, поклонилась и развернулась в сторону дороги домой.

– А, Хонока! – бросил Ёсихико вслед покачнувшимся волосам. Он вспомнил, что забыл одну очень важную вещь. – Ты уже решила, когда пойдешь? В выходные от работы у меня куча свободного времени.

Хонока развернулась и недоуменно склонила голову.

– Я про клубнику. Ты ведь хотела отнести ее Накисавамэ?

Не она ли говорила о том, что хочет подарить спелые символы весны богине-плаксе?

– Я тоже ее навестить хочу, так что сходим вместе, – продолжил Ёсихико, спохватился и добавил: – А, ну, если ты, конечно, не против…

Хонока привычно вяло отреагировала на слова Ёсихико и лишь внимательно вгляделась в него. Тот подумал, что мог сказать лишнего.

В конце концов, неподвижно стоявшая Хонока глубоко вдохнула, медленно выдохнула и чуть улыбнулась.

– Уверена, Савамэ будет рада…

Так Ёсихико впервые увидел, как она улыбается.

Когане устало вздохнул и посмотрел на ночное небо, мечтая о победе весны над холодным ветром.