Текст книги "Стихи (3)"

Автор книги: Артюр Рембо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Прошиб меня: "Глядеть ты хочешь на кометы

И слышать, как жужжат, свершая свой полет,

Светила млечные и дальние планеты?"

"Подстерегает ночь твое чело и взгляд.

О Праведник, пора под крышею укрыться!

Читай молитву там. И если наугад

Бредущий в темноте начнет к тебе ломиться,

Скажи: "Калека я! Уйди отсюда, брат"".

Но снова Праведник был там, где страх клубится

От зелени и трав, когда мертвы лучи...

"Не продается ли тобою власяница,

Старик? О бард тоски! О пилигрим в ночи!

Нагорный плакальщик и жалости десница!

О сладко верующий! Сердце, что опять

Упало в чашу вдруг, томясь в предсмертной муке!

Любовь и слепота! Величье! Благодать!

Послушай, Праведник, ты глуп, ты гаже суки!

Не ты страдаешь – я, посмевший бунтовать!

Надежда на твое прощенье, о тупица,

Мой вызывает смех и стон в груди моей!

Я проклят, знаешь ты. Я бледен, мне не спится,

Безумен я и пьян. Но ты уйди скорей.

Они мне не нужны, мозгов твоих крупицы.

Довольно и того, что Праведником ты

Зовешься, что в ночи рассудок твой и нежность

Сопят и фыркают, как старые киты,

И что изгнания познал ты безнадежность,

И твой надгробный плач звучит из темноты.

Ты божье око, трус! Твоей священной свите

Меня хотелось бы втоптать ногами в грязь...

Вся в гнидах голова! Одежд прогнивших нити!

Сократы и Христы! Святые люди! Мразь!

Того, кто проклят был, во мгле кровавой чтите!"

Все это на земле я прокричал, и ночь

Внимала тихо мне, охваченному бредом.

Я поднял голову: умчался призрак прочь,

За призраком гналась моя насмешка следом...

Явись, о вихрь ночной! Над Проклятым пророчь

В то время как, храня молчанье среди шквала,

Под сенью голубых пилястров натянув

Вселенной узы без конца и без начала,

Порядок, вечный страж, плывет, веслом взмахнув,

И сыплет звезды из пылающего трала.

А! Пусть он прочь идет, надев стыда повязку,

Опившись горечью моей и сладок так,

Как мед, что на зубах прогнивших липнет вязко;

Пусть, словно сука после яростных атак

Задорных кобелей, оближется с опаской.

Пусть о смердящем милосердии твердит...

– Мне отвратительны глаза его и брюхо!

Потом, как хор детей, пусть песни голосит,

Как идиотов хор при испусканье духа...

О Праведники, нам ваш ненавистен вид!

Июль 1871

XL

Что говорят поэту о цветах

Господину Теодору де Бапвиллю

I

Итак, когда лазурь черна

И в ней дрожат моря топазов,

Ты все проводишь вечера

Близ Лилий, этих клизм экстазов.

В наш век растений трудовых

Пьет Лилия в немалой дозе

Сок отвращений голубых

В твоей религиозной Прозе.

Сонет, что сорок лет назад

Написан; дар для Менестреля

Из лилий, радующих взгляд,

И лилия месье Кердреля,

Повсюду лилии! О страх!

Как рукава у Грешниц нежных,

Трепещут у тебя в Стихах

Букеты лилий белоснежных!

А утром свежим ветерком

Рубашка у тебя надута,

И запах незабудок в нем

Тебе противен почему-то!

В твои владенья с давних пор

Амур одну сирень впускает,

Ну, и фиалку с ней – о вздор!

Ту, что в лесах произрастает.

II

Поэты, уж такой ваш нрав:

Дай розы, розы вам, чтоб снова

Они раздулись от октав,

Пылая на стеблях лавровых.

Чтоб чаще на своем веку

Банвилль, предавшись вдохновенью,

В глаза швырял их чужаку,

Не расположенному к чтенью!

Пойдешь ли в поле, в лес, в овраг,

Знай, о фотограф слишком робкий,

Разнообразна Флора так,

Как от пустых графинов пробки.

Растенья Франгдо всегда

Чахоточны, смешны, сварливы,

И брюхо таксы без труда

Переплывает их заливы.

И вот рисунков мерзких ряд,

Где лотосы залиты светом,

И радуют причастниц взгляд

Эстампы с благостным сюжетом.

Строфа лоретки со строфой

Индийского растенья ладит,

И яркий мотылек порой

На венчик маргаритки гадит.

Старье берем! Цветы берем!

О фантастичные растенья

Салонов, пахнущих старьем!

Жукам их майским на съеденье

Все эти цветики в слезах,

Которых пестуют Гранвили

И с козырьками на глазах

Светила краской опоили!

Да! Ваших дудочек слюна

Была бы ценною глюкозой!

А так... вы – чушь! И грошь цена

Вам, Лилии, Сирень и Розы!

III

Охотник белый! Без чулок

Ты мчишь средь Фауны дрожащей,

Хотя заглядывать бы мог

В свою ботанику почаще!

Боюсь, что ты на шпанских мух

Сверчков сменяешь, скромных с виду,

К журчанью Рейна будешь глух

И тундре предпочтешь Флориду.

Но ведь Искусство, дорогой,

Не в том, чтобы имели право

Так просто эвкалипт любой

Обвить гекзаметров удавы.

Как будто ветви акажу,

Пусть даже в зарослях Гвианы,

Нужны лишь стаям сакажу

И бреду тяжкому лианы!

Да! В поле он иль меж страниц,

С цветком решение простое:

Не стоит он помета птиц,

Слезинки на свече не стоит.

Сказал я, что хотелось мне!

В бамбуковом жилище сидя,

Обои видя на стене

И ставни запертые видя,

Ты стер бы свежести расцвет,

Причудливых Уаз достойный!

Все эти доводы, поэт,

Скорее дерзки, чем пристойны!

IV

Не о пампасах, что в тоске

Простерлись, бунтом угрожая,

Скажи о хлопке, табаке,

Об экзотичном урожае.

И сколько долларов дает

Веласкесу в Гаване рента,

Скажи, какой его доход,

Плюнь на морскую даль Сорренто,

Где только лебедей одних

Поэты видели упрямо

Довольно! Пусть твой будет стих

Для манглий лучшею рекламой!

В кровавый лес он должен сметь

Нырнуть – и возвратиться снова,

Чтоб людям предложить камедь

И рифмы сахар тростниковый.

Открой нам желтизны секрет

Под тропиками горных кряжей:

От насекомых ли их цвет,

Лишайник ли покрыл их пряжей?

Марену нам найди! Она,

Цветущая благоуханно,

Для наших Армий создана

Самой Природой красноштанной.

Найди у края мглы лесной

Цветы, что с мордой зверя схожи

И чьею золотой слюной

Прочерчен след на бычьей коже.

В лугах, не знающих границ,

Найди раскрытые бутоны,

Где сотни огненных Яиц

В эссенциях кипящих тонут.

Найди Чертополох, чью нить

Десяток мулов неустанных

Начнут вытягивать и вить!

Найди цветы, что стулом станут!

Найди в глубинах черных руд

Цветы из камня – всем на зависть!

Цветы, чьи железы идут

От горла в спекшуюся завязь.

Подай нам, о веселый Сноб,

В великолепной красной чаше

Из лилий приторных сироп,

Вгрызающийся в ложки наши.

Пусть кто-то скажет, что Амур

Всех индульгенций похититель:

Но ни Ренан, ни сам кот Мурр

Не видели его обитель.

Оцепенели мы – а ты

Дай аромат нам истерии;

Нас вознеси до чистоты,

Превыше чистоты Марии.

Колдун! Торговец! Колонист!

Твой стих – что розовый, что алый

Каучуком льется пусть! И чист

Пусть будет, как лучи металла!

О Фокусник! Из темноты

Твоих поэм вдруг ввысь взлетая,

Пусть кружат странные цветы

И электрические стаи!

Век ада ныне! От судьбы

Железной лиры не укрыться:

И телеграфные столбы

Украсят и твои ключицы.

Сумей же в рифмах рассказать

О том, что болен не случайно

Картофель... Ну, а чтоб создать

Стихи, исполненные тайны,

Которые прочтут в Трегье,

Прочтут в Парамариво даже,

Купи труды месье Фигье:

Ашетт имеет их в продаже.

Альсид Бава.

А. Р.

14 июля 1871

ХLI

Пьяный корабль

В то время как я плыл вниз по речным потокам,

Остались навсегда мои матросы там,

Где краснокожие напали ненароком

И пригвоздили их к раскрашенным столбам.

Мне дела не было до прочих экипажей

С английским хлопком их, с фламандским их зерном.

О криках и резне не вспоминая даже,

Я плыл, куда хотел, теченьями влеком.

Средь всплесков яростных стихии одичалой

Я был, как детский мозг, глух ко всему вокруг.

Лишь полуостровам, сорвавшимся с причала,

Такая кутерьма могла присниться вдруг.

Мой пробужденья час благословляли грозы,

Я легче пробки в пляс пускался на волнах,

С чьей влагою навек слились людские слезы,

И не было во мне тоски о маяках.

Сладка, как для детей плоть яблок терпко-кислых,

Зеленая вода проникла в корпус мой

И смыла пятна вин и рвоту; снасть повисла,

И был оторван руль играющей волной.

С тех пор купался я в Поэме океана,

Средь млечности ее, средь отблесков светил

И пожирающих синь неба неустанно

Глубин, где мысль свою утопленник сокрыл;

Где, в свой окрасив цвет голубизны раздолье,

И бред, и мерный ритм при свете дня вдали,

Огромней наших лир, сильнее алкоголя,

Таится горькое брожение любви.

Я знаю рвущееся небо, и глубины,

И смерчи, и бурун, я знаю ночи тьму,

И зори трепетнее стаи голубиной,

И то, что не дано увидеть никому.

Я видел, как всплывал в мистическом дурмане

Диск солнца, озарив застывших скал черты.

Как, уподобившись актерам в древней драме,

Метались толпы волн и разевали рты.

Я грезил о ночах в снегу, о поцелуях,

Поднявшихся к глазам морей из глубины,

О вечно льющихся неповторимых струях,

О пенье фосфора в плену голубизны.

Я месяцами плыл за бурями, что схожи

С истерикою стад коровьих, и ничуть

Не думал, что нога Пречистой Девы может,

Смиряя океан, ступить ему на грудь.

Я направлял свой бег к немыслимым Флоридам,

Где перемешаны цветы, глаза пантер,

Поводья радуги, и чуждые обидам

Подводные стада, и блеск небесных сфер.

Болот раскинувшихся видел я броженье,,

Где в вершах тростника Левиафан гниет;

Средь штиля мертвого могучих волн движенье,

Потоком падающий в бездну небосвод.

Ртуть солнца, ледники, костров небесных пламя!

Заливы, чья вода становится темней,

Когда, изъеденный свирепыми клопами,

В них погружается клубок гигантских змей.

Я детям показать хотел бы рыб поющих,

"И золотистых рыб, и трепетных дорад...

Крылатость придавал мне ветер вездесущий,

Баюкал пенистый, необозримый сад.

Порой, уставшему от южных зон и снежных,

Моря, чей тихий плач укачивал меня,

Букеты мрака мне протягивали нежно,

И, словно женщина, вновь оставался я.

Почти как остров, на себе влачил я ссоры

Птиц светлоглазых, болтовню их и помет.

Сквозь путы хрупкие мои, сквозь их узоры

Утопленники спать шли задом наперед.

Итак, опутанный коричневою пряжей,

Корабль, познавший хмель морской воды сполна,

Я, чей шальной каркас потом не станут даже

Суда ганзейские выуживать со дна;

Свободный, весь в дыму, туманами одетый,

Я, небо рушивший, как стены, где б нашлись

Все эти лакомства, к которым льнут поэты,

Лишайник солнечный, лазоревая слизь;

Я, продолжавший путь, когда за мной вдогонку

Эскорты черных рыб пускались из глубин,

И загонял июль в пылавшую воронку

Ультрамарин небес ударами дубин;

Я, содрогавшийся, когда в болотной топи

Ревела свадьба бегемотов, сея страх,

Скиталец вечный, я тоскую о Европе,

О парапетах ее древних и камнях.

Архипелаги звезд я видел, видел земли,

Чей небосвод открыт пред тем, кто вдаль уплыл...

Не в этих ли ночах бездонных, тихо дремля,

Ты укрываешься, Расцвет грядущих сил?

Но слишком много слез а пролил! Скорбны зори,

Свет солнца всюду слеп, везде страшна луна.

Пусть мой взорвется киль! Пусть погружусь я в море!

Любовью терпкою душа моя пьяна.

Коль мне нужна вода Европы, то не волны

Ее морей нужны, а лужа, где весной,

Присев на корточки, ребенок, грусти полный,

Пускает в плаванье кораблик хрупкий свой.

Я больше не могу, о воды океана,

Вслед за торговыми судами плыть опять,

Со спесью вымпелов встречаться постоянно

Иль мимо каторжных баркасов проплывать.

XLII

Гласные

A – черный, белый – Е, И – красный, У – зеленый,

О – синий... Гласные, рождений ваших даты

Еще открою я... А – черный и мохнатый

Корсет жужжащих мух над грудою зловонной.

Е – белизна шатров и в хлопьях снежной ваты

Вершина, дрожь цветка, сверкание короны;

И – пурпур, кровь плевка, смех, гневом озаренный

Иль опьяненный покаяньем в час расплаты.

У – цикл, морской прибой с его зеленым соком,

Мир пастбищ, мир морщин, что на челе высоком

Алхимией запечатлен в тиши ночей.

О – первозданный Горн, пронзительный и странный.

Безмолвье, где миры, и ангелы, и страны,

– Омега, синий луч и свет Ее Очей.

XLIII

Рыдала розово звезда в твоих ушах,

Цвела пунцово на груди твоей пучина,

Покоилась бело бескрайность на плечах,

И умирал черно у ног твоих Мужчина.

LIV

Вороны

В гнетущий холод, в непогоду,

Когда в селениях вокруг

Молитвы умолкает звук,

Господь, на скорбную природу,

На эту тишину и глушь

Ты с неба воронов обрушь.

Войска, чьи гнезда ветер хлещет,

Войска, чей крик печально-строг,

Вы над крестами у дорог,

Над желтизною рек зловещих,

Над рвами, где таится ночь,

Слетайтесь! Разлетайтесь прочь!

И над французскими полями,

Где мертвецы хранят покой,

Кружитесь зимнею порой,

Чтоб жгла нас память, словно пламя.

О крик тревожный черных стай,

Наш долг забыть нам не давай!

Но майских птиц с их чистым пеньем

Печалью не вспугни своей:

Оставь их тем, кто средь полей

Навеки нашим пораженьем,

Не знающим грядущих дней,

Прикован к немоте корней.

ПРИМЕЧАНИЯ

ОБОСНОВАНИЕ ТЕКСТА

Предлагаемое издание Артюра Рембо является не только первым претендующим на полноту русским изданием знаменитого поэта, но оно практически полно представляет то, что принято называть термином "Сочинения", хотя по отношению к Рембо термин кажется архаичным. Эта степень полноты видна, если сопоставить данную книгу с образцовым, с нашей точки Зрения, французским изданием Полного собрания сочинений Рембо, осуществленным Андре Ролланом де Реневиль и Жюлем Мукэ в "Библиотеке Плеяды" издательства Галлимар (Rimbaud Arthur. Oeuvres completes/Texte etabli el annote par Andre Rolland do Ro neville, Jules Mouquet. Paris, 1954), порядка расположения материала в котором мы придерживались {В дальнейшем в ссылках на это издание указывается: Р-54 и страница. Уточнения производились и по изданию 1963-1965 гг. (Р-65). На переиздание 1972 г., подготовленное Антуаном Аданом по иным принципам, наиболее полное в части переписки, мы ниже не ссылаемся.}.

В книге помещены все основные художественные произведения Рембо (издание переписки не входило в наши задачи). Остается вне рамок литературного памятника лишь небольшая по объему часть – произведения главным образом малозначительные, незавершенные, фрагментарные, не являющиеся предметом читательского и исследовательского интереса в самой Франции {Это – 1. "Проза и стихи школьных лет"; 2. "Отрывочные строчки" (Bribes); 3. Les Stupra: сатирические экспромты из так называемого Альбома зютистов; 4-5. Две сатиры: "Сердце под рясой", "Письмо барону Падешевр"; 6-7. Два коротких черновика стихотворений в прозе, известных под названием "Пустыни любви" и "Политические фрагменты". Часть из этих вещей не входила даже в издание Плеяды 1946-1951 гг.}. Целостность публикуемых в книге вещей нигде не нарушена.

Нужно сказать, что нынешнее состояние текстологической изученности, подготовленности и полноты самого французского текста является результатом протянувшейся на три четверти века и продолжающейся по сей день работы множества специалистов, разыскавших и возродивших почти из ничего текст Рембо.

Сам поэт издал при жизни только одну книжечку – "Одно лето в аду" (Брюссель, 1873), долго остававшуюся неизвестной читающей публике. Дальнейшие прижизненные издания ("Озарения", 1886; "Реликварий. Стихотворения", 1891) были подготовлены уже без ведома автора, который в 80-е годы жил в Эфиопии (как тогда чаще говорили – в Абиссинии). "Реликварий" фактически был посмертным изданием, ибо к моменту его выхода Рембо умирал или уже скончался 3 на больничной койке в Марселе.

Кроме школьных сочинений, почти ничего из стихов Рембо не публиковалось до октября 1883 г., когда в связи с развитием символистского движения и подготовкой Верленом книги "Пр_о_клятые поэты" (Париж, 1884) было напечатано несколько стихотворений.

Следующим этапом была предшествовавшая первому изданию "Озарений" публикация в журнале "Ла Вог" (май-июнь 1886 г.) большинства озарений в прозе и нескольких из "Последних стихотворений".

Произведения Рембо печатались по тексту, не готовившемуся автором к печати, иногда в виде цитат, не всегда под его именем. Многие стихотворения Рембо Верлен первоначально воспроизвел по памяти.

Ранний этап публикаций Рембо отошел в прошлое, но оставил некоторые, не разрешенные до сих пор загадки. Не разысканы, а иногда и утрачены автографы ряда произведений, не прояснена хронологическая приуроченность и последовательность многих из них. Наиболее острый спор развернулся вокруг хронологии "Озарений". Он освещен в статье и в комментарии к книге. По ряду причин, там изложенных, и чтобы не усугублять хаоса умножением возможных конъектур, мы придерживаемся в общей последовательности книг и в расположении отдельных озарений такого порядка,

Дата выхода "Реликвария" не определена с точностью до недель, который восходит к первой журнальной публикации 1886 г. и сохранен в авторитетном издании Плеяды. Вместе с тем при подготовке книги учитывалось мнение литературоведов, подходящих к развитию творчества Рембо с других позиций, в частности А. Буйана де Лакота (Озарения, Париж: Меркюр де Франс, 1949), Антуана Адана (Сочинения. Париж: Клоб де мейер ливр, 1957), Сюзанны Бернар (Сочинения. Париж: Гарнье, 1960 {Мы ниже часто обращаемся к этому изданию, сокращенно именуя его OSB. Важной опорой при комментировании текста была также ставшая классической книга 1936 г. литературоведов Р. Этьембля и Я. Гоклер. Мы цитируем по изд.: Etiemhle R., Gauclere Y. Rimbaud. Nouv. ed. revue et augm. Paris: Gallimard, 1950. В меньшей степени могли быть использованы более новые комментарии, выдержанные в неофрейдистском духе, например книга Р. Г. Коона (Cohn Ii. G. The Poetry of Rimbaud. Princeton, 1973. Далее: RC).}), Даниэля Леверса (Стихотворения... Париж, 1972 / "Ливр де пош").

Русский перевод всего текста Рембо впервые выполнен одним поэтом – М. П. Кудиновым. Однако в развитие традиций серии "Литературные памятники" (Бодлер, Эредиа, Рильке, Бертран) И. С. Поступальский подобрал переводы, раскрывающие историю художественного освоения поэта и его интерпретацию в русской культуре. Ему же принадлежат замечания о переводах и указания на переводы, не воспроизводимые в книге (среди них – напечатанные в 1981 г. в нашей серии в издании: Алоизиюс Бертран. Гаспар из Тьмы – переводы В. М. Козового).

Собственно комментарий составлен Н. И. Балашовым.

СТИХИ

Наименование "Стихи", соответствующее французскому Poesies, – это не авторское, а традиционное заглавие. При жизни Рембо с его ведома было напечатано, как это будет видно из последующих примечаний, лишь несколько самых ранних стихотворений и одно стихотворение конца 1871 г. – "В_о_роны".

"Стихи" Рембо – также по традиции – разделяются по рубрикам соответственно году написания: Стихотворения 1869 года, ...1870 года, ...1871 года.

Хронология внутри рубрик в настоящее время установлена с удовлетворительной точностью. Где это возможно, например в стихотворениях 1870 г., принято воспроизводить порядок стихов в сохранившихся автографах Рембо. Номера стихов, естественно, не принадлежат Рембо и нами даны для ориентации читателя в соответствии с номерами в изданиях Плеяды 1954-1965 гг. Все эти меры упорядочения полезны и облегчают восприятие стихов Рембо, все более трудных для чтения начиная со стихов 1871 г.

Меры эти, конечно, не соответствуют хаотической стороне гения Рембо, но если следовать "последней воле" поэта, то стихи его нужно было так и оставить ненапечатанными, как он делал сам. Впрочем, и у Вергилия "последней авторской волей" было сожжение "Энеиды"...

СТИХОТВОРЕНИЯ 1869 ГОДА

I. Подарки сирот к Новому году

Авторская публикация. Впервые напечатано в "Ревю пур туе" 2 января 1870 г.

Нужно иметь в виду, что перед читателем – первое стихотворение на французском языке пятнадцатилетнего школьника, который к этому времени уже успел поразить учителей написанными по классным заданиям, но яркими латинскими стихами, печатавшимися одно за другим с 1 января 1869 г. по 15 апреля 1870 г. в журнале "Монитер де ль'ансеньеман сегондэр... Бюллетэн оффисьель де ль'Академи де Дуэ". Этот журнал поместил также (в номере от 15 апреля) выполненный Рембо в классе "обманный" перевод первых 26 стихов поэмы Лукреция "О природе вещей": на самом деле они были воспроизведены но памяти или списаны с некоторыми изменениями "по горячим следам" с только что (в 1869 г.) опубликованного и еще не известного учителям перевода поэмы Сюлли Прюдомом.

К "Подаркам сирот" можно подходить по-разному. Это и стихотворение избалованного наградами школьника, бестрепетно обращающегося в журнал со своим первым французским опытом. Это и свидетельство глубокого сиротства не знавших ласки детей в семье Рембо. Это и "пиратское" произведение, заимствовавшее темы и даже отдельные стихи у разных портов: у рекомендованного в коллеже Ж. Ребуля ("L'ange et l'enfant"), y ставшего через год мишенью для насмешек, наиболее мещанского из поэтов-парнасцев Фр. Коппе (из "Enfants trouves", сб. "Poesies", 18541859), у Бодлера, кумира Рембо (стихотворения "Раздумье" и "Утренние сумерки"), у Гюго из разных его книг, у Теодора де Банвилля, современника, на поддержку которого рассчитывал юный поэт, – из "Кариатид".

О "заимствованных" стихах и темах см. подробно у Сюзанны Бернар (OSB, р. 359, 360): стих 1 и вся часть II, середина части III основаны на "заимствованиях" из Гюго; стихи 8-9 – из Бодлера; последние стихи части III – из Коппе; стих "Но ангел детства стер..." – из Ребуля; образы "поцелуев солнца" – из Теодора де Банвилля.

СТИХОТВОРЕНИЯ 1870 ГОДА

Стихи в этой рубрике расположены не всегда строго хронологически, но согласно автографу рукописи так называемого сборника Демени.

II. Первый вечер

Авторская публикация. Напечатано впервые в сатирическом еженедельнике "Ла Шарж" 13 августа 1870 г. под названием "Три поцелуя". Смысл стихотворения – видимо, иронического, основанного на обостренном у подростка неприятии стихов, воспевающих глупо-слащавое представление о любви, – резче выражен в другом варианте заглавия – "Комедия в трех поцелуях". Однако можно усмотреть и естественное увлечение юного поэта этой темой.

III. Предчувствие

Впервые напечатано без ведома автора в "Ла Ревю Эндепандант" за январь – февраль 1889 г.

Рембо отправил "Предчувствие" Теодору де Банвиллю вместе со стихотворениями "Офелия" и "Солнце и плоть" в письме от 24 мая 1870 г. Обращаясь к Банвиллю с просьбой о поддержке и даже о помощи в напечатании стихов в известных сборниках "Современный Парнас", Рембо писал, что считает парнасцем каждого настоящего поэта, и выражал надежду, что через два года и он станет парнасцем. В письме стихотворение датировано 20 апреля 1870 г. и содержит некоторые варианты.

Переводчик М. П. Кудинов, назвав стихотворение "Предчувствие", смело разрешил трудность, возникающую при переводе заглавия (sensation – букв. "ощущение", "впечатление"), ибо речь идет об ощущении, устремленном в будущее.

Первый перевод этого стихотворения под заглавием "Ощущение" дал Иннокентий Анненский еще в начале нашего века; позднее были его многочисленные перепечатки. Последующие переводы, появившиеся уже в советское время, принадлежат В. Лившицу, В. Левику, Г. Петникову, П. Петровскому.

Перевод И. Анненского:

Один из голубых и мягких вечеров...

Стебли колючие и нежный шелк тропинки,

И свежесть ранняя на бархате ковров,

И ночи первые на волосах росинки.

Ни мысли в голове, ни слова с губ немых,

Но сердце любит всех, всех в мире без изъятья,

И сладко в сумерках бродить мне голубых,

И ночь меня зовет, как женщина в объятья...

Перевод Б. Лившица:

В сапфире сумерек пойду я вдоль межи,

Ступая по траве подошвою босою.

Лицо исколют мне колосья спелой ржи,

И придорожный куст обдаст меня росою.

Не буду говорить и думать ни о чем

Пусть бесконечная любовь владеет мною

И побреду, куда глаза глядят, путем

Природы – счастлив с ней, как с женщиной земною.

Перевод Г. Петникова:

В синих сумерках лета я бродил бы хлебами,

По тропинкам, обросшим щетиной колосьев,

Свежесть трав ощущая босыми ногами,

В волны влажного ветра мечтания бросив...

Ни о чем бы не думать; оставаясь безмолвным,

Отдаваться любви бесконечной приливу,

И идти бы все дальше, точно цыган бездомный,

В глубь природы, как с женщиной, с нею счастливый.

Перевод П. Петровского:

В лазурных сумерках простор полей широк;

Исколот рожью, я пойду межою.

В ногах я муравы почую холодок.

Прохладой ветра голову омою.

Не буду говорить, ни даже размышлять.

Но пусть любовь безмерная восходит;

Далеко я уйду, хочу бродягой стать;

Как с женщиной, забудусь я в природе.

Перевод В. Левика:

В вечерней синеве, полями и лугами,

Когда ни облачка на бледных небесах,

По плечи в колкой ржи, с прохладой под ногами,

С мечтами в голове и с ветром в волосах,

Все вдаль, не думая, не говоря ни слова,

Но чувствуя любовь, растущую в груди,

Без цели, как цыган, впивая все, что ново,

С Природою вдвоем, как с женщиной, идти.

IV. Кузнец

Впервые напечатано без ведома автора (и фактически посмертно) осенью 1891 г. в книге Рембо "Реликварий".

Помимо автографа "сборника Демени", существует автограф из собрания школьного учителя Рембо – Изамбара, отличающийся довольно большим количеством вариантов, особенно в формах глагола.

В остове стихотворения лежит исторический факт времен Французской революции. 20 июня 1792 г. (дата в автографе Изамбара исправлена соответственным образом) голодная толпа парижан ворвалась в Тюильри, и мясник Лежандр принудил короля Людовика XVI на людях надеть красный фригийский колпак – символ свободы нации. Оставалось недолго до ареста, а затем и до казни короля (21 января 1793 г.).

Картины революции XVIII в. символизируют у Рембо перспективу переворота, который должен снести Вторую империю. Ненависть кузнеца относится не к Людовику XVI, а к царствовавшему Наполеону III. Саркастически принятое самоназвание "сброд" переходит к врагам, к "сброду" Наполеона III. Вместе с тем, хотя кузнец наделен чертами сознательного рабочего, мятежная толпа во многом все же понимается действительно как "чернь", "сброд" (crapule). Такому пониманию суждено будет дожить до Верхарна и Блока.

Существуют также переводы П. Антокольского и Н. Разговорова (отрывок).

V. Солнце и плоть

Впервые напечатано там же.

Рембо послал стихотворение Теодору де Банвиллю в упоминавшемся выше письме от 24 мая 1870 г. под заглавием, пародирующим христианский символ веры, – "Credo in unam", т. е. "Верую в единую" (Венеру) вместо "Верую во единого Бога Отца...".

Стихотворение, несмотря на пантеистическую цельность (о которой говорится в статье), должно быть отнесено к еще не вполне самостоятельным вещам Рембо, ибо включает реминисценции и заимствования не только из древних поэтов (Лукреций, Овидий, Вергилии), но и из новых: Мюссе (из его "Ролла" Рембо заимствует и ошибки – так, у него Венера-Астарта там, где нужно Венера-Анадиомена), Андре Шенье, Гюго, Леконт де Лиля, Банвилля и др. Внушительный список этих заимствований дан в OSB (р. 360-365).

VI. Офелия

Впервые напечатано там же. Послано Рембо Банвиллю в том же письме.

Существуют также переводы Б. Лившица, П. Антокольского, неопубликованный перевод А. Бердникова.

Перевод Б. Лившица:

I

На черной глади вод, где звезды спят беспечно,

Огромной лилией Офелия плывет,

Плывет, закутана фатою подвенечной.

В лесу далеком крик: олень замедлил ход...

По сумрачной реке уже тысячелетье

Плывет Офелия, подобная цветку;

В тысячелетие, безумной, не допеть ей

Свою невнятицу ночному ветерку.

Лобзая грудь ее, фатою прихотливо

Играет бриз, венком ей обрамляя лик.

Плакучая над ней рыдает молча ива.

К мечтательному лбу склоняется тростник.

Не раз пришлось пред ней кувшинкам расступиться.

Порою, разбудив уснувшую ольху,

Она вспугнет гнездо, где встрепенется птица.

Песнь золотых светил звенит над ней, вверху.

II

Офелия, белой и лучезарней снега,

Ты юной умерла, унесена рекой:

Не потому ль, что ветр норвежских гор с разбега

О терпкой вольности шептаться стал с тобой?

Не потому ль, что он, взвивал каждый волос,

Нес в посвисте своем мечтаний дивных сев?

Что услыхала ты самом Природы голос

Во вздохах сумерек и в жалобах дерев?

Что голоса морем, как смерти хрип победный,

Разбили грудь тебе, дитя? Что твой жених,

Тот бледный кавалер, тот сумасшедший бедный

Апрельским утром сел, немой, у ног твоих?

Свобода! Небеса! Любовь! В огне такого

Виденья, хрупкая, ты таяла, как снег;

Оно безмерностью твое глушило слово

– И Бесконечность взор смутила твой навек.

III

И вот Поэт твердит, что ты при звездах ночью

Сбираешь свой букет в волнах, как в цветнике.

И что Офелию он увидал воочью

Огромной лилией, плывущей по реке.

Перевод А. Бердникова:

I

В спокойной черни вод, где капли звезд карминных,

Большою лилией Офелия плывет.

Плывет медлительно в своих покровах длинных,

В то время как в лесах свирепый гон идет.

Уж десять сотен лет скользит белейший призрак,

Печально девственный, по мертвенной реке,

Уж десять сотен лет – безумья слабый признак

Летит ее романс в вечернем ветерке.

Ей вихрь целует грудь, вкруг разметав бутоном

Одежды, тяжелей текучего стекла,

Где ивы, трепеща, ей ветви льют со стоном,

Касается камыш высокого чела.

Кувшинки, торопясь, бегут вздохнуть над него,

В ольшанике она, плывя, срывает с гнезд

Всплеск пробужденных крыл, а к ночи, пламенел,

Над ней стоит хорал блестящих тихих звезд.

II

Ты дева бледная! Изваянная в снеге!

Да, ты мертва, дитя, гонимое волной,

Затем, что горные ветра твоих Норвегии

Напраслину сплели о вольности хмельной!

Затем, что этот ветр, волос свивая гриву,

Внимательной душе нес шорохи дерев,

Он сердце пробудил для песни торопливой,

Для жалоб всех ручьев, для слез всех жалких дев.

Затем, что вопль морей своей трубою медной

Грудь детскую твою безжалостно разъял,

Что чудный рыцарь твой, немой безумец бледный,

В апрельских сумерках к твоим ногам припал.

Рай! Вольность! И Любовь! Бедняжка, не с тех пор ли

Ты полетела к ним – снежинкой на костер.

Виденья чудные в твоем стеснились горле,

И Вечность страшная смутила синий взор.

III

Но говорит Поэт, что при звездах карминных

Сбираешь ты цветы, чтоб бросить их в поток,

Сносимая волной в своих покровах длинных,

Спокойна и бела, как лилии цветок.

VII. Бал повешенных

Напечатано впервые без ведома автора за девять дней до его кончины в журнале "Меркюр де Франс" 1 ноября 1891 г.

Стихотворение стоит в ряду довольно многочисленных произведений французских поэтов XIX в. – Теофиля Готье, Банвилля и других, – написанных по мотивам старинных "плясок смерти" и особенно "Баллады повешенных" поэта XV в Франсуа Вийона.

Удивительные стихи 29-30:

Oh! voila qu'au milieu de la danse macabre

Bondit dans un ciel rouge un grand squelette fou...

– близки к пределу экспрессии, достигнутому Рембо в его самых "зрелых" произведениях. Все это заставляет полагать, что дело не в одном только отблеске великого Вийона, но существовала какая-то ныне неизвестная внутренняя причина, побудившая поэта откликнуться "Балом повешенных".

У Коона (р. 49) особое внимание обращено на стих 27: "Из леса синего ответил вой волчицы". В этом стихе предваряется образность поэзии XX в.: сочетание разноплановых крайностей – "волк" и "голубизна" (в подлиннике "лиловость").

Есть перевод П. Антокольского.

VIII. Возмездие Тартюфу

Впервые опубликовано без ведома автора осенью 1891 г. в книге Рембо "Реликварий".