Текст книги "Пришелец"

Автор книги: Артур Макгваер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Глава 20. Макаров рассказывает Бронштейну о своей жизни

Довольные успехом рабочие потихоньку расходились по домам. Остались лишь комсомольцы Семёна и сам их вожак. Многие из них жили на заводе, ибо приехали из деревень, и поскольку плата за проживание для некоторых была неподъёмной, ребята нашли выход – сторожить родной завод. И крыша над головой, и дополнительный заработок. Жили в расчищенном подсобном помещении.

Бронштейн тоже было засобирался домой. Задержка была вызвана тем, что Макаров посоветовал изготовить замок на велосипед. Попросив разрешения поработать на свободном токарном станке, для самообразования в профессии токаря, Матвей довольно быстро выточил детали замка. Вместо дуги был приспособлен тросик, от тормоза, валявшийся в углу цеха велозавода, видимо ещё с тех самых пор, когда велосипеды были основной продукцией.

– По нонешним-то временам, и такого хватит. Ножницы по металлу и ножовки нынче редкость, – подумал Макаров. А сталь у жилок тросика хорошая, калёная, и спаяны они друг с другм, не расплетёшь…

Бронштейн уже выходил из цеха, когда Макаров вдруг остановил его:

– Знаешь что, Митя. Не ходи. Чувствую, не стоит.

– Почему?

– Есть нехорошее предчувствие. И я даже могу объяснить, в чём дело.

– В чём?

– Тот разведчик, кавалерист, судя по тому, что было нарисовано на его физиономии, когда он выходил от командира, крепко на нас обиделся. И как бы парню «крышу не снесло». Вполне может подстерегать тебя у дома, чтобы «поговорить по-мужски», или по-простому, поколотить.

– Так ему же командир запретил!

– Плохо ты психологию знаешь, Митя. Домашний совсем! Для этого Василия произошедшее – урон авторитета, итак, судя по трёпке, что задал ему командир, невеликого.

– Что же делать? Митя вдруг испугался:

– Если, как ты говоришь, этому Василию «крышу снесло», он же может попытаться в квартиру залезть! То есть, сделает то, что ему командир запретил!

– Может. Поэтому у меня предложение – рассказать о произошедшем Семёну с его комсомольцами.

– Что Матвей, назад пришёл? – удивился Семён вернувшемуся Бронштейну.

– Семён, надо поговорить. Проблема возникла… Значит так. Я от оплаты отказался, за помощь вам. Нагульнов же, за успешно выполненное мной задание – ознакомить вас с новой электромашиной, сделал мне подарок – велосипед. Велосипед, судя по разговору присутствовавшего в кабинете Макара красного командира, выписали с армейского склада. Так вот, велосипед-то мне подарили, вроде как насовсем, но вот командир тот, с решением Нагульнова не согласен был…

Макаров внимательно следил за речью Бронштейна, иногда комментируя её:

– Ситуация с этим кавалеристом очень похожа на ту, о которой писали известные в моё время знаменитые фантасты братья Стругацкие. Вкратце, в «Стажёрах», есть описание самодура-начальника исследовательской станции, тиранившего своих подчинённых. Так вот, судя по этому Василю, командир его – типичный «Шершень» из «Стажёров». Любопытно, он Василя этого «втёмную» использует, или ввёл в курс дела?

Мысленная реплика Макарова сбила речь Бронштейна и он замолчал. Впрочем, основное было сказано.

– Вот как, подвёл итог Семён. Значит, выделил подарок и обратно забрать захотел, куркуль! Правильно сделал, Матвей, что нам рассказал. Будем разбираться!

События завертелись как белка в колесе. Выделив дружину для «охраны» Бронштейна, пошли к дому, и предчувствие Макарова оправдались – Василий действительно караулил его. Но вот «посчитать» рёбра у него не получилось.

– А, жидок! – Василий вышел из тёмного проулка навстречу Бронштейну. Дружинники тихо шли чуть поотдаль от Матвея, игравшего роль «живца».

– А, Василий! – передразнил бойца Макаров. Ты чо, забыл, что тебе командир сказал?

На Василия эта реплика произвела впечатление. Он на мгновение замешкался, и Матвей отступил в сторону. Не давая бойцу прити в себя, Макаров продолжил:

– Значит, подарили велосипед, и обратно втихаря, забрать решили? Я тот ваш разговор слышал. И тебе Василий, не стыдно? Где твоя комсомольская сознательность? Или ты не комсомолец?

– А ты меня жидок не совести! – внезапно рявкнул Василий и рванулся к Матвею.

Подошедшие как раз в этот момент со спины Василия дружиннки успели схватить его под руки.

– Ну-ка, Василий, раскажи как дело было? – спросил бойца Семён.

***

Командир, пытался отпираться, но убедившись, что о его махинации известно, прореагировал для присутствующих Семёна и Нагульнова довольно неожиданно:

– Ну и что? На этот велосипед я выменять хотел, у куркуля одного местного, для бойцов мясца. А этому жидёнку, он указал на Матвея, избегая называть его по имени, жирно новый велосипед. Он как советский гражданин обязан и вовсе бесплатно помогать армии! А Вы, товарищ Нагульнов, этому еврею потакаете!

– Не верю я этому «кубанцу»! Гонит он, что для бойцов радел – помнишь, мы на кухню зашли и повара спросили, чем кормят. Бойцы отродясь мяса не видали. Хорошо если суп на мясном бульоне раз в год видели, по торжественным дням или приезду комиссии проверяющих, – отреагировал Макаров. И насчёт бесплатного труда граждан на родную армию, мол бескорыстную помощь оказывать ОБЯЗАНЫ. Уж я-то знаю, как эта армия СВОЙ ДОЛГ перед народом в 90е выполнила.

***

Уже дома, вечером следующего дня, прошедшего в беготне по разным учреждениям, Бронштейн спросил Макарова:

– Раскажи о своей жизни. Твое детство прошло ведь как раз ещё при СССР. Что тебе запомнилось?

– Родился я в 1970 г. В посёлке Редкино, что под Тверью по направлению к Москве, тогда впрочем, Тверь называлась Калинин. Отец мой был главным инженером на редкинском химкомбинате, выпускавшем диметилгидразин. Это вещество использовалось как топливо для тяжёлых ракет. Военного и космического назначения. Мать – работала учительницей химии в школе номер два. О своём раннем детстве я по понятным причинам почти ничего рассказать не могу. Помню лишь последние годы перед началом обучения в школе. Детский сад, подготовительная группа. В общем, неплохо было.

Школьные годы требуют отдельного разговора, там много чего заслуживает обстоятельного рассказа. Запомнилось же мне то, что по мере моего взросления жизнь вокруг стремительно изменялась, и зачастую не в лучшую сторону. Ну, например, возмём тех же школьных хулиганов. Те из них, что я застал в конце семидесятых-самом начале восмидесятых были просто «божими одуванчиками» по сравнению с теми, с кем я столкнулся перед окончанием школы – те уже были самые настоящие закоренелые уголовники по поведению и мировоззрению, хотя и не сидели. По крайней как мне тогда казалось, пока жизнь не показала, что может быть ещё хуже.

Что запомнилось ещё – это фальшь официальной пропаганды. Когда с пеной у рта доказывали, что дважды два – пять. Угасание педагогической работы с подрастающим поколением. Те же кружки, которые я с удовольствием посещал в начале восмидесятых, уже к их концу еле дышали. Процесс был неоднозначным, иногда случались и «попятные» движения в процессе «одичания», но они как правило, с лихвой перекрывались.

Ещё запомнились рассказы деда. Который, кстати, как раз сейчас должен родиться. Его воспоминания о реалиях крестьянской жизни в 30х. Дед как раз из семьи крестьянина, жившего в деревне рядом с Редкино. Он мне и рассказал, после настойчивых моих расспросов, как им жилось. Причём, язык у него развязался только перед самой его смертью, видно, устал человек бояться и рассказал всё как на духу.

Например, такие его воспоминания о «втором крепостном праве большевиков». Крестьянам зарплату в колхозе НЕ ПЛАТИЛИ! Фактически они в деревне жили натуральным хозяйством. Так ещё и «красный оброк» на них наложили такой, что с одной овцы крестьянин обязан был сдать колхозу… полторы шкуры! Или например, построили в Редкино спиртзавод. Сырьё – картошка. Так крестьян обязали сдавать по установленной норме картофель на завод. И, самое для крестьянина обидное – не он определял, какую картошку сдавать. Забирали самую лучшую, крупную, а мелочь с голубиное яйцо – оставляли. Это для спирта-то! Для его производства ведь всё равно, какая картошка – хоть перемёрзлая, хоть гнилая, – дед потом узнал, так нет, труженнику говно оставляли. Ещё его детское воспоминание, где-то середины тридцатых. Голод, идёт он с ребятами по полю, собирают картошку, что осталась после уборки урожая. Так как только он картуз набрал, появляется сторож и у детишек картоху отбирает. Дед тогда психанул, и собранную картошку разбросал, и собирать обратно наотрез отказался. Так за это отца забрали, и два месяца где-то мурыжили. Когда батя, то есть прадед вернулся, он моего деда на лавке распластал и час сёк ремнём, приговаривая – о колхозном забудь. И ведь что обидно – весной перемёрзлую картоху собирать разрешали, а она уже мягкая. Из неё крахмал добывали, и пекли лепёшки, такие, что чтобы съёсть её – нужно было камнем лепёшку разбивать.

Или колоски те самые пресловутые – стоят в поле копёшки. И подойти к ним, зерна осыпающегося в ладошку набрать – не моги! По ним вороны ходят, воробьи скачут, мыши вокруг, аж солома шевелится. А ты – не смей трогать! Для мышей получается, берегли.

Но и это не всё. Деду повезло – его призвали в армию во время будущей второй мировой войны, для СССР – Великой Отечественной. И погиб бы дед, если бы не контузия, его комисовали. Деду, как поправился чуть, и из больницы выписался, страсть как не хотелось домой в свою Серпиловку возращаться, тем более что с председателем он на «ножах» был, и завербовался он на завод «ЗИС». Мысль была – поработать на заводе и получив документы – паспорт, крестьянам паспорт не положен был, стать «свободным» человеком, осесть в городе. Так в отделе кадров документы у него забрали, а через пять лет, когда дед думал, что вот наконец, получит паспорт, его… направили по месту жительства. На ПМЖ. Так что дед мой иллюзий насчёт того, чем является Советская Власть не питал. Уже позже, при Хрущёве, когда крестьянам стали давать паспорта, уехал он жить в Латвию. И описал мне, в чём различие латышской деревни и русской, в глубинке.

– Латышей так как нас работать – не заставишь! Латыш насмерть стоять за свой образ жизни будет! Да если бы их в такие условия, как нас поставили бы, я своим знакомым латышам о своих бедах рассказывал, – говорил дед, НЕ ВЕРИЛИ! они мне, вырезали бы через день колхозное правление и районное бы впридачу. Впрочем, у них, прибалтов, лесные братья почти до шестидесятых за независимость боролись.

– Вот такие вот воспоминания у моего деда о Совдепии остались. Из первых рук, что называется, информация. И ведь дед не из кулацкой семьи происходит. Из самой что ни на есть бедняцкой. Сколь-нибудь хорошо жили они вот сейчас, в двадцатые, до начала коллективизации. Стали середняками, одни из первых вступили в колхоз, когда началось. Поэтому их не раскулачили, а тех, кто задержался с регистрацией – те на Урал поехали.

– Так что думай, Бронштейн, хорошо думай о том, что делашь.

– М-да, Митя помолчал. Затем обратился к пришельцу:

– Я всё равно ничего лучшего, чем мой путь в науку, ну в той реальности, где тебя не было, предложить не могу. А тут, с тобой, получается, влипли мы. Какого чёрта ты перед тем преподавателем «выпендривался»?! Вот «мобилизуют» нас аки твоего деда, и пиши пропало – не «вздохнуть, ни пёрнуть»! Сам себе не принадлежишь. Я рабом быть категорически не хочу! Хватит с нас, евреев, египетского рабства! Наелись им до конца времён! Это я тебя, Макаров, должен спрашивать, что делать? Накузьмил ты мне, своим «прогрессорством»!

– Что я могу предложить? А не быть размазнёй, как мой дед! Быть… хищником! Вот так вот. Я тебе, Бронштейн, кое-что про себя не рассказал. Из последних лет жизни перед «провалом в прошлое»…

Глава 21. Разговор Семёна с Нагульновым

Несколько дней спустя.

– Здорово, Семён! – шумно поприветствовал комсомольского вожака комиссар электротехникума.

– Здорово. В общем, так, Макар Семёныч. По Бронштейну. Моё впечатление от него – толковый спец, и себя в обиду не даст.

– Толковый – не то слово! Ко мне из политеха прибегали, в буквальном смысле, мол раз я курирую велозавод, должен знать, правда ли слухи о том, что на нём изобрели принципиально новый двигатель, с невиданным полезным выходом.

– Мотор Ибадулла? Бронштейн заявил, что это не его изобретение. Из названия мотора понятно должно быть.

– Слышал я, Семён, про историю с «тетрадью». Думаешь, не врёт?

– Вряд ли. Чувствую, не его это изобретение. Тетрадь – не тетрадь, а только читал он об этом моторе, сам вряд ли бы придумал. У меня чутьё есть, оно говорит о заимствовании.

– Эх, жаль! Мне советовали Бронштейна на моторный направить, а тут получается, что без толку.

– Не совсем так. Мы, чай, тоже не пальцем деланные. Рабфак, Макар Семёныч, считай, состоялся. Пару занятий – а образованность рабочих, что его посещают, заметно выросла.

– А как Матвей занятия ведёт?

– Преподаватель он… суровый. Чуть что – сразу неуд ставит. И заставляет до седьмого пота зубрить, а затем, когда запомнил, ещё и понять, что выучил. Но самое главное – он прекрасно понимает, что в одиночку гору свернуть, что мы замыслили, не в состоянии. Так нам прямо и заявил:

– Ребята, зарубите себе на носу: – я один – мало что могу. И без вашего активного участия в процессе преподавания, ничего существенного не сделаю. Так что, научился сам – учи товарищей!

– Здорово! Тут он прямо в точку попал! Наш человек! На лице Нагульнова появилась широкая улыбка. Что ещё раскажешь?

– «Группы» он придумал. Самые успевающие становятся «младшими преподавателями», по тем темам, что у них лучше всего получаются. Ввёл протоколирование хода рационализаторской деятельности – кто что предложил, кто что поправил. Фиксируется текст предложения и время, естественно и автор. Так что можно сразу увидеть – кто идеи лучше придумывает, а кто их «молотом практики» на Ъ «проковывает». За пару дней – десяток изобретений, таких, что саму суть производственного процесса изменить к лучшему могут. Да что далеко ходить! Вы, Макар Семёныч, должны были уже слышать о «карборунде»!

– Как же, как же. Производственники, кто с металлообработкой в Киеве связан, только и говорят о «абразиве велосипедистов»! А что ещё он предложил?

– Создать комсомольскую корпорацию, на основе велозавода. Мол, ударим пролетарской изобретательностью по буржуазному «экономиксу»! Предложил не много ни мало – «убить» власть денег!

– Вот это да! А что конкретно?!

– Разработать «физическую бухгалтерию». Это когда показатели фиксируются в реальных физических величинах, а не фиктивных, как в случае денег.

– Это как?!

– Я сам, Макар Семёныч, пока разбираюсь. Но чувствую вот, что это – ОТКРЫТИЕ! То, что нам как воздух нужно! Матвей говорил, и я ему верю, что нам, в СССР от Запада нужны разве что знания. Да и то, с оговорками – мол, западное знание, даже научное и техническое, «актуализировано» прежде всего на обслуживание интересов буржуазии. А мы, мол, должны не догонять Запад, что в общем-то безполезно, ибо заимствования будут насквозь противоречить своей логикой развития взятому курсу нашей страны.

– Подожди, Семён. Подробнее можешь объяснить? Как технологии-то, способы изготовления деталей, к примеру, могут быть «буржуазными».

– Ну как, Макар Семёныч. Ну вот простой пример. Есть к примеру, несколько заводов у буржуев, что выпускают разные стали. Есть завод, назовём его «А», что выпускает к примеру, посредственную сталь. Есть завод «В», что выпускает сталь получше качеством, по той же цене. Так вот, стратегически оказывается, что делать к примеру, инструмент, свёрла те же, из стали завода «В» выгодно не всегда! То есть «тряска над маркой» для западных фирм – предрассудок! Так их способ зарабатывания на жизнь организован, что цель производства получается – навязать дрянной товар по возможно большей цене! Другое дело, что рынок худо-бедно заставляет держаться рамок. Но в том то и дело, что Адам Смит – главный экономист, чьи труды на Западе как букварь экономиста почитаются, слона-то в своих рассуждениях о «свободном рынке» и не заметил-то! Роль «внеэкономического регулятора» – государства или иных структур, заставляющих «играть по-правилам» участников рыночного обмена. Иначе, без этих «полицейских рынка» в «невидимую руку рынка», которая по Адаму «всё разрулит», насрут без стеснения, и будут ломать его под себя! Так что мы, по Бронштейну, должны поставить экономический опыт, по всем научным правилам, и разработать свою, коммунистическую экономику. И ведь какое название придумал! Постиндустриал! Это, значит, выше индустриала – фазы развития экономики наиболее развитых стран мира!

– И что он конкретно предложил?

– Создать «Автономхоз». Вернуться на некоторое время к полностью автономному производству. Где всё производится самой организацией. Но при этом учесть специфику развития… живого организма! Мол, природа при создании сложных организмов подобные задачи решала не один раз, и у неё можно подсмотреть много полезного. Но в то же время не увлекаться заимствованием, помня, что то, что естественно – часто безобразно!

– А это как понимать?

– А так, что «изобретения природы» часто, на примерку к человеческому обществу, носят прямой людоедский характер. То что муравьям полезно, для человечества – культурная смерть!

– Ладно, давай вернёмся к «нашим баранам». То есть предложениям Бронштейна по велозаводу и организации производства. Что он конкретного предложил?

– Ну, например, придумал, как максимально заинтересовать рабочих совершенствовать свои навыки. Предложил рабочим продавать «полуфабрикаты» друг другу – тогда сразу халтура видна. И точно, хоть и приняли некоторые несознательные элементы это предложение «в штыки», польза есть – нерадивые сами выявились и с завода ушли, а качество выросло. Нам бы побольше торговать своей продукцией разрешили бы. Хотя бы в рамках «Автономхоза», своим. Чтобы, значит, здравые механизмы рынка проверить, и приспособить для нужд коммунистического строительства.

– А тебе не кажется, Семён, что коммунизм какой-то странный получается? А? Рынок-то причём? В коммунизме?

– Так ведь, Макар Семёныч, никто ведь точно не знает, как экономика коммунизма работает! А мы ведь в СССР, хотим ускорить исторический процесс! Поэтому и нужно по-пристальнее изучить те формы хозяйствования, о которых известно, что они работают. И затем, отталкиваясь от них, найти уже чисто коммунистические, которые будут работать не хуже.

– М-да. Задача. Ладно, дерзайте, на мою поддержку расчитывать можете смело! Но чтоб производство росло и развивалось! Как, осилите самостоятельный выпуск моторов и мотоциклеток?

– Могём, Макар Семёныч. Нам бы только разрешили этот год посвятить «модернизации» завода, сами бы и станки сделали, и инструменты. А так мощности производственные обычными делами «съедаются», на развитие мало остаётся. А вот если бы хоть один год на «раздувание» и «модернизацию» станочного парка потратить! Да что там год – это хотя бы оставшееся время до следующего года, то уже с первого января мы бы могли сами, на своём сырье, без напряжения существующих киевских заводов, по тыще моторов в месяц выпускать! Продовольствием рабочих обеспечить! Да и рынок сырья и полуфабрикатов киевский существенно обогатить предложением. Голод «металлический» закрыть. А то и резиновый. Есть возможность, Матвей говорит, из светильного газа резину делать.

– Ну, тогда успехов, Семён! И намекни Бронштейну, что ему неплохо бы в комсомол заявление написать.

– Так уже, написал. Я ему рекомендацию подписал. Кстати, Макар Семёныч. Он велосипед подаренный, нам на завод передал, как «служебный». Мол, раз военные такие жмоты оказались, пусть он обществу послужит. И мы с этого велосипеда, или «байка», как Бронштейн говорит, все размеры сняли, и материал аккуратно исследовали, установили состав, подбираем наши, киевские аналоги. Конструкция у байка хороша, так что наперво, попробуем его скопировать, как говорит Бронштейн, «в ноль».

– Ладно, Семён, иди уж.

Глава 22. Макаров и Бронштейн обсуждают стратегию своих действий

Парой дней ранее.

– Обсудим прочитанное? – задал вопрос Бронштейн, отложив в сторону книгу, под заголовком «Утопия».

Сегодня у Матвея был «библиотечный день», посвящённый поиску нужных книг, кроме этого, с подачи пришельца Бронштейн, получив доступ к фондам центральной городской библиотеки, решил устранить свои «пробелы в идеологическом образовании».

– Как тебе книга? Как ты её понял? – вопросом на вопрос ответил Макаров.

– Смешанные чувства. Вот не нравится мне что-то в предложенной Мором модели общества. Чувствуется фальшь какая-то.

– Твои ощущения можно свести к следующему вопросу: – «а судьи там кто»? Основное недоверие у человека, умеющего думать и прожившего богатую событиями жизнь, вызывают изображённые Мором «начальники» Утопии. Лица, которым реально принадлежит власть в этом городе-государстве, фактически. Кто решает, как будут жить утопийцы.

– И это тоже, но не только. Меня например, раздражает в романе то, что «общество» вмешивается буквально во все стороны жизни гражданина. Даже пару тебе, мужа или жену – назначают.

– Молодец. Тоже характерная особенность ранних утопий. Обычно эту разновидность контроля обосновывают необходимостью осуществлять «евгенику» и оздоравливать общество через рождение здоровых индивидуумов от здоровых родителей.

– Формально, как ты Макаров, говоришь, предложение правильное. В чём же подвох?

– А в том, что жизнь, реальная жизнь, богаче на каверзы, в отличии от выдуманных схем. Вдобавок уже есть исторический опыт, что «вырастает» из «утопийских» догм. Как опыт человечества, так и живого мира планеты Земля.

– Объясни. Не понимаю, что ты имеешь в виду. Или ты говоришь о социобиологии? Социальном дарвинизме, который будет мешать создать подобное общество.

– Вот как раз «социальный дарвинизм», при некоторой изощрённости, можно обойти. Просто общество с реализованными описанными в Утопии принципами, рождает на практике нечто иное, чем надеялись. Впрочем, те, кто понимают суть происходящего, как раз и пользуются энтузиазмом «утопистов» в своих целях.

– Подожди, Макаров. Я так тебя понял, что БЫЛИ попытки построить «Утопию»?!

– Угу. Самая успешная – «Утопия», построенная на территории нынешнего Парагвая отцами… иезуитами! Этот их эксперимент, по созданию «редукций» – в буквальном смысле реализаций идей другого утописта – Томмазо Кампанеллы, который кстати, был монахом и причастен Ордену, оказался, если брать за критерий время существования созданных общин, успешнее СОВЕТСКОГО ПРОЕКТА!!! СССР просуществовал 70 лет, а «парагвайский» «Город Солнца» – 200!!!

– Ох, ничего же себе! Я об этом впервые слышу! Неужели правда, и такое было, и почему о них тогда ничего не известо? Почему большевики этот пример, если его замалчивали буржуи, не приводят? Это же целых двести лет опыта построения общества, кардинально отличного от уже известных! Да Маркс и Энгельс обязаны были подобно Чарльзу Дарвину совершить экспедицию в Южную Америку, для изучения «парагвайского опыта»! Почему же я узнаю о нём от тебя?!

– Действительно, почему? Попытаемся восстановить ход мысли Маркса, который просто НЕ МОГ не знать об этом опыте. Самое первое, что приходит в голову – иезуиты приобрели стараниями раскольников-протестантов очень мрачную репутацию, и психологически Карл отбрасывал мысли о том, что этот опыт может быть ему хоть чем-то ценен. Скорее всего, он считал, что это были поселения чисто религиозного толка, в которых было много клерикального, но ничего – социалистического и тем более коммунистического.

– А второе, что приходит в голову? – спросил Бронштейн.

– Что Маркс и Энгельс в реальности работали на чьи-то интересы. Кого-то, кто и оплачивал их существование. Даже если сами Маркс и Энгельс об этом не подозревали.

– Это как?

– Люди, реально стремящиеся к власти на деле, а не на словах, за века «освоения ресурсов общества» выработали множество приёмов, как обращать деятельность противника себе на пользу. Чем фактически занимались классики марксизма? Тем что «поджигали европейский дом». Скорее всего, действительно, лелея мысль создать на руинах старого мира новый, лучший для простых людей. НО! Природа, как ты, Бронштейн, мог уже убедиться, диалектична, точнее – полилектична. То есть одно событие участвует во множестве процессов. Так что в САСШ, к примеру, вполне могли придумать, как использовать марксизм в своих целях.

– Британскую Империю забывать тоже не стоит. САСШ тогда были всего лишь прилежными учениками британцев. Если я тебя правильно понял, подготовившись к «мировому пожару», например, «расколов» рабочий класс у себя, на антагонистические «подклассы» – «рабочую аристократию» и «обычный пролетариат», а также убрав наиболее «дрянные» способы производства в колонии, Британия могла осуществить после «мировой революции» Маркса захват влияния в Европе, – отреагировал Бронштейн.

– Молодец, Митя! Растёшь прямо на глазах! – немного иронично прокомментировал Макаров.

– Что я упустил из виду? – немного обидевшись, спросил Бронштейн.

– Хотя бы то, что почему-то Британия активно мешала деятельности марксистов не только у себя. Впрочем, это объясняется многообразием интересов представителей буржуазии. Выигрывали от «европейского пожара» только немногочисленные группы.

– Вообще, что может получиться при «буквальном» воплощении идей государственного социализма, коими по-сути и являются ранние утопии, изобразил Олдос Хаксли в своём «Бравом Новом Мире». Макаров пересказал кратко сюжет заинтересовавшемуся Бронштейну.

Некоторое время после окончания повествования тот хранил молчание. Затем произнёс:

– Всё-таки, по-твоему, получается что существенно лучшее чем есть общество человечеству не построить. А попытка ставить приматом «общественные» интересы над частными очень быстро по историческим меркам заканчиваются тем, что ушлые «идивидуи» «нагибают» механизм обеспечения этих «общественных» интересов так, что он начинает работать на их сугубо частные, и по-сути, вместо реформы общественного строя мы получаем новый вид лжи! Сказки «о мудрых мужах, пекущихся об общественном благе».

– Именно это я и вколачивал в твою «безтолковку», политический материал в которой был ни чем иным как «грязью» с лапок мух, засидевших политические лозунги.

– И как быть? Смысл «радеть» для мрази, фактически ведь так получается?!

– А просто вспомнить одну истину, из Библии. «Не мечи бисер перед свиньями». К которой добавить следующую максиму: «Свиней едят».

– Это как?

– Расслоение общества на классы – не только обусловленный природой производящих сил процесс, но во многом закономерное следствие «генетического наследия» человечества. Добавь к этому то, что истины, извлекаемые серьёзной наукой из этого наследия для неподготовленного читателя, чей разум «ослеплён» слащавыми сказками, чрезвычайно болезненны для восприятия.

– Приведи пример.

– Давай потихоньку, а? Без подготовки, можно реально заработать «заворот мозгов». А на закуску как тебе такая истина – людоедство сопровождало человечество на протяжении всей его истории, и людоеды живут сейчас не только где-то в жаркой Африке, но и у нас, даже здесь, в Киеве!

Бронштейн вздрогнул. Страшные истории, которые им, братьям, расказывала матушка, чтобы побудить их не выходить «на улицу», во время разгара гражданской, внезапно приобрели новый смысл. Сам Матвей их считал именно сказками, за которыми нет объективной реальности.

– Можно добавить к этому ещё и тот факт, что во время германской тридцатилетней войны употреблять человечину в пищу разрешила… Церковь! С оговорками, конечно, что мол брать её можно только от убитых на поле боя или умерших, но ты должен же понимать, как оно в реале получиться!

Вновь Бронштейн подавленно замолчал. Затем спросил:

– А вообще, возможно ли лучшее общество для таких уродов, какими являются люди? Может мы действительно «прокляты» этим миром, и в рамках ЭТОЙ ВСЕЛЕННОЙ, расчитывать на что-то лучшее, чем мы уже имеем, нет смысла?

– Прежде всего ты, Матвей, как релятивист, то есть «относительщник», должен уже сам понять, что говорить о том, что есть хорошо и плохо можно только при учёте всех привходящих обстоятельств. Из физики ты помнишь, что та же электродвижущая сила может, в зависимости от диэлектрической проницаемости среды быть как притяжением, так и отталкиванием. Отсюда – оценка поступков сильно зависит от обстоятельств. Только тотальный учёт может прояснить вопрос. А поскольку это зачастую сделать невозможно, из-за ограниченных сил, то… остаётся стремиться к тому, что МОЖНО сделать.

– Возьмём тот же вопрос с лучшим обществом. Для кого оно будет лучшим? Это первый вопрос.

– Не, Макаров, давай пока вернёмся к тому, о чём я хоть что-то знаю. Вот например, коммунизм. Что он есть?

– Я тоже этот вопрос не очень хорошо представляю, – признался Макаров. Воспользуемся известной формулой – коммунизм – это общество, где реализован принцип: – от каждого по способностям, каждому – по потребностям. Кстати, принцип подозрительный. Я лично читал лишь одно произведение, где был изображён сколь-нибудь реалистичный образ коммунизма и коммунаров, таких, что не только смену общественных формаций могут организовать, но и чёрту рога пообломать. Только такие коммунары берут у жизни право на существание, «прорывая» старые классы как раскалённый нож масло. Остальные же умствования на эту тему, даже у тех утопистов, типа Ивана Ефремова, которого официальная пропаганда СССР превозносила как величайшего утописта нашего времени, не выдерживают «кинической критики». И выглядят хрупкими цветами, не способными не то что «нагнуть» ЗЛО, а просто отстоять у настоящего зла свой образ жизни. Настоящие же коммунары заставят умереть даже дьявола. Иначе им нет места в этой Вселенной.

– Итак, Бронштейн, что выберем целью своей деятельности?

– Я пока пас, – отреагировал Митя. В свете вскрывшихся обстоятельств, если ты конечно, надо мной не смеёшся, или не, как у вас говорят, «троллишь».

– Не смеюсь. Я у себя там, прочитал много книжек о «попаданцах». В том числе и на тему «прогрессирования СССР». Увы, если серьёзно стремиться строить, к примеру, тот же коммунизм, в том ключе, о котором я тебе рассказывал, как единственно жизнеспособном, материала я нашёл немного. Большинство книг было просвящено тому, как «укрепить советский тоталитаризм». При этом совершенно игнорировался тот факт, что затруднения СССР носили объективно-субъективный характер, и в последнем случае, реальные субъекты-проблемы СССР легко бы «нейтрализовали» в общем-то довольно «глупых» в необходимых вопросах «пришельцев».