Текст книги "Пришелец"

Автор книги: Артур Макгваер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

– Нашёл даже историю о тебе.

– Обо МНЕ?! Я кому-то в твоё время был интересен?

– Был. Не нужно лишней скромности, ты мог стать ВЕЛИКИМ. И почти к этому подошёл…

– А что обо мне написали?

– Некий «Атоммаш». Увы, всего лишь очередная поделка на тему «попаданцев», выдержанную в «ура!» тоне.

– И что тебе в ней не понравилось?

– Ну хотя бы тот момент, что автор даже близко не был знаком с реалиями нашего, здешнего Киева. Кстати, я попытался реализовать его предложение – устроиться на работу в КФХМИ. Что получилось, ты сам видел. За исключением научно-популярной составляющей роман тот откровенно слаб.

– А что ты ещё читал, о «пришельцах», аналогичных тебе?

– Аналогичных не было практически. Почти все авторы если и использовали перенос в «черепок» аборигена, как вышло со мной, то сознание собственника тела… уничтожалось. Что кстати, хорошо свидетельствует о моральном облике тех, кто писал. Может, кроме автора «Атоммаша» и нашлась пара-другая авторов, выбравшая иной вариант взаимодействия исконного и пришлого разумов, но их я не видел. Что самое забавное, для «облегчения» «натурализации» на месте, и видимо, под действием остатков «человечности», иные предлагали «перенос» сознания в голову аборигена-идиота. Мол одним сумашедшим меньше… обществу лучше. И при этом как-то упускали из виду то, что в психа быть может и легче «вселится», но вот будешь ты с этим мозгом… тоже психом.

Ну и наконец, на нашем примере, видно, что перенос – дело сложное. Мозг человека формировался на протяжении сотен миллионов лет как «эготрон». То есть «трон для одного» хозяина тела. Очевидно, не я такой один с Алексеем в природе умные. Попытки «захвата готовенького» в природе идут с самого начала существования жизни. Так что мозг должен быть просто «пронизан» «приспособами» для «устранения» таких вселенцев.

– А почему у тебя вышло?

– Наверно потому, что соборная мощь компьютер и моего мозга оказались сильнее, чем содержимое твоего черепка. Впрочем, лишившись поддержки компа из будущего, я вполне могу «раствориться» в твоей личности.

– Давай вернёмся к «нашим баранам», внезапно мысленно произнёс Митя. К тому, какую стратегию своих действий мы должны выбрать.

– За образец для «строительства», я думаю, стоит попытаться взять коммунаров того автора. Кажется его звали Павел Кучер. Его коммунары, при всех недочётах, наиболее жизнеспособны.

– А какие они?

Макаров оставшееся до закрытия библиотеки время рассказывал Бронштейну о «попаданцах» в семнадцатый век. Уже дома Бронштейн, выслушав интересное, судя по его комментариям, повествование, предложил:

– Почему бы не издать этот роман сейчас?

– Можно попытаться. Но, боюсь, воспримут многие идеи, описаные там «в штыки». Ибо сейчас по факту многие «пламенные революционеры» понимают социализм фактически, как «гуманизированный феодализм». И себе мы можем повредить – зачем нам знакомить наших возможных противников с нашими планами?

– Были ли Макаров, примеры РЕАЛЬНЫХ коммунаров, с которых можно брать пример?

– Увы, по фактам, такими примерами нужно пользоваться осторожно. Ни одна попытка буквально воплотить коммунистическую ячейку в реальную жизнь, в смысле создания долгоживущей и успешно отстаивающей право на существование успешной не была, по крайей мере о таких фактах не пишут. Впрочем, история – продажная женщина, обслуживает интересы государства. Так что возможно, такие сообщества были. Я по крайней мере читал упоминания о подозрительно похожем на коммуну сообществе городского типа, существовавшего в местечке Чатал-Гююк, это на территории нынешней Турции, на протяжении почти пяти тысяч лет! Вплоть до начала активного формирования первых государств в этой местности! Судя по раскопкам, и отсутствию ярко выраженного расслоения общества, это, возможно, была настоящая коммуна. Причём, несмотря на факты, официальная наука уже моего времени, пыталась отрицать «безклассовость» обнаруженного общества. Возможно, легенды о «золотом веке» берут своё начало оттуда.

– Макаров, а были ли в двадцатом веке успешные попытки создания коммун?

– Были те, которые можно условно считать успешными. Очень любят приводить в качестве примера успешной коммуны-колонии опыт Макаренко. Но, если внимательно читать его «Педагогическую Поэму», то можно обнаружить, что начало-то повествования подробное, а затем…, окончание «Поэмы» скомканное какое-то, приводятся достижения коммунаров без конкретики и описания жития-бытия «перековавшихся малолетних преступников». Думаю, так её закончили потому, что результат «перековки» противоречив оказался. Что на самом деле вышло у Макаренко? «Переплавка» психики малолетнего зверёныша в психику коммунара, или просто «дрессировка», натаскивание монстра «выглядеть прилично»? Я, Макаров, с высоты своих знаний склонен считать, что, в случае с «затянутыми на дно» обычными подростками имела место быть «перековка». А вот в случае с «зверёнышами» – «дрессировка», и кстати говоря, общество возможно крепко «обожглось» на подобном «перевоспитани». В результате, после того как поступление в такие коммуны «нормальных» резко уменьшилось, а «зверёныши» стали доминировать среди контингента, опыт этих коммун свернули, как безперспективный и опасный.

– Касательно стратегии наших действий. В общем, будем поступать так:

– Чтобы сохранить максимально возможную свободу – никаких «откровений», сразу могущих имет военное значение. С этой точки зрения «сага о кристаллах» – гениальна! Уже с мотором могут быть проблемы. Лазер – сложно сказать. Ожидания «гиперболоида» будут, но крепко обломаются на первых порах.

– Преподавать нужно так, чтобы те мысли, которые вызовут резкое неприятие, в следствие «зомбированности» пропагандой, рождались в умах аудитории на основании фактов, а не нашей агитации. То есть нужно максимально использовать опыт маевтики. Макаров посмотрел на книгу, посвящённую описанию методов этой риторики.

– Поскольку стране нужны кадры, закончил он, будет только справедливо, если рабочие велозавода сами, смогут найти оптимальные пути развития. Наша же задача – исподволь познакомить их с методами постиндустриальной экономики. Само слово «постиндустриал», думаю, использовать можно, но не стоит создавать впечатление, будто мы, я и ты, Бронштейн, «душа» происходящего. Так будет практичней.

Глава 23. Индустриализация на отдельно взятом заводе своими силами

Семён проснулся рано. Встал с койки, прошёл в сантехнический блок, недавно возведённый в общежитии, что было построено рядом с корпусом велозавода силами его комсомольской бригады. Впрочем, построено – слишком сильно сказано. Ребята из бригады Семёна, те, что нуждались в общежитии, очистили подсобное помещение, бывшего склада готовой продукции, от мусора, что накопился за прошедшие революционные годы. Замазали известково-глиняным раствором, запасы извести для которого были случайно найдены в одном из пыльных углов склада, многочисленные трещины в стенах. Поставили самодельные, из металлических бочек, печки, и напоследок – самодельные койки. Их сколотили из досок упаковочной тары, обнаруженной в обрушившемся от взрыва гранаты углу складского помещения. А вот сантехнический узел был новостройкой. На которой впервые опробовали самодельный раствор, возведя из гравия и битого кирпича, что в изобилии валялся на территории велозавода, помещения для будущей бани, туалет, и рукомойники.

Умылся холодной водой, из рукомойника, представлявшего собой ковш подвешенный на верёвке. Встряхнуся, прогоняя сон. Затем, накинув на плечи старую солдатскую шинель, пошёл в цех завода.

Было ещё рано. Сторож Сенька, тезка, сидевший, точнее спавший на скамье будки охранника проходной, встрепенулся, услышав шаги, и спросонья выпалил:

– Стой кто идёт!

– Это я, Семён. Решил, пока никого в цеху нет, пройтись, посмотреть…

– А, иди. Дежурный открыл дверь.

Цех радовал глаз чистотой, хотя и был обшарпан пролетевшими революционными вихрями.

Ребята Семёна, решив повысить производительность труда, перво-наперво рассортировали станки по степени изношенности. Часть станков разобрали, для ознакомления с конструкцией и ремонта. Другую часть капитально обслужили и поставили группой, так, чтобы работающим на них токарям, фрезировшикам и другим рабочим было удобно передавать друг другу заготовки и убирать рабочее место.

Сам цех был разделён на несколько секций, деревянными перегородками. Одна из них, огораживала участок около окна, где, в самом светлом месте, стояли три чертёжных доски. На одной из них ещё был закреплён лист «ватмана» склеенный из кусков обёрточной бумаги «рыбным» клеем, с незаконченным чертежом электромотора. Этим мотором, с переключаемыми обмотками, позволяющими грубо менять скорость вращения шпинделя, ребята из группы «электротехников» занимались уже неделю.

Посмотрев на чертёж, Семён прошёл в другую загородку. Там на новеньких инструментальных столах лежали самодельные инструменты, что успели изготовить за истекшее время.

Один из них Семёну до знакомства с Бронштейном был совершенно незнаком, – это была углошлифовальная машинка, или «болгарка», как её называл Матвей. Приводилась она в действие от самодельного компрессора, собранного из форсированного моторчика «Фафнир» и кислородного баллона, а также самодельного поршневого нагнетателя воздуха. Шланг высокого давления для опытного инструмента достал на одной из фабрик Нагульнов, активно помогавший энтузиастам «индустриализации».

Самым сложным в изготовлении оказался отрезной диск. Его делали из тряпок, карборундового порошка и фенол-формальдегидной смолы. Нет-нет, но раскрученный до исполинских оборотов диск разрывало, уже было несколько травм, хорошо хоть не тяжёлых. Пришлось сделать защитные очки, так как инструмент обладал прямо-таки дъявольской способностью запорашивать глаза мелкой абразивной пылью, летящей из реза.

Но с другой стороны, инструмент получился просто-таки «волшебным»!

Семён взял в руки «болгарку», посмотрел на манометр, показывавший остаточное давление в баллоне, и нашав на рычаг подачи сжатого воздуха, вслушался, как гудит инструмент, раскручивая отрезной диск.

Для «болгарки» была совершенно безразлична твёрдость разрезаемого материала. На спор Бронштейн разрезал этим инструментом пополам старый напильник, вдоль! И менее чем за десять минут!

Положив инструмент на место, Семён направился в противоположный угол бывшего цеха, откуда доносилось покашливание дежурившего всю ночь у «термоса» с расплавленной сталью Олега Макарова.

По пути он немного задержался у «регенератора». Так Бронштейн назвал собранную установку для прямого востановления железа, из любой железосодержащей руды. В её качестве решили использовать глину, обнаружив в ней высокое содержание окиси железа. Агрегат вышел довольно сложным, и использовал целых два мотора. Обслуживали его три человека, и надо сказать, работа у них была тяжёлой. Поскольку всеми процессами приходилось управлять «на глазок», вручную. Центробежная воздуходувка нагнетала в «газогенератор» воздух, полученный там светильный газ шёл в установку восстановления железа. Загружаемая в неё молотая в шаровой мельнице смесь глины и извести продувалась раскалённым генераторным газом, и железо, которого в глине было аж 15 % восстанавливалось до чистого металла. Который отделялся от остальной массы при помощи очень мощного электромагнита. Не содержащая железа масса поступала в бункер. Это был самый настоящий цемент, довольно неплохого качества. Раствором на его основе были скреплены стены «санитарного блока».

Сейчас, впрочем, «регенератор» мирно возвышался сплетением труб. Уголь для него ещё не завезли.

– Привет, Семён, прокашлявшись, поприветстствовал комсомольского вожака Олег.

– И тебе, Олег, не болеть. Чего кашляешь? Как дела?

– Простыл. Вот, смотрю за температурой в «термосе». Нужно соблюдать рекомендации Аносова, по температуре. Думаю, на этот раз мы чёрный булат изготовим…

Семён подошёл к стоящему на небольшом постаменте тиглю-термосу, потрогал его стенку голой рукой. Она была чуть теплой, благодаря термоизоляции из «вспененного» камня. Термос был, пожалуй, самой сложной вещью, изготовленной за прошедший с момента начала работ «по индустриализации» месяц.

Затем взгляд комсомольского вожака упал на печь новой конструкции, что была разработана энтузиастами взамен неэкономичных «буржуек». Конструкция, в которой использовали все достижения котлостроителей, до упоминаний о которых в разнообразной литературе сумел добраться Бронштейн, получилась очень удачной – новая печка потребляла супротив «буржуйки» раз в десять меньше топлива – дров, опилок и обрезков, угля, ветоши. Но, была довольно сложна в изготовлении и требовала дефицитных металлических труб и листа на корпус. Поэтому их, этих печек, пока изготовили две штуки. Одна была установлена в общежитии, а другая – здесь, обогревать цех.

Подержав руку над оголовками жаровых труб, Семён нахмурился – ток тёплого воздуха был совсем слабым. Заглянув в топку, он подбросил в печку дров, не обращая внимания на протесты Олега, и передвинул задвижку подачи воздуха на более интенсивное горение. Через минуту из жаровых труб печки потянуло горячим воздухом.

– Раз заболел, нечего на дровах экономить! – выговорил Семён Олегу. Мы с ребятами ещё привезём…

Постепенно в цех стали стягиваться проснувшиеся. До начала рабочего дня была ещё пара часов.

Семён, убедившись, что в цеху ощутимо потеплело, прошёл на задний двор завода. Там, под навесом, стояла подвода с едой, наменяной у крестьян из деревень, что окружали Киев.

Нагульнов, очень сильно разозлённый «афёрой с велосипедом», переговорил с кем-то из ОГПУ, и «прижимистого краскома» «запрягли» помогать велозаводу – заставили выделить лошадей и гужевой транспорт, для подвоза сырья и поездок по разным фабрикам и заводам.

Для решения «продовльственной проблемы», на велозаводе начали выпуск сельхозинвентаря, – лемехов плугов, кос, ножей, топоров, брусков для заточки, пил, элементов конской упряжи, гвоздей и многого другого. Эти товары выменивались у окрестных крестьян на продовольствие.

Опыт удался, и впервые рабочие велозавода смогли есть досыта. Несмотря на некоторое сопротивление в горсовете, где нашлись те, кто посчитал, что энтузиасты велозавода разбазаривают ресурсы, Нагульнов и поддержавшие его ответственные товарищи, которых весьма заинтересовал эксперимент рабочих велозавода, поддержали этот почин. Меновая торговля с крестьянами окружающих Киев деревень закрыла вопрос снабжения велозавода продовольствием.

Однако было решено не останавливаться на достигнутом. Бронштейн доходчиво объяснил, что успех мены – временен, до тех пор, пока крестьянам нужны промтовары, в связи с революционным лихолетьем и истощением их личных запасов они будут охотно менять еду. Но по мере «насыщения» спроса, эффективность мены снизится до недопустимого для процесса «индустриализации» уровня. Поэтому, уже была выделена под Киевом решением горсовета земля, в количестве трёхсот гектар, под создание «агрозавода», который должен был тесно сотрудничать с велозаводом и любыми другими предприятиями, решившими бы войти в «автономхоз «Кибер»».

У подводы суетились повара, перетаскивая мороженную конину на кухню, с которой апетитно тянуло запахом варящегося борща.

Позавтракали. Семён уплетал за обе щёки наваристый борщ с вкусным, ещё тёплым чёрным хлебом. Выпив кваса, он поднялся из-за стола и пошёл в цех, на «планёрку», предваряющую начало рабочего дня.

Обсуждение текущих дел было в самом разгаре.

– А я говорю, нужно строить промышленную установку! Чтоб, значит, за раз десяток тонн металла выплавлять!

– Постой, Олег, не кипятись! – осадил энтузиаста создания «собственного металлургического заводика» кто-то. Угля где столько возьмёшь? А? И загазованность будет сильная. Не говоря уж о необходимых для «промышленного регенератора» материалов. Скромнее надо быть! Как хоть, удалась плавка?

– Удалась, ребята! Есть чёрный булат!

– Живём братцы! Теперь резцов, свёрл, напильников наделаем! Подшипники наконец на свёрла наменяем!

– Здорово робяты! – спорящих вдруг прервал зычный бас Нагульнова. Я так послушал, удалась плавка?

– Удалась! – раздался нестройный гул голосов. Настоящий булат, высшего качества!

– Тады я соглашусь пожалуй с Олегом – надо делать промышленный аппарат! Ведь кроме булата он и цемент производит?! – в голосе Нагульного зазвучали торжествующие нотки. Молодец Бронштейн, такой аппарат придумал! Домна и близко не стоит, ей и руда богатая нужна, и окромя чугуна, с неё больше взятка нет!

– Не торопитесь. Голос Бронштейна, незаметно вошедшего в цех и с интересом слушавшего, прозвучал негромко, но веско. Макар Степнович, мы ещё толком режимы работы прототипа не изучили, так что строить промышленную установку рано ещё. А без них крупную установку делать просто опасно.

– Это почему? – агрессивно спросил Нагульнов.

– Дык в ней же горючий газ получается и используется. Если что не так, смешается с воздухом и… бабах! Сейчас «регенератор» маленький. Если бабахнет, то только его разворотит. А вот если большая установка рванёт, одним пожаром на заводе не отделаемся.

– Эх, жаль! Покажете, что у вас вышло?

Собравшиеся в цехе перешли в огороженный угол. Там пара рабочих уже вытаскивала из форм отлитые заготовки будущих резцов, полотен пил, напильников, свёрл и т. д.

Матвей подошёл к одной из остывших заготовок, имевшей форму плоского вытянутого параллелепипеда и взял его в руки.

Ещё горячий металл обжигал ладони через асбестовые перчатки, но терпеть было можно. Характерный узор и тёмно-серый, почти чёрный цвет весьма обнадёживали.

Пройдя в угол, где находился лабораторный стол, Матвей взял в руки инструмент и начал выяснять характеристики полученной заготовки сверла.

Через десять минут он сообщил результат:

– Образец годный. Завить винтом, заточить и можно сверлить металл.

Его слова вызвали оживление, даже аплодисменты. Повеселевшие рабочие разошлись по своим местам. Закипела работа. Заготовки разобрали, и в умелых руках они постепенно стали превращаться в готовый продукт.

Нагульнов, дождавшись испытания булатного резца, ушёл по своим делам.

Прошло два часа. Согласно утверждённому распорядку, Семён подошёл к висящему в цеху рельсу и пару раз ударил его металлическим прутом, возвещая перерыв.

Работавшие быстро собрались. Из углов цеха извлекли деревянные чурбаки, что использовались вместо стульев. Наступило время теоретических занятий.

Так, два часа работы и академический час лекций, перерыв на обед, и ещё пару раз по два часа работы, перемежающейся теоретическими занятиями, прошёл день.

Бронштейн ушёл домой. Семён, убедившись, что ребята из бригад собрали инструмент и убрали рабочие места, вернулся в общежитие. Глядя на читающих записанное днём ребят из своей комсомольской ячейки, он довольно улыбнулся, подумав:

– Ребята молодцы! Все понимают свою ответственность, разгильдяев нет! Правильно я тех засранцев погнал!

Матвей, вернувшись домой, прошёл на кухню, где ужинал Исидор, взял свою порцию еды, и поев, обратился к брату:

– Как Изя, дела в горсовете?

– Заканчиваю уже проводку. И работы пока не предвидется. Вот получил зарплату…

– Как закончишь, переходи к нам! Я один уже не справляюсь, мне бухгалтер нужен…

Исидор заметно оживился:

– Как дела с твоей «физической бухгалтерией»? Есть подвижки?

– Блин, без мощной вычислительной машины, типа той, что хотел построить Бэббидж, помнишь, я тебе читал о работах этого англичанина, трудно. Мне бы расчётчика. Ты же, Исидор, экономикой интересовался. Лишним определённо не будешь.

– Хорошо, Митя. К концу этой недели должен освободится, и сразу к Вам…

Глава 24. Есть у революции начало, нет у революции конца…

Рабочие велозавода, окружив плотным кольцом только что собранный велосипед, или, как всё чаще стали называть двухколёсные машины, байк, громко обсуждали новинку.

– Совершенно-то ведь не похож на немецкий!

– Дык материалы у нас не немецкие. Пришлось учесть. Посмотрим, что испытания покажут.

– Вот берут меня сомнения, что колёса долго прослужат, – высказал свои опасения Олег Ковальчук, главный «металлург», впрочем, он уже заслуживал этого звания без кавычек. Деревянные ведь. А нагрузка на них у байка весьма велика…

– Ну и что что деревянные? – возразил Олегу «разработчик» колёс. Во-первых, это дуб. Вываренный в олифе и запечённый в печи при почти полутора сотнях градусов! Во-вторых, он армирован стальной проволокой. В-третьих, видешь, у нашего байка вилка телескопическая, подпружиненная, с амортизатором-гасителем колебаний! И заднее колесо на маятнике установлено, а на нём – тоже амортизатор! И вел наш легче немецкого получился!

– Не знаю, ребята, всё-таки дерево – с сомнением вмешался в разговор старый слесарь Потапыч.

– Колёса на шинах, так что об камни не разобъёт! Шины специальные сделали, широкие. «Пробить» накачанное колесо до обода непросто.

Матвей, поправив на плече сидор с очередной «порцией» книг, выдержки из которых предстояло переписать в свои лекционные тетради учащимся рабфака, впрочем, его буквально вчера переименовали в СпТУ станкостроения, вошёл в цех, когда обсуждение первого полностью изготовленного на велозаводе «байка-вездехода» было в самом разгаре. Тихо подошёл к группе спорящих, послушал, о чём речь.

Бронштейна заметили. Плотное кольцо вокруг велосипеда расступилось, и Матвей смог подойти к байку.

Провёл рукой по чёрной, окрашенной морилкой и вываренной в олифе поверхности колёс. На вид они были копией колёс «элитных» электробайков времён Макарова. Лишь вблизи было видно, что материал – не углепластик, а морёный дуб. Склеенные «рыбным клеем», варившемся из голов рыб, по старинному рецепту, которым с энтузиастами индустриализации поделился один из работников, колёса были довольно прочными. Вдобавок, они были «прошиты» стальными проволоками, добавлявшими прочности. Шесть деревянных «спиц» соединяли обод с центральной втулкой, похожей на втулку велосипеда «BMW». Шины и камеры колёс – были изготовленны собственноручно Матвеем. Из синтетического стереорегулярного изопрена, синтез которого из светильного газа, при помощи особого «суперкатализатора», делавшего ненужными высокое давление и температуру, сумел по памяти наладить Макаров. Любопытно, но пока никто из работавших на заводе, за прошедшие три месяца уже успевшие привыкнуть к буквально ежедневным технологическим находкам, не осознал, что собственно, было достигнуто. Ну резина и резина. Сами делаем…

Подняв одной рукой тридцатикилограммовый байк, Матвей осмотрел его вблизи. Велосипед буквально «дышал» инородностью. Внешне напоминая электробайки десятых годов двадцать первого века. Правда, изделие киевского велозавода не имело электропривода, обходясь обычным педальным. Но всёж кое-что необычное, помимо дизайна и амортизации, у него, связанное с регулированием скорости, было. Копия трёхскоростной планетарной втулки «Шимано», что сумел воспроизвести в числе прочего, Макаров, ибо в свою бытность в Германии был заядлым велосипедистом, справедливо считая байк «машиной здоровья»…

Копирование втулки попортило много нервов Макарову, который хотел воспроизвести «Шимано» один в один. В конце концов ему удалось добиться нужной крепости от шестерён, но технология их изготовления, предусматривающая зонную закалку, делала втулки нетехнологичными. Поэтому также были освоены втулки заднего колеса «Торпедо», благо что на немецком «BMW» была именно такая.

Колёса байка, кстати, полированные, помимо шин обладали также дисковыми тормозами, спереди и сзади.

А вот цепь, против ожидания, не использовалась. Вместо неё Макаров предложил карданный вал, ссылаясь на его большую простоту, в противовес цепи. Действительно, цепь требовала более твёрдых материалов, и хотя чёрный булат вполне подходил, отстутствие необходимых станков для его обработки делало изготовление цепей менее производительным, чем карданных валов. Конические шестерни, заменявшие ведущую и ведомую звёздочки, а также конические шестерни на концах карданного вала были спрятаны в пылезащитные кожухи.

Матвей поставил байк на колёса и сев на него, проверил, как накачаны камеры.

Увидев это, один из рабочих, собиравших велосипед, произнёс:

– Колёса накачали хорошо, три очка в переднем и четыре – в заднем. Отличная резина у тебя получилась, Матвей! Держит!

Процесс изучения байка был внезапно прерван громким голосом Николая Островского, который въехал в цех прямо на служебном «BMW», велосипеде, бывшем подарке Матвею, конечно.

– Ребята! Новость – я узнал, что на запорожском заводе делают трактора! Вот, только что оттуда, говорил с их главным инженером. Тамошние энтузиасты тракторостроения как узнали, что мы можем выпускать качественные детали дизельных двигателей, затребовали к себе спецов. Ты как, Матвей, можешь ехать?

– Хоть сейчас, если ребята отпустят. Как, товарищи, дадите мне испытать новый байк в «боевых» условиях?

– Не вопрос, Матвей! Ты, фактически, создатель этого велосипеда, тебе и испытывать! – дал добро на поездку Семён.

Подготовка к поездке однако, растянулась почти на неделю. Помимо необходимости тщательно продумать, что взять с собой в довольно неблизкий путь от Киева до Кичкасса, была и ещё одна причина задержки, скорее приятная для самолюбия Бронштейна, чем досадная.

На велозавод приехали кинокорреспонденты. Ранним солнечным майским утром во двор общежития въехало авто, весьма потрёпанного вида.

Глава шумной и нагловатой толпы, вывалившейся из него, Дзига Вертов, представившись, сразу спросил:

– Это здесь расположилась знаменитая коммуна «киберовцев»? Нам дано задание снять фильм про ваше житьё-бытьё.

Матвей, как раз выходивший из санитарного блока общежития после душа, направился к собравшейся вокруг приехавших толпе. Его заметил Семён, и представил Вертову:

– Вот наш Кулибин. Без него трудно пришлось бы.

– Привет, товарищ. Вертов крепко пожал руку немного растерявшемуся Бронштейну. Впрочем, Макаров, увидев затруднения Мити, сразу перехватил инициативу:

– И вам привет от трудового народа. С чем пожаловали? Откуда о нас знаете?

– Пожаловали из Москвы, снять фильму о вашем «союзе коммунистических фабрик». Это правда, что вы, опираясь только на свои силы, решили провести в Киеве «индустриальную революцию»?

– Пытаемся.

– Вами заинтересовались в Совнаркоме. Вот, должны по заданию товарища Дзержинского снать про вас фильм, разузнать, что у вас тут происходит.

– Товарищ, товарищ, Вертова безцеремонно оттёр в сторону невысокий человек «профессорско-донкихотского типажа». Вас зовут Матвей Петрович Бронштейн?

– Угу, я Бронштейн. А в чём дело?

– Это правда, что вы наладили выпуск синтетического каучука?

– Правда. А что здесь такого? – Макаров, который узнал «профессора», с трудом удержался от того, чтобы не улыбнуться.

– ПРАВДА?!!! Нет, на самом деле Вы освоили синтез синтетического изопрена?

– Я, Макаров продолжил игру «в непонимание», откровенно наслаждаясь сценой, не понимаю, почему вы так возбуждены, товарищ? Кстати, вы не представились.

– Лебедев, Сергей Васильевич. Я очень хотел бы взглянуть на установку…

– А вы уполномочены? – Макаров молча смеялся, продолжая играть в «непонимание и недоверчивость кондового коммунара».

– Уполномочен. До меня дошли неправдоподобные слухи о том, что в Киеве наладили выпуск синтетического каучука высокого качества и уже во всю им ТОРГУЮТ! Я, сам, по своей инициативе, обсудил этот вопрос с товарищем Дзержинским, и отправился в командировку, разузнать подробности. Если то, что Вы, товарищ Бронштейн, утверждаете, правда, то… Вы даже не представляете, какую революцию в химической науке, и конкретно, органическом синтезе, совершили!!!

– Так уж и Революцию! Всего лишь, вместе с энтузиастами-химиками, нашли способ получения стереорегулярного изопренового каучука из… светильного газа, смеси окиси и двуокиси углерода, и водорода.

При этих словах лицо Лебедева на несколько мгновений приобрело ошарашенный вид.

Затем он решительным тоном потребовал:

– Ведите! Я должен увидеть всё своими глазами!

Химический реактор располагался рядом с «регенератором». Газогенератор установки увеличили, и перешли с чисто воздушного, на парокислородное дутьё, после того, как был отлажен термодиффузионный разделитель воздуха, выделявший из последнего чистый кислород, который диффундировал через раскалённую тонкую пластину внутри аппарата, отделяясь от азота и других газов. Пар получался при утилизации избыточного тепла выходящих из «регенератора» газов. Кстати, для его получения недавно, изготовив из особого сплава трубы, использовали канализационные стоки санблока велозавода и технологические воды.

От газогенератора отходили две трубы. Большего диаметра подавала полученный генераторный водяной газ в камеру «обжига извести», который, обжигая порошок известняка попутно очищался от сернистых соединений, а затем восстанавливал окись железа, что содержалась в подаваемом в реактор мелком порошке железистой глины. Затем, после отделения восстановленного железа, глиняная и известковая пыли смешивались и дополнительно обжигались дожигом непрореагировавшего водяного газа кислородом. После в циклоне полученный цемент отделялся, а очищенный раскалённый газ поступал в парогенератор, затем, уже охладившись, выбрасывался в дымовую трубу велозавода.

Труба меньшего диаметра шла сначала на «ультрафильтр», очищаясь от посторонних, отличных от угарного газа и водорода, примесей. После чего очищенный водяной газ, поступал в «изопреновый реактор», где спецкатализатор превращал его в молекулярные нити стереорегулярного изопренового каучука. Причём молекулярную массу нитей можно было выбирать, просто меняя температуру в реакторе.

Лебедев, увидев реактор, испытал самый настоящий шок. Впервые Бронштейн и Макаров вживую видели выражение лица у человека, характеризующееся словами «уронил челюсть».

– Но как?!!! Боже мой, этого не может быть, – от волнения Лебедев выразился старорежимно. Впрочем, спустя минуту он пришёл в себя и перешёл на деловой тон:

– Как вы осуществляете реакцию? Я, интересовался разработками получения дивинилового каучука. И сам работал над технологией его синтеза. Дивинил получают на цеолитовом катализаторе из винного спирта. А у вас – смесь водорода и окиси углерода! Очень простых веществ, в отличии от молекулы спирта! Что у вас за катализатор? И, кстати, ваш реактор сейчас работает?!

– Ну да. Круглосуточно, по просьбе товарища Нагульнова. Резина очень нужна заводам Киева.

– Но как?! Лебедев снова пришёл в состояние сильнейшего волнения, потрогав стенку реактора.