Текст книги "Все расследования Шерлока Холмса"

Автор книги: Артур Конан Дойль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

Глава II. Суть дела

Мисс Морстен вошла в комнату уверенно и непринужденно. Это была юная леди со светлыми волосами, невысокого роста, стройная, в идеально сидящих перчатках. То, как мисс Морстен была одета, не оставляло сомнения, что она обладает прекрасным вкусом. Однако в наряде ее чувствовалась скромность и простота, что наводило на мысль о стесненных обстоятельствах. На ней было шерстяное платье сдержанного серого цвета, без отделки и плетений, на голове – небольшой тюрбан того же неброского оттенка, оживленный лишь маленьким перышком сбоку. Нельзя сказать, что лицо девушки было прекрасным или имело идеальную форму, но смотреть на него было приятно, тем более что большие синие глаза ее излучали доброту и одухотворенность. Я побывал на трех континентах и видел женщин разных рас и национальностей, но нигде не встречал лица, которое бы так откровенно говорило об утонченной натуре и о чутком сердце. Когда мисс Морстен села на стул, предложенный Шерлоком Холмсом, я не мог не заметить, что у нее дрожат губы и трясутся руки, что указывало на крайнее внутреннее волнение.

– Я пришла к вам, мистер Холмс, – сказала мисс Морстен, – потому что вы однажды помогли моей хозяйке, миссис Сесил Форрестер, распутать одну семейную историю. Ваша отзывчивость и мастерство произвели на нее огромное впечатление.

– Миссис Форрестер? – задумчиво повторил мой друг. – Да, помню, я немного помог ей. Но дело это было совсем несложным.

– Она так не считает. Но мое дело вам простым не покажется. Я не могу себе представить что-либо более странное и необъяснимое, чем положение, в котором я оказалась.

Холмс потер руки, в глазах его блеснул огонек. Не вставая с кресла, мой друг подался вперед, и его чисто выбритое ястребиное лицо приняло выражение глубочайшего внимания.

– Изложите суть дела, – коротко, по-деловому произнес он.

Мне показалось, что мое присутствие может смутить посетительницу.

– С вашего позволения я уйду, – сказал я и поднялся с кресла, но, к моему удивлению, девушка жестом затянутой в перчатку руки остановила меня.

– Если ваш друг останется, – сказала она Холмсу, – он окажет мне неоценимую услугу.

Я вновь опустился в кресло.

– Я коротко изложу факты, – продолжила мисс Морстен. – Мой отец служил в Индии. Когда я была еще совсем маленькой, он отправил меня домой, в Англию. Моя мать умерла, и родственников здесь у нас не было, поэтому отец отдал меня в хороший пансион в Эдинбурге. Там я оставалась, пока мне не исполнилось семнадцать лет. В 1878 году отцу, который был старшим офицером полка, дали двенадцатимесячный отпуск и он отправился домой. Из Лондона он прислал мне телеграмму, в которой сообщал, что добрался благополучно, и просил меня приехать поскорее в гостиницу «Лэнем», где он остановился. Помню, что послание его показалось мне очень душевным, мне так приятно было осознавать, как сильно он меня любит. Приехав в Лондон, я отправилась в «Лэнем». Там мне сказали, что капитан Морстен действительно у них остановился, но прошлой ночью он куда-то ушел и до сих пор не возвращался. Я прождала его весь день, но он так и не появился и никаких вестей от него не было. Вечером по совету управляющего гостиницей я обратилась в полицию, и с их помощью уже на следующее утро во всех газетах вышло объявление об исчезновении моего отца. Но это не дало никакого результата и с того самого дня я больше о нем не слышала. Он так спешил домой, хотел отдохнуть здесь, набраться сил, а вместо этого… – Девушка закрыла лицо руками и сдержанно всхлипнула, прервав свой рассказ.

– Назовите точную дату. – Холмс открыл свою записную книжку.

– Исчез он третьего декабря 1878 года… Почти десять лет назад.

– А его багаж?

– Остался в гостинице. Но среди его вещей не было ничего, что хоть как-то могло бы подсказать… Кое-какая одежда, несколько книг и довольно большая коллекция всяких редкостей с Андаманских островов. Он служил там офицером в части, охранявшей тюрьму.

– В Лондоне у него были друзья?

– Я знаю только… майора Шолто, с которым они служили в Тридцать четвертом бомбейском пехотном полку. Майор вышел в отставку незадолго до приезда отца и поселился в Аппер-Норвуде. Я, конечно, к нему обратилась, но он даже не знал, что его армейский товарищ приезжал в Англию.

– Весьма любопытно, – заметил Холмс.

– До самого интересного я еще не дошла. Около шести лет назад, если точнее, четвертого мая 1882 года, в «Таймс» появилось объявление на имя мисс Мэри Морстен. В нем говорилось, что в моих интересах откликнуться на него. Ни имени, ни адреса указано не было. Я тогда только устроилась гувернанткой к миссис Сесил Форрестер. Она мне и посоветовала напечатать свой адрес в колонке объявлений. В тот же день мне по почте пришла маленькая картонная коробочка, а в ней была жемчужина, очень большая и красивая. Ни письма, ни какого-либо объяснения не прилагалось. С той поры каждый год в один и тот же день я получаю точно такую же коробочку с точно такой же жемчужиной и не имею ни малейшего понятия о том, кто их шлет. Я отнесла жемчуг ювелиру, и он сказал, что это редкие и очень дорогие жемчужины. Вы и сами в этом можете убедиться.

Она раскрыла плоский коробок и показала шесть самых изумительных жемчужин, которые мне когда-либо приходилось видеть.

– То, что вы рассказали, очень интересно, – сказал Шерлок Холмс. – Еще что-нибудь необычное с вами происходило?

– Да, и не далее как сегодня утром. Поэтому-то я и приехала к вам. Я получила вот это письмо. Если хотите, можете сами его прочитать.

– Благодарю вас, – сказал Холмс. – И конверт, пожалуйста. На штампе указано «Лондон, S. W.», дата – седьмое июля. Гм! На углу отпечаток мужского большого пальца… Может быть, его оставил почтальон. Бумага дорогая. Конверт по шестипенсовику за пачку. Этот человек следит за своей канцелярией. Адрес не указан. «Будьте сегодня в семь часов вечера у театра «Лицеум» у третьей колонны слева. Если боитесь, можете привести с собой двух друзей. К вам отнеслись несправедливо, и я хочу исправить это. Не обращайтесь в полицию. Если сделаете это, ничего не получится. Доброжелатель». Должен вам сказать, это действительно довольно любопытная загадка. Как же вы намерены поступить, мисс Морстен?

– Я хотела просить вас помочь мне.

– Что ж, конечно же, я пойду с вами. Отправимся вместе, вы, я и… А почему бы и нет, доктор Ватсон. Ваш корреспондент пишет, что вы можете взять с собой двух друзей. Мы с доктором уже работали вместе.

– Но согласится ли он? – как-то проникновенно сказала мисс Морстен и робко посмотрела в мою сторону.

– Я буду искренне рад помочь вам! – горячо воскликнул я.

– Вы оба так добры, – сказала она. – Я живу уединенно, и у меня нет друзей, к которым я могла бы обратиться. Если я заеду за вами в шесть, это будет не поздно?

– Хорошо, только не опаздывайте, – сказал Холмс. – Еще один вопрос, мисс Морстен. Скажите, этот почерк тот же, что и на коробках, в которых присылали жемчужины?

– А они у меня с собой, – сказала она и достала несколько листов оберточной бумаги.

– Вы просто идеальный клиент, чувствуете, что может помочь делу. Давайте посмотрим. – Он разложил листы на столе и быстро, но внимательно осмотрел каждый. – Почерк изменен. На всех, кроме последнего, – наконец вынес Холмс свой вердикт. – Но очевидно, что это писал один и тот же человек. Видите, «е» везде написано неразборчиво и отдельно от остальных букв, а конечная «s» имеет закругленный хвост. Сомнений нет. Мисс Морстен, я бы не хотел, чтобы у вас появились ложные надежды, но этот почерк не напоминает почерк вашего отца?

– Совершенно не похож.

– Я так и думал. Что ж, ждем вас в шесть. Если позволите, эти бумаги пока останутся у меня. У меня еще есть время подумать над этим делом, сейчас только половина четвертого. Au revoir[61]61
  До свидания (фр.).


[Закрыть].

– Au revoir, – сказала наша гостья, сверкнув ясными глазами, спрятала коробочку с жемчужинами за корсаж и ушла.

Стоя у окна, я наблюдал, как она торопливо идет по улице, пока ее серый тюрбан со светлым перышком не растворился в мрачной толпе.

– Какая симпатичная девушка! – сказал я, поворачиваясь к своему другу.

Он уже успел снова разжечь свою трубку и теперь сидел с полузакрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла.

– В самом деле? – нехотя оторвался Холмс от своих мыслей. – Я не обратил внимания.

– Какой же вы сухарь! – воскликнул я. – Иногда мне кажется, что вы не человек, а просто счетная машина какая-то!

Он усмехнулся.

– Чрезвычайно важно, – сказал мой друг, – не допускать, чтобы личные качества человека влияли на ход ваших мыслей. Для меня клиент – лишь отдельная единица… один из факторов, составляющих проблему. Эмоции мешают работе, не дают мыслить четко и логично. Самая красивая женщина, какую я когда-либо видел, была повешена за то, что отравила троих своих детей, рассчитывая получить за них страховку, а самый уродливый мужчина, которого я знаю, – филантроп, потративший почти четверть миллиона на лондонских бедняков.

– Да, но в этом случае…

– Я не делаю исключений. Исключения опровергают правила. Вам не приходилось изучать характер человека по его почерку? Что вы скажете об этом?

– Написано разборчиво, ровно. Должно быть, это человек деловой, с характером, – предположил я.

Холмс покачал головой.

– Посмотрите на высокие буквы, – сказал он. – Они почти не выступают из строчек. Вот эта «d» выглядит почти как «a», а эта «l» – как «e». Уверенные в себе люди всегда выделяют высокие буквы, каким бы неразборчивым ни был их почерк. Строчные «k» он пишет по-разному, хотя в прописных буквах чувствуется самоуважение. Мне нужно уйти, Ватсон, хочу навести кое-какие справки. Вам я посоветую пока почитать вот эту книгу… Это одно из величайших произведений, когда-либо написанных. «Мученичество человека» Уинвуда Рида. Я вернусь через час.

Я сидел у окна с раскрытой книгой в руках, но мысли мои были далеко от смелых писательских фантазий. В ту минуту я думал о нашей посетительнице… Вспоминал ее улыбку, красивый грудной голос, странную загадку, которая вторглась в ее жизнь. Если мисс Морстен было семнадцать, когда пропал ее отец, сейчас ей должно быть двадцать семь. Какой чудесный возраст. В этом возрасте юность перестает быть самодостаточной, жизнь накладывает на человека отпечаток и заставляет его быть более благоразумным. Так я сидел и размышлял, пока в голову мне не начали приходить мысли столь опасные, что я поспешно пересел за свой письменный стол и углубился в последний трактат по патологии. Кто я такой, чтобы позволять себе подобные мысли! Отставной полковой лекарь с простреленной ногой и скудным банковским счетом. Мисс Морстен – отдельная единица, фактор, не более. Если меня ждет мрачное будущее, нужно принять это как подобает мужчине, а не витать в облаках, мечтая о несбыточном.

Глава III. В поисках решения

Холмс вернулся, когда на часах было половина шестого. Он был бодр, энергичен и в прекрасном расположении духа, в общем, находился в том настроении, которое обычно приходило на смену глубочайшей депрессии.

– Дело это вовсе не столь загадочно, – сказал он, принимая из моих рук чашку чая. – Похоже, существует лишь одно объяснение фактам.

– Как? Неужели вы уже разгадали эту загадку?

– Ну, так говорить я бы не стал. Я всего лишь нашел отправную точку, с которой можно начинать строить выводы. Но это даже не точка, это жирное пятно. Мне, правда, пока еще не хватает кое-каких деталей. В общем, только что, просматривая подшивку «Таймс», я обнаружил, что майор Шолто, проживавший в Аппер-Норвуде и служивший ранее в Тридцать четвертом бомбейском пехотном полку, умер двадцать восьмого апреля одна тысяча восемьсот восемьдесят второго года.

– Холмс, вы, вероятно, сочтете меня тупицей, но, если честно, я не понимаю, что нам это дает.

– В самом деле? Вы меня удивляете, Ватсон. Что ж, давайте посмотрим на это под таким углом. Капитан Морстен исчез. В Лондоне есть лишь один человек, к кому он мог пойти: это майор Шолто. Но майор заявил, что не знал о том, что его друг тогда находился в Лондоне. Через четыре года Шолто умирает. Не прошло и недели со дня его смерти, как дочь капитана Морстена получает ценный подарок, через год еще один, потом еще и еще, пока все это не заканчивается письмом, в котором ее называют жертвой несправедливости. О чем может идти речь? Конечно же, это как-то связано с ее отцом. А почему подарки стали приходить сразу же после смерти Шолто? Да потому что его наследнику стало известно о некой тайне и он захотел вернуть мисс Морстен то, что, как он считает, принадлежит ей по праву. Можете вы предложить другое объяснение, которое связало бы воедино все эти факты?

– Но что за странная форма восстановления справедливости! И почему наследник этот написал письмо только сейчас, а не шесть лет назад? На какую справедливость может рассчитывать мисс Морстен? На то, что ее отец все еще жив? Вряд ли. Больше ведь она нам ни о чем не рассказала.

– Вопросы, конечно же, еще остались, – задумчиво произнес Шерлок Холмс. – Но наша сегодняшняя вылазка все объяснит. Ага, вот и кеб, пожаловала мисс Морстен. Вы готовы? Тогда давайте скорее спускаться, время поджимает.

Я взял шляпу и самую тяжелую свою трость. Я заметил, что Холмс достал из ящика стола револьвер и положил его себе в карман. Судя по всему, мой друг предполагал, что ночью нас ждет серьезная работа.

Мисс Морстен куталась в темный плащ, ее милое лицо было спокойно, но бледно. Она не была бы женщиной, если бы это странное дело, ради которого мы собрались вместе, не тревожило ее. Впрочем, держалась она молодцом и с готовностью отвечала на все вопросы Шерлока Холмса.

– Майор Шолто был очень близким другом папы, – сказала девушка. – В письмах отец постоянно о нем упоминал. Они с папой командовали военным отрядом на Андаманских островах и многое пережили вместе. Кстати, в письменном столе у папы нашли странную бумагу, которую никто не сумел прочитать. Я не думаю, что это что-то важное, но решила, что вы, возможно, захотите взглянуть на нее, поэтому захватила ее с собой. Вот она.

Холмс бережно развернул сложенный лист и расправил его на колене, после чего принялся самым внимательным образом рассматривать через увеличительное стекло.

– Бумага изготовлена в Индии, – прокомментировал он, водя над документом складной лупой. – Какое-то время она была приколота к стене. Чертеж на ней – это часть плана какого-то большого здания с многочисленными залами, коридорами и переходами. В одном месте стоит небольшой крестик, нарисованный красными чернилами. Над ним карандашом приписано: «3,37 слева», надпись выцвела. В левом углу – интересный значок, похожий на четыре стоящих рядом крестика, соединяющихся концами, рядом грубыми и неровными буквами написано: «Знак четырех. Джонатан Смолл, Магомет Сингх, Абдулла Хан, Дост Акбар». Нет, признаюсь, я не вижу, как это связано с нашим делом. Хотя документ явно важный. Его бережно хранили между страницами книги, так как обе стороны листа одинаково чистые.

– Да, мы нашли бумагу в записной книжке отца.

– Сохраните этот документ, мисс Морстен, он может нам пригодиться. Я начинаю подозревать, что дело это намного глубже и сложнее, чем я полагал вначале. Мне нужно это обдумать. – Холмс откинулся на спинку сиденья, и по сдвинутым бровям и отсутствующему взгляду я понял, что он напряженно думает. Мы с мисс Морстен стали вполголоса разговаривать о нашей поездке и о том, чем она может закончиться, но Шерлок Холмс хранил упорное молчание до конца пути.

Был сентябрьский вечер, около семи часов, но огромный город уже сделался хмурым и неуютным. Густой туман опустился на землю, то и дело срывался дождь, и грязные серые тучи низко нависли над раскисшими улицами. Фонари на Стрэнде превратились в редкие тусклые блики, бросающие рассеянный мерцающий свет на скользкую мостовую. Желтый блеск витрин с трудом пробивался через густой и душный от влаги и человеческих испарений воздух на запруженные людьми улицы. В бесконечном мелькании освещенных блеклым светом лиц было что-то зловещее, потустороннее. В узком коридоре света возникало то хмурое, то веселое, то озабоченное, то жизнерадостное лицо. Как весь род людской, они появлялись из темноты на свет и снова исчезали во мраке. Я человек не впечатлительный, но пасмурный тоскливый вечер и мысли о странном деле, которое привело нас сюда, вызывали у меня тревогу; настроение испортилось. По тому, как держалась мисс Морстен, было видно, что она испытывает то же самое. Только Холмс не поддавался всеобщему унынию. У него на коленях лежала открытая записная книжка, и время от времени он вносил в нее какие-то цифры и заметки, подсвечивая себе карманным фонариком.

Улицы у боковых входов в театр «Лицеум» уже были заполнены людьми. К парадному входу подъезжали кебы и кареты, оттуда высаживались мужчины в белоснежных накрахмаленных манишках и дамы в бриллиантах. Экипажи тут же с грохотом отъезжали в сторону, уступая место следующим. Едва мы пробились к третьей колонне, возле которой должна была состояться встреча, как к нам подошел невысокий смуглолицый юркий человек в костюме кучера.

– Вы – мисс Морстен? – спросил он.

– Да, я – мисс Морстен, а эти джентльмены – мои друзья, – сказала девушка.

Он окинул нас проницательным взглядом.

– Прошу прощения, мисс, – строго произнес незнакомец, – но мне дано указание взять с вас слово, что никто из ваших спутников не служит в полиции.

– Даю вам слово, – сказала она.

Он громко, по-разбойничьи свистнул, и один из беспризорников тут же подогнал к нам экипаж и открыл дверцу. Встретивший нас мужчина взобрался на козлы, а мы заняли места внутри. Как только дверца экипажа захлопнулась, кучер стегнул лошадь и мы бешено понеслись по окутанным туманом улицам.

Интересное получалось дело. Мы не знали, куда и с какой целью нас везут. Либо все это могло закончиться пшиком, что было маловероятно, либо нам предстояло узнать что-то очень важное, на что у нас были все основания надеяться. Мисс Морстен держалась как обычно, уверенно и спокойно. Я пытался хоть как-то развеселить ее рассказами о своих афганских приключениях, но, откровенно говоря, сам до того был взволнован всей этой таинственностью и так хотел узнать, что ждет нас впереди, что истории мои получались немного бессвязными. Мэри по сей день утверждает, что в одном из своих рассказов я упомянул, как однажды ночью ко мне в палатку заглянул мушкет и я пальнул в него из двуствольного тигренка. Поначалу мне удавалось следить, в каком направлении мы движемся, но вскоре, из-за быстрой езды, тумана и плохого знания лондонских улиц я перестал ориентироваться и с уверенностью мог сказать лишь то, что едем мы очень долго. Но Шерлока Холмса трудно было сбить с толку. Он бормотал вполголоса названия площадей и извилистых переулков, по которым громыхал экипаж.

– Рочестер-роуд, – произнес он. – Теперь Винсент-сквер. А сейчас выезжаем на Воксхолл-бридж-роуд. Судя по всему, нас везут в сторону Суррея. Я так и думал. Мы заехали на мост. Видно, как блестит вода.

И действительно, мы успели рассмотреть величавую Темзу, в широких молчаливых водах которой отражались зажженные фонари, но экипаж не сбавлял темпа, и скоро мы снова углубились в лабиринт улиц, но уже на другом берегу реки.

– Вордсворт-роуд, – продолжал перечислять мой друг. – Прайори-роуд. Ларк-холл-лейн. Стокуэлл-плейс. Роберт-стрит. Колд-харбор-лейн. Похоже, нас везут не в самые фешенебельные районы.

И в самом деле, мы углубились в какие-то мрачные и подозрительные кварталы. Длинные ряды темных кирпичных домов лишь кое-где на углах уступали место ярко освещенным дешевым пабам. Потом пошли двухэтажные виллы с миниатюрными садиками и снова бесконечные кирпичные дома – щупальца, которыми огромный чудовищный город оплел окружающую его деревенскую местность.

Наконец кеб, выехав на очередную улицу, остановился у третьего дома от начала. Все стоящие рядом дома пустовали, и тот, у которого остановились мы, был таким же темным, только в окне кухни слабо мерцал свет. Однако когда мы постучали, дверь тут же открылась и нас встретил слуга-индус в желтом тюрбане и белых свободных одеждах, перепоясанных желтым кушаком. Было странно видеть столь колоритную восточную фигуру в дверях обычного третьесортного пригородного дома.

– Саиб ждет вас, – сказал он, и в ту же секунду откуда-то изнутри послышался тонкий, писклявый голос.

– Веди их ко мне, китматгар, – закричали из дома. – Веди их прямо ко мне.