Текст книги "Земная империя"

Автор книги: Артур Чарльз Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Глава 10 КОНЕЦ СВЕТА

На планетах с низкой гравитацией и плотной атмосферой вездеходы на воздушной подушке – весьма привлекательный вид транспорта, хотя и не безупречный. В особенности это касается перемещения по равнинам, покрытым рыхлым снегом. Когда вездеход достигает крейсерской скорости двести километров в час, позади клубится метель, препятствующая всякому движению. Зато передний обзор остается превосходным.

Однако их вездеход перехлестывал крейсерскую скорость и шел на трехстах. Дункан уже начинал жалеть, что не остался дома. Эта поездка вовсе не требовала его участия, и было бы крайне глупо сломать шею за пару дней до отлета на Землю.

Впрочем, ничто не предвещало опасности. Аммиачный снег, над которым они летели, лежал ровным слоем. Трещины и разломы в этих местах отсутствовали, так что движение на предельной скорости было вполне оправданным. Этой возможности Дункан дожидался несколько лет и не хотел ее упускать. Еще никому не удавалось наблюдать «воскового червя» в активной фазе всего в восьмидесяти километрах от Оазиса. Сейсмографы засекли характерные признаки этого феномена, и компьютер мгновенно выдал сигнал оповещения. Еще через десять минут вездеход покинул шлюз и помчался над снежной равниной.

Сейчас они приближались к низким склонам горы Шеклтон – небольшого смирного вулкана. Первые поселенцы, исследовав его характер, причислили вулкан к добрым соседям и рискнули строить город менее чем в сотне километров от него. «Восковые черви» почти всегда были связаны с вулканами, а некоторые порождались ими. По меткому замечанию одного из пионеров освоения Титана, это напоминало «взрыв на фабрике спагетти». Неудивительно, что открытие «червей» наделало столько шума в научном мире: сверху они были здорово похожи на защитные туннели вроде тех, что на Земле прорывали термиты и другие общественные насекомые.

Но к великому огорчению экзобиологов, происхождение здешних туннелей оказалось природным явлением, аналогичным земным лавовым трубкам, только с гораздо меньшей температурой. Судя по показаниям сейсмографов, голова «воскового червя» двигалась со скоростью до пятидесяти километров в час, выбирая склоны не круче десяти градусов. Когда давление (а именно оно служило движущей силой) было достаточно высоким, «черви» могли ненадолго подняться и на более крутой склон. «Голова», состоящая из горячих нефтепродуктов, оставляла за собой туннель диаметром около пяти метров. «Восковые черви» считались благословенным природным даром; они не только служили ценным источником сырья, но и создавали помещения под склады и хранилища.

Туннели годились даже под временное жилье, если, конечно, людям удавалось приспособиться к стойкой гамме весьма специфических запахов.

У водителя вездехода была и другая причина для спешки – сезон затмений. Дважды в течение сатурнианского года, накануне равноденствий, Солнце почти на шесть часов скрывалось за невидимой громадой Сатурна. В отличие от Земли, дневной свет исчезал не постепенно, а с шокирующей внезапностью. Гигантская тень Сатурна накрывала Титан, наказывая беспечных путешественников, забывших взглянуть на календарь.

Сегодняшнее затмение должно было начаться через час. Если дальнейший путь не преподнесет никаких сюрпризов, у них вполне хватит времени добраться до «червя». Вездеход несся над поверхностью узкой долины, окаймленной удивительно красивыми аммиачными скалами. Здесь присутствовали все оттенки синего: от нежнейшего сапфира до глубокого, насыщенного индиго. По богатству красок Титан занимал первое место среди планет Солнечной системы, соперничая даже с Землей. Будь солнечный свет поярче, разноцветье Титана ошеломляло бы еще больше. Хотя в палитре планеты доминировали красные и оранжевые тона, в каком-то уголке обязательно можно было увидеть и другие краски спектра; правда, лишь ненадолго. Метановые бури и аммиачные дожди постоянно меняли облик и цвет ландшафта.

– Вызываю вездеход номер три,– раздался голос оператора станции слежения в Оазис-Сити.– До конца долины остается пять километров. На вашей нынешней скорости вы пройдете это расстояние менее чем за две минуты. Затем вам предстоит десятикилометровый подъем на глетчер Амундсена. Оттуда вы сможете наблюдать «червя». Но, думаю, вы опоздали: он почти достиг Конца Света.

– Черт! – выругался геолог, мастерски управлявший вездеходом.– Так я и думал! Неужели я никогда не застану движущегося «червя»?

Он резко сбросил скорость – и снежная пелена свела видимость к нулю. Несколько минут геолог ориентировался только по радару, ведя машину сквозь сверкающий белый туман. Окна переднего обзора начало облеплять комками углеводородной слякоти. Водителю пришлось срочно включить ультразвуковые очистители. Их работа сопровождалась пронзительным звуком, похожим на визг. Толстые пластиковые окна затрясло в ультразвуковой лихорадке. Снежные хлопья послушно начали выстраиваться в красивые стоячие волны, чтобы затем распасться.

Наконец вездеход выбрался из этого маленького шторма. На горизонте виднелась блестящая черная стена глетчера Амундсена. Через несколько столетий ползучая гора подберется к самому Оазису, и будущим поколениям жителей придется думать, как спасти город. В годы сатурнианского лета вязкость пропитанных нефтью масел и воска делалась исключительно низкой, и тогда глетчер двигался с впечатляющей скоростью – несколько сантиметров в час. Однако зимой он намертво застывал.

Еще давным-давно тепло титанских недр растопило часть глетчера, образовав озеро, названное переселенцами Туонела. Его воды, черные, как сам глетчер, перемежались более светлыми вихрями и полосами. Потом озеро замерзло. Тот, кто впервые видел с воздуха этот феномен, непременно восклицал:

– Совсем как чашка кофе, в которую добавили сливок!

И почему-то каждый думал, будто это сравнение пришло в голову только ему.

Вездеход двигался над ледяным зеркалом озера. Вихри и полосы казались прожилками внутри большого самоцвета. Вскоре начался новый склон, густо усеянный валунами. Чтобы не задеть их, водителю пришлось включить дополнительную вертикальную тягу. Это, в свою очередь, снизило скорость до ста километров в час. Вездеход двигался зигзагами. Геолог чертыхался и без конца смотрел на часы.

– Вон он! – крикнул Дункан.

Впереди, в нескольких километрах, из тумана, постоянно клубившегося над горой Шеклтон, проступала белая полоса, напоминающая кусок веревки. Она тянулась вниз, уходя за горизонт. Водитель развернул вездеход, намереваясь догнать голову. Но Дункан чувствовал: они опоздали. Главной цели им уже не достичь. Сейчас они находились неподалеку от места с впечатляющим названием Конец Света.

Еще через несколько минут вездеход остановился на почтительном расстоянии от Конца Света.

– Ближе нельзя, иначе нас может сдуть,– пояснил водитель. – Кто-нибудь хочет выйти наружу? У нас еще есть полчаса светлого времени.

– А снаружи холодно? – спросил кто-то из пассажиров вездехода.

– Тепло. Всего минус пятьдесят. Вам вполне хватит однослойных костюмов.

Дункан несколько месяцев подряд не выбирался за пределы Оазиса. Но в нем с раннего детства укоренились навыки, которые ни один житель Титана не имел права забыть. Дункан проверил давление кислорода, исправность запасного баллона, рацию, плотность прилегания маски. От всех этих мелочей зависела надежда благополучно дожить до старости.

Предстоящий выход считался комфортным: стометровая полоса безопасности, рядом – другие люди, всегда готовые прийти на помощь. Тем не менее Дункан не позволял себе ни малейшей беспечности.

Исследователи космоса, привыкшие к более суровым условиям, недооценивали Титан – и жестоко просчитывались. Да, на его поверхности не требовался прочный скафандр; достаточно было легкого, не стесняющего движения костюма. Здесь даже титанской ночью можно было не опасаться замерзнуть. Если термокостюм не имел повреждений, ста пятидесяти ватт тепла, вырабатываемых телом, вполне хватало, чтобы неограниченное время поддерживать внутри костюма нормальную температуру.

Все эти особенности порою создавали иллюзию безопасности. В скафандре любые повреждения сразу же обнаруживались и устранялись. Порванный же термокостюм воспринимался просто как некоторое неудобство. На него не обращали внимания, пока… пока отмороженные пальцы рук или ног не отваливались сами. Казалось бы, кто осмелится игнорировать предупреждение, что кислород на исходе? Кто отважится уйти заточку невозврата? Но случалось и такое. А отравление аммиаком – далеко не самый приятный способ умереть.

Дункан не позволял тревожным фактам завладевать сознанием, но они всегда маячили где-то на заднем плане. И пока он шел к «червю», давя ногами тонкую кромку, похожую на застывший свечной воск, он автоматически отслеживал местонахождение своих ближайших спутников.

Над ним нависала призрачно-белая, покрытая чешуйками цилиндрическая стена «червя». Чешуйки медленно отслаивались и падали вниз. Дункан стянул рукавицу и голой ладонью коснулся лавовой трубки. Поверхность была тепловатой и слегка вибрировала. Внутри все еще пульсировала горячая жидкость, словно кровь в громадной артерии. Однако сам «червь», находящийся во власти сил поверхностного напряжения и гравитации, уже совершил самоубийство.

Пока его спутники были поглощены измерениями, снимками и сбором образцов, Дункан направился к Концу Света. Он не впервые приезжал сюда, но захватывающее зрелище не утратило своего великолепия.

Почти у самых ног Дункана начинался отвесный склон, уходящий вниз более чем на тысячу метров. Туда упала «голова червя», а обезглавленное «тело» нависло над пропастью, роняя восковые чешуйки. Они исчезали в густом слое облаков. Облака создавали иллюзию твердой поверхности, хотя до настоящей поверхности оставался еще целый километр.

А небо над головой Дункана было удивительно ясным. Даже легкие этиловые облачка не заслоняли яркого (по титанским меркам) солнца. На севере, километрах в тридцати, плавал в дымке конус горы Шеклтон.

– Поторопитесь со снимками,– напомнила ожившая рация. – У вас остается менее пяти минут.

Невидимая громада Сатурна уже надвигалась на Солнце. Дункан благоразумно отошел от края пропасти, не переставая наблюдать за небом. Солнечный свет уходил… И вдруг исчез вовсе. Как всегда, ночь обрушилась на Титан внезапно.

Дункан задрал голову, рассчитывая хотя бы на секунду увидеть знаменитую солнечную корону, но так и не увидел. Мелькнул щербатый край Сатурна. Гигант неумолимо заслони и собой небо. А вдалеке, за Сатурном, виднелась неяркая звездочка, которая вскоре тоже исчезла.

– Затмение продлится двенадцать минут,– сообщил водитель вездехода.– Напоминаю: в темноте легко потерять ориентацию. Поэтому всех, кто не собирается возвращаться на вездеход, прошу как можно дальше отойти от края пропасти

Дункан едва слышал его слова. У него перехватило горло, словно порвалась маска и он глотнул обжигающего аммиака. Несколько коротких секунд, пока Сатурн не заслонил собой далекую звездочку, Дункан поедал ее глазами. Он продолжат смотреть и потом, когда небо стало совсем черным.

Так впервые в жизни Дункан Макензи увидел Землю.

Часть 2 ПОЛЕТ
Глава 11 «СИРИУС»

После трехсот лет строительства космических кораблей, где почти все внутреннее пространство занимали топливные отсеки. «Сириус» представлялся чем-то невероятным. Поражало обилие иллюминаторов, а также люков, расположенных в самых неожиданных частях корабля. Некоторые из них и сейчас оставались открытыми: шла погрузка. «Значит, они все-таки пополняют запасы водорода»,– язвительно подумал Дункан. Возможность полета в оба конца без дозаправки многими титанцами воспринималась как пощечина экономике их родной планеты. Правда, ходили слухи, что «Сириус» обладает такой возможностью, но тогда время полета до Земли увеличивается вдвое.

Дункану почти не верилось, что этот, слегка похожий на старинный бочонок, цилиндр с массивным блестящим зонтом радиационного экрана вокруг двигательного отсека – один из самых быстроходных космических кораблей, построенных человечеством. Только беспилотные галактические зонды, рассчитанные на многовековые исследования просторов Вселенной, были способны превзойти максимальную теоретическую скорость «Сириуса» – около одного процента скорости света. В действительности корабль едва достигал и половины процента световой скорости; ведь он нес большой запас топлива, что увеличивало массу и соответственно снижало скорость. Тем не менее путь от Сатурна до Земли занимал двадцать дней, включая небольшой крюк, чтобы обогнуть

пояс астероидов. Последнее делалось не столько по астронавигационной необходимости, сколько по причинам психологического характера.

Сорокаминутный перелет до промежуточной орбиты, на которой находился «Сириус», был не первым космическим путешествием Дункана. На этом же шаттле он совершил несколько коротких полетов на ближайшие спутники. Пассажирский флот Титана состоял всего из пяти таких «челноков», и ни на одном из них не было такой роскоши, как искусственная гравитация. Пассажиры пристегивались ремнями безопасности и в таком состоянии находились до конца полета,

Любой пассажир, которому захотелось бы поплавать в невесомости, мог это сделать и на борту «Сириуса». Искусственная гравитация устанавливалась лишь после старта и включения двигателя. А до старта оставалось еще около двух часов. Хотя Дункан прекрасно переносил невесомость, он позволил члену экипажа протолкнуть его, словно грузовой пакет, через шлюз.

Было бы чрезмерным ожидать, что юбилейный комитет обеспечит Дункана одноместной каютой. Таких на «Сириусе» имелось всего четыре. Дункан знал, что ему предстоит путешествовать в двухместной. Каюта под номером Л-3 оказалась тесным отсеком с двумя складными койками, двумя шкафчиками, двумя стульями (тоже складными) и экраном обзора заменяющим иллюминатор. В информационном буклете подробно объяснялось, почему в каютах нет настоящих иллюминаторов. Все объяснения сводились к требованиям безопасности и желанию «предупредить любые случайности, могущие иметь катастрофические последствия». Дункан поморщился. Он не поверил ни единому слову. Может, конструкторы корабля боялись, что пассажиры в припадке клаустрофобии начнут голыми руками разбивать иллюминаторы, пытаясь выбраться наружу?

Туалетный блок помещался не в каюте, а в отдельном отсеке и обслуживал четыре каюты. Не слишком удобно, но ведь это всего на три недели…

Буклет содержал подробную красочную схему корабля, и от ее разглядывания настроение у Дункана несколько улучшилось. Хотя в космосе не существовало ни верха, ни низа, устройство «Сириуса» становилось более понятным, когда корабль изображался в виде круглой десятиэтажной башни. На борту было пятьдесят пассажирских кают, занимающих шестой и седьмой этажи. На пятом этаже располагались салоны, зал отдыха и столовая.

Все остальное пространство корабля было запретным для пассажиров. Восьмой этаж занимали системы жизнеобеспечения, девятый – каюты экипажа, а на десятом находилась командирская рубка, имеющая круговой обзор (там-то иллюминаторы были настоящие). Четвертый этаж занимали кухня и подсобные помещения, третий – склады, второй – танки с топливом. В самом низу помещался двигательный отсек. Устройство корабля представлялось вполне логичным и продуманным, пока Дункан не обнаружил, что помещение для дежурной смены почему-то находится рядом с кухней, врачебный кабинет – на грузовом этаже, а спортивный зал – на этаже систем жизнеобеспечения. Библиотеку и вовсе втиснули в аварийный шлюз между шестым и седьмым этажом.

Обследуя свой временный дом, Дункан встретился с десятком пассажиров, занятых тем же. Он ограничился сдержанным официальным приветствием. Дункан знал: вскоре с кем-то из них он познакомится даже ближе, чем хотелось бы. Пробежав глазами список пассажиров, он нашел фамилии нескольких титанцев, с которыми был немного знаком. Его соседкой по каюте оказалась некая доктор Луиза Чан. Что ему какая-то Луиза, когда в его душе еще не улеглась грусть расставания с Мириссой?

Вернувшись в каюту, Дункан мысленно усмехнулся. Доктор Чан оказалась приятной маленькой старушкой ста с лишним лет. Она с рассеянной учтивостью приветствовала соседа. Эта вежливая дистанция сохранялась на всем протяжении полета. Вскоре Дункан узнал, что доктор Чан – выдающийся специалист в области математической физики и признанный авторитет во всем, что связано с явлениями резонанса. В течение последних пятидесяти лет она пыталась понять и объяснить, почему разрывы на кольцах Сатурна располагаются совсем не в тех местах, которые им отводили самые передовые теории.

Предстартовое время, казавшееся бесконечным, вдруг потекло быстрее, потом еще быстрее, и в динамиках зазвучали давно ожидаемые слова:

– Говорит командир корабля Иванов. До старта осталось пять минут. Всем членам экипажа – занять свои штатные и резервные места. Всем пассажирам – пристегнуть ремни безопасности. Первичное ускорение составит одну сотую земного тяготения: десять сантиметров в секунду за секунду. Повторяю: одну сотую земного тяготения. Эта величина будет сохраняться в течение десяти минут, пока система двигателей проходит все необходимые штатные проверки.

«А если она не пройдет эти проверки? – мысленно спросил себя Дункан.– Вдруг даже теоретики не знают, как поведет себя в случае сбоя двигатель корабля, летающего по асимптотической траектории?» Такие мысли не предвещали ничего хорошего, и Дункан поспешил выбросить их из головы.

– Осталось четыре минуты. Членам экипажа – проверить, все ли пассажиры надежно пристегнулись.

Это распоряжение было вряд ли выполнимо. На борту «Сириуса» находилось триста двадцать пять пассажиров; половина из них – в своих каютах, а вторая половина – в двух залax отдыха. Вряд ли десяток членов экипажа, у которых и так забот по горло, сумеют проверить, кто как пристегнут. За полчаса до старта они совершили первую проверку, а когда была объявлена десятиминутная готовность,– вторую. Пассажирам, которые самовольно ослабили ремни, останется лишь пенять на себя. По мнению Дункана, если при старте с таким ускорением кто-то пострадает, то вполне заслуженно.

Им покажется, будто их отшлепали большой мокрой губкой. Именно так ощущались удары при ускорении в одну сотую земной гравитации.

– Осталось три минуты. Все системы работают нормально. Пассажиры в зале Б увидят восход Сатурна.

Дункан позволил себе самодовольно усмехнуться. Не зря он так стремился в зал Б, хотя и не обошлось без препирательства с одним из членов экипажа. Поскольку ориентация Титана по отношению к Сатурну всегда оставалась одинаковой, с его обитаемой поверхности даже в самые ясные дни было невозможно увидеть гигантский шар, повисший над горизонтом.

Вдобавок небо над Титаном очень часто заволакивали углеводородные облака. Сейчас они находились в тысяче километров от корабля, защищая поверхность планеты от космического холода. Восхода Сатурна ждали, и все равно золотистый гигант появился совершенно внезапно.

Во всем разведанном и заселенном людьми космосе едва ли нашлось бы зрелище, сравнимое с тем, которое наблюдал сейчас Дункан. Размерами своими Сатурн раз в сто превосходит скромную Луну. Желтый шар, больше похожий на диск, висел в небе, словно громадное наглядное пособие в кабинете планетарной метеорологии. Сплетения сатурнианских облаков находились в постоянном движении, чуть ли нe ежечасно меняя свой вид. А под облаками, на дне водородно-метанового океана, происходили извержения, природа которых неизвестна. Из недр вырывались горячие пузыри величиной с земные континенты. Эти пузыри ширились, поднимаясь вверх, и достигали границ атмосферы, где Сатурн своим вращением яростно сминал их, добавляя к кольцам новые разноцветные полосы.

Дункан невольно содрогнулся, вспомнив, что семьдесят лет назад в сатурнианских пучинах исчез исследовательский корабль капитана Кляйнмана. а вместе с ним умерла и часть души бабушки Элен. За все эти годы люди не осмелились нанести Сатурну второй визит. Наряду с венерианским пеклом золотисто-желтый гигант оставался незавершенным проектом человечества.

Кольца Сатурна выглядели сейчас настолько невыразительно, что их можно было попросту не заметить. По космической иронии корабль находился сейчас в одной плоскости с кольцами, и потому кольца лишь чуть-чуть выступали за зубчатые края планеты. Но сумеречная тень, отбрасываемая ими на сатурнианский экватор, была весьма широкой.

Через несколько часов, когда «Сириус» поднимется над орбитой Титана, кольца развернутся во всем своем великолепии. Одного этого, по мысли Дункана, было бы достаточно, чтобы отправиться в путешествие.

– Осталась одна минута…

Он так засмотрелся на Сатурн и облака, что пропустил два сообщения! Через шестьдесят секунд начнется заключительный этап мистерии, именуемой «старт». В двигательном отсеке пробудятся силы, вообразить которые могут лишь очень немногие, а до конца понять – вообще никто. Они яростно вырвут «Сириус» из оков сатурнианского притяжения и понесут к далекой Земле.

…десять секунд… пять секунд… зажигание!

Удивительно, насколько живучим оказался этот термин! Технологически он устарел еще двести лет назад, однако успел перекочевать в жаргон астронавтики. Дункан едва успел подумать, как ускорение нанесло ему первый удар. Из совсем невесомого его тело потяжелело до одного килограмма. Этого вполне хватило, чтобы в подушке, над которой он плавал. появилась вмятина. Сам Дункан ощутил изменение веса по уменьшившемуся давлению поясного ремня.

Остальные проявления были почти столь же драматичными. Изменился тембр звуков. Их точное происхождение оставалось для Дункана непонятным, но чувствовалось: эти звуки будут жить, пока бьется механическое сердце корабля, Ему даже показалось, что он слышит слабое шипение. Впрочем, за это Дункан бы не поручился.

Зато он ясно видел: «Сириус» покинул орбиту Титана и теперь делает облет планеты. Корабль вошел в слабеющие солнечные лучи, затем в полосу ночи, а вслед за ней – в утро нового титанского дня. Это был прощальный привет от родной планеты Дункана. «Сириус» начинал удаляться от нее. За кораблем, набирающим скорость, на целых сто километров тянулся светящийся плазменный шлейф, направленный в сторону красных облаков Титана. В древности силу света измеряли в свечах. Невозможно сказать, сколько квинтиллионов свечей было заключено в этой живой пульсирующей плазме. А «Сириус» держал путь к Солнцу, и сияние позади его дюз затмевало собой солнечное.

– Прошло десять минут с момента зажигания. Все штатные проверки завершены. Ускорение продолжит возрастать, пока не достигнет крейсерского уровня в двести сантиметров в секунду за секунду.

«Сириус» впервые показывал, на что он способен. Нарастание веса происходило плавно и за короткое время возросло в двадцать раз, после чего больше не менялось. Свечение облаков за иллюминаторами сделалось нестерпимо ярким. Дункан невольно бросил взгляд на диск восходящего Сатурна – нет ли и там отблеска нового, рукотворного солнца. Отныне и до самого конца полета всю жизнь на корабле будет сопровождать негромкий, напоминающий свист звук. Что это за звук – Дункан уже знал из брошюры. Возможно, лишь по чистому совпадению звук работающего асимптотического двигателя был похож на звук двигателей старинных химических ракет, впервые давших человеку свободу космоплавания. Скорость плазмы, покидающей корабельный реактор, в тысячи раз превышала скорость реактивной струи любой ракеты, даже имеющей ядерный двигатель. Но почему реактор производил столь знакомый звук, оставалось загадкой, неразрешимой для наивной механической интуиции.

– Корабль достиг штатного ускорения, дающего одну пятую земного тяготения. Пассажиры могут отстегнуть ремни и свободно перемещаться в установленных пределах. Однако просим соблюдать осторожность, пока вы полностью не приспособитесь.

«Ну, мне-то особенно и приспосабливаться не надо»,– подумал Дункан, отстегивая ремни. Корабельное ускорение создавало ту же гравитацию, что и на Титане. Для жителей Луны она тоже была вполне привычной, а вот терранцы и марсиане чувствовали себя гораздо легковеснее, чем на своих планетах.

Чтобы не мешать пассажирам любоваться восходящим Сатурном, свет в зале притушили. Теперь же он постепенно возвращался к нормальному уровню, отчего несколько звезд первой величины стали невидимыми. Диск Сатурна тоже побледнел потеряв всю свою красочность. Иллюминаторы помещались в нишах, и при желании можно было задернуть черную штору, чтобы и дальше наслаждаться космическими пейзажами. Дункан уже собирался это сделать, когда корабельная трансляция снова ожила. Вслед за мелодичным сигналом послышался голос, на сей раз не капитана. Этот голос был выше по тону и звучал довольно апатично:

– Говорит старший стюард. Прошу уважаемых пассажиров принять к сведению, что первая смена приглашается на ланч в двенадцать часов, вторая – в тринадцать и третья – в четырнадцать. Убедительно прошу не пытаться самостоятельно менять вашу очередность, не переговорив об этом со мной. Благодарю за внимание.

Еще один мелодичный сигнал, более короткий и тихий, означал конец сообщения.

Дункан мгновенно почувствовал, что от созерцания красот Вселенной он изрядно проголодался. Часы показывали половину двенадцатого, и он искренне обрадовался своей первой смене. Наверняка аппетит разыгрался не у него одного, и особо голодные пассажиры спешили к старшему стюарду, пытаясь выговорить себе время пораньше.

Опять-таки из брошюры Дункан узнал, что этот уровень искусственной гравитации сохранится в течение ближайших десяти дней. Лучшего трудно было и желать. Возле закрытых дверей столовой уже выстраивалась очередь. Дункан поспешил примкнуть к ней.

Тридцать лет его жизни на Титане теперь принадлежали к совсем другому измерению.