Текст книги "Пески Марса. [Перевод (полный) Н.И. Яньков]"

Автор книги: Артур Чарльз Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 2.

Капитанская рубка «Ареса» при нормальной гравитации вряд ли вместила бы более чем трех человек, но в невесомости  в нем свободно расположилось шестеро, кто на потолке, кто на стене, кому как нравилось. Все, кроме одного, из группы, сгрудившейся под сюрреалистическими углами вокруг капитана Нордена, уже бывали в космосе и знали свои обязанности, но это был не обычный инструктаж. Ведь первый полет нового космического корабля – это всегда событие, а к тому же «Арес» был первым в своем роде – первым космическим пассажирским кораблем. Когда корабль будет полностью сдан в эксплуатацию у него будет экипаж из тридцати человек и сто пятьдесят пассажиров разместятся в нем с некоторым спартанским комфортом. Однако в этом первом рейсе пропорции были почти противоположны, и в данный момент экипаж из шести человек ждал единственного пассажира.

– Я все еще не совсем понимаю, – сказал Оуэн Брэдли, офицер-электронщик, – как нам обходиться с этим парнем. И вообще, чья это была блестящая идея?

– Я как раз об этом и хочу сказать, – капитан Норден провел рукой по тому месту, где у него всего несколько дней назад были великолепные светлые волосы. (На космических кораблях редко бывают профессиональные парикмахеры, и хотя всегда найдутся любители подстричь приятеля, все все же предпочитают как можно дольше оттягивать этот злосчастный день.) – Вы все, конечно, знаете мистера Гибсона.

Это замечание вызвало целый хор ответов, и не все они были уважительными.

– По-моему, его рассказы отвратительны, – сказал доктор Скотт. – Во всяком случае последние. «Марсианская пыль» была не так уж плоха, но теперь она полностью устарела.

– Чепуха! – фыркнул астрогатор Маккей. – Последние рассказы гораздо лучше, теперь Гибсон пишет о серьезных вещах и там стало меньше крови и стрельбы на потребу дурным вкусам.

Резкость и безапелляционность этого высказывания были совершенно нехарактерны для кроткого маленького шотландца. Но прежде чем кто-либо успел присоединиться к дискуссии, капитан Норден прервал ее:

– Сейчас не время обсуждать литературные таланты мистера Гибсона, у нас впереди еще будет достаточно времени для этого. Послушайте, есть парочка моментов, которые Корпорация хочет, чтобы я донес до вас, в связи с этим рейсом. Мистер Гибсон – очень важный человек, почетный гость, и его пригласили в эту поездку, чтобы он позже мог написать об этом книгу. Это не просто и не только рекламный трюк.(«Конечно, нет! Ведь всем понятно!» – вставил Брэдли с сарказмом.) Но, естественно, Корпорация надеется, что будущие клиенты не будут обескуражены тем, что они прочитают. Кроме того, мы творим историю, наше первое путешествие должно быть записано должным образом. Так что постарайтесь какое-то время вести себя как джентльмены, книга Гибсона, вероятно, разойдется тиражом в полмиллиона экземпляров, и ваша будущая репутация будет зависеть от вашего поведения в ближайшие три месяца!

– По-моему, это звучит как шантаж, – сказал Брэдли.

– Извольте так и считать, – весело продолжал Норден. – Конечно, я объясню Гибсону, что он не может рассчитывать на обслуживание, которое будет оказываться позже, когда у нас будут стюарды, повара и Бог знает что еще. Он поймет это и не будет ожидать завтрака в постель каждое утро.

– А он будет помогать нам мыть посуду? – спросил кто-то с практичным складом ума. Прежде чем Норден успел решить эту проблему светского этикета, на коммуникационной панели раздалось внезапное жужжание, и из громкоговорителя раздался голос:

– Станция один вызывает «Арес» – ваш пассажир направляется к вам.

Норден щелкнул выключателем и ответил:

– О'кей, мы готовы.

Затем он повернулся к экипажу:

– Со всеми этими нашими стрижками бедняга будет думать, что сегодня выпускной день в Алькатрасе[6]6
   Алькатрас, также известный под названием Рок – остров в заливе Сан-Франциско. Самая известная тюрьма Соединённых Штатов (сейчас – музей).


[Закрыть]. Иди встреть его, Джимми, и чтобы  прошли через шлюз, как нежная супружеская пара.

Мартин Гибсон все еще испытывал радость от того, что преодолел свое первое серьезное препятствие – врача космической станции.  Невесомость, пока он перебирался со станции на «Арес» на крошечном, приводимом в движение сжатым воздухом катере, почти не обеспокоила его, но зрелище, которое предстало его глазам, когда он очутился в каюте капитана Нордена, вызвало у него на мгновение рецидив космической болезни. Даже в отсутствие гравитации, человеку свойственно какое-то направление считать низом, и казалось естественным предположить, что поверхность, на которой были закреплены стулья и стол, была полом. К сожалению, здесь на такие мелочи никто не обращал внимания, – два члена экипажа свисали с потолка, как сталактиты, а еще двое развалились под совершенно немыслимыми углами в воздухе. Только капитан, по мнению Гибсона, занимал правильное положение. В довершение всего их бритые головы придавали этим нормальным, вполне презентабельным мужчинам весьма зловещий вид, так что все это выглядело как семейное торжество в замке Дракулы.

Последовала короткая пауза, пока команда рассматривала Гибсона. Все они сразу узнали писателя; его лицо было знакомо публике с тех пор, как почти двадцать лет назад появился его первый бестселлер «Гром на заре». Это был круглолицый, но с резкими чертами лица, невысокий человек, лет сорока пяти, а голос его был удивительно глубоким и звучным (как выяснилось позже).

– Это, – сказал капитан Норден, представляя слева направо, – наш инженер-лейтенант Хилтон. Это доктор Маккей, наш штурман – всего лишь доктор философии, а не врач. Врач у нас доктор Скотт, вот он. Лейтенант Брэдли – специалист по электронике, а Джимми Спенсер, который встретил вас у шлюза, – наш юнга и надеется стать капитаном, когда вырастет.

Гибсон с некоторым удивлением оглядел небольшую группу людей. Их было так мало – пятеро мужчин и юноша, почти мальчик! Должно быть, его лицо выдало его мысли, потому что капитан Норден рассмеялся и продолжил:

– Удивляетесь, что нас так мало, верно? Но вы должны помнить, что этот корабль почти автоматический – и кроме того, в космосе никогда ничего не происходит. Конечно в регулярном пассажирском рейсе команда будет уже из тридцати человек. Сейчас же мы   просто быстрый грузовой корабль.

Гибсон внимательно посмотрел на людей, которые будут его единственными спутниками в течение следующих трех месяцев. Его первое впечатление (он не доверял первому впечатлению, но старался его запомнить) от этих людей было – люди как люди, на удивление обычные – если, конечно, не обращать внимание на их странные позы и бритоголовость. Не было никакой возможности предположить, что их профессия более романтична, чем у ковбоев, обменявших своих мустангов на вертолеты.

По сигналу, который Гибсон не успел заметить, все удалились, бросаясь с поразительной легкостью и точностью в открытую дверь. Капитан Норден, сидя на своем месте и предложил Гибсону сигарету. Автор принял ее с сомнением.

– Что, на корабле можно курить? – спросил он. – А разве кислород не нужно экономить?

– Был бы бунт, – засмеялся Норден, – если бы я запретил курение на три месяца.

Капитан Норден совсем не вписывается в ожидаемый образ – с легкой грустью подумал Гибсон. Капитан космического лайнера, согласно лучшей – или, по крайней мере, самой популярной – литературной традиции, должен быть седым ветераном со стальным взором, который полжизни провел в космосе, и мог с блеском перемещаться по Солнечной Системе, благодаря своему сверхъестественному знанию космических путей и интуиции. Он также должен быть солдафоном: когда он отдает приказы, его офицеры должны вскакивать по стойке смирно (что нелегко при невесомости), энергично отдавать честь и пулей нестись выполнять задание.

Капитану «Ареса» было явно меньше сорока, и его вполне можно было принять за преуспевающего бизнесмена. Что же касается того, чтобы быть солдафоном – до сих пор Гибсон не обнаружил никаких признаков дисциплины вообще. Это впечатление, как он понял позже, было не совсем точным. Дисциплина на борту «Ареса» была, но это была самодисциплина каждого, – единственная форма дисциплины, возможная среди людей того типа, которые составляли его экипаж.

– Значит, ты никогда раньше не был в космосе, – сказал Норден, задумчиво глядя на своего пассажира.

– Боюсь, что нет. Я сделал несколько попыток попасть на лунный рейс, но это абсолютно невозможно, если только вы не направляетесь по официальному делу. Жаль, что космические путешествия все еще так чертовски дороги.

Норден улыбнулся:

– Мы надеемся, что «Арес» сделает что-нибудь, чтобы это изменить. Я должен сказать, – добавил он, – что ты, кажется, сумел написать довольно много о космосе с э-э-э ... минимумом практического опыта.

– Ах, это! – сказал Гибсон беззаботно, с легким, как он надеялся, смехом. – Это распространенное заблуждение, что авторы должны испытать все, что они описывают в своих книгах. Когда я был моложе, я читал все, что мог, о космических путешествиях и делал все возможное, чтобы правильно описывать их реалии. Не забывайте, что все мои межпланетные романы были написаны в самом начале карьеры – я почти не касался этой темы последние несколько лет. Довольно удивительно, что люди до сих пор ассоциируют с Космосом мое имя.

Норден задумался, насколько эта скромность была искренней. Гибсон должен был прекрасно знать, что именно его романы о космических путешествиях сделали его знаменитым и побудили Корпорацию пригласить его в эту поездку. Вся эта ситуация, как надеялся Норден, сулила радужные перспективы и ему лично. Ну а сейчас нужно объяснить этому сухопутному бродяге, как устроена жизнь на борту «Ареса»:

– На борту корабля нормальное земное время. Ночью работа прекращается, ночных вахт нет, приборы могут заменить нас, когда мы спим.  Это одна из причин, почему возможна такая маленькая команда. В этом рейсе места достаточно и у нас у всех отдельные каюты. Твоя каюта – обычная пассажирская каюта, единственная, которая оборудована всем необходимым. Думаю, тебе там будет удобно. Твой багаж весь на борту? Сколько разрешили взять?

– Сто килограммов. Багаж весь в воздушном шлюзе.

– Сто килограммов? – Норден с трудом подавил свое изумление. Этот парень, должно быть, эмигрировал, прихватив с собой все семейные реликвии. Норден испытывал настоящий ужас астронавта перед перегрузом и не сомневался, что Гибсон везет с собой много ненужного хлама. Однако, если Корпорация дала добро, и разрешенная нагрузка не была превышена, что  ему волноваться?

– Я попрошу Джимми отвести тебя в твою комнату. Он наш «мальчик-на-все», отрабатывает свой проезд и пытается чему-нибудь научиться. Большинство из нас начинают именно так, подрабатывают на лунный рейсах во время каникул в колледже. Джимми довольно умный парень – он уже получил степень бакалавра.

 Гибсон последовал за Джимми, которому своим присутствием внушал какое-то благоговейное уважение – это сразу бросалось в глаза.

Каюта была небольшой, но прекрасно спланированной и оформленной с отменным вкусом. Хитроумное освещение и зеркальные стены делали ее визуально гораздо больше, чем она была на самом деле, кровать могла, при необходимости, трансформироваться в стол. Об отсутствии гравитации напоминало очень мало – все было сделано для того, чтобы путешественник чувствовал себя как дома.

В течение следующего часа Гибсон разбирал свои вещи и экспериментировал с приборами управления в комнате. Больше всего ему понравилось зеркало для бритья, которое при нажатии кнопки превращалось в иллюминатор, глядящий на звезды. Ему было интересно, как это делается.

Наконец все было убрано и больше ему совершенно нечего было делать. Он лег на кровать и застегнул эластичные ремни на груди и бедрах. Иллюзия веса была не очень убедительной, но это было лучше, чем ничего, и давало некоторое ощущение горизонтального положения.

Спокойно лежа в светлой маленькой комнате, которая станет его миром на ближайшие сто дней, он мог забыть разочарования и мелкие неприятности, омрачившие его отъезд с Земли. Теперь ему не о чем было беспокоиться; впервые за все время, что он себя помнил, он полностью отдал свое будущее на попечение других. Встречи, лекции, истекающие сроки договоров – все это он оставил на Земле. Ощущение блаженного расслабления было слишком хорошо, чтобы длиться долго, но он позволил своему разуму наслаждаться им, пока мог.

Серия извиняющихся стуков в дверь каюты пробудила Гибсона ото сна спустя неопределенное время. Какое-то мгновение он не понимал, где находится, затем сознание вернулось к нему полностью, он расстегнул удерживающие ремни и оттолкнулся от кровати. Поскольку его движения все еще были плохо скоординированы, он сначала долетел до номинального потолка и, только оттолкнувшись от него, добрался до двери.

Джимми Спенсер стоял там, слегка запыхавшись.

– Капитан шлет привет, сэр, и приглашает пойти посмотреть на отлет?

– Разумеется, – ответил Гибсон. – Подожди, я возьму камеру.

Через минуту он снова появился, неся новейший, последней модели аппарат, увешанный вспомогательными линзами и экспонометрами, на который Джимми посмотрел с нескрываемой завистью. Несмотря на эту неудобную ношу, они быстро добрались до смотровой галереи, которая опоясывала «Арес».

В первый раз Гибсон увидел звезды во всей их красе, не затемненные ни атмосферой, ни тонированным стеклом, это была ночная сторона корабля и солнечные фильтры были отодвинуты в сторону. А так как «Арес», в отличие от космической станции, не вращался вокруг своей оси, а находился под жестким контролем своих гироскопов, то звезды были неподвижны.

Глядя на великолепие, которое он так часто и так безуспешно пытался описать в своих книгах, Гибсон обнаружил, что ему очень трудно анализировать свои эмоции – а это необходимо было сделать, чтобы потом можно было  их с пользой использовать в работе, в своем нелегком писательском труде. Как ни странно, ни яркость, ни само количество звезд не производили на него особо сильного впечатления. Он видел небеса лишь немногим хуже – с вершин гор на Земле, но никогда еще он так остро не ощущал, что звезды окружают его со всех сторон.

Космическая Станция-1 замысловатой, ярко отполированной игрушкой, плавала в пустоте рядом. Невозможно было определить какое до нее расстояние или ее размер, потому что в очертаниях не было ничего знакомого, а чувство перспективы, казалось, совсем исчезло. Земля и Солнце были невидимы, скрыты корпусом корабля.

Рядом из скрытого динамика раздался механический голос.

– Сто секунд до старта. Пожалуйста, займите свои места.

Гибсон автоматически напрягся и повернулся к Джимми за советом. Прежде чем он успел сформулировать какие-либо вопросы, его гид торопливо сказал: – Я должен вернуться на службу, – последовал изящный прыжок и он исчез, оставив Гибсона наедине с его мыслями.

Следующие полторы минуты тянулись поразительно долго, хотя из динамика периодически происходил отсчет времени. Гибсон гадал, кто же этот диктор, было не похоже на голос Нордена, вероятно, это была просто автоматика, взявшая на себя управление кораблем.

– Осталось двадцать секунд. На создание тяги уйдет десять секунд.

– Осталось десять секунд.

– Пять секунд, четыре, три, два, один…

Что-то очень мягко  схватило Гибсона и потащило вниз по изогнутой стороне стены, усеянной иллюминаторами,  на то, что внезапно стало полом. Трудно было поверить, что верх и низ вернулись снова, еще труднее было связать их появление с тем далеким, приглушенным громом, который ворвался в тишину корабля. Во второй сфере, в том таинственном, запретном мире умирающих атомов и автоматических машин, куда ни один человек никогда не сможет войти, высвобождались силы, бушующие внутри звезд. И все же не было того ощущения нарастающего, безжалостного ускорения, которое всегда сопровождает взлет ракеты с химическим двигателем. «Арес» мог со своей нынешней орбиты медленно перейти на гиперболу – траекторию, которая должна была привести его на Марс. Огромная мощь атомного двигателя в настоящий момент сдвигала массу в две тысячи тонн с ускорением всего лишь в одну двадцатую от «g».

Гибсон быстро привык к новой реальности, – его движения практически ничто не ограничивало, по ощущениям он весил около четырех килограммов[7]7
  Отсюда можно сделать вывод, что поскольку сила прямо пропорциональна ускорению, то «земной вес» Гибсона составляет 80 кг. (ускорение – одна двадцатая «g» и 4х20=80)


[Закрыть], настолько низким было  ускорение корабля.

Космическая станция выглядела неподвижной и ему пришлось ждать почти минуту, прежде чем он смог обнаружить, что «Арес» действительно медленно удаляется от нее. Он запоздало вспомнил о своей камере и начал записывать отъезд. Когда он, наконец, решил (как он надеялся) сложную проблему правильной экспозиции, станция была уже заметно дальше. Менее чем за десять минут она превратилась в далекую светящуюся точку, которую было трудно отличить от звезд, и Гибсон перебрался на дневную сторону корабля, чтобы запечатлеть удаляющуюся Землю. Это был огромный, тонкий полумесяц. Пройдет добрый час, прежде чем Земля станет заметно меньше, и за это время она снова превратится из «Новой» в «Полную».

Ну вот и все, подумал Гибсон. Там, внизу, вся моя прошлая жизнь и жизнь всех моих предков, вплоть до первой капли желе в первобытном море. Ни один колонист или исследователь, отправляющийся в плавание от берегов своей родины, никогда не оставлял после себя столько, сколько я оставляю сейчас. Под этими облаками лежит вся человеческая история; скоро я смогу мизинцем закрыть то, чем владеет человек и все, что его искусство спасло от времени.

Этот резкий переход от известного к неизвестному был почти равносилен смерти. Обнаженная душа  должна, оставив все свои сокровища позади, выйти в эту темноту и ночь.

Гибсон  долго еще стоял на наблюдательном посту. Через час «Арес» наконец достиг скорости убегания и оторвался от Земли. Заметить это было нельзя. Нельзя было сказать, что этот момент наступил и прошел, потому что Земля по-прежнему господствовала в небе, а моторы продолжали издавать приглушенный отдаленный гром. Им потребуется еще десять часов непрерывной работы, прежде чем они выполнят свою задачу и замолчат до конца путешествия.

Когда этот момент настал, Гибсон уже спал. Внезапная тишина, полная потеря даже той небольшой гравитации, которой корабль наслаждался последние несколько часов, вернули его к сумеречному ощущению осознания происходящего. Он мечтательно оглядел темную комнату, его взгляд наткнулся на узор из звезд в рамке иллюминатора. Они, конечно, были совершенно неподвижны. Невозможно было поверить, что «Арес» сейчас удаляется от орбиты Земли с такой скоростью, что даже Солнцу не под силу удержать его.

Сонный, он потуже затянул ремни, чтобы не уплыть в комнату. Пройдет почти сто дней, прежде чем он снова почувствует вес своего тела.

 Глава 3.

 Тот же самый узор звезд заполнял иллюминатор, когда колокольный перезвон, раздавшийся из корабельной системы громкой связи, пробудил Гибсона от сравнительно спокойного сна без сновидений. Он поспешно оделся и поспешил на смотровую площадку, гадая, что же случилось с Землей за ночь.

Очень обескураживающе, для жителя Земли, видеть в небе сразу две Луны. Но вот они рядом, бок о бок, обе в своей первой четверти, и одна примерно вдвое больше другой. Прошло несколько секунд, прежде чем Гибсон осознал, что он смотрит на Луну и Землю вместе – и еще несколько секунд, прежде чем он наконец осознал, что меньший и более отдаленный полумесяц был его собственным миром.

«Арес», к сожалению, пролетал далеко от Луны, хотелось бы конечно поближе, но и сейчас она была более чем в десять раз больше, чем Гибсон когда-либо видел с Земли. На неровной линии, отделяющей день от ночи, отчетливо виднелись переплетенные цепи кратерных колец, а неосвещенная часть Луны была слабо видена в падающем на него отраженном свете Земли. Конечно…

Гибсон внезапно наклонился вперед, гадая, не обманули ли его глаза. И все же в этом не было никакого сомнения: среди этого холодного и слабого мерцания, ожидая рассвета, до которого оставалось еще несколько земных дней[8]8
   Этой фразой автор сообщает читателю, что на Луне день меняет ночь гораздо медленнее (примерно в 27 раз) чем на Земле, поскольку  период обращения Луны вокруг своей оси составляет примерно 27 земных суток.


[Закрыть], горели, как светлячки в сумерках, мельчайшие искорки света. Их не было там пятьдесят лет назад; это были огни первых лунных городов, говорящие звездам, что жизнь наконец пришла на Луну после миллиарда лет ожидания.

Осторожный кашель из ниоткуда прервал размышления Гибсона. Затем, слегка усиленный репродуктором, голос заметил в разговорном тоне:

– Если мистер Гибсон соблаговолит пройти в кают-компанию, он найдет там тепловатый кофе и немного кукурузных хлопьев, еще оставшихся на столе.

Он поспешно взглянул на часы, – совершенно забыл о завтраке – небывалое явление. Без сомнения, кто-то отправился искать его в каюте и, не найдя там, вызвал через систему громкой связи корабля.

Когда он со сконфуженным, видом вплыл в кают-компанию, то обнаружил, что экипаж занят техническим спором о достоинствах различных типов космических кораблей.

 Пока ел, Гибсон наблюдал за маленькой группой спорящих мужчин, фиксируя их в своем сознании, отмечая их поведение и особенности. Конечно, Норден представил всех, но это лишь навесило ярлыки; пока же они не были для него определенными личностями. Любопытно было думать, что еще до окончания путешествия он, вероятно, будет знать каждого лучше, чем большинство из своих знакомых на Земле. На борту крошечного мира «Ареса» не могло быть никаких секретов и никаких масок.

В этот момент говорил доктор Скотт. (Позже Гибсон поймет, что в этом не было ничего необычного.) Он казался несколько азартным, склонным, ради провокации, рассуждать о предметах, в которых мало понимал.

Самым удачливым его оппонентом был Брэдли, специалист по электронике и коммуникациям – суховато-циничный человек, который, казалось, получал сардоническое удовольствие от словесной пикировки. Время от времени он вставлял в разговор реплику-бомбу, останавливающую Скотта, но не надолго.

Маккей, маленький шотландец, математик, тоже время от времени вступал в битву, говоря довольно быстро и четко, почти педантично. Он, подумал Гибсон, выглядел бы гораздо естественнее в университетской среде.

Капитан Норден, казалось, действовал как не совсем бескорыстный судья, поддерживая то одну сторону, то другую, не давая кому-нибудь победить окончательно.

Молодого Спенсера в кают-компании уже не было.

Хилтон не принимал участия в дискуссии, он спокойно сидел, с интересом наблюдая за остальными и, похоже, в душе посмеивался. Его лицо показалось Гибсону знакомым. Где же они встречались раньше? Ну конечно – какой же он был дурак, что не узнал сразу! – это же  ХИЛТОН.

Гибсон резко повернулся в кресле, чтобы лучше видеть собеседника. Завтрак был забыт, он с благоговением и завистью смотрел на человека, который вернул «Арктур» на Марс после величайшего приключения в истории космических полетов. Шесть человек достигли Сатурна, и только трое из них вернулись. Хилтон стоял вместе со своими спутниками на тех далеких лунах, названия которых сами по себе звучали как песня —Титан, Энцелад, Тефия, Рея, Диона… Он видел несравненное великолепие огромных колец, охватывающих небо в симметрии, которая казалась слишком совершенной чтобы быть  естественной. Хилтон был на краю вселенной, в той Ультима Туле[9]9
   Ultima Thule (лат.) – «затерянная страна», «край света», легендарный остров.


[Закрыть], где кружились ледяные внешние гиганты семьи Солнца, и он снова вернулся к свету и теплу внутренних миров. Да, подумал Гибсон, об очень многих вещах я хочу поговорить с ним до того, как эта поездка закончится.

Дискуссионная группа распалась, офицеры разлетелись (в буквальном смысле) по своим постам, а мысли Гибсона все еще кружились вокруг Сатурна.

Капитан Норден прервал его размышления:

– Я не знаю ваших планов, но  полагаю, что вы хотели бы осмотреть корабль. В конце концов, именно это обычно происходит на этой стадии в ваших историях.

Гибсон улыбнулся, несколько механически. – Да, видимо не скоро перестанут вспоминать его описания космической жизни.

– Боюсь, что тут вы совершенно правы. Это самый простой способ, дать читателю знать, как все работает, и набросать эскиз  места действия. Теперь это не так важно, потому что все точно знают, как выглядит внутри космический корабль. Но когда я писал об астронавтике, а это было еще в 60-х годах, нужно было задержать развитие сюжета на тысячи слов, чтобы объяснить, как все работает: скафандры, атомный двигатель, и остальное, о чем пойдет речь далее.

– Тогда я могу считать, – сказал Норден с самой обезоруживающей улыбкой, – что мало что нового могу рассказать вам об «Аресе».

Гибсон сделал вид что смутился:

–  Был бы очень признателен, если бы вы показали мне все  – хотя бы для того чтобы не нарушать стандартный литературный сюжет.

– Очень хорошо, – ухмыльнулся Норден. – Мы начнем с рубки управления. Пошли.

Следующие два часа они плыли по лабиринту коридоров, которые пересекались и перекрещивались, как артерии, в сферическом теле Ареса. Гибсон знал, что скоро корабль станет для него настолько знакомым, что он сможет ориентироваться даже с завязанными глазами, но  прежде  чем это произойдет он может еще не раз заблудится, однажды это уже случилось.

Корабль был сферическим и был разделен на зоны широты́, как Земля. Что было очень удобно, поскольку сразу же давало мысленную картину географии лайнера.

Идти «на север» означало направляться в рубку управления и каюты экипажа.

Путешествие к экватору предполагало посещение либо большого обеденного зала в центре корабля, либо смотровой галереи, полностью опоясывающей лайнер.

Южное полушарие почти полностью состояло из топливных баков, нескольких складских отсеков и разного оборудования. Теперь, когда «Арес» больше не использовал свои двигатели, он был развернут в пространстве так, что северное полушарие было постоянно освещено солнечным светом, а нежилое южное было в темноте. На самом южном полюсе находилась металлическая дверь с внушительными официальными печатями и надписью: «открывать только по прямому приказу капитана или его заместителя». Дверь вела в длинную трубу, соединяющую основной корпус корабля с меньшей сферой, расположенной в сотне метров от него, в которой находились силовая и двигательная установки. Гибсон задался вопросом, зачем вообще нужна эта дверь , если человек никогда не сможет пройти через нее, если он не самоубийца? Затем сообразил, что таким образом обслуживающие роботы Комиссии по атомной энергии  добираются до места своей работы.

Как ни странно, одно из самых сильных своих впечатлений Гибсон получил не от научно-технических чудес корабля, которые он ожидал увидеть в любом случае, а от пустых пассажирских кают-сот – тесно упакованных ячеек, занимавших большую часть Северной умеренной зоны. Они произвели на него удручающее впечатление. Дом, в который никто никогда не входил, выглядит порой тоскливее, чем старые, заброшенные развалины, которые когда-то знали жизнь и все еще могут быть населены призраками. Ощущение одиночества было очень сильно здесь в  коридорах, которые когда-нибудь будут переполнены жизнью, но теперь лежащих уныло и одиноко, освещенные светом, пробивающемся сквозь стены – солнечным светом гораздо более голубым, чем на Земле, и потому твердым и холодным.

Когда Гибсон вернулся в свою комнату, он был совершенно измотан и физически, и эмоционально. – Норден был чересчур добросовестным гидом и Гибсон подозревал, что Норден во время этой экскурсии сознательно копировал его писательскую манеру и получал от этого удовольствие. Да, хотел бы Гибсон знать, что думают эти люди о его творчестве!

Он лежал на своей койке, разбираясь в своих впечатлениях, когда раздался деликатный стук в дверь.

– Черт, – тихо сказал Гибсон и продолжил чуть громче. – Кто это еще там?

– Это Джим… Спенсер. Мистер Гибсон. Радиограмма.

В комнату вплыл юный Джимми, неся конверт запечатанный печатью офицера связи. Гибсон подумал, что хотя конверт и запечатан, но он сам наверное единственный человек на корабле, который не знает содержания  радиограммы. Догадаться  о чем письмо было нетрудно и Гибсон внутренне застонал. Некуда было спрятаться от Земли, она могла достать тебя даже на краю вселенной.

Сообщение было кратким и содержало только одно лишнее слово:

«ЖИТЕЛЬ НЬЮ-ЙОРКА», «РЕВЮ ЧЕТЫРЕХ МОРЕЙ», «МЕЖПЛАНЕТНАЯ ЖИЗНЬ» ХОТЯТ ПО ПЯТЬ ТЫСЯЧ СЛОВ КАЖДЫЙ.

ПОЖАЛУЙСТА, ПЕРЕДАЙ ПО РАДИО К СЛЕДУЮЩЕМУ ВОСКРЕСЕНЬЮ. ЛЮБЛЮ. РУФ.

Гибсон вздохнул, без «люблю» можно было обойтись.

Он покинул Землю в такой спешке, что не успел попрощаться со своим агентом Руф Голдштейн, если не считать торопливого телефонного звонка. Но ведь было совершенно ясно сказано, чтобы его оставили в покое на две недели. Конечно, это никогда не имело никакого значения. Руф всегда  делала как считала нужным. Ну что ж, в кои-то веки он не позволит себя запугивать, и она, черт побери, может подождать, он заслужил отпуск.

Гибсон схватил блокнот и, пока Джимми демонстративно смотрел куда-то в сторону, быстро написал:

ИЗВИНИ. ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ПРАВА УЖЕ ОБЕЩАНЫ «ЮЖНО-АЛАБАМСКОМУ СВИНОВОДУ» И «ПТИЦЕВОДУ-ЛЮБИТЕЛЮ».

ПОДРОБНОСТИ ПРИШЛЮ В СЛЕДУЮЩЕМ МЕСЯЦЕ. КОГДА ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ ОТРАВИТЬ ГАРРИ? ЛЮБЛЮ. МАРТИН.

 Гарри – литературный псевдоним фирмы «Голдштейн и К^о» – умник, рожденный зря, по мнению Мартина.

Гибсон счастливо прожил с Руф уже более двадцати лет, в течение последних пятнадцати из которых он не переставал напоминать, что они нуждаются в переменах, и что эту фирму пора ликвидировать.

Слегка выпучив глаза, Джимми Спенсер исчез с этим необычным сообщением, оставив Гибсона наедине со своими мыслями.

Конечно, когда-нибудь ему придется приступить к работе, но пока его пишущая машинка была спрятана в трюме и не мозолила ему глаза. Ему даже захотелось на коробку с машинкой наклеить ярлык «на борту не нужен», или «может храниться в вакууме», но он мужественно устоял перед искушением. Как и большинство писателей, у которых литературные заработки не имели решающего значения, Гибсон ненавидел начинать писать. Но как только он начинал, – все шло как по маслу… иногда.

Его отпуск длился уже целую неделю. Земля стала всего лишь самой яркой из звезд и вскоре должна была затеряться в сиянии солнца. Было тяжело поверить в то, что он когда-либо знал какую-то другую жизнь, кроме той, что существовала в маленькой замкнутой вселенной, каковой был «Арес». И экипаж состоял уже не из Нордена, Хилтона, Маккея, Брэдли и Скотта – а из Джона, Фреда, Ангуса, Оуэна и Боба.

Он уже успел узнать их всех, хотя Хилтона и Брэдли понять смог лишь поверхностно (обладали странной сдержанностью). Люди с разными характерами, почти единственное, что было у них общего, – это интеллект. Гибсон сомневался, что у кого-то из них коэффициент интеллекта был меньше 120, и иногда его охватывало смущение, когда он вспоминал экипажи космических кораблей, которые он описывал в своих книгах. Он вспомнил мастера-пилота Грэхэма из «Пять лун слишком много» – все еще одного из своих любимых персонажей. Грэхэм был крут (разве он не пережил однажды полминуты в вакууме[10]10
  Подобная история описана в рассказе Кларка «Сделайте глубокий вдох», Артур Кларк. Лунная пыль (сборник), Москва 1966.


[Закрыть], прежде чем смог добраться до своего скафандра?) и регулярно оприходовал бутылку виски в день. Он резко отличался от доктора Ангуса Маккея, доктора философии, F.R.A.S.[11]11
   F.R.A.S. (Fellow of the Royal Astronomical Society) – Член Королевского астрономического общества.


[Закрыть], который обычно тихо сидел в углу, читая комментированное издание «Кентерберийских рассказов»[12]12
  «Кентерберийские рассказы» – автор Джеффри Чосер (1340 (?) – 1400) виднейший английский поэт Средневековья.


[Закрыть] и время от времени потягивая молоко из тубы.