Текст книги "Черты будущего"
Автор книги: Артур Чарльз Кларк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
Сколько же времени потребовалось бы на все эти операции? Узким местом, вероятно, стала бы передача сигналов семафором. При удаче Леонардо умудрился бы передавать один знак в секунду, а нужно передать 1 750 000! Вот и получается, что ему понадобилось бы около двадцати суток, не говоря уже о фантастических затратах сил и нервов, на передачу всего лишь одного изображения.
Он мог бы, правда, сократить этот срок, заставив работать много людей параллельно, но при наращивании числа операторов он очень скоро достиг бы предела, за которым результаты начали бы ухудшаться. Скажем, двадцать человек, одновременно работающих над разверткой изображения и посылающих свою информацию по отдельным семафорам, конечно, мешали бы друг другу; меньше чем за сутки они все равно не закончили бы работы. Возможность выполнения всех этих операций за 1/30 секунды показалась бы Леонардо, – вероятно, самому прозорливому человеку из всех когда-либо живших на Земле – абсолютно, категорически немыслимой. И все же через пятьсот лет после его рождения благодаря электронике такое чудо происходит почти во всех жилищах цивилизованного мира.
Вполне возможно, что есть техника, настолько же превосходящая электронику, насколько последняя превосходит неуклюжие машины средневековья. И, может быть, средствами такой техники даже развертка, передача и воссоздание столь сложного объекта, как человек, окажутся осуществимыми, причем в разумно короткий срок, скажем за несколько минут. Впрочем, даже и это достижение отнюдь не означает, что мы когда-нибудь сумеем «переслать» живого человека – со всеми его мыслями, воспоминаниями, с его неповторимым ощущением собственной личности – через посредство какого-либо эквивалента радиосвязи. Человек – это нечто большее, чем просто сумма атомов, слагающих его; он представляет собой по меньшей мере такую сумму плюс невообразимое количество энергетических состояний и пространственных сочетаний, в которых эти атомы пребывают в данный момент времени. Современная физика (и в особенности принцип неопределенности Гейзенберга) утверждает, что измерение всех этих состояний и сочетаний с абсолютной точностью принципиально невозможно и что, по существу, сама идея такого измерения бессмысленна. Подобно копии, снятой под копирку, дубликат обязательно должен отклоняться от природы вещей, отличаться некоторой неясностью, «размазанностью». Такая «размазанность» может быть совершенно незначительной (наподобие фона в высококачественной магнитной записи звука), но может быть и настолько большой, что копия станет неузнаваемой, как это бывает с газетной репродукцией фотоснимка, которая много раз подвергалась клишированию.
Я не приношу извинений за чисто механистический подход к рассматриваемому вопросу; перед нами слишком много технических проблем, чтобы мы могли заниматься такими неопределенными понятиями, как душа и дух. Можно с полным основанием утверждать, что, если бы мы даже смогли воспроизвести человека с точностью до последнего атома, в результате было бы получено неживое существо, а если и живое, то совсем другое. Все же именно такая репродукция удовлетворяет минимальному требованию; нам, возможно, понадобится сделать нечто большее, но этого мы обязаны добиться безусловно (если хотим решить обсуждаемую проблему).
Эта проблема имеет и другой аспект; я не могу им пренебречь, да читатель и сам, несомненно, уже задумался над ним. Если такой способ транспортировки осуществим, некоторые последствия его будут просто устрашающими.
Дело в том, что передатчик материи – это не только «передатчик». Он потенциально является и размножающим устройством, могущим создавать любое число копий, неотличимых от оригинала. Копий может быть столько же, сколько имеется приемников; кроме того, вероятно, «сигнал» можно будет записывать и многократно «проигрывать» через тот же самый приемник. В связи с этим уместно будет напомнить, что сырье, из которого построено человеческое тело, стоит очень дешево.
Когда-нибудь все производственные процессы будут основаны на этом принципе, который, конечно, вполне целесообразен, пока речь идет о простых, неодушевленных предметах и пусть даже довольно сложных, но все же не живых существах[12]12
Более подробно этот вопрос рассматривается в главе 13.
[Закрыть]. Мы не возражаем против тысяч одинаковых пепельниц, чашек или автомобилей, но общество было бы ввергнуто в кошмарную неразбериху, столкнувшись с сотнями людей, которые с полным основанием заявляли бы, что они – одна и та же личность. Даже всего два-три экземпляра видного государственного деятеля могли бы породить политический хаос; возможности для преступлений, интриг, развязывания войн здесь столь велики, что это изобретение было бы куда опаснее любой атомной бомбы. Однако сам по себе устрашающий характер того или иного открытия еще не делает его неосуществимым, это уже испытали на себе жители Хиросимы. Мы можем, конечно, питать надежду, что передатчик – дубликатор материи останется навсегда за пределами досягаемости, но я все же опасаюсь, что когда-нибудь человечеству придется заняться проблемами, которые связаны с такой техникой.
Я сильно подозреваю также, что примитивный, «телевизионный» подход, охарактеризованный выше, окажется не самым лучшим решением проблемы мгновенной транспортировки. Истинное решение (если оно вообще существует) может оказаться гораздо более хитроумным. Оно может быть сопряжено со свойствами самого пространства…
Кто-то когда-то весьма остроумно сказал, что пространство есть нечто, не позволяющее многим вещам занимать одно и то же место. Но предположим, нам хочется, чтобы две вещи были в одном и том же месте, или, точнее, чтобы «два места были в одном и том же месте»?
Идея неподвижности, неизменности, абсолютности пространства за последние пятьдесят лет много раз подвергалась нападкам; «виной» тому главным образом открытия Эйнштейна. Однако еще до того, как теория относительности заставила пристальнее и глубже задуматься над представлениями, которые всегда казались здравыми, ряд философов и математиков поставили под сомнение концепцию классического, или евклидова, пространства. К ним относится в первую очередь Николай Иванович Лобачевский (1793–1856).
Существуют по меньшей мере две точки зрения, согласно которым пространство может обладать свойствами более сложными, нежели те, что описаны в учебниках геометрии и смутно запомнились большинству из нас еще со школьных времен. Оно может либо не повиноваться основным аксиомам Евклида, либо иметь более трех измерений. Современные геометры, чей девиз – «если это можно себе представить, это уже не геометрия», навыдумывали много более страшных вероятностей, но мы можем с благодарностью пренебречь ими.
Четвертое измерение за последнее время вышло из моды; оно было популярно в начале столетия, но, возможно, когда-нибудь вновь получит признание. Сама по себе мысль, что может существовать нечто, настолько же превосходящее куб, насколько куб превосходит квадрат, не содержит ничего особенно трудного для восприятия. Очень легко вычислить свойства четырехмерных, да и вообще n-мерных тел по аналогии с телами низших измерений. Мы займемся этим в главе 14.
Хотя я охотно – и даже более чем охотно – готов принять поправку к моей точке зрения, я не думаю, что евклидово пространство предоставляет возможность кратчайшего сообщения между двумя точками в знакомом нам трехмерном мире. Две точки, разделенные определенным расстоянием в трехмерном пространстве, окажутся как минимум не менее отдаленными друг от друга в пространстве любого высшего порядка. Однако, если мы вообразим, что пространство может быть изогнуто, искривлено и аксиомы Евклида к нему уже неприменимы, возникают новые и очень интересные возможности.
И вновь единственным доступным нам способом оценить эти возможности оказывается аналогия. Вспомните о давно знакомой, но загадочной фигуре – так называемой поверхности Мёбиуса. Она образуется склеиванием двух концов бумажной полоски, предварительно скрученной на пол-оборота. В результате, как известно, получается «кольцо с односторонней поверхностью», в чем вы можете легко убедиться, проведя по нему пальцем. Я предлагаю вам самим изготовить поверхность Мёбиуса: вам потребуется на это секунд тридцать, и вы не пожалеете затраченного времени.
Зажмите эту склеенную полоску между большим и указательным пальцами. Вы сможете провести карандашом непрерывную линию от большого пальца к указательному, сделав один оборот по полоске. (А может, это будет всего только пол-оборота? Но так мы, чего доброго, далеко зайдем). Расстояние это довольно большое, особенно для жителя воображаемой двухмерной страны «Флатландии», который может передвигаться только по поверхности.
Зато, если бы вы могли пройти через толщу бумаги, по прямой между большим и указательным пальцами, расстояние было бы очень коротким: вместо, скажем, двадцати пяти сантиметров – десяток микронов.
Этот небольшой и простенький опыт позволяет предположить существование некоторых весьма необычных возможностей. Можно представить себе виды пространства, в которых точки А и В в одном направлении очень далеки друг от друга, а в другом – совсем близки.
Тот факт, что мы представляем подобную картину в своем воображении, отнюдь не означает, что она физически осуществима и что в пространстве есть «дыры», сквозь которые мы можем «напрямик» шагнуть через всю Вселенную. Мы полагаем, однако, что геометрия пространства непостоянна (конечно, многим математикам, прожившим в двухтысячелетней тени постулатов Евклида, эта мысль показалась бы абсурдной). Пространство может изменяться под воздействием гравитационных полей. Впрочем, тут мы, кажется, «ставим телегу впереди лошади»: так называемые «гравитационные поля» есть не причина, а следствие искривлений пространства.
Возможно, когда-нибудь мы добьемся власти над некими силовыми полями – или силами, – власти, которая позволит нам изменять структуру пространства с пользой для себя, скажем сплетая его в узлы, наподобие кренделя, со свойствами еще более удивительными, чем у поверхности Мёбиуса. Кто знает, может быть, давно знакомая по научной фантастике идея «искривления пространства» вовсе не чистый вымысел; когда-нибудь она станет для человечества будничным фактом и люди будут шагать с одного континента на другой (или даже из одного мира в другой?) так же легко, как в соседнюю комнату.
Но решение можно искать и на другом пути, совершенно новом и неожиданном, как это часто бывало в прошлом. Мы должны исходить из того, что скорости передвижения будут неизменно возрастать до крайних пределов технически осуществимого, – и никто не в силах сказать, каковы эти пределы. Сигналы могут перемещаться со скоростью света, материальные тела – со скоростью ненамного меньшей. Когда-нибудь сможем добиться этого и мы сами.
Однако существует тенденция, которая может противодействовать созданию глобальной системы мгновенного перемещения. Средства связи совершенствуются; придет время, когда человек сможет не только видеть и слышать, но и воспринимать ощущения всеми другими органами чувств с помощью сигналов, передаваемых по всей нашей планете, и у людей будет все меньше и меньше стимулов к путешествиям. Такую возможность предсказал еще более тридцати лет назад И. М. Форстер в своем известном рассказе «Машина останавливается». Это рассказ о наших отдаленных потомках; они живут в уединенных кельях и почти не покидают их, зато могут в одно мгновение установить телевизионный контакт с любым человеком на Земле, где бы он ни находился.
Форстер дожил до времени, когда телевидение достигло совершенства, намного превосходящего его вымысел тридцатилетней давности; может быть, его представление о будущем человечества в своих основных чертах не так уж далеко от истины. Дальняя связь и дальние передвижения – факторы противоборствующие! До сих пор они взаимно уравновешивались, но если когда-нибудь первый возьмет верх, результатом явится общество, изображенное в рассказе Форстера.
С другой стороны, успешный прорыв в области передвижений, подобный совершенному электроникой в связи, поведет к возникновению мира неограниченной и легкой подвижности. Исчезнут все барьеры расстояний, некогда разделявшие людей и страны. Переворот, произведенный телефоном в деловой и общественной жизни, покажется ничтожным в сравнении с тем, что может принести всей нашей цивилизации «телепортер». Вряд ли стоит разделываться одной фразой с перспективой, которая могла бы революционизировать (если не уничтожить совсем) большую часть торговли и промышленности. Вообразите, что случилось бы, если бы мы могли мгновенно перемещать сырьевые продукты и промышленные изделия по всей Земле! Технически эта задача в миллиарды раз легче мгновенной транспортировки столь хрупких и сложных созданий, как человеческие существа, и я почти не сомневаюсь, что в течение ближайших нескольких столетий люди этого добьются.
Во все эпохи человек боролся против двух великих врагов – времени и пространства. Возможно, он никогда не победит время и беспредельные космические дали тоже сокрушат его, если он дерзнет удалиться от Солнца больше чем на несколько световых лет. Но здесь, на нашей маленькой Земле, он когда-нибудь сможет объявить о своей полной победе над расстоянием.
Не знаю, как мы достигнем этих рубежей, – все сказанное мною, возможно, лишь убедило читателя в полной их недостижимости. Я же верю: придет время, когда мы сможем перелететь с одного полюса на другой за мгновение, разделяющее два удара нашего сердца.
Но, если, добившись такой власти над силами природы, мы потеряем всякий интерес к ее использованию, это будет очередная веселая шутка истории.
8
Ракетой – к новому ренессансу
Четыре с половиной столетия назад началось развитие европейской цивилизации в новом, дотоле неведомом направлении. Это был своего рода взрыв, медленный, но непреодолимый. Его питали силы, развязанные эпохой Ренессанса. После тысячелетнего топтания вокруг Средиземноморья европеец открыл новые, неизведанные просторы далеко за морем. Мы точно знаем тот день, когда он их обнаружил, и день когда с неизведанным было покончено. Открытие просторов Америки произошло 12 октября 1492 года; Америка перестала быть малоисследованной страной 10 мая 1869 года, когда забили последний костыль на трансконтинентальной железной дороге.
За всю долгую историю человечества в нашем веке впервые не было открыто ни одного нового, неизведанного рубежа на суше или на море, и именно в этом – источник многих наших бед. Правда, еще и теперь огромные пространства Земли не используются и даже не исследованы, но все это уже только, так сказать, подчистка. Пришел срок выложить свои сокровища океанам, хотя их изучением нам придется заниматься еще не одну сотню лет; освоение моря началось с того дня, когда батискаф «Триест» опустился в бездонные глубины Марианской впадины.
Неоткрытых континентов больше нет. В какую бы сторону горизонта вы ни направили свой путь, на другом конце этого пути вы обязательно наткнетесь на кого-нибудь, кто уже поджидает вас, чтобы проверить визу и справку о прививке.
Утрата неизведанного оказалась тяжким ударом для романтиков и искателей приключений. Историк Юго-Запада США Уолтер Прескот Уэбб писал об этом так:
«Конец эры всегда отмечен печатью грусти… Люди будут невыразимо тосковать по рубежам, за которыми скрывалось неожиданное. Столетиями доносился до них зов неизведанного, они прислушивались к обещаниям, звучавшим в нем, и рисковали своими жизнями и достоянием ради свершения этих обещаний. И вот этот зов смолк…»
Я счастлив заявить, что профессор Уэбб мог бы подождать со своими сокрушениями несколько миллионов лет. Ведь уже тогда, когда он писал в штате Техас эти строки, инверсионные следы в небе над Уайт-Сэндз указали путь к новым просторам неизведанного, каких мир еще не знал, – к просторам космического пространства.
Путь к звездам открыт далеко не преждевременно. Цивилизация не может существовать без новых рубежей; она нуждается в них и материально, и духовно. Материальная необходимость очевидна – новые территории, новые ресурсы, новое сырье. Духовная потребность менее явно выступает на поверхность, но в конечном счете она более важна. Мы живы не хлебом единым, нам нужны и приключения, разнообразие, новизна, романтика. Как доказали психологи своими опытами по влиянию сенсорной изоляции, человек быстро сходит с ума, если его изолировать от внешнего мира в тихом, темном помещении. Что верно для индивида, верно и для общества; оно тоже может впасть в безумие при отсутствии достаточных побуждений к действию.
Возможно, чересчур оптимистичным покажется утверждение, что назревающее бегство человека с Земли и преодоление им межпланетного пространства послужат толчком к началу новой эпохи Возрождения. Тем не менее я намереваюсь высказать именно такую точку зрения; предварительно, однако, надо покончить с некоторыми распространенными заблуждениями.
Рубежи космического пространства бесконечны и неисчерпаемы в самом буквальном смысле этих слов, а возможности, открывающиеся для нас в космосе, и вызов, брошенный нам его беспредельными просторами, не имеют ничего общего с тем, что встречалось нам в прошлом на Земле. Все луны и планеты солнечной системы – чуждые, враждебные миры, где, возможно, никогда не будет жить больше нескольких тысяч людей, к тому же отобранных уж никак не менее тщательно, чем, скажем, население Лос-Аламоса[13]13
Маленький населенный пункт в штате Нью-Мехико (США), близ которого во время второй мировой войны в строжайшем секрете изготавливалась первая американская атомная бомба (проект «Манхеттен»). – Прим. перев.
[Закрыть]. Эра массовой колонизации миновала навсегда. В космосе уйма места для многих вещей, но только не для «твоих усталых, твоих убогих, твоих толпящихся сонмом, жаждущих вольно вздохнуть…»[14]14
Из надписи на пьедестале статуи Свободы в Нью-Йорке.
[Закрыть] «Статуя Свободы» – если таковая будет воздвигнута на Марсе – на пьедестале должна иметь надпись: «Дай мне твоих ядерных физиков, твоих инженеров-химиков, твоих биологов и математиков». Иммигранты XXI века будут походить больше на иммигрантов XVII, нежели XIX века. Ибо «Мэйфлауэр»[15]15
На судне «Мэйфлауэр» в 1620 году прибыла в Америку первая партия английских колонистов, положивших начало колониям Новой Англии. – Прим. перев.
[Закрыть] был по самый фальшборт набит умными головами, и об этом не следует забывать.
Таким образом, часто высказываемая мысль, что колонизация планет, позволит решить проблему перенаселенности, есть полнейшее заблуждение. Сейчас численность населения Земли каждый день увеличивается примерно на 100 тысяч человек, и никакие реально мыслимые «космические переброски» не смогут существенно сократить эту устрашающую цифру.
При современном уровне развития техники общей суммы военных бюджетов всех стран мира только-только хватило бы на обеспечение ежедневной высадки на Марсе десяти человек. Впрочем, даже если бы космическая транспортировка не была баснословно дорогой, а, наоборот, совершенно бесплатной, задача вряд ли стала бы легче: ведь среди планет нет ни одной, на которой люди могли бы жить и работать, не используя сложнейшего технического арсенала. Нам везде потребуются космические скафандры, кислородные заводы, герметизированные куполы и гидропонные фермы. Когда-нибудь наши колонии на Луне и на Марсе смогут прокормить себя сами, но, если мы ищем жизненное пространство для избыточного населения, куда дешевле обойдется освоение Антарктиды и даже дна Атлантического океана.
Нет, битву против перенаселенности мы должны начать и выиграть здесь, на Земле. И вместе с тем, хотя другие планеты не могут спасти нас, это как раз тот случай, когда формальную логику не обязательно принимать в расчет. Гнет нарастающих множеств, удушающее ощущение усиливающейся скученности будут стимулировать тягу человека в космос, хотя покинуть Землю сможет всего лишь одна миллионная часть человечества.
Далее, хотя освоение планет не сможет непосредственно помочь перенаселенной и обедненной Земле в интеллектуальном и эмоциональном отношении, оно, возможно, сыграет колоссальную роль. Открытия первых экспедиций, подвиги пионеров, осваивающих новые миры, – все это будет вдохновлять оставшихся дома на целеустремленную деятельность. Глядя на экраны своих телевизоров, они будут понимать, что История с большой буквы не стоит на месте. Чувство изумления, почти утраченное нами, возродится вновь и с ним дух приключений.
Важность этих фактов трудно переоценить, хотя, конечно, легче просто потешаться над ними, отпуская циничные шуточки насчет эскапизма. Пионерами и первооткрывателями способны стать немногие, но каждый человек, даже самый немощный, ощущает подчас потребность в приключениях и острых ощущениях. Если вам нужны доказательства, вспомните, сколько ковбойских фильмов галопом скачут в эфире на экраны телевизоров. Миф о Западе[16]16
Имеются в виду западные штаты США, идеализированная история освоения которых служит фоном для бесчисленных приключенческих «ковбойских» фильмов, наводняющих экраны мира. – Прим. перев.
[Закрыть] создан, чтобы заполнить пустоту современной жизни, и он отлично выполнял эту задачу. Однако рано или поздно человеку надоедают мифы (миф о Западе надоел многим из нас давным-давно), и тогда наступает время отправляться на поиски новых земель. И разве не символично, что на берегу Тихого океана, там, где всего два поколения назад остановились крытые фургоны переселенцев, теперь высятся гигантские ракеты.
Медленная, но глубокая перестройка нашей культуры уже начинается, по мере того как люди все более обращают свои помыслы к космосу. Еще до того, как первое живое существо вырвалось за пределы атмосферы, этот процесс начался на самом влиятельном участке нашей жизни – в детской. Игрушечные космонавты и ракеты стали заурядным явлением уже несколько лет назад; космосу все чаще уделяют внимание и карикатуристы, и сочинители анекдотов. Нарастающее ощущение Вселенной сыграло свою роль, увы, и в области психопатологии. Между культом летающих блюдец и ведьмоманией XVII столетия можно провести прелюбопытнейшую параллель. Тут имеют место совершенно одинаковые психические явления; я дарю эту идею любому претенденту на степень доктора философии, ищущему тему для диссертации.
По мере того как продвигается исследование солнечной системы, идеи, открытия и опыт космонавтики будут все полнее осваиваться человечеством. Конечно, наибольшее влияние они окажут на тех мужчин и женщин, которые сами отправятся в космические полеты для создания временных баз или постоянных колоний на планетах. Поскольку мы не знаем, с чем они там столкнутся, вряд ли стоит ломать голову, какое общественное устройство сложится через сто или тысячу лет на Марсе, Венере, Луне, Титании и на других крупных небесных телах солнечной системы. (Мы можем сбросить со счета планеты-гиганты Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун, у которых нет стабильной поверхности.) Каков будет исход наших рискованных вылазок в космос, покажет история.
Как часто случалось в прошлом, задача может оказаться нам не под силу. Если мы создадим колонии на планетах, они, возможно, будут способны лишь поддерживать свое существование на предельно низком уровне, но у них не хватит энергии на какие-либо достижения в области культуры. В истории уже есть один пример, столь же поразительный, сколь и зловещий. Много веков назад полинезийцы совершили технический подвиг, который вполне можно сравнить с завоеванием космоса. Установив регулярное морское сообщение через величайший из земных океанов, они, как пишет Тойнби[17]17
Арнольд Тойнби (1852–1883) – английский буржуазный социолог. – Прим. перев.
[Закрыть] «завладели клочками суши, разбросанными по водной пустыне Тихого океана почти столь же редко, как звезды в мировом пространстве». Но этот подвиг в конце концов истощил их силы, и они опустились до первобытного существования. Мы никогда и не узнали бы о их изумительных достижениях, если бы они не оставили на острове Пасхи памятники, которые трудно не заметить. В грядущие тысячелетия в космосе может оказаться много таких «островов Пасхи» – покинутых планет, усеянных если не монолитными скульптурами, то иными, не менее загадочными останками потерпевшей крах технической цивилизации.
Каков бы ни был конечный результат наших исследований космоса, мы с достаточным основанием можем быть уверены, что они незамедлительно принесут нам некоторые выгоды. Я сознательно исключаю здесь такие «практические» результаты, как многомиллиардный выигрыш от усовершенствования службы прогноза погоды и средств связи. Накоплением богатств, конечно, не следует пренебрегать, но в конечном счете силы стоит тратить только на два вида человеческой деятельности – расширение наших познаний и создание прекрасного. Это неоспоримо; обсуждению подлежит лишь один вопрос: что должно стоять на первом месте.
Определение плотности электронного слоя вокруг Луны, точного состава атмосферы Юпитера или напряжения магнитного поля Меркурия взволнует лишь весьма незначительную часть человечества. Возможно, когда-нибудь судьбы целых народов будут определяться подобными или другими, еще менее понятными явлениями, но они затрагивают только разум, а не сердце. Цивилизации завоевывают уважение свершениями своего разума, но любовь – или презрение – приносят им творения искусства. Можем ли мы сегодня хотя бы предположить, какое искусство придет к нам из космоса?
Обратимся прежде всего к литературе, потому что путь развития любой цивилизации наиболее точно обозначают писатели. Прибегнем снова к цитате из книги профессора Уэбба «Великий рубеж»:
«Мы обнаруживаем, что золотой век каждой страны, вообще говоря, более или менее точно совпадает с периодом высшего размаха ее деятельности на рубежах, граничащих с внешним миром… По-видимому, литературный гений любой страны раскрепощается, когда она активизирует свои действия на пограничных рубежах…»
Писатель не в силах оторваться от окружающей его среды, как бы он ни старался. Когда народы открывают новые рубежи, появляются Гомер и Шекспир, а если взять примеры менее «олимпийских» масштабов и ближе к нашим временам – Мелвилл, Джозеф Конрад и Марк Твен. Когда открывать больше нечего, наступает срок появиться Теннесси Уильямсу, и битникам, и еще Марселю Прусту, чей горизонт под конец жизни был ограничен комнатой со стенами, обитыми пробкой. Если бы Льюис Кэррол жил в наше время, он, быть может, вместо «Алисы в стране чудес» подарил бы нам «Лолиту»[18]18
Бульварный роман американского писателя Набокова. – Прим. перев.
[Закрыть].
Было бы, конечно, величайшей наивностью предполагать, что полеты в космос возродят эпос и саги в формах, сколько-нибудь похожих на древние. Космические полеты слишком точно документированы – Гомер творил, обладая существенным преимуществом: он не был обременен изобилием фактов. Но, бесспорно, открытия и приключения, победы и неизбежные поражения, которыми будет сопровождаться путь человека к звездам, когда-либо послужат источником вдохновения для новой героической литературы и породят творения, равноценные мифу о золотом руне, «Путешествиям Гулливера», «Моби Дику», «Робинзону Крузо».
Нас не должно смущать то обстоятельство, что после завоевания воздушного океана ничего подобного но произошло. Верно, что авиации посвящено очень мало произведений художественной литературы (кроме книг Линдберга и Сент-Экзюпери, почти ничего и не назовешь), но причины вполне очевидны. Летчик проводит в своей стихии всего несколько часов и летит в места уже известные, а в тех немногих случаях, когда он бывает над неисследованной территорией, ему редко представляется возможность совершить на ней посадку. Космический путешественник, напротив, может находиться в пути недели, месяцы, годы, отправляясь в места, которые человек если и видел когда-либо, то весьма смутно и с помощью телескопа. Поэтому у космических полетов очень мало общего с полетами в атмосфере; по своему характеру они гораздо ближе к путешествиям по морям, которые вызвали к жизни так много великих творений нашей литературы.
Вероятно, еще рано задумываться над тем, какое влияние окажут космические полеты на музыку и изобразительные искусства. Тут опять мы можем лишь надеяться, а надежда очень нужна, когда смотришь на холсты некоторых современных художников, где они с излишней откровенностью излили свои души. Перспективы современной музыки несколько более благоприятны: теперь, когда электронно-вычислительные машины обучены сочинять музыку, мы можем надеяться, что вскоре их научат и наслаждаться ею, тем самым избавив нас от излишних неприятностей.
Может быть, эти древние виды искусства уже исчерпывают себя, и ожидающие нас в космосе испытания, пока еще не охватываемые воображением, породят новые формы выражения чувств. Например, слабая гравитация (или полное ее отсутствие) обязательно будет способствовать возникновению «странной» архитектуры, воплотившей контуры иных, чуждых миров, легкой и изящной, как грезы. А как будет выглядеть постановка «Лебединого озера» на Марсе, где балерины будут весить в три раза меньше, чем на Земле, или на Луне, где их вес составит всего одну шестую земного?
Состояние невесомости – ощущение, до недавнего времени не испытанное ни одним человеком, но все же таинственно знакомое нам по сновидениям, – окажет решающее влияние на все стороны человеческой деятельности. Оно создаст условия для появления целого созвездия новых видов спорта и спортивных игр и преобразит многие из существующих.
Все наши эстетические представления и нормы сформировались под воздействием окружающей природы, и может оказаться, что многие пригодны только для нашего мира. Ни на какой другой планете нет такого голубого неба и лазурного моря, нет зеленой травы, холмов, плавно округленных эрозией, рек и водопадов, нет одной-единственной Луны. Нигде в космосе наш взгляд не сможет отдохнуть, созерцая знакомые очертания деревьев, растений и животных, живущих вместе с нами на нашей Земле. Живые существа, с которыми мы встретимся в других мирах, если они там есть, покажутся нам такими же странными и чуждыми, как наводящие ужас обитатели океанских глубин или представители царства насекомых, если бы их размеры были в сотни раз больше. Возможно даже, что природные условия на других планетах окажутся невыносимыми; но в равной мере возможно и другое: что они породят в нас новые и более всеобъемлющие представления о красоте, которые не будут ограничены воспитанием, навязывающим нам, так сказать, земные стандарты.
Конечно, вопрос о существовании жизни вне Земли – это величайшая из тех многочисленных тайн, раскрытие которых ожидает нас на других планетах. Сейчас мы с достаточными основаниями предполагаем, что на Марсе имеется какая-то форма растительности, сезонные изменения окраски в сочетании с данными недавних спектроскопических наблюдений придают этому предположению высокую степень вероятности. Поскольку Марс – мир древний и, по-видимому, умирающий, борьба за существование там могла привести к необычайным последствиям. Нам не мешает быть поосторожнее, когда мы высадимся на Марсе. Там, где есть растительность, могут быть и более высокие формы жизни: располагая достаточным сроком, природа проверяет все возможности. У Марса времени было с избытком, поэтому там могли развиться те паразиты растительного царства, которые известны у нас под названием животных. Эти животные окажутся очень странными: у них не будет легких. Действительно, что пользы в легких, когда в атмосфере практически нет кислорода?
