Текст книги "Черты будущего"
Автор книги: Артур Чарльз Кларк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
17
Мозг и тело
Человеческий мозг – самое сложное устройство в пределах известной нам Вселенной, но, поскольку практически мы о Вселенной еще ничего толком не знаем, возможно, что он стоит на довольно низкой ступени в иерархии органических счетно-решающих устройств. И тем не менее могущество нашего мозга, его потенциальные возможности столь велики, что до сих пор мало используются и, вероятно, даже не полностью разгаданы нами. В судьбе человечества есть одно странное обстоятельство – чуткий ум не может мыслить о нем без печали: по меньшей мере в течение пятидесяти тысяч лет на нашей планете живут разумные существа, люди, которые могли бы дирижировать симфоническими оркестрами, выводить теоремы чистой математики, занимать пост секретаря Организации Объединенных Наций или пилотировать космические корабли, если бы им представилась такая возможность. Вероятно, 99 процентов способностей человека растрачивается попусту; даже сегодня люди, считающие себя культурными и образованными, работают по большей части просто как автоматы, лишь один или два раза за всю жизнь постигая на мгновение те могущественные, но глубоко скрытые возможности, которыми располагает их разум.
В последующих своих размышлениях я пренебрегу всякими сверхъестественными явлениями и так называемыми пси-феноменами. Если они существуют и поддаются управлению, то со временем, возможно, подчинят себе всю психическую деятельность людей, преобразив строй человеческой культуры в направлении, которое сегодня трудно предсказать. Но на современной стадии нашего неведения такие догадки бесполезны; они слишком легко могли бы завести нас в зыбкую трясину мистицизма. Уже известные нам способности мозга настолько поразительны, что нет нужды взывать к новым, еще неведомым.
Рассмотрим поначалу память. Пока еще никому не удалось хотя бы приближенно установить, какое количество фактов или впечатлений способен хранить наш мозг на протяжении жизни. Есть убедительные доказательства, говорящие за то, что мы ничего не забываем; мы просто не можем извлечь нужную информацию в нужный момент. В наши дни нам редко приходится встречаться с проявлениями действительно феноменальной памяти: в мире книг и документов такая память не очень нужна. До изобретения письменности всю историю и литературу приходилось хранить в памяти и изустно передавать из поколения в поколение. Даже сегодня еще есть люди, которые знают наизусть всю Библию или Коран, точно так же, как когда-то люди знали Гомера.
Работы доктора Уайлдера Пенфилда и его коллег в Монреале чрезвычайно убедительно показали, что путем раздражения определенных участков мозга электрическими импульсами можно восстановить в памяти то, что было давно забыто. Человек вновь переживает в отчетливых деталях (цвет, запах, звук) впечатления, некогда испытанные им, как будто перед его мысленным взором проходят кадры киноленты, сознавая при этом, что это только воспоминание, а не событие, происходящее наяву. Аналогичные эффекты может вызывать и гипноз. Этим воспользовался Фрейд для лечения психических расстройств.
Когда мы разгадаем, как мозг фильтрует и хранит ту лавину впечатлений, которая вливается в него каждую секунду нашей жизни, мы, возможно, научимся управлять памятью с помощью сознания или искусственных внешних воздействий. Тогда воспоминание перестанет быть неустойчивым, подчиненным случайным процессам; если вам понадобится воспроизвести в памяти страницу газеты, которую вы просматривали тридцать лет назад, вы сможете сделать это, возбудив соответствующие клетки головного мозга. В известном смысле такое управление памятью можно назвать разновидностью путешествия в прошлое, – вероятно, единственной возможной его разновидностью. Это было бы поистине волшебной властью, которая в отличие от многих других великих сил, подчиненных человеку, служила бы, вероятно, только на благо людям.
Управление памятью революционизировало бы судебную практику. Никто уже не смог бы на классический вопрос: «Что вы делали вечером двадцать третьего числа?» – ответить: «Я забыл». Свидетели не смогли бы больше запутывать разбирательство спорного дела показаниями о том, что они как будто видели. Будем надеяться, что стимулирование памяти не станет принудительной судебной процедурой.
Как чудесно было бы вновь заглянуть в прошлое, чтобы пережить былые радости и в свете опыта, обретенного с годами, унять боль пережитых горестей, извлечь уроки из давних ошибок. Иногда говорят, что перед мысленным взором утопающего человека в одно мгновение проносится вся его жизнь. Это заблуждение. Но, может быть, настанет время, когда престарелые люди, потерявшие всякий интерес к будущему, смогут вновь пережить свое прошлое и вновь приветствовать тех, кого они знали и любили в молодости. Как мы увидим позже, это может стать не приготовлением к смерти, а прелюдией к рождению заново. Пожалуй, еще более важным, чем стимулирование воспоминаний о прошлом, было бы обратное – введение в память новой информации. Трудно вообразить изобретение более ценное, чем устройство, которое писатели-фантасты называют «машиной-педагогом». В изображении авторов и художников это замечательное устройство обычно напоминает старомодный аппарат для завивки «перманент» из салонов красоты; функции его в какой-то мере сходны, только работает оно над материалом, который находится внутри головы, а не на ее поверхности. Его не следует путать с обучающими машинами, которые сейчас находят все более широкое применение, хотя когда-нибудь их, возможно, назовут отдаленными предками «машины-педагога».
Такой автомат мог бы за несколько минут запечатлеть в мозгу знания и навыки, на приобретение которых иным способом человеку понадобилась бы вся жизнь. Убедительной аналогией здесь может служить процесс изготовления грампластинки: исполнение музыкального произведения может длиться час; пластинка с его записью штампуется за долю секунды, и пластмасса идеально «запоминает» все, что исполнил оркестр. А ведь всего столетие назад это показалось бы даже теоретически невозможным ученым с самым пылким воображением.
Запечатление информации непосредственно в мозгу, позволяющее приобретать знания, минуя процесс обучения, сегодня кажется нам столь же невозможным; оно, бесспорно, и останется невозможным до тех пор, пока наше понимание процессов психической деятельности не продвинется неизмеримо дальше. И в то же время «машина-педагог» или какой-то метод, выполняющий аналогичные функции, так настоятельно нужен, что через несколько десятилетий цивилизация просто не сможет без него существовать. Объем знаний, накапливаемых в мире, удваивается каждые десять лет – и этот темп тоже ускоряется. Теперь недостаточен уже и двадцатилетний срок обучения; если так будет и дальше, то скоро мы будем умирать от старости, не успев научиться жить, и может статься, что вся наша культура начнет рушиться из-за ее непостижимой сложности.
В прошлом каждый раз, когда возникала потребность в чем-либо, она всегда достаточно быстро удовлетворялась. Поэтому, хотя я не имею ни малейшего понятия, как в действительности будет работать «машина-педагог», я полагаю, что это будет, вернее всего, какой-то комплекс методов, а не махина из железа, и достаточно твердо убежден в том, что со временем она обязательно появится. Если этого не случится, то вскоре возобладает направление развития, рассматриваемое в следующей главе.
Есть много других возможных, а частично и совершенно бесспорных перспектив, включая непосредственную манипуляцию на мозге. Уже доказано, например, что поведение животных – и человека тоже – можно очень существенно изменить, воздействуя слабыми электрическими импульсами на определенные участки мозга. Индивидуальные особенности животного можно изменить совершенно, так что кошка будет приходить в ужас при одном виде мыши, а злобная обезьяна станет ласковой и общительной.
Пожалуй, самым сенсационным результатом подобных экспериментов, который, возможно, чреват еще более серьезными социальными последствиями, чем первые работы ядерных физиков, является открытие в мозге так называемых «центров удовольствия». Животные с электродами, вживленными в эти участки мозга, быстро обучаются действовать кнопкой, включающей электрические импульсы, которые приносят ощущение неизмеримого наслаждения; у них развивается настолько сильное пристрастие к этому, что ничто другое их уже не интересует. Известны случаи, когда обезьяны нажимали «кнопку поощрения» с частотой три раза в секунду на протяжении восемнадцати часов кряду, причем ни голод, ни половое чувство не могли отвлечь их от этого занятия. В мозге существуют также участки, ответственные за боль и страдания. Животные с равным упорством действуют выключателями, чтобы избежать раздражения токами этих областей мозга.
Возможности добра и зла, которые кроются здесь, настолько очевидны, что нет смысла ни преувеличивать их, ни оставлять без внимания. Порабощение с помощью электроники людей-роботов, управляемых по радио с центральной станции, технически станет возможным задолго до 1984 года.
Одно из многих загадочных явлений, вскрытых гипнозом, заключается в том, что в память человека можно ввести ложные воспоминания, причем он будет абсолютно убежден в их достоверности и будет готов даже поклясться, что все это действительно происходило с ним. Нам всем доводилось видеть сны настолько отчетливые, что после пробуждения мы путали их с реальной действительностью; меня, например, на протяжении двадцати лет преследует «воспоминание» о страшном зрелище гибели истребителя «Спитфайр», причем я так до конца и не разберусь, галлюцинация это или реальное событие.
Искусственные воспоминания, если их можно будет создавать, записывать на ленту, а затем вводить в мозг электрическими и иными средствами, стали бы формой восприятия чужих ощущений и чувств гораздо более яркой (потому что в нем участвовали бы все органы чувств), чем все то, что может создать могущество Голливуда. Они стали бы поистине высшей формой развлечения – ложные ощущения, более реальные, чем сама действительность. Недаром поставлен вопрос: захочет ли вообще большинство людей бодрствовать, если фабрики снов смогут исполнить любое их желание за несколько центов.
Не следует забывать, что все познания об окружающем мире приходят к нам через те немногие чувства, какими мы обладаем. Самыми важными из них являются зрение и слух. Если информация минует эти каналы или если их нормальные входы заблокированы, мы испытываем иллюзии, которые не имеют соответствия во внешней реальности. Вот один из самых простых способов доказать это. Посидите некоторое время в совершенно затемненной комнате, а затем легонько нажмите на глазное яблоко. Вы «увидите» восхитительнейшие фигуры и краски, хотя никакой свет не воздействует на сетчатку глаз. Зрительные нервы были «введены в заблуждение» давлением. Если бы мы знали электрохимический код, посредством которого изображение трансформируется в восприятие, мы смогли бы дать зрение тем, у кого нет глаз.
Здесь уместно будет упомянуть о страшноватом эксперименте, проведенном однажды известным физиологом Адрианом. Превзойдя ведьм из «Макбета», Адриан взял глаз лягушки и подсоединил зрительный нерв через усилитель к динамику. Когда экспериментатор передвигался по лаборатории, на сетчатке глаза отражалось его изображение и изменяющиеся сочетания света и тени преобразовывались в серию отчетливо слышных щелчков. Грубо говоря, ученый использовал свой слух, чтобы видеть через глаз животного.
Можно представить себе почти неограниченные продолжения этого эксперимента. В принципе чувственные впечатления от любого другого живого существа – животного или человека – можно передавать по электродам непосредственно в соответствующие участки мозга. Таким образом, можно было бы смотреть на мир глазами другого человека и даже получить некоторое представление о своего рода перевоплощении в животное.
Мы считаем, что известные нам чувства дают полную картину окружающего нас мира, между тем это величайшее заблуждение. Мы безнадежно глухи и слепы во Вселенной, за пределами ощущений, воспринимаемых нашими чувствами. Мир собаки – это мир запахов; мир дельфина – это симфония ультразвуковых импульсов, столь же исполненных значения, как и зрительные ощущения. Рассеянный солнечный свет в облачный день несет в себе указатели направления для пчелы, которые нам недоступны: пчела может определять плоскость колебаний световых волн. Гремучая змея в полной темноте наносит удар своей жертве, светящейся инфракрасным светом, – наши управляемые ракеты были обучены делать это лишь в последние несколько лет. В мутных реках водятся слепые рыбы, которые исследуют окружающий их непрозрачный мир с помощью электрических полей; это природный радиолокатор. Все рыбы имеют любопытный орган – боковую линию, которая тянется вдоль тела. Она служит для того, чтобы воспринимать колебания и изменения давления в окружающей их воде.
Могли бы мы как-то осмыслить подобные чувственные восприятия, если бы они были введены в наш мозг? Несомненно, да, но после основательной тренировки. Нам ведь приходится учиться пользоваться и нашими собственными органами чувств: новорожденный не способен видеть, так же как не видит вначале и человек, к которому внезапно вернулось зрение, – хотя зрительный механизм в обоих случаях может работать идеально. Разум должен прежде проанализировать и расклассифицировать импульсы, поступившие в мозг, сравнить их с другой информацией из внешнего мира, пока все они не сложатся в цельную картину. И только после этого мы «видим»; такое суммирование должно быть возможно и с другими органами чувств, – правда, нам придется изобрести новые глаголы для обозначения этих восприятий.
Пилот самолета, собирающий информацию со шкал и циферблатов десятков приборов, совершает аналогичные действия. Он отождествляет себя со своим самолетом интеллектуально и, пожалуй, даже, эмоционально. Когда-нибудь с помощью телеметрических устройств мы сможем проделывать то же самое с любым животным. Мы познаем наконец путь орла в небе, путь кита в океане и путь тигра в джунглях. Так мы вновь обретем наше родство с животным миром, утрата которого является одной из самых горестных для современного человека.
Однако вернемся к более конкретным и близким задачам. Нет сомнения, что диапазон и тонкость восприятия наших собственных органов чувств можно существенно улучшить с помощью таких достаточно простых средств, как тренировка и медицинские препараты. Любой, кому доводилось наблюдать, как слепой читает шрифт Брайля или определяет положение предметов по звуку, безоговорочно согласится с этим. Мне однажды довелось видеть слепого, который судил матч по настольному теннису, – я бы не поверил, что это возможно. Он судил даже игры мирового чемпионата! Слепые показывают блистательнейшие образцы обостренной чувствительности, но есть много и других примеров; взять хотя бы дегустаторов чая и вина, парфюмеров, глухих, способных понимать речь по губам. Можно вспомнить эстрадных «ясновидцев», которые могут отыскивать спрятанные предметы, улавливая почти незаметные движения своих помощников.
Все эти достижения либо результат интенсивной тренировки, либо проявление компенсации дефекта или утраты какого-нибудь органа чувств. Но, как хорошо известно (пожалуй, даже слишком хорошо известно), такие препараты как мескалин и лизергиновая кислота тоже могут чрезвычайно обострять восприятия, вследствие чего ощущение мира становится гораздо более отчетливым и ярким, чем это бывает в повседневной жизни. Даже если это впечатление целиком субъективно-подобно тому, как пьяный водитель думает, что он управляет автомобилем с мастерством, заслуживающим «большого приза» на гонках, – это явление представляет исключительный интерес и может иметь важные практические применения.
Неоценимой способностью разума (которая, безусловно, достижима, потому что уже не раз проявлена) был бы сознательный контроль над болевыми ощущениями. Очень возможно, что утверждение «боль объективно не существует» справедливо, хотя большинству из нас от этого ничуть не легче, особенно когда разбаливается зуб. Чаще всего (но не всегда) боль выполняет очень важную функцию предупредительного сигнала. Поэтому тем очень немногим людям, которые не способны ощущать боль, постоянно угрожает опасность. Не следует стремиться полностью уничтожить болевые ощущения, но было бы крайне полезно иметь возможность, после того как боль уже выполнила свою миссию, «отключить» ее, нажав этакую мысленную кнопку.
На Востоке это настолько обычный трюк, что ему никто особенно не удивляется. Я видел и фотографировал крупным планом мужчин и детей, которые ходили по раскаленным добела углям, погружаясь в них по щиколотку. Некоторые из них получали тяжелые ожоги, но боли никто не чувствовал; все они находились в гипнотическом состоянии, вызванном религиозным экстазом[40]40
Один из моих друзей, беседуя со старейшим из таких «огнеходцев» в одном индийском храме, обронил окурок сигареты. Человек, только что ходивший по углям, наступил на него и тут же подпрыгнул. Что остается после этого от теории, что у туземцев грубая кожа на подошвах? Психологическое отношение, психическая подготовленность к испытанию – вот что имеет решающее значение.
[Закрыть].
Недавно разработанный метод звукового обезболивания показывает, что у таинственного Запада тоже есть еще кое-какие фокусы в запасе. По этому методу, который с успехом применяют многие зубные врачи, пациент надевает наушники и регулирует громкость звука так, чтобы сквозь шумовой фон была слышна музыка. Пока пациент занят выполнением этого задания, он не способен чувствовать боль. Создается впечатление, что все каналы его восприятий слишком загружены, чтобы принимать какую-либо другую информацию. Вероятно, здесь, так же как и у «огнеходцев», имеет место определенная форма самовнушения, с той разницей, что нам удается делать это только с помощью машин. Возможно, когда-нибудь и мы, подобно йогам и факирам, будем обходиться без этих психологических костылей.
От гипноза всего один шаг до сна – этого загадочного состояния, на которое мы растрачиваем третью часть нашей прискорбно короткой жизни. Пока еще никто не мог доказать, что сон безусловно необходим, хотя мы, бесспорно, не можем прожить без сна больше нескольких дней. По-видимому, это результат длительного, на протяжении миллионов лет, приспособления к суточному циклу чередования света и темноты. Отсутствие освещения затрудняло какую бы то ни было активную деятельность в ночное время, поэтому большая часть животных приобрела привычку спать до восхода солнца. Некоторые животные впадают в спячку на зимнее время, однако из этого вовсе не следует, что все должны спать с октября по февраль. Аналогичным образом не обязательно всегда спать с 10 часов вечера до 7 часов утра.
Некоторые морские животные никогда не спят, хотя, они, возможно, отдыхают как-нибудь иначе. Большинство акул, например, должно непрестанно двигаться, иначе прекратится ток воды через жабры и они погибнут от недостатка кислорода. У дельфинов положение еще труднее; они должны подниматься на поверхность каждые две-три минуты, чтобы дышать, и потому не могут разрешить себе даже минутной дремоты. Было бы очень интересно узнать, спят ли обитатели океанских глубин, где никогда не меняется освещенность и на протяжении сотни миллионов лет царит непроглядная тьма.
Давно предполагалось и недавно было доказано, что сны видят все; это привело к созданию теории, согласно которой сон больше психологическая, нежели физиологическая, необходимость; по мнению одного специалиста, сон позволяет нам безопасно сходить с ума на несколько часов в сутки. Это объяснение весьма малоубедительно. Вероятнее всего, сновидения – это побочный продукт беспорядочной деятельности спящего мозга, ибо вряд ли можно предположить, что столь сложный орган совершенно выключается. (Любопытно, какие сны видят электронно-вычислительные машины?)
Во всяком случае, некоторые особо одаренные люди, например Эдисон, могли вести деятельную жизнь, затрачивая на сон всего два-три часа в сутки. Медицинской науке известны люди, которые не спали по нескольку лет подряд и, по-видимому, не чувствовали себя от этого хуже. Даже если нельзя совсем отказаться от сна, огромным достижением было бы сокращение времени, отводимого на сон, до двух-трех часов действительно глубокого отключения сознания, причем человек мог бы выбирать время для этого по своему усмотрению.
Весьма вероятно, что создание всемирного телевидения и общедоступных телефонных сетей, охватывающих все пояса времени, неизбежно перестроит жизнь мира на основе круглосуточного графика. Одно это потребует, чтобы время сна было сведено к минимуму, и, по-видимому, средства для достижения этой цели уже есть.
Несколько лет назад были как будто выпущены аккуратные небольшие аппараты «Электросон» размером с коробку для обуви и весом около двух килограммов. По электродам, приложенным к векам и затылку, в кору головного мозга подаются слабые импульсы электрического тока низкой частоты, и человек быстро погружается в глубокий сон.
Хотя этот аппарат, по-видимому, был создан для медицинских целей, сообщалось, что многие используют его для сокращения времени сна до нескольких часов в сутки. Такой аппарат был якобы у ученых, работавших по программе Международного геофизического года в Антарктике. Он, очевидно, нашел себе применение на протяжении ночи, длившейся шесть месяцев.
Вероятно, мы всегда будем нуждаться в этом «бальзаме для усталого мозга», только нам не нужно будет тратить треть своей жизни на пользование им. С другой стороны, существуют обстоятельства, в которых продолжительное отключение сознания было бы весьма полезно; оно очень желательно, например, для больных, выздоравливающих после операции, – и прежде всего, конечно, для космических путешественников в дальних полетах. Именно в связи с этим сейчас серьезное внимание уделяется возможности применения анабиоза, без которого мы никогда не долетим до звезд и не сможем оторваться дальше, чем на несколько световых лет, за пределы окрестностей Солнца.
Овладение безопасными и удобными в применении методами анабиоза, а в этом нет ничего невозможного с точки зрения медицины, поскольку анабиоз вполне можно рассматривать как дальнейшее развитие общего наркоза, – могло бы иметь весьма важные последствия для общества. Люди, страдающие от неизлечимых болезней, решались бы перескочить через десяток-другой лет в надежде, что медицинская наука найдет способ их вылечить. Таким же образом можно было бы отправлять в будущее сумасшедших и преступников, которых современное им общество не в состоянии исправить. Наши потомки, разумеется, вряд ли высоко оценят подобное наследство; но по крайней мере они не смогут отправить пришельцев обратно.
Все сказанное выше позволяет думать, хотя никто еще пока и не доказал этого, что легенда о Рип Ван Винкле научно верна и что процессы старения можно замедлить или даже приостановить на время пребывания в состоянии анабиоза. Таким образом, спящий человек мог бы путешествовать сквозь столетия, останавливаясь время от времени и исследуя будущее, как мы сегодня исследуем космическое пространство. В каждом веке бывают люди, плохо приспособленные к своему времени, которые предпочтут отправиться в такое путешествие, если им будет предоставлена подобная возможность. Они смогут увидеть мир, каким он будет далеко за пределами нормальной продолжительности их жизни.
И здесь мы подходим к тому, что является, пожалуй, величайшей загадкой. Существует ли вообще нормальная продолжительность жизни или же все люди погибают фактически в результате несчастных случаев? Хотя ныне мы живем в среднем намного дольше, чем наши предки, но абсолютный предел по всем данным не изменился с тех времен, от которых до нас дошли первые письменные свидетельства. Библейские семьдесят лет и по сей день остаются средним пределом, как четыре тысячи лет назад.
Ни один человек, если брать только достоверные сведения, не жил дольше 115 лет; часто приводятся намного более высокие показатели, однако можно почти с уверенностью сказать, что это либо обман, либо ошибка. Человек, по-видимому, самое долгоживущее млекопитающее. Некоторые рыбы и черепахи живут до двухсот лет. Колоссальна продолжительность жизни деревьев; самый долголетний живой организм – невысокая и неказистая сосна, растущая в предгорьях Сьерра-Невады. Ее возраст 4600 лет[41]41
См. «National Geographic Magazine», март, 1958.
[Закрыть].
Смерть (не старение!) явно необходима для прогресса, как социального, так и биологического. Мир бессмертных, даже если он и не погибнет от перенаселенности, неизбежно вскоре остановится в своем развитии. Во всех сферах человеческой деятельности можно найти примеры тормозящего влияния людей, которые в силу своего возраста уже перестали быть полезными. И все же смерть, подобно сну, по-видимому, не является биологически неизбежной, даже если она необходима для эволюции.
Наше тело не похоже на машину: оно никогда не изнашивается, ибо оно непрерывно воссоздается из новых материалов. Если бы этот процесс совершался с неизменной эффективностью, мы были бы бессмертны. К сожалению, спустя несколько десятилетий после рождения человека что-то, по-видимому, нарушается в работе отдела ремонта и обслуживания его организма; материалы по-прежнему хороши, но старые планы теряются или ими перестают пользоваться. В результате жизненно важные службы уже не восстанавливаются нужным образом после аварий и поломок. Клетки тела как будто начинают забывать те обязанности, с которыми они когда-то столь хорошо справлялись.
Чтобы избежать провалов памяти, надо тщательнее вести записи. Может быть, настанет время, когда мы подобным же способом сумеем помочь нашему телу. С изобретением алфавита умственная забывчивость перестала быть неизбежной; возможно, более сложные средства медицины будущего смогут излечивать и физическую забывчивость: мы научимся сохранять в соответствующих устройствах памяти идеальные прототипы наших тел. Тогда можно будет время от времени контролировать отклонения от нормы и устранять их, прежде чем они станут угрожающими.
Биологическое бессмертие и сохранение молодости – могучие соблазны, поэтому люди никогда не перестанут стремиться к ним. Их всегда будут искушать примеры существ, живущих столетия, их не устрашат печальные испытания доктора Фауста. Было бы глупо думать, что это стремление никогда, во все века, лежащие впереди, не увенчается успехом. Будет ли такой успех желателен – это уж совсем другое дело.
Тело – носитель мозга, а мозг – вместилище разума. В прошлом эта триада была неделима, но так будет не всегда. Если мы не научимся предохранять наши тела от разрушения, то мы сможем заблаговременно заменять их.
Заменой не обязательно должно служить другое тело из плоти и крови, ею может быть машина. И это ознаменует собой следующую стадию эволюции. Даже если мозг не бессмертен, он, безусловно, может жить гораздо дольше, нежели тело, которое в конце концов разрушается болезнями и несчастными случаями. Много лет назад в знаменитой серии экспериментов русским хирургам удалось на протяжении нескольких дней поддерживать жизнь собачьей головы.
Если вы полагаете, что жизнь мозга, лишенного подвижности, была бы очень однообразной, значит, вы не до конца поняли то, что уже было сказано об органах чувств.
Мозг, соединенный проводами или радиолиниями с соответствующими органами, мог бы участвовать в любой деятельности, реальной или воображаемой. Разве, прикасаясь к чему-либо, вы отдаете себе отчет, что ваш мозг находится не в кончиках пальцев, а на расстоянии метра от них? И разве вы заметили бы разницу, если бы этот метр превратился в тысячу километров? Радиоволнам на такое путешествие понадобится меньше времени, чем нервным импульсам – на распространение вдоль руки.
Можно представить себе время, когда на людей, еще обитающих в органических оболочках, будут с сожалением смотреть те, кто перешел к несравненно более богатому образу существования и обрел способность мгновенно переключать свое сознание или сферу внимания в любую точку суши, моря или неба, где есть соответствующие воспринимающие органы. Созревая, мы расстаемся с детством; когда-нибудь к нам, быть может, придет вторая, более удивительная зрелость, после того как мы навсегда распрощаемся с плотью.
Предположим, что мы научимся бесконечно долго поддерживать жизнь мозга; не окажется ли он в конце концов чрезмерно перегруженным жизненным опытом, впечатлениями, воспоминаниями, которые слоями наложатся друг на друга, подобно текстам на древнем пергаменте-палимпсесте, и переполняет его так, что больше не останется места? В конечном счете, вероятно, так и будет, но я хотел бы еще раз подчеркнуть, что мы не имеем ни малейшего представления о пределах емкости хорошо тренированного мозга (даже без механических вспомогательных средств, которые, безусловно, появятся со временем). Предел непрерывного существования человека можно охарактеризовать приближенной и округленной цифрой в тысячу лет, впрочем анабиоз может растянуть это тысячелетие на гораздо более длительные сроки.
Возможно, однако, что и этот барьер удастся перешагнуть. Такое предположение я высказал в романе «Город и звезды». В нем я попытался нарисовать практически вечное общество, населяющее замкнутый мир города Диаспар через миллиард лет. Мне хотелось бы закончить главу словами старого наставника Джесерака, который учит героя романа законам жизни:
«Человеческое существо, как и любой иной объект, определяется своей структурой. Структура человека невероятно сложна; однако Природа сумела в свое время заложить все черты этой структуры в крошечную клетку, невидимую простым глазом.
То, что может сделать Природа, может сделать и Человек, идя своими путями. Мы не знаем, сколько времени понадобилось на решение этой задачи. Может быть, миллион лет, но что из этого? В конце концов наши предки научились анализировать и хранить информацию, характеризующую любого индивидуума, и использовать эту информацию для воссоздания оригинала.
Способ хранения информации не имеет значения, главное – сама информация. Она может храниться в виде слов, записанных на бумаге, или магнитных полей переменного напряжения, или систем электрических зарядов. Люди использовали все эти методы хранения информации и многие другие. Достаточно сказать, что они давно научились хранить себя, или, точнее, свои бесплотные схемы, из которых они могут возвращаться к бытию.
Скоро я начну готовиться покинуть эту жизнь. Я проверю все свои воспоминания, исправлю их, вычеркну то, с чем хочу расстаться. Затем я войду в Зал Творения, но через дверь, которой ты никогда не видел. Мое старое тело перестанет существовать, а вместе с ним – и само сознание. От Джесерака не останется ничего, кроме целой галактики электронов, застывших в сердцевине кристалла.
Я буду спать, спать без сновидений. Потом придет день – может быть, через сто тысяч лет – и я пробужусь в новом теле, и меня встретят те, кого назначат моими опекунами… Вначале я ничего не буду знать о Диаспаре и не буду помнить, кем я был раньше. Эти воспоминания будут возвращаться постепенно, к концу моего младенчества, и они станут основой моего сознания при вступлении в новый цикл моего бытия.
Так устроена жизнь у нас… Мы все уже были здесь прежде, много, много раз. Но длительность небытия изменяется по законам случая, поэтому ныне существующее население никогда полностью не повторится. У нового Джесерака будут новые, иные друзья и интересы, но старый Джесерак – та часть его сознания, которую я хочу сохранить, – останется.
В каждый отдельный момент времени лишь сотая часть граждан Диаспара живет и ходит по его улицам. Подавляющее большинство их спит в хранилищах памяти, ожидая сигнала, который вновь вызовет их к бытию. Таким образом, мы непрерывны и в то же время меняемся, мы бессмертны, но не страдаем от застоя…»
Может быть, это просто фантастическая мечта? Не знаю; но думаю, что реальности далекого будущего окажутся еще удивительнее. В следующей главе мы попытаемся окинуть мысленным взором хотя бы некоторые из них.
