Текст книги "Двойник короля 19 (СИ)"

Автор книги: Артемий Скабер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Эдуард Антонович, – ответил сухо.

Формальность как оружие. Подчеркнул дистанцию. Мы не друзья, не товарищи. Наблюдал за его реакцией: едва заметное напряжение лицевых мышц. Он надеялся на более тёплый приём. Не дождался.

Сосулькин оглядел Тимучина. Старый хан сидел, скрестив руки на груди. Его лицо, испещрённое морщинами, было непроницаемой маской. Только глаза выдавали интеллект и опыт многих десятилетий войн и интриг. Сделал правильные выводы. Хан опасен, очень опасен.

Подполковник вернул взгляд ко мне. В глазах – вопрос. Кто этот человек? Союзник? Наёмник? Или что-то большее?

Не ответил, пусть гадает. Неопределённость усиливает давление.

Изучил язык его тела. Руки слегка сжаты – готов был схватиться за оружие при первой угрозе. Ноги под столом расставлены – готовность к прыжку.

Профессионал, опытный боец. Но сейчас он был не в бою,а в переговорах, здесь другие правила.

– Кто этот господин? – наконец-то спросил Сосулькин.

– Что с моими людьми? – я проигнорировал вопрос.

Сосулькин должен сразу понять иерархию в этом разговоре. Я задаю вопросы, он отвечает. Когда я сочту нужным, он получит информацию. Не раньше.

– Насчёт этого… – поморщился подполковник. – Это была не моя инициатива. Я пытался.

Искренность прозвучала в его голосе. Он действительно не хотел этой эскалации. Военный, понимающий цену крови и сражений, но выполняющий приказы, даже если они противоречат его личным убеждениям.

– Меня слабо интересует, – оборвал его. – Это сделали.

Холод в моём голосе мог бы заморозить воду.

– Что с генералом? – задал он вопрос.

Глаза Сосулькина на мгновение вспыхнули тревогой.

– К сожалению, погиб, – выдохнул я. – Переоценил свои силы и возможности. Допустил фатальную ошибку.

Не стал уточнять, что ошибка заключалась в недооценке меня. В решении, что со мной можно играть, как с пешкой.

– Плохо… – покачал головой Сосулькин. Искреннее сожаление отразилось в голосе.

– Это была не моя инициатива, – вернул его слова. – Я пытался.

Зеркальный ответ, острый укол. Напоминание, что ответственность лежит на тех, кто начал эту игру. Я лишь ответил на агрессию.

Подполковник оценил мой жест. В его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение. Мы оба говорили на языке власти и стратегии.

– Что дальше? – спросил он.

Прямота, солдатская честность – мне это нравилось в Сосулькине. Никаких лишних слов, никаких витиеватых фраз, только суть.

– Думаю, вот как мы поступим, – наклонился. – Вы мне немедленно возвращаете всех моих людей. Если кто-то из них пострадал, то я убью тысячу.

– Дерзко! – тут же выдал подполковник.

В его голосе слышалось не возмущение, а, скорее, профессиональное уважение к смелому ходу.

– Потом вы уходите, снимаете блокаду. Если увижу кого-то на территории… Он умрёт.

Где-то вдалеке завыл волк.

– Магинский, это невозможно! Приказ императора.

Сосулькин был солдатом до мозга костей. Приказы для него – священны, даже если они противоречат здравому смыслу или личным убеждениям.

– Ты! – рявкнул монгол. – Я Тимучин, хан. Со мной войско в почти триста тысяч.

Голос Тимучина прогремел, как раскат грома – властный, не терпящий возражений. Лицо Сосулькина тут же напряглось. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но замолчал.

– Твой император, – продолжил старик, – пошёл против моего брата, моего союзника. Попытались его убить и вторгнуться на земли. Я такое не прощаю. Ты ещё дышишь, как и твоё войско, только потому что меня об этом попросили. Цени солдат. У тебя есть выбор, сдохнуть или сбежать. Решай сам.

– Павел, – посмотрел на меня Сосулькин. – Вам же доставляли сообщение от генерала.

Взгляд подполковника искал подтверждение, опору – что-то, за что можно зацепиться в этом хаосе.

– Да, – кивнул. – Так я ничего делать и не собираюсь, – хмыкнул. – Ваши действия оскорбили великого хана. И если уж он решил сражаться… То как я могу этому помешать? Моя территория лишь станет плацдармом для его войска. Как я понял, Тимучин хотел получить немного русской земли, до Томска, кажется. Прав?

Намеренное преувеличение, провокация. Ход в игре, где ставки растут с каждой минутой.

– В точку! – голос старика звенел.

Его глаза сверкнули пониманием. Старый волк сразу уловил мою стратегию и подыграл. Наше партнёрство только укреплялось в этом танце власти и угроз.

– Но… – тут же напрягся подполковник. – Это война! Магинский против твоей страны и императора.

Отчаяние мелькнуло в его голосе. Он видел, как ситуация выходит из-под контроля, как локальный конфликт грозит перерасти в полномасштабную войну.

– Моей? – поднял бровь. – Давече тут сказали, что меня и мои земли никто не признаёт. Почему-то устроили блокаду, выкрали моих людей, пытались меня убить. Эдуард Антонович, вы серьёзно?

Логика, которую невозможно опровергнуть. Империя сама создала эту ситуацию, сама загнала меня в угол и теперь пожинает плоды своей недальновидности.

Сосулькину было нечем крыть. Он это понимал, я и хан – тоже. Сейчас на него упала бремя решения. Война с монголами, когда на юге неспокойно и уже сражаются с северянами, или отход. Какой бы сильный и могущественный император ни был, три направления он не потянет, как и империя.

Я подготовился. Шахматная партия подходила к эндшпилю. Ещё несколько ходов, и будет объявлен мат. Или… неожиданный поворот.

В глазах подполковника мелькнуло что-то. Решимость? Смирение? Осознание?

– Я должен это… – начал он, но был грубо прерван.

– Сидеть! – ударил кулаком Тимучин. – Я тебя ещё не отпускал. Говори здесь и сейчас, война или нет. Людей сейчас же возвратить. Если выберешь первое, на что я очень надеюсь, ты умрёшь здесь, это я тебе обещаю. Руки чешутся кого-то убить. Всё нутро горит, как хочется битву.

Глаза хана горели жаждой крови. Рука непроизвольно легла на рукоять меча, пальцы поглаживали потёртую от долгого использования рукоять. Подполковник снова посмотрел на меня, будто искал защиту, но я никак не отреагировал. У империи был шанс. Не я пошёл войной первый.

Лицо Сосулькина менялось. Умный мужик, стратег, и он всё понимал. Даже генерал сказал, что воины нужны в другом месте. А если они тут полягут, стране это ничего хорошего не принесёт.

Да, бремя ответственности на нём. В случае чего сделают козлом отпущения, но это не мне решать. Попросит – возьму его в род, а захочет и дальше служить – его выбор.

Ветер стих, словно сама природа затаила дыхание, ожидая решения.

– Могу ли я?.. – начал Эдуард Антонович.

Голос – хриплый, напряжённый. Он искал компромисс, какой-то выход из этой патовой ситуации.

– Нет! – оборвал его хан. – Время на раздумья кончились, когда вы напали на моего брата. Говори здесь и сейчас. Или нам прислали какого-то мальчика, а не воина?

Оскорбление, рассчитанное на гордость. Тимучин умело давил на самолюбие противника, заставляя его принять решение под давлением эмоций. Тишина. Молчание. Все напряжены. Восход солнца. Новый день.

Давай, Сосулькин, у тебя только один правильный выбор. Просто скажи, и каждый дальше займётся делами. Ты сохранишь армию.

Первые лучи солнца коснулись горизонта, окрасив небо в розовые тона. Ночь отступала, уступая место дню. Символично.

В этот момент я почувствовал движение магии. Воздух сгустился, заискрился от магической энергии. Волоски на руках встали дыбом. Запахло озоном. Небо над нами рассекли две яркие вспышки, словно молнии в ясный день.

Маги высшего ранга. Демонстрация сил или… отчаянная попытка переломить ход переговоров? В любом случае слишком поздно и слишком мало.

Тимучин даже не повернул голову. Для него это был просто ещё один ход в игре – ожидаемый, просчитанный, неэффективный.

Я тоже остался неподвижен. Только внутренне собрался, готовый к бою, если понадобится. Перед нами стояли те два мага пятнадцатого ранга. Жаль, а я хотел их захватить и переподчинить себе, но не получилось. Ничего, попробую в следующий раз.

– С вами будет говорить монарх Русской империи, – сказал маг ветра. – Через меня.

Глава 9

Воздух сгустился.

Не просто стал плотнее. Он словно приобрел вес и субстанцию. Пыль, висевшая в солнечных лучах, замерла. Кожа на затылке ощутила легкое покалывание.

Маг будто замер на долю секунды, а потом резко выпрямился. Его тело дернулось. Мышцы шеи вздулись, на лбу проступили вены. Пальцы скрючились, как когти хищной птицы, а затем медленно, с жутковатой плавностью, расправились.

Поза изменилась. Плечи развернулись, спина выпрямилась, подбородок поднялся. Тот же человек – и одновременно совершенно другой. Осанка наполнилась достоинством и властью, каждое движение стало выверенным и значимым.

Обычные человеческие глаза превратились в два ледяных озера. Мой магический взор уловил, как аура мага трансформировалась, приобретая золотистый оттенок.

Сердце пропустило удар, но внешне я остался невозмутим.

Это был тот самый момент, которого я и ждал. Сам император Русской империи почтил меня своим вниманием, решив лично вмешаться. Значит, мои действия задели его гораздо сильнее, чем я предполагал. Это и льстило.

Мозг лихорадочно анализировал. Риск личного вмешательства для императора. Расстояние от столицы. Политические последствия. Значимость ситуации. Почему именно сейчас? Что случилось, что он решил действовать так открыто? Тысячи вопросов, но ни один не отразился на моем лице.

Мужик, что тело заняли, перестал колебаться как ветер. Его движения приобрели уверенность и размеренность. Маг-сосуд выпрямился окончательно, занимая пространство своим присутствием.

Посмотрел на меня и хана. Взгляд – острый, оценивающий. На лице так же как и у меня нет эмоций. Игра на равных. Он демонстрировал такой же контроль, как и я. Две маски, два игрока, каждый ждет первой ошибки оппонента.

В голове уже выстроился десяток вариантов развития событий. Шесть путей отступления, если ситуация станет критической.

– Встать! – приказал он Сосулькину.

Голос прозвучал как удар хлыста – звонкий, резкий, не допускающий неповиновения. Это был не просто приказ подчиненному. Это было проявление абсолютной власти, которая не может быть оспорена.

Тот тут же вскочил. Движение было автоматическим, словно тело подполковника реагировало еще до того, как мозг успел обработать команду. Военная выучка и многолетняя привычка к подчинению сработали быстрее любых сознательных решений.

Лицо Сосулькина приобрело оттенок свежевыпавшего снега. Кадык дернулся, когда он сглотнул. Руки прижаты к бокам, подбородок приподнят, спина прямая, как будто вместо позвоночника у него металлический стержень. Идеальная стойка смирно. Так, как учат в военных академиях.

Какие же из моих действий наконец-то заметили и оценили?

Василиса и ЗЛО внутри её. Потом сто теней, которых стало теперь на тридцать пять меньше и они служат мне. План с Церен о Монголии и Джунгарии. Каждый мой шаг, каждое действие – как камешек, запускающий лавину.

Я перенес вес тела на правую ногу. Рука чуть согнута. Заларак я не использую. В случае чего будет хаос. Твари все и разом.

Внешне я проявил лишь легкую заинтересованность, не более. Как будто каждый день беседую с императором, вселившимся в тело придворного мага. Обычное дело для аристократа Русской империи.

Я чувствовал, как старое тело Тимучина наполняется энергией, готовясь к бою. Опытный воин, он интуитивно ощущал угрозу и готовился встретить ее с оружием в руках. Пальцы монгола легли на рукоять меча. Плавное, едва заметное движение, выдающее многолетнюю привычку.

Игра началась. Сейчас каждое слово, каждый жест, каждый взгляд будут иметь значение. Политическая партия с императором Русской империи.

– Павел Магинский… – произнёс маг медленно, будто пробуя вкус имени.

Каждый слог прозвучал отдельно, с особым нажимом. Голос – низкий, с глубоким тембром власти, совсем не похожий на прежний голос мага. Император говорил так, словно само произнесение моего имени было актом снисхождения.

Воздух между нами казался натянутой струной. Тишина после моего имени повисла в пространстве. Я ощущал, как напряглись мышцы шеи всех присутствующих. Даже птицы замолчали, словно природа затаила дыхание.

В тот момент, когда наши взгляды встретились, я почувствовал странное давление – не физическое, а ментальное. Воля императора, привыкшая к безоговорочному подчинению, столкнулась с моим сопротивлением. Он явно ожидал увидеть страх, раболепство или, по крайней мере, нервозность. Вместо этого встретил холодный, расчетливый взгляд.

– Ты играешь в силу. Я – сам её создатель. Хочешь проверить, как глубока бездна?

Его губы изогнулись в подобии улыбки, не затрагивающей глаз. Метафора была прозрачна. Он предлагал мне заглянуть в пропасть его могущества. Классический прием устрашения.

Еле сдержался, чтобы не улыбнуться. Вот так мы заговорили? Столько пафоса? Меня чуть не сдуло волной самолюбования. В прошлой жизни я видел достаточно королей и императоров, чтобы знать – за громкими словами часто скрывается неуверенность. Чем больше пафоса, тем меньше реальной власти.

– Я? – поднял брови, вкладывая в этот жест отточенное за годы удивление. – Что вы. Просто мне кажется, что ваши попытки надавить на меня, мой род… Зашли уже слишком далеко.

Каждое слово было рассчитано. Легкий прищур глаз императора выдал его раздражение. Моя сдержанность не давала ему зацепки для тирады. Он ожидал либо страха, либо открытого неповиновения. Классические реакции. Вместо этого получил дипломатический ответ, безупречный по форме.

– Связался с врагом! – хмыкнул он.

Обвинение прозвучало как удар хлыста. Короткое, резкое, бьющее в самую суть. Государственная измена – обвинение, за которым следует только одно наказание. Смерть. Но сказано было почти небрежно, с интонацией разочарованного отца, обнаружившего шалость сына. Искусная манипуляция, призванная вызвать чувство вины.

Тимучин уже почти выпустил оружие, если бы не моя рука, что его остановила. И вообще, чья бы корова мычала? Кто у нас тут заигрывал с турками и джунгарами? Сдавал интересы страны ради личной выгоды? Жертвовал людьми, как пешками? А я получается плохой?

Как же я по этому скучал. Политика… Тонкая игра намеков, угроз, демонстрации силы и слабости. Шахматная партия, где каждый ход может стоить жизни тысячам людей.

– Это вы про кого? – продолжил отыгрывать удивление.

Брови приподнялись еще выше, на лице отразилось искреннее недоумение. Даже чуть наклонил голову, как любопытный ребенок.

Даже повернулся, будто ищу. Демонстративно оглядел присутствующих, будто пытаясь найти этого загадочного «врага».

Хан оценил и улыбнулся. Его глаза блеснули искорками понимания. Старый волк сразу уловил мою игру и включился в нее. Я заметил, как расслабились его пальцы на рукояти меча. Тимучин был опытным политиком, несмотря на воинственную натуру. Он узнал хитрую дипломатическую тактику и оценил ее по достоинству.

Лицо мага, в котором сидел император, слегка исказилось. Почти незаметно, если не знать, куда смотреть. Но я видел. Дернулся уголок губ, напряглась мышца под глазом. Он не привык, чтобы его обвинения встречали с таким спокойствием. Не привык к тому, что подданный не трепещет от страха при одном его взгляде.

– С монголами или без… Ты предатель страны! – продолжил говорить император, через мага. – Пошёл против меня, народа.

Голос стал жестче, в нем зазвенела сталь. Маска благородного правителя начала сползать, обнажая истинное лицо тирана. Обвинения становились более конкретными, более личными.

– Даже так? Ну главное, что всё законно. – позволил себе улыбку.

Улыбка была холодной, едва заметной. Я принимаю его обвинения и показываю, что они меня не беспокоят. Более того, напоминаю о законе – еще один укол.

– А раз вы решили, Ваше Величество… – произнёс я.

«Ваше Величество» – были произнесены с особой интонацией. Не уважительно, не испуганно, а именно выплюнуты, как что-то неприятное, застрявшее между зубами.

– Преступать его, то для меня не остаётся другого выхода. Я был, есть и буду земельным аристократом. Свой долг я выполнял. Что касается вас…

Я видел, как побелели костяшки пальцев императора, как сжались его губы в тонкую линию. Он был на грани. Еще немного и маска полностью слетит, обнажив истинную ярость. Именно этого я и добивался. В гневе люди делают ошибки, говорят лишнее, выдают свои истинные намерения.

– Сосулькин! – рявкнул маг.

Имя подполковника прозвучало как пистолетный выстрел. Резко, неожиданно, нарушая тонкую игру намеков. Император сорвался первым – маленькая, но важная победа в нашей психологической дуэли.

– Здесь! – шагнул вперёд подполковник.

Движение было четким, отработанным годами военной службы. Однако я заметил микроскопическое промедление. Доли секунды между приказом и реакцией. Внутренняя борьба, почти незаметная для обычного наблюдателя, но кристально ясная для моего опытного взгляда.

Сосулькин вытянулся в струну. Каждая мышца его тела напряжена до предела. Не от страха, а от внутреннего конфликта. Подбородок поднят, спина прямая, руки по швам. Идеальная военная стойка, но в глазах – тень сомнения. Он понимал, что сейчас последует приказ, который может привести к кровопролитию.

– Приказываю усилить осаду города. Любого, кто будет подъезжать или выезжать считать врагом империи и убивать на месте. – продолжил император.

Я внимательно наблюдал за реакцией Сосулькина. Едва заметная тень пробежала по его лицу. Кадык дернулся, когда он сглотнул. Пальцы правой руки чуть дрогнули, прежде чем снова застыть по шву. Внутренняя борьба – он военный, обязан выполнять приказы. Но также он человек со своими принципами и понятиями о чести.

– Е…с…ть! – выдавил из себя Эдуард Антонович.

Слово далось ему с трудом, будто застревало в горле. Лицо стало еще бледнее, почти серым. На лбу выступили капельки пота, несмотря на прохладный воздух. Правый глаз едва заметно дернулся.

Поморщился. Не смог сдержать микрореакцию на внутреннюю борьбу подполковника. Его положение было хуже моего. У меня хотя бы была свобода действий, возможность сопротивляться. Он же был связан присягой, долгом, всей системой, в которой вырос и которой служил.

В этот момент Тимучин наконец не выдержал. Его терпение, и без того не безграничное, истощилось окончательно.

– Ты! – наконец-то взял слово Тимучин.

Голос хана прогремел, как удар грома. Резкий, властный, не терпящий возражений. Глаза сузились, превратившись в щелки, из которых, казалось, вот-вот брызнут искры. Рука крепче сжала рукоять меч.

– Уверен, что твоих людей хватит? Моё войско убьёт каждого. Заберёт оружие. Захватит земли. Я пройду и заберу больше. Ты этого хочешь?

Легкая улыбка тронула мои губы. Тимучин действовал инстинктивно, но эффективно. Сам того не зная, он идеально вписался в мою стратегию.

Краем глаза заметил, как Сосулькин еще больше напрягся. Его взгляд быстро перемещался между императором и ханом, оценивая ситуацию. Он явно осознавал, что находится между молотом и наковальней. Исполнение приказа императора неизбежно приведет к кровавому конфликту с монгольской армией.

Воздух, казалось, начал вибрировать от напряжения. Пространство между императором и ханом искрилось от столкновения двух могучих воль.

– Уважаемый хан… – улыбнулся маг, в котором сидел император.

Улыбка была холодной, как лезвие кинжала. Нарочито вежливое обращение звучало почти как оскорбление. В нем сквозило откровенное пренебрежение. Маг слегка наклонил голову, будто снисходя до разговора с неразумным ребенком.

– Делайте, что хотите. Я вас не боюсь. Маленькая, кочевая, недоразвитая страна. Вам бы коней своих пасти, на траву с ними кушать, а не в чужие конфликты ввязываться.

Каждое слово было отравленной стрелой, направленной прямо в гордость монгольского правителя. Намеренное унижение, вызов. Он откровенно провоцировал Тимучина.

– Сучий сын! – тут же вскипел хан.

Взрыв гнева был почти осязаемым. Лицо монгола побагровело, вены на висках вздулись, глаза полыхнули яростью.

– Хорошо! – положил руку на плечо и надавил на Тимучина, что уже пытался вскочить.

Мое движение выглядело как дружеский жест, успокаивающий прикосновение к союзнику. Но в реальности это было точно рассчитанное физическое воздействие – ровно с такой силой, чтобы хан почувствовал твердость моей руки, но не воспринял это как попытку контроля.

Пальцы нащупали точку на плече монгола. Место, где мышца соединяется с ключицей. Легкое давление именно на эту точку – незаметное для посторонних, но эффективное. Старый воинский прием, помогающий человеку взять под контроль дыхание и, как следствие, эмоции.

Внутри всё сжалось. Один неверный шаг – и мы в ловушке. Это не бравада. У императора есть план.

Внешне я оставался спокойным. Но внутри мой разум работал на пределе возможностей, просчитывая варианты, оценивая риски, конструируя сценарии.

«Не сейчас, Тимучин. Не сейчас», – повторял я себе, удерживая его равновесие между гневом и рассудком.

Я заметил, как дернулся уголок рта императора. Едва уловимое движение, выдающее разочарование. Он ожидал, что мы оба – я и хан – поддадимся на провокацию. Вместо этого получил контролируемую реакцию. Ещё одна микропобеда в этой опасной игре.

Будь на моём месте любой. Он бы попал в ловушку, которую сейчас распахнули. Все это геройство, молодость. Я это видел в прошлой жизни. Оно всегда сопровождается смертью.

Хитрость, дальновидность, ум – вот самая опасная сила. Я оценил противника и… он хорош! Одно удовольствие будет продолжать с ним соперничать. Но сначала пойму его мотивы и игру.

Глаза императора, смотрящие из-под век мага, изучали меня с холодным интересом. Он искал слабость, брешь в моей броне. Искал – и не находил. Это его беспокоило, я видел это по едва заметному напряжению вокруг глаз, по тому, как сжимались его пальцы.

Я видел игру императора насквозь. Он хотел столкнуть нас с монголами в открытом конфликте. Сделал ставку, что Хан будет воевать, а я его остановлю. И на этом фоне наши отношения испортятся. Классическая стратегия «разделяй и властвуй», применяемая веками.

Но было что-то еще. Что-то, скрытое глубже. Император действовал слишком открыто, слишком агрессивно.

Взгляд скользнул по лицу Сосулькина. Подполковник стоял неподвижно, как статуя, но его глаза выдавали внутреннюю бурю. Интересно, насколько далеко он готов зайти? Где проходит его личная граница, та черта, которую он не переступит ни при каких обстоятельствах?

Тимучин рядом со мной дышал тяжело.

– Я пришлю головы твоих воинов их семьям. И на каждой напишу кровью, что это ты убил их: сыновей, мужей, братьев, отцов. – старик пылал.

– Угрозы от конюха… Ха-ахаха! – засмеялся маг.

Смех был неестественным, театральным. Слишком громким, слишком резким. Не настоящее веселье, а намеренная демонстрация превосходства.

Встал.

Посмотрел на бледного Сосулькина и покачал головой. Короткий, едва заметный жест – не упрек, скорее сожаление. Я действительно сожалел о том, в какую ситуацию поставили подполковника.

Сжал кулак, так чтобы никто не видел. Ногти впились в ладонь, причиняя легкую боль. Физическое ощущение, возвращающее в реальность, когда мысли начинают слишком быстро бежать.

Первый этап противостояния завершен. Я увидел достаточно. Теперь нужно было разработать собственный план действий, учитывающий новую информацию.

– Было приятно познакомиться, Ваше Величество. – бросил я из-за спины.

Поворот спиной – демонстративный жест. Не просто прощание – вызов. В политике, как и в бою, показать спину противнику означает либо крайнюю глупость, либо высшую степень уверенности в себе. Я демонстрировал последнее.

Голос звучал ровно, с легкой ноткой иронии. Плечи расправлены, шаг твердый, размеренный. Ни намека на поспешность или нервозность. Походка человека, уверенного в своей безопасности.

На самом деле каждая мышца моего тела была в состоянии боевой готовности.

Спиной чувствовал взгляд императора – тяжелый, пронизывающий. Он явно не ожидал такого финала разговора.

– Прощайте Магинский! – ответили мне. – Ты потеряешь всё.

Угроза прозвучала почти буднично. Не крик, не рычание – спокойное обещание неизбежного.

Мысленно улыбнулся. Первый раунд оставался за мной.

Замедлил шаг, почти остановился.

– Моя мать передавала вам привет. Сказала, что очень скучает.

Упоминание матери было не просто провокацией – это был стратегический ход. Напоминание о том, что я знаю больше, чем показываю. Что у меня есть доступ к информации, которая может быть опасной для императора. Намек на то, что мои ресурсы шире, чем он предполагает.

Краем глаза заметил реакцию: маг воздуха вскочил. Движение было резким, непроизвольным. Первая настоящая потеря контроля за весь разговор. Задетая струна зазвенела, и звук этот был сладок для моих ушей.

Стул упал. Неподобающая реакция для императора – слишком эмоциональная, слишком явная. Он выдал свою уязвимость, показал, что мои слова задели его за живое.

Пошёл к воротам. Хан за мной. Шаги были уверенными, размеренными. Голова работала на полную. Эта встреча не просто так. Что добивается ублюдок? Мозг анализировал каждую деталь разговора, каждый жест, каждую интонацию. Информация складывалась в общую картину.

Слишком агрессивно. Слишком открыто. Он что-то скрывает, что-то, требующее срочных действий. Возможно, у него проблемы внутри страны? Или давление извне? Что-то заставляет его действовать более прямолинейно, чем обычно.

И эта реакция на упоминание о матери… Слишком сильная, слишком неконтролируемая. Здесь кроется что-то важное, что-то, что можно будет использовать в дальнейшем.

Мысли текли потоком, анализируя, сортируя, отбрасывая ненужное, выделяя важное.

Я уже видел контуры игры императора. Еще не все детали, но общая стратегия становилась яснее. Он хотел спровоцировать конфликт, заставить нас действовать поспешно, необдуманно. Но зачем? В чем его истинная цель?

Мы вышли за ворота, и тяжелые створки закрылись за нами с глухим стуком. Звук был почти символическим.

– Война! – крикнул на монгольском хан.

Голос Тимучина прогремел как гром. В одном слове сконцентрировались вся его ярость, все оскорбленное достоинство, вся жажда мести.

Реакция была мгновенной. Воины напряглись, руки легли на рукояти мечей и луки. Глаза сузились, взгляды устремились на ворота, за которыми остался враг. Они были готовы к бою прямо сейчас.

Это было именно то, чего добивался император. Прямая конфронтация, открытый конфликт. Я не мог допустить, чтобы его план сработал.

– Подожди. – остановил Тимучина.

Движение было быстрым, точным. Рука легла на плечо хана.

Глаза Тимучина полыхали яростью. Зрачки сузились, превратившись в точки. Ноздри раздувались, втягивая воздух резкими, рваными вдохами. Жилы на шее вздулись. Весь его облик был воплощением едва сдерживаемого гнева, готового вырваться наружу в любой момент.

– Сражение будет! – дёрнулся хан. – Если ты…

Голос звенел от напряжения. Каждое слово было пропитано яростью, каждый звук вибрировал от сдерживаемой силы.

– Замолчи! – повысил голос. – Возьми себя в руки!

Старик дёрнулся. В его глазах мелькнуло удивление, смешанное с чем-то похожим на уважение. Тимучин не привык, чтобы с ним говорили таким тоном, но странным образом именно эта твердость подействовала на него отрезвляюще.

Тело меняет человека. Тимучин недавно в нём и не научился ещё полностью контролировать. Мудрость старого хана иногда уступала место импульсивности его оболочки.

– Полчаса. – отрезал ч. – Вот сколько мне требуется времени.

Развернулся и пошёл гулять. Не убегал, не торопился – двигался размеренно, уверенно. Показывал своим видом, что контролирую ситуацию, что у меня есть план. Это успокаивало не только хана, но и его воинов, внимательно наблюдавших за нашим разговором.

Свежий воздух, насыщенный запахами осени – прелой листвы, влажной земли, далекого дыма от костров, – прочищал сознание. Уже проработал десятки вариантов.

Возникло несколько перспективных, но слишком просто. Слишком очевидные решения часто оказываются ловушками. Император должен, что-то более изысканное задумать.

Ноги несли меня по территории. Шаги были размеренными, почти медитативными. Физическое движение помогало структурировать мысли, придавало им ритм и последовательность. Старый прием, известный многим мыслителям. Думать лучше всего в движении.

Военные и охотники мне салютовали, да что там… Даже монголы выпрямлялись, когда я проходил рядом. Их лица выражали уважение. Отмечал эти жесты мимоходом, не придавая им особого значения.

Время, которое я себе сам назначил, подходило к концу. Тридцать минут – не случайная цифра. Это оптимальный срок для первичного анализа сложной ситуации. Достаточно долгий, чтобы осмыслить все факторы.

Выбирал между двух версий и улыбался. Две основные гипотезы оформились в моем сознании, две возможные стратегии императора. Обе изящные. Хорошо, что он просчитался в парочке деталей связанных со мной и Тимучином.

Наконец-то мне попался достойный противник. Не только по силе, тут он превосходит, но по интеллекту.

– Понял! – встал на месте и улыбнулся.

Карта раскрылась. Всё, что казалось хаотичным, встало на свои места. События последних месяцев, действия императора, его необычная агрессивность. Всё обрело смысл в свете нового понимания.

Приятное ощущение, когда я увидел планы противника. Удовлетворение от интеллектуальной победы разлилось по телу теплой волной.

Вот только это всё сулит проблемы. Понимание плана противника – только первый шаг. Теперь предстояло разработать контрстратегию, способную не только нейтрализовать угрозу, но и обратить её в свою пользу.

Будем разгребать как обычно.

Направился к хану, который меня ждал. Лицо старого воина все еще выражало нетерпение, но оно уже не было слепым гневом. Скорее, это было нетерпение человека, ожидающего объяснений.

Сейчас наступал важный момент. Мне предстояло объяснить хану свое понимание ситуации, убедить его в правильности моей стратегии. И сделать это так, чтобы сохранить его гордость и статус, не превращая его в простого исполнителя моих планов.

– Слушай меня и не перебивай. – начал я.

Голос звучал ровно, с правильной долей властности.

Взгляд Тимучина вспыхнул.

– У меня будет одно дело. Никаких битв… Можешь успокоиться.

Лицо хана оставалось непроницаемым, но я заметил, как чуть расслабились мышцы вокруг глаз. Он слушал внимательно, оценивая не только слова, но и интонации, микровыражения, язык тела.

– Потом мы с тобой возвращаемся в мой особняк. Берёшь оружие, зелья, кристаллы и уходишь с войском на джунгаров. Оставляешь только тех, кого переселяешь, и то войско, что планировал и ещё немного…

Я внимательно наблюдал за его реакцией, готовый скорректировать свою тактику при первых признаках несогласия.

– Русский! – зло выдохнул монгол. – Ты хочешь, чтобы я сбежал, после того как этот… оскорбил меня и мой народ?