Текст книги "Пошищение на двойку"

Автор книги: Артем Кораблев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Глава III
«YOU ARE DEAD!», ИЛИ «ВЫ ПОКОЙНИК, ВИКТОР ВИКТОРОВИЧ!»

К порядкам в лицее «Школа-ПСИ» Костя скоро привык. Они оказались удобнее, чем в обычной средней школе. Никаких ограничений в одежде – ходи в школу в чем хочешь; полная свобода на переменах, даже дежурных нет; почти на всех уроках творилось то, что в его родной школе назвали бы «форменным безобразием». Ученики запросто с места перебивали учителя; рассаживались за парты по собственному разумению; не вели дневников; порой беседовали во время урока с учителем на отвлеченные темы; играли на гитаре и пели под лестницей во время перемены; крутились на перекладине, специально установленной для этого в одном из коридоров рядом с кабинетом химии, и даже, страшно подумать, на курение старшеклассников администрация «Школы-ПСИ» смотрела сквозь пальцы. Лицеистам разрешалось многое из того, что не прощалось в обычной школе. И в то же время, как ни странно, учиться Костя стал больше и старательнее.

Но все-таки в новой среде «одаренных» лицеистов ему приходилось туго. Он чувствовал, что каждый его' шаг, каждое действие находится под оценивающим, насмешливым и беспощадным взглядом новых школьных товарищей. А Глобус сразу же записал его во враги. «У меня много врагов», – было одним из самых расхожих изречений Митьки Ежова. Почему в их число угодил и Костя, он понять не мог. Разве что из-за непрерывных конфликтов его отца с Глобусом. Но Глобус и с другими учителями ссорился, вот хотя бы с физруком, а ведь не попал Мотя Горенко в его лютые недруги. Странный был человек Митька Ежов.

Но при чем тут Костин отец? Как он может быть причастен к исчезновению или похищению Глобуса? Откуда взяли эту чушь те маленькие дуры? Да и вообще, похитили ли Глобуса? Кто прав – не дай Бог Машка Румянцева или все-таки Леха Вербов, который считает, что Глобус просто где-то гуляет?..

Остановившись за голым, скинувшим летнюю листву кустом сирени, Костя пытался найти ответ на хотя бы один из этих вопросов, но чувство тревоги охватывало его все больше.

Костя вышел из прозрачных зарослей и пошел вокруг детсадовского корпуса, приютившего по странной иронии судьбы лицей для одаренных. Завернув за угол, он наткнулся на компанию десяти– и одиннадцатиклассников, полутайно смоливших тут свои сигареты.

Они тоже заметили его, обернулись, Глеб даже приветливо помахал рукой. Остальные смотрели на Костю внимательно, молча, пристально.

Старших, особенно одиннадцатиклассников, все лицеисты знали по именам. Их уважали. Ими гордились. Про них рассказывали легенды и почитали за честь провести хоть какое-то время в их компании.

– Эй, новенький! Костров! – окликнул его кто-то из них, видимо, с трудом припомнив Костину фамилию.

Костя остановился и обернулся.

– Поди сюда, – позвал его Юрка Ребров. – Ну иди, не бойся.

– Да я и не боюсь, – Костя подошел к старшеклассникам. Бояться действительно было нечего, ничего похожего на дедовщину в лицее не наблюдалось. Скорее, наоборот, все лицеисты чувствовали опеку старших товарищей. Ребята были не злые, хорошие.

– Слышь, Костров, как тебя звать? – задал вопрос Тима Зайцев.

– Костя.

– Чего там у вас в классе с Дикобразом случилось?

– С Кактусом? – переспросил для чего-то Костя, хотя прекрасно знал, что многие зовут Митю Ежова Дикобразом.

– Ну, с Кактусом, – согласился Зайцев.

– Это для вас он Кактус, а для нас Дикобраз, – пояснил Ребров и засмеялся.

– Не знаю. Пропал. В школу не ходит, – ответил Костя.

– А с твоим отцом, Виктором Викторовичем, он что, ругался? – опять спросил Зайцев.

Костя пожал плечами. На самом деле ругался. Но, на взгляд Кости, не больше чем с другими. Кактус – он и есть Кактус.

– Ну, так ругался? – повторил Зайцев.

– Ругался, но как со всеми.

– А я слышал, Кактус убить грозился Виктора Викторовича, – вмешался Егор.

– Как убить? – не понял Костя.

– А что, скажешь нет? – спросил Егор. – Мне рассказывали.

– Да он один раз только. Фигню сказал какую-то. Никто ему не поверил…

Костя понял, о чем его спрашивали старшеклассники. Про тот случай, который произошел на прошлой неделе, когда отец поставил Глобусу «два» за невыполненное домашнее задание. Тогда Митька развалился на стуле, стал насвистывать, непрерывно бросал реплики, задевающие всех, даже ногу на стол пробовал положить, но ему так неудобно было сидеть. Отец, конечно, сделал ему замечание. А когда Глобус стал отбрехиваться, разозлился и сказал, что сейчас отведет его к директору. А Глобусу только и нужно было разозлить отца, он тогда и еще подбавил. «А вы знаете, Виктор Викторович, – сказал он, – что мой папа может вас убить?» В классе наступила тогда мертвая тишина. Только отец вдруг заулыбался и ответил: «С чем я тебя и поздравляю». С чем – это понял один Глобус, потому что совсем разозлился. И ничего не ответил. Весь подобрался, лицо его стало совсем серым, он сел сгорбившись и весь остаток урока демонстративно молчал и смотрел в окно.

– Значит, все-таки что-то было? – настаивал Егор.

– Ну, ерунда это, – промямлил Костя и добавил: – Глобус есть Глобус.

– Какой Глобус? – удивился за всех Тима Зайцев.

– А это я его так называю. Бритый Кактус – лысый Глобус.

Старшеклассники засмеялись. А Юрка аж заикал от удовольствия.

– Ладно, иди, – отпустил Костю Егор.

– Мы Виктора Викторовича в обиду не дадим! – уже Косте в спину крикнул Тима Зайцев.

Разговор со старшеклассниками только подхлестнул то волнение, которое он так старательно в себе давил, стоя в сиреневых кустах. Раз уж старшеклассники расспрашивают его об отце, значит, дело действительно серьезное, подумал он.

Костя зачем-то снова зашел в лицей и отправился в кабинет информатики, надеясь отыскать отца хотя бы там. Но его не было ни в кабинете, ни в учительской, ни в коридорах. К директору Костя идти постеснялся. Наконец он наткнулся на Анну Петровну.

– Костя, – остановила его она, – ты что тут один слоняешься? У тебя ведь уроки давно кончились.

– Вы отца моего не видали? – вместо ответа спросил Костя.

– А он уже домой пошел, – ответила Анна Петровна, одной фразой рассеяв больше половины Костиного беспокойства. – И ты иди, не волнуйся, дома он, дома.

Костя поскорее побежал домой.

Заскочив в подъезд родного дома и нажав кнопку вызова лифта, Костя, как всегда, проверил почтовый ящик. Ну, конечно: «Экстра-М» и гора рекламных бумажек, больше ничего. А это что такое?

Из кипы рекламных объявлений выскользнул длинный отрезок самого обычного листа печатной бумаги для компьютера. На нем крупными, жирными черными буквами, похоже, что на лазерном принтере, было напечатано: «YOU ARE DEAD!»

«Чья-то шуточка», – подумал Костя, скомкал бумажку вместе с рекламными воззваниями и уложил макулатуру сверху почтового ящика, оставив себе только газету с телепрограммой. Как раз подоспел лифт.

Еще только подойдя к двери квартиры, Костя услышал голоса родителей.

Они звучали нервно, взволнованно. Сквозь обитую ватином и кожзаменителем дверную перегородку трудно было разобрать слова, но Костя понял – разговор был напряженным.

Костя повернул ключ в английском замке. Дверь легко и беззвучно отворилась.

– Ну почему? Почему только тебя? – отчетливо расслышал он фразу, сказанную мамой.

– А почему ты думаешь, что только меня? – отозвался отец.

– Ну как же, ведь никого больше не допрашивали, а тебя допросили.

– Да это был не допрос.

– А что же тогда?

Костя понял, что родители не слышали, как он вошел.

– Меня просто попросили ответить на некоторые вопросы, связанные с исчезновением мальчика, – раздраженно ответил отец.

– Ну ты-то тут при чем? Почему других не попросили ответить?

– Откуда я знаю. Анну Петровну тоже расспрашивали.

– Анну Петровну понятно, она завуч. Но вот почему учительницу биологии не спросили, химика не спросили, а спросили только тебя?

– Тьфу, черт! – взорвался папа, – Да откуда я знаю?! Откуда я знаю, что эти менты себе думают? Я же не могу им в головы влезть. У них свои резоны.

– Резоны, – передразнила мама. – Вечно ты куда-нибудь влезешь. О Боже!.Я уже больше не могу!

На кухне нервно загремела посуда. Так бывало всегда, когда мама психовала. «Бам» – резко громыхнула брошенная ею кастрюля.

– Нет! Я все-таки не пойму! Не пойму, почему только тебя? Ты мне что-то не договариваешь. Давай рассказывай, что случилось?

– Ну, ничего не случилось. Ни-че-го.

– Как же ничего? Тебя допрашивают, а ты говоришь: «Ничего». Ну-ка, посмотри мне в глаза.

– Тьфу, черт. Да ничего не было. Ну все из-за ерунды, – начал сдаваться папа.

– Из-за какой ерунды? – еще больше напряглась мама.

– Ну, поставил я этому Кактусу «два».

– Какому кактусу?

– Да парня этого пропавшего так в школе кличут.

– Ну?

– Ну и… Да ерунда… Выхожу я из школы, а он стоит, меня поджидает. Встал в позу, палец в мою сторону выставил и говорит с таким вызовом, как в кино: «You are dead!» Я сразу-то и не понял, спрашиваю: «Чего, Митя?» А он уже по-русски: «Вы покойник, Виктор Викторович! Вы покойник!» Я покрутил пальцем у виска, мол, чокнулся ты, братец, и дальше пошел. И все бы окончилось. Да, как назло, это Петровна увидала. Ну завучиха наша. Выскочила откуда-то из-за угла, на этого дурака налетела и давай костить.

– И правильно, – перебила мама,

– А еще эта дура, – оставил без внимания мамину реплику папа, – из лучших чувств, конечно, рассказала об этом случае милиции, когда они утром у нас объявились. Ну и меня тоже потащили. Все выпытывали, за что он мне угрожал. Будто есть в этом какой-то там смысл.

– Правильно выпытывали.

– Да ну, ерунда! Паренек нервный, самолюбивый. Неужто на такую фигню стоит обращать внимание.

– Ох! – немного облегченно вздохнула мама. – Теперь все становится понятно. Ну что ты мне все сразу не рассказал?

– Не хотел, чтобы ты зря волновалась.

– Спасибо тебе. А я, значит, не волновалась?

– Ну, дурак, – виновато прогудел папа.

– Дурак, – согласилась мама.

– Как есть дурак, ваше благородие! – попробовал все шутить папа.

– Ох, сиди уж.

Мама опять загремела кастрюлями, но уже не так нервно и пронзительно.

– Где же Костя? – все же обеспокоенно произнесла она.

– И этот куда-то запропастился, нигде его найти не мог, – раздраженно пробурчал в ответ отец. – О! Вот он!

Костя закрыл дверь и нарочно погромче хлопнул замком.

– Слава Богу! – засуетилась мама, спеша Косте навстречу. – А то тут у нас Бог знает что творится. Кошмар какой-то. Ты где был?

– Где, где – в лицее.

– А что так задержался? Тебе же еще в твой клуб сегодня ехать.

– Успею, – отмахнулся Костя.

– А уроки?

– И уроки успею.

– Ну, смотри. А то тут у нас папа… Если еще и ты тоже… Ладно, иди-садись есть, все уже остыло.

Костя не стал расспрашивать, что «тут у нас папа». Все равно бы ничего толком не рассказали. Все маленьким его считают. Вот и приходится подслушивать. А что делать?

Он переоделся, помыл руки и пошел на кухню. На столе уже стояла тарелка борща. Папа тоже остался на кухне, отпивался чайком после трудного разговора. Только по нахмуренному лицу мамы Костя понял, что разговор все-таки не окончен. Вон брови аж у переносицы сошлись.

Он не ошибся. Мама не удержалась, когда Костя не спеша приступил ко второму – вареной картошке с котлетой.

– А что, если тебя и завтра будут расспрашивать? – спросила мама, отрезая для Кости кусок хлеба и глядя в стол.

– Да нечего больше расспрашивать, – беззаботно сказал папа.

– А на служебном твоем положении это никак не отразится?

– Ну уж… – папа развел руками, поднялся из-за стола и пошел в другую комнату от греха подальше.

Посидев еще минуту на кухне, мама тоже поднялась и молча последовала за отцом, оставив Костю доедать в одиночестве.

А он был не против. Он уже и так узнал все, что мог. Дальше слушать бесполезную перепалку родителей ему вовсе не хотелось. Да и одному лучше думается, а подумать было над чем. «Так значит, не совсем шутка? – рассуждал Костя. – И, главное, ясно чья. „YOR ARE DEAD!“, значит. Ну, погоди, Глобус, это тебе даром не пройдет. Попробуй отыщись теперь, сволочь». Костя серьезно разозлился, ему было обидно за отца. Потому что отец очень добрый и никому в лицее не сделал ничего плохого. Если и поставит кому «два», так потом все сделает, чтобы получивший плохую отметку сумел ее исправить. И со всеми ребятами у него отношения были неплохие, только Глобус выеживался. Да, записка… Откуда она могла взяться? Еще вчера этой компьютерной записки в их почтовом ящике не было! Костя знал это точно, он сам проверял его дважды. Первый раз, когда шел из школы, и второй – когда возвращался в десять вечера после компьютерных игр у Димки Корнеева. Не было ни фига в ящике. Не было! Значит… Значит, без труда догадался Костя, эта записка могла попасть в ящик только вчера вечером, после десяти часов, или сегодня утром. «Стоп! – от удивления Костя даже выпрямился на стуле. – Сегодня утром этой записки тоже не было!»

Почтовые ящики расположены в подъезде так, что он проходит мимо них каждый раз, когда выходит из дома или входит в него, и проверяет он тоже каждый раз совершенно автоматически. Но он точно помнит, что сегодня утром достал из почтового ящика классную рекламу. На ней была фотография того самого «Сааба», который он недавно видел по дороге в лицей, и указывался адрес автосалона, в котором можно приобрести эту замечательную машину. Костя еще подумал тогда, что надо бы съездить посмотреть, а реклама и сейчас лежит у него в портфеле. В учебнике по алгебре. И, кроме этой рекламы, ничегошеньки в ящике утром не было, в этом Костя уверен был на сто процентов. Значит, кто-то подложил записку, когда Костя был уже в школе. Только кто? Не почтальон же. Неужели Митька? Что ж тогда думать о его исчезновении?

Костя быстро встал из-за стола. Он решил спуститься вниз и взять эту дурацкую записку. В голове его крутились такие сухие, точные, но тревожные слова, как «вещественное доказательство» и «неопровержимая улика». Что он «докажет» какой-то запиской и кого «уличит» – Костя не знал, но решил отправиться за этим клочком бумаги немедленно, потому что вдруг уверился в его большом и таинственном значении.

Родители тихо ругались в большой комнате.

На секунду Костя задумался, не проскочить ли ему незамеченным. Впрочем, нет, зачем он будет еще возвращаться? Пойдет-ка он лучше в клуб скаутов, тем более что уже пора, и по дороге заберет записку.

Костя отворил дверь комнаты, из-за которой доносились раздраженные голоса его предков.

– Ма, я пойду в клуб, – оповестил он.

– А уроки? – тут же переключилась на него мама.

– Уроки потом сделаю, когда вернусь. Нам немного задали.

– Ну смотри. Когда ты вернешься?

– Как обычно, часов в восемь, полдевятого.

– Ладно, иди.

Костя притворил за собой дверь.

– Костя! – опять услышал он мамин голос.

– Чего?

– А как же Рута?

– Приду чуть пораньше, погуляю, – недовольно отозвался Костя.

Он быстро собрался, да и собирать-то ему было нечего. Просто сменил спортивные брюки на джинсы, домашние тапочки на кроссовки да накинул куртку – на улице все-таки уже октябрь.

Большими прыжками он быстро слетел по лестнице с седьмого этажа, не дожидаясь лифта. Обычно он так и спускался, а на лифте только поднимался. Остановился около почтовых ящиков. Что за черт! Бумажек не было. Никаких. Костя осмотрел пол лестничной площадки. Грязный, неметеный, а вот бумажек и на нем не было. Вот черт! Где же они? Надо же такому случиться! Неделями эти дурацкие, никому не нужные рекламные объявления валяются, никто их не трогает. Порой по три дня не убирают. И вот на тебе! Когда не надо, они и исчезли. Костя, разочарованный, вышел на улицу. В Клуб скаутов идти уже не хотелось. Сколько неприятностей через этого Митьку Ежова. Вот сволочь! Ведь это он подкинул записку – больше некому. Только теперь уже ничего не докажешь. «Неопровержимую улику», как и «вещественное доказательство» Костя прошляпил. И тут он вдруг понял, где надо искать Глобуса.

Глава IV
ТАЙНОЕ УБЕЖИЩЕ

Дело в том, что Костя Костров случайно узнал о Глобусе немного больше других. Так уж получилось, что он, сам того не желая, открыл одну из тайн Митьки Ежова. А вышло вот как.

Однажды, в начале сентября, когда он еще только-только начал посещать «Школу-ПСИ», Костя гулял с собакой. Собака принадлежала соседке, Элеоноре Витольдовне. Трудно сказать, какой породы: не то шпиц, не то помесь болонки с пуделем, а может, и вовсе беспородная рыжая дворняжка – Рута.

Элеонора Витольдовна – женщина добрая и общительная, но уже в очень преклонном возрасте. У этой старушки была дочь, которая жила где-то с мужем и детьми в другом районе и навещала мать не чаще раза в неделю. Других родных у Элеоноры Витольдовны в России не было. Потому что была она по национальности полькой и когда-то жила в Варшаве. Там ее родня и осталась. А в Москве Элеонора Витольдовна работала в молодости журналисткой, вышла здесь замуж за русского. Родила дочку. Потом муж умер. Назад в Польшу Элеонора Витольдовна так и не вернулась. Теперь на старости лет ей явно не хватало общения. Даже собачка и телевизор не могли восполнить этот недостаток в ее жизни.

Старушка всегда здоровалась с Костровыми. Зазывала Костю на чай с конфетами, сама заходила в гости. Бывало, придет, попросит какую-нибудь мелочь, скажем, немного соли до завтра, да так и застрянет у Костиной мамы на кухне на целый час.

С собачкой Элеонора Витольдовна гуляла сама, да с прошлого года у нее так стали болеть и распухать ноги, что эта забота стала ей в тягость. Тогда и попросила она Костю – «если не трудно» – выводить эту неизвестной породы псину хотя бы два раза в день на пять минут. Костя с радостью согласился, потому что не прочь был и сам иметь четвероногого друга. Однако, соглашаясь, он явно поторопился. Этой клокастой раскормленной Руте было почти столько же лет, сколько ее хозяйке. Она тоже еле таскала ноги, то есть лапы, и с ней нельзя было ни поиграть, ни побегать. Поэтому, честно выполняя добровольно взятые на себя обязательства, Костя обычно скучал во время прогулок. Рута тихонько переваливалась по лесным тропинкам Битцевского парка, а он медленно плелся сзади, ожидая, пока она нагуляется и справит все свои нужды. Однако так гулять Рута могла подолгу и недовольно ворчала, когда Костя заворачивал ее к дому.

Как-то раз, задумавшись, Костя потихоньку зашел за упрямой собачонкой в чащу Битцевского парка. Он шел по узкой, покрытой сухой хвоей тропинке с выступающими из земли узловатыми серыми корнями, видя перед собой толстый качающийся зад поседевшей у хвоста Руты. Тихо было в парке. Уже почти смолкли летние трели певчих птиц, и тишину нарушало лишь старческое пыхтение его спутницы. Вдруг в стороне треснула ветка. Костя посмотрел туда, откуда донесся звук. Он сразу увидел стриженную ежиком голову и узнал Митьку Ежова, чья прическа как нельзя более кстати подходила к его фамилии. Митька Кости не видел, он медленно шел, высматривая что-то в кронах деревьев. Как раз в тот самый день они с Митькой в школе подрались, и встречаться с ним Косте вовсе не хотелось. Поэтому он тихонько, стараясь не наступить на сухой сучок, сделал шаг в сторону и спрятался за ствол большого дерева так, чтобы все-таки видеть Митьку, но самому остаться незамеченным. И вовремя. Глобус остановился, огляделся по сторонам, убедился, что никого рядом нет, быстро подбежал к толстой могучей сосне и исчез за ее стволом. Костя услышал какое-то шуршание и шелест. И вдруг он увидел Митьку снова, только уже на дереве, на этой самой сосне, метрах в пяти от земли. Спиной к Косте он лез по практически гладкому стволу, который не смог бы охватить ни ногами, ни руками, довольно ловко и быстро. И лез так, как будто по приставной лестнице. Костя понял, что на стволе сосны существуют ступеньки. Примерно на середине высоты дерева нижняя часть ствола разветвлялась на четыре ствола более тонких, возносящихся ввысь. Вот на эту развилку и карабкался Костин недобрый знакомый. Костя понял, что выше Митька не полезет, потому что заметил что-то вроде небольшого помоста, сколоченного из старых досок, на котором можно было вполне удобно расположиться. Так и вышло. Глобус достиг этого помоста, и Костя тут же потерял его из вида. Тихонько взяв Руту на руки, он развернулся и крадучись ушел из лесу, старательно запоминая дорогу.

И все-таки, когда Косте так и не удалось найти эту замечательную сосну среди похожих друг на друга деревьев и перекрещивающихся тропинок, он и вовсе плюнул на это дело. В конце-то концов, черт с ней. Пусть себе Глобус лазит туда, пусть хоть живет там, а ему и здесь неплохо. Что он, белка, что ли?

Иное дело теперь. Теперь, когда события приняли столь неприятный для Кости поворот, стоило предпринять еще одну попытку разыскать лесное логово Митьки Ежова.

Через две минуты Костя уже стоял под сводами высоких елей и сосен. Вон их сколько! Черт его знает, как тут найти нужную, с Глобусовым убежищем. Без компаса он плохо в лесу ориентировался. Сначала, как всегда, Костя шел с собакой по самой широкой тропинке. А дальше? Как он у сосны-то оказался? Дальше Рута с этой тропинки свернула. Только где свернула псина ив какую сторону, Костя, хоть убей, не помнил. Вот бы спросить об этом саму собачонку? Может, она помнит? Или у нее тоже склероз?

Он повернул назад к дому.

Элеонора Витольдовна страшно обрадовалась Косте – обычно он заходил позже, часов в семь вечера, а сейчас еще и пяти не было. Она тут же стала усаживать Костю пить чай.

– У меня тут конфеты, пастила. Мне привезла их Вика, – она стала соблазнять Костю дочкиными гостинцами. От польского происхождения у нее остался легкий акцент, Элеонора Витольдовна мягко растягивала некоторые гласные, будто немного мяукала.

– Нет, не могу, Элеонора Витольдовна, – расстроил ее Костя, – времени у меня нет. Я и пришел пораньше только потому, что вечер у меня будет занят, а ведь с Рутой погулять надо.

– Ну да, конечно, конечно, – старушка огорченно поджала сморщенные губки. – А я думала тебя угостить. Думала, ты просто зашел пораньше со мной поболтать.

– Извините, Элеонора Витольдовна, никак не могу, столько задали уроков.

– Ах, все этот лицей! И зачем только Виктор перетащил тебя туда из нормальной школы, – досадливо посетовала старушка.

– Теперь уж все, ничего не поделаешь, – Костя надел ошейник на кудлатую шею Руты. – Ну, мы пошли.

– Идите, идите, – старушка проводила их до двери.

Вернувшись на лесную тропинку, Костя спустил Руту с поводка, и та, как обычно, медленно потрусила вперед, изредка останавливаясь, чтобы обнюхать кустики или корень. Когда Руте казалось, что она взяла слишком уж быстрый темп, собачонка останавливалась и смотрела через плечо. Не отстал ли ее провожатый?

– Иди, иди, здесь я, – подбадривал ее Костя, и Рута снова переходила на свою гусиную рысь.

Так они потихоньку углублялись в чащу Битцевского лесопарка. Сначала Костя старательно озирался, отыскивая среди деревьев заветную сосну. У него даже шея заболела от того, что он все время задирал голову. Но гнездышка Глобуса нигде не было видно. И вдруг, когда он внезапно споткнулся и осмотрелся, Костя почувствовал, что это место ему знакомо. Похоже, именно тут он в тот раз и был. Так и есть – вот она, нужная ему сосна со стволом, разветвляющимся на четыре. И Глобусов помост тоже был на месте.

– Рута стоять! – скомандовал Костя, и собачонка послушно остановилась, ожидая дальнейших приказаний.

Костя обошел толстый ствол сосны, как сделал это в прошлый раз Митька. На другой стороне дерева, там, где кора была повреждена, образовалось неглубокое дупло, такой величины, что туда можно было поставить ногу. Костя так и сделал. Дальше взбираться ему пришлось по небольшим выступам коры, цепляясь за них кончиками пальцев, это было немного больно. Но, кое-как забравшись немного вверх, он увидел первую ступеньку: к дереву была прибита небольшая дощечка. Костя еще вскарабкался по стволу так, что смог поставить на нее ногу. Чуть правее и выше оказалась еще одна ступенька, затем еще. Эта лесенка огибала сосну по кругу. Дальше ступени вели только вверх. Лезть по ним было очень нелегко, и Костя подивился ловкости Глобуса. Но и он тоже справился с этой задачей. Через несколько минут Костя уже был на помосте.

Здесь Костя позавидовал Глобусу. Ну и классное же убежище он себе устроил! Как здесь хорошо, даже сейчас, в разгар осени, а уж летом-то… Полный аут, как говорит Семен, их инструктор из клуба скаутов. Костю окружали стволы разных деревьев, не такие, как внизу, а другие, каких он никогда раньше не видел. Ведь сейчас он сидел на дереве, как Тарзан, на высоте метров двенадцать над землей, и лес просматривался отсюда почти весь. А осенью особенно. Людей в непосредственной близости Не наблюдалось, лишь у корней сосны прямо под ним что-то вынюхивала Рута.

Однако надо было действовать. Костя принялся обследовать убежище Глобуса.

Это было действительно убежище. Сюда приятно было убежать от людей, от школы, от всего мира. Здесь можно было устроиться с относительными удобствами. Даже старый зонтик валялся на случай дождя.

Костя сел на край помоста, свесив ноги вниз. Наверняка Митька просиживал так часами. Костя посмотрел под дерево. Руты там не было. И он не сразу отыскал ее среди желтых листьев и бурой хвои – рыжая шубка Руты заменяла ей сейчас маскхалат. Рута стояла на тропинке, озадаченно вертя головой: налево ей идти или направо. Она искала Костю.

– Рута! – окликнул он ее. – Стоять!

Рута услышала, повернулась кругом на месте и еще больше закрутила головой.

Надо было спускаться. Костя повернулся спиной к бездне, встал на правое колено, а левой ногой стал нащупывать первую ступеньку. Чтобы не упасть, он ухватился за один из четырех стволов дерева. И тут его пальцы провалились в пустоту. От неожиданности Костя едва не полетел вниз, каким-то чудом удержался и замер, облапив ствол обеими руками, как медвежонок с картины Шишкина «Утро в сосновом бору*. Затем, крепко держась за ствол одной рукой, перегнулся, чтобы посмотреть, куда это попали его пальцы. С другой стороны ствола было круглое отверстие. Когда-то его продолбил дятел, но сейчас кто-то расширил это отверстие ножом, и туда легко могла пролезть кошка. Не долго думая, Костя запустил в дупло руку. Есть! Он нащупал шелестящий сверток. Костя вытащил сверток наружу. Это оказалась обычная общая тетрадь, завернутая в полиэтиленовый пакет. Костя еще раз запустил руку в тайник. Больше там ничего не было. Но и этого уже было немало. Он сунул тетрадь за пазуху и теперь, совсем с другим настроением, полез вниз, к Руте.

Сдав Руту с рук на руки Элеоноре Витольдовне, Костя немедленно бросился к лифту – хорошо, что кабина еще стояла на его этаже. И поехал он в лифте не вниз, а наверх. Сойдя на шестнадцатом, Костя также быстро выскочил на боковую лестницу, все стены которой были исписаны множеством изречений вроде: „RAP – параша, победа будет наша!“ – и названиями рок-групп всевозможных направлений.

Конечно же, здесь было не очень уютно, мерзко воняло, но лучшего места для уединения ему сейчас трудно было отыскать. Только бы никого не оказалось на самой последней лестничной площадке, там, откуда начинается ведущая на крышу лесенка, сваренная из стальных прутьев.

Тут же он присел на более-менее чистую ступеньку без потеков и достал из полиэтиленового пакета тетрадь.

Как ни жаль, но Костя не нашел в ней того, чего ожидал и зачем лазил на дерево. Костя даже не сразу понял, что это такое. Это не было дневником. Скорее это школьный журнал. На первой же странице Костя с удивлением, прочел: „Долги и награды Ежова Дмитрия“. „Совсем Глобус тронулся“, – мелькнула мгновенная мысль у Кости. Он перевернул лист. Теперь перед ним был длинный столбец фамилий, имен, прозвищ. Вверху были проставлены год и месяц, а чуть ниже – числа. Точь-в-точь, как в школьном журнале успеваемости, только в этом списке не соблюдалось алфавитного порядка. Напротив имен, фамилий и прозвищ в клеточках тетради стояли самые обычные школьные оценки. Костя вспомнил, что и сам заводил такой журнальчик на своих одноклассников, только это было очень давно, когда он учился в третьем классе, а может, и во втором. И другие такие журналы заводили, Костя точно знал это. У девчонок он их и в пятом классе видал. Но здесь было все-таки что-то особенное. Самое удивительное было то, кому Глобус выставлял оценки. В списке вперемешку значились ученики совершенно разных классов „Школы-ПСИ“ и, видимо, не только лицея. Тут были такие фамилии и клички, каких Костя и слыхом не слыхивал, А еще тут были фамилии учителей с указанием той дисциплины, которую они преподавали. Костя прочел: „Костров В.В. – физик“. Нашел и себя: „Кострик“. Кого тут только не было: „Жбан, Тузик, Кабан, Клизма и даже Вшивый Бобик“. И у всех были свои оценки. Напротив своей фамилии Костя нашел с десяток двоек, среди которых, как ни странно, красовалась единственная пятерка. „Это за что же?“ – удивился он. У Костиного отца оценоч-ки были в начале месяца получше. Виктор Викторович Костров перебивался с тройки на двойку, иногда разбавляя их даже четверками, но зато самой последней у него стояла жирная единица, да еще с восклицательным знаком. „О, как! А у кого же самые лучшие? – поинтересовался Костя. – Отличники-то есть?“ К его удивлению, нашлись и такие. В явные хорошистки попала Лидочка, хотя и она не избежала двоек, но у нее все плохие оценки были закрыты пятерками. А вот какой-то Алик имел лишь одну четверку, все остальные оценки у него были отличными, Глобус явно тянул его на золотую медаль. Только преподавателем какого предмета воображал себя Митя Ежов и по каким критериям он оценивал успеваемость? Костя так и не понял. Во всяком случае, Глобус был строг, очень строг. Страница так и пестрела „парами“.

Костя перевернул еще один лист – тетрадь была разграфлена до конца года. Существовала даже такая графа, как „Итоги“, пока еще незаполненная. А вот дальше сходство со школьным журналом утрачивалось. После неподведенных еще „Итогов“ последовала страница, расчерченная пополам вертикальной линией. В самом верху страницы было написано одно только слово „Кактус“, а под ним в левом столбце стояли две фамилии: „Загорский Ю.А.“ (директор лицея – догадался Костя) и „Костров В.В.“. Соседняя страница тоже была расчерчена тем же способом, но озаглавлена по-другому: „Митя“. И там стояло два имя с левой стороны: „Алик“ и „Лидочка“. Вот и все. Больше ничего в тетради не было написано. Костя пролистал ее до конца. Открыв предпоследнюю страницу, он обнаружил еще самый обычный чистый почтовый конверт. Внутри лежало то ли письмо, то ли какая-то записка.

Костя на мгновение остановился. Что-то было нехорошее в том, что он изучает журнал чужого человека, и Костя это хорошо понимал. Но было уже поздно. А вдруг именно в этом конверте таилась разгадка исчезновения Глобуса? Костя открыл конверт и вытащил сложенный вдвое листок на Божий свет.