Текст книги "В плену реальности (СИ)"

Автор книги: Артем Кочеровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Слегка контуженные горохом дробовика они заметили рядом с собой хантера, после чего их умоляющие взгляды обратились к стрелку. Серёга Мартовский к тому времени уже очень плохо соображал. В памяти запечатлелась картина кашляющего кровью друга. Оранжевая повязка стала словно красной тряпкой для быка – он не смог не нажать на курок. Выстрелил дважды. Напичканные дробью бандиты посыпались на пол.

Оставляя за спиной запах пороха и крики проклятий, Горький поднялся по лестнице на второй этаж. Он проверил три комнаты, прежде чем наткнулся на запертую дверь. Замок выдержал первый удар плечом, но поддался под вторым.

Ксения стояла в углу комнаты, сжимая двумя руками пистолет. Она всхлипывала и дрожала. Горький быстро пересёк комнату, вырвал пистолет из рук, схватил девушку за горло и прижал к стене.

– У меня есть разрешение на убийство от твоего отца. Даю тебе тридцать секунд, чтобы выйти самостоятельно.

– Я ненавижу его и ту долбанную жизнь! Оставь меня…

Договорить девушка не смогла. Горький сильнее сжал шею, после чего из её рта доносились лишь хрипы. Она принялась колотить хантера руками и ногами. Горький сжал ещё сильнее и почувствовал, как на шее пульсируют вены:

– У тебя пятнадцать секунд, после этого ты умрёшь.

Горький усдышал, что кто-то вбегает по лестнице. Ксения больше не сопротивлялась, её руки обвисли, а глаза выкатились из орбит, но она всё ещё была в игре.

– Выходи!

В комнату вбежал Тощий и нажал на курок. Застрекотало УЗИ. Горький почувствовал, как очередь проходит по его телу: икроножная мышца, бедро, три пули в спину остановил бронежилет, плечо.

Хантер облокотился на кровать и сполз на пол, но руку не разжал. Сомкнутый на шее капкан продолжал сжиматься. Когда лицо Ксении посинело, а в глазах полопались капилляры, она наконец-то закатила зрачки и обмякла. Горький покинул игру вместе со вторым залпом УЗИ.

Глава 4

Уже в двадцатый раз Сухов отправился в обзорную экскурсию по собственной квартире. Стартовал из кухни и мимо зеркала в коридоре прошёл в первую комнату. На задвинутом в угол диване лежали перевёрнутые стулья, на письменном столе – пакеты с вещами и горшки с умершими растениями. Всё вокруг покрылось пылью, кроме беговой дорожки. Беговая дорожка стояла в центре и казалась предметом из будущего на фоне пылящегося антиквариата. Сухов прошёл комнату по периметру, скользнул в коридор и попал в зал. Посмотрев на покрывшееся каплями дождя окно, сел за рабочий стол. На экране ноутбука отображался почтовый клиент с открытым сообщением от майора Баталова.

Баталов руководил одной из военизированных групп корпорации, в составе которой числился Сухов. Обычно Баталов знакомил подчинённых с задачами в командном центре. Люди собирались в зале, оборудованном проекционными мониторами, и на трёхмерной модели изучали выделенные им зоны патрулирования. Но в последнее время майор всё чаще пользовался зашифрованным почтовым каналом.

Насколько помнил Сухов, он получил задание по электронной почте уже третий раз подряд. Он непременно обратил бы на это внимание, если бы не умер на Таре второй раз. Теперь его мозг работал по-другому.

Врач поставил Сухову диагноз – возрастное приобретённое слабоумие, а его лечащими рекомендациями были: приём витаминов и отказ от игры. Диагноз приобретённое слабоумие стал не менее популярен, чем ГРИП или ОРВИ. То, чем раньше болели люди в возрасте от шестидесяти, теперь встречалось повсеместно среди двадцатилетних.

Ежегодно корпорация тратила сотни миллионов на юристов, и ещё столько же уходило на взятки. Пойманные за руку они всё же признали, что игра может вызывать некоторые проблемы со здоровьем. Ассоциация помощи игрозависимым и комитет по борьбе с виртуализацией праздновали победу. Ничто в более или менее здравом обществе не могло узаконить игру, которая вела к отупению населения. В здравом – да, но в обществе, живущем в эру непрекращающегося кризиса продавалось всё. Корпорация «доказала», что игра не несёт прямой угрозы здоровью, выстроив свою защиту всего на одном факте – степень влияния зависит от частоты использования. Корпорация поставила игру в один ряд с алкоголем и табаком.

Тысячи людей верили, что корпорация осознанно не устраняет проблему с экстренным перемещением сознания. Что во главе корпорации стоит озлобленный на весь мир диктатор с задержкой в развитии, который мстит людям, за то, что природа сделала его таким. Большинство же людей придерживались официальной версии. Версии о незаконченной работе. О том, что игра, выпущенная двадцать лет назад, до сих пор находится в стадии доработки.

Более тридцати лет назад китайский учёный Веньян Ли запатентовал принцип перемещения сознания. Прототипом его устройства был шлем, оборудованный десятками внешних датчиков, собственной системой жизнеобеспечения мозга и даже прогрессивным оборудованием для точечного массажа при помощи рентгеновских лучей. Шлем весил тридцать семь килограммов и напоминал шлем для глубоководных погружений. Обезображенный гигант с кучей трубок и проводов позволял переместиться в небольшой виртуальный дом и побродить по нему. Ощущения от происходящего были больше, чем приближенные к настоящими. Они были по-настоящему настоящие.

Ли получил свой патент, финансирование и начал путь длинной в десять лет к игре, которая впоследствии стала именем нарицательным. Доктор Ли научился переносить сознание в устойчивый цифровой мир. Он сравнивал этот процесс с контролируем сновидением. Плоды его исследований расползлись в разные сферы деятельности: обучение, психологическая помощь, формирование тайных обществ и прочее. Но индустрией, которую можно было сравнить с Эверестом на фоне безымянных холмиков, стала индустрия развлечений.

Объявленное бета-тестирование праздновали с таким же размахом, как празднуют рождество или новый год. Шлем переноса сознания превратился в наручный браслет, который получали случайные счастливчики по всему миру. Люди хлынули в игру, но вскоре Веньян Ли узнал о проблеме, которая едва не похоронила проект и самого учёного.

Проблемы возникали при незапланированном переносе сознания из игры в тело: когда человек умирал либо, когда кто-то прерывал игру из вне – снимал с игрока браслет. В обоих случаях сознание возвращалось из игры медленнее, чем пробуждалось тело. Первая смерть в игре оказывала совершенно незначительное влияние на мозг, а вот вторая или третья смерти превращали человека в биомассу.

Чтобы не пугать людей научными терминами, Веньян Ли объяснил проблему на примере. Смерть в игре он сравнивал с выдернутой из компьютера флешкой во время копирования данных, в результате чего часть данных повреждалась или терялась. Сорванный же с руки браслет относился скорее к вырванному жёсткому диску во время установки программного обеспечения.

Проблему с браслетом решили: ремешок сделали из высокопрочной стали, а застёжку заменили замком с кодовым доступом. Чтобы снять его с руки, нужно было либо обладать специальным инструментом, либо отрубить кисть. Проблему с переносом сознания за двадцать лет так и не устранили.

Сухов замечал произошедшие с ним изменения, но дураком себя не ощущал. Впрочем, человек всегда мыслит в рамках своих умственных способностей и, ощущая себя в конкретный момент времени, не может понимать, что значит быть глупее или умнее, чем он есть. Сухов превосходно перенёс вторую смерть и чувствовал себя нормально. Разве что, сканворды перестали отгадываться.

Уже в десятый раз он нажал кнопку на телефоне, проверяя, не сел ли аккумулятор. Через секунду телефон зазвонил. Сухов дёрнулся, будто его ударило током. Несколько секунд он смотрел на незнакомый номер, после чего заговорщицки посмотрел по сторонам и поднял трубку:

– Да.

– Это Диана, – в трубке звучал уверенный женский голос.

– Здравствуйте, Диана.

– Вы не передумали?

– Нет! – Сухов вскочил со стула и вытянулся по стойке смирно. – Ни в коем случае!

– Хорошо. Новое удостоверение личности, права, страховка и история налоговых выплат готовы. Нам нужно ещё два дня, чтобы зарезервировать место и изготовить новый браслет.

– Замечательно! – Сухов выдохнул с облегчением. – Два дня – это не слишком долго.

– Это наш последний разговор перед присоединением, поэтому я должна ещё раз напомнить, что пути назад не будет. Вы не сможете вернуться к прежней жизни.

– Уж лучше я умру…

В трубке повисло молчание.

– Действуйте строго по инструкции. Никаких сборов, билетов или компрометирующих вас покупок. Ничего не читайте в интернете на эту тему и ни с кем не разговаривайте. Через два дня курьер принесёт вам новый браслет – это и будет сигналом к действию.

– Я всё понял, Диана… – Сухов протолкнул скопившийся в горле гом. – Спасибо, что поверили в меня.

– Присоединение такого опытного человека как вы, не менее важно для нас самих. Мы помогаем друг другу, – она выдержала паузу. – А теперь скажите: у вас есть новая информация о зонах патрулирования?

– Сегодня у меня есть кое-что получше! – Сухов сел на стул и посмотрел на сообщение от Баталова. – По мимо стандартных зон патрулирования мне прислали карту операции по зачистке троянцев. Они нашли одно из ваших убежищ на западе от Тихата. У вас есть двадцать часов, чтобы покинуть его!

Женщина начала что-то говорить, но оборвалась на полуслове и тяжело вздохнула.

– Вы слышите меня?! Я сказал, что они собираются напасть на ваше убежище! – Сухов облокотился на спинку стула и закинул ноги на тумбочку. – Представляете, как не вовремя они передали эту информацию мне?! Всего за два дня до моего ухода. Разве не здорово?! Это будет словно завершающий аккорд перед моим исчезновением.

Ответа не последовало. Сухов не слышал посторонних звуков в трубке или разговоров на заднем плане, а это значило, что она внимательно его слушала, но молчала.

– Диана, вы ещё здесь? Вы слышали, что я сказал?

– Да, я здесь.

– Что-то не так? Я сказал лишнего?

– Мне очень жаль, – её твёрдый и уверенный голос стал сочувствующим и тихим.

– Что жаль? Я не понимаю…

– Присоединение не состоится.

– Но почему?! – закричал Сухов. – Это какая-то шутка?! О чём вы говорите?!

– Они следят за вами. Информация, которую они вам дали – это наживка…

На секунду в голове у Сухова промелькнули обрывки воспоминаний о прошедшей неделе: разговор с Баталовым, внеплановая проверка на профпригодность, участившиеся поручения по электронной почте. Какая-то часть мозга просигналила, что эти вещи были не случайны, и что они связаны между собой.

– Неужели вы думаете, – Сухов обхватил рукой голову. – Как же я мог этого не заметить?

– Мне жаль, что так вышло, – сказала Диана. – Вы бы стали отличным троянцем. Прощайте.

Сухов не нашёл, что ответить, и продолжил держать телефон у уха. Через две минуты позвонили в дверь, а ещё через три ручной таран выбил замок.

Глава 5

Горький стоял на пустом тротуаре и чувствовал, как его волосы пропитываются десятками тысяч микроскопических капель, падающих с неба.

За спиной раскинулась парковка. На ней никого не было, кроме белых полос разметки и погасших фонарей. Компанию Горькому составляло лишь собственное отражение в затемнённом стекле во весь рост. Казалось будто он стоит у входа в параллельную вселенную, откуда на него смотрит такой же грустный и одинокий двойник, как он сам. Подул западный ветер. Невидимые волны трепали его воротник и массировали лицо. Ветер мог стать его союзником в борьбе с одиночеством, если бы не принёс с собой вонь с химического завода.

За стеклом загорелся свет. Отражение Горького исчезло. Зажужжали электромоторы и стеклянная дверь уехала в сторону. Горький взял тележку и прошёл в торговый зал мимо светящегося табло: «Добро пожаловать в гипермаркет НАШ».

Вдоль трёхэтажных стеллажей, заваленных товарами ходили сонные сотрудники. Заметив Горького, они хмурили брови и подозрительно смотрели в след. Мужчина, который расхаживал по магазину, пока другие граждане работали, казался едва ли не преступником.

Ни одна из пятидесяти четырёх касс, выстроившихся в ряд, на работала. Они напоминали пункты прохождения паспортного контроля в страну, въезд в которую закрыли. Закрыли на время. Через десять часов, когда закончится дневная смена, рабочие автобусы заполнят парковку, и в гипермаркет хлынут сотни покупателей. Появление Горького внесло дисбаланс в привычный график сотрудников.

Не отклоняясь от курса, Горький дотолкал тележку до отдела с алкоголем и принялся её загружать. Ценник для каждого товара был разделён на две части: первая – для владельцев карточек корпорации, вторая, в два раза больше – для остальных.

Купив в общей сложности четырнадцать литров крепкого алкоголя, Горький вызвал такси и поехал домой. Пошёл отсчёт первого дня без игры.

* * *

У двери ждал отец Ксении. Инженер больше не выглядел примерным служащим. Сальные волосы на голове сбились в кучу, носы грязных ботинок выглядывали из-под спортивных штанов, пальто было одето поверх майки-алкоголички. Он смотрел на хантера, будто потерявшийся на улице щенок.

– Она снова в игре? – спросил Горький, открывая дверь.

– Нет, но всё стало гораздо хуже! Она будто сошла с ума! Осыпает нас матами и проклятьями, а через секунду валяется в ногах, умаляя отдать браслет. Ещё через минуту она бежит на кухню и хватается за нож. Я в жизни не поверил бы, что когда-нибудь услышу слова угроз от собственной дочери!

– Это обычная реакция на отказ от игры.

Горький занёс пакеты в квартиру, отец Ксении двинулся следом, но хантер развернулся и перекрыл собой проход.

– Позвольте мне войти, Михаил! Вы должны сказать мне, что делать!

– Ничего я тебе не должен. Я предупреждал, что вытащить человека из игры – это лишь пол дела. Теперь твоя задача – создать ей условия любви и гармонии. Мир на Таре – рай по сравнению с Землей. Она напугана. Она боится, что больше никогда не испытает радости бытия там. Как наркоманы боятся отказаться от ширки и смирится с тем, что больше никогда не полетают.

– Но, что мне нужно делать? Как мне помочь ей?!

– Я вытаскиваю людей из игры, а что с ними происходит дальше – не моя забота, – Горький захлопнул дверь. – Сходи в центр помощи игрозависимым… если их ещё не все прикрыли.

Отец Ксении ещё несколько раз постучал в дверь и позвонил на телефон, но Горький уже открыл первую бутылку и налил. Он лучше других знал, как паршиво чувствует себя человек без игры.

* * *

К окончанию второго дня вне игры вычищенная ранее кухня стала похожа на притон. Полупустые бутылки стояли на столе, полу и подоконнике. Трёхэтажной стопкой на плите лежали коробки из-под пиццы, под потолком плотной завесой висел табачный дым.

Горький сидел на стуле, будто птица на жёрдочке – прижав колени к груди и обхватив их руками. Лицо опухло, а на щеках отросла щетина. Пьяные глаза был обращены к встроенному в стену экрану, но смотрели сквозь него. В пустоту.

С интервалом час-полтора на столе вибрировал телефон. Горький смотрел на номер и нажимал кнопку «игнорировать». Последний раз он разговаривал с отцом Ксении три часа назад. Или это было прошлым вечером? Горький плохо помнил тот разговор. Среди шума бьющейся посуды и грохота падающих предметов он слышал вопли девчонки и её родителей. Он слышал, но не слушал и продолжал твердить в трубку, словно мантру, что реабилитацией он не занимается. В какой-то момент мужской голос стал отчётливее остальных, хлопнула дверь. Кажется мужчина вышел на лестничную площадку. Он всхлипывал, подбирая носом сопли и молил о помощи. Горький был уже достаточно пьян, чтобы послать его в задницу и повесить трубку.

Минул ещё один час, по телеку начались новости. Главным событием стало происшествие на площади во время протестного митинга. Зрителем показали кадры, как разъярённая толпа наступает на живое заграждение перед администрацией, затем кадры с квардракоптера прерывались, и следовал неразборчивый монтаж из двухсекундных отрывков с непонятных ракурсов. Репортаж закончился трагической новостью. Помимо четырёх человек, погибших во время самообороны силовых спец служб, мёртвым был найден и лидер оппозиции. Ведущий сказал, что следователи изучают видеозаписи, но по предварительной версии: смерть наступила в результате сердечного приступа.

На столе завибрировал телефон. Его жужжание стало столь привычным, что Горький не сразу посмотрел на экран. Входящий шёл с незнакомого номера и отличался от номера отца Ксении.

– Да.

– Здравствуйте, с вами говорит представитель службы поддержки населения.

– Чего вы хотите?

– Вы знаете Сухова Николая?

По телу пробежала дрожь, Горький почувствовал, как трезвеет.

– С ним что-то случилось?

– Вы не могли бы приехать к нему домой?

* * *

Через час Горький пересёк дорогу по пешеходному переходу и оказался в нужном квартале. Он намеренно не спешил. Во-первых, пешая прогулка его отрезвляла, а во-вторых, он интуитивно чувствовал, что больше спешить было незачем.

Подходя к дому со стороны улицы, он заметил скопление людей. Рядом с зданием, на котором светящимся оранжевыми буквами было написано: «Ломбард. Меняем драгоценности на игровые часы», собралась толпа.

В отличие от очередей на рынках или в магазинах, где люди толкались и шумели, очередь у ломбарда была пугающе тихой. Клиенты стояли разрозненно, спрятавшись под капюшонами и опустив головы. Они не разговаривали и не смотрели друг на друга. Они напоминали незнакомых людей, собравшихся на похоронах общего знакомого. По очереди они скрывались в дверях ломбарда, а выходили уже другими: в глазах появлялся известный всем игрокам блеск – предвкушение путешествия на райскую Тару.

Дверь в квартиру Сухова была приоткрыта. Горький потянул за ручку и заметил на коробке свежие следы ремонта. Он услышал голос Сухова. Звуки доносились с кухни.

Сухов сидел за столом и цветными карандашами разукрашивал квадратики в журнале сканвордов. Рядом стоял стакан с водой, и лежала горочка печенья. Сухов по одному перебирал карандаши и швырял в сторону те, что не понравились.

Прижав к груди папку с бумагами, на кухне стояла женщина лет пятидесяти с крашенными волосами и закрученными кончиками. Она начала что-то говорить, но Горький остановил её вытянутым пальцем и сел рядом с другом:

– Сухой. Что случилось?

Сухов поднял голову и улыбнулся. В оболочке мужественного и сильного человека прятался ребёнок. Горький заглянул ему в глаз.

Шесть лет назад они были очень близки. Вместе работали на Таре и вместе проводили дни без игры. Как часто бывает между лучшими друзьями, у них установилась особая связь. Если незнакомым людям для объяснения чего-либо приходилось произнести несколько предложений, то им достаточно было сказать несколько слов. В последствии слова можно было заменить жестом или взглядом. Их зрительный контакт был похож на передачу мыслей. Они читали в глазах у друг друга опасения, страхи и предположения.

Какой бы сильной не была их дружба, но после сучившегося на Таре они не смогли быть прежними. Их пути разошлись. Они не общались около пяти лет, но, когда Горький пришёл неделю назад, то обнаружил, что связь до сих пор существует. За такой длинный срок у них не осталось общих интересов и тем для разговоров, но связь существовала. Одного взгляда в глаза друга было достаточно, чтобы понять, что Сухов чего-то боится и что-то скрывает. Словно невидимая ниточка, связь соединяла их все эти годы, вплоть до этого самого момента. Горький заглянул Сухову в глаза и ничего не увидел. От прежнего Сухова осталась лишь внешность. То, что Горький мог читать в глазах друга, умерло.

– Что случилось? – на этот раз хантер обращался к женщине.

– Третья смерть в игре. Мозг получил необратимые повреждения. Ваш друг останется таким до конца своих дней.

Сухов взял со стола печенье, макнул в стакан и сунул в рот.

– Как это произошло?

– Я не знаю, – женщина убрала от груди папку, показывая Горькому бейдж. – Я работаю в гос службе поддержки населения, моя задача – помочь пострадавшему. Мне сообщили, что Сухов Николай оставил инструкции на случай своей недееспособности. Похоже, он был готов к подобному исходу.

– Что за инструкции?

– Он отписал в пользу государства свою недвижимость, чтобы оплатить услуги по уходу. Завтра мы отвезём его в место, где он получит требуемый ход и заботу.

– В его инструкциях было что-то для меня? Почему вы мне позвонили?

– От вас ничего не требуется. Это формальная процедура. Дело в том, что Сухов указал вас, как ближайшего родственника. Мы знаем, что у вас нет кровных связей, но по инструкции мы обязаны оповестить о случившемся того, кто указан ближайшим родственником.

Горький остановил ползущую за печеньем руку. Сухов испугался, а затем широко улыбнулся, не отрывая взгляда от сканворда. Средний и указательный пальцы Горького, будто случайно, скользнули под свитер. Браслета не было, а не его место осталась кровавая гематома шириной полтора сантиметра.

– Откуда вы узнали о нём?

– Я точно не знаю, – женщина посмотрел на потолок. – Кажется, нам позвонил кто-то из корпорации.

– Я могу осмотреться в квартире?

– Конечно. Вы даже можете забрать памятные вещи, не представляющие ценности: фотографии, одежду, декор.

Горький шёл в зал и думал о том, зачем Сухов указал его родственником. Это не имело смысла, а Сухов никогда не делал бессмысленных поступков. В конце концов он мог оставить поле пустым, но не оставил, а значит хотел, чтобы Горькому позвонили.

Он вошёл в зал и остановился, прижавшись спиной к двери. До него здесь уже побывали. Побывали либо те, кто не умеет оставаться незамеченным, либо те, кого это не волновало. По продавленным отметкам на ковре, которые находились рядом с ножками стола и дивана Горький понял, что в квартире двигали мебель. На ручках шкафов и тумбочки не было пыли, на столе лежала беспроводная мышь, но не было компьютера.

Приложив подушечку пальцев к рамке висящей на стене картины, Горький обвёл её по периметру – ничего. Затем он прошёл вглубь комнаты и повторил то же самое со шкафами и тумбочкой – пусто. На кухне зазвонил телефон, женщина из поддержки подняла трубку и после небольшой паузы ответила: «Да, он здесь». Горький подошёл к окну и провёл пальцем по изгибу подоконника – ничего. Он услышал, как поехал лифт. Времени осталось немного. Рабочий стол выглядел подозрительно пустым, кто-то забрал не только компьютер, но и записную книжку – неотъемлемый рабочий инструмент Сухова. Горький провёл подушечкой пальца по ближайшему краю стало. Там что-то было. В двадцати сантиметрах от угла он нащупал засечку. Засечку сделали при помощи тонкой лески. Канавка углублялась всего на один миллиметр, снимала лаковое покрытие, но не прикасалась к телу стола. Её нельзя было заметить и невозможно было спутать со случайной вмятиной, но можно было почувствовать. Её края был острыми, а ширина – микроскопической.

Горький ощупал торец стола под канавкой, Кусочек древесины в том месте отслоился. Миша подцепил его ногтем…

– Добрый день!

В зале стоял коренастый мужчина с заячьей губой. На нём была неприметная серая куртка и такие же штаны. Он смотрел Горькому в глаза, но раз в пять-шесть секунд его взгляд отклонялся в сторону, чтобы считать обстановку в комнате.

– Моя фамилия Маслов, я из корпорации. Начальник отдела игровой безопасности, – он достал из кармана карточку и показал Горькому. – Сейчас мы изучаем обстоятельства случившегося. Вы не против, если я задам вам пару вопросов?

– Я не общался с Суховым пять лет. Мне нечего вам сказать.

– Ладно, – Маслов пожал плечами. – Вы не виделись с ним в игре, но может быть навещали его здесь? Может быть он рассказывал вам что-нибудь?

– Нет, я его не навещал.

– Правда? – Маслов внимательно посмотрел на лежащую на столе руку Горького. – Может быть вы просто забыли? Грань между игрой и реальностью стала настолько призрачной… Не поверите, но мы едва ли не каждый день сталкиваемся с подобным. Неделю назад человек навещал своего друга в реале, а сегодня ему кажется, что это произошло в игре. Или этого не было вовсе.

– Я бы запомнил, – Горький обошёл Малова и вышел из зала.

Перед тем как уйти хантер ещё раз заглянул на кухню. Женщина заполняла бумаги, а Сухов водил размягчённым печеньем по столу.

* * *

Горький возвращался домой, ощупывая в кармане выдернутую из стола щепку. Он не доставал её, потому что боялся слежки. Это походило на паранойю, но уж слишком много странных вещей произошло за пару часов. Запись горького как ближайшего родственника, гематома от браслета у Сухова на кисти, обыск в его квартире и Маслов, который выдавал себя за работника корпорации. Горький узнал в нём силовика уже по одежде, а его догадку подтвердило удостоверение. Маслов представился начальником отдела, а в удостоверении было написано: «Начальник управления». Офисный клерк может забыть годовщину свадьбы или день выступления дочери в школьном театре, но не название собственной должности, особенно руководящей. Да и с чего бы работнику корпорации следить за Суховым? Маслов дал понять, что неделю назад видел Горького в квартире у Сухова, а значит они пасли его, что наводило на ещё более волнующий вопрос: Чем же занимался Сухов, что привлёк внимание органов?

Оказавшись на кухне, Горький первым делом выпил. Только ударная доза бухла могла спасти его от глубокой депрессии на фоне постигрового синдрома. Когда мир вокруг стал чуть красочнее, а уровень пофигизма перекрыл переживания, Миша достал из кармана щепку и положил на стол. Не деревяшке шириной два миллиметра была сделана круглая выемка, в которую была вклеена нанофлешка размером со спичечную головку. Горький засунул носитель в адаптер и воткнул в ноутбук.

Введя известный им обоим пароль, Миша нашёл на флешке всего один текстовый файл с названием «клятва». Документ содержал несколько предложений.

«Поверь мне, Миша, я не использовал бы клятву, если бы мог решить эту проблему сам. Кое-что случилось, но тебе не нужно знать…

У меня есть сын. Его зовут Денис Востриков, он не знает о моём существовании. Я был бы и рад сказать, что был плохим отцом, но не был никаким.

Я оттягивал момент встречи с ним, но всё закончилось так и не начавшись. Тебе это не понравится, но у края того карьера ты поклялся, что поможешь мне, когда я этого попрошу. Это и есть искупление той клятвы. Я хочу, чтобы ты освободил его от игры. Он не должен стать заложником Тары, как мы с тобой…».

Горький ещё переваривал прочитанное, когда завибрировал телефон. Звонил отец Ксении. Горький схватил трубку и поднёс к уху:

– Я же сказал, что работаю только с теми, кто находится в игре! Хватит мне звонить, бл*дь!

– Ксения покончила с собой, – тихо сказал отец и положил трубку.