Текст книги "Неряха (ЛП)"

Автор книги: Арон Борегар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Неряха, несомненно, был безжалостным убийцей. Он расчленил тело женщины с безжалостностью мясника. Как будто она не была для него человеком. Она была просто мясом и больше ничем. Но он не убил меня. Почему? – спрашивала я.

Вместо того чтобы разрубить меня на куски, он дал мне инструкции, и, судя по его предыдущему нраву, мне лучше не расстраивать его снова. Он привел меня в дом, чтобы я убралась – решила для него одну проблему. Если я смогу быть полезной, то, возможно, смогу продлить свою жизнь еще немного. Это был самый разумный план, который я могла придумать.

Просто, блядь, делай, что он говорит.

Должен же быть выход из этого места. Если он есть, я его найду.

Мне просто нужно было продержаться достаточно долго. Я должна была. Я почувствовала растущий страх за своего будущего ребенка. Материнские инстинкты сработали еще до того, как я родила.

На меня нахлынул новый ужас: тревожное осознание того, что сегодня я не вернусь домой, если вообще вернусь. Теперь какая-то злая сила отделяла меня от единственного человека, рядом с которым мне было хорошо. Я даже не могла вспомнить, когда в последний раз спала одна.

Я начала брать себя в руки, ища силы, чтобы пробиться сквозь дьявольский хаос вокруг меня. Лучшее, что я могла сделать, пока ждала пути к отступлению, было именно то, о чем говорил Неряха. Если я наведу порядок, то, надеюсь, смогу избежать дальнейших опасностей и конфликтов, умиротворив его. Я подошла к пылесосу и включила его в розетку.

Убрать все было непросто. Мне пришлось пройтись по нему около четырех раз, чтобы собрать все кусочки биологического мусора, и даже тогда он был далек от совершенства. Это так напоминало то, что я сделала с Лизой, – отвратительную работу по зачистке открывшейся раны. По крайней мере, на этот раз у меня был инструмент для чистки ковра – битва, которую я давно проиграла. На этот раз у меня действительно был шанс.

Я как раз закончила высасывать остатки мозговой жидкости, когда дверь отворилась. Пол все еще имел темно-красный оттенок, но я полагала, что небольшого пятна следовало ожидать. Учитывая, какая бойня произошла на ковре, «Бисселл» совершил чудо паровой чистки. Неизвестно, сколько времени там пролежала дама, но мне показалось, что, учитывая поставленную задачу, я справилась примерно так же хорошо, как могла бы надеяться.

Вернулся Hеряха, держа обеими руками тарелку с куском мяса, в котором глубоко сидела кость. Он старался не пролить подливку. Он поставил дымящееся блюдо среди беспорядка на комоде. На тарелку упала испачканная пара женских трусов. Он посмотрел на меня и осмотрел место, которое я только что закончила убирать.

– Теперь ешь, – приказал он и направился к двери.

– Подожди, пожалуйста, я сделала то, что ты просил, можно я пойду? Это только между нами. Я не могу никому сказать, что я помогала тебе убираться, это незаконно, у меня тоже будут неприятности, – умоляла я.

Пытаться вразумить его было бессмысленно, он просто ушел, не слушая ни слова.

Дверь снова закрылась, и я задумалась: выберусь ли я когда-нибудь? Что это за жирное мясо на тарелке? Если я не выйду, постигнет ли меня та же участь, что и женщину, которую я убирала?

Все это были правильные вопросы, но, к сожалению, ни на один из них нельзя было ответить. Пока что я ни за что не собирался есть то, что дала мне эта отвратительная свинья. Кто убьет меня первым – этот ублюдок или его еда?

Он не возвращался до конца рабочего дня и до вечера. Я почти ничего не слышала, кроме знакомых звуков крыс, царапающих стены и шуршащих по потолочным плитам. Давненько я не слышала этого звука, – подумала я, медленно поглаживая свой живот. Я не могла уснуть без Дэниела. Он, наверное, очень волновался. Наверное, он сейчас разговаривает с полицией, может быть, он сможет как-то вывести их на меня. Может быть, но я сомневалась.

Я услышала, как на улице завелась машина, и бросилась к окну, чтобы отодвинуть штору. Я выглянула наружу из своей тюремной камеры. В темноте виднелись огни фар моего "Спектра" особой формы. Казалось, он отгоняет машину от входа в дом, подальше от глаз...

Это означало, что если кто-то и найдет меня, то не увидит мою машину перед домом. Здесь не было никакого движения, и никто не знал, что я ехала по этой странной дороге. Она находилась далеко от проезжей части и в тупике.

Спасение посторонними силами казалось все менее вероятным. Дэниел догадывался, где я нахожусь, но насколько это могло помочь? Я столкнулась с суровыми фактами: если я хочу выжить в этом ужасном испытании, то это должно быть сделано только благодаря моим собственным действиям.

ТРЕВОГА, СВЯЗАННАЯ С РАЗЛУКОЙ

Я просидела в постели всю ночь, наполовину ожидая, что он ворвется и начнет меня разделывать. Но вместо этого я просто сидела и вдыхала неповторимый аромат загадочного мяса, которое он мне принес. Может быть, удар ботинком, который он дал мне днем, раскрыл мои носовые пазухи. Или так, или это был очень сильный запах. Неизвестно, что это было, а по форме «говядина» напоминала куски, которые он отрезал от женщины, останки которой я по его просьбе убрала пылесосом.

В то утро я решила не есть до тех пор, пока не сбегу или не стану слишком слабой для этого. Но я быстро убедилась, что эта стратегия окажется недолговечной. Почти сразу после этой мысли я услышала тяжелые шаги, крадущиеся по лестнице, которые я услышала, когда только поднялась по ней. Они, конечно, приближались, но, похоже, рядом с ними раздавались более легкие и деликатные. Несколько страдальческих стонов эхом пронеслись по пожелтевшим коридорам дома в мою сторону.

С тех пор как я вошла в комнату, не было ни одной минуты, которая не испугала бы меня, но временная передышка дала мне время подумать в одиночестве. С этим было покончено, теперь мне предстояло снова общаться с Неряхой. Когда дверь отворилась, тайна шумов в коридоре была объяснена. Правда, объяснение это, как бы тревожно оно ни было, оставляло желать лучшего.

Вошел Неряха, таща за руку женщину. Вел он ее потому, что на голове у нее был надет черный мешок для мусора. В нем, похоже, было отверстие для воздуха, так как я видела, как время от времени появлялся участок кожи, когда она дергалась, пытаясь освободиться от его лап. Внутри также вспыхивали красные пятна, что было плохим признаком. Еще больше вишневых пятен было на ее топе без бретелек и выстиранных джинсах. Кое-какие зацепки были, но под мешком оставалась та часть, которую еще можно было истолковать. А как же ее лицо?

Он бросил девушку на кровать рядом со мной и посмотрел на тарелку. Там по-прежнему лежало то же самое мясо, но теперь его облепили несколько мух и оно высохло. Он подошел к ней и взял кусок мяса за кончик довольно громоздкой кости, торчащей из нее. Когда он вгрызся в него своими гниющими резцами, мухи разлетелись в стороны и стали кружить над его головой. Чтобы откусить кусочек, ему пришлось с силой выдернуть его из стиснутых челюстей. Жевать было еще труднее, чем есть само мясо.

Закончив, как мне показалось, утомительное занятие, он стал приближаться ко мне. Женщина рядом со мной перестала сопротивляться; видимо, она поняла, что, учитывая царившую вокруг тишину, наилучшей стратегией будет пассивный путь соблюдения тишины.

Он протянул мне руку с мясом на кости, чтобы завершить дело, которого я так боялась. Меньше всего мне хотелось есть другого человека. Я не могла быть уверена, что это именно то, что я делаю, но мне казалось, что это наиболее вероятное предположение.

– Нет, пожалуйста... нет, спасибо, – ответилa я на его жуткий жест, отдергивая руки, чтобы он понял.

Оглядываясь назад, можно сказать, что если бы я могла вернуться назад, я бы просто съела это чертово мясо, когда он попросил. В конце концов, мне все равно пришлось бы его съесть, и я не знаю, почему я думала, что смогу как-то достучаться до него, как разумный человек.

Я убирала за ним, была свидетелем его вспышек, и я заметила закономерность. Это был не просто единичный случай, рядом со мной лежала девушка с полиэтиленовым пакетом, который она засасывала в рот и обратно. Все это произошло, и я не думала, что могу его обидеть?

Он отреагировал размеренно, быстро провел ладонью по моему лбу, вбивая мой череп в массивное сосновое изголовье. Его руки были массивными, почти обхватывали мой череп. Он усилил хватку и повторил движение. В какой-то момент я потеряла сознание. Не помню точно, сколько раз он ударил меня головой, но было больно, как с похмелья Роберта Дауни-младшего.

Когда я очнулась, первое, что я заметила, – это отсутствие брюк. Туфли и носки тоже были сняты, как и рубашка с воротником, которую я купила, чтобы выглядеть более профессионально при продаже. Возможно, это было глупое вложение денег, учитывая, что я находилась на втором триместре беременности, но я рассудила, что смогу использовать ее снова, если у нас будет второй ребенок.

Я осталась в футболке, которую использовала как нижнюю рубашку. Она все еще была накинута на мой живот, который теперь выпирал еще больше, становясь еще более заметной частью человечества. Я потянулась вверх, чтобы прикрыться, но поняла, что и руки, и ноги у меня связаны, обмотаны вокруг круглых деревянных шаров, которыми были увенчаны все старинные столбики кровати.

Вдруг меня охватило какое-то неестественное чувство. Мой страх резко усилился, когда я поняла, что внутри меня что-то есть. Казалось, что то, что я ощущаю, находится очень глубоко. Я не могла видеть всю глубину, но то, что я испытывала, было ужасающим ощущением, которое ни одна женщина не смогла бы долго игнорировать. Мне пришло в голову, что, судя по текстуре и ощущениям, это могут быть изогнутые кости и плоть, прокладывающие себе путь внутрь меня. Лишь отдельные части его были толстыми на ощупь, и это, по-видимому, было решающим фактором. Других предметов в комнате я не видела, так что возможности были ограничены.

Было так много шуток, которые пришли бы мне в голову, если бы я смотрела фильм или слышала это как рассказ из вторых уст. Но здесь не было места для юмора, ничего смешного не происходило. Меня насиловали чужими останками. Меня насиловали мертвым по воле живых.

Hеряха стоял надо мной, как всегда без эмоций. Женщину он, видимо, подпер стулом в другом конце комнаты. Я предположила, что она наблюдает за происходящим через маленькое отверстие в своем мешке. Уверен, что она была так же окаменевшей, размышляя о своей судьбе.

Он снова набросился на меня, ударяя толстыми костяшками пальцев по лицу. Я слышал, как они хрустели, громкость треска увеличивалась с каждым ударом. Давление было настолько сильным, что я подумала, не развалится ли моя голова. Казалось, он целился мне в нос, и он был абсолютно уверен в этом. Он нанес столько ударов, что мое выражение лица больше напоминало миску с картофельным пюре. Мой нос был настолько сломан и деформирован, что кость полностью сошла с колеи, забравшись прямо на линию моего зрения. Кроваво-белое пятно блестело в свете тускло-желтой лампы.

Неряха потянулся к мясистой кости, которую он оставил во мне мариноваться. Он медленно провел своей отвратительной рукой по губам моего влагалища и снова начал копаться. Сначала казалось, что он не собирается извлекать из меня плоть. Ему больше нравилось играть со мной. Он слегка щекотал меня, но я не реагировала.

Я была слишком занята тем, что подавляла желание срыгнуть и одновременно пыталась не захлебнуться переполнявшей меня кровью. Она скользила по задней стенке моего горла, как тобогган в аквапарке. Я боялась, что задохнусь, если не буду глотать ее каждые несколько секунд, пока она скапливалась у меня во рту.

В конце концов он вытащил мокрый шарик жирного хряща, который все еще был прикреплен к кости, которую он разгрыз ранее. Этот шарик был пропитан тонкой, бледной, кремообразной субстанцией, которая, как я поняла, была лейкореей. Хотя это были обычные выделения из влагалища, появляющиеся во время беременности, они, конечно, были неаппетитными.

Никто в здравом уме не захочет наслаждаться слизью, сочащейся из его гениталий. Никто, кроме извращенного психопата, по милости которого я оказалась. Он сглотнул каплю, а затем свободной рукой зачерпнул из меня еще. Он держал ее так, словно это был некий интимный дар богов... как некий неизвестный деликатес, который он представлял обществу.

Как будто мясо и так не было отвратительным, но теперь оно достигло нового уровня мерзости.

– Теперь ты голодна? – спросил Неряха, запихивая мне в горло ужасную пищу.

Не в силах больше сопротивляться, я, как моглa, принялa эту смесь человечины, обессиленно обгладывая ее. Движения были просто покорными. Если мне удастся умиротворить Неряху, надеюсь, он уйдет. Я слизывала с мяса свои слизистые выделения, но он, похоже, не был удовлетворен моим энтузиазмом. Я была настолько истощена, что мне было трудно делать то, что он хотел, но я узнаю, что Неряха – мастер мотивировать.

Он схватил обломанный кончик торчащей носовой кости, которая выпирала из моего лица, и дернул его. Я почувствовал, как она давит, создавая мучительное давление на мое лицо. Это усилило мою напряженность до мании. Теперь я была похожа на бешеного зверя, вгрызающегося в плоть и кричащего без удержу. Чем большее усилие он прилагал, тем яростнее я становилась.

Я была настолько безрассудна, что даже сломала два зуба и проглотила их. В основном я отрывала куски плоти, но, находясь в таком первобытном трансе, я наносила и смертельные укусы, которые иногда зацеплялись за кость.

Когда я продолжала свою бешеную трапезу, кость вскоре оказалась почти голой. Неряха, видимо, был готов не обращать внимания на остатки жира ради меня. Он попеременно то облизывал ее несколько раз, то снова запихивал в меня. После десятка-другого циклов отсутствия моей реакции он бросил его на ковер.

– Десерт? – спросил он меня, опять не получив никакого ответа.

Я не знала, что сказать. Я была слишком разбита, чтобы что-то сказать, поэтому просто позволила ему говорить.

Он наклонился и снова встал, держа в руках 25-фунтовую^[3] гантель. Должно быть, он принес ее и оставил у кровати – сюрприз, сюрприз... Он не был похож на человека, который занимается спортом, так что зачем она ему – загадка. Но почему он ее взял, было неважно, важно было то, что он собирался с ней делать. Сначала я ничего не поняла, но когда он свободной рукой задрал мою рубашку, все стало ясно. Мой круглый живот вздулся и начал нервно подрагивать от предчувствия разрушения моей психики.

Он опустил гантель вниз с умопомрачительной скоростью. Я уже теряла сознание, но не успела опомниться, как он навалился на меня, врезавшись в живот с полным безразличием к перспективе жизни внутри. Первый удар на мгновение вмял меня в землю, заставив напрячь конечности и выплеснуть кровь изо рта, как в комедийном кино. Когда мой живот восстановил свою форму, я отчаянно задыхался от нехватки кислорода. Это был последний раз, когда мой живот сохранял свои материнские очертания, когда в психозе повторяющихся ударов неумолимой тяжести мой ребенок оказался в утробе матери.

Я чувствовала, как с каждым новым ударом рвутся мои внутренности. Мой живот пытался вернуться в нормальное состояние, но Неряха был слишком сосредоточен на его разрушении, чтобы у него был хоть какой-то шанс. Его свиноподобное лицо было ошарашено, когда он размахивал своими гнилыми протезами.

Его возбуждение было очевидным, когда он возился со своим членом, засунув свободную руку глубоко в брюки, а другой сосредоточившись на сокрушительных ударах. Его запредельное удовольствие сияло, это было физически заметно по его выражению лица, пот блестел по всему его огромному телу и лбу. Он возбужденно рычал на меня, из его ноздрей вытекала смесь слизи и соплей, стекавшая по губам.

Он не останавливался до тех пор, пока мои внутренности не стали как будто наполняться кашицеобразной консистенцией. Я попыталась закричать, но почти весь воздух покинул мое тело. Каждый раз, когда он ударял меня, я чувствовала, как трещат мои ребра. Они должны были быть сломаны, но общая боль и разрушение туловища вызывали ощущение, что меня охватил огромный пожар.

Мой ребенок был мертв. Наш ребенок был мертв. У Дэниела будет разбито сердце и, несомненно, он будет испытывать отвращение, если когда-нибудь узнает о случившемся. Я выдавала желаемое за действительное, гадая, найдут ли мое тело после того, как он расправится со мной. Если физические муки были непреодолимы, то душевные были не менее ужасны. Мой ребенок, еще не сделавший первого вдоха, был растерзан самым безжалостным способом, который только можно себе представить.

Ни дней рождения, ни сказок на ночь, ни обучения катанию на велосипеде. Никакого счастья. Это было уже невозможно. Все стало настолько гротескным, что мне казалось, что чрезмерное насилие проникает в мою голову. Я стала представлять себя сидящей за праздничным тортом, улыбающейся, а рядом – куча крови, сломанных костей и различных внутренностей. Затем я представила, как читаю сказку на ночь этой же куче, а Дэниел укладывает меня спать. И наконец, это месиво сидело на сиденье трехколесного велосипеда, а я с неумелыми результатами учила безногую лужу крутить педали. Теперь все было разрушено, все было разрушено.

Я чувствовала, как мои жидкости вытекают из-под ног по всей кровати, на мгновение собираясь в лужу, прежде чем погрузиться в испачканный мочой матрас. К тому времени, когда он решил бросить гантель рядом с собой, весь воздух покинул меня. Я хрипела, как пятидесятилетний курильщик на смертном одре. Все, чего я хотела, – это перевести дух и продолжать жить. Часть меня просто хотела, чтобы он покончил с этим; полученные мною травмы не обещали выживания и даже не казались привлекательными. Но Неряха дал бы мне все, что угодно, только не то, чего я действительно хотела.

Он снова просунул в меня руку примерно до половины предплечья. Я почувствовала, как он за что-то ухватился и бессердечно потянул. Он вытащил горсть красной мокрой ткани и с силой впихнул ее мне. Я все еще не могла отдышаться и пыталась проглотить лужи крови, которые постоянно заполняли мою открытую носовую полость. Мне казалось, что я тону в собственной сущности.

Не обращая внимания на мое свеженькое уродство, Неряха с силой разжал мою челюсть своими крупными костяшками пальцев. Он выпустил совок плотно сплетенной мертвой плоти в мой задыхающийся пищевод, а я продолжал кашлять, и слезы текли по моим щекам. Неряха был кукловодом моего рта, навязывая мне свою волю, заставляя меня жевать и в конце концов проглотить плод моей утробы и моего будущего ребенка. Не знаю почему, но внутри я чувствовала, что это доставляет ему удовольствие, хотя он оставался безучастным.

– Пора убираться, – сказал он почти механически.

Он подошел к стоящему на полу пылесосу «Бисселл» и включил его в розетку. Он снял с конца пылесоса насадку с широким наконечником и вставил длинную алюминиевую трубку в меня так далеко, как только мог. Перед тем как он включил пылесос, я снова начала громко плакать. Его окровавленная рука оставила на кнопке включения толстый мокрый отпечаток. Я уставилась на нее, чтобы не смотреть на него. Он вошел в меня так глубоко, что я почувствовала, как конец трубки с шипением всасывает мою шейку матки, или то, что от нее осталось.

Я почувствовала, как горячая вода, обжигающая мои разрушенные внутренние ткани, вытягивает из меня куски меня и того, что осталось от моего ребенка. Я с недоумением наблюдала за тем, как прозрачная область у основания пылесоса приобретает жуткий бордовый цвет. Затем я перевела взгляд на странного вида фрагменты, которые могли бы стать чем-то прекрасным, пока они кружились в мыльной багровой воде. Я хотела закричать еще громче, но у меня ничего не осталось. Вместо этого слезы продолжали литься.

К тому времени, когда он выключил аппарат, мне казалось, что я выпустила все возможные формы жидкости из организма. Освободив мои конечности, он бросил мне в лицо грязную вакуумную насадку и посмотрел на меня:

– Теперь убирай, – приказал Неряха.

Он смотрел прямо сквозь меня, как будто ожидал, что я сразу же начну убирать. Как будто на меня только что не было совершено жестокое нападение. Как будто травма, которую я получила, не могла убить более слабых людей. До этого момента я не задумывалась о том, как сильно я его ненавижу. В основном потому, что мне было слишком страшно. После того, что он со мной сделал, бояться было уже нечего. Я потеряла единственную вещь, которая имела для меня такое же значение, как Дэниел, – плод нашей любви.

Слабое мерцание света, за которое я цеплялась, как за спасательный круг, заключалось в том, что я знала, что по-прежнему нужна Дэниелу. Но, возможно, сейчас он был нужен мне больше, чем когда-либо. Я должна была немедленно вернуться к нему, все остальное стало второстепенным.

Ненависть к Неряхе заставляла злые мысли бурлить в моей голове. Что бы я могла сделать с ним при других обстоятельствах? Это казалось экзотической, надуманной мечтой, но иногда мечты сбываются...

Не знаю, как я нашла в себе силы, но я подняла свое избитое тело с кровати. Поняв, что я слушаюсь, он подхватил гантель и направился к двери. Я, как послушная девочка, включила пылесос «Бисселл» и принялась чистить кровать и отвратительную лужу на полу рядом с ней. Пылесосить кровать не имело смысла, но я подумала, что его сломанная психика требует этого. Он закрыл дверь и запер ее на ключ, как обычно. Наверное, я могла бы продолжать еще минуту или около того, пока не рухнула на пол.

ПРОГЛОЧЕННОЕ СПОКОЙСТВИЕ

Охватившая меня слабость и непроизвольное погружение в воспоминания, казалось, толкали меня в спираль психоза. Провалы в памяти продолжались, казалось, часами. Наконец я взяла себя в руки, когда посреди ночи начался шепот. Сначала я не могла понять, что это – мое воображение или просто часть кошмара, в который превратилось мое существование. Но когда он не прекратился, я, наконец, захотела открыть глаза. Пылесос почему-то не работал, видимо, при падении я вырвала шнур из розетки. Внутри все еще бурлило, казалось, моя кровь и плоть, которую высосал из меня Неряха.

– Эй, очнись. Пожалуйста, очнись и развяжи меня. Очнись и развяжи меня, пожалуйста, – продолжал голос.

Я посмотрела в ту сторону, откуда доносился звук, и увидела таинственную женщину, которую Неряха оставил связанной. Она по-прежнему сидела в кресле с черным мусорным мешком на голове, только теперь, похоже, гораздо лучше контролировала свое дыхание. Она пыталась освободиться от уз, но тщетно. Ей нужна была моя помощь. Я огляделась в поисках своих брюк, но их не было. Наверное, их забрал Неряха.

– Пожалуйста, помоги мне, мне так трудно дышать, – умоляла она.

Я не слишком уверенно оценивала ситуацию. Женщина выглядела как жертва, но кто может быть в этом уверен? Кирпичи и раствор этого дома были построены на безумии, я не могла никому доверять. Я собралась с силами и встала. Мое лицо жестоко распухло, увеличившись почти вдвое, носовая кость все еще была обнажена, но большая часть открытой плоти, казалось, наконец-то высохла. Внутри меня все клокотало, а когда я встала, по бедрам еще стекали свежие капли.

– Слушай, извини, но... Я тебя не знаю. Откуда мне знать, что ты тоже не сошла с ума? Я не могу быть уверена, что тебе можно доверять, – сказала я.

– Сними мешок, – ответила она.

– А что это докажет?

– Когда ты увидишь, что он со мной сделал, ты поймешь, что я такая же жертва, как и ты. Поэтому, пожалуйста, сними мешок.

Она была связана, я догадалась, что, сняв мешок, я не подвергну себя дополнительной опасности, что и сделала. Если эта женщина не была частью зла в этом доме, то, может быть, мы вместе найдем выход. К черту, что я теряю?

Я просунула пальцы в маленькое отверстие в верхней части мешка и стал расширять его. Когда я растянула его достаточно далеко, я увидела о чем она говорила. У нее отсутствовал весь скальп, и обнажившаяся кроваво-белая плоть представляла собой жуткое зрелище.

Это было еще детским лепетом по сравнению со следующим откровением. Все, что окружало рот, исчезло – не было ни губ, ни кожи. Зубы были полностью обнажены, и ее можно было сравнить со скелетом, который никогда не подвергался разложению. Она больше походила на экстремальную декорацию для Хэллоуина, чем на человека. Вид ее лица заставил меня вздрогнуть. Мне было неприятно делать это, когда она смотрела на меня, но это было непроизвольно.

– Если бы тебе пришлось гадать, учитывая твой собственный опыт общения с ним, как ты думаешь, где он мог пришить мне губы? – спросила она меня с выражением, которое было трудно деконструировать, поскольку ее лицо уже было.

Несмотря на разрушение полости рта, ее речь была по-прежнему четкой.

Мне было трудно сосредоточиться на ее словах, я не могла перестать смотреть на ее обнаженные десны и отсутствующие губы. Я не была готова ответить на ее вопрос, поэтому не стала этого делать. Вместо этого я просто решила развязать ее. Пытки, которым я ее подвергла, сделали меня верующей. Она разумно предложила мне снять мешок.

В ее рассказе об ужасах чувствовалось странное спокойствие. Это спокойствие, казалось, передалось и мне. Между нами двумя все стало гораздо более рациональным. В хаотичной и тревожной ситуации мы были похожи на два кусочка пазла, которые могли сложиться в единое целое.

– Я слышала, как ты приходила на днях; я никогда не знала другой женщины, которая занималась бы продажей товаров от двери к двери.

– Первая... и последняя... – пробормотала я побежденно.

– Да, наверное, ты жалеешь, что вообще согласилась на эту работу, – усмехнулась она, как-то сразу найдя в себе юмор, но быстро замолчала, увидев себя в зеркале.

– Не знаю, как я могла быть такой глупой, я просто думала, что это еще один грязный дом. Еще одна быстрая продажа. А теперь я в этом участвую.

– У меня для тебя хорошие новости, – сказала женщина.

Трудно было понять, пытается она улыбаться или нет.

– Что может быть хорошего в этом ужасном месте? Не дразни меня, у меня слезы кончились, – предупредила я.

– Полагаю, ты все время пробыла здесь, за время своего относительно короткого, но сурового пребывания, не так ли? – спросила она.

Я ответила ленивым кивком.

– Ну, вот что я знаю точно: он не держит девушек долго. Он издевается над ними неделю или около того, а когда ему надоедает их насиловать или он их слишком сильно уродует, он от них избавляется...

– Как давно ты здесь?

– Чуть больше двух недель. Из всех правил есть исключения, если ты ему понравишься или окажешься полезной, он может тебя оставить. Но за то время, что я здесь, "ушло" уже больше десятка человек. Я видела, как он съедал некоторых из них, а другие просто исчезали. После того, как он снял с меня макушку, – она указала на свой сырой череп, – он заставил меня сесть. Потом он заставил меня смотреть, как он варит мой скальп и волосы. Я сидела и вдыхала запах собственной плоти, наполнявший воздух этой отвратительной кухни. Потом, как собака, получившая новое лакомство, он некоторое время грыз резиновую кожу, а затем слизнул ее со всеми моими волосами, как спагетти. Похоже, ему очень понравилась эта часть. Я все время молилась, чтобы он подавился комочком шерсти, но, наверное, это просто кошачья особенность...

– У меня нет слов, чтобы выразить, как сильно мне хочется блевать, – сказала я, не задумываясь, наверное, я могла бы быть немного более чувствительной к этой ситуации.

Я говорила без всякого фильтра, как будто в зубах у меня не застрял комок моего собственного зародыша.

– Как сильно ты хочешь блевануть? Я, блядь, должна была за этим наблюдать.

– А как же остальные? Ты знаешь, что он с ними сделал?

Она подошла к окну и отодвинула штору. Мы увидели огромный обветренный сарай, от которого исходило жуткое сияние. Он казался намного больше, чем тогда, когда я впервые его увидела. Он был похож на ад. Наверное, так оно и было.

– Не знаю, но что бы он ни делал, это происходит вон в том сарае, – сказала она, указывая на зарешеченное окно. – Oн забирает их туда. Я видела, как многие заходили туда, но ни одна не вышла.

– Интересно, что там внутри... – размышляла я, предлагая эту мысль вслух.

– Не знаю, и не собираюсь узнавать. Я лучше просто сбегу из этого дома демонов и позволю властям провести расследование. Лучше я узнаю об этом много лет спустя... когда я буду знать, что я выжила... Hет, когда я буду знать, что мы выжили. Тогда мы сможем посмотреть это по телевизору, не выходя из моей квартиры, договорились?

Какая замечательная фантазия. Какой бы абсурдной она ни казалась в данный момент, но все же это была приятная мысль в моей голове, где позитив почти исчез. Я решила подшутить над ней, может быть, она знает что-то, чего не знаю я.

– Хорошо, договорились, но как именно ты собираешься это сделать? – спросила я тоном, который говорил о том, что вариантов для побега практически нет.

– Вернемся к хорошим новостям. Мне кажется, что уже пора, – сказала она, расстегивая молнию на джинсах.

Я сначала не поняла, что она делает, но потом заметила, что ее губы действительно были вставлены в то место, о котором я догадалась после ее первого вопроса: в вагинальное отверстие. Вся область выглядела очень сырой и раздраженной. Жестоким толстым черным швом были пришиты ротовые губы к женским.

Они свисали вниз, как причудливый рот клоуна, ожидающего цирковой шутки. Каждые несколько секунд казалось, что они вот-вот начнут смеяться. Это была самая странная пара, которую я когда-либо видела. Мне и так было не по себе, но это зрелище заставило меня насторожиться. Оно напомнило мне, что все всегда может стать еще хуже.

Я не сразу поняла, что она делает. Для невысокой женщины она могла многое в себе держать. Она высрала дерьмо, которое было самым большим из всех, что я когда-либо видела у женщин. Больше, чем все, что я видела, оставленное в дамской комнате, и больше, чем все, что когда-либо выходило из меня. Запах горячих фекалий проник в мой зев и заставил меня вздрогнуть.

Она сдерживалась какое-то время. В конце концов, она была здесь намного дольше, чем я. Наверное, Неряха часто кормил ее насильно, а может быть, это был первый шанс побыть наедине с собой. Когда она закончила, то вытерла задницу наволочкой с кровати. Она бросила ее в шкаф и повернулась, чтобы посмотреть на меня.

– Извини, я знаю, что это стыдно и отвратительно. Почему-то мне уже все равно, но в глубине души я знаю, что должно быть, – сказала она и стала протирать свои экскременты пальцем, обмотанным куском пластика из мусорного пакета.