Текст книги "Сеньор Кон-Тики"
Автор книги: Арнольд Якоби
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
часть третья
СКВОЗЬ БУРИ
В 1947 году на берега Южной Норвегии нечаянно забрело южное лето. Не лето – мечта: лучезарные дни, ночи словно нежное вино. Беспечная, ленивая пора, которая живет в памяти, будто один скоротечный райский день. В моей жизни в то лето не произошло никаких особых событий. Но одна вещь запомнилась удивительно ярко и отчетливо.
Это было в начале августа. В старом почтовом ящике лежали письмо и газета. Я поспешил разорвать конверт и прочел:
«От Общества норвежских коротковолновиков, радиостанция LAIG.. ;„Кон-Тики“. Прилагаем радиограмму, принятую сегодня ночью через США. С уважением, Эгиль Берг. – Арнольду Якоби, Ларвик, Норвегия. Наш плот приближается к цели. Все в порядке. Привет старому другу от Тура и Эрика».
XII. Назад пути не будет
Я отыскал тень, сел и прочел письмо еще раз. Мои мысли перенеслись на противоположный конец земного шара, где шесть молодых смельчаков шли через необозримый Тихий океан на примитивном плоту. Я хорошо представлял их себе – смуглые, обветренные, обросшие, настоящие дикари с виду. Чем они заняты в эту минуту? Может быть, плот лениво переваливает через длинные валы. А может быть, команда сражается не на жизнь, а на смерть со стихиями. Или с морскими чудовищами. Мне оставалось гадать, какие трудности и лишения выпали на их долю. Я знал только, что это плавание, одно из самых удивительных в наше время, состоялось несмотря на то, что одни специалисты высмеяли эту затею, другие прочили ей провал, а участникам – гибель.
Да я и сам был в числе скептиков. В марте 1946 года я гостил неделю у Лив и Тура в их домике под Лиллехаммером. Днем Тур сидел над своим трудом «Полинезия и Америка. Очерк доисторических контактов». А вечером мы вспоминали детство и мрачные годы, когда были разлучены жестокими, бессмысленными силами. Зато как хорошо теперь сидеть вместе, словно в прежние времена. Нет, не как прежде… В глубине души мы знали, что прежнего не вернуть. Война на всех троих наложила свою печать. На Лив, быть может, не в такой степени, но и то трудные годы умерили ее живость. Зато она стала более зрелой и, главное, самостоятельной. Тур был все тот же «цивилизованный дикарь» с мальчишеским обаянием, но от неуверенности в себе не осталось и следа. Теперь его главной чертой стала целеустремленная энергия, которая раньше прорывалась лишь изредка. Помню, я сидел и подыскивал слово, которое годилось бы как определение для этого «нового» Тура. «Железный человек», сказал я себе, не очень хорошо сознавая, какой смысл вкладываю в это слово. «Железный человек», под панцирем которого, однако, кроются и тепло, и юмор.
Мы заговорили о будущем. Тур был твердо намерен довести до конца свой труд, обосновать теорию о двух волнах заселения Полинезии. Вот он в нескольких словах излагает суть проблемы, облекает свои догадки в форму вопросов и сам же на них отвечает. И вырисовывается картина настолько ясная и простая, что другой итог кажется невозможным. Конечно, говорил он, специалисты будут возражать. Они утверждают, что нельзя было на примитивных судах пройти через океан из Перу в Полинезию, что острова Южных морей были недосягаемы для древних народов Южной Америки. Для этих ученых весь Американский континент все равно, что бурдюк, из которого ничто не могло пролиться, пока Колумб его не развязал. Тур поставил себе задачу доказать, что бурдюк протек задолго до плавания Колумба.
Когда европейцы впервые приплыли на острова Тихого океана, их удивило, что среди островитян немало людей с бородой и почти белой кожей – черты, которых нет у американских индейцев и народов Юго-Восточной Азии. На многих островах целые роды отличались светлой кожей, светлыми – от рыжеватых до белокурых – волосами, серо-голубыми глазами и почти семитским типом лица с орлиным носом. У настоящих полинезийцев кожа была золотисто-смуглая, волосы черные, нос плоский, мясистый. Рыжеволосые считали себя прямыми потомками первых вождей – Тангароа, Кане, Тики, которых они называли белыми богами.
На Фату-Хиве старик Теи Тетуа рассказывал Туру про Тики – бога и вождя, который привел предков современных островитян на Маркизские острова из «большой страны, лежащей далеко за морем».
– Продолжая свои исследования, – говорил Тур, – я был вынужден зарываться все глубже и глубже, чтобы попытаться установить родину общеполинезийского племенного бога Тики.
И он нашел следы легенды о Тики и бородатых белых людях не только в Полинезии, но и в древней Америке.
Когда испанцы во главе с Франсиско Писарро в 1527 году проникли в Перу, они заметили, что большинство андских индейцев – смуглые и малорослые, тогда как члены правящих инкских родов отличались высоким ростом и более светлой кожей и они были бородаты. Педро Писарро, двоюродный брат Франсиско, особо отмечал, что у некоторых самых светлокожих аборигенов были рыжие волосы. Современные исследования подтвердили это. На тихоокеанском побережье Перу в песчаной пустыне найдены склепы с многочисленными превосходно сохранившимися мумиями. У некоторых – жесткие черные волосы, как у нынешних индейцев, а у других волосы рыжие или каштановые, мягкие и волнистые, какие можно увидеть у европеоидов. У них же более длинный череп и высокий рост; они во всем заметно отличаются от современных перуанских индейцев. Но другие особенности, да и вся культура этих рыжеволосых индейцев ясно показывают, что они были не европейцами, а одной из многих ветвей американских аборигенов.
Педро Писарро спросил инков, кто эти рыжие светлокожие люди. Ему ответили, что они – потомки виракочей, божественной расы белых бородатых людей, живших здесь до того, как инки пришли к власти. Мол, это были мудрые миролюбивые учителя, которые в давние времена пришли с севера и передали предкам инков свои знания в строительстве и земледелии, а также свои обычаи и нравы. Но затем против них выступил вождь по имени Кари, родом из долины Кокимбо в Центральном Чили. В битве на острове посреди озера Титикака (он известен теперь под названием острова Солнца) светлокожие были перебиты. Однако их предводитель Кон-Тики бежал со своими сподвижниками – сперва на север, в Куско, ставший потом столицей инков, оттуда в Пуэрто-Вьехо на тихоокеанском побережье Эквадора, население которого пользовалось бальсовыми плотами. За то, что люди эти были светлокожими и исчезли, словно пена на волнах, они получили инкское наименование виракоча (морская пена), а их предводитель стал называться Кон-Тики Виракоча. До инков он был просто Кон-Тики (Солнце-Тики), или Илла-Тики (Огонь-Тики). Предание говорило, что он был верховным жрецом и богом солнца.
Исторически известно, что, когда Писарро и его люди высадились в Тумбесе, на севере Перу, их приняли за вернувшихся из Тихого океана виракочей. Пользуясь этим, горстка испанцев проникла в сердце укрепленной инкской империи и обманом захватила в плен вождя Атауальпу, причем огромная инкская армия их даже не тронула. И в наши дни в Перу белых называют виракочами.
Придя на лежащее высоко в Андах озеро Титикака, испанцы нашли там самые величественные развалины во всей Южной Америке – Тиауанако. Здесь был холм, превращенный трудом человека в ступенчатую пирамиду, классические сооружения из огромных, изумительно обработанных и подогнанных каменных плит, многочисленные большие каменные скульптуры. Известный испанский хронист Сьеза де Леон, посетивший это место в 1549 году, расспрашивал индейцев про величественные сооружения; ему сказали, что они были созданы виракочами задолго до того, как к власти пришли инки.
Такие же своеобразные ступенчатые пирамиды, высокие каменные стены и огромные скульптуры были найдены европейскими первооткрывателями на некоторых ближайших к Южной Америке островах Полинезии. И здесь местные жители приписывали их создание древнему племени людей-богов.
– Теперь я уверен, – говорил Тур, – что белый вождь и бог Солнце-Тики, который покинул Перу, и белый вождь-бог Тики, сын солнца, который прибыл в Полинезию и стал легендарным основателем древнейшей островной культуры, – одно лицо. Подробности его жизни в Перу и древние местные названия района озера Титикака мы встречаем также в исторических преданиях островитян Полинезии о родине их предков.
Но как Солнце-Тики и его виракочи попали в Полинезию?
На бальсовых плотах с парусами. Во многих старинных испанских рукописях сохранились описания их конструкции и достоинств. Когда испанцы шли в Перу, их первая встреча с индейцами-инками состоялась в море, где они увидели, тридцатитонный плот с мачтами, реями и превосходными хлопчатобумажными парусами. На плоту было около двадцати человек, мужчин и женщин. Он вез большой груз разных товаров. Прибыв в Перу, испанцы увидели целую флотилию таких плотов, которые направлялись под парусами к острову Пуна у берегов Эквадора, везя инкские войска.
Через триста с лишним лет после завоевания страны испанцами индейцы приморья использовали плоты для перевозки грузов и рыбной ловли, и они смело ходили вдоль незащищенных берегов и в водах с коварными течениями. В конце девятнадцатого; века мореходный плот исчез, и, когда современные ученые принялись исследовать путешествия инков, бальсовый плот был уже забыт в Перу. Его приходилось изучать по старинным рукописям и чертежам.
В 1932 году видный американский археолог доктор Сэмюэль Лотроп (Гарвардский университет) опубликовал работу «Мореходство аборигенов у западных берегов Южной Америки». Он подробно описал бальсовый плот, его мачту, снасти, парус и своеобразное рулевое устройство и заключил, что у этого плота есть опасная слабость: бальсовые бревна быстро впитывают воду и тонут. Время от времени плот приходится вытаскивать на берег и сушить, поэтому люди не могли выходить на нем в далекие плавания к островам Тихого океана.
Блестящий труд доктора Лотропа был всеми признан, приняли и его вывод, что бальсовые плоты поневоле прижимались к берегу, так как могли совершать только короткие переходы. Десять лет спустя историк П. Минз в труде «Доиспанское мореходство у андского побережья» говорил о бальсовом плоте, что этот тип судна «может только вызвать презрение у судостроителей других мореходных народов». Специалисты по тихоокеанским островам явились проводниками Таких же взглядов в литературе о Полинезии. Так, этнолог Уэклер утверждал: «У американских индейцев не было мореходных судов, способных дойти до Полинезии». В своей широко известной книге «Введение в полинезийскую антропологию», изданной в 1945 году, крупнейший авторитет по полинезийским вопросам Питер Бак [4]4
В советской литературе Питер Бак больше известен как Те Ранги Хироа. – Прим. пер.
[Закрыть]писал о том, как могли попасть на острова Южных морей разные элементы исконной культуры, например батат: «Поскольку у индейцев Южной Америки не было ни судов, ни мореходных навыков, необходимых, чтобы пересечь просторы океана, отделяющие их берега от ближайших островов Полинезии, их никак нельзя считать переносчиками». Другие авторитетные ученые, доктор Роланд Диксон и доктор Кеннет Эмори, ранее допускавшие, что представители перуанских цивилизаций принесли в Полинезию свои растения и свою технику каменной кладки, теперь отказались от этого взгляда, поверив, что бальсовые бревна быстро тонут. Установилось полное единодушие.
За плечами Тура был только незавершенный университетский курс зоологии да собственные занятия по этнографии. Между тем он чувствовал, что стоит у подножья огромной горы традиционного мышления и предвзятости. Он не сомневался, что этнографы отвергнут его аргументы как дилетантские, потому что у него нет ученой степени. Археологи, социологи и лингвисты точно так же сочтут его чужаком, пиратом, нагло вторгшимся в заповедные воды. И ничего не скажешь, такой скептицизм только естествен. Тур понимал, что с точки зрения специалистов в разных областях, которые он хотел объединить в общем исследовании, в его труде, наверно, найдутся слабые места. Но это играет второстепенную роль. Главное, что, подходя к вопросу со всех сторон, он показал несостоятельность прежних теорий заселения Полинезии. Они подтверждались фактами лишь какой-нибудь одной отрасли науки, но, стоило выйти за пределы этой отрасли, и эти теории не выдерживали критики. Его гипотеза обобщала материал, добытый разными науками, и какие-то частные ошибки не могли поколебать ее в целом. Тур не боялся принять бой. Пусть он не специалист в какой-либо отдельно взятой области и не нашел пока неизвестных раньше данных, зато он тщательно изучил и свел воедино все, что было известно о заселении человеком островов Тихого океана. В этом смысле Тур мог потягаться с любым специалистом. И он не сомневался, что нашел верный ответ на старую загадку Полинезии.
Как убедить других?
Он отправится в Америку с рукописью «Полинезия и Америка». А если ученые не захотят его выслушать, он готов пересечь Тихий океан на бальсовом плоту и убедить их, что мореплаватели древнего Перу могли достичь островов Полинезии.
Лив считала его замысел безрассудным. Я тоже. Неужели нельзя доказать то же самое, бросив в море бутылки и проследив, куда их вынесет течение? Нет, отвечал Тур. Ведь что надо показать? Что люди на бальсовом плоту могли преодолеть все препятствия и опасности на этом маршруте.
С тревогой в душе уезжал я от них. Мало того, что такое плавание грозило кончиться бедой, было похоже, что безумная затея Тура грозит его отношениям с Лив. И все же я чувствовал, что он, если понадобится, поставит жизнь на карту, чтобы подтвердить свою гипотезу.
Так и вышло.
В книге про экспедицию «Кон-Тики» [5]5
В русских переводах эта книга была издана под неправильным, искажающим цели дрейфа названием «Путешествие на „Кон-Тики“», как бы подчеркивающим туристский смысл путешествия вместо научного смысла этой экспедиции. Правильное название книги «Экспедиция Кон-Тики». – Прим. ред.
[Закрыть]Тур как-то вскользь говорит о том, какая борьба предшествовала экспедиции – борьба против недоверия, интриг, высокомерия. Он считал, что это не относится к делу, и поэтому многие думают, что стоило молодому исследователю сказать «Сезам!», как перед ним открывались все двери. В действительности же вплоть до выхода плота из Лимы не один месяц длилась самая яростная и тяжелая битва в жизни Тура.
Прибыв в Нью-Йорк с тремя экземплярами рукописи «Полинезия и Америка» и с почти пустым карманом, он стал посылать свой труд крупнейшим ученым при американских университетах. Одни присылали ответ – вежливый и неутешительный. Другие попросту возвращали рукопись без всяких комментариев. Кое-кто даже не читал ее. Это был бой с чудовищем, имя которому косность и нерушимая вера в слово специалистов.
Среди тех, кому он направлял свою рукопись, был доктор Герберт Спинден, президент Клуба исследователей и директор Бруклинского музея. Не дождавшись ответа, Тур собрался с духом и сам пошел в музей. На столе у доктора Спиндена лежала невскрытая бандероль с рукописью – результатом восьми лет работы!
Тур вкратце изложил свою гипотезу, но старый ученый только пожал плечами.
– Вы ошибаетесь, – сказал он. – В корне ошибаетесь.
– Но вы еще не прочли моих доводов!
– Доводы! Нельзя подходить к этнографическим проблемам как к детективным загадкам.
– Почему нельзя? Все выводы основаны на моих собственных наблюдениях и фактах, установленных наукой.
– Задача науки – чистое исследование. А не попытка доказать то или иное. Да, в Южной Америке существовала одна из самых удивительных цивилизаций прошлого, и мы не знаем, ни кто ее создал, ни куда эти люди исчезли, когда пришли к власти инки. Но одно несомненно. Ни один из народов Южной Америки не перебрался на острова Тихого океана. И знаете почему? У них не было для этого судов!
Опять это старое возражение…
– У них были плоты, – сказал Тур. – Вы же знаете – бальсовые плоты.
Старик улыбнулся.
– Что ж, попробуйте сами пройти из Перу до тихоокеанских островов на бальсовом плоту!
Тур промолчал. Зажав под мышкой рукопись, вышел на улицу, где он был всего лишь одним из многих прохожих, а не безумцем, повергавшим в смятение почтенных людей.
В какой-то мере именно слова Спиндена послужили мечом, разрубившим узел. Тур понял, что нет никаких надежд поколебать господствующую теорию. Она вполне устраивала ученых, они просто не желали признавать новое и необычное воззрение, выдвинутое исследователем-любителем, к тому же таким молодым.
Что ж, он примет вызов. И в октябре 1946 года Тур написал в Осло своему другу, фотографу Эрлингу Шервену:
«… Один из главных аргументов противника – до Колумба у жителей перуанского приморья были бревенчатые плоты, который не могли одолеть две тысячи миль, отделяющие Перу от острова Пасхи… Если я не найду другого способа заставить выслушать меня, то построю точную копию плотов, которые подробно описаны европейскими первооткрывателями. С командой в двенадцать гребцов я попытаюсь доказать, что такой переход осуществим, ведь на всем пути у меня будет попутное течение и пассат. Другими словами, я задумал воспроизвести древнее плавание из Южной Америки на острова Южных морей на инкском плоту…» [6]6
Тур Хейердал решился на это плавание. Организация его стоила больших усилий и денег. Но все было сделано, а как прошло плавание на плоту, читатели знают из книги Хейердала «Экспедиция Кон-Тики». – Прим. ред.
[Закрыть]
XIII. «Горячка Кон-Тики»
Двадцать девятого сентября 1947 года норвежский теплоход «Тур I» вошел в гавань Сан-Франциско. На палубе теплохода лежал «Кон-Тики». Косматый от высохших водорослей, нос разбит, поперечины сломаны, но в остальном вполне сохранный. Мачту починили, плетеную каюту выпрямили.
Шестеро загорелых мореплавателей стояли у борта и с волнением смотрели на длинный пирс.
Три человека пришли встретить их: секретарь экспедиции Герд Волд, норвежский генеральный консул в Сан-Франциско Ерген Галбе и какой-то незнакомый господин, который сердечно приветствовал шестерку и вручил Туру счет от пароходства на десять тысяч долларов. Ведь теплоход сделал крюк, чтобы забрать на Таити членов экспедиции Хейердала. Тур был потрясен. Он вовсе не просил, чтобы за ним специально заходили. Его запрос касался только попутных судов, но в Норвегии кто-то перепутал и послал «Тур I» в Папеэте. Откуда он возьмет деньги? Мысль о долгах отравляла ему, даже самые приятные минуты плавания. А тут – еще десять тысяч долларов. И ведь он обязан оплатить остальным пятерым дорогу домой. Мысли невольно возвращались на уединенный островок Рароиа, где не было таких проблем…
Вдобавок возникло новое затруднение. Что делать с плотом? Чтобы спустить его на воду, надо платить положенные суточные сборы; на пристани свободного места не нашлось; отвести плот в море и пустить его там нельзя – опасно для судоходства. Тур немало помучился, пока его не выручил один норвежский судовладелец. Его теплоход доставил плот в Антверпен, а оттуда другое норвежское судно привезло «Кон-Тики» в Норвегию.
Хотя Тур и его отважные друзья благополучно вернулись в Америку, им было не до того, чтобы праздновать победу. Лишь благодаря генеральному консулу руководитель экспедиции смог занять еще денег для всей шестерки на самолет до Вашингтона. Здесь норвежское посольство устроило в их честь прием; от норвежского правительства пришло телеграфное поздравление «с блестящим достижением». Но хотя «Нью-Йорк таймс» и другие видные американские газеты печатали короткие радиосообщения с плота, широкая публика плохо представляла себе, в чем был смысл экспедиции. В довершение ко всему норвежский культурный атташе в Вашингтоне заявил репортерам, что, конечно, плавание «Кон-Тики» – спортивный подвиг, но его научная ценность весьма сомнительна.
В числе тех, кто с самого начала внимательно следил за плаванием шестерки, был президент США. Он распорядился, чтобы собирали все вырезки о «Кон-Тики»; теперь президент пригласил всю шестерку в Белый дом, чтобы непосредственно от них услышать рассказ о плавании.
Естественно, это повлияло на американскую прессу; известные журналы и крупные кинокомпании просили интересных фотографий и кадров. Кроме обычных фотоснимков у экспедиции было восемь тысяч футов заснятой 16-миллиметровой кинопленки. Ее в два счета проявили, и представители «Парамаунта», «РКО» и других ведущих кинофирм собрались просмотреть сырой, несмонтированный материал. Этот просмотр был сплошным кошмаром для Тура. Час за часом на экране беспорядочно мелькали какие-то световые пятна вперемежку с волнами, тучами, бородатыми физиономиями и извивающимися рыбами. Лишь иногда можно было проследить цельные эпизоды. Половина ленты и вовсе пропала из-за сырости и повреждения одной из камер.
После просмотра специалисты в один голос заявили, что фильм абсолютно непригоден. Правда, одна компания предложила 200 долларов за все, но Тур не согласился. Как ни разочаровал его результат просмотра, кое-какие куски все же годились, чтобы слепить фильм для показа на лекциях. И он отправился вместе с Кнютом Хаугландом в Нью-Йорк, где принялся за работу над фильмом.
В Нью-Йорке Тура ожидали два приятных сюрприза. Владелец теплохода «Тур I» Ларс Христенсен пригласил его на обед в знаменитый клуб «Двадцать одно» и попросил рассказать про экспедицию. К концу обеда, когда подали третье, Ларс Христенсен наклонился к Туру и сказал ему на ухо:
– Я слышал, мое пароходство вело с вами переписку по поводу какого-то счета… Забудьте об этом!
Никогда в жизни Тур не ел такого вкусного десерта.
В эти же дни «Лайф» попросил предоставить ему право первой публикации фотоснимков экспедиции. Несколько дней Кнют помогал работникам редакции разобраться в отпечатках. Затем Тура пригласили к главному редактору, который осведомился, сколько он хочет получить за снимки.
– Две тысячи долларов, – ответил Тур; в душе он считал, что запросил многовато.
– Тогда вас это устроит, надеюсь, – сказал редактор, вручая Туру чек на пять тысяч.
Придя в себя от неожиданности, Тур отправился к своим кредиторам, и прежде всего к военному атташе Мюнте-Косу, чтобы уплатить часть долга.
Клуб исследователей, который сыграл важную роль в подготовке экспедиции, пригласил Тура выступить двадцать пятого ноября с отчетом. Опять он столкнулся с нехваткой времени, ведь фильм был далеко не готов. Вместе с двумя товарищами Тур работал день и ночь, чтобы сделать из восьми тысяч футов пленки сносный фильм. За полчаса до доклада они еще клеили ленту. Не успев даже просмотреть, что получилось, Тур сел на вызванное такси и поспел как раз вовремя. Пустили фильм, и Тур прямо по ходу действия принялся импровизировать комментарий, причем у него было такое чувство, что доклад провалился, – в зале царила какая-то гнетущая тишина. Кое-как он закончил рассказ… прошло несколько томительных секунд – и грянули аплодисменты. Фильм «Кон-Тики», дающий лишь самое общее представление об увлекательной экспедиции, вполне себя оправдал как иллюстрация к лекциям.
Через несколько дней Тур вылетел в Осло. Надо было рассчитываться с долгами, и он задумал прочитать серию лекций, чтобы добыть еще денег. Книга «В поисках рая», а также статьи и доклады довоенной поры создали ему имя, и он рассчитывал на полные залы. Но недаром говорят, что нет пророка в своем отечестве. Редкие и путаные сообщения норвежской печати, несомненно, причастны к тому, что в Норвегии мало кто принимал всерьез экспедицию «Кон-Тики». Большинство восприняло плавание плота как рекламный трюк – нечто вроде спуска в бочке по Ниагарскому водопаду или двухмесячного сидения на флагштоке. Вернувшись на родину, Тур и другие члены команды узнали, что их друзья и родные наслышались всяких неприятных словечек вроде «мальчишество», «погоня за рекламой»… О царившей тогда атмосфере говорят приводимые ниже слова столичного репортера, который интервьюировал Тура вскоре после его приезда:
«… Опять этот Хейердал? И опять „Кон-Тики“? Почему?.. Мы охотно оставили бы в покое эту тему, но есть одна проблема, она нас так интересует, что мы решили заставить славного командира „Кон-Тики“ толком объяснить нам смысл первых странных сообщений, которые поступали из океана. Если судить по ним, речь шла отнюдь не о серьезной научной экспедиции, просто шесть бойскаутов слали приветы папе, маме и другим дядям и тетям…»
Лекционное турне не удалось. Два доклада в столице, еще несколько в других городах страны, а потом интерес организаторов кончился, несмотря на добрые отзывы печати и отличный прием у слушателей. А ведь Тур связывал с этой затеей столько надежд, она должна была помочь ему погасить долги.
Он видел только один выход – опять ехать в США и попытать счастья там. Тур подписал контракт с американским импрессарио: сто лекций, по одной в вечер, за каждую лекцию двести долларов, и лектор сам платит за гостиницу и дорогу. Двадцать тысяч долларов – великолепно, он рассчитается со всеми долгами!
Увы, это был самообман. Не говоря уже о страшной нагрузке – ежедневные лекции три месяца подряд, выручка далеко не отвечала его расчетам. По неопытности Тур не обратил внимания на то, что по контракту право составлять график поездок принадлежало импрессарио, а тот позаботился только о своей выгоде, ничуть не считаясь с расстояниями и стоимостью поездок. Поэтому Тур все время находился в пути. Сегодня он выступает в Миннеаполисе, завтра – в Сан-Франциско, потом в Сиэтле у канадской границы, оттуда – опять на юг, в Лос-Анжелес, а на следующий день читает доклад в Споукэне по соседству с Сиэтлом. День и ночь больше трех месяцев колесил он по континенту; две недели подряд спал только в поезде или самолете. Однажды Тур прилетел в Нью-Йорк на самолете из Чаттануги в штате Теннесси. Он очень спешил, чтобы не опоздать на лекцию в Американском музее естественной истории. И прибыл вовремя, только на год раньше условленного срока. Импрессарио верно указал ему месяц, день и час, а вот год перепутал…
Общая выручка оказалась куда меньше, чем надеялся. Тур. Нередко после покрытия всех расходов у него оставалось лишь несколько долларов. Поездка в один из южных штатов обошлась ему в сто девяносто три доллара, и выручка составила… семь долларов. И все-таки удалось покрыть еще часть огромного долга.
… Бывает, в душу закрадывается смутная тревога, предчувствие какой-то беды. Сейчас, когда я пишу эти строки, мне вспоминается один осенний вечер 1948 года. Я сидел за столом над рукописью, вдруг зазвонил телефон. Взяв трубку, я услышал голос Тура, негромкий, но взволнованный. Он попросил меня завтра утром зайти к нему в старый дом на Каменной улице; там теперь опять поселился его отец. Разговор будет короткий, Тур приехал в Ларвик ненадолго, но дело важное.
На следующий день, придя в дом Хейердалов, я услышал от него, что они с Лив решили разойтись – разойтись по-хорошему, остаться друзьями. Дескать, так будет лучше для обоих. Казалось бы, все, что они пережили вместе – долгое уединение на Фату-Хиве, голодные дни в Ванкувере, тяжелая пора в Трейле, – должно было только прочнее связать их вместе. Но этого не вышло. Они были слишком разные люди, чтобы достичь полного взаимопонимания. Война разлучила их, и они созревали порознь. Сложились два разных человека, со своими взглядами на жизнь, и после войны они встретились почти как чужие.
Тур рассказал мне, что это во многом осложнит им жизнь. Если говорить о материальной стороне, перспективу никак нельзя было назвать радужной. Вся надежда на книгу «Экспедиция Кон-Тики», которую он написал за лето. Слушая, как Тур рассказывает мне про свою новую книгу, я чувствовал, что он вовсе не рассчитывает на громкий успех. И когда она вышла 1 ноября 1948 года, его расчет как будто оправдался. В Норвегии книгу приняли сдержанно, и, хотя печать дала хорошие отзывы, была заметна известная осторожность, порожденная недоверием, которое вызывали у некоторых мотивы экспедиции.
Тур продолжал читать лекции, теперь уже в Швеции. Здесь его с первой минуты ожидал большой успех. Он был полностью вознагражден за прошлые разочарования. В Стокгольме все время полные залы, дальше на очереди стояли новые города, а в столице стали выступать другие участники плавания. Из Швеции он вылетел в Лондон, где 6 декабря выступил в Королевском географическом обществе. Потом Тур совершил турне еще по шести европейским странам.
После рождества спрос на книгу про «Кон-Тики» упал почти до нуля. Пока Тур разъезжал по Европе, книгу перевели на шведский язык. В Швеции, она вышла в 1949 году. Ее приняли еще лучше, чем лекции. Директор издательства «Форум» в Стокгольме Адам Хелмс придумал своеобразный рекламный ход. Он разослал во все книжные магазины страны куски легкой бальсы в виде открыток. Рецензенты старались превзойти друг друга, превознося литературные достоинства книги, спортивный подвиг команды и реализм повествования, благодаря которому читатель словно сам переносился на маленький плот, плывущий в просторах Тихого океана. В первый год разошлось сто тысяч экземпляров – это было тогда рекордом для Швеции.
Книгу стали переводить в других странах, и наконец волна успеха захлестнула и Норвегию. Норвежские газеты писали о том, как книга принята за рубежом, тиражи полезли в гору, и вскоре «Экспедиция Кон-Тики» была у всех на устах.
В 1950 году книга вышла в Чикаго и Лондоне. На первых порах Тур никак не мог пристроить ее в США. Три ведущих нью-йоркских издательства вернули рукопись – мол, она не ложится в их планы. Другие и вовсе не захотели ее читать.
Но вот однажды после выступления Тура в клубе Чикагского университета к нему подошли два господина, один из которых выразил желание приобрести право на издание. Это был Беннет Гарвей, представитель чикагского издательства «Рейд Макнелли и компания». Фирма, до сих пор специализировавшаяся на атласах и детских книжках, одержала одну из крупнейших побед в истории американского книжного рынка.
«Чикаго трибюн» писала о книге Хейердала: «Великолепная повесть о торжестве человеческого духа», о «Нью-Йорк геральд трибюн» говорила: «Тонкое чувство природы и удивительная простота ставят эту книгу в ряд величайших книг нашего времени».
Тур еще не успел выяснить обстановку в Англии, когда Филипп Анвин, представитель английской фирмы «Джордж Аллен энд Анвин», привез из Осло в Лондон норвежское издание «Экспедиция Кон-Тики». Как только был готов английский перевод, стало очевидно, что это бестселлер, и сэр Стенли Анвин, ветеран британского книгоиздательского дела, сразу решил: «Экспедиция Кон-Тики» ни на один день не должна исчезать с прилавков книжных магазинов. Сверх ожидаемого спроса на первые полгода напечатали в запас пятьдесят тысяч экземпляров. Рецензенты единодушно воздавали должное шестерке, которая рисковала жизнью, чтобы доказать научную гипотезу. Сомерсет Моэм писал, что только на редкость скучный человек не будет восхищаться и завидовать этим отважным людям. «Санди таймс» не сомневалась, что книга «станет классикой литературы о море», а «Дейли мейл» подчеркивала, что «книга эта возвращает нам веру в человека в двадцатом веке».
В Англии Хейердала ставили в ряд с Жюлем Верном, Конаном Дойлем и «Конрадом в его лучшую пору». В Америке критики тоже не жалели красок. Дескать, «Экспедиция Кон-Тики» увлекательнее «Моби Дика», овеяна более древней атмосферой, чем Одиссея, не уступает «Робинзону Крузо» и в довершение ко всему – в ней все правда.
