Текст книги "Сеньор Кон-Тики"
Автор книги: Арнольд Якоби
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
Чтобы сбить с толку притаившиеся в засаде подводные лодки немцев, весь караван свернул на восток, в сторону Сибири, потом прошел сто миль северным курсом. Конвой попал в шторм, ночью крен достигал тридцати пяти градусов.
Корабли с трудом сохраняли строй. Снова изменив курс, они двое суток шли на юго-запад, однако шторм только крепчал. На третьи сутки раздался крик:
– Человек за бортом!
Могучий вал смыл с палубы трех членов команды, но следующим же валом их забросило обратно, и они успели ухватиться за леера.
Одновременно радар нащупал милях в четырнадцати неизвестный самолет. Несмотря на непогоду, он с полчаса преследовал конвой.
В этот день качка усилилась настолько, что крен достигал сорока градусов. Попытка накрыть стол для Тура, судового врача и гардемарина (больше никто не пришел в столовую) не удалась. Мощная волна накренила судно. В последнюю секунду Тур зацепился ногами за ножку стола, привинченного к полу, но все, что стояло на столе, а также стулья, коврик и доктор отлетели к переборке. Одновременно гардемарин метеором промчался мимо Тура и вонзил в переборку нож, вымазанный джемом. Еще чуть-чуть, и он отрезал бы нос врачу.
Вдруг распахнулась дверь в камбуз, и в столовую ввалился юнга – босиком, в одной рубахе. Он исполнил лихой танец между осколками посуды и кусками масла. Врач высунул голову из-под ковра, поморгал глазами и сухо заметил:
– Это что – стриптиз, да?
Очередная волна накренила судно в другую сторону, юнга вылетел обратно, и дверь захлопнулась.
На следующий день волнение поумерилось. Тотчас милях в пятнадцати от «Замбези» с левого борта всплыла подводная лодка. Идя со скоростью восемнадцать узлов, она преследовала конвой, но, как только с авианосца поднялся самолет, ушла под воду, где скорость ее ограничивалась шестью – восемью узлами. Караван прибавил ходу и ушел от нее.
Атмосфера разрядилась, и один из офицеров повел Тура смотреть внутренние помещения корабля. Только они вышли из водонепроницаемых отсеков, как раздался страшный грохот и металлический звон. По корпусу корабля пробежала дрожь. Первой мыслью Тура было, что в эсминец попала торпеда. Но грохот повторился. Еще, еще… десять взрывов один за другим. Это «Замбези» сбрасывал глубинные бомбы. В тесной рубке трое в наушниках следили за приборами. На экране справа асдик медленно чертил контуры подводной лодки. «Замбези» приближался к цели.
Команда уже готовила бомбометы к новому залпу, и опять, описывая в воздухе дугу, в море полетели «бочки». Взрыв – и вода в месте падения бомбы вспучивается огромным куполом.
По приказу командира эскорта «Замбези» покинул строй, чтобы охотиться за другими подводными лодками. Посты внимательно всматривались в воду: не видно ли каких следов. Из рубки доложили:
– Акустический пеленг двести семь. Семьсот ярдов. Вероятно, подводная лодка.
«Замбези» лег на новый курс, настиг подводную лодку и прямо над ней сбросил несколько глубинных бомб. Но тут отказал радар, и, пока его налаживали, эсминец потерял из виду конвой. Потом «Замбези» увеличил ход до двадцати узлов и довольно скоро догнал остальных.
В этот день караван пересек Полярный круг. И снова разыгрался сильный шторм. Горы свинцовой воды с ревом обрушивались на качающийся эсминец. Если раньше моряки видели вереницу силуэтов в сумрачном море, то теперь для них существовал только собственный корабль, сражающийся в одиночестве с нескончаемой чередой волн, каждая из которых грозила поглотить приземистый эсминец.
Под вечер авианосец передал, что не в силах бороться со штормом и ложится в дрейф. Затем последовал приказ: кто не может держать строй – лечь на северный курс и идти против ветра. В десять часов «Замбези» и большинство других судов эскорта сдались, и какое-то время царил полный хаос. Опять отказал радар, а, так как все шли без огней, «Замбези» неожиданно для себя оказался в самой гуще судов. Куда ни глянешь, всюду транспорты, только чудом удалось избежать столкновения. Шторм стал опаснее подводных лодок, и был отдан приказ зажечь ходовые огни.
Тур хотел было вздремнуть, но его опять разбудили взрывы.
Огромная волна обрушилась на судно и разбила единственный катер. Сломанная арматура пробила палубу, и вода проникала в кубрик. Но что хуже всего – сорвались глубинные бомбы. Словно взбесившись, они катались по палубе, потом, проламывая фальшборт, посыпались в воду у самого борта. Хорошо еще, что они взрывались достаточно глубоко. Но и то корпус эсминца вздрагивал так, что беда казалась неизбежной.
Команда героически пыталась укротить оставшиеся бомбы. В разгар поединка волна смыла одного моряка. В желтом спасательном жилете он качался на поверхности в нескольких метрах от судна. Сквозь гул шторма прорвался крик:
– Человек за бортом!
Пытаться его спасти значило рисковать, что погибнет еще кто-нибудь. Прошло немного минут, и бедняга весь обледенел.
– Жаль парня, – тихо заметил один из офицеров, узнав имя погибшего. – Он… он здорово играл на аккордеоне…
Попытка укротить бомбы не удалась. Волны с такой яростью осаждали эсминец, что нельзя было оставлять людей на палубе, даже спасательные веревки не выручали. Всего выкатилось за борт двенадцать бомб.
На следующий день погода была получше, и под вечер кто-то крикнул:
– Ура, корабль!
«Замбези» начал семафорить, и вскоре собралось четыре судна. С крейсера, который находился в пятнадцати милях от них, передали приказ снова лечь на южный курс. Скоро со всех сторон замигали сигналы. Одно судно докладывало, что есть пробоина в корпусе и в нефть попала вода. Другое не могло развить ход. Почти все так или иначе пострадали, но со многими судами не удалось установить связи, поэтому картина бедствия была неполной.
Поступил новый приказ с крейсера: собравшимся вместе судам идти самостоятельно до Фарерских островов.
На следующий день «Замбези» догнал часть конвоя, в том числе «Зебру». А под вечер впереди возникли черные кручи и снежные вершины Фарерских островов. У входа в гавань Турсхавн корабли опять были атакованы подводными лодками. «Зебра» прикрыла караван, забросав лодки глубинными бомбами, «Замбези» патрулировал вход. Под утро разразился шторм, повалил снег, и два транспорта столкнулись.
На рассвете «Замбези» наконец вошел в гавань и бросил якорь. В этот день все впервые за полтора месяца увидели пробившийся сквозь тучи луч солнца.
Уже в Шотландии Тур прочитал в газетах, что такого шторма давно не было. Ветер срывал крыши с домов, в одном военном бараке на кухню влетело через окно большое дерево.
В Сент-Эндрюсе он узнал, что остальных членов «Группы „И“» опять распределили по каким-то курсам. А из США только что поступило семьдесят ящиков с запасными частями к непригодным передатчикам…
Среди норвежцев здесь царило мрачное настроение. Рассказы Хейердала про Финмарк никого не занимали. В штабе кто-то старательно приколол к стене объявление о том, что теперь КНСС будет писаться не с точками, а в разрядку…
В Лондоне Тур выложил без обиняков начальству все, что думал о безобразном снаряжении войск в Северной Норвегии. Потом пошел в советское посольство и в два счета получил бумаги, которые были нужны, чтобы вернуться в Финмарк.
XI. Обратно на Финмаркский фронт
Во вторник, шестого февраля 1945 года мать Тура (ей было уже семьдесят два года), сидя на чердаке своего домика под Лиллехаммером, слушала тайком передачу из Лондона. Рядом с ней сидел молодой человек, назвавшийся «Пером»; больше она о нем ничего не знала. Оба нетерпеливо поглядывали на часы, а стрелки, как назло, в этот день ползли очень медленно. Время дорого, в любую минуту могут нагрянуть с обыском немцы. И если они найдут Пера, ему конец. Гестаповцы пытками выбили признание из одного заключенного, он провалил целую группу участников Отечественного фронта, и явка в доме Алисон Хейердал, где долго укрывались диверсанты и парашютисты, оказалась под угрозой. Пер уже собирался уйти в Швецию, но в последних известиях из Лондона он услышал объявление диктора:
– Завтра, во вторник вечером лейтенант Тур Хейердал выступит с рассказом о Финмарке.
И Пер решил еще на день задержаться со своей радиостанцией, чтобы госпожа Алисон могла послушать сына.
Наконец в половине шестого ясно и отчетливо раздался голос Тура, словно он стоял рядом:
– Я только что вернулся с Арктического фронта, и перед моими глазами до сих пор стоит то, что я увидел. Родная Норвегия, даже не верится. Полумрак, серый рассвет, холод… Слушатели, очевидно, знают, что мы теперь занимаем передовую в Финмарке. За нами стоят русские…
Передача длилась всего несколько минут, но в эти минуты Тур словно побывал у матери. Он жив, и он вносит посильный вклад в борьбу своего народа, как и она. Кстати, госпожа Алисон сделала не так уж мало, если учесть ее годы. После войны руководители Отечественного фронта торжественно вручили ей цветы и грамоту за мужество, а из Лондона пришла фотография Уинстона Черчилля с его автографом и письмо от генерала Р. Аллена, заканчивающееся словами:
«…Мистер Черчилль поручил мне выразить Вам его благодарность за Вашу большую помощь и просит Вас принять прилагаемую фотографию как скромный знак его признания Ваших заслуг».
Велико было удивление Тура, когда он вскоре после возвращения в Лондон неожиданно встретил Бьёрна Рёрхолта, теперь уже капитана. Бьёрн, оставив в Киркенесе Рольфа Стабелла, сумел добраться до Англии через нейтральную Швецию. Теперь он хотел предложить норвежскому командованию новый план – наладить надежную связь с военными подразделениями и гражданским населением в Финмарке. Первая попытка не удалась из-за гибели «Тенсберг-Касл», на котором находилась вся аппаратура. На этот раз он предлагал организовать радиошколу в Швеции, потом забросить оттуда людей с радиостанциями в Финмарк.
В Швеции в это время проходили подготовку десять тысяч норвежских солдат. Но ведь страна была нейтральна, поэтому официально они значились полицейскими и носили соответствующую форму. Большой учебный лагерь размещался в Аксвалле, в двухстах пятидесяти километрах к юго-западу от Стокгольма. Если удастся там сформировать радиоподразделение, будут решены многие проблемы, касающиеся Северной Норвегии.
После ряда совещаний в Лондоне с участием норвежского министра иностранных дел, Представителей американских ВВС и других высокопоставленных офицеров Рёрхолт в конце концов добился разрешения действовать. Тур был назначен его помощником по учебно-строевой части, а на долю Рёрхолта выпала трудная задача раздобыть материальную часть. Стабелл присоединится к Туру, как только тот прибудет в Финмарк.
Закончив приготовления и одолжив у Бьёрна гражданский костюм, Тур в небольшом английском военном самолете пролетел через оккупированную часть Норвегии в Стокгольм, потом доехал до Аксвалля. Здесь ему разрешили отобрать шестнадцать лучших «полицейских»; все они недавно окончили пятимесячные радиокурсы. Потом ему выделили еще одиннадцать человек, обученных шифровальному делу. И Тур организовал курсы с предметами: прием и передача, норвежские и английские правила радиообмена, код, правила секретности, синоптика, физическая подготовка. Постепенно группа выросла до тридцати пяти человек, для которых Тур был и преподавателем, и командиром.
Через три недели Рёрхолт позвонил из Стокгольма и передал, чтобы группа выехала завтра в шесть утра в Стокгольм, где на вокзале она получит дальнейшие указания. За эти три недели он раздобыл всю нужную технику, связался с младшим лейтенантом «Петтерсеном» и заручился помощью известного норвежского летчика Бернта Балхена, который стал полковником американских ВВС. Балхен работал на секретной авиабазе на крайнем севере Швеции, у него было там десять самолетов.
Неожиданный приказ поставил Тура в трудное положение. Он приехал в Аксвалль в гражданском, но не поведешь же по улицам Стокгольма тридцать пять человек в полицейской форме, будучи сам в обычном костюме. В лагере он спокойно носил свой английский мундир. И он решил, что наденет его и так повезет через Швецию «полицейский отряд». Авось нейтральные шведы не разберутся…
Из Стокгольма поезд доставил их на север, в Лулео, откуда норвежский отряд втайне отвезли в лагерь шведских ВВС в Каллаксе, где стояли «дакоты» Балхена. Здесь предполагалось установить главную радиостанцию, как только прибудет с аппаратурой Рёрхолт. А когда члены группы научатся прыгать с парашютом, их снабдят маленькими рациями и забросят в Финмарк.
Отрезанный от командования в Лондоне, Тур сам произвел одного из солдат в сержанты, а еще нескольких – в капралы.
После первой своей операции в Финмарке он не очень-то полагался на армейское зимнее снаряжение, а потому стал обучать своих людей, как с простейшими средствами укрыться от холода в полярном краю. Шведские летчики были изрядно удивлены, когда однажды утром увидели выстроившиеся вдоль взлетной полосы эскимосские иглу.
Одновременно развернулась наземная тренировка, и, когда приехал Рёрхолт, отряд был уже готов совершить пробные прыжки с самолетов Балхена. Вскоре несколько человек сбросили по обе стороны немецких позиций в Северной Норвегии. Рёрхолт остался в Каллаксе, а Тур с остальными ребятами прилетел в Киркенес, где сразу попал в объятия того самого русского офицера, который четыре месяца назад был вынужден отправить его обратно в Лондон. Русский улыбался, он явно был рад, что Тур благополучно вернулся и все бумаги в порядке.
– Мы не хотели тебя отпускать, – сказал он. – Но что поделаешь – приказ.
Небольшое, но отлично подготовленное подразделение связистов разбило лагерь под Киркенесом. Снаряжение было первоклассное: американское зимнее обмундирование, английское и русское оружие, шведский провиант.
Тур организовал краткосрочные курсы для двух десятков добровольцев из местных жителей, а одновременно готовил серьезную вылазку на юг. Рёрхолт передал по радио распоряжение из Каллакса, чтобы радиостанции забрасывали в стратегические точки огромной области «ничьей земли» между позициями советских войск и немцев. Один из разведчиков в тылу гитлеровцев передал, что группа вооруженных норвежских нацистов вышла со шпионским заданием на небольшом суденышке из Нарвика на север. Под видом людей Отечественного фронта они должны выяснить, где проходят передовые позиции союзников и сколько там войск. Если немцы обнаружат, что русские, выполняя, соглашение, остановились в районе Киркенеса, а дальше стоят лишь маленькие норвежские отряды, может случиться беда. Первым делом группа Тура должна была устроить наблюдательный пункт на побережье, чтобы можно было тотчас сообщить по радио командованию, если покажется какое-нибудь подозрительное судно. Остальные двинутся дальше к фронту.
Отобрав двадцать человек, Тур реквизировал в Киркенесе рыбачий бот и погрузился с отрядом на него. К ним присоединился невесть откуда взявшийся младший лейтенант «Петтерсен». Владелец бота артачился, дескать, и горючего нет, и продуктов не хватает. Тур раздобыл бочку горючего, достал провиант на всех, но шкипер подчинился лишь после того, как ему пригрозили пистолетом и напомнили, что сейчас идет война.
Стабелл со своей группой вышел следом на другом боте. В Ботсфьорде прошли там, где затонул «Тенсберг-Касл», а ближе к берегу лежало на дне второе судно с зияющей пробоиной в корпусе. В этом районе высадились ребята, которые должны были следить за нацистскими шпионами.
Союзные суда дальше Ботсфьорда пока не заходили, так что теперь два бота вошли в заминированные воды, которые контролировались немецкими подводными лодками. Стабелл и Тур ежечасно проверяли связь. По плану им теперь предстояло войти в гавань Хупсэйдет на полуострове Нордкин.
Они достигли Хупсэйдет уже под вечер. Туром вдруг овладела какая-то тревога. Внутренний голос говорил ему: «Что-то не так… Отряд, из которого его отозвали в январе, где-то здесь попал в засаду… Может быть, и их тут подстерегает опасность?» И он изменил план действий. Передал Стабеллу шифровку: не заходить в гавань, а попробовать прокрасться мимо немецких форпостов. Немцы скорее всего уже заметили оба бота, но им и в голову не придет, что норвежцы собираются идти дальше полуострова Нордкин и Лаксефьорда. Стабелл принял предложение Тура, и они решили рискнуть.
И в самом деле, ночью три подводные лодки вошли в Хупсэйдет и высадили десант морской пехоты. Они захватили в плен шесть человек из гражданского населения, подвергли их пыткам, потом расстреляли. Очевидцы рассказывали, что гитлеровцы были пьяны.
Если зима в Финмарке – это сплошная длинная ночь, все кругом серое и черное, то в мае даже ночью так светло, что видно на десятки километров. И хотя боты шли с погашенными огнями, вряд ли они могли проскочить незаметно для немцев, которые удерживали западный берег Порсангерфьорда.
На следующий день в десять утра оба бота подошли к Хестнесу в глубине Порсангерфьорда. Здесь все было оплетено колючей проволокой, тянулись минные поля; накануне два человека подорвались на пехотной мине. Высланные Балхеном из Каллакса самолеты сбросили аппаратуру около Хестнеса. Тур отыскал два парашюта: ни тот, ни другой не раскрылся, и содержимое упаковок разбилось вдребезги.
Капитан бота опять затеял спор, но потом согласился доставить отряд в Хамнбюкт, лежащий в глубине фьорда, поскольку все дороги были заминированы. В 23.00 группа Тура высадилась и сразу от местных жителей узнала, что немцы в Дании капитулировали.
Чтобы отвезти снаряжение группы в Скуганварре, где было намечено поставить главную радиостанцию, требовалась лошадь. На следующий день Тур и «Петтерсен» нашли оседлого саама, который держал лошадей, но он непременно хотел посидеть, потолковать, послушать норвежскую речь. Он говорил, говорил, говорил… И наслаждался хорошим табачком. Тур не выдержал. Посмотрел на часы и сказал:
– Ну, давай, веди лошадь, пока не стемнело.
Сын страны полуночного солнца не торопясь вынул изо рта трубочку, улыбнулся и успокоил гостей:
– Теперь уже до осени не стемнеет.
И в этом районе немцы расставили столько всяких мин, что чуть не каждый день кто-нибудь подрывался.
На следующее утро радисты двумя отрядами двинулись вверх по долине, местами засыпанной снегом. Она напомнила Туру Белла-Кулу в Британской Колумбии. Когда-то здесь было очень красиво, но враг, отступая, уничтожил лес, лишь тут и там остались редкие сосны и березки.
Видно, немцы держали в этом районе крупные силы – на каждом шагу попадались заброшенные лагеря. Горы мусора, жести, бутылок; танки, автомашины, а кругом – минные поля. На ночь отряд остановился в Скуганварре, где размещался передовой взвод норвежских горных стрелков. На следующий день «Петтерсен» снова отправился в Швецию, а Тур начал обучать радистов, как обращаться с немецкими минами и подрывными ловушками. Наука опасная, но необходимая.
В это самое время у Карашока, ближе к шведской границе, таким же инструктажем занимался другой норвежский офицер. Положив на землю противотанковую мину, он объяснял бойцам, что человек может спокойно по ней пройти и ничего не случится, ее подорвет только танк или тяжелый грузовик. В доказательство своих слов он встал обеими ногами на мину. Она взорвалась и убила его и еще двадцать одного человека, да девятерых ранила. Случайно там был с радиостанцией один из учеников Тура. Он немедленно связался с Рёрхолтом, который находился в Каллаксе. В поразительно короткий срок Рёрхолт и Балхен выслали на помощь двух врачей и медицинскую сестру. Им объяснили, как прыгать с парашютом, и они благополучно приземлились в глубокий снег. Врачи сделали все, что от них зависело, а потом один из них пришел на лыжах в Скуганварре. И рассказал, что прежде чем похоронить погибших, пришлось разминировать карашокское кладбище.
Седьмого мая было принято радиосообщение о том, что немцы в Норвегии как будто капитулировали. Горнист немедленно реагировал на эту новость, прибежал в лагерь и протрубил сигнал «прекратить огонь». К сожалению, его радость была преждевременной.
Восьмого мая уже не оставалось сомнения, что союзники победили, однако приказа о прекращении огня все еще не было. Между тем на западе за горой находились немецкие форпосты. Если гитлеровцам не приказали прекратить боевые действия, они могут напоследок совершить отчаянную атаку.
Девятого мая норвежский отряд в Скуганварре в окружении минных полей слушал радиопередачу из Осло о прибытии в столицу норвежских войск из Англии. Ребята ликовали вместе со своими соотечественниками на юге. Вдруг диктор возбужденно воскликнул:
– Настала минута, когда первые норвежские отряды возвращаются на норвежскую землю!
Кто-то криво усмехнулся и стукнул кулаком по земле. А здесь что – не норвежская земля? И ведь они тут всю зиму…
Только в 21.37 тринадцатого мая лондонское радио передало приказ о прекращении огня. Правда, приказ почему-то распространялся лишь на войсковые части не менее дивизии. А так как на Финмаркском фронте не набиралось норвежских солдат на одну дивизию, выходило, что их это не касается! В итоге в Заполярье продолжалось состояние войны. Впрочем, боевых действий не было, зато ежедневно происходили несчастные случаи на минных полях. Только вокруг одной бомбовой воронки на дороге нашли семьдесят мин.
Типична запись в дневнике Тура, датированная 16 мая:
«…Стабелл стоял на солнце и брился, вдруг он сказал мне: „Ты подыши… Правда, воздух медом пахнет?“ Не успел я ответить, как в лагерь донесся громкий взрыв. И сразу – зловещая тишина, которую нарушило эхо, отразившееся от горного склона. Выскочив, я увидел, что лейтенант Асбьернсен и двое санитаров спешат к заминированному участку, где под песком и мусором притаились подрывные ловушки. Я побежал на звук взрыва. Метрах в двухстах стояли искореженные ржавые балки бывшего ангара, из-за них навстречу нам вынырнул солдат.
– Рольф… он ранен… – простонал он. Повернулся и побежал показывать нам дорогу.
Самому ему порезало осколками нос, что-то попало в глаза.
Мы увидели кучу песка, потом воронку, а метрах в восьми от нее лежал на спине человек. Белые березы кругом были обрызганы грязью и кровью. Лицо бедняги – сплошная маска из копоти, грязи, крови, волосы спеклись… Он был в полном сознании, жаловался на боль в ногах. Сквозь разодранные брюки сочилась кровь. Мы разрезали ножом его брюки, подштанники и носки. И увидели зияющие загрязненные раны. Обрабатывать их здесь нельзя было. Мы наложили ему временные повязки на голову и ноги, чтобы остановить кровотечение, и санитары вынесли его, идя по нашему следу».
Запись от 22 мая:
«Перебрались на новое место. Старое заняли саперы. Сегодня у них были практические занятия. Работая с миноискателями, они слегка опешили, найдя противотанковую мину под песком там, где стояла наша палатка».
Тринадцатого июля Тур подал ходатайство, чтобы его демобилизовали: он видел приказ КНСС о демобилизации тех, кто до войны учился на старших курсах высших учебных заведений. Ему отказали, сославшись на то, что он еще нужен, и Тур это лето провел в Финмарке. Однако он успел добиться демобилизации для нескольких младших командиров и рядовых, прежде чем его радиовзвод подчинили отделу связи военного округа Северной Норвегии. А начальником отдела связи был старый знакомый – тот самый капитан, который заставлял «Группу „И“» без конца подметать и мыть полы. Чего доброго, опять придется им орудовать швабрами и тряпками. И Тур решил действовать.
В августе он узнал, что Лив и дети находятся в пути из Америки в Норвегию. Он попросил об отпуске, чтобы встретить семью в Осло, и ему дали увольнение на две недели. Балхен помог ему долететь до Каллакса, оттуда Тур поездом прибыл в Южную Норвегию.
В Осло он первым делом написал на соответствующем бланке распоряжение о том, что лейтенант Тур Хейердал немедленно освобождается от военной службы. Затем пошел в канцелярию КНСС, вручил бумагу какому-то младшему лейтенанту и приказал ее оформить и исполнить. Младший лейтенант проштемпелевал распоряжение и положил его на чью-то конторку. А через несколько дней Тур получил по почте составленный им самим приказ о демобилизации, утвержденный и подписанный высоким начальством.
Он снова был штатским.
