Текст книги "Как прожить на двадцать четыре часа в день"

Автор книги: Арнольд Беннет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

IV Причина неприятностей

Чтобы охватить вопрос расхода времени во всей его злободневности, мне придется рассмотреть частный случай. Я могу рассмотреть лишь один случай, и этот случай не может быть средним, как не существует и среднего человека. Каждый человек и его обстоятельства особые.

Но если я возьму случай лондонца, работающего в конторе с десяти до шести и тратящего пятьдесят минут утром и вечером на перемещение между домом и дверью кабинета, я приближусь к середине настолько, насколько позволяет действительность. Есть люди, которым приходится работать дольше, но есть и другие, кому не нужно работать так много.

К счастью, здесь нас не интересует финансовая сторона бытия; для нашей настоящей цели клерк с жалованьем фунт в неделю годится точно так же, как и миллионер с Карлтон-хаус.

Так вот, великая и глубокая ошибка, совершаемая моим типичным человеком в отношении своего дня, – это ошибка общепринятого отношения, ошибка, портящая и ослабляющая две трети его сил и интересов. Как правило, он не питает страсти к своему делу, в лучшем случае оно ему не противно. Он приступает к своим обязанностям с неохотой, как можно позже, а оставляет их с радостью, по возможности раньше. И его мотор, когда он занят делами, редко выдает все свои «лошадиные силы». (Знаю, что рассерженные читатели обвинят меня в клевете на служащих; но я весьма основательно знаю Сити, и настаиваю на сказанном.)

Тем не менее, он расценивает время с десяти до шести как «день», относительно которого предшествующие десять часов и последующие шесть не более чем пролог и эпилог. Такое отношение, бессознательное, но имеющее место, разумеется, убивает интерес к дополнительным шестнадцати часам, и в результате, даже если он не теряет их впустую, он не берет их в расчет, рассматривая их просто как окаймление.

Это общепринятое отношение крайне нелогично и нездорово, поскольку помещает в центре клочок времени и деятельность, с которой человек стремится «покончить» и «разделаться». Если человек ставит две трети своего бытия в подчинение одной трети, к которой он, откровенно говоря, не имеет ни малейшей склонности, то как он может надеяться жить полной жизнью? Не может.

Если мой типичный человек хочет жить полной жизнью, он должен мысленно устроить день внутри дня. И этот внутренний день, китайская шкатулка в шкатулке, должен начинаться в 6 часов вечера и заканчиваться в 10 утра. Это шестнадцатичасовой день; и на протяжении всех шестнадцати часов он должен заниматься только развитием своего тела и души и своими ближними. В течение шестнадцати часов он свободен, он не наемный работник, он не поглощен денежными заботами, он ничем не отличается от человека с собственным доходом. Таким должно быть его отношение. И это отношение предельно важно. Успех в жизни (куда более важный, нежели количество имущества, за которое душеприказчикам придется платить налог на наследство) зависит от него.

Что? Вы говорите, что, отдав все силы тем шестнадцати часам, вы оставите меньше для восьми рабочих? Это не так. Напротив, продуктивность восьми рабочих часов, несомненно, увеличится. Одна из главных вещей, которые должен узнать мой типичный человек, это что умственные силы способны к непрерывной напряженной деятельности; они не устают, как рука или нога. Все, что им нужно, это перемена занятий – никакого отдыха, кроме сна.

Теперь я рассмотрю то, как типичный человек использует принадлежащие ему шестнадцать часов, начиная с утреннего пробуждения. Я просто перечислю вещи, которые он делает и которые, как я думаю, делать не следует, отложив свои предложения по «засеванию» времени, которое я расчищу, – как поселенец расчищает место среди леса.

Справедливости ради нужно сказать, он теряет очень мало времени перед тем, как выйти из дому в 9:10 утра. Зачастую он встает в девять, завтракает между 9:07 и 9:09 1/2, после чего уносится. Но едва захлопнется входная дверь, его неутомимые умственные силы выключаются. Он приходит на станцию в состоянии мыслительной комы. Там бычно ему приходится ждать поезда. Каждое утро на сотнях пригородных станций вы видите людей, спокойно гуляющих по платформе, тогда как железнодорожные компании беззастенчиво отнимают их время, которое дороже денег. Каждый день таким образом теряются сотни тысяч часов просто потому, что мой типичный человек так мало думает, что ему никогда не приходит в голову принять несложные меры предосторожности от этих потерь.

У него есть одна монета времени на дневные расходы – скажем, соверен. Он должен разменять ее, и соглашается много терять при обмене.

Допустим, продавая билет, компания сообщает: «Мы разменяем ваш соверен, но удержим за это три полупенса.» Что на это скажет мой типичный человек? Но именно так и поступает компания, дважды в день отнимая у него пять минут.

Вы говорите, что я мелочусь. Да. Но в дальнейшем я оправдаюсь.

А теперь не будете ли вы добры купить свою газету и войти в поезд?

V Теннис и бессмертная душа

Вы садитесь в утренний поезд со своей газетой, и невозмутимо, величественно погружаетесь в нее. Вы не торопитесь. Вы знаете, что у вас есть по крайней мере полчаса безмятежности. Пока ваш взгляд праздно останавливается на рекламе грузоперевозок и стихотворениях на внешних страницах, вы ни дать ни взять праздный человек с уймой времени, человек с некой планеты, где в сутках сто двадцать четыре часа вместо двадцати четырех. Я заядлый читатель газет. Я регулярно читаю пять английских и две французских ежедневных газеты, и одни лишь киоскеры ведают, сколько еженедельных. Я вынужден признать эту личную черту во избежание обвинений в предвзятости, когда я скажу, что возражаю против чтения газет в поезде. Газеты делаются быстро и для быстрого чтения. В моей дневной программе нет места для газет. Я читаю их по мере возможности, урывками. Но я читаю их. Идея посвящать им тридцать-сорок минут прекрасного уединения (ибо нигде вы не можете так погрузиться в себя, как в салоне, заполненном молчаливыми, замкнутыми, курящими мужчинами) для меня отвратительна. Я никак не могу позволить вам бросаться бесценным жемчугом времени с такой восточной расточительностью. Вы не шах времени. Позвольте почтительно напомнить вам, что времени у вас не больше, чем у меня. Никаких газет в поезде! Я уже «отложил» примерно три четверти часа для использования.

Вот вы добрались до конторы. И здесь я оставляю вас до шести часов. Я знаю, что формально у вас есть час (в действительности, зачастую, полтора) в середине дня, менее половины из которых уходит на еду. Но я предоставляю вам тратить это время целиком по собственному усмотрению. Можете читать ваши газеты в это время.

Я вновь встречаю вас на выходе из конторы. Вы бледны и утомлены. Во всяком случае, ваша жена говорит, что вы бледны, а вы даете ей понять, что устали. По пути домой вы постепенно достигаете чувства усталости. Чувство усталости нависает над необъятными пригородами Лондона добродетельно-меланхоличным облаком, особенно зимой. Вы не едите сразу по прибытии домой. Но примерно через час вы чувствуете, что можете сесть и принять немного пищи. Что вы и делаете. Затем вы курите, основательно; видитесь с друзьями; вы убиваете время; вы играете в карты; вы листаете книжку; вы ощущаете приближение старости; вы гуляете; вы поглаживаете фортепиано… Боже правый! четверть двенадцатого. Затем вы посвящаете добрых сорок минут раздумьям, что пора бы ложиться спать; и, вполне возможно, отведываете по-настоящему хорошего виски. Наконец, вы отправляетесь в кровать, измученный дневными трудами. Шесть часов, быть может, больше, прошли после вашего возвращения из конторы – прошли как греза, прошли как по волшебству, необъяснимо исчезли!

Это хороший пример. Но вы говорите: «Вам легко рассуждать. Человек устал. Человеку нужно видеться с друзьями. Он не может быть всегда в напряжении.» Именно так. Но когда вы собираетесь в театр (особенно с хорошенькой женщиной), что происходит тогда? Вы мчитесь в пригород; вы не щадите усилий, чтобы привести себя в наилучший вид; вы несетесь обратно в город на другом поезде; вы держите себя в напряжении четыре часа, если не пять; вы отвозите ее домой; вы сами возвращаетесь домой. Вы не проводите три четверти часа в «размышлениях на тему» лечь спать. Вы ложитесь. Друзья и усталость равно забыты, и вечер представляется длительным точно в меру (или, возможно, слишком коротким)! А помните то время, когда вы пели в хоре общества любителей оперы, и надрывались по два часа каждый второй вечер в течение трех месяцев? Можете ли вы отрицать, что когда у вас есть какой-то определенный план на вечер, нечто требующее всех ваших сил – мысль об этом придает блеск и более яркую жизненность всему дню?

Что я предлагаю, это в шесть часов посмотреть фактам в лицо и признать, что вы не устали (ибо это так, сами знаете), и организовать свой вечер так, чтобы он не прерывался на середине едой. Поступая таким образом, вы получите по меньшей мере три свободных часа. Я не предлагаю уделять по три часа каждый вечер своей жизни напряжению своих умственных сил. Но вы могли бы, для начала, употребить полтора часа каждый второй вечер на какое-то важное и последовательное развитие ума. У вас останется три вечера на друзей, бридж, теннис, домашние сцены, случайное чтение, трубы, садоводство, гончарное дело и конкурсы. У вас по-прежнему будет потрясающее богатство из сорока пяти часов между 2 часами дня субботы и 10 утра понедельника. Если будете упорны, вскоре вы захотите проводить четыре вечера, а может быть, и пять, в каком-нибудь настойчивом старании быть подлинно живым. И вы забудете эту привычку бормотать в 11:15 вечера: «Пора подумать о том, чтобы лечь спать.» Человеку, начинающему ложиться спать за сорок минут до того, как он откроет дверь спальни, скучно; иначе говоря, он не живет.

Но помните, в самом начале эти девяносто вечерних минут трижды в неделю должны быть важнейшими минутами из десяти тысяч восьмидесяти. Они должны быть священны, столь же священны, как театральная репетиция или теннисный матч. Вместо слов: «Извини, я не могу увидеться с тобой, старина, мне нужно бежать в теннисный клуб», вы должны говорить: «… мне нужно работать». Это, признаю, крайне трудно сказать. Теннис дело куда более срочное, чем бессмертная душа.

VI Помните о человеческой натуре

Я упоминал обширное пространство в сорок четыре часа между завершением дел в 2 часа дня в субботу и возвращением к делам в 10 утра в понедельник. И здесь я должен коснуться вопроса, должна ли неделя состоять из шести дней или из семи. Многие годы – фактически, пока я не приблизился к сорокалетию – моя неделя состояла из семи дней. Старшие и более мудрые люди постоянно говорили, что из шести дней можно извлечь больше работы, больше подлинной жизни, чем из семи.

И несомненно, что теперь, когда один из семи дней я не следую программе и не совершаю никаких усилий кроме тех, что диктует минутная прихоть, я чрезвычайно ценю внутреннее значение еженедельного отдыха. Тем не менее, если бы я мог прожить жизнь заново, я бы вновь делал то, что сделал. Только те, кто живет с полной отдачей семь дней в неделю в течение длительного времени, могут оценить всю прелесть регулярного повторяющегося безделья. Более того, я старею. И это вопрос возраста. В случае избытка юности, исключительной энергии и желания усилий я скажу без колебаний: продолжайте так, изо дня в день.

Однако в среднем случае я должен сказать: ограничьте свою формальную программу (сверх-программу, я имею в виду) шестью днями в неделю. Если обнаружите в себе желание расширить ее, расширьте, но только на долю от желаемого; и рассматривайте дополнительное время как случайный, а не регулярный доход, так что вы сможете вернуться к шестидневной программе без ощущения, что стали беднее, что откатились назад.

Теперь посмотрим, что у нас есть. Во избежание растраты дней мы нашли по полчаса утром по крайней мере шесть раз в неделю и по полтора часа три вечера в неделю. В сумме семь с половиной часов.

Я предлагаю на сегодня удовлетвориться этими семью с половиной часами. «Что? – вскричите вы. – Вы взялись показать нам, как жить, и обходитесь всего семью с половиной часами из ста шестидесяти восьми! Не собираетесь ли вы сотворить чудо со своими семью с половиной часами?» Ну, говоря без обиняков, собираюсь – если вы мне любезно позволите! То есть, я попрошу вас попытаться в порядке опыта, совершенно естественного и объяснимого, но с полной видимостью чуда. Я утверждаю, что полноценное использование этих семи с половиной часов ускорит все течение недели, придаст жизни изюминку и увеличит ваш интерес даже к самым банальным занятиям. Вы делаете физические упражнения всего лишь десять минут утром и вечером, и все же не удивляетесь, когда ваше физическое здоровье и сила благотворно влияют на каждый час дня и весь ваш физический облик меняется. Почему же вас удивляет, что более часа, ежедневно посвящаемых уму, надолго и всецело оживят всю деятельность ума?

Несомненно, саморазвитию можно уделить больше времени. И чем больше, тем весомее будут результаты. Но я бы предпочел начать с внешне пустячного усилия.

Это не совсем пустячное усилие, как обнаружат те, кто попробует. «Расчистить» в джунглях хотя бы семь с половиной часов весьма трудно. Кому-то придется пойти на жертвы. Этот человек, возможно, потратил время плохо, но потратил; он что-то с ним сделал, однако неблагоразумно. Поступать иначе означает переменить привычки.

А менять привычки чертовски трудно! Кроме того, любая перемена, даже перемена к лучшему, всегда сопряжена с помехами и дискомфортом. Если вам кажется, что вы сможете посвятить семь с половиной часов в неделю серьезным, продолжительным усилиям, продолжая жить по-старому, вы ошибаетесь. Повторю, что потребуются некоторые жертвы и огромное количество волевых усилий. И поскольку я знаю трудность, поскольку мне известен почти катастрофический эффект фиаско в таком начинании, я настоятельно советую начинать очень помалу. Вам нужно защитить свое самоуважение. Чувство собственного достоинства лежит в основе всякой целеустремленности, и провал тщательно спланированного предприятия страшно ранит самоуважение. Поэтому я твержу: начинайте потихоньку, скромно.

Когда вы сознательно отдали семь с половиной часов в неделю развитию своей жизненности на протяжении трех месяцев, тогда вы можете начать петь громче и сказать себе, что способны на удивительные вещи.

Прежде чем перейти к способу использования указанных часов, я должен сделать заключительное замечание. Именно, по вечерам отводить намного больше полутора часов для полуторачасовой работы. Вспомните о возможных случайностях. Вспомните о человеческой натуре. И дайте себе время, скажем, с 9 до 11:30 на ваше девяностоминутное задание.

VII Управление умом

Люди говорят: «Нельзя обуздать собственные мысли». На самом деле можно. Управление мыслительной машиной вполне возможно. А поскольку ничто из происходящего с нами не происходит вне мозга, поскольку ничто не причиняет нам боли и не доставляет удовольствия иначе как через мозг, очевидна высочайшая важность способности управлять происходящим в этом загадочном мозгу. Это одна из старейших банальностей, но большинство людей живут и умирают, не сознавая ее глубокой истинности и злободневности. Люди жалуются на нехватку способности сосредоточиться, не понимая, что могут обрести эту способность, если захотят.

А без сосредоточения – то есть, без способности диктовать мозгу свою задачу и добиться послушания – истинная жизнь невозможна. Управление умом есть первый элемент полноценного бытия.

Поэтому, как мне кажется, первым делом дня должно быть испытание ума. Вы следите за своим телом изнутри и снаружи, вы подвергаете себя серьезной опасности, удаляя волосы с кожи, вы используете целую армию людей, от молочника до мясника, чтобы убедить свой желудок вести себя пристойно. Почему бы не посвятить немного внимания куда более тонкому механизму ума, тем более что это не требует посторонней помощи? Для этой части искусства и ремесла жизни я отвожу время от момента выхода из дома до момента прибытия в контору.

«Что? Развивать ум на улице, на перроне, в поезде и вновь на людной улице?» Именно так. Нет ничего проще! Не нужно никаких принадлежностей! Даже книги. Тем не менее, это будет нелегко.

Выходя из дома, сосредоточьте свой ум на предмете (для начала безразлично, каком). Вы не пройдете и десяти ярдов, как ваш ум ускачет у вас из-под носу и будет резвиться за углом с другим предметом.

Притащите его назад за шкирку. Пока вы дойдете до станции, вы успеете вернуть его раз сорок. Не отчаивайтесь. Продолжайте. Не останавливайтесь. Вы добьетесь успеха. Вы не можете потерпеть неудачу, если будете упорны. Напрасно притворяться, что ваш ум не способен сосредоточиться. Помните то утро, когда вы получили тревожное письмо, требующее тщательно сформулированного ответа? Как нерушимо вы удерживали ум на теме письма, не прерываясь ни на секунду, пока не добрались в контору, где немедленно сели и написали ответ? В том случае обстоятельства пробудили васк такой степени жизненности, что вы обрели деспотическую власть над умом. Вы не теряли времени на пустяки. Вы настаивали, чтобы его работа была сделана, и она была сделана.

Путем регулярной практики сосредоточения (в которой нет никакого секрета, кроме секрета упорства) вы можете повелевать умом (который не является наивысшей частью вас) каждый час и в любом месте. Упражнение очень удобное. Если вы сядете в утренний поезд с парой гантелей для своих мускулов или десятитомной энциклопедией для самообразования, вы, вероятно, сделаетесь объектом замечаний. Но когда вы идете по улице или сидите в углу вагона, или повисли на поручне в подземке, кто может знать, что вы заняты важнейшим из повседневных дел? Какой глупый невежа может смеяться над вами?

Безразлично, на чем вы сосредоточиваетесь, пока вы сосредоточены. Имеет значение только тренировка мыслительной машины. Но все же вы можете убить одним выстрелом двух зайцев, и сосредоточиваться на чем-то полезном. Я предлагаю – это лишь предложение – маленькую главу из Марка Аврелия или Эпиктета.

Не смущайтесь, прошу вас, этих имен. Что до меня, то я не знаю ничего более «злободневного», преисполненного простого здравого смысла, приложимого к обыденной жизни обычного человека вроде вас и меня (кто ненавидит напыщенность, позу и бессмыслицу), чем Марк Аврелий или Эпиктет. Прочтите главу – как они коротки, эти главы! – на ночь и сосредоточьтесь на ней следующим утром. Увидите сами.

Да, мой друг, вы напрасно пытаетесь утаить правду. Я слышу ваш мозг, как телефон у собственного уха. Вы говорите себе: «Этот парень неплохо справлялся до седьмой главы. Он слегка заинтересовал меня. Но то, что он говорит о раздумьях в поезде, сосредоточении и прочем, не для меня. Возможно, это подходит кому-то, но это не по моей части».

Это для вас, я горячо повторяю, это для вас. Правда, вы тот самый человек, которого я имею в виду.

Откажитесь, и вы отвергнете ценнейшее предложение, когда-либо вам сделанное. Это не мое предложение. Это предложение разумнейших, практичнейших, трезвейших людей, когда либо ступавших по земле. Я лишь передаю вам из вторых рук. Попробуйте. Возьмите свой ум в руки. И увидите, как этот процесс исцеляет половину житейских зол – особенно тревогу, этот непростительный, не неизбежный, постыдный недуг – тревогу!

VIII Рефлексивный настрой

Упражнение в сосредоточении ума (которому следует отдавать хотя бы полчаса в день) лишь подготовительное, как гаммы в музыке. Обретя власть над самым непокорным членом вашего сложного организма, вы, само собой, должны запрячь его. Никчему обладать послушным умом, если не извлекать максимальную пользу из его послушания. Рекомендуется продолжительный вводный курс обучения.

Необходимость такого курса бесспорна. Все разумные люди всех времен в этом согласны. Речь не о литературе и не о каком-то ином искусстве, не об истории, не о какой-либо науке. Это изучение самого себя. Человек, познай себя. Эти слова так избиты, что я краснею, выводя их на бумаге. Тем не менее они должны быть написаны, поскольку необходимы. (Пристыженно беру назад свое смущение.) Человек, познай себя. Говорю это вслух. Это одно из тех изречений, что знакомы каждому, ценность которых общепризнана, и которые применяют на практике лишь самые проницательные. Не знаю, почему. Я совершенно убежден, что более всего в жизни среднего благонамеренного человека современности недостает рефлексивного настроя.

Мы не размышляем. Я имею в виду, мы не размышляем над подлинно важными вещами; над проблемой нашего счастья, над главным направлением нашего движения, над тем, что жизнь дает нам, над тем, в какой мере разум определяет (или не определяет) наши действия, и над связью между нашими принципами и нашим поведением.

И все же вы ищете счастья, не так ли? Вы уже нашли его?

Вероятно, еще нет. Вероятно, вы уже пришли к убеждению, что счастье недостижимо. Но люди достигали его. И достигали путем понимания, что счастье не происходит из погони за физическим или умственным наслаждением, но из развития разума и согласования поведения с принципами.

Полагаю, у вас не хватит смелости отрицать это. А если вы это признаете и все же не уделяете часть дня сознательному рассмотрению собственного разума, принципов и поведения, вы заодно признаете, что, стремясь к определенной вещи, постоянно оставляете несделанным единственное действие, необходимое для достижения этой вещи.

Итак, мне ли краснеть, или вам?

Не опасайтесь, что я намерен навязать вам какие-то принципы. Мне безразлично (в данном случае), каковы ваши принципы. Ваши принципы могут побуждать вас верить в добродетельность кражи со взломом. Не имею возражений. Все, на чем я настаиваю, – что жизнь, где поведение плохо согласуется с принципами, – нелепая жизнь; и что поведение может быть согласовано с принципами только путем ежедневного исследования, размышления и принятия решения. К постоянному унынию грабителей приводит то, что их принципы идут вразрез с воровством. Если они искренне верят в моральное превосходство воровства, каторга будет означать для них только множество счастливых лет; все мученики счастливы, ибо их поведение согласно с принципами.

Что касается разума (определяющего поведение и не вовсе непричастного к формированию принципов), то в нашей жизни он играет куда меньшую роль, чем нам кажется. Нам следует быть разумными, но мы уж скорее инстинктивны, нежели разумны. И чем меньше мы размышляем, тем менее мы разумны. В следующий раз, когда будете препираться с официантом по поводу пережаренного стейка, пригласите разум в кабинет вашего ума и посоветуйтесь. Вероятно, он скажет вам, что официант не готовил стейк и не руководил готовкой; и даже будь он единственным, кого следует винить, вы ничего не добьетесь ссорой; вы лишь уроните достоинство, представ глупцом в глазах разумных людей, и озлобите официанта, нимало не улучшив стейк.

В итоге этой консультации с разумом (за которую с вас не возьмут платы), когда ваш стейк вновь окажется пережарен, вы отнесетесь к официанту дружески, сохраняя полное спокойствие и доброе расположение духа, и вежливо настоите на свежем стейке. Выигрыш будет очевидным и весомым.

В формировании или изменении принципов и поведения большую помощь могут оказать книги (от шести пенсов и выше). В предыдущей главе я упоминал Марка Аврелия и Эпиктета. На ум сразу приходят даже более известные работы. Могу отметить Паскаля, Лабрюйера и Эмерсона. Меня же вы не заставите отправиться в путешествие без моего Марка Аврелия. Да, книги ценны. Но не чтение книг происходит в ежедневном откровенном, честном исследовании того, что мы недавно сделали и что собираемся делать – спокойном взгляде себе в лицо (хотя зрелище может смутить).

Когда может быть сделано это важное дело? Вечернее уединение по дороге домой мне представляется подходящим. Рефлексирующий настрой естественно следует за усилием прожитого дня. Конечно, если вместо исполнения элементарной и глубоко важной обязанности вы предпочитаете читать газету (которую с тем же успехом можно читать в ожидании ужина), мне нечего сказать. Но посвящать этому некоторое время в течение дня вы должны. Теперь переходим к вечерним часам.