Текст книги "Отголоски войны"

Автор книги: Арнольд Беннет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

V

Въ большой бѣлой комнатѣ неправильной формы, со стеклянными окошечками, выходившими куда-то внутрь, собралась кучка людей человѣкъ въ двадцать мужчинъ и нѣсколькихъ женщинъ; они ходили отъ одного окошечка къ другому, заглядывали въ нихъ, шептались между собой, плакали. И всѣ они инстинктивно старались ступать какъ можно тише по жесткому полу. Въ одно окошечко виденъ былъ трупъ ребенка, во второе – тоже трупъ ребенка, въ третье – трупъ монахини среднихъ лѣтъ, повѣсившейся у себя въ кельѣ на шнурѣ отъ оконной шторы. А въ четвертое окошечко виденъ былъ трупъ стараго капитана, о которомъ только и было извѣстно, что имя его Поликсфенъ, и что его убили и зарыли, положивъ на водосточную трубу, на Кингсуэ. Это была покойницкая одного изъ Центральныхъ лондонскихъ полицейскихъ участковъ, и всѣ пришедшіе сюда были вызванные судебной властью свидѣтели, у которыхъ совѣсть была болѣе или менѣе чиста – а также присяжные, созванные на слѣдствіе – мелкіе лавочники и служащіе, оторванные отъ дѣла. Они всѣ были недовольны тѣмъ, что теряютъ время, не въ то же время гордились важностью своей роли.

Открылась дверь и вошли монахиня и изящно одѣтый господинъ въ сопровожденіи полицейскаго. Публика стала съ любопытствомъ оглядывать ихъ. Монахиня была настоятельницей монастыря, а господинъ, вошедшій одновременно съ нею, былъ Филиппъ Мастерсъ. Монахиня только на минутку заглянула въ окошечко, плотно сжала свои тонкія губы, прижала къ груди большой крестъ, который носила поверхъ платья, и вышла. Полицейскій направилъ Мастерса къ окошечку, за которымъ лежалъ трупъ Поликсфена, и Филиппъ увидѣлъ типичное лицо моряка, старое, морщинистое, съ сѣдовато-русой круглой бородой, которая торчала изъ-подъ подбородка, съ вытянутой впередъ верхней губой. Волосы были растрепаны, руки жилистыя и блѣдныя. Трудно было повѣрить, что старикъ дѣйствительно мертвъ. Онъ точно закрылъ глаза и заснулъ. Казалось невозможнымъ, что эти спокойные глава недавно еще видѣли страшную угрозу убійства въ глазахъ другого человѣка, и что этотъ старикъ для того уцѣлѣлъ отъ опасностей на морѣ, плавая въ теченіе пятидесяти лѣтъ своей капитанской службы, чтобы погибнуть въ водопроводной трубѣ – на радость газетнымъ репортерамъ. Это было неправдоподобно я страшно. Филиппъ задрожалъ, вспомнивъ о томъ, что онъ спалъ въ сторожевой будкѣ, въ то время какъ въ нѣсколькихъ ярдахъ отъ него чьи-то быстрыя злодѣйскія руки зарывали трупъ моряка среди улицы.

Полицейскій тронулъ его за плечо. Покойницкая опустѣла. Осмотръ труповъ кончился – должно было начаться засѣданіе слѣдственнаго суда. Была уже половина третьяго. Въ сопровожденіи полицейскаго Филиппъ перешелъ черезъ улицу и прошелъ въ помѣщеніе слѣдственнаго суда – комнату неопредѣленнаго типа, которая могла быть яслями, столовой для бѣдныхъ, мастерской, школой – только не храмомъ правосудія. Онъ показалъ при входѣ повѣстку, которой его вызвали, и ему указали мѣсто на скамьѣ. Онъ увидѣлъ рядомъ съ собой стараго негра. Комната была почти полна. Приставъ записывалъ имена присяжныхъ, сидѣвшихъ со смущеннымъ, но полнымъ сознанія своей важности видомъ въ два ряда на скамьяхъ противъ мѣста для свидѣтелей. Въ глубинѣ комнаты сидѣла кучка людей, которые, за неимѣніемъ работы, изображали собой просвѣщенную англійскую публику. Два полисмена стояли на виду у всѣхъ, придавая торжественность залѣ засѣданія.

Вдругъ публика заволновалась. Всѣ поднялись и вошелъ слѣдственный судья, знаменитый Акрфэръ, имя котораго было хорошо извѣстно по газетнымъ отчетамъ. Это былъ худой человѣкъ лѣтъ сорока-пяти, очень живой. Онъ быстро снялъ пальто, положилъ на стулъ свой черный сакъ, который держалъ въ рукахъ, и сѣлъ у стола. Началось слѣдствіе о дѣтяхъ, трупы которыхъ были найдены.

М-ръ Акрфэръ велъ только слѣдствіе по уголовнымъ дѣламъ. Онъ проводилъ весь день въ атмосферѣ внезапныхъ насильственныхъ смертей. Онъ былъ невозмутимъ, разочарованъ во всемъ и велъ слѣдствіе страшно быстро, такъ какъ у него было всегда на рукахъ больше дѣлъ, чѣмъ времени на разслѣдованіе каждаго изъ нихъ. Въ часъ съ четвертью онъ покончилъ съ двумя дѣтьми и монахиней, – причемъ у него вышло легкое препирательство съ настоятельницей, – тонко вышутилъ одного священника, допросилъ семнадцать свидѣтелей, сдѣлалъ три заключенія для присяжныхъ и произнесъ три рѣшенія. Быстрота его, съ которой онъ все продѣлывалъ, умѣнье вызывать у свидѣтелей все, что нужно и въ самое короткое время, его твердая рѣшимость дознаться до полной истины, его пониманіе психологіи свидѣтелей, его авторитетность – всѣ эти качества изумляли Филиппа и приводили его въ восторгъ. Онъ подумалъ, что было бы пріятно побесѣдовать съ этимъ человѣкомъ вечеромъ гдѣ-нибудь въ спокойномъ уголку въ клубѣ, и внимать, куря сигару, его жизненной философіи.

Быстро подписавъ какія-то бумаги, м-ръ Акрфэръ взглянулъ на присяжныхъ и сказалъ внушительнымъ тономъ:

– Слѣдующее дѣло, господа, нѣсколько необычное и потребуетъ особаго вниманія съ вашей стороны.

Онъ, повидимому, уже изучилъ его заранѣе.

Первымъ свидѣтелемъ былъ полисменъ, который присутствовалъ при обнаруженіи трупа. Онъ далъ свое показаніе такъ, какъ льютъ чай изъ чайника – ровно, безъ паузъ и не дожидаясь вопросовъ. Онъ явился уже въ концѣ, когда трупъ былъ отрытъ, трупъ лежалъ параллельно водопроводной трубѣ, рядомъ съ нею обернувшись къ ней лицомъ. Потомъ онъ присутствовалъ при переноскѣ трупа въ покойницкую. Это происходило во вторникъ утромъ, въ половинѣ восьмого.

– Вы обыскали трупъ? – спросилъ судья.

– Да, сэръ.

– Что вы нашли?

– Ничего, сэръ.

Судья дѣлалъ отмѣтки на бумажкѣ и разсѣянно смотрѣлъ на портретъ принца Уэльскаго, висѣвшій противъ него на стѣнѣ.

Затѣмъ явился докторъ, очень важный съ виду, въ синемъ пальто, съ длинной сѣдой бородой и съ большимъ бѣлымъ носомъ.

– Вы сдѣлали посмертное вскрытіе тѣла, описаннаго послѣднимъ свидѣтелемъ?

– Да; вчера днемъ.

– Что было причиной смерти?

– Сотрясеніе и сжатіе мозга отъ сильнаго удара въ затылокъ.

– Сжатіе мозга? – спросилъ старшина присяжныхъ, рѣшившій во что бы то ни стало оградить присяжныхъ отъ мистификаціи. – Не будете ли вы столь любезны объяснить, что значитъ сжатіе мозга?

– Сжатіе мозга происходитъ тогда, когда его такъ сдавливаютъ, что функціи его останавливаются.

– Благодарю васъ, – сказалъ старшина.

– Я констатировалъ кровеизліянія въ нѣсколькихъ пунктахъ и сильный приливъ крови на всей поверхности мозга. Никакихъ внѣшнихъ поврежденій не было, только кожа была слегка отодрана на круглой поверхности дюймовъ въ пять.

– Смерть наступила моментально?

– Это невозможно опредѣлить.

– Но убитый былъ зарытъ въ землю уже мертвымъ?

– Да.

– Какъ вы полагаете, въ которомъ часу онъ умеръ?

– Я началъ вскрытіе вчера въ четыре часа дня – и думаю, что онъ умеръ часовъ шестнадцать до того; значитъ, приблизительно, во вторникъ въ полночь.

– Но ударъ былъ, можетъ быть, нанесенъ раньше?

– Во всякомъ случаѣ не болѣе, чѣмъ за часъ до смерти.

– Какимъ орудіемъ былъ нанесенъ ударъ? Вы можете это опредѣлить?

– Чѣмъ-то мягкимъ и тяжелымъ, по всей вѣроятности мѣшкомъ съ мокрымъ пескомъ.

– Смерть не могла произойти отъ паденія?

– Нѣтъ. Для этого онъ долженъ былъ бы упасть съ высоты тридцати или сорока футовъ, – а отъ такого удара онъ бы поломалъ кости…

– Тѣло убитаго было упитанное?

– Да.

– Сколько онъ вѣсилъ?

– Я не взвѣшивалъ. Но на глазомѣръ – около одиннадцати стонъ.

– Желаете вы предложить какіе-нибудь вопросы свидѣтелю? – спросилъ судья старшину присяжныхъ.

– Нѣтъ, сэръ.

Судья кончилъ записывать и уставился опять глазами на портретъ, висѣвшія противъ него.

М-ръ Адріанъ Гильгэ, послѣдовавшій за докторомъ, былъ первымъ изъ свидѣтелей, который ударился въ слезы. Репутація Угловаго Дома сильно пострадала отъ убійства капитана. Судья пристально взглянулъ на него.

– Вашъ пансіонъ – благотворительное учрежденіе, м-ръ Гильгэ? – спросилъ онъ послѣ общихъ предварительныхъ вопросовъ.

М-ръ Гильгэ покраснѣлъ.

– Расходы по дому вполнѣ окупаются, – отвѣтилъ онъ.

– Сколько вы берете за комнату?

– Шесть пенсовъ или шиллингъ за ночь.

– И это окупаетъ расходы? Плату за помѣщеніе? Проценты на капиталъ? Жалованье завѣдующему? Ремонтъ?

– Я не плачу за наемъ – домъ мой. Я самъ завѣдую всѣмъ и не беру жалованья. А капиталъ я отдалъ на дѣло безъ процентовъ. О ремонтѣ я еще не думалъ.

– Вы, значитъ, хотите только сказать, что оплачивается прислуга, и что расходы по ѣдѣ пансіонеровъ, приблизительно, окупаются?

– Да.

– Вы недавно только начали заниматься благотворительностью?

– Да. Всякое дѣло приходится начинать съ начала.

– Конечно, – согласился судья. – И вы полагаете, что вамъ удастся облегчить положеніе лондонскихъ бѣдняковъ?

– Конечно.

– Вотъ какъ. Сколько вамъ лѣтъ, м-ръ Гильгэ?

– Не понимаю, зачѣмъ вамъ это знать?.. Мнѣ двадцать-шесть лѣтъ.

– Вы узнали тѣло убитаго?

– Да. Это тѣло капитана Поликсфена, который нанялъ у меня комнату дней десять тому назадъ.

– Когда именно?

– Перваго октября.

– Какъ его звали по имени?

– Не знаю.

– На какомъ суднѣ онъ былъ капитаномъ?

– Не знаю.

– Онъ оставилъ службу?

– Кажется.

– Что вы можете сказать о его образѣ жизни?

– Онъ былъ боленъ около недѣли и выходилъ изъ комнаты только къ завтраку и обѣду.

– Онъ казался вамъ человѣкомъ неимущимъ?

– Я полагалъ, что онъ, какъ большинство моихъ пансіонеровъ, въ стѣсненныхъ обстоятельствахъ, но не нищій.

– Онъ былъ разговорчивъ?

– Нѣтъ.

– Никогда съ вами не бесѣдовалъ?

– Никогда. Говорилъ только о погодѣ – и всегда точно опредѣлялъ направленіе вѣтра.

– За столомъ онъ не разговаривалъ?

– Очень мало.

– Были у него друзья, знакомые?

– Никого, кромѣ негра, по имени Коко, который иногда навѣщалъ его.

– Онъ проходилъ прямо въ комнату капитана?

– Да.

– Вы не знаете, вернулся ли капитанъ недавно изъ путешествія?

– Не знаю.

– Когда вы видѣли его въ послѣдній разъ?

– Во вторникъ вечеромъ, часовъ въ восемь.

Тутъ м-ръ Гильгэ заплакалъ.

– Гдѣ?

– Онъ пришелъ домой и поднялся къ себѣ наверхъ. Его комната была въ первомъ этажѣ.

– Вы говорили, что онъ не выходилъ недѣлю изъ дому.

– Въ этотъ день онъ въ первый разъ вышелъ. Онъ выходилъ два раза. Разъ днемъ и во второй разъ вечеромъ.

– Откуда вы энаете?

– Я видѣлъ его оба раза.

– Гдѣ же вы находились?

– Въ моемъ бюро, налѣво отъ передней. Дверь въ бюро стеклянная, и, сидя за моимъ письменнымъ столомъ, я вижу всякаго, кто входитъ и выходитъ.

– Какъ долго былъ онъ въ отсутствіи во второй разъ?

– Около получаса.

– Вы видѣли, когда онъ ушелъ?

– Да. Я вошелъ въ бюро послѣ обѣда, около семи часовъ, и оставался тамъ, выходя только иногда въ переднюю, до четырехъ часовъ утра въ среду.

– Новые жильцы къ вамъ въ этотъ день не пріѣзжали?

– Нѣтъ. Всѣ комнаты были заняты.

– А прежніе жильцы провели этотъ день, какъ обыкновенно?

– Вполнѣ.

– Кто выходилъ изъ дому послѣ того, какъ капитанъ Поликсфенъ вернулся въ восемь часовъ?

– Никто.

– Подумайте хорошенько, м-ръ Гильгэ. Вы сказали намъ, что никто не могъ выйти изъ дому такъ, чтобы вы его не видѣли, и что послѣ того, какъ капитанъ вернулся, никто не уходилъ. Значитъ, онъ былъ у себя въ комнатѣ съ восьми часовъ вечера – а между тѣмъ рано утромъ на слѣдующій день трупъ его былъ найденъ зарытымъ на Кингсуе. Какъ вы это объясняете?

– Я не могу никакъ этого объяснить.

– Или онъ былъ убитъ въ вашемъ домѣ…

– Это невозможно, сэръ. Невозможно!

– Нѣтъ ничего невозможнаго, – возразилъ судья. – Или онъ былъ убитъ у васъ въ домѣ и его тѣло вынесли, или онъ вышелъ изъ дома и былъ убитъ на улицѣ. Вы полагаете, что никто не могъ пробраться мимо двери вашего бюро незамѣченнымъ вами?

– Не думаю, чтобы это было возможно.

– Гдѣ расположена лѣстница?

– Она начинается какъ разъ у дверей бюро въ передней.

– А другой лѣстницы нѣтъ въ домѣ?

– Есть еще лѣстница чернаго хода, по которой ходитъ только прислуга.

– А, вотъ что! Есть еще черный ходъ. Сколько у васъ человѣкъ прислуги?

– Пять мальчиковъ и двѣ кухарки.

– Куда ведетъ вторая лѣстница?

– Въ кухню и на дворъ.

– А со двора есть выходъ?

Въ эту минуту одинъ изъ полицейскихъ зажегъ газъ.

– Да, – отвѣтилъ м-ръ Гильге, щурясь отъ неожиданнаго свѣта. – Оттуда есть выходъ въ переулокъ. На ночь дверь со двора запирается на засовъ.

– Въ которомъ часу?

– Послѣ обѣда – въ семь часовъ.

– Запирается изнутри?

– Да.

– Такъ что изнутри всякій могъ бы ее открыть?

– Да.

– Можно спуститься съ этой лѣстницы и выйти, не проходя черезъ кухню?

– Да.

– Въ которомъ часу тушатъ свѣтъ на черной лѣстницѣ?

– Около одиннадцати часовъ.

– Переулокъ ведетъ въ Стрэнджъ-Стритъ подъ прямымъ угломъ, и вашъ домъ угловой, – не такъ ли?

– Да.

– Гдѣ расположена была комната капитана?

– Окно его выходитъ въ переулокъ.

– Кто занималъ комнату рядомъ съ нимъ?

– Одна вдова, м-ссъ Оппотери.

– Она здѣсь?

– Нѣтъ. Она больна и лежитъ въ постели.

– А съ другой стороны?

– Съ другой стороны комнаты идетъ внѣшняя стѣна.

– Значитъ, дверь комнаты капитана ближе къ черному ходу, чѣмъ къ лѣстницѣ, ведущей внизъ въ переднюю.

М-ръ Гильгэ подумалъ.

– Да. Она ближе въ черному ходу.

– Вы теперь, значитъ, соглашаетесь, что, въ концѣ концовъ, капитанъ могъ уйти, или его трупъ могли унести изъ дома въ теченіе вечера безъ вашего вѣдома?

– Да-а, – протянулъ м-ръ Гильгэ. – Но мои пансіонеры никогда не ходятъ по черному ходу.

– Конечно, – насмѣшливо сказалъ судья. – Но такъ какъ онъ, вѣроятно, не выскочилъ изъ окна…

– То, значитъ, сошелъ по черному ходу послѣ того, какъ прислуга ушла спать.

– Но зачѣмъ бы онъ это сдѣлалъ?

– Не могу себѣ представить. Никакой причины для этого не было. Онъ былъ человѣкъ безупречнаго поведенія.

– Такъ что болѣе вѣроятно, что его вынесли?

– Я не могу допустить, что въ моемъ домѣ могло быть совершено злодѣяніе!

– Сколько у васъ жильцовъ?

– Около шестидесяти.

– Вы заручаетесь удостовѣреніемъ ихъ порядочности?

– Я полагаюсь на мое собственное сужденіе.

Судья презрительно сжалъ губы; затѣмъ онъ быстро повернулся въ присяжнымъ.

– Хотите предложить какіе-нибудь вопросы?

Старшина присяжныхъ, готовъ былъ бы заплатить гинею за то, чтобы выдумать какой-нибудь хитрый вопросъ, которымъ бы онъ смутилъ свидѣтеля. Но ему ничего не приходило въ голову, и м-ръ Гильгэ вернулся на свое мѣсто въ залѣ, внутренно удивляясь, почему съ благодѣтелемъ человѣчества обращаются какъ съ человѣкомъ, заподозрѣднымъ въ преступленіи.

Судья сталъ снова смотрѣть на олеографію на стѣнѣ, и въ это время полицейскій ввелъ на свидѣтельское мѣсто стараго негра, одѣтаго въ широкій суконный пиджакъ, съ краснымъ галстукомъ на шеѣ. Онъ былъ видимо очень взволнованъ и на главахъ у него выступали слезы.

– Ваше имя? – началъ судья.

– Мое имя, судья? Мое имя Марсъ Коко, сэръ.

– Ну, а настоящее имя?

– Мое имя Марсъ Коко, сэръ. Меня звали Марсъ Коко еще когда я былъ поваромъ въ «Ледяномъ Домѣ».

– Въ «Ледяномъ Домѣ»?

– Да, сэръ. Въ Бродъ-Стритѣ. Въ Бриджтоунѣ, судья.

– Въ Бриджтоунѣ – въ Девоншайрѣ?

– Нѣтъ, сэръ, въ Барбадосѣ. «Ледяной Домъ» – большой ресторанъ, сэръ. Я былъ главнымъ поваромъ, сэръ. И всѣ негры называли меня Марсъ Коко за мой почтенный видъ, судья. Капитанъ Поликсфенъ взялъ меня оттуда.

– Вы знали капитана Поликсфена?

– Да, сэръ. Я былъ его другомъ, сэръ. Мы были большими пріятелями.

– И онъ взялъ васъ изъ «Ледяного Дома»?

– Да, сэръ. Онъ взялъ Марса Коко поваромъ на «Кобру».

– Какой линіи?

– Не знаю, сэръ.

– Это было давно?

– Давно ли, судья? Очень давно. Двадцать лѣтъ съ тѣхъ поръ прошло.

– И вы все время служили у капитана Поликсфена?

– Да, сэръ. Я служилъ на его дрянной «Кобрѣ» шестнадцать лѣтъ, судья, потому что я любилъ капитана.

– А потомъ оставили службу на «Кобрѣ»?

– Она оставила насъ. Она потонула въ Карлейльскомъ заливѣ.

– Кому она принадлежала?

– Господи Боже мой, сэръ! Не спрашивайте меня, кому она принадлежала, – я не знаю, сэръ.

– Что вы дѣлали послѣ того?

– Я остался въ Бриджтоунѣ и продавалъ сыръ и разныя лакомства на пароходахъ, сэръ.

– А капитанъ?

– Капитанъ вернулся на пароходѣ королевскаго флота.

– Это было пять лѣтъ тому назадъ? Когда же вы снова встрѣтились съ нимъ?

Негръ заговорилъ нѣсколько упавшимъ голосомъ:

– Мнѣ пришлось уѣхать изъ Барбадоса, судья. Непріятности вышли съ чернокожими. Я поступилъ поваромъ на пароходъ, который возвращался въ Соутгамптонъ. И тамъ, на пристани, я увидѣлъ капитана…

– Когда это было?

– Въ сентябрѣ. Я побѣжалъ за нимъ. Онъ очень обрадовался мнѣ и повезъ меня въ Лондонъ. Онъ сказалъ, что скоро опять поѣдетъ въ Барбадосъ и возьметъ меня съ собой, потому что ему нужна моя помощь.

– Для чего?

– Это тайна, судья. Развѣ я долженъ сказать?

– Конечно.

– Для того, чтобы разыскать кладъ, сэръ. Онъ хотѣлъ поѣхать за кладомъ, сэръ. За кладомъ, опущеннымъ на дно. Онъ сказалъ это мнѣ – и никому другому не говорилъ, судья.

Судья улыбнулся.

– Значитъ, капитанъ собирался въ Барбадосъ искать кладъ? А онъ разсказывалъ вамъ, что онъ дѣлалъ въ эти четыре года?

– Онъ былъ капитаномъ на другомъ суднѣ.

– На какомъ?

– Не знаю. Онъ плавалъ въ русскихъ водахъ, сэръ.

– Когда же вы должны были отправиться въ Барбадосъ?

– Очень скоро, соръ. Капитанъ только долженъ былъ сговориться съ судовладѣльцами. У нихъ о чемъ-то вышелъ споръ. О чемъ они спорили – не знаю. Я этихъ дѣлъ не понимаю. А потомъ онъ заболѣлъ, сэръ.

– Когда вы его видѣли въ послѣдній разъ?

– Во вторникъ, судья. Во вторникъ днемъ. Въ два часа, сэръ.

– Ему было тогда лучше?

– Да, сэръ. Гораздо лучше. Онъ былъ совсѣмъ веселый.

– Что онъ сказалъ вамъ, когда вы его видѣли въ послѣдній разъ?

– Онъ сказалъ: «Мы скоро поѣдемъ». Онъ сказалъ, что закажетъ каюты на слѣдующей недѣлѣ, сэръ.

– Вы не энаете, у капитана были друзья?

– У него былъ одинъ другъ – Коко, сэръ.

– А другихъ не было?

– Нѣтъ, сэръ.

– И никакихъ родныхъ?

Негръ не сразу отвѣтилъ.

– Да, сэръ, – сказалъ онъ наконецъ. – У него были родные.

– Кто же?

– У него былъ братъ, сэръ. Три недѣли тому назадъ я былъ съ нимъ у его брата въ «Обелискъ-Отелѣ», на Ватерло-Родѣ. Я все это разсказывалъ вчера господамъ полицейскимъ. Дѣло было такъ, сэръ: въ среду утромъ я зашелъ провѣдать капитана – и вдругъ вижу его мертвое тѣло. Я зарыдалъ, сэръ… Тогда полицейскій сталъ предлагать мнѣ дерзкіе вопросы; очень грубый онъ господинъ, этотъ полицейскій, сэръ.

– Хорошо, хорошо. Разскажите про брата. Вы говорите, что капитанъ былъ у него въ «Обелискъ-Отелѣ». Что же произошло между ними?

– Не спрашивайте меня, судья. Я не знаю. Я только слышалъ, что капитанъ очень сердито говорилъ съ своимъ братомъ.

– А послѣ того вы видѣли его брата?

– Нѣтъ, сэръ.

– Были у капитана еще другіе родные?

– Да, сэръ. У капитана была дочь. Но капитанъ уже давно сказалъ мнѣ, что не хочетъ ничего о ней знать. Это потому, что она пошла на сцену. Вѣтреная дѣвчонка, сэръ. Капитанъ былъ очень сердитъ, когда я разъ шелъ съ нимъ по Кингсуэ и онъ показалъ мнѣ ея портретъ на афишѣ.

– А! Какъ ея имя?

– Какъ она названа была на портретѣ?

– Да.

– Джиральда, сэръ.

Когда онъ произнесъ имя знаменитой актрисы, въ публикѣ произошло замѣтное волненіе;– только судья, полицейскій и м-ръ Варко, присутствіе котораго Филиппъ замѣтилъ только въ эту минуту, сохранили невозмутимое выраженіе лица. За часъ до того у стола репортеровъ сидѣлъ только одинъ молодой человѣкъ – теперь тамъ сидѣло уже три репортера. Наступило молчаніе и слышно было только шипѣніе газа.

– Можете вы объяснить чѣмъ-нибудь убійство капитана? – спросилъ судья, понизивъ голосъ.

– Нѣтъ, судья, не могу, – слезливо проговорилъ негръ.

Судья посмотрѣлъ на присяжныхъ.

– Что вы знаете еще о кладѣ? – спросилъ старшина присяжныхъ.

– Не спрашивайте меня! Не спрашивайте Коко! – молилъ негръ. – Капитанъ мнѣ ничего не говорилъ.

Старшина придумалъ наконецъ важный вопросъ.

– Что вы дѣлали во вторникъ ночью? – спросилъ онъ.

– Вы не обязаны отвѣтить на этотъ вопросъ, если не желаете, – быстро сказалъ судья.

– Я могу отвѣтить, судья, – сказалъ Коко, отирая глаза. – Я спалъ, какъ сплю каждую ночь. Я далъ мой адресъ полицейскому, сэръ.

М-ръ Варко подошелъ на цыпочкахъ къ судьѣ и прошепталъ ему что-то на ухо.

– Засѣданіе прерывается. Продолженіе завтра, въ половинѣ одиннадцатаго, – сказалъ судья, взглянувъ на часы.

VI

Филиппъ почувствовалъ, въ своему собственному удивленію, что слѣдствіе его сильно взволновало. Образъ убитаго капитана все время стоялъ у него передъ глазами. Неожиданно раскрытое имя Джиральды тоже произвело на него сильное впечатлѣніе. Онъ думалъ о томъ, какъ гончія собаки правосудія, пока еще ничего не открывшія, набросятся на открывшіеся слѣды и въ концѣ концовъ выловятъ своимъ острымъ чутьемъ убійцу шести милліоновъ людей и предадутъ его неминуемой его судьбѣ. Немыслимо, чтобы убійца могъ ускользнуть. Онъ вѣдь существуетъ въ эту минуту. Гдѣ-нибудь, по всей вѣроятности въ самомъ Лондонѣ, онъ живетъ, дышитъ и ѣстъ и будетъ стараться заснуть ночью.

Филиппъ почти обѣщалъ сэру Антони пообѣдать съ никъ, но ему хотѣлось остаться одному. Онъ скромно пообѣдалъ на Юстонъ-Родѣ, и прошло много часовъ, прежде чѣмъ онъ рѣшился вернуться въ Угловый Домъ. Болѣзнь м-ссъ Оппотэри не позволила ей освободить ея комнату, и первую ночь послѣ убійства капитана Филиппъ провелъ въ квартирѣ сэра Антони. А теперь освободилась именно комната капитана. Полиція окончила осмотръ, и м-ръ Гильгэ предложилъ ее – съ извиненіями – Филиппу. Послѣ нѣкотораго колебанія, Филиппъ согласился взять ее.

Войдя въ Угловый Домъ, онъ увидѣлъ м-ра Гильгэ, сидѣвшаго въ бюро. Они кивнули другъ другу головой въ знакъ привѣтствія, и Филиппъ поднялся наверхъ. Маленькая комната, освѣщенная электричествомъ, съ ея узкой зеленой кроватью, умывальникомъ, который могъ быть превращенъ въ туалетъ, съ кресломъ, вѣшалкой, гладкимъ паркетомъ и тремя снимками – по три пенса каждый – шедевровъ Національной Галереи, имѣла самый мирный видъ. Трудно было представить себѣ, что тутъ было совершено убійство. Филиппъ осмотрѣлъ комнату. Размѣры ея были такъ малы, что трудно было запереть дверь, не натолкнувшись на умывальникъ. Онъ осмотрѣлъ все съ острымъ любопытствомъ и заперъ дверь, прижавшись для этого къ кровати. Случайно онъ заглянулъ въ это время въ уголъ за дверью и увидѣлъ, что мальчики наскоро убрали комнату – вѣроятно, страшась долго оставаться въ ней. Они не подмели въ углу. Днемъ уголъ былъ въ тѣни, и только теперь, при электрическомъ свѣтѣ, видно было, что тамъ лежитъ густой слой пыли. Филиппъ нагнулся и поднялъ маленькій предметъ янтарнаго цвѣта. Это былъ зубецъ отъ черепаховаго гребня. Сначала онъ не придалъ значенія находкѣ, но потомъ сообразилъ, что зубецъ слишкомъ большой для мужского гребня и, навѣрное, отломился отъ женской гребенки.

Въ эту самую минуту электричество потухло, – оно горѣло только до двѣнадцати часовъ ночи.

Онъ легъ въ постель, но не могъ заснуть до пяти часовъ утра, отчасти потому, что ему пришлось быть въ бѣльѣ, взятомъ у сэра Антони; его саквояжъ съ туалетными принадлежностями за-то исчезъ съ того времени, какъ онъ бросилъ его на полъ передней, выталкивая матроса.

Онъ всталъ позже, чѣмъ намѣревался, взялъ кэбъ и поѣхалъ въ судъ. Зала была биткомъ набита публикой, и пришлось принести еще одинъ столъ для репортеровъ.

Допрашивали рабочаго, прокладывавшаго трубы на Кингсуэ.

– Сколько нужно времени, чтобы вырыть землю, зарыть трупъ и выровнять землю?

– Зависитъ отъ того, сдѣлаетъ ли это человѣкъ, понимающій дѣло, или такой, который не умѣетъ взять лопату въ руки.

– А тотъ, кто зарылъ трупъ, умѣетъ взять лопату въ руки?

– Да. Не хуже, чѣмъ я самъ.

– Работа была сдѣлана умѣлымъ человѣкомъ?

Да.

– Такъ сколько же на это могло понадобиться времени?

– Если работать поштучно, то около трехъ-четвертей часа и даже еще меньше. А при поденной платѣ можно провозиться и нѣсколько часовъ.

Судья сдержанно улыбнулся.

– Можете идти.

– Ну, а моя издержки? – проворчалъ рабочій. – Что же насчетъ издержекъ? – Его увели, и онъ все время повторялъ:– А издержки-то?

Слѣдующимъ свидѣтелемъ былъ ночной сторожъ, Чарли, котораго замѣщалъ Филиппъ. Онъ показалъ, что въ нему пришелъ мальчикъ лѣтъ двѣнадцати и сказалъ, что жена его заболѣла, вслѣдствіе чего онъ и оставилъ свой постъ. Вслѣдъ за нямъ выступили два болѣе почтенныхъ человѣка, хозяинъ «Обелискъ-Отеля» на Ватерло-Родѣ и м-ръ Оскаръ Токъ, директоръ театра «Метрополитенъ».

Хозяинъ отеля показалъ, что человѣкъ, котораго Коко назвалъ братомъ убитаго, оставилъ отель въ пять часовъ, въ понедѣльникъ, 5-го числа, говоря, что вернется черезъ пять минутъ, и оставилъ пустой саквояжъ и неоплаченный счетъ на двадцать-два шиллинга и три пенса. Онъ болѣе не возвращался.

М-ръ Оскаръ Токъ показалъ, что днемъ 14-го октября онъ получилъ телеграмму отъ миссъ Джиральды о томъ, что она не можетъ играть въ этотъ вечеръ. Ея роль исполняетъ съ тѣхъ поръ дублёрша, такъ какъ миссъ Джиральда исчезла съ этого дня. Ея квартира на Шафтсбюри-Авенью заперта и прислуга разсчитана. Онъ ничего не зналъ о роднѣ миссъ Джиральды. М-ръ Токъ, какъ и рабочій, былъ, видимо, раздраженъ противъ всего состава суда. Онъ такъ говорилъ, точно кто-то убилъ капитана Поликсфена только для того, чтобы сдѣлать ему непріятность.

Затѣмъ появился еще м-ръ Варко и сказалъ судьѣ, что онъ тщательно осмотрѣлъ комнату убитаго и не нашелъ ничего, что могло бы навести на какой-нибудь слѣдъ. Послѣ того Филиппъ услышалъ свое имя, отчетливо произнесенное приставомъ; тогда онъ пошелъ на свидѣтельское мѣсто и принялъ присягу.

Судья осмотрѣлъ его быстрымъ холоднымъ взглядомъ.

– Что вы можете сказать намъ? – спросилъ судья.

Филиппъ разсказалъ, сначала нѣсколько взволнованнымъ голосомъ, но потомъ овладѣвъ своимъ возбужденіемъ, о томъ, какъ его подозвалъ ночной сторожъ и поручилъ ему замѣстить его, и о томъ, какъ, проснувшись отъ сна, онъ увидѣлъ таинственную фигуру, вышедшую изъ рва.

– Въ которомъ это было часу?

– Около трехъ часовъ ночи.

– Въ какомъ направленіи исчезла эта фигура, вошла въ Угловый Домъ или пошла, въ переулокъ?

– Я не могу сказать съ точностью, но кажется, что въ переулокъ.

– Что еще?

– Я нашелъ во рву обломокъ камня, на которомъ отпечатлѣлся слѣдъ пальца, – кажется, окровавленнаго. Я положилъ его въ саквояжъ. Но саквояжъ гдѣ-то затерялся.

– Затерялся?

– Да.

– Что еще?

Филиппъ показалъ зубецъ отъ гребня, найденный имъ за дверью. Судьи и присяжные осмотрѣли его – и онъ произвелъ сенсацію. Репортеры были въ восторгѣ, предвидя сенсаціонное дѣло.

– Послушайте, м-ръ Мастерсъ, вы говорите, что были безъ гроша во вторникъ ночью, и что поэтому приняли предложеніе сторожа. Но теперь вы не имѣете вида человѣка безъ гроша. Напротивъ того, вы производите впечатлѣніе человѣка со средствами.

Филиппъ, одѣтый въ платье отъ одного изъ лучшихъ портныхъ, не говоря уже о черномъ галстукѣ, выбранномъ Оксвичемъ, невольно смутился словами судьи. Несмотря на свою полную невинность, ему было непріятно, что правосудіе вмѣшивается въ его личныя дѣла. Онъ сказалъ судьѣ, что его снабдилъ деньгами одинъ его другъ.

– А! – указалъ судья и сталъ опять глядѣть на портретъ принца Уэльскаго.

Филиппъ понялъ, что судьѣ ничего больше отъ него не нужно, но что онъ остался при особомъ мнѣніи о немъ.

– Больше нѣтъ свидѣтелей, – тихо сказалъ судьѣ приставъ.

– Простите, – произнесъ вдругъ твердый, густой контральто, – я прошу выслушать меня.

Полная женщина среднихъ лѣтъ, довольно большого роста, поднялась и направилась къ судьѣ.

– Кто вы, сударыня? – спросилъ изумленный судья.

– Я м-съ Оппотэри, – отвѣтила женщина. Я была больна вчера и сегодня тоже должна была бы остаться въ постели, но, увидѣвъ сегодня утромъ, что мое имя попало въ газеты, я пришла возстановить свою репутацію.

– Если вы можете помочь слѣдствію, – сказалъ судья, – то мы охотно выслушаемъ васъ, но я не вижу, отчего могла бы пострадать ваша репутація.

– Какъ отчего? – возразила женщина. – По вашему…

– Успокойтесь, сударыня, – уговаривалъ ее судья, – и примите присягу.

Она приняла присягу какъ вдова Каролина Оппотэри.

– Говорите, – пригласилъ ее судья.

М-ссъ Оппотэри была очень представительная женщина, и лицо ея, лишенное женственной привлекательности, выражало рѣдкую силу характера. Оно было широкое, покрытое морщинами, съ тонкими, выразительными губами, съ темнымъ пушкомъ на верхней губѣ, съ толстымъ носомъ. Она была въ глубокомъ траурѣ. На головѣ у нея была черная шляпа; руки, въ черныхъ перчаткахъ, были прижаты къ груди, и въ одной рукѣ она держала портмонэ и платокъ съ черной каймой. Она была достойной представительницей почтеннаго пансіона м-ра Гильгэ.

– Вчера тутъ было сказано, что моя комната была рядомъ съ комнатой покойнаго капитана. – Она величественно взглянула на судью и бросила презрительный взглядъ на присяжныхъ. – Ну, такъ что же? Развѣ это моя вина?

– Послушайте, милая…

– Что я вамъ за милая! – оборвала она судью, который въ первый разъ не нашелся, что отвѣтить.

– Если это все, что вы можете намъ сказать…

– Нѣтъ, это вовсе не все. Да развѣ я не знаю, что въ Лондонѣ сегодня всѣ начнутъ судачить, говорить, что м-ссъ Оппотэри жила рядомъ съ капитаномъ, что это происходило въ та комъ-то пансіонѣ – я вотъ сплетня готова. Моя репутація погибла. Въ особенности, когда оказывается, что другой комнаты рядомъ съ капитаномъ не было. Такъ вотъ я пришла объяснить.

– Что?

– Проще всего я ужъ лучше сразу скажу, что обломокъ гребенки, что вотъ нашелъ этотъ франтъ за дверью у капитана, – принадлежитъ мнѣ.

– Да? – сказалъ судья, побуждая ее продолжать показаніе. – Какъ же онъ попалъ туда?

– А вотъ какъ, – сказала м-ссъ Оппотэри. – Я была невѣстой капитана…

Она разразилась рыданіями – какъ разъ во-время, чтобы остановить взрывъ смѣха въ публикѣ.

– Ваше обрученіе было тайное? – продолжалъ судья ласково разспрашивать ее.

– Да, – отвѣтила м-ссъ Оппотэри, сдерживая свое волненіе. – Генри не хотѣлъ огласки.

Судья и репортеры тотчасъ же отмѣтили, что убитаго звали Генри.

– А вы давно стали его невѣстой?

– Я переѣхала въ Угловый Домъ 11-го октября.

– Черезъ день послѣ того, какъ тамъ поселился капитанъ? – вставилъ судья.

– Кажется. Я капитану сразу понравилась. Онъ ничего не говорилъ, – онъ вообще былъ неразговорчивъ, – но я сразу это замѣтила. Поэтому я при первомъ удобномъ случаѣ сказала ему, что я похоронила уже трехъ мужей. Это его не охладило. Я по его глазамъ видѣла, что онъ влюбленъ. Онъ какъ-то узналъ, что я по утрамъ хожу гулять въ садъ по близости, и сталъ приходить туда вслѣдъ за мной. Потомъ онъ заболѣлъ. Я ухаживала за нимъ немного, но такъ, чтобы никто не зналъ. Въ пансіонахъ нужно вести себя крайне осторожно, чтобы не пошли сплетни. Никто не видалъ меня поэтому въ его комнатѣ. Потомъ онъ сдѣлалъ мнѣ предложеніе. Говорилъ, что ни въ кого не влюблялся съ тѣхъ поръ, какъ жена его умерла – двадцать лѣтъ тому назадъ. Онъ спросилъ, согласна ли я соединять свою судьбу съ нимъ – и я согласилась. Тогда онъ поцѣловалъ меня, и у меня выпалъ гребень изъ головы; я наступила на него, и одинъ зубецъ отломался. Вотъ вамъ объясненіе находки; я предпочитаю сказать сама – все равно такія вещи обнаруживаются рано или поздно – и въ моемъ щекотливомъ положенія лучше ничего не утаивать.