Текст книги "Трясина"

Автор книги: Арнальд Индридасон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

6

В жуткий осенний ливень грузовик выглядел этаким доисторическим чудовищем. Полиции не сразу удалось его найти – Хольберг парковал его не у себя дома на Северном болоте, а на парковке к западу от Снорриева шоссе, рядом с больницей «Домус Медика», в нескольких минутах ходьбы, и в итоге им пришлось дать объявление по радио. Грузовик обнаружили, когда Эрленд и Сигурд Оли покидали квартиру Хольберга, прихватив с собой фотографию. Вызвали команду судэкспертов обследовать грузовик – большой MAN с красной кабиной. Предварительный осмотр не выявил ничего особенного – кроме обширной коллекции порнографических журналов. Решили отбуксировать грузовик в полицию и осмотреть потщательнее.

Другая группа экспертов засела за фотографию. Выяснилось, что отпечатана она на фотобумаге «Илфорд», которая была популярна в шестидесятые, а потом снята с производства. Отпечаток изготовил, судя по всему, сам фотограф, во всяком случае, любитель – снимок начал выцветать, признак некачественной проявки. На оборотной стороне никаких надписей, а на самом снимке – ничего, кроме могилы, определить, где это кладбище, по снимку невозможно.

Фотограф стоял метрах в трех от могилы, ракурс прямой, так что ему, видимо, пришлось присесть на корточки – или же он был очень невысокого роста.

Рядом с могилой – ничего, только снег на земле. Других могил тоже не видно, за камнем – только белый туман.

Эксперты сосредоточились на эпитафии – ее очень плохо видно, слишком далеко находилась точка съемки. Потребовалось сделать несколько копий и сильно их увеличить, затем выделить каждую букву, увеличить, собрать в порядке, в каком они расположены на камне, и отсканировать. Результат очень зернистый, но с помощью компьютера это можно исправить.

Кое-какие буквы четче других, про остальные можно строить догадки. Ясно читались только О, X и Т.

Эрленд позвонил в Комитет по статистике и после изрядного количества препирательств уговорил начальника отдела все-таки принять его – в офисе на улице Скуггасунд хранились все свидетельства о смерти с 1916 года. В здании уже никого не было – все разошлись по домам, Эрленд прождал на пороге полчаса, пока не подъехал начальник. Холодно пожав руку Эрленду, он ввел личный код в систему безопасности, и они вошли в здание. Эрленд изложил собеседнику суть дела, в самых общих чертах.

Вместе они отсмотрели все свидетельства о смерти за 1968 год и нашли два, где упоминалось имя Ауд. Одной из них как раз было четыре года, умерла в феврале. Фамилия врача легко читалась. Проверив по национальной базе данных, Эрленд установил, что тот живет в Рейкьявике. Упоминалась в свидетельстве и мать девочки, по имени Кольбрун. Последние записи о ней в базе данных датировались началом семидесятых годов, жила она в Кевлавике. Эрленд и начальник отдела снова погрузились в свидетельства о смерти и обнаружили, что Кольбрун и сама умерла в 1971 году, пережив дочь всего на три года.

Девочка скончалась от злокачественной опухоли мозга.

Ее мать покончила с собой.

7

Брошенный жених принял Эрленда в своем кабинете.

Работает менеджером по маркетингу и контролю качества в оптовой компании, занимается импортом сухих завтраков из Америки. Эрленду в жизни не случалось завтракать этими американскими хлопьями, он подумал, а что же такого может делать менеджер этакой компании. Да плевать, какая разница. На женихе – отутюженный костюм, брюки на широченных подтяжках, пиджак снят, рукава закатаны – видимо, менеджерская работа сопряжена со значительными затратами сил. Среднего роста, круглолицый, толстогубый, легкий намек на бороду. Зовут Вигго.

– От Дисы никаких вестей, – не дав Эрленду даже вдохнуть, сказал Вигго и сел за стол.

– Вы ей что-то такое сказали…

– Все именно так и думают. Все считают, это я виноват. Это тяжелее всего. Я просто не нахожу себе места.

– Вы ничего необычного в ее поведении не заметили? Ну, до того, как она исчезла? Может быть, она была расстроена?

– Да нет, все веселились. Ну это же свадьба, вы понимаете.

– Не-а.

– Вы что, на свадьбе никогда не были?

– Был однажды, сто лет назад.

– Ну, в общем, пришло время танцевать первый танец. Ну, все сказали свои поздравления, подружки Дисы спели какие-то песенки, пришел аккордеонист, и, в общем, нам было пора выходить танцевать. Я сидел за своим столом, и все начали смотреть, а где же Диса. А ее и след простыл.

– А где вы ее видели в последний раз?

– Она сидела рядом со мной и сказала, что ей надо отлучиться в туалет.

– И тут вы что-то такое сморозили и она расчувствовалась?

– Да нет же!!! Я поцеловал ее и сказал, мол, возвращайся побыстрее.

– Сколько времени прошло между этим и моментом, когда все поняли, что ее нет?

– Не могу точно сказать. Я сначала сидел с друзьями, потом вышел покурить – понимаете, там внутри нельзя курить, нужно выходить на воздух, – по дороге говорил с теми и с этими, вернулся, сел за стол, тут ко мне подошел аккордеонист, и мы обсудили, что играть и какие танцы будут. Потом я еще с кем-то разговаривал, наверное, на все про все ушло полчаса, черт его знает.

– И за все это время вы ее не видели?

– Нет. Когда все поняли, что ее нет, праздник был безнадежно испорчен. Все смотрели на меня, словно это я виноват.

– Как вы думаете, что случилось?

– Я везде искал ее. Говорил со всеми ее друзьями и родственниками. Никто не знает ни черта, по крайней мере, они мне так говорят.

– Думаете, врут?

– Ну где-то же она должна быть!

– Вы знали, что она оставила записку?

– Нет. Какую такую записку? О чем вы?

– Она прицепила бумажку к этому, как его, дереву для записок или что-то в этом роде. С таким вот содержанием: «Он чудовище, что я наделала!» Вы знаете, о чем она?

– Он чудовище, – повторил Вигго. – О чем это она?

– Ну, я подумал, это она о вас.

– Обо мне? – Вигго вскочил и начал нервно ходить из угла в угол. – Я никогда не делал ей ничего плохого! Никогда. Это не я. Этого не может быть.

– Она угнала машину и бросила ее на улице Гардастрайти. Это вам что-нибудь говорит?

– У нее там никого нет. Вы будете объявлять ее в розыск?

– Пока нет – родители хотят дать ей время, может, так вернется.

– А если нет?

– Тогда посмотрим.

Эрленд замялся. Как бы это ему сказать?

– Я-то думал, она выйдет с вами на связь. Ну, скажет, что с ней все в порядке.

– Постойте-ка! Вы что, намекаете, что это все моя вина и она потому не хочет со мной говорить, что я сделал что-то не то? Черт побери, это прямо фильм ужасов какой-то! Вы себе представить не можете, какими глазами на меня смотрели коллеги по работе в понедельник! Все мои коллеги были на свадьбе, включая босса! Вы думаете, это я виноват? Какого хера, я хотел бы знать! Что за черт! Все думают, что это я.

– М-да, что и говорить, женщины, они такие, – сказал Эрленд, вставая. – Контроль качества при их изготовлении явно хромает.

Когда Эрленд вернулся в офис, его застал телефонный звонок. Эрленд сразу узнал голос, хотя не слышал его уже довольно давно, – такой же мощный, ясный и четкий, как прежде, несмотря на годы. Как же, Марион Брим, собственной персоной! Они с Эрлендом знакомы уже тридцать лет, и их общение порой протекает довольно бурно.

– Я снова в городе, – донеслось из трубки, – ты же знаешь, по выходным я на хуторе, а туда новости не доходят. Вот только сейчас принесли газету.

– Ты про Хольберга?

– Ты уже смотрел, у нас что-нибудь на него есть?

– Сигурд Оли обещал посмотреть базу в компьютере и о результатах покамест не докладывал. А ты о чем?

– Думаю, в компьютере на него может ничего и не быть. Старые дела, не исключено, что их выбросили на помойку. Вроде же есть закон, через сколько-то лет мы уничтожаем архивы. Или нет?

– На что это ты намекаешь?

– А на то, что наш друг Хольберг, как бы это повежливее сказать, образцовым гражданином не был.

– В каком смысле?

– Есть подозрения, что он насильник.

– Подозрения?

– Его обвинили в изнасиловании, но не осудили. В 1963 году. Так что ты поройся в архивах, пока их не выкинули.

– Кто подал жалобу?

– Женщина по имени Кольбрун. Она жила…

– В Кевлавике?

– Да, а откуда ты знаешь?

– Мы в столе у Хольберга нашли фотографию. Такое впечатление, что ее там прятали, специально. На снимке – могила девочки по имени Ауд, что за кладбище, пока не знаем. Я пообщался с одним из этих призраков из Комитета по статистике, и мы нашли Кольбрун – на свидетельстве о смерти девочки, она ее мать. Ее тоже нет в живых.

Молчание на другом конце провода.

– Марион? – сказал Эрленд.

– И какой вывод ты из этого делаешь?

Эрленд задумался.

– Ну, если Хольберг изнасиловал Кольбрун, то он вполне может быть отцом девочки – потому-то фотография и оказалась в его столе. Девочка умерла четырех лет от роду, в 1968 году.

– Хольберга не признали виновным, – донеслось из трубки. – Дело закрыли за недостатком улик.

– Думаешь, она это все придумала?

– В те времена? Очень сомневаюсь, но доказать-то ничего нельзя. Женщинам ведь ой как непросто добиваться справедливости в таких случаях. Ты, Эрленд, представить себе не можешь, через что ей нужно было пройти сорок лет назад. Даже сегодня женщине нужна недюжинная смелость, чтобы заявить о подобном, а тогда это было куда сложнее. Невероятно, чтобы Кольбрун подала свою жалобу просто так, смеха ради. Может, фотография – это доказательство его отцовства. Но зачем Хольбергу держать ее у себя в столе? Изнасиловали Кольбрун в 1963 году, а ты говоришь, дочка родилась в 1964-м. А через четыре года она умерла. Кольбрун ее хоронит. Так, так. Хольберг явно как-то связан с этой фотографией. Может, он сам ее сделал. Только зачем? Может, все это чушь, ложный след.

– Я уверен, что на похороны он не пришел, но потом мог явиться на кладбище и сделать фотографию. Ты что-то в этом роде предполагаешь?

– Есть и другой вариант.

– Ну?

– Может быть, фотографию сделала Кольбрун и послала ее Хольбергу.

Эрленд задумался.

– Но зачем? Если он ее изнасиловал, то зачем посылать ему фотографию могилы?

– Хороший вопрос. А что сказано в свидетельстве о смерти, отчего Ауд умерла? Несчастный случай?

– Она умерла от опухоли мозга. Думаешь, это может иметь отношение к делу?

– Аутопсию делали?

– Еще бы. Свидетельство подписано, мы знаем, где живет этот врач.

– А что мать?

– Внезапно скончалась у себя дома.

– Самоубийство?

– Именно.

На том конце трубки замолчали.

– Ты давно ко мне не заходил.

В голосе обида.

– Занят, – ответил Эрленд. – Чертовски занят.

8

Дождь лил как из ведра, и наутро дорога на Кевлавик больше походила на реку – в колеях от грузовиков скопилась вода, легковые машины старались их объезжать. Прямо тропический ураган, думал Эрленд, дорогу едва видно, ветровое стекло все в брызгах, в воздухе висит туман. Юго-восточный ветер, что поделаешь. «Дворники» работают на самой высокой скорости, и все равно ничего не видно. Эрленд сжал руль так, что побелели костяшки пальцев. Черт, даже габаритных огней впереди идущей машины толком не разглядеть.

Ехал он один – решил, так лучше, после телефонного разговора с сестрой Кольбрун, Элин. Ее имя значилось в свидетельстве о смерти. Сотрудничать с полицией та была не намерена, отказалась принять Эрленда. В газетах уже опубликовали фотографию убитого, и Эрленд едва успел спросить, видела ли Элин газету и помнит ли она Хольберга, как она бросила трубку. Поэтому он решил явиться к Элин лично и посмотреть, что будет. Так лучше, чем посылать за ней наряд.

Эрленд плохо спал ночью. Он беспокоился за Еву Линд, как бы она не наделала глупостей. У него был номер ее мобильного, но всякий раз механический голос отвечал ему, что аппарат выключен.

Эрленд плохо запоминал сны. И хорошо – обычно ему снились кошмары, по утрам у него мельтешили перед глазами какие-то ужасные картинки, но быстро рассеивались.

О Кольбрун у полиции не было почти ничего. Родилась в 1934 году, заявление об изнасиловании подала 23 ноября 1963 года.

Сигурд Оли вкратце рассказал боссу, что было в заявлении – оно хранилось в архивах и содержало подробное описание случившегося. А все Марион Брим! Всегда подскажет что-нибудь полезное.

Кольбрун родила Ауд в тридцать лет. Спустя ровно девять месяцев после изнасилования.

По словам свидетелей, Кольбрун познакомилась с Хольбергом одним субботним вечером на танцплощадке «Кросси», что меж Кевлавиком и Ньярдвиком. Раньше она его не знала и прежде никогда не видела. С ней на танцах были две подруги, а с Хольбергом – два его приятеля, они вместе провели вечер. После танцев все вшестером отправились веселиться к одной из подружек Кольбрун, и когда стало уже совсем поздно, Кольбрун засобиралась домой. Хольберг предложил ее проводить – мол, мало ли кто тут ходит по улицам ночью. Она не стала возражать. Все были в меру трезвы – Кольбрун выпила на танцах две стопки водки и кока-колу, а после они не пили. Хольберг вообще не пил – на предварительных слушаниях он утверждал, что у него ушная инфекция и он принимает антибиотики, и представил об этом официальную медицинскую справку, которая тоже хранилась в деле.

Войдя с Кольбрун в ее квартиру, Хольберг спросил, где у нее телефон – хотел вызвать такси добраться до Рейкьявика. Кольбрун не сразу ответила, но потом сказала, что телефон в гостиной. Он вышел звонить, а она сняла в прихожей пальто и отправилась на кухню за стаканом воды. Она не слышала, как Хольберг повесил трубку – если он вообще ее поднимал. Просто вдруг она поняла, что он стоит у нее за спиной.

Она так испугалась, что уронила стакан, разлив воду. Когда он схватил ее за груди, она вскрикнула и отстранилась от него, отойдя в угол.

– Что вы делаете?!

– По-моему, нам пора поразвлечься, – сказал он и сделал шаг вперед. Крепко сбит, сильные руки, толстые пальцы.

– Уходите, – твердо сказала она. – Немедленно! Будьте так добры, убирайтесь.

– А по-моему, нам пора поразвлечься, – повторил он и сделал еще один шаг вперед. Она подняла руки, закрываясь от него.

– Не смей ко мне подходить! – закричала она. – Я сейчас полицию вызову!

Тут она вдруг осознала, что они одни и что она совершенно беззащитна. Она сама пустила этого незнакомца к себе в дом, и вот он уже заломил ей руки за спину и лезет целоваться.

Она пыталась сопротивляться, но это было бесполезно. Она пыталась отговорить его, но из этого тоже ничего не вышло. Помощи ждать было неоткуда.

Раздался резкий гудок – это огромный грузовик обогнал машину Эрленда, облив ее с крыши до колес водой. Эрленд тряхнул головой – черт, нужно же о дороге думать, а не об этих ужасах – и еле выровнял машину движением руля. Пару секунд он думал, что потерял управление и сейчас улетит в лавовое поле, но каким-то чудом удержался на шоссе. Грузовик уже исчез за стеной брызг, а Эрленд все равно долго ругался ему вслед.

Через двадцать минут он вышел из машины у небольшого дома, обитого гофрированным стальным листом, в самой старой части Кевлавика. Выкрашен в белое, вокруг белая же ограда, садик – за ним как-то даже чересчур тщательно ухаживают. Так, еще раз, сестру зовут Элин. Она немного старше Кольбрун, уже на пенсии.

Эрленд застал ее в прихожей, в пальто – явно собиралась уходить. Невысокого роста, стройная, выражение лица суровое, глаза ясные, скуластая, вокруг уголков рта морщины. Явно не ожидала его видеть. Эрленд представился.

– Если не ошибаюсь, я еще по телефону вам сказала – с полицией я дела иметь не намерена, – не скрывая гнева, ответила она.

– Я вас расслышал, – сказал Эрленд, – и все же…

– Прошу вас оставить меня в покое. Вы зря теряете время, особенно в такую погоду.

Она вышла на порог, заперла за собой дверь, спустилась вниз по ступенькам в сад и открыла калитку, явно намекая, что Эрленду туда. Даже не посмотрела на него. Эрленд остался у двери.

– Вы же знаете, Хольберг мертв.

Нет ответа.

– Его убили, в собственной квартире. Это вы тоже знаете.

Она вышла за калитку, Эрленд ринулся вниз по ступенькам вслед за ней. В руках черный зонтик – от такого ливня не помогает, но у Эрленда и того нет, только шляпа. Элин зашагала быстрее, Эрленд ее едва догнал. Черт, как заставить ее меня выслушать, да и вообще – почему она ведет себя так?

– Я хотел поговорить с вами про Ауд, – сказал он.

Элин остановилась как вкопанная, развернулась и угрожающе зашагала навстречу ему. На лице – выражение нескрываемого презрения, омерзения.

– Мерзкий легавый, – прошипела она сквозь сжатые зубы. – Как ты смеешь произносить ее имя?! Как ты смеешь?! После того, что вы с ней сотворили!!! Пшел вон! Пшел вон сию секунду! Мразь легавая!

Какая ненависть в ее взгляде! Эрленд не отводил глаз.

– Сотворили с ней? – переспросил он. – О чем вы?

– Пошел вон!!! – возопила она, развернулась и пошла прочь.

Эрленд не стал ее преследовать. Она исчезла за стеной дождя, растворилась в своем зеленом плаще и черных сапогах. Ходит немного сутулясь – с чего бы это?

Эрленд вернулся на порог ее дома, сел в машину, закурил. Да, дело ясное, что дело темное. Открыл окно на щелочку, завел двигатель и уехал.

Вдохнув, ощутил боль в груди. Опять. Черт, что это такое, уже целый год так. По утрам обычно болит, но потом быстро проходит.

Наверное, это кровать – матрац плохой. Часто все тело болит, если долго лежать на этой кровати.

Он снова затянулся. Хорошо, если дело в матраце. Хочется верить, что так оно и есть.

Эрленд потушил сигарету, в кармане зазвонил мобильник. У главы группы экспертов новости – они разобрали эпитафию. Оказалось, цитата из Библии.

– Строчка из шестьдесят третьего псалма, – донеслось из трубки.

– И?..

– «Сохрани жизнь мою от страха врага».

– Чего?

– Это слова, написанные на могильном камне: «Сохрани жизнь мою от страха врага». Цитата из шестьдесят третьего псалма.

– Как-как? «Сохрани жизнь мою от страха врага». М-да…

– Что-нибудь прояснилось теперь?

– Не знаю.

– На фотографии два набора отпечатков пальцев.

– Знаю, Сигурд Оли докладывал.

– Одни пальчики – хольберговские, вторых в нашей базе нет. Они довольно хорошо стерты, очень старые.

– Вы не установили, каким фотоаппаратом снимали могилу? – спросил Эрленд.

– Точно узнать невозможно. Но явно каким-то ширпотребом.

9

Сигурд Оли надеялся, что нашел безопасное место для своей машины во дворе компании «Транспорт Исландии». Тут столько грузовиков, как бы не раздавили.

Ряды и ряды трейлеров, одни загружаются, другие отъезжают, третьи сдают задом, поближе к складу. Отовсюду воняет соляркой и машинным маслом, рычат двигатели, ни черта не слышно, туда-сюда бегают сотрудники компании и клиенты.

Бюро погоды предсказало продолжение всемирного потопа. Сигурд Оли натянул плащ на самые уши, закрываясь от дождя. На складе его направили к прорабу, тот сидел в кабинете со стеклянными стенками и по виду был очень занят.

Не в меру упитанный мужчина, в синем анораке, на самом пузе единственная пуговица, в руках почти докуренная сигара. О смерти Хольберга слышал. Да, знал его довольно неплохо. Человек надежный, трудолюбивый, десятки лет гонял из конца в конец по всему острову, знал исландскую дорожную сеть как свои пять пальцев. Впрочем, тип замкнутый, никогда ничего о себе не рассказывал, вообще про себя не говорил, друзей в компании не завел, никому не говорил, чем занимался прежде. Наверное, всегда был водителем грузовика – по крайней мере, такой можно было сделать вывод из его речей. Насколько известно прорабу, женат не был и детей не имел. Вообще никогда ни слова не проронил ни о родственниках, ни о близких.

– Вот и вся история, – добавил прораб тоном, намекавшим, что разговор окончен, затем достал из кармана анорака зажигалку и поджег сигарный бычок.

– Мрачное дело, – пых, пых, пых, – конечно, никому не пожелаешь, – пых, пых, пых.

– Ну а с кем-нибудь он у вас тут общался? Ну, напарники там или в этом роде? – спросил Сигурд Оли, пытаясь спрятаться от клубов дыма прорабовой сигары.

– А поговорите с Хильмаром, он его знал лучше других. Он там, снаружи. Живет в Рейдарфьорде, и когда ему нужно переночевать в столице, направляется обычно к Хольбергу на Северное болото. У нас же правила, водители должны отдыхать, так что им всем полагается иметь место, где переночевать в столице.

– Этот Хильмар, он был в городе в прошлые выходные?

– Нет, у него был рейс на востоке. Но он мог быть тут за неделю до того.

– Как вы думаете, мог кто-нибудь желать Хольбергу зла? Ну там трения на работе или…

– Нет, нет, – пых, пых, пых, – ничего, – пых, пых, пых, – похожего.

Сигара явно не желала раскуриваться.

– Поговорите, – пых-пых, – лучше с Хильмаром, – пых, пых, – может, он, – пых, пых, – чего и скажет.

Хильмаром оказался здоровяк метра в два ростом, мускулистый, румяный, бородатый и волосатый. Сигурд Оли нашел его на складе, он наблюдал за погрузкой. Одет старомодно – джинсы (очень грязные), но на подтяжках. Шум стоял невыносимый – соседний грузовик разгружали, к другой двери подъезжал третий, все гудели и громко ругались друг с другом.

Сигурд Оли вежливо постучал Хильмара по плечу, но тот даже не заметил. Пришлось бить кулаком и с размаху, тогда Хильмар повернулся. Он сообразил, что Сигурд Оли пытается говорить с ним – открывает рот, – но не мог расслышать ни слова и только глядел на полицейского непонимающими глазами. Сигурд Оли повторил свой вопрос погромче, но без толку. Пришлось кричать – и Сигурд Оли подумал, что Хильмар его расслышал. Он ошибался.

Хильмар просто покачал головой и показал пальцем себе на ухо.

Сигурд Оли набрал побольше воздуха в легкие и встал на цыпочки. В этот самый миг наступила гробовая тишина – все почему-то замолчали и убрали руки с клаксонов. Слова Сигурда Оли громом небесным прокатились по складу и излились наружу:

– ЧЕМ ВЫ ЗАНИМАЛИСЬ ДОМА С ХОЛЬБЕРГОМ???