355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Аркадий Аверченко » Караси и щуки » Текст книги (страница 2)
Караси и щуки
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 04:55

Текст книги "Караси и щуки"


Автор книги: Аркадий Аверченко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

ОДЕССИТЫ ВЪ ПЕТРОГРАДѢ

Утро въ кафе на Невскомъ, гдѣ «все покупаютъ и все продаютъ»…

– А! Кантаровичъ! Какъ ваше здоровье?

– Ничего себѣ, плохо.

– Слушайте, Кантаровичъ… съ чѣмъ вы сейчасъ занимаетесь?

– Я сейчасъ, Гендельманъ, больше всего занимаюсь діабетомъ.

– Онъ y васъ есть? Ого!

– И много?

– То-есть, какъ много? Сколько угодно. Могу вамъ даже анализъ показать.

– Хорошо; посидите. Я сейчасъ, можетъ быть, все устрою.

Убегаетъ.

* * *

Наталкивается на Шепшовича.

– Гендельманъ! Куда вы бѣжите?

– У меня есть дѣло, не задерживайте меня. Я продаю.

– Что вы продаете?

– Діабетъ я продаю.

– Діабетъ? Гм… Много его есть y васъ?

– Положимъ, онъ есть не y меня, a y одного человѣчка.

– У какого?

– Вы замѣчательный наивникъ. Я, можетъ быть, на этомъ заработаю – такъ я ему обязательно долженъ сказать, чтобъ онъ изъ-подъ носу вырвалъ!

– Вы мнѣ можете не говорить, но я васъ завѣряю, что вы безъ меня діабета не продадите.

– Серьезно?

– Онъ спрашиваетъ! Я вамъ скажу, что теперь весь діабетъ проходитъ черезъ мои руки.

– Кому же вы его ставите?

– Гендельманъ! Не надо считать меня идіотомъ. Это настолько мой хлѣбъ, что я вамъ даже ничего не скажу.

– Ну, хорошо. Такъ сдѣлаемъ дѣло вдвоемъ.

– A вагоны?

– Ой, эти вагоны – вотъ y меня гдѣ сидятъ. Чистое съ ними наказаніе. Ну, y насъ, впрочемъ, есть спеціалистъ по вагонамъ – Яша Мельникъ.

* * *

– Яша! Здравствуйте, Яша. Вы бы могли достать намъ вагоновъ?

– Подъ чего?

– Подъ діабетъ.

– Что это за діабетъ?

– Здравствуйте! Только сегодня на свѣтъ родились! Діабетъ – есть діабетъ.

– Можетъ, дрянь какая-нибудь?

– Дрянь? A если я вамъ покажу анализъ – что вы скажете?

– Если анализъ есть, такъ какой тамъ разговоръ? Вагоны будутъ.

– Значить, все и устроено!!

– A y кого діабетъ?

– Это еще пока секретъ. Но мнѣ сказано, что я могу имѣть его сколько угодно.

– Почемъ?

– Что почемъ? Вы раньше скажите вашу цѣну, a потомъ уже мы поговоримъ о моей цѣнѣ.

– Слушайте! Вы мнѣ должны рубль на пудъ уступить.

– Рубль? Я вамъ тридцать копеекъ не уступлю. Вы же знаете, что сейчасъ діабетъ съ руками отрывается.

– Серьезно?

– Онъ спрашиваетъ! Вотъ, смотрите: Моносзонъ! У васъ есть діабетъ?

– Нѣтъ.

– Видите? Эй, молодой человѣкъ… Какъ васъ… Вотъ вы въ коричневомъ. У васъ есть діабетъ?

– Нѣтъ.

– Вы видите? Вы разспросите все кафе – и почти ни y кого не будетъ діабетъ.

– Хорошо. Мальчикъ! Дай, милый мальчикъ, перо и чернила – мы напишемъ куртажную расписку. Значитъ, будемъ работать на процентѣ. Мои – пятьдесятъ (я же продаю!), Яшѣ за вагоны – двадцать и вамъ, Гендельманъ, за то, что вы найдете намъ діабетъ – тридцать процентовъ? Согласны?

– Еще я буду торговаться? Хорошо. Но гдѣ же вашъ покупатель?

– Я сейчасъ буду къ нему звонить. Мы въ три дня это все и покончимъ! Сдѣлаемъ хорошія деньги. Яша! Я пойду въ комитетъ звонить, a вы работайте насчетъ вагоновъ.

– Уже!

* * *

– Алло! Это военно-промышленный комитетъ?

– Да.

– Слушайте! Вы интересуетесь діабетомъ?

– Что? Алло! Что вы говорите?

– Діабетомъ интересуетесь?

– Чѣмъ?

– Діабетомъ! Вы только скажите: хотите вы имѣть діабетъ? – такъ вы его будете имѣть.

– Вы – идіотъ!

– Что?! Алло! Разъединили! Эта центральная – прямо какой-то бичъ народовъ. Центральная!? Дайте мнѣ 628-62. Это что такое? Это военно-промышленный комитетъ? Слушайте… Вы можете черезъ меня очень быстро имѣть діабетъ – хотите?

– !!..…..?!!!..……..

!!..……..?!!!.!!!!..……

* * *

Черезъ десять минутъ Шепшовичъ приближается къ Яшѣ Мельнику и Гендельману.

– Ну, что… Поговорили съ покупателемъ?

– Гендельманъ! Скажите мнѣ правду: кто вамъ сказалъ, что y него есть діабетъ?

– Слушайте… Раньше бы я вамъ не сказалъ, потому что вы бы изъ-подъ носу дѣло вытащили, но разъ мы уже подписали куртажную расписку, такъ я вамъ скажу: діабетъ имѣется y Кантаровича!

Шепшовичъ – со зловѣщимъ спокойствіемъ:

– Можетъ быть, вы скажете мнѣ, сколько y него этого діабету?

– Э-э… Мня… Тысячъ тридцать пудовъ…

– Такъ-съ. И почемъ?

– Э… 17 рублей пудъ… Вы же сами понимаете, что разъ на рынкѣ діабету почти нѣтъ…

– Хорошо, хорошо… Скажите: это – цѣна франко Петроградъ?

– A то что же!

– Такъ я вамъ скажу, что вы, Гендельманъ, не идіотъ – нѣтъ! Вы больше, чѣмъ идіотъ! Вы… вы… я прямо даже не знаю, что вы! Вы – максимумъ! Вы форменный мизерабль! Вы знаете, что такое діабетъ, который есть y Кантаровича «сколько угодно?!» Это – сахарная болѣзнь!!!

– Что вы говорите! Почему же вы сказали мнѣ, что весь діабетъ проходить черезъ васъ?

– А!! Если я еще часъ поговорю съ такимъ дуракомъ, такъ черезъ меня пройдетъ не только діабетъ, a и холера, и чума, и все вообще, что я сейчасъ желаю на вашу голову!!..

ФРАНЦУЗСКАЯ БОРЬБА

Французская борьба, какъ и всякій одряхлѣвшій, обветшавшій организмъ, скончалась неожиданно и по самой пустяковой, незамѣтной для здороваго организма причинѣ…

Въ одинъ изъ обычныхъ «борьбовыхъ» дней, когда знаменитый «дядя Ваня», подъ звуки марша, вывелъ свою разношерстную команду на цирковую арену и, построивъ всѣхъ чемпіоновъ полукругомъ, заревѣлъ своимъ зычнымъ голосомъ:

– Въ настоящемъ международномъ чемпіо…

– Неправда! крикнулъ чей-то звучный голосъ съ третьяго ряда.

Дядя Ваня споткнулся и недоумевающе взглянулъ на перебившаго.

– То-есть… что неправда?

– Да вотъ вы сказали «въ настоящемъ международномъ» – это неправда.

– Что именно? – обидѣлся дядя Ваня. – Неправда, что онъ настоящій, или что онъ международный?

– И не настоящій онъ, и не международный.

– A какой же онъ?

– Вамъ лучше знать. Только онъ не настоящій.

Дядя Ваня пожалъ плечами и пошелъ дальше:

—...чемпіонатѣ, организованномъ въ интересахъ спорта для борьбы за первенство Міра…

– И это неправда, – твердо сказалъ голосъ уже изъ перваго ряда.

– Что… неправда?

– Что вы говорите «въ интересахъ спорта»… Ну, при чемъ тутъ интересы спорта?

– Какъ это… такъ… при чемъ? Спортъ же – вы сами знаете…

– Знаю, знаю, – засмѣялся зритель. – Потому и говорю: не вѣрю.

Дядя Ваня скрылъ смущеніе и гаркнулъ дальнѣйшее:

– …для борьбы за первенство Міра…

– Неправда! – крикнулъ кто-то изъ второго ряда. – И въ Одессѣ, и въ Харьковѣ, и въ Ахтыркѣ, и въ Винницѣ сейчасъ борются въ циркахъ за первенство міра…

– Ну, такъ что же?

– Сколько же y васъ міровъ, если въ каждомъ паршивомъ городишкѣ ваши дармоѣды возятся на пыльныхъ коврахъ «за первенство Міра»?

– Дядя Ваня, – крикнулъ съ галерки сиплый, дружески-фамильярный голосъ. – Не втирай очки.

Дядя Ваня призвалъ на помощь все свое самообладаніе и крикнулъ:

– Побѣдителямъ будутъ розданы слѣдующіе призы…

– Неправда!..

– Что? Господи, Боже ты мой… Что же неправда?

– Вотъ это… что побѣдителямъ…

– Почему?

– Ну, какіе они побѣдители? Тоже спортъ нашли! Ха-ха!

Дядя Ваня чуть не плакалъ:

– …слѣдующіе призы: большая золотая медаль.

– Неправда! Не вѣримъ!

– Да медали хоть повѣрьте! – стукнулъ страшнымъ кулакомъ себѣ въ грудь дядя Ваня.

– Не хотимъ! Довольно вѣрили! Хватить!

– Да чему жъ вы тутъ не вѣрите: обыкновенная большая золотая медаль…

Со всѣхъ сторонъ кричали:

– Неправда!

– Нѣтъ! Не можетъ быть!

– Она не обыкновенная!

– Не большая!

– Не золотая!

– Не медаль!

– О, Господи! – надрывался дядя Ваня. – Да вѣдь что-нибудь борцы получатъ?

– По мордѣ они получать!

– Брось, дядя Ваня! Иди спать.

– Господа, господа! Такъ же нельзя… Васъ много, a я одинъ. Если y публики есть какія-нибудь заявленія, пусть она говоритъ по очереди. Вотъ вы… чего вы отъ меня хотите?

– Я? Отъ васъ? Конечно, хочу… Скажите, дядя Ваня, y васъ нѣтъ продажнаго бензина? Я вчера въ кафе принялъ заказъ на 3000 пудовъ… Можетъ, продаете?

– Господа! Это коммерческое дѣло, a мы… въ интересахъ спорта…

– Борьба тоже коммерческое дѣло!

– Дядя Ваня! A гдѣ теперь Вахтуровъ?..

– Вахтуровъ въ Одессѣ! Сейчасъ его Пеликанъ избираетъ почетнымъ гражданиномъ города Одессы и ея окрестностей!

– Какъ низко палъ Вахтуровъ!..

Увидѣвъ, что публика какъ будто отвлеклась въ сторону, хитрый дядя Ваня воспользовался случаемъ и гаркнулъ:

– Сегодня состоятся борьбы слѣдующихъ паръ…

– Неправда! – взвизгнулъ женскій голосъ.

– Что неправда?

– Все неправда! Не сегодня! Не состоятся! Не борьбы! И никакихъ паръ нѣтъ!

– Мадамъ, что вы! Да два борца – развѣ это не пара?

– Ничего подобнаго! Вы съ вашими борцами – два сапога пара!

– Дядя Ваня, брось. Охота… Иди спать.

– Пр-рошу вниманія! Борется первая пара: сэръ Джонъ Куксъ, Англія…

– Неправда! Онъ армянинъ! Какой же онъ сэръ, если еще на прошлой недѣлѣ намъ y Макаева шашлыкъ подавалъ…

Дядя Ваня сдѣлалъ видъ, что не слышитъ.

– Сэръ Джонъ Куксъ, Англія и Лиманъ Фрей, негръ, Тимбукту!!

– Дядя Ваня, какой же онъ негръ, ежели онъ бѣлый.

– Онъ очень чистоплотный… часто моется…

– Вотъ тебѣ разъ!.. A говорятъ: чернаго кобеля не отмоешь до бѣла.

– Прошу почтеннѣйшую публику моихъ негровъ съ собаками не смѣшивать! Вторая пара индусъ Кахута, Индостанъ…

– Индусъ? Да я съ нимъ давеча разговаривалъ, – такъ по-ярославски и чешетъ.

– Онъ за это будетъ оштрафованъ, успокойтесь! Вторая пара…

– Дядя Ваня, проникновенно сказалъ искренній юный студентикъ изъ ложи. – Мнѣ скучно.

Солидный господинъ в первомъ ряду вынулъ золотые часы, взглянулъ на нихъ и сказалъ:

– Досточтимый дядя Ваня! Чтобы не тратить зря драгоцѣннаго времени, сдѣлаемъ такъ: пусть они не борются, a просто вы скажете намъ – кто кого долженъ побороть. Ей Богу, это все равно. A вечеръ будетъ свободный и y васъ и y насъ.

– Пр-равильно! – заревѣлъ мальчишка съ галерки, подражая голосу дяди Вани.

Грустнымъ, полнымъ затаенной боли взглядомъ, обвелъ дядя Ваня всю свою понуренную команду… Всѣмъ было не по себѣ, всѣ сердца щемила боязнь за будущее.

– Доборолись? ядовито прошипѣлъ дядя Ваня. – Съ вами, чертями, и не въ такую исторію втяпаешься. Тоже, борцы выискались… Ступайте домой.

И, рявкнувъ по привычкѣ: «Парадъ, алле!», тихо побрелъ за борцами, которые гуськомъ, съ понуренными головами, убитые, молча покидали арену.

* * *

Такъ кончится французская борьба на Руси…

Скука человѣческая вознесла ее превыше лѣса стоячаго, скука человѣческая и положить ее на обѣ лопатки.

Разбредутся безработные борцы, всякій по своему дѣлу, и не скажутъ даже напослѣдокъ своему предводителю:

– Ave, дядя Ваня! Morituri te salutant.

Не скажутъ, ибо не только не знакомы съ латынью, но и по-русски подписываются такъ: «Борѣцъ Сиргей Петухофъ».

ОДИНЪ ЧАСЪ ВЪ КАФЕ

Труднѣе всего угнаться за вѣкомъ. Только что ты, запыхавшись, догналъ его, осѣдлалъ, какъ слѣдуетъ, вспрыгнулъ и поѣхалъ на немъ, – какъ онъ снова дѣлаетъ скачекъ, сбрасываетъ тебя и снова, сломя голову, мчится впередъ, a ты плетешься сзади – усталый, сбитый съ толку, ничего не понимающій.

Все это время я думалъ, что не отстаю отъ вѣка, a на-дняхъ мнѣ пришлось съ горечью убѣдиться, что это рѣзвое животное снова оставило меня далеко позади.

* * *

Недавно я зашелъ въ первое попавшееся кафе на Невскомъ.

Цѣль y меня была весьма скромная, но достойная всякаго уваженія: выпить стаканъ кофе. И только.

Оказывается, что въ 1915 году это не считается цѣлью. Это только средство.

Не успѣлъ я усѣсться за столикомъ, какъ какой-то не особенно щеголевато одѣтый господинъ, чахлый и запыленный, подошелъ ко мнѣ и, положивъ руку на край стола, спросилъ, таинственно озираясь по сторонамъ:

– Рубашки есть?

– Есть, – отвѣтилъ я немного удивленный выбранной имъ темой разговора при столь поверхностномъ знакомствѣ со мной.

– Продаете?

– Нѣтъ, зачѣмъ же, – съ достоинствомъ отвѣтилъ я. – Мнѣ самому нужны.

– Жаль. A то бы дѣло сдѣлали. Термометры вамъ нужны?

– Какіе термометры?

– Обыкновенные, лазаретные.

Тутъ я вспомнилъ, что y меня дома не было ни одного термометра. «Заболеешь еще, – подумалъ я, – нечѣмъ и температуру смѣрить».

Это соображеніе заставило меня отвѣтить съ полной откровенностью:

– Нужны.

– Сколько?

– Что сколько?

– Термометровъ. Предупреждаю, что y меня немного. Могу предложить 120 гроссовъ.

– Господи Іисусе! На что мнѣ столько! При самой тяжелой болѣзни я обойдусь однимъ.

Онъ в ужасѣ поглядѣлъ на меня, отшатнулся и поспѣшно отошелъ къ самому дальнему столику.

Другой господинъ, толстый, упитанный, въ песочнаго цвѣта костюмѣ, подошелъ ко мнѣ въ ту же минуту. Приблизилъ ко мнѣ отверстый тяжело дышащій ротъ и вполголоса спросилъ:

– Свинцовыми бѣлилами интересуетесь?

– Нѣтъ, провѣривъ себя мысленно и не колеблясь, отвѣчалъ я.

– Дубильную кислоту имѣете?

Мнѣ надоѣли его безсмысленные вопросы и приставанія; чтобы отдѣлаться отъ его предложеній, я рѣшилъ прихвастнуть:

– Имѣю.

– Много?

– Сто пудовъ, – тупо уставившись въ стаканъ съ кофеемъ, буркнулъ я.

– Беру.

– Какъ такъ берете?

– Продаете вы ее?

– Что вы! Какъ же я могу продать… Она мнѣ въ хозяйствѣ нужна.

– Простите, – съ уваженіемъ склонился передо мной господинъ песочнаго цвѣта. У васъ кожевенной заводъ?

– Три.

– Очень пріятно. Почемъ y васъ пудъ выдѣланной, для подметокъ?

– Пятьсотъ рублей.

Господинъ испуганно запищалъ, какъ резиновая игрушечная свинья, изъ которой выпустили воздухъ, и въ смятеніи уползъ куда-то.

Если онъ былъ сбить съ толку и растерянъ, то и я былъ сбитъ съ толку и растерянъ не менѣе его.

Я ничего не понималъ.

Третьяго господина, подошедшаго ко мнѣ, обуревало лихорадочное любопытство узнать, интересуюсь ли я ксероформомъ.

– Нѣтъ, нервно отвѣтилъ я и иронически добавилъ: – A вы подковами интересуетесь?

Онъ ни капельки не обидѣлся и не удивился.

– Помилуйте! Съ руками оторву. Сколько y васъ круговъ?

– Сорокъ тысячъ.

– Чудесно. A почемъ?

– По тысячѣ сто.

– За тысячу?

– Конечно. A то за что же?

– Сбросьте по три сотни.

– Не могу.

– Ну по двѣ съ половиной. Ей Богу, иначе нѣтъ смысла.

– Что жъ дѣлать, – холодно пожалъ я плечами. – Кстати… (спокойно, но сгорая тайнымъ любопытствомъ, спросилъ я) для чего вамъ такая уйма подковъ?

– То есть какъ для чего? Для военнаго вѣдомства.

Краешекъ завѣсы приподнялся передо мной. Проглянуло ясное небо.

– Вотъ оно что! Сѣрной кислотой интересуетесь?

– Интересуюсь. И кофе интересуюсь.

– A азбестомъ?

– Конечно. Бензиномъ… тоже…

– И сливочнымъ масломъ?

– Особенно. Но сейчасъ я много далъ бы за нефтяные остатки.

– Серьезно, много дали бы?! У меня есть.

– Что вы говорите! Гдѣ?

– Дома. Собственно, это скорѣй керосиновые остатки. Лампа, знаете ли на кухнѣ горитъ, ну оно и оста…

– Чортъ знаетъ, что такое! вскипѣлъ мой собесѣдникъ. – Съ нимъ о дѣлѣ говоришь, a онъ шутитъ! Мнѣ слишкомъ дорого время, чтобы…

– Да чортъ васъ возьми! Кто къ кому подошелъ: я къ вамъ, или вы ко мнѣ?! Кто къ кому обратился съ разговоромъ?.. Я къ вамъ или вы ко мнѣ?! Чортъ васъ разберетъ, что вамъ нужно?!. Для чего мнѣ ксероформъ? Для чего дубильная кислота? У меня все есть, что мнѣ нужно, a излишекъ я вамъ могу предложить! Кофе вы интересуетесь? Масломъ вы интересуетесь? Пожалуйста – вотъ оно! Ѣшьте! Бензинъ вамъ нуженъ? У меня есть дома ровно столько, сколько вамъ нужно, чтобы вывести пятна на вашемъ костюмѣ!!

Тонъ его сдѣлался мягче.

– Вы, очевидно, первый разъ здѣсь, вотъ вамъ и странно. Серьезно вы мнѣ кофе предлагали или шутя?

– Серьезно. Садитесь.

* * *

Мы пили уже по второму стакану кофе, и я съ грустью чувствовалъ, что никогда вѣкъ не скакалъ такъ рѣзво и никогда мнѣ больше не угнаться за нимъ.

Какіе-то люди подходили къ моему новому знакомому и вели самые непонятные разговоры.

– Вы хотите сверлильные, фрезерные?

– Нѣтъ, я даю.

– Почемъ?

– Три тысячи шестьсотъ, франко Ревель.

– Вагоны ваши?

– Даю вамъ хоть сто вагоновъ. Кстати, беру трехдюймовое желѣзо…

– Лондономъ интересуетесь?

– Благодарю васъ. Могу самъ вамъ дать. Лондона сколько угодно.

– A термометры?

– Возьму съ удовольствіемъ. Почемъ?

– 21 за дюжину.

– Что вы мнѣ говорите! A въ аптекѣ какая розничная цѣна?

– Рубль шестьдесятъ.

– Почему же вы съ меня хотите рубль семьдесятъ пять за оптъ?

– Почему что вы идіотъ. Вы въ аптекѣ достанете одинъ-два термометра. A пойдите, попробуйте купить сто – вамъ дадутъ по шеѣ.

Передъ моими глазами происходили чудеса. Къ моему новому знакомому подходилъ человѣкъ, y котораго ботинки отъ ходьбы пѣшкомъ свирѣпо разинули рты, и говорилъ этотъ человѣкъ:

– Имѣю восемьдесятъ автомобилей. Интересуетесь?

«Какъ! – простодушно думалъ я. – Человѣкъ имѣетъ восемьдесятъ автомобилей и такъ упорно и настойчиво ходить пѣшкомъ?!. Чудакъ онъ? Оригиналъ-милліонеръ?» A мой новый знакомый дѣловито возражалъ ему:

– Нѣтъ, автомобилями не интересуюсь. A вы скажите лучше, когда вы мнѣ отдадите четыре съ полтиной, которые взяли на прошлой недѣлѣ?

Я слышалъ такое предложеніе:

– Имѣю шестьдесятъ тысячъ рубашекъ. Интересуетесь?

Не удивительно ли было, что счастливый обладатель шестидесяти тысячъ рубашекъ имѣлъ на своемъ тѣлѣ шестидесяти тысячъ первую рубашку – такую грязную, что если предположить и остальныя шестьдесятъ тысячъ рубашекъ въ такомъ же состояніи, то тысяча прачекъ должна была бы въ теченіе недѣли приводить эти рубашки въ мало-мальски сносный видъ.

Больше всего меня поражала та легкость, съ которой возникали громадныя дѣла, ширились тутъ же на моихъ глазахъ, росли и, почти дойдя до благополучнаго конца, вдругъ съ трескомъ рушились изъ за сущаго пустяка, при чемъ (надо отдать имъ справедливость) иниціаторы предпріятія не особенно горевали о гибели почти налаженнаго колоссальнаго дѣла, a сразу же приступали къ возведенію другого не менѣе колоссальнаго зданія, снова рушившагося.

– Дровами интересуетесь?

– Чрезвычайно. Много есть?

– Десять тысячъ вагоновъ.

– Великолѣпно! подходить!.. Почемъ?

– По столько-то.

– Франко Петроградъ? Цѣна подходящая. Это именно то, что мнѣ нужно. Гдѣ дрова?

– Въ Финляндіи.

– Чудесно. Сдѣлаемъ дѣло. Вагоны вы беретесь достать?

– Вагоны будутъ.

– Такъ пойдемте писать условю!

– Пойдемте.

– Кстати: a сколько вагоновъ вы мнѣ дадите ежедневно?

– Мнѣ желѣзная дорога обѣщаетъ по десять вагоновъ.

– Сапожникъ вы. У васъ десять тысячъ вагоновъ, a вы мнѣ будете присылать десять вагоновъ въ день! Это на три года, a мнѣ на эту зиму нужно.

– Что жъ дѣлать, если больше вагоновъ не достану.

– Ну, чортъ съ нимъ! Жаль. (Пауза) A шрапнельной сталью вы интересуетесь?

– Почемъ она y васъ?

Какіе нужно имѣть нервы, чтобы такъ быстро примириться съ крушеніемъ уже почти налаженнаго дѣла, результатъ котораго долженъ на всю жизнь обогатить человѣка?!..

* * *

Подошелъ къ намъ изможденный узкогрудый молодой человѣкъ и сказалъ моему новому пріятелю:

– У меня есть носки.

– Беру. Много?

– Сорокъ тысячъ.

– Почемъ?

– 11 рублей дюжина. Франко Выборгъ.

– Подходитъ. Образцы есть?

– Есть

– Покажите.

Къ моему изумленію, владѣлецъ сорока тысячъ паръ носковъ поставилъ ногу на свободный стулъ, засучилъ одну штанину и похлопалъ по собственному носку, довольно пострадавшему отъ времени:

– Вотъ.

И никто не удивился; всѣ наклонились и стали ощупывать носокъ.

Погоня за рублемъ убила y этихъ людей то, что было y меня съ избыткомъ: непосредственность воспріятія.

И я понялъ всю драму этого владѣльца сорока тысячъ паръ носковъ, получившаго образецъ для предложенія коллегамъ и вынужденнаго силой обстоятельствъ носить этотъ образецъ совсѣмъ не въ томъ мѣстѣ, гдѣ ему надлежало быть.

И подумалъ я: бѣдняга ты, бѣдняга! Ну хорошо, что это только носокъ, a не другая какая-нибудь часть туалета, показываніе которой заставило бы тебя раздѣться въ этомъ шумномъ многолюдномъ кафе – до рубашки. Хорошо, что тебѣ пришлось показать образцы носковъ, a не кофе, хлѣба, сахару и масла…

Какъ бы, бѣдная твоя голова, показалъ ты ихъ?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

За тотъ часъ, что я провелъ въ этомъ удивительномъ кафе – совершилась тамъ только одна торговая сдѣлка: я уплатилъ наличными за пріобрѣтенный мною товаръ (кофе, хлѣбъ, масло) 1 руб. 70 коп. франко кафе наличными.

ЧТО НАДО СДѢЛАТЬ.

Нами получено письмо отъ неизвѣстнаго читателя, подписавшагося скромно и мило:

– «Петроградецъ».

Въ тонѣ письма и подписи чувствуется солидный человѣкъ, a отнюдь не вертопрахъ какой-нибудь, желающій ошеломить читателя мимолетной ракетой трескучей мысли; мысль автора проста и остроумна, несмотря на кажущуюся сложность ея осуществленія. Вопросъ, котораго касается авторъ, не только назрѣлъ, но и перезрѣлъ, и если его, выражаясь аллегорически, не срѣзать во время, онъ, какъ нѣкій плодъ, съ трескомъ упадетъ на головы заинтересованныхъ людей.

Однимъ словомъ, письмо, написанное нашимъ читателемъ, умно, тонко и исчерпывающе.

Мы гордимся нашими читателями.

Вотъ письмо:

«Милостивый государь, г. редакторъ!

Я уже много лѣтъ читаю вашъ остроумный журналъ и очень люблю его.» (поистинѣ удивительно чутье и вкусъ этого скромнаго псевдонима, подъ которымъ, на основаніи вышенаписаннаго имъ, можно заподозрѣть крупную личность, обладающую сильно развитымъ художественнымъ вкусомъ. Примѣч. ред.) Во всякомъ вопросѣ, къ которому вы подходите, вы берете быка за рога. (И вѣрно. Беремъ. Это нашъ принципъ. Но какова y автора наблюдательность! Примѣч. ред.) Надѣюсь, что на этомъ основаніи, вы и дадите на страницахъ вашего уважаемаго и талантливаго (но каковъ вкусъ y человѣка! Примѣч. ред.) журнала мѣсто моему письму…

Читали ли вы когда-нибудь, господа, Майнъ-Рида, именно тѣ его романы, въ которыхъ онъ описываетъ пиратовъ Коромандельскаго берега, бразильскихъ разбойниковъ и дикарей, водящихся въ болотистыхъ мѣстахъ Амазонки.

Положа руку на сердце, кого они вамъ напоминаютъ?

Угадали. Ну вотъ то-то же. Я такъ и зналъ. Дѣйствительно, получается такое впечатлѣніе, что всѣ перечисленные отбросы земного шара перенесены въ Петроградъ, одѣты въ извозчичьи армяки, посажены на козлы и двинуты сомкнутымъ коннымъ строемъ на публику, предводительствуемые однимъ изъ членовъ городской думы, одѣтымъ въ красный мундиръ, мокассины на голыхъ ногахъ и шапку, сдѣланную изъ старой сигарной коробки. Въ ушахъ y этого члена думы сверкаютъ двѣ коробки изъ-подъ сардинокъ, a носъ проткнутъ дамской булавкой. Онъ скачетъ впереди, испуская воинственные крики и науськивая всю свою банду на оторопѣвшую безпомощную публику.

– Что такое петроградскій извозчикъ? Кто этого не знаетъ,

На грязномъ обшарпанномъ экипажѣ сидитъ безформенное оборванное существо, рычащее, кусающееся и плюющееся.

Право, больно подумать: вѣдь это нашъ же русскій человѣкъ, братъ нашъ по родинѣ, который крестится на каждую церковь, который имѣетъ или имѣлъ папу и маму, поминаемую имъ отнюдь не въ приливѣ сыновней любви.

Это грязное, обшарпанное, ободранное, зловонное существо, сидящее скорчившись на козлахъ – ненавидитъ всякаго сѣдока острой длительной ненавистью, a сѣдокъ тоже ненавидитъ его и – боится.

Что бы сказалъ лондонецъ или парижанинъ, если бы кто-нибудь выпустилъ на лондонскія или парижскія улицы нѣсколько тысячъ грязныхъ пиратовъ съ грубыми голосами, озвѣрѣвшихъ разбойниковъ, которые бы подстерегали въ глухихъ мѣстахъ довѣрчивыхъ прохожихъ, усаживали ихъ на особыя приспособленныя для грабежа телѣжки и, провезя ихъ для отклоненія подозрѣній нѣсколько кварталовъ – грабили бы и обирали этихъ довѣрчивыхъ прохожихъ.

Да вѣдь человѣка, который организовалъ бы эту страшную банду, лондонцы давно бы уже повѣсили во дворѣ мрачнаго Ньюгэта или Тоуэра по приговору короннаго суда.

Мы, петроградцы, – почти всѣ нервные, раздражительные люди; 1/4 всей этой нервности вызывается петроградскими извозчиками.

Идете вы по улицѣ. Захотѣлось вамъ поѣхать.

– Извозчикъ!

Онъ тускло и равнодушно глядитъ на спину своей лошади.

– Извозчикъ!! Свободенъ?

Такой же бы получился результата, если бы вы звали сфинкса y академіи:

– Сфинксъ! Свободенъ?

Молчитъ, каналья, подлецъ этакій, чтобъ его лихорадка взяла!

– Изво-о-озчикъ!

Еле замѣтное движеніе головы,

– Чего орешь? Занятъ. Не видишь, что ли.

Это – когда онъ занятъ. Вотъ – когда онъ свободенъ:

– Извозчикъ!

– Пожалуйте! Куда прикажете?

– На Троицкую. (Онъ стоить на Караванной).

– Рубликъ пожалуйте, безъ лишняго,

– Что-о? A по таксѣ не хочешь ли?

– На кладбище тебя повезу по таксѣ, вотъ куда.

Вы, возмущенный, идете дальше. За вашей спиной ставится точка этому краткому разговору:

– Жуликъ. Туда же.

Подумайте, вѣдь это нашъ же братъ, русскій человѣкъ, обычно такой добрый, отзывчивый къ чужому горю, ласковый и привѣтливый,

Кто его сдѣлалъ такимъ?

Навѣрное, городская дума устроила гдѣ-то подъ землей тайную школу, и особые инструкторы въ тиши ночей тайно учатъ всему этому извозчиковъ. На свою же голову.

– Извозчикъ! Надеждинская, семь гривенъ.

– Положите полтора.

– A по таксѣ не хочешь?

– Плевали мы на вашу таксу.

Мыслите логично: городская дума придумала свою таксу, извозчики плюютъ на нее; значить – они плюютъ на думу.

Дѣловому петроградцу приходится цѣлый день носиться по городу на извозчикахъ. Вопросъ: что отъ него остается вечеромъ послѣ десятка вышеприведенныхъ разговоровъ.

Вотъ къ устраненію и разряженію всей этой нервности бѣднаго петроградца и ведется вся сущность моего дѣлового проекта.

Вотъ мой проектъ: за день извозчики доводятъ петроградца, благодаря городской думѣ, до состоянія близкаго къ истерикѣ.

Избивать каждаго извозчика, дабы сорвать злость – некультурно. Да онъ и не при чемъ.

Разыскивать какого нибудь изъ членовъ думы – культурно, но хлопотливо.

Что же предлагаю я? Въ Англіи сейчасъ живетъ негръ, бывшій знаменитый боксеръ Джонсонъ. У него лицо отъ тренировки – какъ камень: хоть полѣномъ по немъ бей – глазомъ не моргнетъ.

Слѣдуетъ выписать этого негра Джонсона, избрать его въ члены городской думы и выставить на Невскомъ въ особой спеціально устроенной будкѣ.

И вотъ, когда y кого-либо изъ петроградцевъ, ѣдущихъ на извозчикѣ, ужъ очень накипитъ на сердцѣ – петроградецъ останавливаетъ на Невскомъ извозчика, соскакиваетъ съ экипажа и, подскочивъ къ негру и крякнувъ, со всего размаха ударяетъ это твердокаменное чудовище по лицу. Негру все равно (онъ тренированъ), a петроградцу сразу сдѣлается легче, ибо онъ высказалъ свое мнѣніе о петроградскомъ муниципалитетѣ – въ самой категорической формѣ Вотъ мой проектъ!

Съ почтеніемъ къ вамъ

Петроградецъ.

P. S. Содержаніе негра Джонсона городъ долженъ взять на себя, a если откажется – обложить извозчиковъ.

Петрогр.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю