Текст книги "Дарю веснушки"

Автор книги: Аркадий Млодик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Птицы запели

На большой перемене директор встретил меня и Лиду на лестнице. Привёл нас на самый верх в совершенно пустую комнату. Там висели три клетки с птицами.

– Здесь и обживайтесь, – сказал он. – Соседями вашими будут художники. С ними не ссорьтесь. Разбогатеем, предоставлю вам, как обещал, кабинет. Учитель по труду научит вас мастерить клетки. Биолог подскажет, чем и как кормить питомцев. Побольше с ним консультируйтесь. Привлекайте ребят. Станьте друзьями природы. Успеха вам!

И ушёл.

Как «обживаться», я не понимал. Надо было подумать. Но Лидка сунулась со своими вопросами:

– Змеи у нас будут?

– А у тебя дома их много?

– Ни одной. Я боюсь их.

– Зачем спрашиваешь?

– Просто так. Очень красиво звучит: шефы над змеями! А мух мы будем здесь разводить? Кормить змей чем-то надо.

– Оставь ты этих проклятых мух! Слышать о них не могу. Скажи лучше: монеты у тебя есть? В буфет надо сходить. Птицы есть хотят.

Лида убежала в буфет.

Надеялся – побуду один, всё обдумаю. Так бабушка и тут меня разыскала. Завтрак принесла.

– Как тебе, бабуля, не стыдно?! Ребята могут увидеть! Мне же такое поручение дали: шеф над змеями!

Но аппетит у меня был зверский, и я бросился опустошать бабушкины судочки.

– Это и есть, что ли, твои змеи? – спросила меня бабушка, кивая на птиц.

– Не змеи это. Птицы. Сама видишь. А змеи, может, будут. А может, и нет. Главное, что я стал звериным шефом. Змеи ведь тоже звери.

– Пресмыкающиеся они, Ильюша. Ты что, и этого не знаешь?

Я сделал вид, что не расслышал.

Когда бабушка ушла, я спохватился, что не покормил птиц.

Но они и не захотели иметь со мной дело. Сидели на жёрдочках, нахохлившись.

Лида ничего лучшего в буфете не нашла, кроме слоёных булочек.

Я накрошил их птицам. Лиду же строго предупредил:

– Смотри, не вздумай им пирожные покупать. Это я только сегодня их сладкими булочками угощаю – пусть полюбят нас. С завтрашнего дня – на чёрный хлеб.

– Да они сами не хотят такого угощения! Видишь, не притронулись даже.

– Они пить хотят, – догадался я.

Мы налили в блюдца воды. Птицы напились и начали клевать крошки.

– Мы им всяких насекомых принесём. Пусть питаются. Они в благодарность будут нам петь. Мы им – подражать, – размечтался я.

– Им не только насекомых, но и зёрен надо, – очень сердито сказала Лида. – А подражать им зачем?

– Эх, Лидка, Лидка! – съязвил я. – Ещё в кино хочешь сниматься. Настоящий артист должен уметь всё. Знаешь, как трудно птицам подражать? Ты наверняка никогда не сумеешь.

– А я умею!

– Ты-то? Как бы не так. Покажи!

Насытившись, птицы весело запели.

Лида потихоньку начала им подсвистывать. И так ловко. Будто у клоуна много лет училась. Я попробовал, ничего у меня не получилось.

А она свистит и свистит.

С птицами соревнуется. И не поймёшь: где они, где она.

– Здорово! – вырвалось у меня. – Надо будет и мне потренироваться. Артистами станем – пригодится.

– Что же будет с живым уголком, если мы станем артистами? – засомневалась Лида. – Нечестно бросать птиц.

– Какой это живой уголок: три птички! Пусть только нас в артисты возьмут! Мы их с собой унесём. Может, удастся выдрессировать. Будут с нами вместе выступать.

– Думаешь, можно птиц выдрессировать? – недоверчиво спросила Лида.

– Всё можно, если захотеть. Не хочешь? Так и скажи.

– Я не говорила, что не хочу.

– Тогда завтра после уроков ко мне приходи!.. И знаешь что... Обязательно с собой платок на голову захвати.

– Это ещё для чего?

– Увидишь! – загадочно ответил я. – А теперь пойдём скорее в класс, шеф над змеями! Слышишь звонок?

ГЛАВА ПЯТАЯ
ВСЕ ХОТЯТ БЫТЬ КИНОАРТИСТАМИ

Я гриммирую Лиду

На следующий день, в субботу, придя из школы, я еле дождался, чтобы родители и бабушка ушли.

Как только за ними захлопнулась дверь, я сразу кинулся в бабушкину комнату искать брюки, в которых остался подаренный мне Кириллом Яковлевым грим. Утром я видел, что они висели на стуле. Сейчас не мог их найти. Наверное, бабушка запрятала их.

Я на неё так рассердился, что, когда пришла Лида, был ещё злой.

– Чего ты так долго копалась?

– Мама вчера вечером в деревню к родным поехала. Завтра вернётся. Мне надо было папу покормить.

– Тебе бы с ней не мешало поехать. В деревне, знаешь, петухи поют, собаки за кошками гоняются. Птицы поют. Лягушки квакают. Курицы кудахтают. Живая музыка! Я бы и сам поехал получиться им подражать. Да некогда. Тебя готовить в артистки надо!

– А ты умеешь? – недоверчиво спросила Лида.

– Если хочешь знать, я самому Кириллу Яковлеву помогал! Платок принесла?

– Вот он. Чего ты с ним будешь делать?

– Веснушки твои прикрывать.

– У меня их нет.

– Нет, так будут. Без них тебя в артистки не примут.

Я усадил её перед зеркалом. Раздобыл в маминой шкатулке тушь для ресниц. Поплевал на щёточку, как делает мама. Велел Лиде закрыть глаза и не подглядывать. И чёрными крапинками разрисовал ей лицо. Получились не веснушки, а пятна от сажи. Пришлось их мокрым полотенцем стереть.

Нашёл мамину коричневую помаду. Поковырял в помаде спичкой и украсил Лидино лицо коричневыми точечками. Очень симпатичные получились веснушки.

– Можешь посмотреть на себя! – разрешил я Лиде.

Она открыла глаза. И прилипла к зеркалу. Повернула голову в одну сторону, в другую...

– Ой, как красиво! Я теперь всегда буду ходить с веснушками, – заверещала она. – Но у тебя больше!

Мне уже надоело её разрисовывать.

– У девчонок веснушек должно быть меньше, чем у мальчишек, – придумал я.

Лида снова прилипла к зеркалу.

– Все девчонки умрут от зависти!

– У тебя что, с винтиками не в порядке? – постучал я пальцем по лбу. – Перед девчонками хвастаться! Платок для чего попросил принести?

– Не знаю.

– Сказал ведь: чтобы веснушки закрыть. Когда к фотографу пойдём, никто их/ не должен видеть. Неужели не понимаешь?

– Хорошо, – сказала Лида. – Даже папе не покажу. Можно мне за это Нарцисса примерить? Пойдёт он к моим веснушкам или не пойдёт?

Не дожидаясь моего ответа, она схватила Ваську и хотела положить его на плечо. Но Васька вырвался. Я засмеялся и предупредил её почти так же, как меня клоун:

– Чем прихорашиваться, лучше думай, как меня не подвести! Отметки в школе... и дисциплина! Сама понимаешь! И вообще времени у нас мало...

Лида спорить не стала. Она обвязала голову платком так, что остались видны только глаза и кончик носа. И мы вышли на улицу.

Загадочная встреча

Лида, укутанная в платок, шла рядом со мной. Я следил, чтобы она не приоткрыла лица. Поэтому не обращал внимания на прохожих. И, конечно, главное прозевал. Зато Лида ничего не упустила.

Недалеко от Гончаровской улицы она, толкнув меня, шепнула: – Смотри!

Я оглянулся. У светофора стояла ко мне спиной Маша Лукова.

– Ну, Лукова там... – буркнул я. – Что особенного?

– Особенного! – неожиданно заплакала Лида.—Ты меня предал! Вот что особенного! Машка Лукова... с веснушками... и без платка! А я...

Лида рассердилась и сорвала с головы платок. Я испугался, что нас увидит Лукова, и, схватив Лиду за руку, потянул в подворотню.

Все её веснушки потекли от слёз. Разозлившись, я прикрикнул:

– Ты что, того? . .

– То-го, то-го! – заревела она. – Думаешь, не знаю, что ты Луковой раньше, чем мне, свой секрет про клоуна выдал! ..

– Ты что, совсем обалдела?

– Это ты обалдел! Зачем Луковой веснушки сделал?

Лида продолжала горько плакать. «Может, действительно рехнулась?»– подумал я.

– Знаешь, Михайлова, ты бредишь!– осторожно начал я. – Я Лукову после школы не видел. А сама она... Ошиблась ты! .. Хочешь, проверю? Ты здесь постой. А я её догоню.

Лида не возражала. Я перебежал на другую сторону улицы. Внимательно посмотрел вокруг. Луковой нигде не было. Тут я увидел автомат с газированной водой. Бросил в него копейку. Взял стакан с газировкой без сиропа и намочил носовой платок.

Лида послушно дожидалась меня в подворотне.

– Эх ты! Такие веснушки испортила. – Я подал ей платок и сказал: – На, сотри! И больше не хнычь! Из-за тебя прозевали Лукову.

Лида молча вытерла лицо. Мы стали гадать, куда пошла Лукова. Но ничего придумать не могли.

– Давай в разведку! – предложил я. – Может, Лукова по Гончаровской ходит. Похоже, она в ту сторону направилась.

Лида неожиданно заупрямилась.

– Сначала сделай новые веснушки.

– Нет, ты определённо свихнулась!—обругал я её. – Прямо на улице тебя раскрашивать, что ли?

– По-твоему, Лукова будет в веснушках щеголять, а я общипанной курицей за ней плестись?

– Дурёха! Я тебе потом такие веснушки намалюю, что не только Лукова, все девчонки в городе от зависти лопнут.

– Клянёшься?

– Клянусь! А сейчас идём!

В разведку

У нас в центре города все улицы – писательские: Державинская, Райниса, Пушкинская, Межелайтйса, Гончаровская, Шевченко, Крыловская. Нам надо было по Державинской до Гончаровской дойти.

– Теперь пойдём врозь, – предложил я Лиде на углу Гончаровской. – Ты по одной стороне улицы. Я – по другой. Доходим до перекрёстка, останавливаемся. Ты смотришь направо, я – налево. Если что подозрительное – даёшь немой сигнал: наклоняешься к туфлям, поправляешь бантик. Если подозрительное у меня, наклоняюсь я, завязываю шнурок. Ничего подозрительного нет—идём до следующего перекрёстка. Всё поняла?

Лида кивнула головой и побежала на другую сторону. Но тут же возвратилась.

– А что я должна делать, если наткнусь на Лукову до перекрёстка?

– Неужели ты никогда в кино или по телевидению не видела, как разведчики поступают? Стань в очередь за пивом или остановись у киоска купить сигарет.

– Чтобы я... сигареты... или пиво! Нет уж! Я что-нибудь для маскировки получше найду! – крикнула Лида.

Почти одновременно дошли мы по Гончаровской до проспекта Грибоедова. Лукову не встретили. Лида пошла по своей стороне быстрее. Я от неё несколько отстал. Вижу, она вдруг остановилась на перекрёстке. У магазина задержалась у детской коляски и стала показывать пальцами козу какому-то ребёночку.

«Запсиховала! Определённо запсиховала!» – решил я. Дойдя до перекрёстка, нарочно остановился у витрины магазина, чтобы Лида поняла: не нравится мне её поведение в разведке. Когда повернулся, чтобы посмотреть, какие штуки она ещё вытворяет, мимо меня пронёсся на велосипеде Лёня Булин.

Подбежала встревоженная Лида.

– Видел?—крикнула она.

– Булина? Ну, видел. Ты лучше расскажи, зачем козу...

Лида, перебив меня, выпалила:

– У Булина тоже веснушки!

Этому я уж никак поверить не мог.

– Слушай, Лида! Подёргай ухо! А то ущипни себя.

– По-жа-луй-ста!—усмехнулась она.

Но щипать и дёргать себя за уши пришлось мне. Не заметив нас, пробежал мимо Вадик Морковин. Бежал он, как заяц в фильме «Ну, погоди!». Лицо Вадика было разукрашено веснушками.

– Ой! – вырвалось у меня.

Ой! – в ужасе повторила Лида. Мы так растерялись, что не заметили, куда он скрылся.

Я сердито махнул рукой. И спросил:

– Лучше скажи, куда Булин помчался?

– Куда помчался? Туда же, куда Морковин.

– А куда Морковин?

– Туда, куда Лукова.

– Морковин с Луковой не дружит, – возразил я.

– Могли и подружиться.

Мы шли уже по Пушкинской улице, вдоль которой побежал Морковин. Я вспомнил, что отсюда близко до фотоавтомата. И ещё вспомнил, как раньше, когда не был я в ссоре с Булиным, мы вместе с ним и с Морковиным кривлялись перед фотоавтоматом. «А что, если они с Луковой и сейчас корчат рожи.

Снимутся в веснушках, чтобы меня дразнить?»

Лида потянула меня за руку и сердито крикнула:

– Бежим! Если увидим, что они там строят рожи, сломаем автомат!

– За это в милицию угодить можно, – предупредил я Лиду.

– Ну и что! – не испугалась она. Схватила меня за руку, и мы, не теряя времени, помчались к фотоавтомату.

Ни Маши Луковой, ни Вадьки Морковина там не оказалось.

Лида растерянно смотрела на меня.

– Догадался! – стукнул я себя кулаком по лбу. – Они представление готовят. Будут мои веснушки высмеивать.

– Пусть попробуют! – рассердилась Лида.– Мы сами их высмеем. Купим маски с рогами. Сочиним частушки. Не обрадуются.

– Трубочистами оденемся, – поддержал я её. – С метёлками в руках.

– А где мы их возьмём?—с недоумением спросила Лида.

– Айда в хозяйственный магазин! Посмотрим, какие там метёлки продают. И к фотографу зайдём. Фотография-то напротив хозяйственного.

Когда мы вбежали в хозяйственный магазин, я направился было к прилавку, но Лида дёрнула меня за рукав.

– Посмотри, – зашептала она. – Они там.

Мы подошли к окну. И увидели, что у входа в фотографию выстроилась очередь. Я заметил Лукову, Морковина и ещё человек пять наших ребят. У всех были намалёваны веснушки. Для чего?

– Жди меня здесь, – попросил я Лиду. – Пойду к фотографу. Я знаю секретную дверь с переулка. Попробую у него разведать. Если меня долго не будет, иди домой.

Фотограф становится знаменитым

Но сразу к фотографу мне попасть не удалось. Задержала та самая женщина в голубой шляпке, которую я уже видел у фотографа. Она вышла из его секретной двери.

– Мальчик! – почему-то обрадовалась она.– Постой. Ты куда? У фотографа санитарная уборка. Он не раньше чем через час впускать начнёт. Всех предупредил. У меня срочные снимки. Поэтому я их получила.– Положив фотографии в сумочку, она продолжала рассказывать:—Ты, оказывается, с Машей Луковой учишься. Так я же её соседка. Я Машеньке про нашу встречу у фотографа рассказала. Симпатичный, говорю, такой мальчик, беленький, с веснушечками. Она тотчас: «Это Ильюшин!».

– Что вы... ещё Машке сказали?

– Только хорошее. Какой ты будешь замечательный артист. Как сам Кирилл Яковлев хвалил твои веснушки. И что тебя из-за них обязательно сниматься в кино возьмут.

Я сразу всё понял. И так на неё посмотрел, что она перепугалась.

– Миленький, что с тобой? Тебе нельзя волноваться...

Она хотела ещё что-то сказать. Но я уже юркнул к фотографу.

Он встретил меня восторженно.

– О, молодой человек! Какой приятный гость. Милости просим, милости просим.

– Здравствуйте, – сказал я очень вежливо.– Извините, что я без спроса вошёл в вашу секретную дверь.

– Напрасно извиняетесь. От вас – никаких секретов.

– Скажите, пожалуйста, – спросил я. – Вы, наверное, из-за санитарной уборки не успели отослать Кириллу Яковлеву мою фотографию?

– Как это могло прийти тебе в голову, дорогой мой мальчик? Позавчера лично вручил фотографии артисту. Даже на концерт опоздал. Кирилл Яковлев так меня благодарил, так благодарил! Очень сердечный человек.

– И другие портреты ребят с веснушками вы тоже ему отошлёте? – спросил я.

– Молодой человек! – возмутился фотограф.– Я профессиональной честью дорожу!

Я понял, что обидел его, и извинился. Фотограф снова заулыбался. Тогда я спросил осторожно, много ли ребят приходило сниматься.

– Вчера никого. А сегодня... Да разве ты не видел, сколько их собралось у входа? – удивился он. – Там, наверно, и твои приятели есть. Сказал бы им, чтоб не галдели. Всё равно, пока не кончится уборка, снимать не буду. Даже постоянных клиентов...

– А вы не снимайте фальшивые веснушки. Разгоните их там всех... в очереди у входа.

– Не могу! Не могу, дорогой! Я скоро стану самым знаменитым фотографом в нашем городе. Ты мне создал рекламу! Я тебе благодарен. Но разогнать клиентов... Не могу!

Я пошёл к запасному выходу.

– Да ты, голубчик, хоть видел свой портрет в витрине?—закричал он мне вдогонку.

Я уже открыл его секретную дверь.

– Ты погоди! – пытался он меня остановить.– Я тебе замечательный подарок приготовил.

Последние слова я услышал, когда захлопнул дверь. Вернуться было уже неудобно.

Автограф Ильи Ильюшина

Теперь я нисколько не сомневался, что ребята хотели присвоить мои веснушки, чтобы сняться и послать фотографии Кириллу Яковлеву. Раз Лукова про меня и клоуна узнала – то и весь класс узнал. Сниматься в кино всем охота. И всё же... адреса-то Кирилла Яковлева у них нет! . . А мои фотографии ему посланы. Смогут ли ребята чего-нибудь добиться? Всё это мне надо было как можно скорей обсудить с Лидой.

В хозяйственном магазине я её не нашёл. Лида меня не дождалась. Оставалось проверить, правда ли, что в витрине фотографа висит мой портрет. Но отсюда было не видно. Я побежал в соседний – овощной– магазин. И ахнул, когда посмотрел там в окно. Половину витрины занимал мой с Кириллом Яковлевым портрет.

Кроме Луковой, Булина и Морковина там были Мостовой, Пушкова, Красавина. И ещё несколько наших ребят. Все они слушали Лукову, которая чего-то болтала, размахивая руками...

Я старался не прозевать ни одного их движения.

– Илья Ильюшин! – услышал я писк за спиной.– Илья Ильюшин!

Обернулся. Около меня стояла белёсая девчонка с конским хвостиком, которая тогда в фотографии просила клоуна написать на книге.

– Откуда знаешь, как меня зовут? – спросил я.

– Кто же тебя теперь не знает! Мне ребята из вашей школы твою фамилию назвали. Там, в очереди стоят.

– Чего тебе надо?

– Твое факсимиле.

– Чего? – не понял я.

– Автограф. Подпись твою. Вот здесь.

У неё в руках была небольшая фотография, на которой я увидел себя рядом с Кириллом Яковлевым.

– Откуда она у тебя?

– Фотограф продал.

– Что же он – спекулянт?

– Он не себе деньги взял. Он мне квитанцию выдал. Сказал – с разрешения артиста.

– Я разрешения не давал.

– Значит, Кирилл Яковлев разрешил. Автограф подарить мне было интересно. Но что

написать, я не знал. И очень боялся наделать ошибок. Поэтому осторожно спросил:

– Что же ты хочешь, чтобы я тебе написал?

– Свою фамилию. Распишись.

– Давай фотографию! Ручка есть?

Сперва я расписался на своей ладони. Потом на снимке. Вообще-то я всегда расписываюсь красиво. На фотографии получилось замечательно. Завитушка на последней букве «н» вышла закрученнее, чем у папы.

Настроение у меня стало лучше. Всё-таки приятно быть знаменитым.

– Может, хочешь, чтобы я и за Кирилла Фёдоровича расписался?

– Нельзя. Коллекционирую только факсимиле. Подписи без подделок.

– Как же ты факсимиле Кирилла Яковлева достанешь?

– Пошлю ему фотографию. Он увидит твою подпись. Тоже распишется. И мне вернёт.

– А где ты адрес возьмёшь? – хотел я подловить девчонку.

– Он мне визитную карточку подарил. Ты разве не помнишь?

– Покажи!

Она протянула мне беленький кусок картона. На нём красивыми буквами были напечатаны имя, отчество, фамилия и адрес Кирилла Яковлева.

– Ребятам из нашей школы показывала? – заикаясь, спросил я.

– Конечно. Разве можно такой подарок от людей скрывать. Ребята адрес переписали. Мне не жалко. Пусть все напишут ему.

Очень мне хотелось ей поддать. Но удержался. Всё-таки девчонка! Да она и сама сообразила, что я страшно рассердился, и поспешно ушла. А я где стоял, тут и присел. На первый попавшийся ящик из-под апельсинов. И подскочил, напоровшись на гвоздь. Посмотрел на изорванные брюки и рванулся что было сил домой.

«Все, все мои враги! – шептал я, входя в нашу квартиру. – И фотограф. И белёсая девчонка. И ребята. Все! Мне бы только брюки переменить. Я покажу им! Я им...»

Я снова бросился искать спрятанные бабушкой брюки. Ни она, ни родители мои ещё не вернулись. Спросить было не у кого. В бабушкиной комнате ещё раз тщательно посмотрел под столом, под шкафом, под кушеткой. Отодвинул кровать. И нашёл! Брюки лежали под кроватью у самой стенки. Видно, бабушка нечаянно уронила их.

Я живо переоделся. И начал подвигать обратно к стенке кровать. Она плохо придвигалась. Я заглянул под неё. И понял, почему. Из-за папиных камней. Папа у меня коллекционер. Каждый раз, когда возвращается после отпуска, он привозит много разноцветных камней. Мама сердится:

– Опять натаскал булыжников! Мало у нас мусора.

Бабушка тоже не радуется, как она говорит, папиной прихоти. Но чтобы мама с папой не ссорились, она убирает ящики с камнями к себе под кровать. Папа иногда их вынимает, любуется коллекцией.

– Пригодятся, – говорит. – Ильюша подрастёт. Поймёт.

Я этими камнями никогда не увлекался. Они мне ни к чему были. А тут мне взбрело в голову: они-то мне и нужны. И набил ими карманы куртки и брюк.

Кудесники грима

Пока бежал обратно к фотографии, только об одном думал: как я всех разгоню. Камнями побью... Раз, два, три. Точное попадание. Ещё. Ещё. Разбегутся. А я буду им вслед хохотать. Жутким хохотом.

Когда вообразил, как я разгоняю всех ребят, мне стало жалко их. Вдруг в голову кому-нибудь попаду. Или глаз выбью. Нет. Я только попугаю их камнями. Сделаю вид, что хочу кинуть. А пойду на них с пустыми руками. Буду драться один против всех. До последней капли крови.

Как только подумал об этом, стало жалко себя. Но приказал себе не пугаться. Один – так один! Оказался же совсем не один. Не успел подойти к фотографии, услышал голос Лиды.

– Вы воры! Как обзывали Ильюшина! А теперь... Наляпали себе веснушек. Вы – воры!

Она стояла около ребят и громко кричала.

На дверях фотографии всё ещё белела вывеска: «Санитарная уборка». В очереди стояли только ребята из моего класса. Человек двенадцать. У всех были размалёваны лица.

Лида продолжала упрекать ребят:

– Нечестно это! Всем расскажу!

Я подошёл и встал рядом с Лидой. Я видел, что Мостовому и Антоше Милееву стыдно. Они отвернулись. Но из очереди не уходили.

– Ильюша! – подбежал ко мне Булин. – Хватит нам ругаться. Хочешь, я твою касторку выпью?

У меня рука сама потянулась в карман брюк. «Ох, Булин, запросишь ты у меня пощады!» Я нащупал в кармане самый большой камень. Но вытащить его мне что-то мешало: гладкое, плоское, длинное. Потянул... В руке у меня оказалась коробка с гримом. Та самая, что подарил мне Кирилл Яковлев. Как я мог про неё забыть? Может, потому, что был очень злой?

Булин вытаращил глаза. Испугался, наверно, подумал, что граната. А мне стало смешно. Но я не рассмеялся. Раскрыл коробку и увидел билеты в цирк, которые потерял. Они напомнили мне, как я гримировал клоуна. Злость моя стала куда-то уходить. Лида стояла молча. Я подошёл к ней и сказал:

– Давай лучше я тебе веснушки сделаю. Настоящим гримом...

– Не надо! – запротестовала Лида. – Не хочу. Ты один имеешь право быть сыном клоуна. Ты один. А не они!

– Да у них же не веснушки, а тараканы! – крикнул я. – Чем они только намазюкались.

Ко мне подскочила Лукова.

– Тебе, может, и мои веснушки не нравятся?

– Тоже мне веснушки! Ерунда!

– Скажи, почему?

– И скажу. Краски пожалела. Скупо намазала.

– Для моих веснушек больше не требуется.

– Твоих веснушек? – удивился я. – Где они?

– По-твоему, вру?

Она схватила платок и стёрла с лица краску.

– На, смотри! И я увидел, что на лице у неё тоже есть веснушки!

Только бледные. То-то я их раньше не замечал.

А она быстро начала пачкать своё лицо красной помадой.

– Эх ты! – не выдержал я. – Как мажешь? Не веснушки у тебя получаются, а красная сыпь!

– Как умею, так и мажу! – закричала Лукова. – А ты и так не умеешь!

– Я не умею?! Я? Да я, если хочешь, великих артистов гримировал!

– Ври больше!

– Смывай свою красно-бурую грязь! Докажу!

Я намазал Луковой лицо кремом. Потом коричневыми точечками, как учил меня Кирилл Яковлев, покрасил белёсые веснушки на её лице.

Ребята с большим интересом следили за нами.

– Достань зеркало, – уже совсем по-доброму предложил я. – И посмотри, как выглядит твой благородный нос!

Машка хотела зафыркать. Но посмотрелась в зеркальце. И умолкла. Веснушки у неё были – класс! Я понял это по удивлённым лицам ребят.

– Ильюшин – волшебник! – услышал я чей-то тоненький голос. – Нашей Маше веснушки подарил! И мне подари!

Я оглянулся. И увидел Светку. Младшую сестру Луковой. Как она тут очутилась? Наверное, за Машкой прибежала.

Схватил я Светку. Мазнул ей на нос несколько крапинок. Она завизжала от восторга. Все засмеялись. А я опять не смеялся. Мне как-то стало не по себе. Я почему-то подумал, что если бы кинул камни, то ведь и в Светку угодить мог.

– Может, и мне подаришь? – спросил меня Булин.

Я внимательно посмотрел на него и спросил:

– Сам украшался?

– Брат помогал. Художник.

– Оно и видно. Не нужны тебе, Булин, мои подарки. Хотя... постой!

Он был отлично разрисован. Правда, не гримом, а специальными карандашами. Он мне потом сам об этом рассказал. Но несколько крапинок у него стёрлись. Я их ему подмалевал.

Другие ребята, как по команде, тоже начали просить:

– И мне поправь!

– И мне!

Чем только не намазюкались ребята: тушью, чернилами, акварельными красками, Вадька Морковин – тот совсем одурел: кружочки из промокашки себе на щёки налепил...

Сейчас я обо всём рассказываю длинно. На самом деле всё произошло гораздо быстрей. И с каждой минутой мне становилось всё лучше и веселей.

Под конец я так наловчился, что мог бы всех ребят нашей школы в один день разрисовать.

Мне так понравилось дарить веснушки, что я даже огорчился, когда увидел, что загримировал всех ребят!

Посмотрел.

Оказывается не всех. Лида и Антоша Милеев стояли в стороне. Антон давно уже стёр свои веснушки. И когда я подошёл к нему с гримом, только усмехнулся:

– Закрывай свою мастерскую. Уже поздно. Санитарная уборка, видно, несмотря на обещания фотографа, сегодня не кончится. Так что зря поработал, художник!

Я растерянно посмотрел на Антошу.

Он был прав.

Я начал засовывать коробку с оставшимся гримом в карман.

И тогда из кармана неожиданно вывалились два камня. Антоша мгновенно кинулся к ним. А я испугался. Сейчас он догадается, для чего я их принёс.

– Откуда у тебя такое богатство? – радостно спросил он.

– Царь морской прислал, – хмуро ответил я, стараясь не смотреть на Антона.

– Это же халцедон! И светлый агат! – с восхищением перебирал он камни. – Замечательные образцы. Таких в моей коллекции нет. Дай мне.

– Бери! Не знал, что ты коллекционируешь камни. Ещё дам. Понимаешь, набралось этих каменьев слишком много. Мама ругается...

Я опустошил свои карманы. Антоша был вне себя от восторга. Я тоже. Наконец-то избавился от проклятых камней.

За всё время, пока я гримировал ребят, Лида не сказала ни слова. Стояла в стороне и теребила косу.

Я решил, что она на меня злится.

– Не сердись!—сказал я ей. – Так уж получилось. Сам не знаю как.

– Луковой мог бы первой веснушки и не рисовать, – ответила она и отвернулась.

А потом всё же посмотрела на меня и добавила:

– А если по-честному... правильно поступил.