Текст книги "Дарю веснушки"

Автор книги: Аркадий Млодик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Автомат обкрадывает

Подбегаю к фотографии, а на дверях табличка: «Обед». Посмотрел я на неё, и мне есть захотелось. Вспомнил, что бабушка дала мне денег на завтрак. Хотел уже пойти за пирожками, но на другой стороне улицы увидел фотоавтомат. Забыл я про него клоуну сказать. Он гораздо скорее, чем живой фотограф, работает.

«Что же мне теперь делать?—задумался я. – Деньги клоун дал для живого фотографа на портрет. Их тратить нельзя. Но автомат же не дурак! Вроде робота. Тоже, наверно, понимает, как портреты делать? Стоит проверить!»

Переложив деньги клоуна в другой карман, пересчитал я свои монеты. Кроме двадцати бабушкиных копеек у меня осталось пять копеек от предыдущего завтрака. Ровно на один глоток автомату. На пирожки ничего не остаётся...

Есть ещё больше захотелось. Как тут быть? Проглотив слюну, отдал я свои двадцать пять копеек сожрать автомату.

Вообще-то я с ним знаком. Вместе с ребятами строил ему как-то рожи, чтобы узнать, у кого смешнее получается. Теперь я не гримасничал. Сидел перед ним серьёзный. Только чуточку щёки надул и голову приподнял.

Выбросил автомат мои карточки. Посмотрел я на них и не поверил. Не я это – и всё! Вру, конечно. Это был я. Только очень уж получился на карточке красивый и гордый, как настоящий артист.

«Такая фотография, – решил я, – клоуну обязательно понравится».

Не стал я дожидаться, пока живой фотограф кончит обедать, и понёс автоматовы карточки клоуну. Проходя мимо булочной, всё-таки не выдержал. Присвоил одиннадцать копеек из тех, что дал клоун. Купил рогалик и бублик.

Подбежал к Дому культуры, а клоун меня у дверей дожидается. Спросил:

– Ну, как?

У меня во рту кусок бублика.

– Прожуй сперва! – советует мне клоун.

Я прожевал. И, прежде чем показать ему фотографии,, поспешил сказать:

– Простите меня, пожалуйста, я ваши одиннадцать копеек на рогалик и бублик потратил. Завтра вам обязательно отдам...

Больше он мне не дал рта раскрыть. Как завопит:

– Голубчик ты мой! Я же не догадался накормить тебя. Пошли!

И мы пошли. По пути показал ему автоматовы карточки. Смотрит он на них, а сам чего-то про себя бормочет и всё головой качает. Остановился. И спросил:

– Сколько автомату за карточки отдал?

– Двадцать пять копеек, – отвечаю. Вынимает он кошелёк. Достаёт оттуда четырнадцать копеек и отдаёт их мне.

– Фотографии теперь мои, – говорит. Сам он весело хохочет. – Подожди меня здесь. Я быстро. Только за гримом схожу. Ну, и билеты на спектакль прихвачу.

Зачем ему грим понадобился? А билеты для кого? И понравились ли ему фотографии? Почему о них ничего не сказал? . . Никак не пойму.

Вернулся клоун. И мы пошли искать закусочную или столовую. Я показываю на «Кафе – самообслуживание». Он меня туда и повёл.

Иду, а про себя соображаю: неудобно же за счёт клоуна есть. Будет угощать – откажусь. У меня самого теперь четырнадцать копеек, как раз на пирожок и газировку хватит.

В кафе ни газировки, ни пирожков нет. Я прикинул: можно компот с булкой взять...

– Вот что, старик! – хлопнул меня по плечу клоун. – Давай по-мужски. У нас, клоунов, так положено: если угощают, отказываться нельзя. Выбирай по вкусу. Принуждать не стану.

Посадил он меня за столик. А сам – чего только не нанёс! Заливную рыбу. Сосиски с пюре. Компот. Лимонад. Какао. Мороженое. И ещё пирожных.

– На меня внимания не обращай, – предупредил. – Я уже обедал. С чего начнёшь?

Я, конечно, начал с мороженого. Потом лимонаду выпил. Потом компот. В рыбе вилкой поковырялся. Ничего, можно есть. Чувствую, дело подходит к сосискам. Взял я капельку пюре, еле проглотил. Оно мне и дома надоело. Сосиски, чувствую, тоже, в рот не полезут. Наверное, бубликом себе аппетит испортил. Как тут быть?

На этот раз я оказался везучим. Клоун зачем-то подошёл к кассирше, я пару сосисок с пюре успел завернуть в салфетки и засунуть в карман.

– Смотрю, старик, ты здоров уплетать. Молодчина!– похвалил он. – Хочешь ещё мороженого?

Подставляет он мне своё мороженое. Пожадничал я. И его порцию съел. Уговорил меня попробовать какао с пирожными. Отказываться неудобно. Я меренгу с какао в себя протолкнул. Больше, чувствую, хоть умри, всё равно не полезет.

– Возьми с собой! – посочувствовал мне клоун. Положил пирожные в кулёк и отдал его мне. – Дома прикончишь. Идём! Времени у нас в обрез.

Мы вышли на улицу.

– Скорей к фотографу, – торопит меня клоун.

– Зачем к фотографу? Меня уже автомат снял.

– Вор твой автомат. Обокрал он тебя.

Я хотел спросить, что он у меня украл. Но увидел: проклятое пюре вылезает из кармана. И онемел.

А клоун смотрит на меня и смеётся.

– Что? Фокус-покус подвёл? Ладно! Не огорчайся! Со мной тоже такое случалось.

Выбросил я сосиски из кармана. Клоун принялся счищать пюре с моего пиджака.

– Больше не трогай!– говорит. – Пятно останется. Потом водой смоешь.

Кто не знает Кирилла Яковлева!

Мне, конечно, стыдно было. Опустил я голову. Он молчит, и я молчу. Так и не сказали мы больше с ним ни слова, пока в фотографию не вошли.

На столике у фотографа графин с водой стоит. А во рту у меня от мороженого, какао, пирожного – такая сладость... Я – к графину. Наливаю стакан. Выпиваю залпом. И дёрнуло же меня оправдываться!

– Сосиски больно солёные...

Соврал и осёкся. Конец, думаю. Прогонит меня клоун. Вот какое будет кино! Он не прогнал. И не выдал.

– Сплошная соль! – подтверждает. И показывает всем мою фотографию: —Смотрите, какой прекрасный снимок фотоавтомат сделал. Жаль только, веснушки украл. Чудесный парень – и без веснушек.

Вот, оказывается, что у меня автомат своровал. Все загалдели:

– Кто выдумал эти автоматы?!

А фотограф сказал:

– Я верну мальчику его веснушки. Сам же вокруг клоуна крутится.

– Как я рад видеть вас у себя! Ну, скажите на милость, кто не знает Кирилла Яковлева! Когда я вас в столичном цирке смотрел, очень смеялся. Чуть не задохнулся. Для нашей фирмы большая честь – запечатлеть такого клиента. Вы – наш почётный гость! Надеюсь, никто не будет возражать, если я сниму вас вне очереди?

Все зашумели:

– Пожалуйста!

– Конечно!

Только сейчас я понял, как оплошал. Недаром Лида меня простофилей зовёт! Клоун-то самим Кириллом Яковлевым оказался. Знаменитейшим артистом. Я его сколько раз по телевизору смотрел. Выступал он там без маски. И веснушек по телевизору не было видно. Поэтому я его и не узнал. А все узнали. И стали просить, чтобы он оставил автограф. Так называется его подпись.

Белёсая девчонка с конским хвостиком попросила написать что-нибудь на книге, которую она читала.

Кирилл Яковлев взял у неё книгу. На обложку посмотрел. Писать не стал.

– Это же Пушкин, – засмеялся. – Не я сочинил. Возьми лучше на память мою визитную карточку.

Женщина в голубой шляпке подсунула записную книжечку и попросила расписаться в ней. Фотограф хитрее всех оказался. Вытащил жалобную книгу и уговорил знаменитого артиста оставить в ней свой автограф.

Наконец-то смогли мы войти в комнату, где стояли фотоаппарат и прожекторы. Фотограф подбежал к ним, чтобы подготовить их к съёмке. А Кирилл Яковлев вынул коробочку с гримом. И я понял, для чего он нужен артисту.

Кирилл Яковлев загримировал мои веснушки. Помазал мне кремом – настоящим, актерским, а не пирожным – щёки и нос. Специальной палочкой взял из той же коробочки коричневую краску и подмалевал ею мои веснушки. Протянул мне зеркальце. Я посмотрел в него и ахнул. Очень замечательно выглядели веснушки на моём лице. Я стал благодарить Кирилла Яковлева. А он сразу предупредил меня:

– Только знаешь, старик, ты уж потом не хвастайся! С кино-то, может, ничего ещё не получится... У нас, клоунов, такое правило: попусту не болтай... – Он подтолкнул меня к фотоаппарату.

– Так не пойдёт! – запричитал фотограф, увидев, что сам Яковлев сниматься не хочет. – А вы?

Почему вы не хотите запечатлеть себя? Почему обижаете мальчика?

Пришлось Кириллу Яковлеву согласиться. А мне– его загримировать. Я всё точь-в-точь старался делать, как он. Веснушки у него получились не хуже моих. Он сам это сказал. И коробочку с гримом мне подарил.

– Оставь себе, – сказал. – Может, пригодится. Вдруг ещё снимки понадобятся!

Фотограф несколько раз щёлкнул перед нами своим фотоаппаратом.

– Карточки, – пообещал он, – будут готовы через два дня.

– Это ужасно! – возмутился Кирилл Яковлев.– У меня телеграмма. Я сегодня после концерта должен выехать на киностудию. Вы понимаете, что случится, если я не привезу режиссёру фотографий вот этого будущего молодого артиста?! Весь цирковой зверинец, который будет сниматься в фильме, завоет!

– Ай-ай-ай! – захныкал фотограф. – Все думают: фотограф не человек.

Он начал жаловаться, что лаборантка больна и некому печатать карточки. Сам же он не может печатать. Он должен снимать. Иначе его задушит очередь. И всё же, добавил он, если Кирилл Яковлев пригласит его вечером на концерт, то он, фотограф, вышлет ему карточки на следующий день. Если же ему не удастся попасть на представление, то он будет мучиться всю жизнь. Будет мучиться так, как если бы он потерял лотерейный билет, по которому выиграл автомобиль.

Мне стало его жалко. Потерять лотерейный билет, который выиграл автомобиль?! Да от этого утопиться можно! Кирилл Яковлев тоже пожалел фотографа. Дал ему записку, чтобы пропустили на представление. И свой адрес оставил, куда фотограф должен будет прислать наши снимки.

Он ещё раз поблагодарил Кирилла Яковлева и выпустил нас через запасную дверь.

На улице Кирилл Яковлев дал мне записку для моих родителей, чтобы не ругали меня. Ещё велел вручить им два билета на представление. Мне билет клоун отдельно подарил.

На прощанье Кирилл Яковлев сказал:

– Если режиссёр даст согласие на тебя взглянуть, я сразу напишу твоим родителям. Без их согласия нельзя.

Я подумал, что мама и бабушка обязательно согласятся. С папой будет потруднее. Он не любит, чтобы я разбрасывался. Но он добрый. И в конце концов я его уговорю. Но всё-таки лучше им пока ничего не говорить.

Всё это я подумал про себя. Клоуну же только мотнул головой. Он пожал мне руку.

И мы разошлись.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
САМЫЙ ДОРОГОЙ БИЛЕТ

Можешь отрезать мне кусочек языка

Иду я по направлению к дому и про себя большую и малую клятвы даю: держать язык за зубами. При большой клятве нужно поднять правую руку вверх. Я поднял её, а в ней кулёк, который сунул мне Кирилл Яковлев, когда мы от фотографа уходили. С пирожными. Я про них совсем забыл. Что же мне с ними делать? Принесёшь домой, будут допытываться: «Откуда взял?» Ответишь: «Подарили!» – накинутся: «Зачем клянчил?» Начнёшь оправдываться: «Не клянчил – угостили!» – заругают: «Почему до обеда сладким напичкался?»

Постоял я немного. Вижу, урна у ворот стоит. Я около неё кулёк и положил. Кто-нибудь заметит его и пирожные съест. Не пропадать же им!

Отошёл я. Обратно вернулся. Совестно стало: подарок Кирилла Яковлева в мусор кидаю! Поднял кулёк. Иду. Лидка откуда-то появилась. Как всегда – кстати.

– Я на вокзале была, – затрещала. – Думала, что ты уехал поступать в цирк. Тебя вся школа ищет. Я твой портфель к вам домой принесла, бабушка твоему папе позвонила. Он – твоей маме. Она – моей. Интересно как! Обе мамы прибежали домой. Забыли про ссору. Вместе куда-то понеслись...

– Может, по радио передавали, что пропал мальчик Илья Ильюшин? Приметы – веснушки?..– перебил я Лидку.

Она растерялась.

– Не знаю. Не слушала радио. Может, и передавали.

– Эх ты! Самое главное прозевала! – упрекнул я её.

Лида отвернулась и обиженно заморгала.

– На, ешь, – решил я её утешить. И протянул кулёк.

Лида раскрыла его. Посмотрела на пирожные, вернула мне их обратно.

– Не возьму! Скажи сперва, кто тебе их дал?

Я сунул ей кулёк в руки. И сказал те же слова, что мне Кирилл Яковлев говорил:

– У нас, клоунов, положено так: угощают – отказываться нельзя. Так что, старуха, действуй! Выбирай по вкусу.

– Как это «у нас, клоунов».?

Ты что теперь – клоун? Ты же фокусник. Я твоя помощница.

– Фокусы тоже пригодятся, – выпутался я. – Вообще-то я клоуном стал. – И, чтобы не проговориться о киношной тайне, добавил: – На всю жизнь.

– А я?

– Тебе бы всё «А я?»! Так это просто! Ты же девчонка... Много ты видела клоун... тьфу, даже выговорить трудно... клоун-их?

Лида опять заморгала. Не могу видеть, когда она жалобно моргает!

– Ладно, так и быть, попробую похлопотать, – успокоил её.

Лида обрадовалась.

– Как это похлопотать?

– Сам не знаю. Ешь пирожные.

– Давай вместе. Вдвоём веселей.

Я подумал: вдвоём и вправду веселей.

– Разве говорят – клоуниха? . . – продолжала она допытываться.

– Не мешай, – прервал я ее. – Не знаю, что с тобой делать. Мало того, что ты девчонка. Ещё и веснушек у тебя нет. Попробуй сделай из тебя клоуниху...

А про себя подумал: «Что, если Кириллу Яковлеву про Лидку рассказать? Может, он сё в дочери возьмёт. Ну а то, что у неё нет веснушек... Бывает же: у сына есть, а у дочери нет».

– Вечером посоветуюсь с одним человеком, – пообещал я. – Завтра ответ тебе дам.

– Ой! Как долго! – вскрикнула Лида, приканчивая последнее пирожное.

– Ничего. Потерпишь. – И предложил: —А сейчас поклянись самой страшной клятвой, что не проболтаешься никому!

Лида высунула язык... и уколола его булавкой, которую выдернула из воротника.

– Проболтаюсь, отрежь мне кусочек языка! —

И тут же спросила как ни в чём не бывало: —Можно, в школу схожу сказать, что я тебя первая нашла?

– Для чего? Хвастать?

– Когда я хвасталась? – взбеленилась Лида.– Это ты хвастун. Я за Марину Семёновну переживаю. Хочу предупредить, чтобы не волновалась из-за тебя.

– Чего же ты стоишь? Беги скорей! Лида припустила что было мочи.

– Скажешь Марине Семёновне, – крикнул я ей вслед, – что я не из-за неё сбежал, а из-за толстухи.

Лида что-то крикнула мне про толстуху. Но я уже спешил домой и ничего не разобрал.

Бесценная потеря

Бегу и воображаю, как встретят меня дома. Радио надрывается: «Пропал мальчик...» Мама, бабушка и даже папа плачут. Я спокойно вхожу в квартиру. Все сразу вскакивают... Я показываю записку Кирилла Яковлева вместе с билетами на представление.

Подумал про билеты, захотелось посмотреть на них. Сунул руку в карман и чуть не упал. Ни записки, ни билетов. Вывернул все карманы, снял куртку и встряхнул. Коробка с гримом есть. А билетов нет. И записки – тоже. Пропал!

«Сперва фотограф сказал, – быстро-быстро вспоминаю я, – что не пойти на представление – всё равно что потерять лотерейный билет, выигравший автомобиль! Я, чтобы не потерять билеты с запиской, держал их в правой руке. Левой взял от Кирилла Яковлева пирожные. Потом, чтобы ему подать руку для прощанья, билет с запиской переложил из правой в левую...

Куда делись билеты с запиской? Может, в урну их выбросил?»

Меня прямо в жар бросило. Помчался обратно к урне. Она на месте стоит. Перевернул её. Исчезли билеты! И записка тоже. Вернулся к тому месту, где с Лидой пирожные ели. Каждую бумажку подымаю. Но уже совсем плохо вижу. Слёзы мешают. В голове всё перепуталось.

Прохожие мимо идут. Никто на меня внимания не обращает. Пошёл и я.

Куда – и сам не знаю. Вижу, милиционер приближается. Я с ним давно знаком. Ещё когда первоклашкой был, мне подарили велик. Поехал я форсить на середину улицы. Милиционер свистнул, я остановился. Он спросил, где живу, и проводил меня до дома. С тех пор мы с ним подружились.

На этот раз мне от него удрать захотелось. Но он меня уже увидел и рукой знак сделал. Пришлось подождать его. Стою. Милиционер подходит ко мне. Думаю, ругать начнёт. А он мне ласково-ласково говорит:

– Чего это ты, дружок, пригорюнился?

Слёзы у меня хлынули ручьём, слова толкового сказать не могу. Бормочу ерунду про какой-то автомобиль, про выигрышный билет. Что если его потерять – топиться надо. И что я потерял билеты...

– Какой автомобиль? – спросил милиционер.

– Не знаю! – с рёвом отвечаю.

Схватил он меня и усадил на какой-то ящик. Я слёзы рукой вытираю.

– Перестань ты хныкать! Потерял или украли?

– Не знаю. Ничего не знаю, – продолжаю бессвязно бормотать.

– Разберёмся! Пошли домой!

– Лучше в милицию!

– Да ты не бойся, – успокаивает он. – Я тебя в обиду не дам.

И повёл меня за руку.

«Всё хорошо, прекрасная маркиза»

Когда мы подходили к нашему подъезду, разные старушки и тётушки, которые целыми днями пасут коляски с младенцами, кинулись предупредить моих родителей.

Дома радио молчало. Никто не плакал. Мама бросилась меня тискать и целовать. Папа, нахмурив брови, толкнул меня в бок.

– Я всегда говорил: Маяковский прав! Наша милиция нас бережёт! – Папа подал руку милиционеру и сказал:—Спасибо! Спасибо, товарищ милиционер.

Я надеялся, что милиционер отдаст честь и отрапортует: «Служу Советскому Союзу!» Он же засмущался и сказал, что не заслуживает благодарности.

Тогда папа повернулся ко мне и уже грозно спросил:

– Ну-с, удалец-молодец, доложи, что натворил!

Милиционер поправил папу:

– Зачем же так сразу – «натворил»? Он – парень надёжный.

Думая, что я не замечаю, милиционер так посмотрел на папу, будто гипнотизировал его. Папа у меня сообразительный.

– Конечно, конечно! – закивал он. – Иди, сынок, помой руки.

Когда я возвратился, в комнате чужих не было.

Папа с милиционером сидели за столом. Мама на диванчике кусала носовой платок. Бабушка стояла у окна и одёргивала передник. Папа мне улыбнулся и подозрительно-ласково сказал:

– Умылся? Ну и молодчина! Садись, сынок! Я сел. Все молчат. Ждут, что скажу. Я тоже молчу. Папа не выдержал:

– Скажи, сынок, тираж лотереи разве объявили?

– Не знаю, – отвечаю.

– Как же ты проверил билет?

– Я не проверял. Стараюсь ничего не говорить, чтобы свои клятвы не нарушить. Милиционер молча слушает. Папа продолжает допытываться:

– Хорошо! Согласен. Тиража не было. Билет ты не проверял. Откуда же тебе известно, что твой билет выиграл автомобиль?

Я врать не стал. Ответил честно:

– Я не выиграл. Но иметь такой билет, какой был у меня, – всё равно что выиграть автомобиль.

Папа привстал. Мама бросила кусать платок. А милиционер спросил:

– Кто же тебе такой драгоценный билет дал?

– Клоун, – сказал я.

Мама не выдержала и закричала:

– Товарищ милиционер! Вы слышите, что ребёнок говорит? Это он про хулигана по прозвищу Клоун!! Что этот Клоун хочет у тебя выманить? – обратилась она ко мне. – Ты ключ от квартиры ему не отдал?

– Прошу вас, не нервничайте! – успокоил её милиционер. – Всё выясним. Объясни толком, Ильюша, кто такой Клоун?

Я очень обиделся на маму. Показал ей ключ и сказал:

– Он не хулиган! Он знаменитый клоун! Сам Кирилл Яковлев. Я буду его сыном.

Все посмотрели на папу. Наверное, думали, что он меня побьёт. Я тоже так подумал. А папа вдруг запел:

 
Всё хорошо, прекрасная маркиза,
И хороши у нас дела...
Прошёл лишь день, промчался дымом —
И сын не стал уж нашим сыном! ..
 

– Что ты весело распелся?! – возмутилась мама. Папа опять запел:

 
А в остальном, прекрасная маркиза,
Всё хорошо, всё хорошо...
 

Милиционер ни слова не сказал. Одна бабушка вступилась за меня:

– Как вам не стыдно! Ребёнок напуган! Целый день ничего не ел, а вы мучаете его. Идём, детка, от них!

Она взяла меня за руку, чтобы увести на кухню. Но я не пошёл. Тогда она ушла. А мама и папа стали меня гладить по голове и просить, чтобы я не плакал.

– Зачем его уговаривать? – вмешался милиционер. – Пусть поплачет. Маленькие любят слёзы проливать.

Мне сразу расхотелось плакать. А он, опять просто так, задал вопрос:

– Слышали? Поговаривают, что артисты цирка не приедут к нам на гастроли.

Я подумал, что, может, и вправду милиция прозевала приезд циркачей.

– Сам их видел, – признался я милиционеру.

– Вот это новость! – обрадовался он. – Я и не знал. Ты что, у Дома культуры их встретил?

– Нет, – говорю, – я у них в уборной был.

– Как же тебе удалось туда пробраться?

– Я не пробирался. Меня клоун позвал. Сам Кирилл Яковлев.

– Скажи пожалуйста, – удивился милиционер.– Кирилл Яковлев! И ты, конечно, выпросил у него билет на представление?

Я рассердился:

– Ничего я не выпрашивал! Он мне сам его дал. Милиционер пересел поближе ко мне.

– Извини меня! Я не так выразился. – Он нагнулся ко мне и тихо спросил:—Выходит, ты этот билет и потерял?

Как только милиционер напомнил об этом, глаза мои опять стали мокрыми.

– Конечно, ты прав, – продолжал милиционер.– Лишиться подарка хорошего человека – всё равно что потерять выигрышный билет. Но не печалься. Я достану тебе другой билет.

Я не успел поблагодарить милиционера. Помешала бабушка. Она поставила на стол борщ, сосиски с пюре и сбитые сливки.

Я посмотрел на всё это... Вздохнул. И только ради бабушки проглотил несколько ложек борща.

Мама подвинула ко мне тарелку с сосисками. Я отвернулся от них. Мама, наверное, подумала, что я из упрямства отказываюсь.

– Что ты за ребёнок?! – возмутилась она.

– Оставь его, Оля! – поспешил мне на помощь папа. – Пусть Илья подкрепится сливками.

Вообще-то я сбитые сливки люблю, пожалуй, ещё больше, чем мороженое. Бабушка их только на праздники готовит. Здорово делает! Вот я и решил, что после борща стоит рискнуть. Но... не смог.

Мама и папа забеспокоились. Бабушка испугалась.

А милиционер нисколько не испугался. Он спокойно спросил меня:

– Признайся, Ильюша, много ты мороженого сегодня отхватил?

Я по правде ответил:

– Два блюдца.

– Это сколько же? Граммов по двести?

– Пожалуй...

– И тебя не затошнило? – засмеялся милиционер.

– Чуточку, – сознался я. – Когда за какао с пирожными принялся...

Больше я ничего не мог сказать, потому что мне жутко как стало нехорошо. Думал – умираю. Мама закричала:

– Надо спасать ребёнка!

Все зашумели, забегали. Тогда уж и милиционер перепугался. Сразу вызвал «скорую помощь». А бабушка уложила меня в постель.