Текст книги "Сексот поневоле"

Автор книги: Аркадий Карасик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

2

Юбилей удался на славу. Гостей собралось столько, что пришлось накрывать второй стол. Они, будто птицы, перед которыми сыпанули горсть крошек, набросились на еду и питье. Благо, на столах были далеко не крошки. Тарелки с красной икрой соседствовали с малосольной кетой и балыком. Крупная, посыпанная луком сельдь – с многочисленными видами колбас и ветчины. Вызывающе краснели соленые и свежие помидоры, топорщилась зелень, манили к себе упругие огурцы. Винегреты стояли рядом с салатами. С ними соседствовали янтарные куски масла. Тушеная козлятина, медвежатина, зайчатина.

Спиртное было представлено несколькими видами водки, коньяка, вин.

Среди гостей самые почетные места занимали, конечно, Анохин и Дедок. За отдельным столом горделиво сидели начальник рыбоохраны, егеря, местная гражданская власть. Тут же были и гарнизонные начальники во главе с генералом, командиром дивизии.

Короче, изобилие на столах подчеркивалось изобилием нужных людей. Теперь понятно, откуда взялись медвежатина с козлятиной, где добыты икра и балык, из какой оранжереи взяты цветы… Все-таки Сиюминуткин – талантливый руководитель, которому можно только позавидовать.

Кругомарш произнес тридцатиминутную хвалебную речь. Дедок гундосил намного меньше – минут десять. Профсоюз преподнес юбиляру традиционный радиоприёмник, начальник гарнизона – офицерский кортик, начальник военторга – старательно упакованные в цветастый целлофан таинственные коробки.

Каждый из дарителей прочувственно благодарил судьбу, пославшую в Славянку столь выдающегося строительного руководителя.

Если все эти речи соединить в одну, то Сиюминуткин предстанет перед собравшимися этаким божеством с ангельскими крылышками, со сверкающим нимбом.

После первых тостов – перекур. Курящие – их было большинство – вышли на улицу, стояли группами, беседовали.

Ко мне подошел начальник УНР. В изрядном подпитии, с дымящейся сигаретой в зубах, он так и излучал доброжелательность и любовь. Не строгий начальник – отец родной!

– Как работается, Васильков? Каково настроение? Доволен?

С трудом удержался, чтобы не рявкнуть уставное —«Так точно!». Подсыпав в это рявканье изрядную дозу перца. Анохин – человек злопамятный, затаит обиду и при случае выплеснет ее на меня. Как бы допущенное ехидство не обернулось для меня тогда жалобным повизгиваньем. Только и не хватает служебных передряг!

Ответил спокойно и сдержанно:

– Спасибо, товарищ подполковник. Норма.

– С начальником участка сработался?

– Кажется, да…

– Не слышу уверенности.

– Так точно, сработался! – не сдержавшись, зло выпалил я. И что он копается в прорабских внутренностях? – Майор Семыкин – отличный офицер, опытный строитель, – опомнившись, принялся я вылизывать Дятла.

– А как – ИТР? Тот же Сичков?

До чего же мне захотелось «поблагодарить» начальника за столь «выдающегося строителя». Так и зачесался язык. Но Валера стоял неподалеку и, похоже, внимательно прислушивался к нашему разговору. К тому же, кляузничать на своих товарищей по стройке, какими бы бесталанными они не были, – мерзость. Пришлось убрать язык подальше, под охрану зубов.

– Работает…

– Ошибок больше не допускает? – понимающе сморщился Анохин.

– Нет.

– А инструктор производственного обучения? – ковыряя во рту заостренной спичкой, прошепелявил некурящий главный инженер. – Лучшего вам дали. Практик, что-то на Севере строил. Мужик опытный.

Вот именно «что-то строил». Впрочем, дурно говорить о Сергее Сергеевиче – гневить Бога. Свое дело он знает. Строительное дело, имею я в виду. Об остальном ведомо только одному сексоту и, может быть, Малееву. К тому же Курков – отец Ольги…

– Почему на юбилее нет вашего начальника? Действительно, почему? Юбиляр всех пригласил – и начальников участков, и прорабов, даже некоторых мастеров – а о Дятле позабыл, что ли?.. Нет, не позабыл. Отношения Семыкина и Родилова напоминают мне отношения кошки с собакой. Только неизвестно, кто из двух руководителей кошка, а кто собака?

– Мы посчитали, что нельзя в такое ответственное время обоим покидать особый участок. Мало ли что может случиться в наше отсутствие.

– Молодцы! – похвалил Кругомарш, закуривая вторую сигарету от сгоревшей первой. Много курит – волнуется, что ли? – Люблю ответственных людей, сам из таких, – похвалил он теперь сам себя.

Я по-офицерски резко наклонил голову. Будто подставил ее под второе ярмо. Вернее – под третье, второе напялил «особист».

Анохин взял меня под руку и отвел в сторону.

– Вы не в курсе, почему мудрит местный Особый отдел с назначением новой участковой секретчицы?

Сердце в моей |многострадальной груди так бухнуло, что, по-моему, даже Сичков, стоящий дальше всех, услышал этот звук. Почему начальник спрашивает об этом именно меня? Уж не догадывается ли он о моей связи с Особым отделом?

– Хотел спросить об этом майора Семыкина, а он не приехал…

– Понимаете, Васильков, я предложил отличную кандидатуру, женщина опытная, серьезная. Отказали.

– Разрешите узнать, кого вы предложили? – У меня привычно пересохло во рту, но я постарался успокоиться и состроить любопытную гримасу с изрядной долей опьянения. – Просто интересно… Если, конечно, фамилия кандидатки в секретчицы не секретна, – умудрился даже скаламбурить.

– Никаких секретов, – поощрительно заулыбался Анохин. – Тем более от вас, старший лейтенант… Я предложил жену Куркова, Егорьеву Матрену Федоровну Правда, в последнее время она работала всего-навсего уборщицей, но таковы были обстоятельства, – продекламировал начальник, заглянув в записную книжку.

– А вам ее кто порекомендовал?

Сердцебиение не уменьшилось, наоборот, стало сильней. Был бы с собой валидол – бросил бы в рот таблетку. Я заранее знал ответ Анохина.

– Ее муж, Сергей Сергеевич. На прошлой неделе наведался в Управление – встал на профсоюзный учет, и заглянул ко мне…

Маленькая деталь. Екатерину Анатольевну убили позавчера. Курков предложил свою жену на место секретчицы… неделю тому назад.

Любопытно!

3

Вечером выходного дня в сторону Болтево поезд уходил перегруженным до такой степени, что казалось – разбухал. Народ возвращался с рынков и магазинов, из гостей, с прогулок. Те, кто вез на продажу съестное, теперь ехал с мешками и чемоданами, заполненными промтоварами. Те, кто продавал вещи, тащили на себе продукты.

Короче, бедлам!

Поэтому мы с Сережкиным пришли на вокзал заранее. Стоять в переполненном вагоне на одной ноге полтора часа – удовольствие небольшое. К тому же нужно было сориентироваться, чтобы не попасть в один вагон с занудливым кладовщиком.

Опасливо оглядев заполненный пассажирами перрон, я предложил занять стартовую позицию в хвосте поезда. Практичный Никифор Васильевич непременно подастся к голове состава, откуда в Болтево ближе к дому.

Так и получилось. Ехидно посмеиваясь, мы с капитаном следили за бегающим по площадке кладовщиком. Вытягивая голову наподобие встревоженного гуся и обшаривая взглядом ближайшие закоулки, говорун метался, разыскивая пропавших попутчиков.

– А ведь жаль старичка, – задумчиво молвил капитан. – Все у него – в прошлом: любовь, выпивки, забавы. Осталось одно – потрепаться, вспомнить былое. А мы смеемся над ним, бегаем, стараемся держаться подальше… Нехорошо это, Димка, ох, до чего же нехорошо… Неужели, и я в старости таким буду?

– Будешь, – «успокоил» я Виктора. – У тебя уже сейчас начальная стадия наблюдается. Кукарекаешь, будто петух на заборе. Глядишь, постареешь – переплюнешь Никифора Васильевича. Тот все же дает отдых слушателям, а ты…. Скоро соседи при твоем появлении будут разбегаться по кустам да чердакам…

Нарисованная мною картина явно пришлась Сережкину не по вкусу. Но он не вспылил, не ответил дерзостью – только повел кистями рук, будто оттолкнул меня.

– Ладно, о твоем будущем помолчу. Пока помолчу, – уточнил он, намекая на то, что терпение у него на исходе. – Приедем, в сторожке поговорим…

– Никогда не отказывался от серьезного разговора, – согласился я. – Но сейчас меня другое мучает.. Скажи, тот мужик был высокого роста?

– Какой мужик? – не понял или сделал вид, что не понял, капитан.

– Ну, тот самый, который Катьку из-под твоего носа увел.

– Ах, вот ты о чем!.. Никак не успокоишься. Или… помогаешь ментам?

– Ни то и ни другое. Не дает мне покоя нелепая смерть Гордеевой. Следователь из меня – никакой, но почему-то кажется, что мужик, похитивший твою разлюбезную бабёнку, причастен к ее гибели…

– Меня тоже смерть Катьки так по голове стукнула – до сего времени не могу успокоиться, – признался Серёжкин. – Может быть, ты и прав, – задумчиво согласился он после минутного молчания. – Я не убивал, значит – он… Или кто-нибудь третий повстречал Катьку, когда она рассталась с «похитителем»…

– Все же, какого роста он был? – настойчиво допрашивал я капитана.

– Как бы не солгать… Был он… – Виктор огляделся, будто выискивая среди окружающих нас пассажиров некий эталон, с которым можно сравнить предполагаемого убийцу. – Да вот – как Никифор Васильевич… Точно – и рост, и полнота…

Как раз в это время кладовщик всполошено пробежал мимо нас. Прячась за спины выпивших мужиков, капитан пытливо оглядел его. Пальцы растопырились, будто приготовились измерить рост и ширину плеч

– Одежда? – резко бросил я, тоже спрятавшись за спинами. – Ну, фасон и длину пиджака ты, конечно, мог и не разглядеть, но – в общем… В куртке или в плаще?

– Сколько можно говорить? – возмутился Виктор. – Что я – кошка, чтобы видеть в темноте? Куртка или плащ, спрашиваешь… Тепло ведь было, при чем тут куртка…. Погоди, дай вспомнить… Да, тот мужик был в пиджаке. Кургузый такой пиджачишко. Вроде, как у Сичкова….

Сравнение Виктор подобрал не просто так – развалистой походкой выпившего человека, покачивая маленькой головой, к нам подходил Валера. На мокрых губах змеилась приветливая улыбочка. Сейчас начнет объясняться в любви, спрашивать, уважаем мы его или не уважаем. Коричневый пиджак расстегнут, праздничный галстук сбился на сторону, рубашка под ним – мятая. Но шагает твёрдо, не качается, выдерживает равнение на трезвых.

– Выпивши, что ли? – насмешливо спросил Сережкин.

– М-да… что – видно, а?

– И много принял?

– Э-э-з… м-да… литр, кажется….

– Силен мужик, ничего не скажешь. Принял бы я литр – меня уже отпевали бы…

Не знаю почему, но мне показалось, что мастер притворяется. Нет, выпить-то он, конечно, выпил, сам ведь видел на юбилее – но не до такой степени, чтобы заикаться и держаться преувеличенно прямо.

– Но ведь ты собирался остаться ночевать в Славянке?

– Передумал…

– Непонятно, когда успел придумать и передумать. Времени-то прошло чуть…

– Успел… э-э-э…

Разговаривать с Сичковым, будто вопрошать о здоровье Луну, то есть бесполезно. Пока смешливый капитан, поигрывая ловкими пальцами, пытался его разговорить, я внимательно оглядывал одежду мастера.

Если задушил Гордееву мастер – вполне может остаться след. Катька, наверняка, сопротивлялась, оторвала, скажем, убийце пуговицу, рванула за рукав. Не подставила же она покорно шею!

Все пуговицы, вроде, на месте, зашитого рукава или полы не видно.

Видимых следов «рукопашной» я так и не обнаружил. И все же похвалил себя за решение оставить Валеру в списке подозреваемых в убийстве. Будто положил в рот конфетку.

Из-за сопки выполз «радикулитик». Толпа заволновалась, вытянулась вдоль состава. Раздосадованный Сережкин и широко улыбающийся Сичков прекратили «сражение».

Именно в этот момент нашу троицу засек Никифор Васильевич. Увидел и рысью помчался к хвосту поезда. Полупустая корзина неслась за ним наподобие посадочного парашюта сверхзвукового самолета.

Не добежал и, чтобы не остаться в Школьнинске, вскочил на подножку третьего от нас вагона.

– Точь в точь, как тот ночной дядька, – горячо прошептал мне на ухо капитан. – Тоже подкатился к Катьке рысцой.

Я недоумевал. Никифор Васильевич никак не подходил на роль ночного убийцы… Наводчик? Вполне может быть. Человек, выполняющий отвлекающий маневр – возможно. А вот накинуть сзади на шею женщине петлю кладовщик, на мой взгляд, не мог.

К тому же хлипок дед, силенок маловато. Я вспомнил могучую Екатерину Анатольевну, ее мощную грудь и выпуклые бедра… Да она так могла бы приложить убийце, что тот, если бы и остался жив после этого, то и за неделю не очухаться ему после такого удара.

Ошибается Сережкин или намеренно темнит?

Сичков протаранил толпу и пробился вовнутрь вагона. На площадке мы остались одни с капитаном. Я размышлял и сопоставлял, а Виктор назойливо гудел мне на ухо: он, точно он!

ГЛАВА 5

1

– Нагулялся? – ехидно осведомился Дятел, встретив меня на перроне, будто специально ожидал прихода поезда. – Отдохнул?

В руке начальника участка – туго набитая сумка. Наверно, жена послала в буфет за продуктами. Заниматься хозяйственными делами Семыкин страшно не любил, но, похоже, жена держала его, как говорится, под каблуком – приходилось мириться. Вот и вымещал он недовольство на подчиненных. В данном случае, на мне.

Я слегка опешил от несправедливого упрека и, как обычно, потерял дар речи. Что-то мямлил о выходном дне и личной жизни. Дескать, давно пора детей иметь, а меня все время держат на поводке с намордником.

– Детей заведешь после сдачи объекта, – скрипел Дятел до предела недовольным голосом. – Вместо них свои порядки завел. К сторожке не подступиться, даже в окошко не глянуть!

Ага! Все понятно. Джу всячески демонстрирует любовь и верность по отношению к своему хозяину. В любую погоду дремлет у дверей, загораживая вход своим телом. В сторожку допускаются под аккомпанемент предупреждающего ворчания только Сережкин и Никифор Васильевич. Всем стальным демонстрируются острые клыки и рычание на две октавы ниже. В том числе и начальнику участка.

– Постараюсь воспитать собаку в духе почтения к начальству, – туманно пообещал я, зная неподкупность и откровенное нежелание овчарки соглашаться даже с моим мнением.

– Постарайся… Звонили из Анютино, с почты. Просили тебя завтра приехать за бандеролью… Дал Бог помощничка, – снова взорвался утихомирившийся было Дятел, перехватывая другой рукой нелегкую ношу. – То по разным юбилеям разъезжает, то полдня затратит для получения, невесть какой бандероли. Я что тебе двужильный, да?

Мы стояли возле вагона друг против друга. С обеих сторон нас обходили спешащие домой жители Болтево. Зная характер начальника участка, Сережкин предпочел незаметно улизнуть. Сичкова тоже не было видно. I

– Отработаю, ей-богу, отработаю, – попытался я утихомирить Дятла.

Вызов на почту в Анютино – сигнал о предстоящей встрече с Малеевым. Для меня – примитивная и не совсем удобная маскировка: приходится каждый раз покупать в анютинском магазине две-три книги, якобы, присланные друзьями. Ведь Дятел обязательно поинтересуется: что за бандероль? Кто прислал? Почему именно в Анютино, а не в Болтево? Ответ приготовлен заранее: родители и друзья снабжают чтивом, болтевского адреса им не сообщил из-за режима секретности.

Глупо, конечно, но пока придуманная версия срабатывает.

Анютино – следующая после Болтево железнодорожная станция. Послав огорошенному очередной наглостью начальнику воздушный поцелуй, я успел прыгнуть на подножку последнего вагона.

Правда, встреча назначена на завтра, но я знаю, где поймать Сергея Максимовича, знаю, что он приезжает в Анютино за день до назначенного дня свидания. Переночую в местной гостинице, зато сэкономлю добрые полдня.

Дятел прав – работы сейчас непочатый край, он один ее не осилит. Да и не привык Семыкин работать в одиночестве, он старается заставить это делать прорабов, концентрируя свое внимание на снабженческих и административных делах.

На первом котловане завершили монтаж фундаментов и принялись за блочные стены. Перекроем, и на очередь встанет обваловка.

Со дня на день ожидается прибытие группы спецмонтажников… Нет, нет, фронт работы им еще не создан, хотят проверить, принюхаться, изучить чертежи…

Уж не связано ли приглашение Малеева с предстоящим прибытием совершенно секретной папки чертежей? Ведь именно в это время можно ожидать активизации агентуры, которой общестроительный цикл работ – до лампочки. Главное – спецмонтаж…

Встретились мы с «особистом» не на конспиративной квартире, как обычно, – в одном из кабинетов штаба дивизии. В случае, если кто-нибудь случайно нас засечет, объяснение приготовлено: я зашел поговорить с дивизионным инженером о возможности переноса вспомогательного сооружения объекта на пять метров.

Правда, подобные вопросы обычно решаются с проектировщиками, но до них далеко, а командование дивизии – под боком. Им видней, объект эксплуатировать предстоит не московской проектной организации, а части, для которой он предназначен…

Аккуратно выложив перед собой стопку бумаги, майор пристроил сверху пару шариковых ручек, рядом положил футляр с фломастерами. Такое поведение – первый признак плохого настроения. Когда он в норме, небрежно швыряет на стол всю эту канцелярщину.

– Попало мне за тебя, Дима, – признался он, вздыхая. – Потребовали представить твои донесения, а у меня их, сам понимаешь, – раз, два и обчелся. Мы почти ничего не фиксировали на бумаге. Ну, и схлопотал выговор. Ладно, переживем…

Какой же я все-таки дурак! В Светкиной интерпретации – дурачок, в Оленькиной – глупый мальчишка. Забыл, что у нас всё оценивается по бумажкам. Входящие, исходящие, с грифом, без грифа… «Источник сообщает» «Циркуль информирует»… Вот и подвел майора!

Подумаешь, придумал себе «преступление против совести»! Я ведь не анонимку выдавать должен – вполне официальный документ, адресованный вполне официальной организации. И цель у бумажек благая: обезопасить секретный объект от вражеской агентуры.

Время изрядно поработало над моим сознанием. Унизительное слово «сексот» постепенно проходило чистку-мойку, переосмысливалось, перемонтировалось. Теперь оно не ассоциировалось с унизительными понятиями – «филер», «доносчик», «кляузник».

– Извините, Сергей Максимович – глупым я был. Давайте сейчас все напишу? – неожиданно предложил я, протягивая руку к стопке бумаги. – Все, начиная с первого дня…

Малеев улыбнулся. Да так светло и признательно, что у меня заныло сердце.

– С первого дня – не нужно. Как говорится, поезд ушел… Да ты не переживай, – пропищал он. – Я на часик отлучусь, а ты пиши о последних новостях. Желательно подробней. После побеседуем… Бумаги хватит? – пошутил он, не переставая улыбаться.

– Хватит…

Удивительно, но после того, как Малеев ушел, я не мог выдавить из себя ни слова. Сидел, уставившись на бумагу, вертел в руке ручку, мучился, вздыхал. Потом принялся рисовать чертиков с лицами Куркова, Сичкова, Сиюминуткина, Ваха, кладовщика. Получалось, похоже, очень, похоже. Лишь один образ мне никак не давался – образ Оленьки.

Почему? Видимо, она – единственный человек, имя которого оказалось не занесенным в список подозреваемых… Хотя… и здесь – большой вопросительный знак. Ведь мне так и не удалось выпытать у девушки «женский» секрет, связывающий ее с отцом и Гордеевой. А от этого зависит слишком многое.

Незаметно для самого себя я начал писать. Сначала едва двигая ручкой, потом ускорил ее бег по бумаге и не успевал заносить в донесение обгоняющие друг друга мысли. Решил излагать одни лишь голые факты – не получилось, не удержался от их расшифровки, привязывания все новых и новых версий.

Прочитает Малеев – обхохочется!

В конце концов, запутался. Нарисовал такое, что засмеялся сам… Вышло, что в гибели Гордеевой, с одной стороны, виновен Сережкин, с другой – Сичков, с третьей – кладовщик, с четвертой – неизвестный мужик, внешностью похожий то на Никифора Васильевича, то на Валеру.

Полная ересь! Нет, так относиться к ответственному заданию нельзя!

Переписал заново. Кое-как осилил смерть секретчицы. Осмыслил беседы с Сиюминуткиным и Вахом. Прошелся по непонятной заинтересованности Анохина. И – так далее….

Позаимствовал у майора красный фломастер, аккуратно подчеркнул заглавное предложение – Источник сообщает. Этим же цветом «поднял» подпись – Циркуль. Синим цветом «оформил» фамилии подозреваемых и «оправданных». Полюбовался своим творчеством. Маловато содержания, но внешняя форма – на высоте. Возвратился майор. Надел на мясистый нос массивные очки и принялся за чтение. Подчеркивал, разбрасывал по тексту вопросительные и восклицательные знаки. Попутно исправлял ошибки.

– Молодец! – похвалил он автора. – Знатно разворотил муравейник… Давай по традиции сгруппируем факты. Итак, Курков. Неизвестно сколько времени пропадал на Крайнем Севере. Получил там допуск. Возвратился к семье… 1 Вопросы: где точно работал на Севере? Почему Матрена Сидоровна до возвращения мужа не упоминала о нем? Если инструктор и мастер не выпивали в ночь убийства Гордеевой, то где они пропадали? Сидели у Куркова или…

– Вот именно – или, – подхватил я, но Малеев пропустил мимо ушей это многозначительное замечание.

– Второй герой – Сичков. Техник-строитель, а знаний – ни на грош. Вопросы: почему он, будто воробей, перескакивает с одного участка на другой? Как мог опытный офицер Анохин назначить такого специалиста на важнейший объект? Когда и на какой почве сблизились инструктор с мастером?.. Погоди, Дима, не мешай. Возникнут вопросы или замечания – черкни на память. После обсудим. Третье действующее лицо – кладовщик. Характер общительный, как говорится, в каждой бочке затычка. Проверено: допуск оформлен два месяца тому назад… Вопросы: имеет ли алиби на ту ночь? У кого гостил в Школьнинске? Имел ли внеслужебные контакты с убитой секретчицей? С Анохиным нам все ясно. Простофиля. Как вы его прозвали? «Кругом марш»? Удивительно меткое прозвище. Все?

– Как все? – так и подскочил я. – А Сиюминуткин с его подозрительным любопытством? А Вах с его постоянными разъездами на машине? Сами говорили, что передачи таинственной рации могут осуществляться только из машины…

– Успокойся, Дима. Все твои данные тщательно проверяются и анализируются. Просто я взял основные пункты…

Малеев помолчал, выбивая пальцами на скатерти до боли знакомую мелодию неизвестного композитора на стихи такого же неизвестного стихотворца: «Цыпленок жареный, цыплёнок пареный…»

Я не решался нарушить молчание. Старательно рисовал профили Ваха и Сиюминуткина. Неужели ошибаюсь и они ни в чем не замешаны?

В моем представлении, именно в эти мгновения у майора в голове рождались самые хитроумные планы и смелые версии. Он прикидывал их, анализировал, отбрасывал сомнительные, разрабатывал достоверные. Я почти не сомневался, что поимка убийцы Гордеевой и ликвидация агентурной сети врага – вопрос ближайшего времени.

– Вот что, старший лейтенант, – пропищал Малеев сугубо официальным тоном. – Выслушай и прими к исполнению. Все свои версии выбрось на помойку, забудь о них. Проверкой собранных тобою фактов займутся специалисты. Тебе – максимально сблизиться с дочерью Куркова… Приятное задание? – засмеялся майор. В ответ я подхалимски усмехнулся. Будто наподобие Джу лизнул хозяина. – Девица – красавица, ладненькая, умная… – И снова – сухой, приказной тон. – Глубокомысленных вопросов не задавай, пригласит в гости – не отказывайся. С ее отцом – никаких конфликтов. В друзья не лезь, но и врагом не представляйся… Принято?

– Так точно! – глупо выпалил я, щелкнув под столом воображаемыми шпорами. – Это все? – разочарованно спросил, пожав плечами…

Как же мне было не разочароваться, когда спал и видел более серьезное задание. Майор мог бы открыть мне своего агента, познакомить нас. Вдвоем мы бы быстро раскрыли того же Куркова, обезоружили его, защелкнули бы на его запястьях никелированные наручники.

Вместо этого – ухаживать за Ольгой? Что за задание для агента! Да я и без того готов не расставаться с девушкой ни днем, ни ночью, ходить за ней, будто прикованный…

Малеев с насмешливым удивлением оглядел новоявленного строевика. Ехидно улыбнулся.

– Так точно… Никак нет… Побереги эти уставные ответы для своего начальника, Анохина. Он оценит… Дешево ты себя ценишь, мальчик… Кроме сближения с дочкой Куркова, постарайся сойтись с кладовщиком… Нет, нет, скорее всего, твой Никифор Васильевич к преступлению не причастен – обычная тарахтелка. Но на всякий случай проверить не помешает. Как принято говорить, береженого и Бог бережет…