Текст книги "Сексот поневоле"

Автор книги: Аркадий Карасик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

3

Трясясь в кабине старенького самосвала – «зил» сломался, сейчас водитель-певун с утра до вечера копается в его двигателе – я не переставал твердить про себя: старший лейтенант-сексот, прораб-сексот, инженер-сексот, стукач, филер. Будто готовил себя к тому, чтобы бросить в лицо Малееву мерзкое прозвище, освободиться от него. Как отреагирует «особист» на такое поведение? Гневно заорет, или примется воспитывать несговорчивого «секретного сотрудника»?

Непонятно, почему вызвали в УНР не начальника участка, а прораба? Если вызов ничего общего с Особым отделом не имеет, тогда мое удивление вполне оправданно. Если вызов устроил Малеев – ничего удивительного, все ясно.

Кстати, Дятел тоже удивился неожиданному приказанию. Вертел перед лицом записку, вызвал дежурного по штабу, принявшего телефонограмму, и допрашивал его с пристрастием.

– Может быть, ты сам напросился на вызов, – подозрительно оглядывал он меня, будто выискивал некий криминал. – Захотелось проведать свою Светку, звякнул тому же Дедку – вызовите, мол. Если так – глупо. Попросил бы меня лучше…

– Ей-богу, не было разговора с главным инженером, товарищ начальник, – чуть ли не перекрестился я. – К тому же со Светкой завязано. Крепким узлом.

Семыкин окинул меня подозрительным взглядом.

– Ладно, поезжай, раз вызывают. А я позже разведаю, кто подсунул Анохину телефонограмму…

В коридоре управления дорогу мне преградил Сиюминуткин. В фуражке, сдвинутой на затылок, и в расстегнутой форменной тужурке он напоминал офицера в запасе, позабывшего правила ношения формы. На одном погоне – три звёздочки, на другом – две.

– Погоди, Баба-Катя, разговор имеется.

– Не могу – тороплюсь. Анохин срочно вызвал, – попытался я уклониться от беседы с несимпатичным начальником Школьнинского участка. – Сам знаешь, Кругомарш опозданий не терпит.

– Одна минутка, – для наглядности Родилов ткнул меня грудь грязным пальцем. – Подпиши накладную на пять кубов половой рейки…

Очередная махинация! У одного Родилов выпросит в долг цемент, второго уговорит принять какую-нибудь недостачу, третьего просто обманет…

– Сам должен понимать, не могу я этого сделать. Ну, подпишу, предположим, а где рейка?

– В будущем месяце отдам. Клянусь, отдам!

Цена обещаниям Сиюминуткина всем известна. Подпишешь, примешь себе на подотчет – пиши пропало. Напомнишь – недоуменно раскрытые, кристально чистые глазища: я ведь тебе в тот же день вернул, склерозом страдаешь – лечиться пора. И не докажешь же ничего махинатору, разве что пристыдишь.

– Я теперь не начальник прорабского пункта, а обычный прораб. Обратись к Дятлу…

– Да разве с ним сговоришься? У него же в мозгу – половина извилины, и та плохо работает. А ты – парень что надо, добряк. Потому и обращаюсь.

Понятно. Лесть – один из самых надежных и зловредных препаратов в арсенале хитреца. Обмажет патокой липких словечек, оближет, причмокивая, и, как правило, добьется своего.

Признаюсь, слушать сладкие речи, даже зная им цену, приятно. В конце концов, пять кубов рейки – не тема для разговора. Не вернет Сиюминуткин – спишу на временные сооружения. Дедок акт подпишет, не заупрямится. Ни один ревизор не докопается.

Но как посмотрит на подобную операцию Дятел? Ведь хозяин участка – он, а не я.

Колебаниям положил конец дежурный по управлению сержант.

– Товарищ старший лейтенант, вы должны позвонить по этому телефону.

Раздосадованный фактическим отказом, Родилов отступил.

Телефон, конечно, Особого отдела. Но прежде, чем звонить, нужно явиться пред светлый лик начальства. Официально меня вызвал не «особист», а начальник.

– Загляни к главному, он хочет поговорить с тобой, – хмуро встретил меня Анохин. Кажется, настроение начальника предгрозовое. Наверняка, причина этому – втык, полученный подполковником в штабе армии. – Мне ты не нужен.

И, слава Богу, что не нужен! За время армейской службы я усвоил нехитрую истину: от начальства лучше держаться подальше, по возможности не попадаться ему на глаза.

Дедок сопел над чертежами. Рядом опасливо косилась на папку плоскогрудая секретчица УНР. Будто побаивалась, как бы главный ненароком не проглотил доверенные ему секреты вместе с бутербродом, который он задумчиво жевал.

– Есть разговор, – протрубил главный инженер, не отрываясь от чертежей.

– . Лучше бы – с начальником участка, – ввернул я идейку, одновременно намекнув на подчиненное свое положение. – А начальник выдал бы задание мне…

– У майора Семыкина хлопот и без того хватает. Короче, я подготовил приказ, согласно которому ты назначаешься персонально ответственным лицом за спецмонтаж. Конечно, после завершения всех подготовительных работ…

– Непонятно… Я ведь не монтажник – чистый строитель…

– Тоже мне, новость сообщил, – хмыкнул Дедок, закрывая папку и осторожно, будто она могла взорваться, придвигая её к секретчице. – Спецмонтажники – скверные людишки. То им не так, то им не эдак. Там дырку раздолбать, там другую заделать. Этим и станешь заниматься.

– Когда это еще будет. Мы еще из земли не вылезли, а вы печётесь о спецмонтаже….

– Такие дела делаются заранее, – нравоучительно пробурчал Битюк, поднимая руку, словно пионер – в салюте. – Будешь повнимательней относиться к разным мелочам… к тем же отверстиям и нишам…

Спорить с Дедком – будто пытаться собственной головой пробить железобетонную стену. Упрется – с места не сдвинешь. И все же я попытался.

– Доложу майору Семыкину – пусть решает. Он начальник, ему видней. Может, решит задействовать мастера…

Главный поднялся, будто медведь из берлоги. Оглядел правдоискателя с ног до головы.

– На уши не жалуетесь, старший лейтенант? Сказано ясно: подготовлен приказ и сегодня же будет подписан… Разъяснить другими словами?

Перед начальственной логикой главного инженера я склонил голову. Простите, мол, действительно что-то у меня со слухом… Но теперь все понятно… Сделаю, как велено…

Дедок снова опустился в кресло-берлогу и затих, помешивая ложечкой в очередном стакане чая.

Кажется, у меня не только со слухом плохо, но и с головой – тоже. Не укладывается в сознании, зачем нужно было отрывать меня от дела, тратить дефицитный бензин, заставлять глотать пыль на тряских дорогах? Ради того, чтобы объявить о предстоящем подписании приказа? А по телефону сделать это было невозможно?

А может быть, плохо с головой не у меня, а у того же главного инженера?

Выскочил я из кабинета, успокаиваясь, минут десять измерял шагами знакомый коридор. Потом вспомнил о клочке бумаги с записанным номером телефона. Конечно, малеевского.

Откуда бы позвонить? От дежурного – не годится, сержанты больно уж любопытны, внешне кажется, что занимаются книгой либо писаниной, а сами так и косятся на офицера, имеющего неосторожность воспользоваться дежурным аппаратом.

Ага, кабинет начальника планового отдела «Итога» пуст. Видимо, его сейчас драит Анохин. Когда начальника УНР пропесочат в штабе армии, он вымещает плохое настроение на подчиненных: снабженце или плановике.

Оглядевшись, юркнул в «плановый» кабинет.

В трубке, как я и предполагал, – знакомый писклявый голосок майора Малеева.

– Вас слушают.

Ни звания, ни должности. «Особист» блюдет конспирацию. Ради Бога. Постарался ответить майору на той же ноте.

– Циркуль сломался, поэтому выполнить вашего задания…

– Не паясничай, Дима… Через час ожидаю по прежнему адресу…

4

На этот раз нас с майором не разделял стол, накрытый цветастой скатертью. Усадив меня в углу, рядом с телевизором, Сергей Максимович принялся неторопливо расхаживать от двери к окну и обратно. Похоже, светло-серый костюм и водолазка – его форменная одежда для встреч со стукачами.

Несмотря на обычное спокойствие «особиста», я чувствовал, что он чем-то обеспокоен.

– Донесение принес?

– Какое донесение? – раскрыл я безгрешные глаза. – Не понимаю…

– Не притворяйся, Дима… Донесение от источника…

Слово-то, какое глупое, – в очередной раз изумился я – источник, родник, водопроводный кран… Не пора ли взбрыкнуть и наподобие рыцарской перчатки бросить в лицо Малееву свой отказ именоваться сексотом? Заодно сложить к его ногам мерзкое – «источник»?

Но рыцарский жест у меня почему-то не получился. Вместо него я стал мучительно жевать просительные словечки, молить о пощаде.

– Мы ведь договорились, товарищ майор… Я, конечно, помочь органам не отказываюсь… но сексотом не буду. Потому что – противно, мерзко… Источником – тоже не стану… Понимаете, не могу и все…

– Ты офицер или сентиментальная девица, сберегающая свою невинность? – запищал Малеев с такой силой, что у меня зазвенело в ушах. Походил, успокаиваясь, и продолжил спокойным голосом: – Когда врачи проводят обследование больных, они собирают в историю болезни результаты анализов, жалобы подопечного, разные рентгенографии и гастроскопии. По совокупности данных ставят диагноз. Так и мы… А ты заладил: не могу, противно… Глупый мальчишка!

– Считайте – так…

Малеев похрустел суставами пальцев, дважды прошагал по давно выверенному маршруту между дверью и окном. Похоже, он не знал, как поступить в сложившейся нестандартной ситуации. Сейчас вытащит из папки мою подписку, порвет ее и рявкнет: «Пошел вон, молокосос!»

Господи, какая была бы радость!

«Особист» не заорал, не уничтожил свидетельство моей слабости.

– Ладно, пусть будет по-твоему. Запишу твои показания сам. Ты все равно повязан с нами, никуда не денешься… Как работается?

– Нормально.

Нормально – емкое понятие, обозначающее все, что угодно: от «хорошо» до «плохо». Произнес я его равнодушным голосом. Дескать, какое дело Особому отделу до моей работы.

– С кем были контакты?

Еще одно профессиональное слово в мою обойму! Глупо. Разве на любой стройке, особенно на военной, обойдешься без так называемых контактов? Обычно таких «контактов», от которых – искры во все стороны. Сплошные короткие замыкания.

Но не ответить нельзя. Моя подписка лежит в папке «особиста» наподобие ядовитой змеи, готовой атаковать смертельным своим жалом.

– С Дятлом… простите, с майором Семыкиным контактируюсь ежедневно и почти ежечасно… Еще виделся с капитаном Арамяном… Разговаривал со старшим лейтенантом Сиюми… простите, Родиловым… Не считая, конечно, начальника и главного инженера…

А почему я не назвал Сережкина? Непонятно…

– С гражданскими лицами не знакомились?

Удивительная способность перепрыгивать от дружеского «ты» на официальное «вы». Я старался не замечать этого, но каждый раз ощущал непонятный укол… Впрочем, у каждого человека есть свой «бздык», почему бы его ни иметь и контрразведчику?

Я старательно, по-ученически, припомнил разговор с кладовщиком Никифором Васильевичем, с двумя мастерами, инструктором Курковым. Говорил, отделяя длиннейшими паузами одну фамилию от другой, и следил за выражением лица майора. Кем он заинтересуется? При упоминании кого вопросительно сощурит глаза или скривится? Ничего подобного не заметил, не лицо – маска.

– Понятно. Теперь внимательно выслушай, и намотай на несуществующий ус. Не успели вы вкопать первый столб ограждения, как была зафиксирована работа неизвестной рации. Запеленговать ее мы не смогли. То выскочит под Школьнинском, то подаст сигнал у Славянки. Последняя передача шла из района Болтево, то есть рация работала в непосредственной близости от особого участка… Впечатление – передатчик смонтирован в автомобиле… Поэтому тебе предстоит покопаться среди жителей Болтево, рабочих и служащих стройки… Кстати, почему ты не упомянул о знакомстве с командиром роты? – неожиданно спросил Малеев.

На самом деле, почему я умолчал о Сережкине, в частности, о его интересе к нашей секретчице? Кажется, всех перебрал, обо всех доложил, а Витьку стыдливо обошёл. Может быть, потому что решил – фигура не для агента вражеской разведки? Кроме того, слишком выпячивается. Вряд ли агент-разведчик решится привлекать лишнее внимание окружающих к своей персоне, что-то я не заметил в прочитанных детективах подобной аномалии.

– Почему не упомянул?.… Все же – офицер, капитан…

– Но Семыкин, Арамян и Родилов – тоже офицеры, а ты их фамилии назвал…

– Все они не только офицеры, но и инженеры, а Сережкин – недавний мотострелок…

Малеев впервые за встречу покривился. Дескать, глуп ты, старлей, разговаривать противно.

– Погоны ни о чем сами по себе не говорят. Для некоторых они служат маскировкой… Фамилий упоминать не стану – не интересно, да и таких прав мне не дано. Вспомни только дело генерала Пеньковского… Короче, к следующей нашей встрече постарайся припомнить все мелочи общения и с офицерами, и с солдатами, и со служащими… Например, такой, на первый взгляд, малозначащий факт – сколько раз за последнее время майор Семыкин ездил в Лосинку? Желательно, точные дни и время. Кто из офицеров управления приезжал на особый участок? Скажем, начальник производственного или планового отделов… Навещал ли тебя капитан Арамян…

Господи, да он же все знает!

Действительно, недели две тому назад Болтево посетил Вах. Приезжал выпросить пару тонн негашеной извести… А может быть, известь – просто прикрытие?.. Когда же это было точно? Не могу вспомнить, ибо тогда не придал значения появлению на нашей территории начальника соседнего участка…

Память услужливо нарисовала красочный лубок…

Капитан бодро спрыгнул с подножки грузовика, оглядел штабеля пиломатериалов, сборного железобетона, склады, наполненные мешками с высокомарочным цементом, горы фундаментных блоков.

Разохался, то и дело поднимая к пасмурному небу тощие руки.

– Вах! Здорово живете! Так строить – одно удовольствие, почему не строить, а? Вах, вах, вах!.. Приезжай, Баба-Катя, ко мне – пустыня Сахара. Цемента – крохи, досок – ломаные палки… А у вас… Слушай, дорогой, не скупись, а? Много не попрошу – тонн пять извести… Отдам, ей-богу, отдам, детьми клянусь. Я тебе не паршивый Сиюминуткин, сам знаешь!.. Вах, вах, какое богатство!

– Попроси у Дятла…

– Дятел, Дятел… Он – скупой, черствый, не даст. Ты – свой мужик, ласковый, добрый… Вах, вах! Уволюсь – тебе участок передам. На колени перед Анохиным встану, лбом в пол стучать буду – не откажет… Всего пять тонн…

Арамян научился играть на тех же струнах, что и Сиюминуткия. Рассчитывает, что я поддамся лести, подобрею…

– Но Дятел…

– А он ничего и не узнает… Что для вашего изобилия пять тонн? Капля воды в озере Севан, камешек с горы Арарат… Детьми клянусь, отдам…

– Две, – заколебался я.

– Четыре! – закричал Рубен, ударив обоими кулаками в тощую свою грудь. – Клянусь мамой-папой, детишками клянусь – отдам. Штукатурить детсад нечем, бригада спит второй день, не просыпается… Вах, пожалей, друг, мою старость…

Если Вах упомянул о старости – не отступит. Я промямлил: «Три», – и начал потихоньку пятиться к кабинету начальника участка. Что и говорить, без согласия Дятла я и полкило дать не вправе.

Кажется, Арамян оценил мои сомнения, понял, что из прораба ничего не выжмешь. Он досадливо отмахнулся от уже выторгованных трех тонн и рванул штурмовать мое начальство.

Не знаю, сколько раз он выпаливал «Вах!», клялся мамой-папой, но Семыкин не устоял. Он вызвал Никифора Васильевича и приказал отпустить известь Славянскому участку.

Умиротворенный и довольный Арамян хлопнул меня по плечу:

– Спасибо. Хорошие вы с Дятлом люди, вах! Ничего для вас не жалко, собственную жизнь отдам, молиться за ваш успех буду… Послушай, Баба-Катя, можно одним глазком поглядеть, что вы там строите, а? Любопытство замучило, спать не могу, понимаешь, а? Прикажи выписать пропуск.

Я отрицательно покачал головой. Пропуска не в моей власти и не во власти Семыкина. Имеется специальный комендант, специальное бюро пропусков…

– Все ясно, – разочарованно прокомментировал Рубен. – Все равно добьюсь. С комендантом познакомлюсь, бутылку армянского коньяка с ним разопью – разрешит!.. Приезжай ко мне, друг, все покажу, всем поделюсь. Без разных пропусков и комендантов…

Неужели Малеев подозревает Ваха? Глупо и, я сказал бы, – непрофессионально… Хотя, непонятно, зачем Арамян так интересовался, чем занимается особый участок… Обычное любопытство строителя или…

– Твоя задача не анализировать и не давать оценку, тем более не делать далеко идущие выводы. Ты должен выдавать нам голые факты. Со всеми нюансами и деталями. Остальное – не твоя проблема, мы сами разберёмся и оценим полученную от тебя информацию

Стукач, элементарный стукач! Никакого творчества, минимум мышления. Подслушал, подсмотрел – передал. С таким же успехом «особист» может приспособить робота… К черту! Сейчас выскочу из угла за телевизором, куда загнал меня Малеев, и откажусь. Громко, но весь голос, с матерщиной приправой. Пусть присылают профессионала, настоящего сыщика, опытного контрразведчика…

Но снова, как и при первой встрече, я не вскочил и не заорал. Промямлил что-то по поводу отсутствия элементарной подготовки. Дескать, рад оказаться полезным Особому отделу, но боюсь навредить. Брякну что-нибудь лишнее или погляжу на подозреваемого «не тем взглядом»…

– Ерунда Дима. Мы думали над этим и решили тебя подстраховать. Уже сейчас на участке имеется наш человек. Кто – не скажу. Станешь пялиться да подмигивать – провалишь. Но тебя мы не отстраняем – наоборот, на твою помощь надеемся… В Лосинке больше встречаться не будем – опасно. Я отыщу более удобное место для наших встреч…

– Хотя бы скажите, на кого мне обратить внимание? – взмолился я. – Ведь брожу в потемках, тычусь во все углы и… ничего стоящего не нахожу… Нельзя же так…

– И этого тоже не скажу. Сам думай… Кстати, где живет майор Семыкин?

– Снимает комнату у одного железнодорожника… А что? Вы и его подозреваете, да?

– Никого конкретно мы не подозреваем. Просто собираем факты, анализируем… А где ночует капитан Сережкин?

– Со мной живет в сторожке…

Малеев задавал самые неожиданные вопросы. Обедает ли кладовщик на рабочем месте или ходит обедать домой? Долго ли разговаривали по поводу извести Семыкин и Арамян? Как относится к Куркову его дочь?

Честно говоря, я растерялся. Ну, откуда мне знать, с кем дружит в поселке наш кладовщик? Или – как сложились отношения у командира роты и Екатерины Анатольевны? Что мне в щелку заглядывать, когда капитан ночует у неё?

Когда разговор завершился, я достал авторучку и попросил у Малеева несколько листов чистой бумаги. То ли на меня произвело впечатление его повествование о том, как врачи собирают в историю болезни результаты анализов обследуемого больного, то ли заинтриговали непонятные вопросы, но я принялся строчить: «Источник сообщает…»

5

Одно дело знать, что рядом с тобой по кругу ходит невидимый преступник, совсем иное – когда приходится «вычислять» двоих: преступника и чекиста. Любой человек предстает как бы в двух лицах. Он может быть и вражеским агентом, и сотрудником Особого отдела. Попробуй, разберись…

Я мучительно перебирал своих товарищей по службе и работе, при встречах вопросительно вглядывался в их лица, анализировал каждый жест, каждый поступок.

Задал мне задачку Малеев, ничего не скажешь!

Солнце висело над горбом сопки, выбирая место для ночлега. Немного похолодало. Легкий ветерок щекотал речную гладь. Ни комаров, ни мошки – лучшее время года в этих краях.

Наконец-то я выбрал свободное время для рыбалки. Плюнул на наряды, разглядывание альбомов типовых деталей, составление разных видов отчетов. В голове теснились совсем не те мысли. Необходимо было разобраться в них, как говорится, разложить все по полочкам. Рыбалка как будто создана для подобных размышлений. Сижу на обрубке дерева, незряче уставившись на неподвижный поплавок, и думаю, думаю

Итак, Вах.

Кажется, с ним все ясно. Ни агентом, ни контрразведчиком он быть не может. Таиться, скрытничать – не в характере капитана. У него, что на уме, то и на языке. К тому же на нашем участке он побывал один только раз: договорился об извести и – пыль столбом. Известь же выписывал и вывозил хоздесятник Славянского участка… Поинтересовался же Вах нашим строительством чисто в познавательных целях, не больше.

А если бы он и прошел за ограждение? Увидит отрытый котлован, в котором дергается замасленный экскаватор и выложен первый ряд блоков. Невесть, какой секрет…

Нет, нет, Вах не может быть ни вражеским шпионом, ни сыщиком!

Сиюминуткин.

Этот хитрец ничем вообще не интересуется, кроме родного своего участка и управления, из которого можно что-нибудь выжать… Хотя, однажды…

– Что строить собираешься, Баба-Катя?

Я изобразил загадочную гримасу. Даже палец прижал к губам. Родилов с опаской огляделся, придвинулся ближе. Разговор происходил на стоянке автомашин возле входа в управление. Там всегда людно – приезжают по вызову и без вызова, общаются, попутно решают возникающие проблемы,

– Ну, – затеребил меня Сиюминуткин. – Не бойся – могила…

Знаем мы эту могилу… с дыркой. Начальник Школьнинского участка не в меру болтлив, выкладывает всем все, что знает…

– Подписку я дал, – пожал я плечами нерешительно, будто не знаю, как поступить. – Сам должен понимать… Впрочем, поклянись… на топоре…

– На топоре? – ошарашено вытаращил глаза старший лейтенант. – Почему на топоре?

– Разболтаешь – отрублю этим топором всю твою мужскую музыку… Ладно, так и быть, скажу… Строю совершенно секретный объект: пункт для… случки породистых собак!

Родилов обиженно вздернул голову и показал мне спину. Весь день не разговаривал, обходил меня стороной…

Как оценит этот эпизод майор Малеев? С одной стороны, непонятный интерес к секретному строительству. С другой – элементарная дурость. Нет, Сиюминуткина на всякий случай я из списка подозреваемых вычеркивать не стану. Одно мне ясно – на роль сыщика он не подходит.

Дятел.

Однозначно чист. Просто как новорожденный, не успевший испачкать ни одной пеленки.

Сережкин.

Остается в списке и на роль агента, и на роль сыщика. Ведь его интерес к секретчице явно подозрителен. Хотя его можно объяснить стремлением подмять под себя женщину, или защитить её от возможного шантажа со стороны третьего лица, которое пока остаётся для меня неизвестным.

А по каким таким меркам я оцениваю всех этих людей? На сегодняшний день наш объект – точная копия любого другого. Это может быть и овощехранилище, и подземный склад боеприпасов, и командный пункт, и бункер.

Что даст агенту возможность правильно сориентироваться в назначении строящегося объекта? Осмотр территории? Ерунда.

Значит, интерес может проявиться только к чертежам. И не к общестроительным чертежам, а к монтажным. Тем самым, которые поступят в секретку, которую по ночам охраняет автоматчик и где днем несет службу Екатерина Анатольевна.

Мысленно продекламировал имя секретчицы и… похолодел. Значит, все же – Сережкин!

Это ведь командир роты во время танцев крутился вокруг Гордеевой, будто самолет, заходящий на посадку… Потом они ушли… Куда?.. Нет, не может быть! Строевой офицер, капитан… Но ведь Катя – не красавица, ее внешность далека от привлекательности. Каким бы любителем солидных женских форм Виктор ни был, польститься на Гордееву он не мог. Зато Екатерина Анатольевна целыми днями просиживает в секретке, где хранятся чертежи объекта…

Погоди, Димка, не торопись. А что дадут тому же Сережкину чертежи, скажем, отопления и вентиляции? Ничего он оттуда не выкопает. Значит, ему нужны проекты спецмонтажа. Но они в секретку еще не пришли. На что же рассчитывает тот же Сережкин, подбивая клинья к секретчице?

Или – обычная «подготовка»?

В воспаленном сознании, догоняя, и перегоняя друг друга, мелькали неясные кадры. Вот Виктор в обеденный перерыв щелкает затвором миниатюрного фотоаппарата. Екатерина Анатольевна помогает ему, поднося и убирая в сейф синьки чертежей… Вот капитан передает рулончик фотопленки незнакомому человеку… Кто это? А не все ли равно… Вот за рубежом вчитываются в фотоснимки, удовлетворенно улыбаются…

А чему, с позволения сказать, им улыбаться. Главное – чертежи спецмонтажа в секретке отсутствуют… Пока отсутствуют…

И все же необходимо срочно сообщить о возникших подозрениях Малееву… Источник сообщает… Циркуль информирует… Но как это сделать? Прямого выхода на Особый отдел у меня нет, звонить туда запрещено… Почему майор не открыл мне своего помощника? Насколько мне было бы легче…

Несмотря на прохладу, пот, стекая со лба крупными каплями, застилает глаза. В голове – мешанина из перепутанных кадров…

– Ну, как, клюет?

Я вздрогнул и резко обернулся.

С удочкой в левой руке и небольшим чемоданчиком в правой возле приречного кустарника стоит… Курков. Стоит и улыбается.

– Я вот тоже решил отдохнуть. Кстати, к ужину надергать рыбешек… Да вот незадача – ни одна плотвичка не клюнула. Вернусь порожняком – Оленька засмеет неудачника…

Непонятно, куда Сергей Сергеевич собирался складывать улов? Не в чемоданчик же? И где находится банка с червями?

А вдруг в дипломате рация? И не тот ли он человек, которому Сережкин должен отдать рулончик пленки?

Я чувствовал себя полным идиотом…