Текст книги "Офицерская охота"

Автор книги: Аркадий Карасик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Аркадий Карасик
Офицерская охота

Глава 1

Большая комната освещена тусклым светом, проникающим сквозь разбитые ставни. Луна то прячется за темными облаками, то снова выглядывает. На полу – обрывки бумаг, разорванные книги, выпотрошенные ящики из письменного стола и шкафа, беспорядочные груды одежды, обуви.

На беду себе построил дом лесник Артем Пахомов. Сам отбирал метровые в обхвате деревья, вместе с братьями рубил, ошкуривал. На славу получился пятистенник, на заглядение. Когда обмывали новоселье, весь таежный поселок радовался и, конечно, завидовал. Великий умелец Артемка, что в работе, что за столом.

Нелюдимый лесник, из которого двух связных слов не вытащить, выстроил свои хоромины подальше от поселка, ближе к лесу. Соседи, друзьями Артем так и не обзавелся, не раз предупреждали: рискуешь, паря, наведается косолапый либо, не дай Бог, недобрый человек… Пахомов посмеивался и кивал на висящую на стене верную тулку, из которой за полсотми метров в монету попадал. Дескать, не боюсь ни бандитов, ни зверья, пусть наведываются.

И вот теперь полувисит «умелец» опутанный веревками, подвешенный к вбитым в стеновым бревнам крюкам. Рубаха до пупа разодрана, из-под неё выглядывает широченная мускулистая грудь в синяках и багровых кровоподтеках. Лицо окровавлено.

Вплотную к леснику – человек с ножницами в одной руке и с бензиновой зажигалкой – в другой. Черные, горящие злобой глаза, будто воткнуты в лицо лесника, сваленная на бок редкая бородка, подрагивающие то ли от перепоя, то ли от наркотиков руки. Поодаль – два его кореша. Пьют прямо из горлышка литровой бутыли самогон, щерят небритые физиономии.

На кушетке – семилетний мальчишка, такой же широколобый, как и отец. Сжался, забился в угол. В глазах – ужас. Из соседней комнаты доносятся женские причитания.

– Говори, падло, где золотишко? – рычит бандит, брызгая слюной. – Все одно найдем, все обшмонаем. Тогда – мочканем. Скажешь – живым оставим.

– Ничего у меня нет… Зря мучаете, мужики…

Голос хриплый, переполнен болью.

– Пожалей пацана, фрайер. Не скажешь – за него возьмемся… На неделе убил золотонош, попользовался – поделись. Сам подумай, что дороже: жизнь или золото?

Мужчина поднял голову.

– Запытаете Коляна, с того света приду, душить стану…

Садист хрипло рассмеялся. На своем веку он и не такие угрозы слышал, и не такое видел. Семь ножевых ран, три – огнестрельных сами за себя говорят. Что ему месть мертвеца?

Вспыхнул длинный огонек зажигалки, коснулся груди человека – на ней появился очередной черно-багровый след. Лесник напрягся, глухо застонал.

– Говори, падло, говори!

Устали оба: и привязанный к стене, и его палач. Бандит уселся на кушетку рядом с Коляном, покровительственно потрепал пацана по голове. Мальчишка вздрогнул и вжался в стенку.

– Не боись, сявка, пока не трону. Скажи бате – пусть признается. Всем будет хорошо: и отцу, и матери, и тебе. Цынкани отцу!

Колян набычился, уставился на часы, висящие напротив на стене. Говорить он явно не собирался.

– Ах, ты, волчонок!

Не размахиваясь садист ударил «волчонка» по щеке. Голова мотнулась, на подобии воздушного шарика, повязанного к тонкому шнуру. В ответ – непримиримый взгляд, сжатые губы

– Выдра, подавай сюда бабу!

Бандиты притащили женщину, сорвали одежду, голую распяли на полу. Она извивалась, царапалась, выла. Кричать не осталось сил.

– Супруженницу пожалей, лесник. Не признаешься – трахнем по очереди. На твоих глазах… Где припрятал золотишко? В прирубе? Под полом? Говори, падло!

– Не троньте Грушу, – выдавил Пахомов, не привык к просьбам, мучился. – Я – в ответе, с меня и спрос… Богом клянусь, не убивал золотонош, не грабил их барахлишка.

– Не бери на понт, сявка, ментовская подстилка, овца шебутная!… Скажешь или бабу пробовать?

– Нету золотишка… Клянусь… Пожалейте жинку…

Главарь усмехнулся и повелительно кивнул. Выдра взгромоздился на женщину, его дружки придерживали её за руки и за ноги. Нервно смеялись, похотливо смотрели на действия приятеля.

– Ой, не надо… Пожалейте… Артемка, спаси!… Колян, отвернись, не смотри…

Пацан рванулся к матери.

– Не надо!!! Мамочка… мамочка!

Главарь тряс мальчишку, задирал ему голову.

– Скажи отцу пусть раскалывается, слышишь, волконок – скажи!

Отец пытался разорвать веревки, глаза почти вылезли из орбит, окровавленный рот открыт, видны корешки выбитых зубов. Столпившиеся вокруг насилуемой женщины бандиты рыгочут, заранее готовятся, расстегивают ширинки.

– Нелюди! Нехристи! С того света достану!

– Не достанешь!

Главарь, придерживая пацана левой рукой, взмахнул правой. Нож вошел точно в горло лесника.

Колян потерял сознание.

Очнулся утром. На крюках висит мертвый отец, на полу – замученная мать с вспоротым животом…

Так и не добившись признания, бандиты ушли. Прихватили кой-какую одежонку, женские украшения, хозяйкую тулку. Пацана не тронули – наверно, решили: с испугу окачурился…

Капитан Пахомов дико закричал и… проснулся. Тело покрыто потом, будто он не сон увидел, а окунулся в кипяток…Сколько лет минуло с той поры, не может забыть. И – простить. Почти каждую ночь приходят к спящему окровавленный отец и убитая мать.

Недолго свихнуться.

Убийц тогда так и не нашли. Да и как отыщешь их в таежном просторе среди немногочисленных деревень и поселков? А может быть милиция не здорово-то и старалась, опасаясь мести со стороны других банд. Пульнут из кустов – возбуждай новое уголовное дело по факту убийства сотрудника уголовного розыска…

Хмурое утро неохотно занималась над подмосковным гарнизоном. Дождя не было, но тучи клубились, то сливаясь в почерневшую гряду, то расходясь и пропуская в прогалы неяркое солнце.

Обычно капитан – теперь уже бывший капитан, отставник – вначале делал капитальную зарядку, потом уже – под холодный душ. Это – когда спал без снов. Теперь, «повидавшись» с убитыми родителями, изменил распорядок – отправился в ванную.

Может быть, отец на самом деле попользовался китаезами, равнодушно думал он, стоя под щекочущими тело холодными струйками. С какой стали бандиты наехали не на деда Фаддея, ни на об»ездчика Прошку, а именно на лесника?

После душа выскочил на балкон, помахал руками, поприседал. Постепенно мышцы теряли сонную одурь, приходили в норму. Соответственно, улучшилось настроение, жизнь перестала казаться тусклой и беспросветной.

Военный городок просыпался. Из казарм выбегали голые до пояса солдаты, из недавно построенных многоэтажек к школе торопилась ребятня. На балконах появились женщины – вывешивали на просушку вещи, выколачивали прикроватные коврики.

Раньше Пахомову не доводилось наблюдать пробуждение жилого поселка – чуть свет мчался в подразделение, где его ожидала суматошная служба. И не только в будни, но и в выходные и праздничные дни. Новости узнавал поздно вечером от жены.Та была набита ими до отказа, по макушку. Кто с кем развелся, кто на ком женился, кого из знакомых офицеров перевели в другие гарнизоны. Работать в военном городке женщинам негде, сплетни и пересуды скрашивали им жизнь, позволяли не чувствовать себя ненужными «безработными».

Вот уже месяц, как Света с ребятишками уехала на Кавказ к матери. Правильно сделала – там легче прокормиться, нежели на скудное офицерское «денежное довольствие», которое, к тому же, выплачивается с разрывом в два-три месяца.

Разве последовать за ней?

Раньше, до увольнения, капитан просто мечтал покинуть осточертевший гарнизон, с головой окунуться в гражданскую жизнь… Боже, сколько сейчас возможностей для делового человека! Открывай ту же шашлычную на перекрестке, привози из – за рубежа «капиталистические» шмотки и торгуй ими, набивая свой карман «нетрудовыми» башлями… А почему, спрашивается, нетрудовыми? Это ещё как посмотреть, с какой стороны ощупать. Пока доберешься до тех же Эмиратов, набьешь сумки и баулы дешевыми товарами, пока довезешь их до России – семь потов сойдет.

А вот уволился и мечты о привольной жизни выветрились из головы. Все оказалось намного сложней. Ту же шашлычную открыли кавказцы, попробуй поконкуретничать – мигом открутят башку. Челноку нужен первоначальный капитал, попробуй сколотить его из скудного денежного содержания. А на что ещё может претендовать пехотный капитан без мирной профессии и опыта работы в том же банке?

Пахомов прошелся равнодушным взглядом по многочисленным кубкам, заполнившим остекленные полки, по грамотам, развешанным на стенах.За отличную стрельбу…За победу в соревнованиях по пулевой стрельбе… За первое место в соревнованиях по самбо… Кому, спрашивается, все это нужно? Разве наняться обучать будущих телохранителей и охранников? За нишенские поллимона в месяц.

Нет, преподавание и торгашество не для него!

Черт с ним, с бизнесом! Сегодня Пахомов поедет в первопрестольную наниматься в «рабство». Охранником – так охранником, швейцаром – так швейцаром, лишь бы платили погуще…

От раздумий оторвал телефонный звонок.

– Здорово, Колян! На унитазе посидел? Под душем постоял?

Федор Поспелов, старший лейтенант, теперь уже – запаса. Такой же безработный горемыка. Нет, не горемыка – генеральский сынок, подпитываемый папашиными достатками.

– Доброе утро, Федя. Все сделал, как положено. Есть проблемы?

– Не проблемы – проблемищи, – жизнерадостно расхохотался Поспелов. – На бутылку не хватает – войдешь в долю?

Николай промолчал. От отца в наследство перешло отвращение к спиртному. В каком бы виде оно не подносилось – водка, коньяки, вино, пиво. Даже шампанского душа не принимает.

– Не пью и тебе не советую, – менторским голосом ответил он. – В Москву не собираешься?

– А ты что, в замочную скважину подсмотрел? – удивился новоиспеченный отставник. – Собираюсь и тебя приглашаю составить компанию. Имеется деловое предложение…

Какое может быть предложение у безработного, равнодушно удивился Пахомов. В приложении к раскованноу характеру Федьки – расслабиться в обнимку с бутылем и отправиться к бабам.

А вдруг появилась у деятельного приятеля свежая идея?

– Добро. Через сорок минут встречаемся на автобусной остановке…

– Через сорок – не пойдет. Клавка столько наворочала на стол – за час не управишься с завтраком. Подруливай – поможешь.

Есть Коляну не хотелось. По утрам обычно обходился чашкой крепкого кофе с двумя бутербродами. Но подстегнуло любопытство – что нового изобрел предприимчивый дружок?

Открыл древний полированный шкаф, купленный в давние лейтенантские времена по просьбе-требованию Светланы, прошелся взглядом по пустующим вешалкам, на которых недавно висели платья и костюмы жены. Сейчас осталась только его офицерская форма, начиная со старой гимнастерки и кончая новомодными непривычного цвета рубашками и тужурками.

Новая форма Николаю не по душе, разве можно её сравнить со старой, удобной, бросающейся в глаза? Разве сравнишь шинель и пальто, скромную фуражечку с нынешней, как именовал её капитан, «выпендряловкой?

Что же надеть для посещения первопрестольной? Форму не хочется, глубоко в душу вгрызлась обида на несправедливое увольнение из армии. Если уже пепеключаться на гражданскую действительность, то сразу, без колебаний. Это походит на прыжок с трамплина либо с утеса в незнакомую речку с неизвестной глубиной. Там возможно встретят отставного офицера смертельные камни или вязкая, засасывающая в себя «прыгуна», жижа.

Пахомов, брезгливо морщась, натянул серые брюки, клетчатую рубашку, отглаженный женой перед от»ездом кургузый пиджачишко. И отправился в соседнюю девятиэтажку.

Клавка, действительно, «наворочала». На столе – ни сантиметра свободной площади, все заставлено жратвой. Естественно, не деликатесами, на них нет денег. Даже с учетом отцовских подачек. Масло, дешевая «овчиннорубленная» колбаса, творожек, молоко, и – главное украшение – пироги, пышки, пирожки, блины.

Подобного изобилия Пахомову хватило бы на неделю, а Клавка подсовывает и подсовывает, будто гость припас второй желудок.

– И какое имеется предложение? – не выдержал Николай, оприходовав суповую миску гречневой каши с молоком. – Выклыдывай.

Федор сторожко покосился на колдующую возле газовой плиты жену и приложил палец к губам. Дескать, помалкивай, не время и не место для серьезного разговора.

Пахомов согласно кивнул и положил на свою тарелку кусок кулебяки. Хозяин «приклеился» к блюду с пирожками, начиненными картохой…

– Кушайте, мужички, набирайтесь силенок, – добродушно приговаривала женщина, подкладывая на тарелки все новые и новые порции. – А то из отставных офицеров превратитесь в отставных мужиков. Кто тогда приголубит осиротевших ен, к кому им прислониться?

Друзья смешливо переглядывались, отшучивались, но за показной бесшабашностью пряталась тоска людей, вырванных из привычного уклада жизни. Впереди – неизвестность, что она подсунет безработным воякам, чем «наградит»?

Наверно, поняла офицерская половина неуместность подшучивания, которое сродни болезненным уколам в наболевшее, исколотое место, и замолчала. Чай пили в сгустившейся тоскливой атмосфере безнадежности.

– Придется и мне наряжаться в гражданское, – вздохнул Федор. – Неудобно выглядеть пижоном рядом с разодетым «бизнесменом»…

Десять минут – до остановки автобуса и полтора часа езды до Москвы Поспелов хранил молчание. Нет, он не молчал – наоборот, непрерывно болтал, но – ни слова об обещанном «предложении». Раскололся старший лейтенант в Бауманском садике, избранном им для таинственной беседы по причине слабой его посещаемости.

– Держать язык за зубами не разучился?

– Никогда не был трепачем, таким, как ты, – сердито пробормотал Николай, оглядывапя пустыную аллею, по которой метрах в ста от них прогуливались два пенсионера. – Выкладывай.

То, что услышал Пахомов, было настолько необычным, что он буквально открыл рот.

Позавчера бывший начальник штаба полка, нынче – такой же горемыка, предложил Федору прогуляться по леску, окаймляющему гарнизон, подышать свежим воздухом, поплакаться друг другу на несчастную офицерскую судьбу-злодейку. Поспелов охотно согласился. Все лучше, чем зубатиться с женой либо дремать под прикрытием рекламной газетенки.

Встретились, погоревали, побродили по замусоренному лесочку, подфутболивая жестяные банки. Пора разойтись по «блиндажам», но подполковник вдруг заговорил другим тоном – жестким, отрывистым.

Оказывается, создана некая офицерская подпольная организация, которая поставила задачу бороться с преступным беспределом, как говорится, неординарными методами. Выявлять и отстреливать киллеров, заказчиков убийств, насильников и грабителей. И не рядовых бандитов – самую, что ни на есть, верхушку. Поэтому кадры подбираются из числа опытных, знающих свое дело офицеров, умеющих держать язык за зубами. Преимущественно – снайперов и минеров.

– А ты – с какого боку-припеку? – удивился Николай. – Насколько знаю, стрелок или минер из тебя, как из нашего кота Васьки полководец…

Федор нисколько не обиделся. Обижаться старший лейтенант вообще не умел, если и выражал недовольство – максимум на десять минут. Во всяком случае, внешне. Что творилось в душе старшего лейтенанта – бушевали бури либо улыбалось солнышко – никто не мог подсмотреть.

– В том-то и дело. Проскочу под твоим прикрытием. Скажешь, без помощника не умею стрелять, рука дрожит, глаза слезятся. Порекомендуешь?

– Подумаю… И сколько платит твоя организация? За каждую преступную голову или – оклад?

– Ни то и не другое. «Удав» деньги не платит, откуда у нищих офицеров, тем паче, пенсионеров башли? Своих членов Совет устраивает на работу. Такую, чтобы иметь свободное время…Знаешь, Колян, какая там дисциплинка? Это тебе не современная армия. Проболтаешься – расстрел…

Федор говорил горячо и восторженно, размахивал руками, смеялся или негодовал… Пора в стране наводить порядок, пока она окончательно не скатилась в пропасть! А кто это сделает, если не офицеры? Правоохранительные органы только и называются правоохранительными, на самом деле сами себя защитить не могут. Политики только и знают, что «работать» натренированными языками, толку с них, как с козла молока. Бизнесмены гребут под себя, к тому же, их отстреливают, словно уток, сидящих на воде… Вот и получается: единственная опора – офицерский корпус…

Накипело на душе мужика, не открой кран – взорвется! Николай понимал друга, разделял его возмущение, но привык мыслить более трезво, отметать лишние эмоции, которым дай только волю – черт его знает, куда заведут.

– Но это – противозаконно. Есть же прокуратура, суды…

Поспелов раздраженно зафыркал. Ну, что делать с недоумком, не понимающим простых вещей!

– Скоро окончательно отменят смертную казнь… Слышал? Что тогда останется? Схватят убийцу, посадят на десяток лет. Отбудет он срок, подкуется, и снова – за свое. А то и не отбудет – отпустят те же подкупленные прокуроры и следователи… А мы – и следователи, и сыщики, и прокуроры, и исполнители приговоров – в одном лице. Нас не подкупить, не разжалобить…

Похоже, Федька уже видел себя в строю неведомой организации мстителей. Раскраснелся, азартно жестикулирует. Любит недавний ротный представлять себя маршалом, ох, и любит же! Терпеть не может находиться на одном уровне с окружающими или, не дай Бог, ниже хотя бы на миллиметр – лезет наверх, будто альпинист без связки с товарищами по штурму вершины.

– Короче, я уже дал согласие… И за себя и за тебя… Учти, там, – неопределенно ткнул он пальцем почему-то в крону ближайшего дерева, – шутить не любят. Чуть-что – к стенке.

Пахомов задумался. Поспелов шагал рядом, придерживая друга за локоть – не убежал бы! – и нетерпеливо ожидал согласия. Отказа не предвиделось, не тот у Коляна характер. Задумает что-нибудь из кожи вылезет, наизнанку вывернется, но своего добьется. К тому же, Федор уже заверил посланца «Удава» в том, что он и его друг вступают в ряды подпольной организации.

А в голове капитана раскручивается недавний сон. Отец, подвешенный на крюках, вбитых в бревенчатую стену, распятая на полу голая мать, на которой ерзают бандиты, жесткая рука главаря, поднимающая за волосы мальчишескую голову… Смотри и скажи отцу: пусть говорит, выдает захоронку, в которой держит золотишко…

Такое не забывается и… не прощается.

– Добро…

О дисциплине в офицерской организации судить рано, а вот что касается конспирации – на высоте. Бывший начальник штаба полка долго втолковывал «кандидатам в боевики» где они должны находиться, что и каким тоном отвечать, о чем спрашивать.

На следующий день Поспелов и все ещё сомневающийся Пахомов в оговоренное время стояли возле остановки шестьдесят второго троллейбуса на Юго-Западе. Особенного волнения не было – за время армейской службы всякого напробовались: и горького и сладкого. Позже, когда придется сойтись в схватке с оголтелыми преступниками – другое дело, а сейчас предстоит обычная беседа. Вроде разговора в управлении кадров по поводу нового места службы офицеров.

Как водится, троллейбус долго не появлялся, поэтому в толпе ожидающих никто ничего не заподозрил, когда к двум мужчинам подошел водитель легковушки.

– Далеко ехать? Можем подвезти, ежели сторгуемся…

Последнее слово – пароль. В полном соответствии с современными рыночными отношениями.

– К метро «Октябрьское»… Сколько запросите?

– Полтинник…

– Дороговато…

– Бензин снова подорожал, запчасти «кусаются». Вот и приходится…

– Ладно, поехали.

Каждое слово – парольное, даже подбрасывания ключей и рекламная газетка, выглядывающая из кармана Поспелова – все оговорено заранее.

В комнанию плпыталась напроситься девица в короткой юбчонке, но водитель отказался – полный комплект, больше не возьмет. И показал на машину, из окна которой нетерпеливо выглядывал ещё один пассажир.

Все продуманно и высчитано – разворотливый владелец «жигуля» решил: какой навар с одного пассажира, вот и сговорился ещё с двумя.

Мужики ничем не отличаются от других водителей, исключая, конечно, «экипажи» иномарок. Один – с проседью в черных волосах, в поношенном пиджаке с расстегнутым воротом рубашки. Второй – помоложе, светлый, курчавый.

«Жигули» старой модели с ржавыми пометками и треснутым лобовым стеклом – резвая «лошадка». Водитель – если и не ас в полном смысле этого понятия, то, во всяком случае, ближайший его помощник. Машина нахально подставляла зад скоростным иномаркам, во время перепрыгивала на соседние, более свободные полосы, в последние мгновения проскакивала под подмигивающие огни светофоров.

В салоне – тишина. Только неунывающий Поспелов нашептывал соседу восторженные отзывы.

– Там – все такие, молчаливые и решительные. Видел, как водитель сделал «мерседес»?… Придет время, мы всех бандюг похороним…

Третий «пассажир» окинул болтуна недовольным взглядом, хотел было резким замечанием «заткнуть фонтан», но, видимо, передумал и ограничился выразительным хмыканьем. Дескать, зачем начальство подбирает всякую шваль, для счета, что ли?

Выехали за пределы окружной дороги и помчались по Подмосковью.

В невзрачном придорожном поселке «жигуль» неожиданно свернул на проселок, ведущий то ли в поля, то ли к виднеющемся вдали леску. Остановились под прикрытием какой-то сельскохозяйственной постройки, впритык к «вольво» с открытыми задними дверьми.

– Быстро – туда! – приказал сидевший рядом с водителем и повторил более резко. – Быстро!

Типичный строевик, привыкший и отдавать приказы и выполнять их.

Офицеры пересели. Вернее сказать, перепрыгнули. «Жигуль» развернулся, набирая скорость, выскочил на шоссе и затерялся среди множества машин.

В «вольво» на передних сидениях – двое. Внешне напоминают уехавших. Водитель – молодой и белобрысый, его напарник – с проседью.

Проселочная дорога вывела на другое шоссе, параллельное первому. Минут через двадцать бешенной гонки свернули к небольшой речке, одетой густым кустарником. Остановились.

– Малость разомнемся, – скупо улыбнулся человек, сидящий рядом с водителем. – Недалеко, метров двести.

Пахомов и Поспелов охотно вышли. Действительно, размять уставшие ноги не мешает. Заодно подышать чистым лесным воздухом.

«Вольво» двинулось с места, завиляло между деревьями, развернулось и помчалась по асфальту в противоположном направлении.

Офицеры углубились в лес.

Двести метров превратились в добрый километр. Идти молча, спотыкаясь о корни деревьев, уклоняясь от низко спустившихся веток, невеселое занятие, для Федора – нетерпимое. Он то и дело пытался вызвать проводника на разговор, но тот либо отвечал короткими фразами, либо отделывался скупыми улыбками.

Впереди, на берегу около речной излучины – рыболов-старик. Порванная куртка с оттопыренными карманами, старая шляпа, сдвинутая на зытылок, из под которой выбиваются завитушки седых волос. В стороне – костерок, над ним, на рогульках с перекладиной, висит закопченный котелок. Неподалеку – приземистая серая палатка

Когда офицеры приблизились, старик отложил удочку, поднялся.

– Милости прошу. Присаживайтесь. Времени мало. Особо представляться нет нужды. Мое воинское звание – генерал-майор. Зовите Иваном Ивановичем…

Резкие рубленные фразы, безулыбчивое лицо… Наверно, не обманывает – действительно, генерал. В отставке, конечно. И ещё одно уловил в «рыболове» Пахомов – горячность. Такой ни за что не смирится с оппонентами, ему трудно будет что-нибудь доказать обратное. Не просто генерал – генерал в квадрате!

Николай и Федор послушно присели на камни, насадили червяков и забросили лески в речную, ленивую воду. Все же посчитали нужным представиться. Так уж принято в армии, а офицерская организация мстителей, похоже, та же часть.

– Пахомов. Капитан. Командир роты. До увольнения.

– Старший лейтенант Поспелов. Командир роты. Представили на зама комбата, – добавил Федор для солидности. – Если бы не дерьмовые реформы…

Офицеры выжидательно посмотрели на генерала. Может быть, потребуется более расширенная «анкета»: последнее место службы, должности, выслуги, награды? В «тотальные» и застойные времена выпотрошили бы гораздо основательней, включая национальности, участия в антипартийных группировках, отношение к сексу и пиву, как относились прадеды и прабабы к восстаниям декабристов и римского Спартака…

– С вами беседовали? – равнодушно спросил «рыболов».

– Со мной, – опередил друга Федор. – Майор…

– Обойдемся без фамилий, – резко прервал его Иван Иванович. – Согласие дали?

– Так точно!

– Значит, поняли – отступление исключается. Предательство карается смертью. Немедленно, без следствия и суда.

Пахомов не испугался – нечто подобное предвидел во время разговора с Поспеловым. Иначе быть не может – борьба с преступностью методом её физического уничтожения незаконными способами требует именно такого же жесткого порядка. Без скидок на душевные переживания и «семейные» обстоятельства.

– Поняли, – ответил капитан за себя и друга. – И – принимаем…

Старший лейтенант промолчал. Похоже, его не устраивает полобный подход, он предпочел бы более легкое времяпровождение, главное, более безопасное. Впервые Поспелов подумал об ожидающей его судьбе боевика и содрогнулся.

Генерал удовлетворенно кивнул.

– На этом официальная часть беседы завершена. Пахомов пойдет работать сторожем на автостоянку. Сутки – дежурство, трое – отдых. Поспелов – начальником охраны одного банка. Со свободным распорядком. Адреса – у подполковника, – кивнул генерал в сторону «проводника», который хлопотал у костра.

Сначала должность начальника банковской охраны предназначалась Пахомову, но генерал неожиданно передумал. Нельзя загружать капитана работой охранника, ему предстоит выполнять более серьезные задания – на очередном совещании Главного Штаба он утвержден командиром пятерки боевиков. По мнению Сомова эта должность соответствует, как минимум, должности командира полка…

– Что делать? – спросил Поспелов таинственным полушепотом. – Задача, соседи – справа и слева, силы поддержки, огневое сопровождение…

– Прежде всего, не болтать, – недовольно поморщился «рыболов». – Постарайтесь держать язык за зубами, старший лейтенант. Это – полезно и… необходимо. Сейчас задание одно: вживаться в новую жизнь. При необходимости – вызовем.

Впечатление – возвратились в покинутую не по своему желанию воинскую службу. Резкие, будто хлопки пастушеского бича, команды, завуалированные выговоры – не болтать, не лезть, куда не просят… Но раздражения не было, ибо офицеры отлично понимали: без дисциплины и конспирации не может выжить ни одна подпольная организация.

Если Поспелов искал в новой своей деятельности заполнение безделья, так не свойственного азартной его натуре, то Пахомов получал право на месть. За убитых родителей, за искареженное свое детство, за погубленные юношеские мечты стать летчиком. Федор машинально вынашивал причины сбежать из опасного сообщества, Николай лишний раз убеждался в правильности принятого решения.

– Вам говорили о том, что «задний ход» исключается? – будто подслушал сомнения старшего лейтенанта Иван Иванович. – Равносильно смертному приговору. Наравне с предательством, – повторил он недавно сказанное.

– Говорили, – потускнел Поспелов.

– Подписку дали?

– Так точно.

Пахомов покосился на старшего лейтенанта. Сгорбился генаральский сынок, потускнел, на лице так и написано: куда я, дурень, вляпался, зачем подставил глупую башку под отточенную секиру?

– Оформляйтесь на работу. Ожидайте приказа.

Коротко и ясно, по военному. Никаких тебе замполитов, никаких воодушевляющих речей и политинформаций. Вживаться и ожидать приказа.

– Наташа! – неожиданно тонким голосом позвал генерал. – Неси, что положено!

Из палатки на коленках выбралась девушка в коротком халатике. Потянулась, закинув руки за голову, и снова забралась под полог… Только баб нам и не хватает, поморщился Пахомов, станут хныкать, проситься к маменьке, а попадут в руки бандитов – верный провал.

– Моя внучка, – пояснил Иван Иванович. – Старший лейтенант госбезопасности…

Вот тебе и слезливая бабенка, удивился Пахомов, старший лейтенант госбезопасности да ещё генеральская внучка. Если у девчонки – дедов характер, возиться с ней не придется…

Наташа принесла бутылку водки и четыре раздвижных стакашка. Повинуясь приглашающему жесту генерала, подполковник подсел к нему.

– Выпьем за содружество и за успех…