Текст книги "В мире фантастики и приключений. Выпуск 4. Эллинский секрет"

Автор книги: Аркадий и Борис Стругацкие

Соавторы: Рэй Дуглас Брэдбери,Роберт Энсон Хайнлайн,Иван Ефремов,Сергей Снегов,Генрих Альтов,Геннадий Гор,Леонид Борисов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)

19

А затем произошло то, что уже не раз происходило в нашей галактической одиссее и что должно было стать привычной и скучной картиной, но вместо этого каждый раз представало неожиданным, грандиозно-прекрасным явлением.

Двойное скопление звезд Хи и Аш Персея, тусклая дымка, долгий год не менявшая ни формы, ни размеров, ни яркости, вдруг ожила и пошла в рост. Скопление менялось на глазах и на диаграммах, менялось ежедневно, потом ежечасно, росло, раскидывалось, звезды в нем укрупнялись, напивались сиянием, горячели.

Наступил час, когда передняя полусфера была вся заполнена светилами Персея, лишь позади оставались посторонние звезды. А потом наступил и их черед исчезнуть, скопление, расширяясь на вторую полусферу, расступалось перед нами.

Дежуривший в этот знаменательный час Осима стал сбрасывать скорость.

Мы вторглись в пределы одного из величайших звездных скоплений Галактики.

Оно явственно распадалось на два коллектива звезд. Небо по экватору сферы прорезала темная полоса, делившая эти коллективы, – светил и в темной полосе было, однако, больше, чем на любом участке земного неба. Направо разворачивалось скопление Аш, налево-скопление Хи, тысячи гигантских и мощных звезд. Небо скоплений не светилось точками, но пылало кострами – я различал буквы в формулах в сиянии сверкающего неба Персея.

Здесь никогда не бывает глухих земных ночей с тускло мерцающими льдинками наверху, даже в затемненных залах предметы становились отчетливыми, когда на экранах вспыхивали звездные прожектора скоплений.

Для осторожности мы мчались по экватору, в полосе темноты, разделявшей скопления, и не выходили из сверхсветовой области.

Несколько дней прошли без новостей, никто на звездах не показывал, что мы замечены, ничьего присутствия мы не открыли. Вокруг многих светил имелись планеты, но они были далеко от нас.

А затем приемники волн пространства уловили слабые импульсы.

Периодически налетавшие сгущения и разрежения пространства складывались в одну и ту же, сызнова повторяющуюся фразу. Мы предположили, что это вопрос: «Кто вы такие?», именно об этом в первую очередь должны спросить неизвестные корреспонденты. Дешифраторы, приняв за основу такое чтение, дали набросок кода. Код мало отличался от тех, что вводились в наши машины. Стало ясно, что мы сумеем объясняться с незнакомцами, колеблющими пространство сигналами.

Я уже хотел налаживать связь, но Ольгу страшило, не провоцируют ли нас противники на откровенность. Может случиться, что мы передадим в руки врага тайны защиты от них. Ее поддержало большинство экипажа.

– Чепуха! – сказал я, и со мной согласился Леонид. Вместе мы переубедили несогласных. Разрушителям невыгодно раньше времени показывать, что мы замечены, их орудия действуют на ближней дистанции – они постараются подпустить нас поближе. Кто бы ни искал с нами связи, это не враги.

В качестве основы нашего кода мы, как и наши предшественники при встречах с разумными существами, взяли таблицу элементов. В последующие дни генераторы пространственных волн передавали ее по всем направлениям, откуда приходили сигналы. Я не сомневался, что, когда мы закончим сообщения, начнут они.

И сразу же после наших передач в пространстве понеслись новые волны плотности, но не речь к нам, а, скорее, переговоры между собою.

Неизвестные существа запрашивали и отвечали, в чем-то убеждали друг друга – так, во всяком случае, мне представилось, и МУМ меня не опровергла. Звезда разговаривает со звездою, существа, обитающие на звездах, согласовывают отношение к нам, думал я, разглядывая записи возмущений плотности.

Мы углублялись в скопление, стократно обгоняя свет, а вокруг тревожно пульсировало пространство, споря, кто мы такие.

– Мы поворачиваем влево, – сказала в один из дней Ольга, когда мы вместе вышли на дежурство. – Будем исследовать скопление Хи, оно вроде плотнее звездами, чем скопление Аш. Есть что новое, Эли?

– Пока нет. Таинственные переговоры продолжаются. Но мы записываем все возмущения пространства и, когда расшифруем язык передач, сможем прочитать, о чем шли беседы.

В этот день звездожители снова непосредственно обратилась к нам. Я понял это, взглянув на запись. Они перечисляли элементы таблицы Менделеева, повторяя, что недавно генерировали мы, но уже на своем языке. Дешифраторы превратили первый набросок кода в ясную расшифровку. Теперь у нас был общий язык.

А затем я продиктовал одобренную экипажем телеграмму: «Мы идем издалека. В созвездии Плеяд нас атаковало восемнадцать космических кораблей. Видели ужасные разрушения на планетных системах, где имелась развитая жизнь».

Ольга и я находились в лаборатории волн пространства, когда была принята новая депеша. Дешифраторы звездожителей работали не хуже наших. Корреспонденты, пытавшиеся наладить с нами связь, передали ответ: «Вас поняли. Немедленно поворачивайте обратно. Вам грозит гибель. Вырывайтесь на полной мощности».

Потрясенный, я молча глядел на Ольгу. Она побледнела, у нее перехватило дыхание.

– Как это понимать?.. – начал я, но не кончил.

По кораблю разнесся сигнал боевой тревоги. Леонид и Осима требовали Ольгу и меня в командирский зал.

20

Когда объявляется боевая тревога, полная информация о положении, в спокойное время доставляемая лишь в командирский зал, передается каждому члену экипажа, и МУМ непрерывно суммирует и обобщает все мнения.

В эти часы командиром становится коллектив, и номинальный командир корабля обладает властью лишь в той мере, в какой выполняет коллективную волю экипажа, в ней же собственная его воля имеет важное, но не окончательное значение.

Леонид был мрачен, но спокоен. Осима казался расстроенным. Мы с Ольгой заняли свои места, и Осима объявил:

– Мы шли на скорости в сто десять единиц. Я приказал автоматам затормозить на двадцать процентов. Когда они выполнили программу, оказалось, что скорость не восемьдесят девять, как следовало бы, но девяносто шесть. Вокруг нас само по себе исчезает пространстве, примерно на семь световых единиц.

Ольга раздумывала. Непонятное исчезновение пространства, возможно, имело отношение к полученному грозному предупреждению. Но зачем кому-то ускорять наш полет, когда и так мы летим со сверхсветовыми скоростями?

– Сейчас нам нужно срочно решать, что делать дальше, – сказала Ольга. – Продолжать углубление в звездную гущу или вырываться назад, как советуют неведомые друзья?

– Или враги, – возразил Леонид. – Я не уверен, что депеша от друзей. Я предлагаю продолжить рейс.

МУМ передала, что экипаж поддерживает Леонида. Было обидно после долгого путешествия бежать неизвестно отчего. На Земле не поняли бы такого поступка. Даже новая депеша наших загадочных корреспондентов: «У вас еще есть время спастись! Вы катитесь к гибели!» – не поколебала нас. Я передал наш ответ: «Продолжаю рейс. Объясните, в чем усматриваете опасность?»

– А пока они соберутся с мыслями, мы постараемся сами дознаться, что происходит, – сказала Ольга. – Придется варьировать скорость. Для начала добавим единиц тридцать.

Когда автоматы завершили заданную программу, мы шли на ста двадцати единицах. Дополнительного исчезновения пространства не наблюдалось. Если раньше кто-то стремился убыстрить наш полет, то нынешняя скорость звездолета его удовлетворяла.

– Снова сбросим эти тридцать единиц, но по этапам, – скомандовала Ольга.

На перевале через стократную световую скорость появились признаки постороннего воздействия. По мере того как мы тормозили, постороннее воздействие увеличивалось. Собственная скорость звездолета уменьшилась до шестидесяти единиц, суммарная скорость равнялась семидесяти пяти, на пятнадцать дополнительных единиц нас что-то пришпоривало.

Некоторое время мы неслись с этой сложной скоростью – не сбрасывали собственной, нам не увеличивали дополнительной. «Разрушители сжимают мир», – вспомнил я сообщение, переданное Спыхальским на Землю. Вот оно, их сжимание мира, думал я. Они вычерпывают собственное звездное пространство, чтоб подтянуть нас на дистанцию гравитационного удара. Они рискуют нарушением космического равновесия своего мирка, лишь бы расправиться с противником.

– Полностью заглушить аннигиляторы хода, – скомандовала Ольга. – Погасить инерцию полета тормозными устройствами.

Вскоре ни одного альберта не расходовалось на движение.

Но звездолет продолжал лететь со скоростью в двадцать пять световых единиц. Кто-то энергично пожирал разделявшее нас пространство.

Приемники уловили новое сообщение. На этот раз оно было расшифровано с трудом. Появились помехи, одна волна плотности перебивалась другою. «Попали конус сжатия… опасность… стяжение до тридцати двух световых… есть еще время… окраина… всей мощностью выброситесь… беспощадные… к сожалению, бессильны… возвращайтесь…»

– Совет их ясен, – задумчиво сказала Ольга. – Они рекомендуют выбираться, пока еще есть время и мощностей хватает.

– И враг, притягивающий нас к себе, забивает их передачи, чтоб до нас не дошли советы друзей, – добавил я.

– Лично я считаю, что надо делать обратное тому, чего добивается враг, – продолжала Ольга. – Я бы все-таки выбралась пока из скопления. Возвратиться мы всегда сумеем.

Леонид с раздражением заговорил:

– Не понимаю, что тебя страшит? В депеше сказано, что предел стяжения пространства – тридцать две световых единицы. Мы же развиваем пять тысяч единиц! Если понадобится, мы прорвемся сквозь их тридцатикратный заслон, как носорог сквозь парусину. Я по-прежнему настаиваю на продолжении экспедиции! Ни одно из ее заданий пока не выполнено!

Леонид, когда с ним спорят, легко впадает в неистовство. Его черная кожа сереет, глаза становятся белыми, рот хищно раскрывается. И если имеется много возможностей, он выберет ту, что всего ближе к драке. В древности он был бы полководцем воинственного племени. В битве его охватывает вдохновение.

Но пока до битв не дошло, к советам его следует относиться с осторожностью. Впрочем, в данном случае я был на его стороне.

Ольга повернулась ко мне:

– Эли, а волны пространства?

Я понимал, что ее тревожит. Если мы погибнем, то погибнет и наше открытие, так нужное человечеству. Сколько времени пройдет, пока до него доберутся другие?

Человечество станет выше на голову, когда воспользуется тем, чем мы у себя уже свободно пользуемся, – имеем ли мы право безрассудно рисковать его благом? Но кто доказал, что риск наш безрассуден?

– Я за продолжение экспедиции. Поводов для паники пока не вижу.

– Пусть снова решает МУМ, – сказала Ольга.

МУМ сосчитала, что один командир звездолета за возвращение назад, все остальные члены экипажа требуют продолжения рейса.

– Мне остается подчиниться, – хмуро проговорила Ольга.

Леонид приказал запускать аннигиляторы.

Мы бурно устремились в центр звездного скопления Хи.

21

Я хорошо помню свое состояние во время вторжения в гущу гигантской звездной кучи. Я и понятия не имел тогда, что рискованная наша экспедиция едва не закончится трагически для звездолета, а сам я на долгие месяцы превращусь в инвалида. Но у меня было невесело на душе. Я оглядывал пылающую звездную сферу, и все у меня внутри ныло – это я хорошо помню.

Я сидел с краю, рядом Леонид, за ним Ольга и Осима. Скорость корабля нарастала, и все вокруг плавно менялось. Звезды казались уже не точками, а горошинками, сверкали, как маленькие луны. У особенно ярких светил можно было наблюдать корону. Плотность звездного населения в скоплении в сотни, если не в тысячи раз превышает ту, к какой мы привыкли в районе Солнца.

Но все это великолепие было грозно: таинственной опасностью несло от величественной картины.

Мои размышления прервал Осима:

– Траектория звездолета направлена на светило, видимое под углом сорок пять градусов.

Он указал на звезду, сверкавшую впереди и сбоку. До нее было несколько светолет, но яркостью она превышала все известные мне до того звезды, абсолютная ее светимость была выше, чем у наших Антареса и Бетельгейзе. Это был типичный красный сверхгигант. А рядом виднелись другие звезды, послабее, – вместе они составляли компактную группку.

– Уважаемая МУМ наврала, – откликнулся Леонид. – Я и не думал прокладывать курса к той звезде. Она останется в стороне.

Я рассматривал звезду в умножитель. У нее имелось три планеты. Все три показались мне странными. Они слишком интенсивно блистали. Анализаторы определили, что планеты не каменные, а металлические.

В пространстве разыгрывалась свистопляска возмущений плотности. Кто-то без устали генерировал волны, кто-то с энергией забивал их. Дешифраторы не смогли разобраться в путанице сообщений и помех. Одно лишь многократно повторенное слово: «Нельзя! Нельзя!» – удалось выудить их хаоса.

– Неведомые друзья отчаянно пытаются донести до нас какое-то сообщение, неведомые враги бешено противодействуют, – сказал я.

– Несомненно, сообщение их связано с той звездой, – откликнулась Ольга. – Она уже под углом в тридцать пять, а не сорок пять градусов. Нас сносит на нее, а кто-то предупреждает, что идти к ней нельзя.

– Назовем ее Угрожающей. Название ей соответствует.

Леонид, убедившись, что МУМ не ошибается, выправил курс. Теперь Угрожающая убегала назад. Я задремал в кресле.

Когда я проснулся, раздраженный Леонид препирался с Осимой.

Оказалось, впереди раскрылась кучка звезд, белые и красные гиганты такой же неистовой светимости, что и Угрожающая. Нас сносит к ним при полностью выключенных аннигиляторах, пространство между нами интенсивно уничтожается.

МУМ установила, что мы попали в область высокой кривизны и движемся по геодезической линии в неизвестную точку. Кривизна пространства непостоянна, похоже, таинственные наши враги свободно меняют ее, то увеличивая, то уменьшая.

– Надо повернуть и прорваться сквозь кривизну, – настаивал Леонид. – Когда мы разнесем в прах созданную ими криволинейную метрику, они прекратят попытки диктовать нам направление полета.

– Я более высокого мнения о их возможностях и упорстве, – возразила Ольга. – Но у нас нет другого выхода, как круто отвернуть в сторону.

Пока Леонид с Осимой отдавали команды, Ольга продолжала разговор со мной:

– Боюсь, мы попали в затруднительное положение, Эли. Что разрушители глубже нас проникли в природу тяготения, я знала. Но что они меняют метрику мирового пространства – для меня неожиданность. Мы пока и мечтать не можем о чем-либо подобном.

– Ну, не мирового, а пока лишь своего межзвездного, – возразил я. – В их красочном скоплении так много вещества и так мало пространства, что не составит большого труда устроить любую кривизну в любом месте.

Я и сам понимал, что объяснение мое легкомысленно. Ольга хмуро качала головой.

Маневр Леонида удался. Искусственная кривизна была взорвана аннигиляторами звездолета. Разинувшая на нас пасть звездная кучка – я назвал ее Недоброй – покатилась вправо. Анализаторы показывали, что пространство на новой трассе мало отличается от эвклидова.

Леонид ликовал. Наш корабль недаром назван Звездным Плугом! Он мощными бороздами вспарывает космос, все конструкции и структуры пространства, называемые метрикою, трещат, когда он движется напролом.

Ольга рассердилась на него:

– Я не уверена, что криволинейность уничтожена нами!

– Ты споришь против очевидности, Ольга!

– Нисколько. Возмущения метрики пространства производятся, очевидно, сверхгигантскими механизмами. Предположи, что механизмы остановлены, когда мы изменили курс.

– Но почему? Ты способна объяснить – почему?

– Во всяком случае, догадываюсь. Мы свернули как раз туда, куда нас завлекают, и теперь достаточно прямолинейной дорожки, чтоб попасть в западню.

Даже Леонида проняло. Замолчав, он мрачно уставился вперед. Впереди было пылающее крупными светилами черное небо. Такое же небо было и слева, где осталась Угрожающая, и справа, откуда мы бежали, чтоб не угодить в созвездие Недоброе.

– Идите отдыхать, – сказала Ольга Леониду и мне. – Пройдет немало часов, пока выяснится, что нас ждет на новом пути.

Мы пошли в столовую. Леонид набрал холодное молоко и бутерброды с яйцами, я выстукал салат и квас. Мы ели молча, погруженные в невеселые мысли. За наш столик уселись два механика из отделения аннигиляторов. Леонид сказал:

– Эти чертовы разрушители хитрее, чем я о них думал.

– Они быстро заставят нас израсходовать запасы активного вещества, – заметил один из механиков, молодой, с веселыми глазами, из тех, кто в любом происшествии ищет прежде всего хорошее. – Мы слишком часто меняли сегодня режим хода.

– Вы принимали решение со мною, – зло сказал Леонид. Он так сверкнул глазами, что я встревожился, не начнется ли ссора.

– Мы соглашались с вами, вы – командир. Не думайте, что я протестую. Я размышляю о будущем.

Второй механик, худой, угрюмый, с большим носом и тонкими губами, в разговор не вступал, но было ясно, что он поддерживает товарища. Леонид ушел к себе. Сомневаюсь, чтоб ему хорошо отдыхалось.

Я бродил по кораблю. Приемники по-прежнему записывали без расшифровки сумбур возмущений. В обсервационном зале было полно свободных от дежурств астронавтов. Меня окликнули. Я был допущен в командирский зал и нес свою долю ответственности за то, что совершалось там.

– Ребята, ситуация вам ясна, – отвечал я на посыпавшиеся вопросы. – Нас крутит меж этих чертовых звезд.

МУМ потребовала нового решения. Скопление Хи складывало свои тысячи звезд из тесных кучек в десяток-другой светил. Нас снова сносило в одну из кучек. Анализаторы фиксировали исчезновение пространства на трассе и значительное искривление его.

Ольга просила санкции на перемену курса.

Сидевшие в зале молчали. МУМ, суммировавшая наши настроения и мысли, доложила, что экипаж поддерживает командира.

Третье изменение курса воздействовало на всех сильнее, чем первые два. Даже оптимисты стали понимать, что происходит неладное.

Я ушел в парк и уселся на скамью. В парке шла весна, нарядная, как на Земле. Семь времен года расцвели и отшумели с того дня, как я опустился на ракетодром этого корабля, – всего семь времен, неполных два года, а мне представлялось, будто столетие прошло во мне, – так все переменилось.

Надо мной цвела, капая клейковиной с листьев, высокая березка – на земле очерчивался влажный круг. В кривой, низенькой яблоне, в белых вишнях и абрикосах мерно, как заведенные, гудели пчелы. Закрыв глаза, можно было спутать деревья с запущенным аннигилятором, тот гудит тем же ровным бормочущим гудом. Мне стало душно от неподвижного запаха цветущих деревьев, от сирени, обступившей пруд, от терпкого аромата каплющей березки, я мысленно попросил ветерка, ветерок пронесся, шумя ветвями и травой, все вблизи тонко запело, закачалось, жарко задышало, ароматная духота унеслась, и я открыл глаза на маленький мирок сада, так совершенно имитирующий далекую Землю.

И тогда я почувствовал, что сам стал горек, как березка, я ощутил свой собственный аромат и вкус, словно прикоснулся к себе жаждущими губами, но был сух и бесплоден, меня не обсыпали пчелы, лишь мысли черно гудели во мне, как большие аннигиляторы Танева во чреве галактического корабля…

– Какая чепуха! – сказал я, тряхнув головой, чтоб сорвать опутавшую меня паутину расслабленности. – Какая чепуха!..

Я пошел к себе. Надо было по-настоящему отдохнуть, не раскисая. Весна сейчас не для нас. Я предпочел бы суровую зиму наших предков – темные холода, пронзительно острые ветры.

Свирепые погодки ближе отвечают создавшейся обстановке.

Дома я засел за журналы Аллана. Было странно читать о трудностях и страхах космонавтов двадцать первого века. Они мчались в великом безмолвии космоса, чувствуя себя безмерно одинокими, если в миллиарде километров им не мерцала приветливая планета со звездолетной станцией. Да и этот жалкий миллиард километров – каким он воображался неисчислимым!

Нет, нынешние трудности – не чета прежним. И мы ужасаемся не пустоте и безмолвию, а скорее противоположному: космос густо населен опасными существами, – так нам теперь представляется. Потом мне стало стыдно своих мыслей. У каждой эпохи свои задачи, свои подвиги.

Я задремал над журналами, и меня разбудил вызов. Леонид требовал меня в командирский зал.

Он был сер и возбужден. За несколько дней, что мы провели в Персее, он похудел, как в старину худели лишь от болезней. Голос его дрожал от ярости. Он ткнул пальцем в звездную сферу:

– Нас вторично несет на Угрожающую! Мы замкнули круг в этом чертовом скоплении!

22

Слова его я воспринял сразу, но значение их оценить быстро не сумел. В то мгновение я лишь отчетливо понимал, что Леонид вне себя и в таком неистовстве командовать кораблем не должен.

– Подумаем, а потом будем решать, – посоветовал я. И, водя биноклем по сфере, нарочно не торопился, чтоб дать ему время успокоиться.

В оптике развертывалась картина, похожая на ту, что мы видели, когда впервые пролетали мимо Угрожающей. Как и тогда, мы отстояли от жгуче пылающей звезды в месяцах светового пути. В сверхсветовой области пространство было прозрачно. Если враги и готовили нападение на нас, то они не спешили.

– Нужно поворачивать, – сказал Леонид. – Куда поворачивать? Что это даст? Сколько будут продолжаться наши блуждания среди звезд?

Он рассказал, что в дежурство Ольги с Осимой опять началось искривление пространства, каждый час метрика становилась другой.

В результате курс насильственно искажен, и, вместо того, чтоб оставить Угрожающую далеко вправо, корабль устремился ей в лоб.

– До нее еще далеко, – заметил я. – Есть срок подумать. На всякий случай надо приготовиться к отражению гравитационных ударов.

Леонид остановил аннигиляторы хода. Теперь мы летели лишь потому, что кто-то впереди уничтожал пространство.

Суток через трое, если ничто не изменится, мы, не тратя ни грамма энергии, прямехонько влетим в планетную систему Угрожающей.

– Если я дам обратный ход, их аннигиляторы не удержат нас, – сказал Леонид.

– Нас и не будут удерживать. При обратном ходе мы возвращаемся в центр скопления, зачем же нас удерживать? И еще одно ты забываешь, Леонид. Аннигиляторы у них, пожалуй, слабее наших, зато они легко меняют метрику и наносят неотразимые гравитационные удары. Если все их умения соединятся в один выпад, нам не поздоровится!

В зале появились Ольга с Осимой. Время было слишком тревожное, чтоб соблюдать чередование дежурств. Ольга и раньше не сомневалась, что нас вынесет на Угрожающую.

– Их план ясен. Они будут мотать нас меж звезд, пока не истощатся запасы, питающие аннигиляторы. А тогда подтянуть нас под удар какой-либо планетной системы будет просто.

– Если враги не торопятся, то и нам нечего пороть горячку, – сказал я. – Мы примчались в Персей, чтоб узнать о них побольше, пока же только удираем то от одной, то от другой звезды. Давайте продолжим курс на Угрожающую и рассмотрим, что это за штука.

– Резон тут есть. Но и опасности есть. Попробуем все же.

Всю эту ночь и половину следующего дня звездолет с отключенными аннигиляторами несся на зловещую звезду.

«В оптике крайней планеты крейсеры противника», – передала в полдень МУМ.

Я рассматривал в умножителе металлические планеты.

Две внутренние были свинцовые, третья, наружная, блистала оболочкой из золота. Поле тяготения вокруг Золотой планеты в тысячи раз превосходило то, какое было бы, если бы она состояла вся из золота: ядро планеты, видимо, было из сверхплотной плазмы. Гравитационные поля других планет были обычны.

Корабли противника кружили над Золотой планетой, словно ее спутники. Это были точно такие же чудовища, как и те, что атаковали нас в Плеядах. Я пересчитал их – крейсеров было десять.

– Интересно, где они сейчас? – сказала Ольга. – Ведь мы от них неделях в трех светового пути. Мы видим картину прошлого.

– В сверхсветовом пространстве их нет, об этом свидетельствуют приборы. Успокойся, Ольга, нас пока никто не атакует.

Еще внимательней, чем Золотую планету, я рассматривал две внутренние. Они были мне знакомы. Картины этих планет Андре расшифровал в предсмертных видениях головоглаза. Унылая металлическая равнина, металлические горы, металлические сооружения, похожие на здания…

Где-то там, на мертвых свинцовых полях, в глубинах свинцовых недр, томятся пленники, может, и Андре среди них…

– Автоматы зафиксировали все, что можно разглядеть. Пора поворачивать, – сказал Леонид.

Он пустил аннигиляторы на обратный ход. Некоторое время мы висели неподвижно, борясь с всасывающим действием Золотой планеты – именно от нее исходили силы, уничтожающие пространство, две свинцовые на этот процесс не влияли, – потом вырвались из пропасти, куда нас втягивали.

Леонид все усиливал ход. Спустя короткое время мы мчались на тысяче световых единиц. Ольга сделала замечание Леониду. Среди густо сбившихся звезд такие скорости небезопасны.

Леонид огрызнулся:

– До любой из звезд – месяцы светового пути. Надо уйти подальше от этих металлических планет. И вообще из этого скопления!

– Еще недавно ты рвался сюда, – напомнила Ольга. – Наконец-то ты понял, что мы не подготовлены для путешествия в этом опасном скоплении. А ты, Эли?

Я думал о том, что надежда легко найти Андре в звездном гнездовии наших врагов была наивна. Он, конечно, жив, его похитили не для того, чтоб уничтожить, но он мог быть на любой из тысяч планет, – как узнать, на какой?

Не то что сразиться со всеми планетами, просто облететь их на одном звездолете невозможно.

– Я за возвращение, – сказал я.

– Запросим мнение экипажа и подумаем: каким путем вырываться? – сказала Ольга. – По-моему, наилучший район – Угрожающая, за ней пустой космос, откуда мы прибыли.

Пока МУМ опрашивала экипаж, мы удалились от металлических планет. Впереди открылась очередная кучка звезд, где нас, по-видимому, ожидали: звездолет сносило в их сторону.

Леонид повернул корабль обратно на Угрожающую. Он повеселел. Как и всегда, в часы больших испытаний, его охватило боевое вдохновение.

– Мы так промчимся мимо этого зловредного светила, – сказал он, – что никто из них и не моргнет глазоголовками. Я собираюсь побить собственные рекорды скорости.

Он начал разгон издалека. Один за другим оживали аннигиляторы хода. Еще никогда «Пожиратель пространства» так мощно не пожирал его. За нами вился широкий шлейф газово-пылевой туманности. Параллаксометры показали скорость в три тысячи световых, потом четыре и пять, – воистину, мы били собственные рекорды.

Угрожающая, вырастая, сверкала слева. Мы прорывались мимо нее не рейсовым ходом, а пронзительным ударом в шесть тысяч световых единиц. У меня пересохло во рту, громко билось сердце. Даже хладнокровный Осима непроизвольно вскрикивал. Лишь Ольга, молчаливая, глядела все вперед, на летевшую к нам сбоку Угрожающую.

Мы побеждали, это было ясно! Угол на Угрожающую увеличивался, она уже не неслась навстречу, а отходила в сторону.

Я готов был закричать «ура», но в этот момент МУМ передала о бурно нарастающей кривизне. С каждой минутой кривизна увеличивалась. Звездолет по-прежнему уничтожал миллионы кубических километров пустоты, сжигая ее в золу космического газа и пыли. Но все это совершалось внутри непонятной нам, далекой от эвклидовой метрики.

Мы не вырывались наружу, а круто поворачивали по продиктованной нам кривой.

Угрожающая все отходила назад, теперь она была перпендикулярна оси полета. Зато во вращение пришли другие светила, звездная сфера поворачивалась. Точка, куда мы устремились, вырываясь нарушу, была уже не впереди, а позади.

Мы описали около Угрожающей гигантскую полуокружность и ворвались обратно в центр скопления.

Леонид в ярости ударил кулаком по креслу. Лицо его дико перекосилось.

– Они сильнее! – рычал он. – Они сильнее нас!

Ольга схватила его за плечо. До этого случая я не подозревал, что она способна сердиться.

– Стыд! Немедленно прекрати истерику! Они не сильнее нас, но мы безрассудны!