Текст книги "Дай мне развод (СИ)"

Автор книги: Ария Тес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Хотя ладно. Это для меня территория «икс» – я ничего не знаю о деталях их договоренности. Отец предложил мне просто познакомиться, а я как наивная дурочка, которая считала себя обязанной родителю за приют под его крышей, за все те блага, что он мне дал, согласилась. Наверное, единственное, что мне известно наверняка – он знал, что от Ильяса я буду без ума. Да там без шансов было…Шикарный мужчина для глупой наивняги, которая тут же и поплыла, когда взглянула в эти бездонные глаза. Боже, да видели бы вы его в том синем костюме, сами пищали бы ультразвуком, куда мне? Той, кому даже цветы ни разу не дарили! Не ухаживали! Он был первым в этом, а потом стал первым в остальном.

Я сама не поняла, как влюбилась.

Цветы, поцелуй, «да» у алтаря, близость…измена. Разбитое сердце. Слезы. Сейчас я смотрю на него и вижу только боль, которую он мне причинил, и уже не помню, когда стал настолько близок моему сердцу, что смог это сделать? Как я это допустила? Как поверила? Как приблизила к себе того, кого не знаю? Почему?...

Ну да ладно. Все это уже неважно. История по факту неважна. Полемика чистой воды, попытки разобраться...Так просто случилось, но теперь все это уже действительно неважно. Я это понимаю, как понимаю, что все кончено, так и не успев начаться, поэтому расправляю плечи худо-бедно и киваю.

– Я хочу развода.

На этот раз голос более уверенный, а не то пищание, которое обычно из меня рвется в его обществе. Нет. Не оно. Я пыталась, но ничего не вышло. Интересно, а действительно, он когда-нибудь сам пытался меня полюбить по-настоящему? Или просто одевал улыбку, когда это было нужно? Сейчас не нужно. Сейчас он прожигает меня суровым взглядом, который даже во тьме вибрирует.

– Иди в постель.

Холодно, грубо. Как с любовницей. Хотя? Честно? Я слышала в обращении к ней куда больше эмоций, поэтому сейчас меня изнутри так сводит – эта дешевка вызывает в нем хоть какую-то гамму чувств, а я нет? Так значит?

– Ты меня слышал, Ильяс?! – повышаю тон от злости и разочарования, – Я хочу развод!

– Дарина, я советую тебе поубавить звук.

Делает на меня шаг, но я не отступаю.

– А я советую тебе оставить все твои советы для твоей дешевой шлюхи!

Да! Я тоже умею за себя постоять, понял?! Вижу удивление на его лице, которое меня хоть как-то удовлетворяет. Конечно, когда ты думаешь, что живешь с овечкой, очень внезапно вдруг осознать, что рядом с тобой человек. С желаниями, мыслями, чувствами.

Я думал, что ты большая девочка.

Еще какая. Устало вздыхаю, потому что по факту ведь нет смысла что-то тут растягивать. Ему плевать. Мне пока нет, но это невеликая любовь. Я ее забуду. Все говорят, что забуду. Поэтому просто разворачиваюсь и иду к лестнице, по пути говорю.

– Завтра я соберу свои вещи, а потом мы договоримся об условиях. Поспишь сегодня на диване.

В один миг он настигает меня, резво хватает за предплечье, поворачивает на себя и прижимает к стене. Ой. Ладно, такого я совсем не ожидала. Вывела его? Вижу, как на щеке сжимается мышца, как глаза вспыхивают еще ярче. Перегнула. Пожалуйста, пусть я просто перегнула с диваном.

– Если ты не хочешь спать на диване, я могу сама. Ильяс, пусти, мне…

– Ты что-то явно перепутала, – перебивает меня, а потом приближается так, что теперь нависает абсолютно, не давая продыха, – В какой момент ты решила, что имеешь право разговаривать со мной так? А, Дарин?

– В тот момент, когда ты решил, что имеешь право мне изменять. Пусти, мне больно!

Собираю мужество в кулак и резко его отпихиваю. Выходит. Он отступает на шаг, а я стою и смотрю на него во все глаза, потому что страшно. Почему он отпустил? Раньше я бы сказала, что он в принципе меня не схватит, такого ведь никогда не было. Теперь что? Перешел черту? Или это просто элемент неожиданности? Я не знаю, но вот в чем уверена – мне страшно. Сжимаю руку выше локтя, где только что покоились его пальцы, даю себе еще пару мгновений, чтобы дальше голос не дрожал, и говорю наконец.

– Никогда больше не хватай меня.

– Никогда не повышай на меня голос, и никто тебя не будет хватать.

– Не буду, не волнуйся, – хмурюсь, – Все кончено.

– Иди в постель.

– Я не…

– Дарина, по-хорошему. Иди в комнату, поговорим обо всем завтра!

Ильяс разворачивается и идет вглубь квартиры, а у меня такое стойкое ощущение, будто он снова вышел победителем! Черта с два! Я больше не сдам свои позиции, и если он думает, что я шучу – идиот и точка!

– Не о чем говорить! – кричу в спину, – Я от тебя ухожу!

Не знаю, что конкретно его затормозило, но, наверно, все-таки последние слова. Формулировка. Я этого действительно наверняка не знаю, но по тому, как он застывает на месте, по тому, как дальше медленно оборачивается – что-то на подсознательном уровне шепчет: ты не ошибаешься.

Его цепляет фраза. Я от тебя ухожу. Что я так решила. Что я что-то решила! В обход ему. И если честно, то в этот момент мне снова страшно. Я вжимаюсь всем своим существом в стену, жду нападения, но Ильяс только ухмыляется и идет дальше.

‍Фу-у-ух, конечно, однако, что это значит?! Он просто ушел, громко хлопнув дверью своего кабинета, но…ничего не ответил.

***

С утра я просыпаюсь поздно. Полночи не спала и сторожила дверь, чтобы не дай бог он не зашел в нашу спальню. Мне неприятно здесь лежать итак! На простынях, от которых пахнет его парфюмом! Сменить бы? Но я наплевала, потому что не планирую оставаться в этом доме. Нет, я понимаю, как это выглядит со стороны: тихая, маленькая девочка вдруг закатывает бунт! Его можно в который раз не воспринять всерьез, но по факту, кто угодно может воспринимать как угодно твои поступки и действия, а важен лишь итог. Мой стоит у ног.

Это небольшая сумка, в которую я складываю самые важные сердцу вещи. Любимую одежду, книги, конспекты, мамину фотографию, кое-какую косметику. Мне много не нужно. До смерти мамы я жила не в роскоши и умею обходиться малым. Нет, мы не бедствовали, но и не шиковали, как сейчас. С папиной стороны ей отправляли деньги раз в месяц стабильно – за это им с поклоном. Потом мама умерла. Авария. Несчастный случай. Если честно, то если бы меня спросили тогда, что лучше: отец или детдом? Я бы выбрала второе. Ну, если бы знала наперед, в какой ад мою жизнь превратит его настоящая жена.

Анастасия Егоровна меня ненавидела люто. Нет, я ее не виню, наверно, ведь вряд ли кому-то понравится воспитывать ребенка от другой женщины твоего мужа, но…все равно, она была чрезмерно жестока. Если кто-то читал Золушку, то понимает о чем я. Все по канону. Будто это я виновата, что родилась на свет. Будто я виновата, что у моих родителей случился секс. Будто я виновата, что он не хранил ей верность…

Верность…какое странное слово. Интересно, а она вообще существует? Так, ладно, это философия в конце концов. Наверно, если копнуть глубже, то брак с Ильясом и для меня был спасением в каком-то смысле – вырваться из отцовского дома мне хотелось до дрожи. Тут во что угодно поверишь: и в принца на черном БМВ, и в любовь до гроба, и в верность. Я сама виновата, что создала образ, в который верила. Нет, он ничего мне не обещал, это я увидела в крохах его внимания то, чего нет.

Спасибо, теперь я вижу лучше. Розовые очки сняты и убраны, чемоданы собраны, пора и честь знать.

Одеваюсь просто: легкий сарафан, а сверху вязаный джемпер, потом собираю волосы в хвост и выхожу из спальни. Слышу, что он внизу. Мне бы хотелось посидеть тут еще, чтобы «разминуться», но судя по часам, на работу он не собирается. С чего вдруг? Ай, ладно, неважно уже. Ждать, чтобы пришел и застал меня врасплох, я не собираюсь. Сделаю все сама, когда готова, а не как вчера в гостинице внезапно. Главное побыстрее.

Спускаюсь наспех и сразу вижу его. Ильяс сидит за нашим большим, стеклянным столом, читает что-то в телефоне, но резко поднимает глаза на меня. Потом на сумку. Потом снова на меня. Вижу, как его и без того карие глаза темнеют до состояния полной ночи, и застываю на последней ступеньки.

Что-то сейчас грянет. Кожей чувствую.

– Наконец-то ты проснулась. Присядь.

– Ни к чему, я…

– Дарина, сядь.

Не орет, но тон такой, с которым лучше не спорить. Ладно. Нам действительно нужно поговорить. Наверно? Не о том, что произошло, а о разводе. Да. Ради этого присяду.

Малодушная ложь! Но не бежать же из квартиры, в самом деле. Только бесить его, зачем? Сейчас все по полкам разложим и до свидания. Зачем ему держать меня рядом? В этом нет никакого смысла.

Поэтому я ставлю сумку у стены, потом подхожу и отодвигаю стул.

– Сок?

– Нет.

– Ни к чему морить себя голодом, Дарина. Поешь и…

– Я и не собираюсь. Хочу побыстрее закончить и уйти.

Глаза темнеют сильнее, а улыбка, которая играет на его губах, больше похожа на оскал. Черт. Что-то мне подсказывает, что я снова сплоховала: наивная, поверила, что все будет так просто? Но, черт возьми, я правда не понимаю! Какой смысл держать меня?! Он меня не любит!

Тишина давит. Я пытаюсь разобраться и найти хоть какой-то намек на «ответ», но в упор его не замечаю. Зато стук графина о стекло здорово нервирует. Нет, Ильяс его не швыряет, а просто ставит, можно сказать, что даже аккуратно, однако звучит этот тихий «тук», как какая-то точка. Или жирный гвоздь в мой гроб.

Встает. О нет! Зачем он встал?! Смотрит еще так тяжело, что я буквально прилипла к стулу. Окаменела. Не понимаю, что будет происходить дальше, если честно. То есть вообще. То есть абсолютно, блин! Сердце так сильно стучит в груди, а Ильяс только нагнетает молчанием и своим промедлением. Ленцой, которая раньше меня так привлекала, теперь кажется адом.

Он двигается так медленно. Каждый шаг ближе – реальный гвоздь в мой гроб. Пусть он молчит, но я чувствую угрозу, исходящую от супруга. Зачем?! Зачем он давит меня?! Не понимаю…

– Ты, кажется, чего-то не поняла, Дарина…

Ильяс говорит тягуче, как болото, в которое меня всасывает собственная паника. Я слежу за ним маленьким волчонком, но когда он останавливается за спиной – все. Тут мои полномочия, как говорится, всё. Не хочу допускать его в зону, где не вижу, при этом не могу изменить ситуацию, так как потеряла способность шевелиться, черт бы меня побрал! У меня нет опыта. Наверно, это из-за этого. Я не умею и не знаю, как общаться с мужчинами и как читать их между строк. Умела бы – не оказалась в такой ситуации. А так что? Я снова судила по себе, а надо было мыслить шире, потому что изначально это «присядь» не сулило ничего хорошего.

Крупные ладони тем временем ложатся мне на плечи. Я пытаюсь отбрыкаться, потому что не хочу чувствовать их тепло, однако меня никто не спрашивал. Он усиливает давление, и остается только шипеть.

– Убери свои руки! Я не…

– Закрой рот, – грубо.

От этой внезапной грубости, жесткости, я застываю зайчишкой. Снова. Мечтаю о своей скорлупке. О домике. Об убежище. Слезы накатывают. Господи, какая же я все-таки слабая…я осознаю это так ярко именно в этот момент. Что я могу? Меньше его раза в четыре, слабее физически и морально. Ему сломать мне ключицы, притом сразу две, ничего не стоит! Боже…неужели в интернете говорили правду?

– Ты, видимо, чего-то не поняла, дорогая, – продолжает холодно, больно «массируя» плечи, – Я рассчитывал, что ты проспишься и придешь в себя…

– Мне больно, Ильяс…

Шепчу так тихо, так жалостливо, и мне действительно страшно. Страшно! Пожалуйста, отпусти меня… а он только смеется в ответ. Глухо, хрипло, бархатно, как только он умеет. Пускает мурашки. Я реагирую на его голос и готова это признать, но сейчас не хочу быть ближе – мечтаю о спасении. Получаю малое. Хватка становится легче, но он не собирается покидать зону моего комфорта, наоборот. Сокращает расстояние, чтобы прошептать на ухо.

– Тише, не трусись зайкой, дорогая. Я тебя не трону.

– Ты уже трогаешь, отпусти…

– Так? Да. Ты – моя жена.

– Ненадолго. Развод…

Резко рука перемещается мне на горло, и он заставляет повернуть голову на себя. Глаза – черные дыры. Они такие темные, что в них просвета не видно вообще, а я раньше звезды ловила…черт, как могла так обмануться?

– Дарина, я скажу тебе только один раз. Исключи это слово из своего словарного запаса. Для своего же блага.

– Ильяс…

– Не жалуйся на боль, я тебя почти не касаюсь.

– Но касаешься. Отпусти. Это неприятно.

– Неприятно? – усмехается, – Давно ли?

– Со вчерашнего вечера.

Секундная заминка, а дальше смешок.

– И что такого случилось вчера?

Что?...

Я глупо хлопаю глазами, зато, наконец, получаю свободу. Ильяс отходит. Он снова собран и абсолютно спокоен, только вот я абсолютно растеряна. Что мне отвечать? В смысле «что такого случилось вчера»? Он хочет, чтобы я озвучила? Хорошо.

– Ты… – хрипло шепчу, потом откашливаюсь и продолжаю, – Ты мне изменил.

Супруг одаривает меня скучающим взглядом.

– И?

Я в очередном тупике. И?! И, твою мать?! Как мне отвечать?! Что?! Что это значит?! Он даже…не извинится? Не знаю…просто ради приличия?

– И что дальше, Дарина?

Ильяс снова делает на меня шаг, опирается на стол и нависает сверху, пока я смотрю на него и понимаю – забудь об извинениях. Тут даже таких банальностей, как «это не то, что ты подумала» не будет. Неа, не будет…

– Это ничего не меняет, дорогая жена.

– Это меняет все.

– Нет, девочка. Наш брак – это договор. Я содержу и обеспечиваю тебя, а ты стоишь рядом, мило улыбаешься для камер и не позоришь меня при людях. Где тут что-то про верность?

Говорит так тихо, но боже…как же давит. На глазах появляются слезы. Такое ощущение, что мне перекрыли кислород, хотя по факту просто сказали правду в лицо. Без утайки. Как я хотела. Только вот…не легче от этого совсем. Я чувствую себя такой…преданной. Знала, все знала, никто не говорил мне о любви и верности, но…это «но» здесь правит балом, потому что втайне я на это рассчитывала.

– Вставай.

Внезапно. Ильяс выпрямляется и смотрит на меня сверху вниз сурово и холодно, но я продолжаю тупо сидеть и пялиться на свои пальцы. На кольцо. На чертово кольцо, которое одела по собственной глупости…

– Дарина, ты слышишь?! Поднимайся!

– Зачем? – шепчу, он хмыкает.

– Прокатимся.

– Прокатимся?

Поднимаю глаза.

– Куда?

– Я играю на опережение, зайчик. Поедем к твоему отцу, чтобы ты лично убедилась: развода не будет.

– Я не…

– Вставай. Ты все равно к нему побежишь, зачем тянуть? Услышишь лично, оба избежим проблем. Поднимайся!

***

Я ни на что не рассчитываю, когда мы подъезжаем к особняку моего отца. Правда. Мне уже все понятно и ясно заведомо, но, наверно, внутри меня жив еще тот ребенок, который верит, что у него есть нормальный отец. Защитит, поможет, встанет на мою сторону. Я знаю, что это утопия для моей жизни – не бывать этому. Не встанет. Если бы на кону стоял его бизнес и я, он продал бы меня тысячам похожих уродов, лишь бы сохранить свою кормушку. А его жена только подстегнула, может, и добавила бы еще пару тысяч мужиков сверху.

Им на меня плевать. Я это знаю. Да. Готовлю себя заранее, пытаюсь прикрыться этим, как щитом, но все равно…это дико больно сидеть перед отцом и слышать:

– Дарина, ты знала все изначально. У нас сделка. Договор. Ты пошла на это сама, так что никакого развода. Забудь.

– Он мне изменяет, пап… – шепчу, вытирая горькие слезы, на что получаю еще один смешок.

Такой несправедливый смешок…разве моя боль – это действительно какой-то больной аттракцион? Разве это забавно?

– И что с того? Все мужчины изменяют, Дарина.

А звучит так, будто «тебе ли не знать», и взгляд такой многозначительный. Господи…зачем я сюда поехала? Вскакиваю и сбегаю, быстро спускаюсь с парадной лестницы и резко открываю дверь черного БМВ. Ильяс тушит сигарету. Он ничего мне не говорит, молча ведет машину, пока я стараюсь не разрыдаться перед ним.

Не хочу. Моя слабость и боль – аттракцион, но на сегодня все билеты проданы.

У подъезда, однако, выпускать меня он не спешит.

– Все уяснила? Заговоришь еще раз о разводе, пожалеешь. Не выводи меня…

– Открой дверь… – молю, но получаю за то, что перебила.

Ильяс натягивает волосы и заставляет посмотреть себе в глаза, рычит.

– Еще раз. Ты все уяснила?

Сглатываю плотный ком обиды, а потом опираюсь на злость и цепляюсь за его руку ногтями. Рычу в ответ.

– Убери от меня свои лапы.

– Развода не будет. Повтори.

Это шантаж?! Смотрю в его глаза и вижу: да, именно он. Ну уж дудки! Никогда не признаюсь! Знаю, что возможно по мудрому и надо бы, оказавшись в такой вот ситуации, но ни за что этого не сделаю! Прогнусь сейчас – он будет давить дальше. Нет! Поэтому я прикусываю губу, чтобы не зарыдать, и мотаю головой.

– Нет.

– Нет? – удивляется, а потом начинает улыбаться.

Глаза немного светлеют. Ага. Правильно поступила. Нельзя прогибаться, иначе он меня тупо уважать не будет. Точнее…еще меньше будет. Надо идти дальше.

– Убери руки.

– Еще раз: ты – моя жена.

– Убери свои грязные лапы, которыми касался своей дешевки. Немедленно.

Цежу, но…черт, тут то я снова наступаю на те грабли, на которые наступать просто обожаю. Отсутствие опыта. Вот как они называются. Знай я мужчин получше, поняла бы, что улыбка эта означает, и блеск глаз в том числе. Не в мою пользу, короче…

Ильяс пару раз хлопает глазами, а потом вдруг подается на меня и грубо, жестко целует в губы. Я мечтаю взвыть. Нет! Он касался ими этой…и меня сейчас стошнит!

Отвечать не собираюсь ни за что, вместо того пытаюсь оттолкнуть. Распаляю еще больше. Черт! Что делать то?! Кусаю за губу – слышу утробный смех и рык, от которого по телу мурашки бегут. Ему нравится! Нравится!!!

– Отпусти! – не уступаю, а он хрипит.

– Ты – моя жена. Покажи мне, что вчера ты планировала сделать, м?

Он еще и насмехается?! Дудки! Резко подаюсь назад, а потом с силой даю пощечину, которая звенит в тишине салона дорогого автомобиля.

Пугаюсь. В первый момент до жути пугаюсь, что сейчас мне прилетит ответка, но потом расцениваю просто: и пусть. Это лучше, чем он уже со мной сделал.

– Никогда не смей меня больше трогать, – шиплю кошкой, дергаясь к нему ближе, – Никогда! Наш брак этого в себя не включает, урод!

Выскакиваю из машины пулей и также быстро несусь домой. Что буду делать? Не знаю, но сейчас быть рядом с ним – невыносимо.

Глава 4. Сломленное сопротивление

Говорят, что импульсивность – это стопроцентный залог твоего проигрыша. Спортсмены, шахматисты, стратеги – все они тренируют выдержку. Ту, что сдержит порыв любых твоих эмоций, потому что «горячее сердце» только в теории круто звучит, а на практике оно все только рушит. Победа ускользает, как вода между пальцев, стоит показать чуть больше эмоций. Это, как брешь в защите, и ее в любой момент используют против тебя.

Не думала, что в браке это правило тоже работает.

Как слепой котенок, я тыркаюсь в темноте, не зная у кого спросить совета. Не у кого. Мне тупо не с кем поговорить о том, что происходит, и как мне лучше поступить, поэтому я проигрываю. Мой слабый бунт – рассыпается, как карточный домик, когда я этого даже не ожидаю! А все потому что показала эмоции. Позволила им вырваться. Вложила козырь в руки. Ну или в нашем случае? Просто выбесила его окончательно.

Не успеваю я пройти вглубь квартиры, пожалеть себя достаточно, чтобы снова начать действовать, как дверь резко открывается. Даже не так.

БДЫЩ!!!

Вот так лучше. Я вздрагиваю всем телом, резко повернувшись на звук. Вся в слезах, в соплях и без того, так еще и вижу, как на меня летит огромный «он». Как черная скала, как неминуемость, если угодно. Надо бы испугаться? Но у меня и на это времени не остается. Ильяс хватает меня так жестко, что я взвизгиваю, дергает с силой – падаю на диван. Он садится сверху. Придавливает меня всем телом, сразу отсекает любое сопротивление, зажав руки в стальном капкане над головой. Вот теперь можно начинаться бояться. Что я могу? Вспоминаю довольно простой ответ – ничего. Я ничего не могу против него, поэтому мне остается только хлопать глазами и дышать хотя бы через раз. Слушать, как тяжело и хлестко дышит он. В глазах – молнии, огонь, ярость. Мышца на щеке похожа на бешеный пульс. Я его таким никогда не видела, поэтому боюсь просто до безумия.

Господи, какой ящик Пандоры я открыла вообще?…

– Ты чертова дура… – хрипит наконец, немного взяв себя в руки, но я и тут не могу промолчать.

На панике начинаю вырываться и пищать.

– Пусти! Пусти меня, ты…

– ЗАКРОЙ СВОЙ РОТ!

Гремит, как будто где-то сошла целая гора и со всей силы ухнула о землю. Вот теперь все. Вот теперь мое сердечко перешло на бег под допингом. Ужас парализует максимально. Я боюсь его до черных мушек перед глазами, потому что знаю: он может не только словами ответить, но и чем-то более серьезным, помех никаких нет! И ладно помех, его потом никто за это не накажет. Меня защитить? Кто этим будет заниматься? Думаю, отец по итогу его только по спине похлопает и улыбнется. Нет, ни отец, ни Ильяс ни разу меня не бил, но я думаю, что оба (супруг за последние пару дней точно) не раз этого втайне желали. Просто у папаши, например, кишка тонка. У Ильяса нет ничего тоньше всей Вселенной, это точно! Но может я не дошла еще до этого предела? А хотя…

Медленно Ильяс наклоняется так, что касается кончиком носа моего и низко-низко хрипит.

– Еще хоть раз ты позволишь себе меня ударить или оскорбить…Дарина, клянусь, ты очень горько об этом пожалеешь. Ты услышала меня? Тебе не доводилось видеть мою плохую сторону, но если ты перейдешь эту границу еще раз – тебя ничего не спасет. Последнее предупреждение.

Он резко встает с меня и отходит на расстояние. По мне так чем дальше, тем лучше, но мы ограничены в площади, поэтому я наслаждаюсь даже этими десятью шагами.

Не могу отвести взгляда от его спины.

Я не могу перестать на него смотреть, как на кого-то, кто представляет из себя самую огромную угрозу на свете! Конечно, нет. Ильяс представляет эту угрозу только для меня, но это для меня сейчас принципиально важно. В приоритете, так сказать. Никакого гуманизма, только эгоизм и инстинкт самосохранения. Главное – не шевелись. Не шевелись, Дарина! Не привлекай к себе внимание…

Мне хочется раствориться.

В первые за полтора года брака мне хочется исчезнуть, но я здесь. Как обычно, такие желания – просто желания. Диван не имеет способности всасывать в себя организмы из плоти и крови, как ничто другое этого тоже не умеет. Как жаль, что я не умею телепортироваться…

– Я уезжаю в командировку.

Выдыхаю с облегчением слишком громко, а он в ответ усмехается в стакан. Слышал. Черт. Надеюсь, что это ничего не значит? Надеюсь, что не выбесит его еще больше? Я не хочу получить. Мне страшно получить. Возможно, надо бы встать, бить себя в грудь, кичиться своим бесстрашием, но правда в том, что в браке с Ильясом я больше всего боялась этого – получать. Пока прецедентов не было, и после того, как мне популярно объяснили, что измена – наша обыденность, я не желаю, чтобы и побои добавились в эту потрясающую реальность. Новую и неприятную. Но супруг даже не поворачивается, пару раз кивает и тянет, прежде чем сделать глоток воды.

– Слышу, как сильно ты будешь скучать, но не переживай. Всего лишь на неделю.

Жаль. Очень жаль. Лучше бы ты свалил и никогда больше не появлялся перед моими глазами, козел!

– Мы поступим следующим образом, дорогая.

Ильяс ставит на столик стакан, а потом оборачивается с абсолютно отрешенным взглядом, кивает слегка.

– Я слишком много тебе позволил…

Ты позволил?!

– …Надо исправлять свои косяки и наводить порядок в собственной семье. Итак. Всю эту неделю ты проведешь дома…

– Но…

– Дарина, закрой свой рот и не провоцируй меня, твою мать!

Чувствую, как от повышенного тона у меня снова глаза порождают новую порцию слез. Подбородок трясется. Я пытаюсь сдержаться, клянусь, но не выходит. Капельки срываются и капают мне прямо на грудь, но на этот раз их никто не встречает с овациями. Тупо игнорирует. Это даже лучше. Так лучше…

– Никакой учебы. Никаких прогулок. Сиди и думай над тем, как ты себя вела. Поймешь, может быть, насколько лояльно я относился к тебе до этого момента.

– Ты обещал, – срывается еле слышное, и Ильяс поджимает губы, уводит взгляд в сторону.

– Когда я вернусь, если ты придешь в себя, то жизнь встанет на круги своя. Все просто.

– Приду в себя – это закрывать глаза на твои измены?

Пауза и контрольный.

– Да. Думай.

А что тут думать? Сначала я правда пыталась держаться за идею «идти до конца» или в «костер», но на третьи сутки поняла, что…все это просто бессмысленно. Барахтаюсь, как дурочка, а по итогу что? Страдаю больше я, чем он. Развлекается сейчас, и я могла бы. Учиться, ходить куда-то, но нет. Мой глупый бунт навредил больше всего мне, а какой в нем смысл? Я ведь действительно все знала. Согласилась. Потом придумала то, чего нет, и теперь пожинаю плоды. Надо просто подвести итог и смириться. Сдать назад. Вернуться в зону своего комфорта. Так, хотя бы я буду иметь подобие нормальной жизни…Да и верность…любовь…может и ну его? Буду продолжать существовать в собственной, простой жизни. Как-то. Придумаю как, выжила же в доме своего отца с мачехой-мегерой, которая вечно клевала меня по поводу и без. Выживу и теперь.

К сожалению, мне приходится признать, что…ну не тяну я на эту битву. Точнее как? Битву то закрутить легко могу, но идти напролом только в теории звучит, как что-то интересное и потрясающее, а по факту это означает терять и терять. Еще раз терять. Потом еще. У него есть деньги, связи и возможности, а я просто сиротка при живом отце, и помощи попросить ни у кого не могу. Я не могу!

Поэтому когда на седьмой день ночью я чувствую, как прогибается постель под весом тела, не вскакиваю, не извиваюсь ужом, а терплю. Запах алкоголя, его руки на своем теле и его пьяный шепот.

– Здравствуй, Дарина…я дома. Ты меня ждала?

Нет. Лучше бы ты не приезжал.

Жмурюсь и стойко молчу, слышу бархатный смешок на ушко.

– Я знаю, что ты не спишь, мой зайчик. Можешь не притворяться.

– Ты пьяный.

– Так ты меня ждала?

Молчу. Снова усмехается, а потом вдруг резко поворачивает на спину, но никаких следов веселья на лице не наблюдается. Напротив. Ильяс серьезен, зол, возможно, и ему точно не до улыбок. Изучает долго. Слишком долго, чтобы это считалось нормальным, а я все еще не знаю, как на это реагировать. Поэтому затаилась и молчу, жду и, наконец, получаю.

– Ты подумала над моими словами?

Черт…как горько это признавать. Но что поделать? Путем шантажа и дикого давления, он получает то, что хочет. Отворачиваюсь к окну и шепчу то, что говорить совсем не хочется, а надо…

– Я все поняла.

Выбираю самую лояльную формулировку, ведь «я готова терпеть твои измены» или «я пришла в себя», мне совсем поперек горла. Нет, не готова. И нет, не пришла, потому что я «из себя» и не выходила.

– Это хорошо. Я рад слышать, – Ильяс касается моих волос, потом переходит на щеку и вдруг хрипло шепчет, – Если тебе от этого станет легче, то она для меня ничего не значит.

О да. Легче. Усмехаюсь и силюсь немного отодвинуться, ведь по факту…я для него тоже болтаюсь примерно на том же уровне. Какой смысл сравнивать нашу «значимость», если мы на дне?

– Дарина… – предостерегающе, – Ты вроде все поняла? Угомонись.

– Да, поняла, – отвечаю холодно, снова глядя ему в глаза, – А теперь слезь с меня. Наш брак не включает в себя твои касания.

– Ты – моя жена. Это залог моих касаний. Тем более…

Вторая ладонь опускается мне на бедро, что я рефлекторно пытаюсь остановить, вцепившись в запястье. Спойлер: его не останавливает. Он будто не чувствуют, ведет выше, пока не добирается до ягодиц, которые сильно сжимает.

– …Как ты будешь рожать моих детей, если мне тебя не касаться?

Что?! Расширяю глаза и забываю обо всем, включая осторожность. Выпаливаю.

– Мы же договорились! Дети после окончания моей учебы, Ильяс!

– Потренироваться я хочу уже сейчас.

На губы обрушивается жесткий, властный поцелуй, от которого я по-прежнему пытаюсь улизнуть. Нет! Какая гадость…вошкаюсь глупо, но его хрен сдвинешь! Так бесит…меня раньше тянула его форма и сила, но теперь…нет, теперь только отталкивает и раздражает! Кое-как мне удается отпихнуть его и выпалить:

– Пусти! Я не хочу тебя!

Ильяс тут же щурится.

– А я хочу. Жену не видел целую неделю.

– Будто тебе есть дело!

– Ты права. Его нет. Но ты принадлежишь мне по праву, поэтому…

– И что?! Будешь меня еще и насиловать?! – голос срывается на слезы, – Давишь, хватаешь…

– Напоминать надо, почему я тебя схватил?

– Не надо. Я хорошо помню, – ершусь, – Потому что ты мне изменяешь, а мне это не нравится.

– Потому что ты много себе позволила.

Холодно. Ильяс двигается ко мне ближе, укладывается поудобней, так сказать, щурится.

– Я никогда тебя не хватал, как ты выразилась. Или что? Скажешь, не так было?

– Было, но…

– Без «но». Я бы и не схватил, ты по сравнению со мной боевой хомячок.

– А ты животное!

– Дарина!

Срывается на рык, но что там? Я уже завелась и не в «том» смысле. Отпихиваю его, с силой вонзив пальцы в рубашку.

– Ты мне изменил! А я…

– Мы снова возвращаемся к этой теме?! – повышает голос, – Я сказал уже все, что тебе надо знать!

– Я тебя ненавижу!

Так жгут меня эти слова. Так необходимо их выпалить, но они, однако, никак не смущают Амаева. Напротив. Радуют. Вдруг, на его лице расцветает улыбка, а потом он ломает остатки моего жалкого сопротивления, двигается ещё ближе и шепчет.

– Так ли ненавидишь?

– Так. Слезь с меня! Ты не имеешь права!

– Ты – моя жена!

– Хватит это повторять! Я тебе нужна, чтобы рядом улыбалась, а не для этого! Понятно?! Так что…черт, да слезь ты наконец! Я тебя не хочу!

Пожалуйста, пусть в тебе останется хотя бы капля человечности…и она есть. Ильяс скатывается с меня, потом упирает основания ладоней в глаза и вдруг начинает тихо смеяться.

– Как вы бабы умудряетесь вынести мозг всего за десять минут? Я поражаюсь…

А я сейчас стошню. Спасибо, что снова напомнил какой ты кабель, хотя я этого никогда и не забуду.

Игнорирую, потому что смысла обсуждать что-то…его просто нет! Переворачиваюсь на бок, двигаюсь максимально подальше и плотно закрываю глаза. Спать. Да. Утро вечером мудренее…

Месяц спустя

Мне хватило произошедшего, чтобы мое сопротивление сдулось, как воздушный шарик. Потому что страшно. Но знаете, что я отвоевала? Нет, «отвоевала» звучит слишком «велико», мои то достижения вряд ли можно назвать таким весомым словом. Война была свернута еще на этапе подготовки орудий ближнего боя, а это так…мелочи…то есть отдельная спальня. Сначала секс сошел с дистанции, а теперь и это. Результат: я ночую уже вторую неделю в гостевой, мы – соседи. Которые даже не общаются.

Я стараюсь с ним не разговаривать и даже не смотреть. Бегаю. Глупо? Да и пусть, но находиться в одном помещении мне сложно. Приходит в гостиную, когда я смотрю телевизор? Сразу ухожу. За приемом пищи стараюсь проглотить все побыстрее, а еще лучше поесть до его прихода. Да, признаю в который раз, но уже более осознанно и без драмы, что драму то, собственно, накрутила сама. Он по-прежнему мне ничего не обещал, все так же не говорил о любви, и да, он не виноват, что я ее себе придумала, однако…я же придумала. Влюбилась. И с этим мне нужно как-то справиться.