Текст книги "Дай мне развод (СИ)"

Автор книги: Ария Тес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

– Я особенно сильно почувствовал твое уважение, когда ты назвала меня надменным козлом перед всей сворой наших адвокатов.

Не могу сдержать смешка.

Ну да. И это тоже было. Очередные противоречия… боже, я из них как будто соткана…

Смотрю теперь сама на стакан, который потираю между ладоней, хмурюсь. Кирилл то прав был, да? Что я сама себя не понимаю? Или я просто понимаю, не как ему хочется? В чем же дело?

Веселье уходит, на смену ему я снова становлюсь серьезной.

– Дело все-таки во мне.

– Дарина…

– Я фригидна?

Ой-йой.

Не ожидала я, что получится сказать это вслух. Пусть даже выпалить! Я не ожидала! Вон и ушки покраснели, и на глазах снова слезы появились, а Иль позади напрягся сильнее, чем когда-либо "до".

Молчит.

Неужели, да?...

Подается вперед.

О господи, ну точно да! Сейчас начнет утешать…как унизительно…

Тем временем Ильяс ставит стакан на столик, потом забирает мой, проделывает то же самое. Только после этого кладет пальцы на подбородок и заставляет посмотреть себе в глаза.

Ну точно. Сейчас будет утешать…

Только вот не утешать он собирается явно.

– Что за тупую херню ты сейчас несешь, малышка? – хмурит массивные брови, потом глаза щурит, как будто с догадкой, – Ааа…понял. Вот что он тебе сказал?

Я как-то теряюсь под таким объёмным, горячим взглядом и свой туплю. А он вдруг выдает!

– Вы с ним спали?!

Охренел?!

Я тут же отшатываюсь и злюсь просто дико! Ты за кого меня, мол, принимаешь?! Мы только развелись, а я по койкам пойду скакать?!

Если до сих пор чувствую твои губы на своем теле…это разве возможно?…

– Как ты смеешь? – шепчу, задыхаясь от негодования – сразу взгляд становится мягче.

Игривей.

Но вместе с тем, знаете? Он как будто выдыхает с облегчением…

Ревновал! Ты ревновал!

Так и хочется вскочить и по-детски завизжать, тыкая в него пальцем! Да! Ты, Ильяс Амаев, меня ревнуешь! Отрицай хоть до морковкина заговенья, но ты, черт возьми, ревнуешь!

Ха! Я победила!

Только я молчу. Сдерживаюсь изо всех сил, смотрю на него, потому что сейчас мне гораздо важнее услышать ответ, чем насладиться таким долгожданным триумфом.

– Скажи мне…это так, да? Я – фригидная? Поэтому ты мне изменял?

Ильяс молчит всего секунду, потом переводит руку мне на щеку, по которой с огромной нежностью и трепетом проводит большим пальцем.

– Я изменял тебе, потому что я мудак, Дарина. Тупой мудак, который не понимал, как его жена на самом деле прекрасна, пока ее не лишился. Нет. Ты не фригидная. На его счастье, этот малолетний придурок понятия не имеет, о чем он говорит.

– Почему на его счастье?

– Потому что, если бы он тебя коснулся, я бы его убил.

Звучит очень сладко.

Конечно, не потенциальное убийство, а сами слова и такое громкое заявление – как вкусный крем из взбитых сливок сверху самого любимого десерта.

Очень поднимает самооценку. Настолько, что я не могу сдержать улыбку и шепчу все-таки.

– Ты меня ревнуешь.

– Да. Просто дико.

Наконец-то! Нет. Этого мало. НАКОНЕЦ-ТО!!! Даже этого мало, чтобы передать, как внутри меня подрывается все до основания, но не чтобы разрушить, а чтобы вознести. Как ракету на орбиту – я примерно там же сейчас и болтаюсь, когда внезапно делаю то, чего зареклась больше никогда не исполнять.

Нет, ты точно объективно дура, Дарина. Тут уже сомнений не остается – идиотка полная, но почему же тогда кажется, что я делаю все правильно? Когда целую его сначала нежно, а потом страстно. Когда подаюсь, чтобы завалить на диван. Когда залезаю на него сверху.

Ильяс вроде как говорит что-то…я даже вроде это понимаю.

– Дарина, остановись, ты меня провоцируешь…

Но я ему буквально приказываю замолчать! А потом тянусь к застежке на своем платье – и все.

Снова-здорова. Снова приплыли.

Амаев с рыком переворачивает меня на лопатки, наваливается сверху, но так хорошо наваливается, что у меня голова кружится сразу. И губы его на моем теле так кстати пришлись…даже квартира! Черт, я когда сюда снова зашла – так холодно было. Словно чужое все, и меня здесь никогда не было! А теперь кажется, что я отсюда никогда не уходила.

Все это – правильно. Будто так и должно было быть.

Будто всегда только так и должно быть.

Глава 18. Влюблен

Я просыпаюсь оттого, что мне дико жарко, словно я на обогревателе сплю. Оказалось, что почти, только не «на», а «под». Ильяс навалился на меня сверху вместе с руками и ногами, уткнулся в макушку и дышит тяжело-тяжело, а еще горячо и глубоко, так, что все мои мысли в голове снова путает.

Черт бы побрал…меня. Или его коктейль?! Что было в этом бокале?! Афродизиак?! Как иначе он затащил меня в ту спальню, откуда я сбежала и поклялась себе не возвращаться!

Ага-ага, пеняй на афродизиак, погоду, Луну в особой фазе, если тебе от этого полегчает, Дарина! Все что угодно можешь приплести сюда, раз тебе настолько сложно признаться даже себе: ты здесь, потому что хотела этого. Грезила. Мечтала.

Столько ночей провела в мыслях о нем, так и не отпустила: ни мужа, ни вашу жизнь. Ты даже на свидание пошла, чтобы себе что-то доказать! Но только подчеркнула и выделила.

Отметины на твоем теле орут об этом в рупор, а ровные полосы на спине Ильяса от твоих ногтей, усиливают передачу.

Вот так вот.

Любовь, оказывается, просто не спрячешь и не выветришь – это тебе не дешевенькие духи из перехода, а огромное скопление эмоций, чувств, связей. Пусть мы были вместе недолго, всего-то два года, но за это время я успела изучить привычки мужа, а он мои. Слабые места проверить. Прочувствовать. Да, про любовь мы разговоров не вели и явно в наших отношениях что-то с самого начала не туда ушло, но в процессе жизни, похоже, мы все-таки успели срастись крепко. Я то понятное дело – изначально ослепленная таким мужчиной девочка, смотрящая на него с открытым ртом, но и он тоже! Сам себе чего-то напридумывал, поверил в это, а теперь мается.

Без меня…

Это мысль греет, но ровно до того момента, как я не вспоминаю тот злополучный вечер в его кабинете.

К сожалению, боль тоже так просто не уберешь. Ее по ветру не пустишь, она все еще сидит в моем сердце и периодически дает о себе знать, и я так боюсь снова ее почувствовать…

Поэтому аккуратно, чтобы не разбудить Ильяса, выбираюсь из постели и крадусь на выход. Мне это удается. Я по жизни зайка же, а зайки тихие, как пёрышки, и такие же неуловимые и быстрые. Но еще они, к сожалению, любопытные: я оборачиваюсь на пороге, чтобы посмотреть на него в последний раз, и замечаю нашу фотографию на прикроватной тумбе.

Черт.

Та самая рамка, что когда-то стояла в гостиной, теперь рядом с ним, и он смотрит на нее каждый день перед сном.

Вряд ли водит сюда женщин…

Снова тепло, страшно, но еще знаете, что я чувствую?! Больной азарт какой-то и очередной укол любопытства: в заявке было следующее – я буду тебя добиваться.

Посмотрим.

Может, ему от меня только секс был нужен? Он его получил. Знаю, что я сглупила, и, возможно, надо было с этим потянуть, чтобы посильнее его привязать к себе – так, по крайней мере, советуют в женских журналах, – но я вела себя, как чувствовала, а чувствовала я необходимость в нем. К тому же "привязывать" не хочу, играть в игры тоже. Хочу, чтобы по доброй воле все было... Теперь даже не знаю, куда меня приведет эта позиция, однако стараюсь смотреть оптимистично, когда, собрав одежду по всей гостиной, тихо покидаю квартиру: не придет? Значит, не судьба. Значит, не мое. Значит, так и должно было быть. Просто не стоит даже зацикливаться, а пора бы отпустить и двигаться дальше.

Придет?...об этом я стараюсь не думать, чтобы зазря не обнадеживать и без того израненное сердечко.

Я этого так хочу! Хочу! Но если все же разочаруюсь, сильно шмякнусь об асфальт, и это будет по-настоящему больно.

Да…посмотри, как там и что будет. Посмотрим…

Саму себя уговариваю, когда через пятнадцать минут захожу уже в другую квартиру, которую с удовольствием называю домом, а там…

– Ну привет, внученька…

Застываю всем телом у двери, а обернуться страшно. Слышу, как дедушка мерно помешивает чай и, наверно, дыру мне просверлил в затылке.

Мамочки…

Ой-ойой. Поймали. На горячем! Он же сейчас все поймет, стоит увидеть мою раскрасневшуюся физиономию! И почему не спит?! Шесть утра всего, блин! Ты издеваешься?! Будь проклят этот дурацкий, военный характер!

Ладно. Делать нечего. Давай. Повернись и веди себя достойно. Нормально, то есть. Без идиотизма…

Однако мне это только снится, судя по всему.

Когда я поворачиваюсь и сталкиваюсь с ним взглядом, под его гнетом тут же все мое вранье, которое истерично крутится в голове – рушится. Помните, я говорила, что врать не умею, особенно вот так с ходу? Так вот. Я все равно пытаюсь, чтобы было понятно, но это всегда очевидно. С дедом и вовсе не реально. Он как ходячий детектор лжи, будто насквозь тебя видит! И вызывает всегда одну и ту же реакцию: глазки бегающие, язык к небу прилипший и испарину на лбу. Летом, помню, когда мы с внуком его друга курили за сараем, я даже заикаться начала, а сейчас – кошмар.

Просто. Начинаю. Пищать.

Прижав ладошки к щекам, округлила глаза и пищу, как идиотка.

Потрясающе.

Наверно, видавший виды старый вояка и не такое встречал, однако начинается смеяться. Головой мотает, смягчается и делает большой глоток чая со словами:

– Ну, Дарина, ты, конечно, даешь…

От двусмысленных мыслей краснею еще больше, на этот раз закрываю глаза руками. Потому что стыдно. О чем думаешь, засранка?!

– Могла бы позвонить.

– Прости, пожалуйста, я просто…ну, знаешь…я…ээ…ну…пошла…а потом мы с подру-у-угами…

– Ты снова заикаешься? – подтрунивает надо мной, а я злюсь.

Не на него, конечно же, на себя. За дурость и абсолютное, детское поведение, которое я транслирую с самого утра, когда взяла и решила по-тихому смыться вместо нормального, взрослого разговора.

Даже некое разочарование от себя ловлю, что горечью оседает на языке.

Я – балбеска. Что творю? Куда меня несет? Зачем? Я сама не знаю. Если хочу, чтобы Амаев за мной побегал и вымаливал прощение, почему самой себе в этом не могу признаться?

Или хотя бы начать с дедушкой, если это так сложно? Просто адекватно объясниться.

– Прости меня, – говорю, но сама взгляд в пол упираю, – Я не специально, просто…

– Свидание хорошо прошло?

– Вообще-то, кошмарно.

На этот раз смешок слетает с губ, а сама я жму плечами и все-таки набираюсь смелости заглянуть в глаза.

– Но я не хочу об этом говорить, ладно?

– Один вопрос.

– Да?

– Он себе ничего лишнего не позволил?

Позволил, но не в том смысле, а понапрасну волновать дедушку не хочу, поэтому мягко отрицаю.

– Нет, мы просто не сошлись характерами.

– Тогда ладно.

– Спасибо. Такого больше не будет – обещаю. Прости еще раз, если ты нервничал, но со мной все хорошо.

– Я то прощаю, только вот предупреждаю: если бы ты не пришла домой к семи утра, я бы позвонил нужным людям.

Пару раз дедушка стучит по телефону, который я сначала не заметила, а он тут, словно наготове, чтобы вы понимали!

– Так…на будущее предупреждаю.

Теперь я морщу носик с улыбкой. Это так мило! Так, черт возьми, мило! Он за меня переживал…и подтверждает это следующей, тихой репликой:

– И еще одно. Без «если», – взгляд на миг становится серьезным, – Я правда за тебя переживал, не делай так больше. Пожалуйста.

Ну все. Устоять не могу. Наспех снимаю туфельки и несусь по коридору, как совсем не элегантная, молодая леди, а как ребенок перед любимым тортом – все по пути сношу, короче говоря: и свои кеды, и дверь в ванну, и стул.

Плевать.

Обнять его – вот что мне сейчас надо, чтобы почувствовать настоящее, родительское тепло, которое я уже совсем забыла.

– Спасибо, – шепчу ему на ушко, – Я больше так честно-честно не буду…

– Верю, принцесса, – дедушка мягко посмеивается, похлопывая меня по спине неловко, а потом кивает, – А теперь беги и поспи. Круги под глазами жуткие.

Еще бы, блин. Знал бы ты, что я делала, никогда не назвал бы «принцессой». Дикая развратница – вот это да. Это в точку. Но это уже другая история…о ней я тебе никогда не расскажу, зато буду перебирать в памяти еще долго.

Даже сейчас, перед тем, как заснуть, я покрепче обнимаю подушку и улыбаюсь, когда вспоминаю, насколько смачно мы упали с дивана прямо перед тем, как перейти в спальню: и не бывший меня туда затащил, а я. Во избежание травм, так сказать…

***

Сквозь сон я слышу знакомый голос, но не придаю ему значение – наверно, это грезы? Нет, это правда. Слышу снова еще через какое-то время и понимаю: действительно правда! Это...как бы помягче выразиться? Гребаная реальность.

Ильяс здесь.

В квартире.

С моим дедушкой.

Все еще надеюсь, что показалось, однако я вскакиваю на ноги так быстро, что почти падаю на пол, когда путаюсь в одеяле: равновесие удается удержать, но вот спокойствие – очень «нет». Когда я прижимаюсь ухом к полотну, то реально слышу Ильяса, который говорит:

– …Я правда этого хочу. Без глупостей. Даю свое слово.

Ты обалдел?!

Конечно, в голове моей вопрос звучит отнюдь не так прилично, потому что там в принципе не осталось приличных слов!

Приперся к моему деду! Приперся!!! Сюда!!! Да как ты смеешь?!

Взвинченная, растрепанная и заспанная, я вылетаю из комнаты и пулей несусь на кухню, где и нахожу их.

Сидят. Чаевничают. Вроде спокойно все – это хорошо. Единственное, что радует – дед не достал свой пистолет, который начищал как раз накануне моего свидания с «шуточной» угрозой (хотя поглядывал он явно противоположно). Уже что-то. Когда я появляюсь, вроде, тоже реагируют нормально. Не сговариваясь, оборачиваются и выгибают брови, оба слегка улыбаются, но это я понять могу. Вряд ли выгляжу сейчас сильно адекватно и нормально…я сама до конца сообразить не могу, зачем я сюда выскочила вообще?! Вот в таком виде. Словно испугалась чего-то, но чего? Что Ильяс меня сдаст? Или…что дед его продырявит?

Боже…в голове просто дикая каша! А Амаев медленно встает на ноги и поправляет свои брюки, уже не скрывая улыбку. Кивает.

– Ну привет, зайчишка…

В глазах хитринка и явный намек. Ага, понятно. Потешается?! Ну я ему сейчас устрою!

– Ты что здесь делаешь?!

Ильяс такой поворот не смущает. Кажется, он именно этой реакции ждал, поэтому реагирует все так же спокойно и ровно, а вот слова его – это огромнейший снаряд, который разрывается сразу, как я слышу…

– Пришел поговорить с твоим дедушкой. Я хочу попросить благословения ухаживать за тобой, Дарина. И хочу, чтобы он знал, что у меня серьезные намерения. Что я влюблен в тебя.

В первую секунду ловлю дикий ступор. Во вторую тоже. Словно меня взрывной волной накрыло, и из-за звона в ушах я потеряла ориентацию в пространстве, но потом смысл сказанного начинает медленно доходить и до меня...

– Прости…ты пришел…чтобы что?!

Не послышалось?! Да нет. Это вряд ли. Гляньте только на эту самодовольную физиономию!

– Так, на моей родине принято: просить разрешения у старшего мужчины и…

– А ты меня спросил?! – перехожу на ультразвук, – Как ты смеешь вообще…ТЫ СПРОСИЛ, ХОЧУ ЛИ Я ТВОИХ УХАЖИВАНИЙ?!

Ох, как я нервничаю, а в ответ…знаете, что, блин?! Он просто снисходительно наклоняет голову набок и смотрит многозначи-и-ительно, мол, дорогая, ты уже дала согласие. Сегодня ночью. И не один раз.

Черт бы побрал этот его волшебный коктейль!

– Я хочу пригласить тебя на свидание, – припечатывает меня.

От негодования начинаю задыхаться, истерично перебирая в голове слова, которые я ему сейчас непременно скажу, но дедушка решает вмешаться.

Он неловко откашливается, привлекая к себе внимание, потом аккуратно так говорит.

– Дарин, не думаю, что Ильяс хотел тебя оскорбить, но у них действительно принято сначала спрашивать у старшего мужчины. В этом случае – это я и…

Перевожу на него злой взгляд, отчего дед сразу теряется. Знаю, что он не трусит, просто ему неловко до дрожи! И смягчаюсь. Нельзя так давить на любимых людей, особенно если тебе прекрасно известно, что приводит их в замешательство…Это удар ниже пояса, если угодно, и пыл свой нужно гасить, чтобы не ранить кого-то родного сердцу.

Я его погасить, конечно, едва ли сумею, но упереть глаза в пол настырно – за милую душу.

Все равно бесит.

И страшно.

И бесит!!! Что он сюда приперся и все это говорит!

Влюблен…

«Что я в тебя влюблен»

Мамочки…

Повисает странная пауза. Дедушка не решается больше никак защитить Ильяса, поэтому встает на мою сторону. Мягко.

– Если Дарина захочет, то я, конечно, не могу запретить вам попытаться сходить…

– Свидания, значит, хочешь?! – выпаливаю резко и также смотрю на Амаева, а тот отбивает мои колючки простым кивком.

– Хочу.

– Ну хорошо. Получишь свое свидание, а потом оставишь меня в покое!

– Если ты этого действительно захочешь – оставлю.

– Пообещай.

– Даю свое слово.

Знаю, что, наверно, глупо, но я помню, как Нур рассказывала, что значит «дать слово» в их культуре, а значит, это – «будет только так» и точка. Даже если не хочешь – будет, раз пообещал.

Ну хорошо…это меня почти устраивает.

Киваю теперь и я.

– Буду готова через два часа.

– По рукам. Жду внизу.

– По рукам.

Разворачиваюсь в свою комнату гордо, а сама думаю: ну я тебе устрою свидание…Это свидание ты никогда в жизни не забудешь, господин Амаев!

И зачем мне это нужно? На миг пробегает в голове. Да из-за страха все.

Мне просто страшно, действительно страшно, что это – игра. Как поверить обратному, я не знаю…И хочу ли я этого? Если отбросить все сердечное? Мне тоже непонятно.

Черт…я так запуталась…

Чего ты на самом деле хочешь, Дарина?

Смотрю себе в глаза, ищу ответ на вопрос, но я не знаю…Я правда этого не понимаю. Изнутри меня рвут на лоскуты сомнения: больше всего на свете мне бы хотелось нормальных отношений, но разве они возможны? После того что было?

Можно ли на самом деле забыть измену? Пусть она и была…не совсем изменой все-таки. Пусть у него на меня явно были другие, поверхностные планы…а с чего вдруг все поменялось? И повторится ли это снова? А вдруг все одно будет? Снова пройти через развод будет еще больнее. На самом деле это уже было дико больно, и снова его потерять? Или увидеть с другой? Я же разорвусь на части…

А пока слишком глубоко погружаюсь в свои раздумья и не слышу тихого стука в дверь, лишь когда дедушка заходит, пару раз моргаю и фокусируюсь на этой реальности.

– Привет… – шепчу с грустной улыбкой, он в ответ мне кивает.

– Привет.

Молчание. Пауза виснет, я смотрю на палетку теней, ведь внезапно взгляда выдержать не могу, и это явно чувствуется. Дед его в сторону уводит на дверь, которая его будто сильно волнует и по которой он рукой проводит, чтобы это подчеркнуть, и как бы невзначай спрашивает. Мол, совсем неинтересно, а так...вежливость простая.

– Все нормально?

Ты правда за меня волнуешься…

Снова тепло в груди, и я даже улыбаюсь, киваю, но потом…

– Мне страшно, дедуль.

– Ты его боишься? – голос становится твердым, и это теперь смешит.

Мотаю головой.

– Себя.

– Что?

– Себя боюсь. Он мне…я…

– Влюблена.

О черт, это настолько очевидно? Да кого ты обманываешь…конечно, да! Поэтому я даже не пытаюсь противиться, а тяжело вздыхаю и шепчу.

– Я не хочу снова дурой быть, понимаешь? А мне страшно, что так и будет.

– Ты не дура, принцесса.

– Рядом с ним – полная. Я ночью у него была…

О боже…неужели, вслух это сказала?! Какой стыд…и как дедушка отреагирует? Мне страшно, но я все же бросаю взгляд из-под опущенных ресниц – дед хмурится. Он задумчив и по-прежнему сосредоточен на двери, и мне так хочется откусить язык, чтобы больше не смела ничего такого говорить! Или оправдаться…Но я не успеваю ни того ни другого.

Дедушка слабо улыбается, потом жмет плечами и говорит тихо:

– Всякое может произойти, Дарин. Никто и никогда не застрахован от любовных осечек, но знаешь? Если всегда бояться и пасовать, так и жизнь твоя мимо пройдет в горьких сожалениях.

Вы бы знали, как я ценю, что он не произносит мерзкого слова «измена». От него ведь воротит! И дико ранит. Дедуля обходит острый угол стратегически правильно, и это меня больше располагает.

– Думаешь, что мне надо его простить?

– Думаю, что о прощении еще рано говорить, а вот о шансе…Иногда нужно дать еще один шанс, чтобы потом не жалеть. Но только один! Ошибиться каждый может, только вот два раза – это уже система. В конце концов, если не выйдет у вас ничего, ты это переживешь. Сильнее только станешь, принцесса, зато навсегда поймешь, что не твое. А так всю жизнь метаться будешь…

Он дарит мне нежную улыбку и разворачивается, чтобы уйти, потому что разговор окончен. Это максимум, наверно, его личный Эндшпиль, но я все равно бросаю вслед:

– Спасибо тебе большое за совет. Если можно, я еще буду обращаться?

Чтобы знал. Это я тоже хорошо выучила: всегда говорите своим дорогим людям такие простые слова благодарности, чтобы они знали, как много для тебя значат, и как ты ценишь все то, что они для тебя делают.

Иногда ведь можно просто не успеть…

Дедушка на миг замирает, и я чувствую улыбку в его голосе, когда он мне отвечает:

– Конечно, принцесса. Ты всегда знаешь, где меня найти.

Мы не говорим о «любви», потому что оба не готовы, наверно, и обоим страшно, но это, чтоб вы знали, почти три заветных слова. Потому что это правда: я его люблю, и он любит меня. Так, легко в этом разобраться, достаточно лишь посмотреть в глаза.

А что я вижу в глазах Ильяса? С этим сложнее…

Поэтому, хоть я и продолжаю собираться, но мысли о кошмарном свидании не отпускаю далеко. Как ребенок, я планирую свою жестокую месть с мерзкой улыбочкой, но ярким блеском в глазах, которого не было с Кириллом.

И ни с кем не было. Это мне надо признать: я с предвкушением наношу макияж и с подъемом выбираю наряд, а потом так спешу на выход, что аж подпрыгиваю.

И в груди так тепло…будто я счастлива. Безоговорочно счастлива…

Он в меня влюблен.

Влю-блен.

Так сладко разливается это слово, будто я сладкую вату на язык положила...

Влюблен...

Глава 19. Я помогу тебе разобраться

Как и полагается, несмотря на все мои планируемые козни – я волнуюсь. Пока едем до ресторана, отвечаю односложно, а сама еле сдерживаюсь, чтобы не начать ковырять свои пальцы по привычке. Он то ее хорошо знает, черт подери, а допустить, что поймет мои истинные чувства? Ни за что! Пусть думает, что я злюсь. Так лучше. Так безопаснее.

На самом деле, я даже не волнуюсь, а дико-дико растеряна. Внутри меня бьет смятение и страх, словно я затерялась в дремучем лесу и не знаю дорогу обратно. Только в моем случае, лес – это собственные чувства, а «дорога обратно» – это вообще что-то эфемерное. Я ведь обратно не хочу! Ни к отцу, ни к себе той забитой, а куда хочу? Не понимаю.

Снова в голове возникает образ обычной семьи. С Ильясом, конечно же, но это ему тоже знать необязательно, а я погружаюсь глубже. Даже улыбку позволяю легкую, когда буквально вижу, как мы могли бы быть счастливы, если бы были нормальными изначально. Как ни крути, но жили-то мы неплохо. Мне так всегда казалось, по крайней мере. Конфликты были, но решались достаточно легко: Ильяс – мудрый мужчина, умеющий находить компромисс, а я ничего зазорного не видела в том, чтобы где-то прогнуться и в принципе быть гибкой. Все ради семьи, как мне казалось, настоящей. Но теперь-то все иначе…Точнее, все изменилось, когда он открыл мне глаза, а вот что «теперь» будет неизвестно.

Это то и пугает. Обратно я не хочу – совершенно точно! Жить в иллюзиях и обмане страшно. Я поддамся чувствам, а он втянет меня в омут куда как глубже предыдущего, и как тогда выживать? Если под воду уйти с головой? Где искать спасения? Дедушка не вечный. Мне об этом думать страшно, но если отбросить в сторону неконструктивные эмоции, а подойти к делу с холодной головой: что если все это игра? Что, если Амаев «такой хороший», пока есть препятствие в виде старого, но очень шустрого генерала? А потом? Если потом все рухнет? Стоит мне остаться одной, как очередной ушат с холодной как лед, водой выльется на голову. Только если раньше у меня, опять же, был зонтик, потом я могу остаться абсолютно голая, и что мне тогда прикажите делать?…

– Дарина?

Ильяс теребит меня за руку, и я пару раз моргаю. Если честно, то все прошло мимо: и как мы парковались, и как поднимались на последний этаж моего любимого ресторана, и как занимали лучший столик у окна, откуда открывается потрясающий вид на город.

Черт. Клювом прощелкала пару возможностей подложить свинью, ну ты и балда! Давай, сосредоточься! Боишься, что это игра?! Тогда бей! Давай! Ты знаешь, чего Ильяс боится больше всего – пятно на репутации. Если он играет, терпеть этого не станет ни ради каких целей. Только если…

Перевожу взгляд на официанта. Ага, значит, меня звали уже не в первый раз, и тот пусть терпеливо ждет, но явно намекает: давай заказывай, чего расселась?!

Ну…погнали.

Отгибаюсь на спинку стула, немного щурюсь, а потом выдаю.

– Я хочу макарохи.

Бам! И громко так, чтобы соседние столики тоже слышали!

Тут, полагаю, надо пояснить: в ресторане с мишленовской звездой не приходят с просьбами подать им «макарохи». Здесь таких слов в принципе не знают. Здесь от них у парочки надутых толстосумов и их светских жен может и сердце остановится.

Моветон, как он есть. За которым следует все: и взгляды в мою сторону, и шепотки, и осуждение.

Мол, ты кого привел?! Что за деревня?!

Однако я кайфую. Мерзко улыбаюсь, выжидающе смотрю на официанта с поднятыми бровями, а тот аккуратно так переспрашивает:

– Простите? Вы сказали…мака…рохи?

– Именно, бродяга! С сосисками! Хочу макарохи с сосисками, разрази меня гром!

С силой ударяю по столу, чтобы привлечь как можно больше внимания.

Кстати, без понятия, откуда взялся этот пиратский акцент, от которого мои щеки предательски розовеют, но я все равно получаю кайф.

А потом удваиваю его, когда перевожу взгляд на Ильяса.

Жду…не знаю…агрессии? Злости? Стыда? Только нихрена не получаю. Точнее, получаю другую реакцию – он улыбается, а потом прикрывает губы, чтобы не прыснуть в голос.

Ты серьезно?! Мало?!

– И пивчанского! – выдаю очередной сленг, глядя ему в глаза, и, наверно, это социальное самоубийство притом для нас обоих.

А ему по-прежнему плевать. Нет, не так. Веселее.

Ильяс не сдерживается и начинает ржать в голос, а я чувствую такое негодование! Какого хрена?! Ты должен злиться! Помню, когда я случайно перепутала вилки на одном приеме, он на меня ТАА-АК посмотрел, будто я его любимую машину покоцала! Теперь ржет. Вы посмотрите только!

– Принесите девушке все то, что она заказала, – говорит, выдохнув еще порцию смешка, потом заглядывает в меню.

Но официант явно против.

Он поджимает губы, складывает руки вдоль туловища и цедит так…знаете? С явным намеком на «пошел ты».

– Извините, у нас в меню нет «макарох с сосисками» и…как там? Пив…пивчанского? Может вам найти другое место?

О-о. А вот это ты зря. Чего Амаев не любит, так это пренебрежения, тем более от людей, которые по факту, уж простите за прямоту, явно не могут позволить себе оплатить ужин в таком месте.

Знаете, я таких людей тоже не люблю. Замечали ли вы, что когда заходите в дорогой магазин (по-настоящему дорогой), его сотрудники почти всегда ведут себе высокомерно, нагло и по-свински. Будто это их предприятие. Будто это ты их еще должен поцеловать промеж булок за то, что тебе позволили (подчеркиваю и выделяю) зайти на территорию и что-то у них купить. Помню, у нас с этой темой был один из самых ярких конфликтов, и это, несомненно, одна из тех причин, почему я в него так влюблена.

Его бабуля приехала в гости, и Ильяс повез нас в шикарный, ювелирный салон. Очень хотел сделать женщине подарок, а я гуськом. Ну как? Преуменьшаю. Во-первых, его бабуля меня просто обожает. Во-вторых, все-таки женская рука лучше сможет выбрать подарок. Так вот. Мы туда пришли, Ильяс отлучился по срочному звонку, а я от бабули отбилась. Честно, не специально. Мы просто разглядывали побрякушки в разных концах магазина, как вдруг я услышала:

– А вы не покажите мне вот этот браслет?

Тогда я обрадовалась безумно, потому что совершенно не знала, что ей можно такого купить? Как-то потерялась. Да и потом – сложно это. Чтобы дополнить картину окончательно, поясню: бабушка у Ильяса женщина очень скромная. Она не любит кичиться благами, поэтому и тогда на ней было одето простенькое, но аккуратное платьице. То есть она не выглядела как женщина, которая может ходить и скупать бриллианты чемоданами, пускай по факту еще как может.

А сотрудница ей в ответ:

– Он очень дорогой.

Я буквально услышала окончание фразы, которое сказано не было.

Для вас. Он очень дорогой для вас.

Так и стояло в воздухе.

Бабуля сразу смутилась. Это ведь всегда чувствуется, знаете? Такое вот пренебрежительное отношение и дикая несправедливость! Я вообще несправедливость ненавижу, сразу завожусь, и тогда завелась моментально.

– Почему вы позволяете себе так говорить? Вас не просили давать оценку, вас попросили показать!

– Дарина, не надо. Может и правда… – шепчет бабуля, – Дороговато как-то?

– А вы…вместе?

Снова скепсис в глазах. Черт, да какая разница?! Ты не имеешь права себя так вести, дурная башка! Мне так хотелось это закричать, клянусь! Я уже и рот раскрыла, готовая к бою, только не успела. Амаев появился неожиданно, быстро оценил явно накаленную обстановку и прогремел:

– Какие-то проблемы?!

Еще как, черт возьми!

И я, как ребенок, сложила руки на груди и наябидничала. Да! Именно так! И не жалею.

– Продавщица посчитала, что браслет, который понравился твоей бабуле, слишком дорогой для нее.

Фас.

Это тоже прозвучало в воздухе без необходимости произнести слова вслух. Жалею ли я о содеянном?! Опять же, черта с два. Серьезно. Я просто ненавижу таких продавцов, которые изгадят тебе радость от покупки, так еще и самоуважение и самооценку подорвут!

Тогда мы впервые выступили единым фронтом…

Помню этот потрясающий момент. Ильяс разбирался сурово, а в моем лице продавщица, сколько ни искала поддержки – я только взглядом ее долбила, обнимая бабушку за плечи. И мне достоверно известно, что наглую бабищу уволили, о чем я, снова! Абсолютно! Не! Жалею! Потому что нельзя так относиться к людям! Я не позволю! И могла бы, правда могла бы, раскрутить скандал собственноручно, как могу и сейчас. Только как и тогда, я уступаю это право Ильясу. Единственное, что меняется – причины. В прошлом я вела себя, как жена, то есть вставала за мужа, а теперь мне просто нужно услышать, что он скажет и сделает.

Что тебе важнее? Лицо или я?

– Что ты сейчас сказал? – угрожающе шепчет Ильяс, – Повтори?

– Я имею право отказать вам в обслуживании и…

Звучит уже не так уверено, и я его понимаю. Ильяс выглядет как зверь. Он и правда сразу звереет, когда такое в свой адрес получает. Неуважение не терпит категорически! Гордый. До мозга костей гордый!