Текст книги "Гамбит искусного противника (СИ)"
Автор книги: Ария Тес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
– Что, котенок, продолжаешь бесчинствовать?
– Котенок? У-у-у… – дразнит Женя, а я одариваю Алекса супер-злобным взглядом и шиплю сквозь зубы.
– Хватит меня так называть! И вообще…заткнись!
Это веселит теперь не только Женю, но и двух других мужчин, которые пришли следом, а меня прямо таки калит. Смотрю на Евгению, вытирая свое «бесчинство» непонятно откуда взявшимся полотенцем, и мотаю головой.
– То что ты сказала – не так. Это не так!
– О чем речь? – весело интересуется Алекс, и я жалобно выдыхаю.
– Боже, да заткнись!
– Я как раз говорила, что вы – красивая пара.
Из меня рвется писк. Я резко закрываю лицо руками, слушая смешки, а Алекс, клянусь всеми святыми, открывает рот, чтобы вставить еще один свой «остроумный комментарий», но я резко перебиваю.
– Мы не пара! Поехали!
– А указывает, как девушка… – тихо, но достаточно громко, комментирует Алексей, за что я просто мечтаю запустить в него кружкой, но лишь одариваю говорящим взглядом, который его смешит, – Ой, я это в слух сказал?
– Ты козел, а Адель врунья!
Семейство снова смеется, вот только я не желаю во всем этом участвовать и делаю шаг от стола, кивая.
– Пора бы и честь знать. Эм…Михаил?
– М?
– Могу попросить…
– …Чтобы о том, что здесь было, никто не узнал?
– Если можно.
– Понимаю. Я – могила.
– Круто-классно. Поехали!
К нему я обращаюсь исключительно сквозь зубы, и Алекс улыбается, указывая мне дорогу к выходу. Пулей вылетаю в коридор, а когда чувствую спиной его присутствие, краснею сильнее и отскакиваю в сторону.
– Не трогай меня!
– Сегодня утром ты была не против, котенок.
– Сегодня утром я была еще бухая!
– А-га…
И мне снова хочется его убить…
Глава 17. Дыши свободно. Амелия
17; Июнь
Мы возвращаемся домой глубокой ночью, поэтому долго ищем место для парковки. Я ни о чем с ним не говорю, потому что слишком сильно концентрируюсь на листке, который сжимаю в руках. Алекс понимает. Он не лезет ко мне больше, не достает, не подкалывает – просто молчит, и я ему благодарна за это. Боюсь, что меня просто не хватило бы на два дела сразу, особенно когда меня так мандражирует.
А меня ведь действительно трясет. Когда мы поднимаемся на этаж, я смотрю в одну точку на створки лифта, потом на первую дверь, ведущую в тамбур с нашей квартирой, потом и на входную дверь. Алекс открывает все сам, но на последнем этапе, держа ключи в замке, ненадолго замирает, будто давая мне возможность собраться, а потом тихо спрашивает.
– Все нормально?
Он дает этот момент на «сборы себя в кучу», потому что вопрос этот означает «ты готова?», и я это понимаю без пояснений. Поднимаю на него глаза, медлю, но все же коротко киваю, только после чего он открывает для меня проход к свободе.
Это ведь действительно свобода, вот что означает этот листок с координатами. Я чувствую облегчение, потому что понимаю: все кончено. Зная Костю, я уверена, что это так, и это чувство просто великолепно. Носить на душе столько лет этот тяжелый камень, который тянет тебя вниз, в прошлое, в ту страшную, ужасную ночь – невероятно тяжело. Сейчас я чувствую себя по-настоящему свободной и счастливой, когда захожу на кухню и вижу Костю, весь этот потрясающий коктейль только множится.
Он сидит на подоконнике, наверно выглядывал меня в окно, а когда наконец увидел, застыл. Его сигарета медленно тлеет, поднимая тонкую струйку дыма к потолку, и вообще, обычно, такое здесь вытворять нельзя. Кристина не разрешает курить в квартире, а сейчас молчит. Она тоже здесь, сегодня в нашем доме никто не спит. На столе стоят четыре кружки кофе, а стены взрываются от тишины и напряжения. Оно занимает место кислорода, вот какое впечатление складывается, и им явно было не до шуток, потому что никто не смеется и даже не улыбается.
«Интересно, сколько часов они здесь провели?» – на подсознательно уровне думаю, но мысль быстро ускользает.
Мне на самом деле сейчас неинтересно это. Меня ничего не волнует, кроме этой победы, а Костя не решается спросить. Я вижу, как ему страшно, как он волнуется. Клянусь, я даже слышу, как бешено отбивает его сердце ритм этого самого волнения, и срываюсь с места. Обнимаю его крепко, утыкаясь в грудь, и первую секунду он не понимает, что происходит. Я плачу, и это вгоняет его в тупик, но потом, спустя каких-то пару мгновений, он тоже обнимает меня и тяжело вздыхает.
Странно, но этот «вздох» не похож на «вздох облечения», а скорее полон обреченности, и когда я смотрю ему в глаза, ее и вижу. На секунду я даже думаю, что возможно он передумал? Возможно теперь, когда у нас есть точное местоположение, уже не сдашь назад? Ведь ему придется перекроить всю свою жизнь, а для Камиллы это стресс. Ему нужно думать не только о себе, и теперь уже не сдашь назад. Но я быстро отметаю эту глупую теорию, когда он грустно улыбается и убирает прядь волос за ухо, будто говоря: ничего страшного, мы попытаемся еще.
И до меня доходит.
«Конечно! Он же не понял! Идиотка!»
Я издаю смешок, беру его руку и вкладываю в разрисованную хитрыми узорами ладонь лишь визуально маленький листочек бумаги, который на деле больше, чем Вселенная…для нас так совершенно точно.
– Миша дал мне адрес, – тихо говорю, сжимая его пальцы и наконец встречаясь с ним взглядом, – У меня получилось.
То, что я вижу дальше, подтверждает мою теорию о том, что Костя любил и всегда будет любить Розу, потому что тот коктейль эмоций на дне его черных глаз повторить сможет только человек любящий. Они настолько разрывные, что я всхлипываю, а он резко притягивает к себе, утыкается в макушку и хрипло шепчет.
– Спасибо, малая.
А потом все как-то вдруг меняется. Сначала, конечно, когда Костя встает и молча уходит, мы все еще напряжены, но Хан ловко разряжает обстановку очередной каверзной историей и своими фирменными шуточками. Конечно же про меня. Естественно!
Я закатываю глаза и плюхаюсь в свое любимое кресло, продолжая кивать на рассказ Хана. Встречаюсь глазами с Крис. Признаюсь, что мне страшно это сделать в первый раз, после всего произошедшего, но ничего плохого за этим не следует – она только нежно улыбается и предлагает мне чай, приподняв заварочный чайник. Я киваю – так все встает на свои места и между нами. Потом возвращается Костя, который уже пришел в себя, взял в руки и снова «ему все не по чем». Он встает у кухонной тумбы, подперев ее спиной, даже улыбается той же Кристине, которая сегодня, видимо, на раздаче напитков, забирает кружку с кофе, но молчит. Поглядывает в сторону Хана, тот ведь все никак успокоится не может, бурно жестикулируя во время рассказа нашего сегодняшнего приключения, а я просто счастлива.
Подтянув ноги к груди, грею руки о чашку и улыбаюсь, но тут понимаю, что на меня кто-то смотрит, и поднимаю глаза. Клянусь, лучше бы я этого не делала…Алекс стоит у подоконника, заменив своей фигурой фигуру Кости, курит и не сводит с меня «того самого» взгляда, из-за которого я краснею. Резко расширяю глаза и отвожу их в сторону, чем привлекаю внимание Хана. Он, как заправский, хитрый лис сразу все срисовывает, и ему хватает всего секунды, чтобы все понять. Я это четко вижу по хитринке и полу-улыбочке, в ответ на которую я тихо шепчу:
– Пожалуйста, заткнись.
Но даже не смотря на то, что я действительно шепчу тихо, это не ускользает от окружающих. Все замолкают, кажется, что даже за окном все останавливается во времени, и теперь сосредоточено на мне.
«Это фиаско…» – проносится в голове, в то время как я сама краснею, а еще через миг издаю тихий писк и ударяюсь лбом о стол.
Мое лицедейство веселит всю компанию, а Хан, опять же как тот самый лис, которому просто необходимо засунуть свой нос в любой курятник, поворачивается на Алекса и улыбается.
– Кого-то ты мне напоминаешь, Алекс…
– Надеюсь кого-то хорошего? – усмехается в ответ, пока я готова на все, лишь бы провалиться сквозь землю.
– Ну…это время покажет, приятель. Смотря как будешь обращаться с моим маленьким цветочком…
Я издаю очень-очень громкий писк и закрываю лицо руками, слышу сбоку смешок Арая, а потом и «па» Алекса.
– А как можно относится к котятам? Только холить и лелеять, а еще почаще чесать за ушком, да, дорогая?
В этой фразе столько намеков, что у меня снова возникает идея причинить ему физические увечья, что я и транслирую при помощи своих глаз, сжатых губ и шумного выдоха носом. Но ему плевать. Его вообще это не цепляет, только заставляет ухмыляться шире.
«Вот…мудак!» – думаю, но краем глаза замечаю, как Хан уже открывает рот, чтобы ввернуть словечко, и понимаю, – «Ну уж нет!»
– А давайте я лучше расскажу, что я сделала и зачем? Вместо того, чтобы обсуждать какой-то кринж!
– Кринж? Надеюсь это не какие-то наркотики? – шутит Хан, за что и его постигает кара «взглядом».
Он втягивает губы внутрь, кивает, и я наконец раскладываю все по полкам. С самого начала, включая мое нежелание от него зависеть и поступление в Академию, чтобы этого избежать. Как пару месяцев назад я впервые сделала вброс, в качестве проверки его намерений и своих подозрений. Это было колье, то самое бриллиантовое колье, о котором я тоже говорила с Лилей, расписывая во всех красках и его, и мой восторг. Когда я получила его в подарок после выпускного – это означало одно: он схавал наживку, а значит я могу переходить к следующему этапу. Мне было необходимо выбесить Лилю и подвести к разговору о Розе, чтобы он знал, чего я хочу больше всего, и чтобы он захотел мне это дать, чтобы меня впечатлить и изменить о себе мое мнение. Главная сложность всегда состояла в том, чтобы он считал это своей идеей, но и это у меня получилось. Я даже не забыла о Кристине, которой теперь подробно объяснила зачем нужно было ее присутствие: Лиля на эмоциях может многое рассказать о моей семье, а давать в руки этому гандону козыри я не собиралась никогда.
– …Очевидно при Кристине она будет фильтровать свой базар, так и вышло. По сути, она сказала только то, что я хотела, чтобы он услышал. Как-то так.
Отгибаюсь на спинку кресла и мерзко улыбаюсь, как делаю с детства, а потом играючи добавляю тоже, что говорила с самого детства.
– Шалость удалась.
Хан приходит в себя первым, начиная громко хохотать и хлопать в ладоши, и раньше других дает комментарий, который в миг стирает с моего лица ухмылку.
– Ну точно…вся в отца!
После моего изменившегося лица, смеяться начинают уже и остальные, а Костя добавляет.
– М-да…а масштабы то растут…
– И это мне еще нет восемнадцати, представляешь?
– Когда будет, смело сможешь захватить мир.
– Или разрушить еще одну империю… – загадочно парирую, а Хан с Костей перестают ухмыляться.
Зато я снова начинаю. Смотрю точно в глаза то одному, плавно перевожу на другого, постукивая пальцами по столешнице. Я знаю, что они читают меня, потому что позволяю им это – я злюсь и хочу, чтобы это видели, что Хана естественно тревожит.
– О чем ты говоришь, Амелия?
– Ты же мне соврал, не так ли? – молчит, хотя понимает, о чем речь, и я киваю, – Спрошу еще раз. То, что случилось с моим отцом дело рук Александровского. Да или нет?
– Скажи ей. Нет смысла скрывать то, о чем она уже явно давно догадалась.
Костя ухмыляется мне в ответ, и его слова именно то, чего я так ждала. Это тот самый подъем внутри, но я не даю ему прорваться наружу, вместо того продолжаю ждать. Хан снова медлит, решается, но недолго. Наверно он и сам понимает, что больше действительно нет смысла скрывать, поэтому выдыхает и коротко кивает.
– Да.
– Из-за мамы?
– Да.
– Так он хотел убрать конкурента?
– Он рассчитывал, что после смерти твоего отца, твоя мама станет его женщиной, так что да, так он убрал конкурента.
– А когда этого не случилось?
– Когда этого не случилось, а твоя мама вернулась в Россию, после того, как ты окрепла, мы перебрались в Новосибирск.
– В смысле «окрепла»? – неожиданно спрашивает Кристина, и я резко перевожу взгляд на нее, внезапно вспоминая, что она все еще здесь.
Кошу взгляд на Хана, тот без слов понимает, что разговор мы продолжим наедине, а потом вздыхаю, как бы невзначай.
– Я родилась не в России, а в Японии.
– В…Японии?
– Это традиция. Моего отца убили, как раз когда это происходило.
– Ну не прямо в этот момент… – вклинивается Хан, издав смешок, – Он успел подержать свое главное сокровище на руках и выбрать тебе имя. Знаешь почему он так тебя назвал?
– Потому что даже в безобидном цветке может быть скрыта смертельная опасность, и всегда нужно это помнить. Знаю. Глупая легенда…
– Что за легенда?
Ну это прямо-таки звездный час Хана. Он закатывает рукава, улыбается и приближается к столу, уперев в тот локти, а потом таким «особым», полным мудрости голосом делится с Крис той легендой, которой руководствовался мой отец при выборе моего имени.
– У Одина и Фригг был сын, которого все любили, и звали его Бальдр. Однажды ему была предсказана не своя смерть. Тогда Фригг взяла клятву со всех живых и неживых существ, от всех растений, камней, стихий, что они никогда не навредят Бальдру, но забыла попросить клятву у маленькой омелы. Злой и коварный Бог Локи знал это и воспользовался ее невнимательностью, сделал маленькую стрелу, которая пронзила сердца прекраснейшего из асов Бальдра, – от этой заезженной истории я закатываю глаза, но Хан игнорирует, смотрит уже на меня и кивает, – Никогда нельзя упускать из виду пусть и маленький цветок. Никогда нельзя его недооценивать.
– Прекрати, пожалуйста…
– Почему? По итогу то он был прав! Какой человек…
– Хватит уже его восхвалять, как будто он божество! – цежу сквозь зубы, а с боку фонит Костя своим цыком.
– Ты когда-нибудь прекратишь?
– Прекращу «что»?!
– Ты знаешь что. Твоя необоснованная ненависть уже утомила.
– Необоснованная?! Ха! – резко поворачиваюсь к нему лицом и дергаю головой, – Мой отец – козел и мудак. Мне ему построить алтарь и поклоняться? Может поделитесь набросками строения, раз только этим и занимаетесь?!
– Твой отец был хорошим человеком, – мягко перебивает Хан, и теперь я смотрю на него также ядовито хмыкая.
– «Хороший» человек, хм, как забавно. Надо разослать письма во все учебники по криминальной психологии с предложением называть маньяков «хорошими людьми».
Как один они тяжело вздыхают и смотрят в потолок, что меня окончательно выносит, так что я начинаю перечислять, загибая пальцы.
– Убийца с Грин Ривер? Он убивал проституток, а еще поговаривают занимался некрофилией. Хороший человек? Конечно! – Костя еще раз цыкает, а я развожу руками и нервно дергаю головой, – Тед Банди? Он тоже убивал женщин, похищал их и насиловал. Хороший человек? Несомненно да! Джеффри Дамер? Да это вообще победитель всех наград! Он столько наворотил, что заслужил звание «отличный человек»! И…
– Прекрати ты перечислять эту нечисть! – фыркает Хан, а потом трет виски, – Я все твое детство это слушал, у меня от таких фактов мигрень! Откуда эта странная страсть, не понимаю…
– Да я хочу узнать о своем отце, как можно больше, вот и интересуюсь ему подобными!
Пару секунд я наблюдаю за тем, как Хан беззвучно молится, но в следующий резко опускает на меня взгляд и серьезно выкатывает.
– Ты немного не понимаешь, какой тогда была жизнь. Девяностые – страшное время, кто бы что не говорил, как бы не восхвалял в песнях, но это было страшно. Банд было столько, что не продохнуть, и то, что они творили – мерзость и грязь.
– И тогда вы решили пойти по их стопам?
– Считаешь, что я способен на такое?
Отвожу взгляд, потому что нет, я так не считаю, но в слух не произнесу, ведь тогда все мои аргументы посыпятся, как карточный домик. Выбираю молчание, но Хан все прекрасно понимает и улыбается.
– Кто-то должен был их контролировать. Твой отец был справедливым человеком, и он сделал много хорошего. К нему прислушивались и с ним советовались. Если у фермеров были проблемы – шли к нему, и он помогал. Если в школах не хватало средств – он их находил. Его любили.
– Мама тоже его «любила»?
– Что за тон? – возмущается Хан, – Конечно любила! Твоя мама никого так не любила, как его. Он тоже.
– Он ее похитил!
Оба моих родных мужчин начинают посмеиваться, а меня так бесит, что я сжимаю кулаки и рычу. Не произвожу эффекта. Вообще ноль. Костя лишь слегка закатывает глаза и протягивает.
– Давай на чистоту, окей? Он ее забрал, а не похитил.
– Если кто-то не может уйти, когда захочет – это похищение. Похищение – это удерживание против воли и…
– У них уже были отношения, когда он ее забрал, – моя тирада умирает под сухим фактом от "дядя", который для пущей надежности добавляет, – Они встречались пару месяцев. Он ходил на все ее выступления, а потом…
– Фу, заткнись! Ла-ла-ла! – затыкаю уши руками, но сама улыбаюсь, а когда вижу, что он все таки заткнулся, с той же улыбкой указываю на него рукой, – Но это не значит, что она хотела!
– Она хотела.
– Он закрыл ее в доме! Она этого хотела?! Говорила иначе!
– Она не говорила иначе, а говорила, что по началу злилась, но потом…
– …Смирилась. Какая чудная история любви!
– Ты знала, что он ее отпустил?
– Что?!
– Да. Когда дошло до предела, он ее отпустил, а потом спас и снова отпустил, но она не захотела уходить. В конце концов, она знала, что любит его, перестала сопротивляться этим чувствам, приняла и его и его жизнь – она сама захотела остаться. Твой отец никогда не удерживал ее силой, даже когда удерживал. Если бы он увидел, что она действительно хочет уйти, отпустил бы ее сразу. И отпустил…
– Но…
– Никаких но. Он никогда ее не обижал, а уважал и ценил.
– И не изменял?
– Клянусь всем, что у меня есть, он никогда ей не изменял. Зачем? Он полюбил ее с первого взгляда. Но, если тебе так интересно, он жалел об одном.
– Ага! – как будто подловила, указываю в свою «няню» пальцем, но он отбивает это ловким «ничем».
– О том, что отпустил ее и подверг ее жизнь опасности. Говорил всегда, что лучше бы она еще чуть-чуть его поненавидела, чем все это.
«Твою мать…» – нечем бить дальше, но я все равно пытаюсь слабо подкидывать тихим шепотом.
– Он убивал…
– Да, это так. В нашей среде иначе не выжить, так просто не бывает. Это было необходимое зло, Амелия.
– Необходимое… – пытаюсь возмущаться, но тут же меня останавливают, и на этот раз Костя.
– Да, Амелия. Необходимое зло. Твой отец никогда не убивал, если можно было договориться – это был последний вариант, который он бы выбрал. Но да, он его выбирал, потому что это жизнь, а в жизни встречаются такие черти, которые просто недостойны жить.
Заканчивает твердо и безапелляционно, намекая на небезызвестного ублюдка, которого мы так долго искали, одним глотком допивает свой кофе, ставит кружку со стуком и смотрит на меня.
– Нам, наверно, уже пора. Светает.
– Подожди, мы еще не обсудили самое важное.
Костя молча ждет, хотя я уверена, что знает, о чем я хочу поговорить, но не перебивает. Чтобы казаться более уверенной и твердой, я поднимаюсь на ноги, расправляю плечи и, помедлив пару мгновений, киваю.
– Я хочу поехать с вами.
Предвещая лавину отказов и пререканий, сразу, как говорю, вбираю в грудь побольше воздуха, чтобы дальше протараторить все свои аргументы, что и делаю…
– Я уже не ребенок и имею на это право, если не больше остальных, то по крайней мере на одном уровне. Я не боюсь. И не испугаюсь! Я…
– Хорошо.
– Я хоть и не знаю, что…Стоп, что?! – удивленно хлопаю глазами, глядя на веселое лицо Кости, – И никаких тебе «ни в коем случае», «это опасно», «ты с ума сошла»?!
– Нет.
Недоверчиво щурюсь, а еще немного отступаю, словно в ожидании взрыва от бомбы с лже-таймером. Но ничего не происходит. Костя, как в принципе и Хан, молча смотрят на меня и улыбаются, а я наконец выдыхаю и мотаю головой.
– Что-то не так. Этот мудак с отвисшими яйцами все таки убил меня за хамство?! Это лимб?
Хан тихо посмеивается, на него я бросаю короткий, испуганный взгляд, потому что дальше снова всем моим вниманием завладевает Костя. Он делает ко мне шаг, сжимает руки выше локтя и кивает.
– Нет, все так и есть. Ты заслуживаешь быть там не меньше меня, но…Позволь мне просто сказать, окей?
Недоверчиво киваю. Тогда меня усаживают на кресло, а «говорильщик» притягивает табуретку под задницу, садится и, помедлив немного, выдыхает.
– Если я попытаюсь тебе запретить, ты же все равно не послушаешь, так? Уверен, что ты запомнила координаты, и даже если тебя ночью разбудить, ты назовешь их без единой ошибки.
– Допустим.
– Поэтому запретов и не будет. Вместо того, я хочу…спросить у тебя: готова ли ты поставить крест на своей жизни?
Молчу. Бросаю взгляд на Кристину, потом бегло на Алекса, но лишь на секунду, снова возвращаясь к Косте, у которого на губах играет мягкая улыбка.
– Ты ушла год назад, потому что хотела жить по-другому, и я тебя понимаю. Это было правильно. Даже Элай понимал всегда, он просто слишком эмоциональный, да и расставание с тобой далось ему непросто. Так ответь мне, Амелия, разве это то, чего ты действительно хочешь?
Снова молчу. Он кивает.
– Птичка на хвосте принесла, что ты стала играть еще лучше…
– Болтливая птичка.
– Ну уж какая есть, – усмехаемся одновременно, а потом он вздыхает, – У тебя прослушивание в Гнессенку через две? Три недели?
– Три.
– Это же то, чего ты хотела…Я уверен, что ты поступишь. Ты не Лиля, той вечно не хватало усердия, но ты поступишь. И ты будешь тем, кем всегда хотела быть – профессиональным музыкантом. Если ты пойдешь со мной, об этом тебе придётся забыть, ты это понимаешь? Никакой сцены. Никакого пианино. Ничего этого не будет. Нам придется прятаться, и я не знаю сколько.
– Александровский его уничтожит…
– Неизвестно, как он себя поведет. Не берись ставить на других слишком много, Амелия, особенно на этого мудака.
– Да брось, это очевидно. Удар же пришелся на его любимую РЕПУТАЦИЮ!
– Даже если так, представь сколько времени это займет? А вдруг что-то случится?
– А вдруг что-то случится с тобой?
– Со мной? Ха! Даже не смешно.
– А с Камиллой?
– Не волнуйся за нее. Она защищена лучше, чем президент.
– Я могу ее увидеть? – тихо спрашиваю, Костя медлит, а потом щурится.
– Если ты хочешь пойти со мной, то нет. Я уезжаю прямо сейчас, и, если ты едешь со мной, я не дам подвергать ее такой опасности.
– Ты ее не увидишь?
– Какое-то время нет.
– Костя…может быть ты не будешь этого делать? – еще тише шепчу, сжимая его ладонь, – Я могу поехать вместо тебя и…
– Нет.
– Костя…
– Амелия, – твердо, но при этом мягко пресекает меня и снова улыбается, – Роза была любовью всей моей жизни, и я должен сделать это сам. Не только из-за этого, но чтобы смотреть нашей дочери в глаза и не стыдиться, когда она спросит о своей маме и о том, что стало с тем, кто виновен в ее смерти. Я должен сделать это сам.
– Я понимаю…
– Я рад это слышать. Ты можешь решить, я даю тебе право выбирать, а это самое важное, и никто тебя не осудит. Ты не обязана идти на эти жертвы, Роза бы этого не хотела… Она тебя очень любила, Амелия, и она не хотела бы, чтобы ты выбирала что-то не из-за своего желания, а потому что думаешь, что должна. Она бы хотела, чтобы ты прожила полную, яркую жизнь и ни в коем случае не зарывала свой талант. Помнишь, как она любила тебя слушать?
Мой речевой аппарат, кажется, отказывается работать – я не могу вымолвить и слова, поэтому только киваю. Косте этого достаточно, слава богу, и тогда он отстраняется и пожимает плечами.
– Камилла здесь, в Москве.
– Что?!
– Она под другим именем и улетит через неделю с бабушкой…
«Представляю, в каком восторге «бабушка»», – усмехаюсь, представляя, как маме некомфортно слышать такое слово, и Костя это понимает, хитро дернув бровями.
– …Эту неделю она проведет с тобой. Так будет, если ты так захочешь, конечно. Если ты решишь пойти со мной, ты ее не увидишь, и она улетит завтра.
– Где она?
– В FourSeasons на Охотном ряду.
– И ты оставил ее одну?!
– Амелия, ей уже восемь, напоминаю.
– Ты же знаешь, как она не любит быть одна в новых местах!
– Решай, а не жури.
– Это отсутствие выбора.
– Это издержки нашей жизни, малая. Не тяни резину. Решай.
Мне не нужно было «тянуть» никакую «резину», чтобы принять это решение. Конечно с одной стороны у меня фактически забирали то, что так долго направляло и двигало вперед, но с другой стороны была Камилла, а Камилла всегда перевешивала. Да и кто выберет между смертью и жизнью смерть?
– Ты знаешь, что я выбираю. Глупое предложение.
– Какое есть. Ты хорошо подумала? Не пожалеешь?
– Я всегда выберу Камиллу. Нет, не пожалею.
– А было время, когда ты ее ненавидела, помнишь?
– Я скорее тебя ненавидела. Это же ты запихнул в мою Розу свой член, а потом еще и своего ребенка.
– Господи, Амелия! – шипит Хан, закатывая глаза, – Как ты разговариваешь?!
Но мы с Костей не реагируем на замечание по этикету, которое звучало в нашем доме уж слишком часто, вместо того начинаем улыбаться.
– Прости, не смог сдержаться.
– Я прощаю тебя, исключительно потому что ты неплохо постарался. Ну и потому что она не похожа на тебя.
– Это благословение, не иначе как.
Мы снова хихикаем, а потом я вдруг понимаю, что хочу знать еще кое что до того, как мы расстанемся.
– Могу задать один вопрос?
– А тебя остановит мой отказ? – с улыбкой прищипываю его за руку, но потом выдыхаю и киваю, собираясь в кучу.
Вопрос то серьезный, тут не до шуток.
– Почему Роза и Лиля поссорились тогда?
Костя тоже перестает улыбаться, и мне сразу становится понятно: он знает, и эта тема ему неприятна. Мне разумеется становится только интересней, и я щурюсь, а потом добавляю.
– Роза всегда ее прощала за час, а тут они не общались год. Целый год! Почему так вышло? Что случилось?
– Почему ты спрашиваешь у меня, а не у Лили?
– Потому что мы оба знаем, что Лиля расскажет историю так, как ей удобно. Она не из тех, кто признает свои ошибки, а я хочу знать правду.
– Тебе она не понравится.
– Не удивлена и все же.
Молчит и взвешивает, но я настроена серьезно. Я правда хочу знать, как все было – это мне нужно. Не знаю зачем, просто нужно. Хотя возможно я хочу сделать определенные выводы, а возможно мне просто надоело прятать голову в песок во всех аспектах своей жизни? Наверно все сразу. И, мне кажется, именно мой настрой подталкивает Костю приоткрыть завесу тайны.
– Помнишь, что после школы Роза и Лиля собирались уехать в Москву?
– Разумеется.
– В одиннадцатом классе Розе было семнадцать.
– И?
Он щурится с улыбкой, а я хмурюсь.
«И что с того?! Не понимаю…»
– Ты серьезно не догоняешь?
– А похоже, что я понимаю?!
– Как меня воспитывал отец?
– По правилам.
– И из чего следует…?
– О господи! – взрывается Арай, на которого я перевожу немного испуганный взгляд, – Ей не было восемнадцати, а сексом можно заниматься в восемнадцати! Обычно…
Последнее он прибавляет тихо и с улыбочкой, за что я вознаграждаю его средним пальцем, но потом снова смотрю на Костю и саркастично приподнимаю брови.
– Кому ты лечишь про восемнадцать? Ты лазил к ней в окно с лета перед одиннадцатым классом. Чем вы там занимались? Разгадывали судоку?
– Все то она видит, ты посмотри… – протягивает Хан, на что я парирую, не отрывая пытливого взгляда от Кости.
– Я фиксирую извращения с пеленок. Ну и?!
– Мне в подробностях рассказать или как?
– Если ты помнишь, что такое секс, можешь и в подробностях.
– Какая ты сегодня остроумная. Хорошо. Любовью можно заниматься и без проникновения.
Бам! Что?!
Я, если честно, ловлю ступор, непонимающе хмурясь, пока вокруг все наблюдают за нашим баттлом, а мой оппонент улыбается во все тридцать два. Он, наверно, ждет, что до меня дойдет, но до меня не доходит, и это смешит Арая.
– Охо-хо…малышка не понимает о чем речь? Какое упущение…
Я резко краснею и злобно смотрю в сторону этого мерзавца, а взгляд так и липнет к Алексу. Он, в отличии от своего брата, шутки не оценил. Сложил руки на груди и вкручивает в меня свой, от чего я краснею только сильнее, быстро вернув внимание Косте, который только и рад, что поддержать мои унижения.
– Действительно…Что, малая? У тебя пропуск в сексуальном воспитании?
– Нет никакого пропуска, козел! Я просто не занимаюсь любовью, мне же не шестьдесят два!
«Бам!» – делаю характерный взмах руками, как репер, мол, приложила, хотя на самом деле просто мечтаю побыстрее перевести тему и соскочить, отвлечь, да что угодно!
Выходит. Все начинают смеяться, а я, подождав немного, дергаю головой.
– Я вообще не очень понимаю при чем здесь секс и их ссора.
– Забавно, как все взаимосвязано, да?
– Они поссорились, потому что вы начали…заниматься сексом?!
– Они поссорились, потому что наши отношения стали серьезными и полноценными, и Роза отказалась от меня уезжать. Когда она давала обещание, все еще было непонятно, сама понимаешь.
М-да. Нет, ну я ожидала какой-то тупости, но чтобы вот так?! Хмыкаю, недоверчиво разглядывая его лицо, а потом резюмирую.
– Но это не все. Роза бы ее простила за любую хрень, которую та сказала, а она слышать о Лиле не желала.
– Ты права, не все. Вторая часть истории…кхм…это попытки Лили изменить ситуацию и сделать так, как она хочет. Ты же помнишь, как ей сносило башню, когда она не получала желаемого?
– Далеко ходить не надо, ей до сих пор ее сносит. Меньше, но сносит.
– А тогда совсем пиши-пропало.
– Допустим.
– Мы с Розой решили год пропустить, чтобы понять, чего мы хотим. Образование, местоположение и все такое, но стали жить вместе сразу после выпускного. Помнишь, квартиру в новых высотках?
– Да.
– Помнишь, что тогда отец подвязал меня работать в клубе?
– Да.
– А что Роза отказалась сидеть дома и работала в школе на продленке?
– Да.
– Уверена, что хочешь услышать дальше?
– Да.
– Хорошо, – Костя отгибается назад, опираясь на кухонную тумбу, складывает руки на груди и жмет плечами, – Это была моя первая работа, и я очень серьезно к ней относился. Я не хотел расстраивать и разочаровать отца.
Киваю, неосознанно придвигаясь ближе.
– …В ту ночь твой брат-мудак опять стал исполнять. Он решил, что раз я работаю в клубе, то по-дружески пущу его на бои. Я естественно отказался. Во-первых, маниакальность, а во-вторых…
– Ты боялся маму. Дальше.
– Именно. Мы поссорились, потолкались, а в конце смены он снова приплелся, и мы мирились за бутылкой рома.
Закатываю глаза, как всегда их закатывала на все эти «мальчишеские» приколы, как я их называю.
– В общем я пришел домой в ноль. Роза посмеялась и уложила меня спать. Я проснулся только в обед от звонка в дверь. Открываю – там она. Я удивился, что она так рано, но был не в состоянии выслушать ответ. Потом она начала трахать мне мозг, что я алкаш и «посмотри на себя вообще», но быстро успокоилась. Сунула мне пиво. Я взял, а дальше провал.
– Та-а-к?
– Я проснулся только утром. Вижу, Роза сидит напротив в углу на кресле, ноги к груди и взгляд волком. Я начал вспоминать, что было до моего провала, и как раз в памяти возник образ, как она отчитывает меня по поводу выпивки. Что мне еще было думать? Наверно она обиделась из-за этого?
