Текст книги "Гамбит искусного противника (СИ)"
Автор книги: Ария Тес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
– Как же ты меня заколебала! Бесконечно выслушивать твое дерьмо, бесконечно подтирать тебе задницу и нос! Сглаживать последствия от того, что ты творишь…Лучше бы я вообще тебя не забирала! – шипит точно змея, а я непроизвольно сжимаю кулаки.
Мне снова больно, пусть я уже слышала это не раз. Когда Лиля бесится, она многое говорит – не фильтрует базар, и это, кажется, семейное. Наверно мне пора бы отрастить броню в два пальца, привыкнуть, но каждый раз все равно бьет наотмашь, даже не смотря на то, что на этот раз я совершенно точно спровоцировала ее сама…Теперь расплачиваюсь: Лиля то продолжает фонтанировать ядом.
– …Лучше бы ты осталась в этом сраном Сибе! В детдоме или где-то еще – мне насрать!
– Жаль и меня не получается продать, да? Или это происходит прямо сейчас?
– Я НИКОГО НЕ ПРОДАВАЛА, ПОТОМУ ЧТО НЕКОГО ПРОДАВАТЬ! ОНА МЕРТВА!
– Не смей так говорить!
– И кому еще правда глаза колит?! Ты до сих пор не можешь признать?! Ты же так часто повторяешь, что не ребенок! Так давай, прими уже наконец, что ее давно нет и она никогда не вернётся!
Слышу слезы в голосе сестры и ежусь. Знаю, что перешла черту, знаю, что сейчас услышу, но все равно не готова к этому. Ей по-настоящему больно, и я это понимаю, но также я прекрасно знаю, что когда Лиля горит – она готова сжечь всех вместе с собой.
Именно это и происходит дальше: акт всесожжения во плоти.
– Ты разглагольствуешь о ней, «чтишь» ее «память»… – злобно рычит, всхлипывая, а у меня сами собой закрываются глаза, как защитный механизм.
«М-да. Кажется надо было готовиться лучше, а не забивать болт и думать, что за столько раз, я уже ко всему готова…»
– …Но по факту – это ты виновата. Если бы ты сидела дома, ничего бы не случилось! А если твоя мамаша не совала нос, куда не следует…
– НЕ СМЕЙ ГОВОРИТЬ О НЕЙ!
– Пошла ты! Сама начала, теперь слушай ПРАВДУ! Ирис начала все это. Она полезла туда, куда ее не просили и решила потягаться с тем, кто гораздо сильнее ее! Теперь расплачиваюсь я! Знаешь о чем я жалею больше всего?! О том, что она умерла и легко отделалась, а мне досталась ты!
– Прекрати! – внезапный крик Крис возвращает меня на землю.
Если честно, то в порыве всех этих страстей, я и забыла, что не одна на кухне, и теперь мне еще и стыдно. Конечно, мало кому будет приятно, чтобы его лажали на глазах у толпы, пусть этот «кто-то» и творец всего происходящего. Да и слова, что прозвучали – ранят сильнее ножей…Я роняю слезу, но быстро вытираю ее и снова смотрю в телефон, откуда доносится тяжелое и быстрое дыхание. Знаю, что Лиля уже пожалела о том, что ляпнула, но из песни слов не выкинешь, как говорится. Мне хочется думать, что все это – эмоции, и я старательно отворачиваюсь от того, что возможно это и есть правда. Ну знаете, как говорят? Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Думаю, что можно отнести эту фразу и к злости. Она же пьянит, мне ли не знать – я подшофе хожу не один год не просыхая, и сейчас очень хочу парировать, но…не успеваю. Видимо, кто-то сверху любит труд гораздо больше всего остального, а трудилась я много. Столько лет изображать из себя того, кем не являешься – очень выматывает, и за это мне все-таки перепадает награда – короткий, мелодичный звонок в дверь.
Мы все замираем, даже на том конце провода прекращается процесс по выкачиванию кислорода. Я медленно поворачиваюсь, глядя в коридор, и не могу перестать улыбаться – все, как по часам. Мой план идет, как по маслу.
– Извини, – через миг протягиваю с довольным видом сытой кошки, – Но у нас, кажется, гости.
– Не смей…
Лилин голос теряет весь цвет и вкус. Он больше похож на могильный шепот, нежели на что-то красивое и будоражащее, как обычно. Ха! Я прямо расцветаю, представляя, как она белеет, как кровь отливает у нее от лица, когда она понимает, что ее жизнь действительно на волоске от полного краха.
Боже, какая же я тварь…
– Надо пойти открыть…
Продолжаю давить и играться, в следующий миг закусываю губу, чтобы не заржать в голос, когда сестрица взрывается праведным матом.
– Лиль, нельзя так выражаться…
– Заткни свой рот, сука! – рычит, словно раненный зверь, – Не смей открывать эту сранную дверь, или ты пожалеешь! Я позвоню и тогда…
– Ты у него в ЧС.
– ВОТ И ПРОВЕРИМ!
– Бла-бла-бла…Он в Сибе, и пока он будет сюда ехать, все уже будет кончено. Элай недоступен.
– Ты…
– Сука. Я знаю. А тебе известно, что такое «Мат Легаля»?
– Что, твою мать?! Да насрать мне на твои шахматы, при чем здесь…
– Конечно тебе насрать, это же не касается тебя лично. Тебе интересна только Лиля, предсказуемо, но я, пожалуй, коротко введу в курс дела. Это матовая комбинация с жертвой ферзя в дебюте.
– Ну и?!
– Ты мой ферзь, Лилиана. Извини.
– Ах так?!
– Чему ты удивляешься? Мы же все-таки родственники, так что должны быть похожи хоть чем-то. Например жертвовать кем угодно во благо своих интересов.
– Я пытаюсь тебя защитить, идиотка!
– Нет. Ты пытаешься защитить себя – вот она правда. Значит и я буду защищать себя.
– Ты такой ребенок, Амелия! Вообще не соображаешь, что несешь и делаешь! Ты понятия не имеешь, куда лезешь!
– Это ты еще ничего не понимаешь, как и твой старый ублюдок. Ничего, он недолго будет пребывать в своих мечтах, где он контролирует каждый шаг всех вокруг. Очень скоро он поймет, кто я на самом деле, и что с тобой у нас ровным счетом ничего общего.
– Отступи. Или я расскажу Насте "кто ты на самом деле".
Секунду я молчу, взвешивая все то, что собираюсь сказать, а потом улыбаюсь и хитро, тихо протягиваю.
– И кто тебе поверит, Лилиана? Забыла, что я – ангел, а ты – лживая тварь? Забавно вообще получается, да? Она же на полном серьезе верит, что ты что-то вроде Саурона…
– И она на полном серьезе верит, что ты что-то вроде святой невинности. Представляешь какое ее ждет разочарование? Или ты забыла, что Петя прослушивает мой телефон? Или ты думаешь, что он позволит своей неприкасаемой дочери общаться с кем-то вроде тебя?
Снова делаю паузу, но теперь лишь выжидая. Я совершенно точно знаю, что собираюсь сказать и как, через полминуты ставя в этом вопросе точку.
– Значит так тому и быть.
– Ты блефуешь!
– Нет, – спокойно отбиваю, пожав плечами, – Из песни то слов не выкинешь. А теперь я пойду, открою дверь. Пусть я дочь психопата-убийцы и похожа на него, как отражение, но воспитание то у меня мамино. Оно велит не заставлять таких важных гостей долго ждать – это моветон. Удачного шоппинга, сестричка, а я постараюсь наворотить столько дерьма, сколько не выдержит даже твоя бездонная глотка!
Очередной виток ультразвука я отбиваю ловко – просто нажимаю на отмену вызова: смысла в разговоре по кругу нет никакого. Зато есть в другом – продолжать идти вперед, и я резко поднимаюсь на ноги и, хлопнув за собой дверью, направляюсь навстречу гостям. Мне нужно получить свой подарок – получить наконец то, что я хотела с десяти лет.
Свою месть.
Перед тем, как открыть дверь, я секунду медлю. Даю себе время, чтобы взять в руки расплескавшиеся эмоции, а их просто тьма тьмущая. Злость, переплетенная с яростью, перетекает в радость и предвкушение, даже счастье, которое идет за руку с волнением и страхом. Нет, я не боюсь делать то, что делаю, а скорее того, что что-то пойдет не так, как я запланировала. Это ведь люди – с ними всегда все может пойти не так, как ты планируешь.
Выдыхаю. Нет, не позволю сомнениям взять вверх! Быстро прокручиваю замок, распахиваю дверь и…застываю.
«Это что еще за хрень?!»
Глава 10. Приглашение. Амелия
17; Июнь
Пару раз моргнув, я приподнимаю бровь и приваливаюсь к дверному косяку плечом, разглядывая нашего гостя. Разумеется, это был не король собственной персоной – даже не обсуждался вариант, при котором его величество соизволило бы приехать к холопам в их лачуги. Меня скорее удивил набор, с которым он отправил своего слугу выполнять черную работу. Слугу, к слову, звали Димкой – его водитель. Молодой, худощавый и высокий парень с добрыми болотисто-зеленными глазами и ежиком светло-каштановых волос. Я его хорошо знала: он возил Адель, Настю, Лилю и даже меня, когда это было необходимо. Мне он всегда нравился, не был похож на безмолвную скалу, как личный телохранитель Властелина мира, более человечный и даже веселый. Вот как сейчас – стоит, втянул губы внутрь, типа серьезный, а у самого глаза сияют…Разве хоть одна бездушная машина на такое способна?!
– Ну привет, – издаю легкий смешок и киваю, – Что же привело тебя сюда? На этот раз.
– Очень смешно, – откашлявшись, Димка берет себя в руки и слегка приподнимает белый чехол в пол, обозначая его наличие, будто я и без того не вижу, – Давай только спокойно. На этот раз.
– Не понимаю о чем речь.
– Слушай, я – человек подневольный. Тебе все это не нравится?! Не поверишь, но мне тоже. Давай ты не будешь ничего швырять из окна? В прошлый раз я собрал все говно своими ботинками, пока лазил и доставал…
Тут я не выдерживаю и прыскаю. Получается громко и с расстановкой, как в глупой комедии – с фонтаном слюней и болью в губах. От души…
– Прости… – мотаю головой, прикрывая рот, а от его «спокойно-саркастичного взгляда мне становится только смешнее…
И я ржу уже в голос.
«Боже! Успокойся! Ты должна быть собранной!»
– Прости.
Выдох. Развожу руки, чтобы потом взять себя в них и не выбиваться.
– Я готова продолжать.
– А я готов закончить и побыстрее наконец. Вот. Это тебе.
Сует мне этот ужасный балахон с видом «серьезных щей», но потом и сам не удерживается. Посмеивается. Еще бы! Этот чехол больше меня раза в два не меньше!
– Господи! – Димка поднимает глаза к потолку и мотает головой, – У меня есть высшее образование, и чем я тут занимаюсь?!
– А действительно. Чем ты занимаешься? Что это?
Димка как-то резко прекращает веселье, косится на чехол, как будто там бомба, и только после этого смотрит мне в глаза, но уже серьезно.
– Он хочет поговорить с тобой и выяснить причины твоего поведения.
– «Потому что не хочу» – этого должно быть достаточно.
– Возможно в нормальном мире этого достаточно, но не для Петра Геннадьевича.
– И что для разговора в наши дни нужно пихать мне в руки мешок для трупов?! Или ой! – радостно хлопаю в ладоши, – Это что для меня? По назначению?
– Это платье, гений.
– Спасибо, что пояснил. Заставляешь чувствовать себя неловко. У тебя же есть вышка – шутки должен понимать.
– Ты бы отшутилась дома, Амелия, а там…
– А туда я не поеду.
Сую ему обратно, но Димка ловко изворачивается, пряча руки за спину. Ко всему прочему, он еще и на шаг отступает, мотая головой, как дурацкий болванчик. Я застываю с балахоном, приподняв бровь, но потом выдаю еще один острый комментарий.
– Ты просишь меня не швырять ничего из окна, а потом провоцируешь. Нехорошо…
– Послушай, Мел, давай начистоту.
– Как интересно. Ну давай.
– Он не перестанет, ты же умная, должна понимать.
– Ты тоже не дурак и понимаешь, что я сама не устану швырять из окна…
– Амелия, это не шутки! – на этот раз перебивает как-то хлестко, даже громко, будто и сам нервничает.
А он и нервничает…Я вижу это в его глазах. Он словно умоляет меня ими отнестись серьезно ко всему, что сейчас происходит, и я слегка щурюсь.
– С чего вдруг такая забота?
– Ты мне нравишься, поэтому я хочу дать тебе совет: ты слишком молода и не особо понимаешь с кем ты связываешься.
«Вот тут ты ошибаешься…»
– Он всегда получает то, что он хочет и ненавидит, когда ему перечат. А еще он очень любит наказывать…
– Фу.
– Да я серьезно!
Димка шипит, а потом вдруг исполняет кульбит, который я уж точно не ожидала. Взяв меня за плечи, он буквально вносит меня в квартиру, закрывает за собой дверь, а когда поворачивается, глаза его одновременно излучают страх и решимость.
Что. Происходит.
– Ты играешь с огнём, – зашептал мужчина, слегка наклонившись ко мне, словно мы два заговорщика в доме, где у стен есть уши.
Я смотрю на него, как на дебила, и даже не пытаюсь этого скрыть. Да и, если честно, вряд ли бы у меня вышло – слишком все это глупо и странно одновременно.
– Что за драма, Дима? Или что? У меня в подъезде маячки?!
– С ним всегда лучше перебдеть.
– Какой. Сюр. Нет, серьезно. У тебя вышка не из циркового?
– Заткнись.
– Сегодня все говорят мне заткнуться… – бормочу под нос, но под серьезным взглядом тушусь, а потом изображаю ключик, закрывающий рот, и дергаю головой, мол, продолжай.
Димке и это не нравится, но на безрыбье и рак рыба, так что он продолжает, понизив голос.
– Ты показываешь свой характер и много базаришь – это мило, но до поры до времени, Амелия. Александровский не отличается большим терпением.
– Может ты хочешь чаю?
– Да не хочу я чай! Я хочу, чтобы ты заткнулась и послушала, что я тебе говорю! – орет, поднимая руки к небу, от чего я снова чуть не прыскаю, но вовремя закрываю рот.
Димка тяжело дышит. Кажется я почти довела его до инсульта, поэтому даю еще пару мгновений на успокоение сердечного ритма, а потом развожу руки и устало цыкаю.
– Ну хорошо, хорошо! Я затыкаюсь и слушаю, что ты мне говоришь.
– Меня бесит твой сарказм!
– Это частое замечание. Дальше.
– Ты не относишься серьезно!
– И это тоже. Дальше.
– Амелия!
– Димка! – передразниваю, прощупывая грани его страха, подталкиваю к выдачи каких-то более существенных сведений.
Нет, ну а вдруг? Димка ко мне прикипел, я это знаю, мы можно сказать друзья! И как же далеко он зайдет, чтобы меня остановить? Вот и проверим.
– Думаешь, что самая умная? – многозначительно продолжает, – Думаешь, что это прикольно швырять из окна бриллианты ценой в пару неплохих квартир?
– Я их не просила.
– Я не к тому, что ты что-то просила, твою мать! Ты переходишь черту. Сейчас его забавляет наблюдать за тем что и как ты делаешь, но это быстро пройдет, и его начнет бесить твоя строптивость. Не доводи до этого момента, ты не захочешь узнать, что будет тогда.
– Какие высокопарные речи…
– Что ты знаешь о Матвее?
«О-па. Вот он миг, когда секреты начинают просачиваться. Интересно…»
Я хмурюсь не притворно, потому что изо всех сил пытаюсь нащупать это имя, но оно проходит мимо. Я никогда его не слышала ни в доме Александровский, ни от кого-то из его семьи. Димка это явно знает, вон как лыбиться победно, аж бесит!
– Так я и думал.
– И кто этот загадочный Матвей?
– Его младший сын.
Бам! Меня, сказать по правде, немного ошарашивает эта новость, поэтому я тупо пялюсь на водителя и молчу.
«Стоп. Нет. Это какая-то херь, Адель бы по-любому что-то да сказала бы, она слишком болтлива!»
– Ты гонишь, – изрекаю со смешком, на что получаю спокойное, отрицательное покачивание головой.
– Нет.
– Судя по имени, он сын от Марии.
– Да.
– У них не было никакого Матвея! Младший – этот конченный Максимилиан!
– Смотри не ляпни это при Александровских. Если они услышат, и кто-то «очень добрый» решит с ним поделится – тебе не жить.
– И снова угрозы…
– Не моя вина, что ты вляпалась в эту семейку. Не по своему желанию, конечно, но тем не менее. Макс еще хуже, чем его папаша. Он…
– Да мне плевать вообще, Дим! Я точно знаю, что он младший, а не…
– Сколько лет ты в их доме? Парочку?
– Типа того.
– А я больше десяти, и поверь мне, Максимилиан не младший, Матвей – да. Он твоего возраста, кстати…
– Гон! Адель бы сказала…
– Вот об этом я и говорю! Ты думаешь, что ты – самая умная, но это нихера не так. Адель тоже не такая сказочная принцесса, как тебе кажется!
– Я прекрасно знаю, что она не срет радугой, но…
– Она бы ни за что не сказала, потому что не хочет повторить его участь.
Я резко дергаю головой назад. Звучит стремно, если честно, «повторить участь». У меня даже мурашки бегут и отнюдь не самые приятные, от чего я внутренне ежусь, но запрещаю себе внешне проявлять хоть какие-то эмоции.
– Что это значит?
– Я итак сказал много и теперь очень рискую. О нем запрещено говорить. Единственное, что могу добавить: Матвей был чем-то похож на тебя и по началу Александровскому это даже нравилось, но быстро надоело. Теперь его имя в доме и за его пределами – стерто.
– Был? – тихо переспрашиваю, не веря своим ушам.
Нет, я всегда знала, что Александровский – мудак в квадрате, но, блядь, «был»?! Это уже борщ. Димка, правда, не собирается расставлять точки над «i», игнорирует мой вопрос, продолжая катить свою телегу.
– Тебе лучше поехать на этот бал, а когда ты встретишься с ним – фильтруй свой базар.
– Что за бал такой?! – теперь притворно хмурюсь, сама то прекрасно знаю, что за мероприятие мне предстоит.
Слишком уж очевидно это было…
– Белый бал. Благотворительность и все такое.
– И на кой хер я ему там сдалась?!
– Без понятия. Может хочет показать свою силу, чтобы немного сбить с тебя спесь.
– Пусть с себя что-нибудь собьет, козел!
– Фильтровать базар можно начинать уже сейчас…
Димка слегка улыбается, а когда я выгибаю средний палец, и вовсе хохочет, закатывает глаза, но потом отдергивает свой пиджак и кивает.
– Начало в девять. У тебя есть три часа. Собирайся, я буду ждать тебя внизу.
– Я доеду сама.
– Амелия…
– Я доеду сама, – твердо акцентирую, а оторвавшись от изучения балахона взглядом, смотрю на него и киваю, – Я даже отмечу в голове галочку напротив «совет получен», но решать, как себя вести тоже буду сама.
– Ты точно идиотка…
– Дим, ты дал совет, я его услышала. Спасибо.
– Просто будь аккуратна. Тот факт, что твоя сестра…
– Полирует его яйца? – с улыбкой перебила, на что получила еще один смешок.
– Очень красочно, но именно так. Она не поможет тебе, если ты зайдешь слишком далеко. Поставь галочку напротив этого тоже.
– Обязательно.
Димка уже собирался выйти из квартиры, но я хватаю его за рукав пиджака, а когда он оборачивается, тихо спрашиваю то, что все еще не дает мне покоя.
– Он что убил своего сына?
Водитель медлит, а мне как-то уж совсем не по себе. Я сильно ненавидела своего отца, знала о нем многое и все не радужное, но даже он на такое не был способен.
«Может мой и не такой монстр, как мне кажется?» – мелькает в голове, но я не успеваю застрять в этой идеи, потому что Димка наконец отвечает.
– Матвей жив, но это ничего не значит. Александровский очень любит наказывать…
– А Лиля что-то знает о нем?
– Не задавай вопросов, на которые ты не захочешь получить ответы.
Отпускаю его, продолжая хмуриться, а через миг получаю такую не навязчивую просьбу в купе с улыбкой. Будто он спрашивает это ради того, чтобы заполнить пустоту, хотя на самом деле ему очень важен ответ.
– Надеюсь, что тебе хватит мозгов не расспрашивать Адель о нем? Мне головы не сносить, если это просочится в массы.
– Уже номер набираю, у меня тоже вышка в цирковом, – парирую, но потом мягко добавляю, – Я – могила, обещаю.
Димка ничего не отвечает, только слегка кивает, оставляя меня в холле с белым балахоном и жужжащей лампочкой. Пару мгновений я стою и туплю, уставившись в одну точку. Это его «был» буквально захватывает меня изнутри, захлестывает вопросами и теориями заговора настолько, что мне еле-еле удается отпихнуть их подальше.
«Не сейчас!»
Я обязательно придумаю, как бы выяснить о Матвее побольше, но не сейчас. Сначала мне надо разобраться внутри своей семьи, а уже потом браться за другое болото. Звучит логично, но тем не менее, когда я медленно захожу на кухню, чтобы дать Кристине хотя бы какие-то объяснения, которые она точно заслуживает, первое, что вырывается из меня – это вопрос:
– Лиля когда-нибудь говорила сколько детей у Александровского от его первой жены?
Ожидаемо ответом является тишина. Крис смотрит на меня, как на умалишенную, часто моргает, а я быстро поясняю, чтобы как-то скрыть неловкость.
– Я знаю, что у них были близнецы. Миша-повар и Марина-конченная сука. Еще есть их загадочно-ублюдочный Максимилиан…
– Ты серьезно?! – взрывается Крис, на что я только пожимаю плечами, – Это то, что ты хочешь выяснить именно сейчас?! Количество детей Александровского?!
– Технически я хочу выяснить, что говорила моя сестра…
– Это не смешно, Амелия!
Конечно глупо было надеяться на то, что мне удасться скрыться от вопросов: теперь это просто нереально. Крис, наверно, единственная, кто не пребывала в иллюзиях по поводу моего «кроткого нрава». Она слышала наши с Лилей ссоры ни раз, даже не два – мимо ее ушек прошли десяток стычек, но такого еще отродясь не было. Обычно мы не выясняем наши отношения на таком глубоком уровне в присутствии посторонних, но Лиля могла сказать много лишнего – Крис была единственным сдерживающим фактором. По-другому, к сожалению, было нельзя…
Я делаю короткий выдох, пару мгновений медлю, а потом опускаюсь на край своего кресла, прижав трупный мешок к груди. Он жжет мне пальцы, но я готова потерпеть – Крис заслуживает получить хоть какие-то ответы, и она действительно стоит того, чтобы их ей дать. К тому же, хочу я того или нет, Лиля не спустит мне с рук того, что я сегодня устроила, и ответит. Это только вопрос времени, когда многое начнет вылезать наружу.
– Мне жаль, что я втянула тебя во все это.
– Тебе жаль?!
– Поверь, это так, – смотрю ей в глаза серьезно и без единой смешинки, – Но так было нужно. Если бы мы говорили тет-а-тет, эта идиотка наговорила бы много лишнего – я не могла этого допустить. К сожалению, ты во всем этом была чем-то вроде громоотвода.
– И что это должно означать?!
– Что Мистер Отвисшие-Яйца действительно слушает ее телефон, и мне нужно было, чтобы он услышал то, что я хотела.
И опять эта странная пауза, опять эти взгляды…Я по очереди обхожу троицу своим, потом усмехаюсь, вернувшись к Крис, и дергаю плечами.
– У-упс…
– И чего ты хотела этим добиться?! Чтобы он услышал, как ты его называешь…
– Он это слышал уже не раз, – спокойно отмахиваюсь, откинувшись на спинку кресла, – Суть несколько глубже.
– И насколько? – вдруг вмешивается Алекс, которого я одариваю надменным, скучающим взглядом, но игнорирую, вернув внимание на Крис.
Та непонимающе щурится. Действительно, с чего вдруг я игнорирую Алекса, которого до этого момента и не посмела бы игнорить?! Да потому что не его это собачье дело, и наше «расставание» здесь не при чем. Он не мой парень, чтобы совать свой нос за границы нашего договора.
– Ты не ответишь?! – наконец спрашивает она, и я с ухмылкой отрицательно мотаю головой.
– Ему – нет. Это не его собачье дело.
Со стороны надменного козла слышится фырк, но я снова игнорирую, будто его и нет здесь вовсе. Смотрю на подругу, та прикрывает глаза и тихо посмеивается, а потом сама переспрашивает тот же вопрос, что уже был озвучен.
– …Мне нужно было кое что донести до его ушей, потому что мне от него кое что нужно. Но! Главное условие: он должен считать эту…кхм…"услугу" сугубо своим решением.
– В смысле?
– Долго объяснять.
– Мы никуда не торопимся, – усмехается Арай, а потом добавляет с сарказмом, – Или меня это тоже не касается?
– Вы может и не торопитесь, а я очень. У меня сегодня бал.
Обращаю их внимание на трупный мешок, который Кристина оглядывает так, будто внутри бомба. Я уже читаю по ее выражению лица, что она совсем не в восторге, волнуется, переживает, и я знаю, что она спросить дальше еще до того, как она это произносит.
– Что это?
– Платье, полагаю, но вообще приглашение. Ежегодный, благотворительный "Белый бал".
– Ты действительно собираешься туда пойти?
Крис спрашивает тихо, словно боится получить ответ, и да, она очень этого боится. Ей Александровский старший тоже не особо нравится, но она слишком тактична, чтобы говорить об этом так свободно, как я. Да и Лиля…она же просто мастер раздавать оплеухи, если ты лезешь «не в свое дело». Никто не хочет добровольно вставать под огонь, кроме, видимо, таких отчаянных идиоток вроде меня. Но и у меня есть шкурный интерес…
– Димка заходил.
– Димка?
– Это его водитель. Короче, ты не слышала из-за закрытой двери, но он сказал кое-что, и он прав.
– О чем ты?
– Этот мудак будет и дальше колупать меня. Надо просто раз и навсегда расставить точки над «i».
– И как ты собираешься это делать?
– Как умею. Прости меня.
– Амелия…
– Эта тема не обсуждается, – отрезаю я, поднимаясь на ноги, – Если тебя это успокоит, то у меня есть и всегда был план. Все, что происходило со мной все то время, что я здесь жила – вело меня именно к этой точке.
– О чем ты говоришь? – также тихо Крис делает еще один «шаг» ко мне, но я снова «отхожу назад», ограждаюсь, опуская глаза на этот сраный, трупный мешок.
– Ты действительно многого не знаешь, Крис, и я бы очень хотела, чтобы так было и дальше, но…Лиля просто не сможет проглотить и отомстит за все, что сегодня было. Она исполнит свою угрозу, а это значит, что скоро ты все сама узнаешь. Хочу я того или нет.
– Вот ты вроде что-то говоришь, а яснее не становится!
– Просто дай мне немного времени, ладно? Я о многом сейчас не готова говорить…
– Например о твоем отце? – усмехается Арай, за что я награждаю его таким тяжелым взглядом, что он не выдерживает и тупит свой в пол, правда с глупой улыбкой на лице – притворяется.
– Почему ты никогда не говорила о нем?
– Я не люблю эту тему, она не стоит потраченного времени. Он – мудак. На этом закончим.
– Я не хочу, чтобы ты туда шла… – тихо протестует подруга, и я нежно улыбаюсь и также тихо отвечаю.
– Поверь, я бы с радостью не пошла, но я не могу. Эта встреча в перспективе может дать мне то, чего я хочу больше всего на свете.
– И чего же?
Я снова молчу, разглядываю ее лицо, а губы так и горят сказать правду.
«Мести».
Я хочу, твою мать, мести! Больше всего на свете я хочу отомстить за то, что случилось с моей любимой Розой! Но вместо того я опять ухожу от разговора…
– Поговорим потом. И, Крис, если после того, что ты узнаешь, ты захочешь, чтобы я уехала из твоей квартиры – просто скажи и все.
– Что ты несешь?!
– Я даю тебе выбор, который должна была дать еще тем летом. Неправильно было соглашаться жить здесь и держать тебя в неведении…
– Амелия…
– Пойду, – делаю шаг в сторону двери, чтобы закончить этот бессмысленный разговор, – Мне нужно подготовиться.
Платье то просто мрак.
Честно? Я с большой натяжкой могу назвать «это» платьем. Что-то вроде кусочка ткани на тонких лямках, белое и явно облегающее. Дорогое – да. Надену ли я его? Ни за что в жизни! Вместо этого я резво открываю ноутбук, чтобы узнать его стоимость, а потом охереть.
Твою мать.
Эта дичь стоит, как аренда хорошей квартиры при том не на один месяц! Какое расточительство средств, а в купе с туфлями вообще грабеж среди бела дня! Скриплю зубами. Борюсь с собой. С рациональной частью себя (под сноской). Одна то моя часть рвется наружу, стремится побыстрее взяться за ножницы, чтобы проделать то, что задумала. Но она, разумная она, шепчет передумать.
«Ну и чего ты добьешься? Просто отдай чехол, с тебя не убудет, зато сохранишь деньги!»
Черт, а ее не просто так называют «рациональной», но к сожалению, пусть я в основном и привыкла опираться на логику и продумывать каждый свой шаг, сейчас у меня не получается обуздать свою дикую половину.
Мне хватает минуты, чтобы расправиться с этой ужасной робой, а вот с туфлями приходится повозится. Яростно калеча такую красоту, я почти рыдаю, потому что обувь всегда была моей слабостью, а парочка красивых босоножек (а они действительно до боли хороши) всегда пригодится в хозяйстве.
«Только не эти и не от него! Все!»
Выдыхаю и откидываюсь на мохнатом ковре. Лежу на спине, часто дышу, собирая слезы в кулак, а сама вспоминаю-вспоминаю-вспоминаю…
И теперь я там, где совсем не хочу находится…
9;Июнь
Ужасно душно. Обычно в Новосибирске летом не бывает так душно, даже днем не бывает, а сейчас глубокая ночь, но духота давит со всех сторон. Невозможно вдохнуть. Маленькая девочка прижалась к дереву, изо всех сил стараясь сделать этот самый спасительный вдох и не выдать себя. Она плакала так много, что ее голова сейчас больше похожа на огромный, чугунный котелок. Такая же тяжелая и горячая…
– Мили, звездочка моя, послушай…
Ее теплый голос сейчас так не похож на тот, что девочка знала всю жизнь. В нем нет радости, красок, в нем не было самой жизни – он померк и состарился как будто на сто лет всего за одну ночь.
Самую страшную ночь, самую длинную и темную.
Девочка не могла открыть глаза, ей было очень страшно, и это понятно, особенно взрослой женщине очевидно. Она пыталась сделать так, чтобы ее маленькое солнышко ничего не видела и не запомнила, она сделала просто максимум для этого, а на себя наплевала. Уже было неважно. Она знала, что все уже неважно…
– Мили, прошу, послушай меня…
– Роза, мне так страшно…
– Знаю, малышка, но ты должна быть сильной.
Собаки. Лай собак, от которого малышка вздрогнула и, прижимаясь всем телом к своей любимой сестре, тихо захныкала. Роза крепко ее обняла одной рукой насколько позволили силы, а второй вцепилась в шершавую кору, чтобы не упасть. Огляделась. Нет. Никого не было рядом, пусть лай снова и прокатился громовым раскатом по кромке леса – они далеко. Есть время, пусть его и мало, но она должна была успеть сказать ей самое важное…
– Малышка, послушай… – Роза прижалась губами к грязным, спутанным волосам любимой сестры, – Все будет хорошо…
– Это не так…
– Послушай!
Мили замолчала, услышав в голосе сестры такие нехарактерные для нее стальные нотки. Прикусила язык, но прижалась сильнее к ее телу, ощущая щекой быстрое, четкое отбивание сердца.
– Я знаю, что тебе страшно, звездочка моя, запомни. Боятся – нормально. Страх – это суперсила. Страх сделает тебя быстрее и умнее, сильнее. Будь сильной, малышка, и тогда он не превратит тебя в жестокую и трусливую. Он сделает тебя еще сильнее…
Новый виток лая перебил Розу. Он был гораздо ближе, от него Амелия затряслась, прижалась до боли. Роза скривилась, но промолчала. Она не хотела пугать и без того напуганного ребенка…
– Роза…
– Тш-ш-ш…
Роза резко присела и положила руки на заплаканные щеки Амелии, которая, кажется, еще секунда и непременно впала бы в шок или истерику. Благодаря Розе этого не случилось, только благодаря ей! Амелия сосредоточила все внимание на янтарных глазах, нахмурилась, подобралась. Она приготовилась слушать…
– Звездочка моя, обещай мне, что будешь сильной, чтобы не случилось.
– Мне очень страшно, Роза…
– Я знаю, но ты что не слушала? Это хорошо, что тебе страшно. Как думаешь рождается храбрость? Ты должна…
– …Быть сильной?
– Да, моя любимая девочка…Ты должна быть сильной, потому что иначе ты не выиграешь… – Роза не удержалась, всхлипнула, а слеза, что скатилась по грязной щеке оставила за собой тонкую бороздочку.
Амелия и через много лет будет помнить ту разницу между ее кожей и той грязью, в которой они провели последние часы…Она старательно будет помнить только эту бороздочку, потому что то, что за ней скрыто – не просто грязь. Это ад, как он есть…
