Текст книги "Потерявшийся во времени"

Автор книги: Аристарх Нилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Мы сидели в нашей большой квартире в центре Москвы по случаю пятнадцатилетия Маши. Родители Ирины уже приехали и мы ждали, мать, которая звонила, и сказала, что немного задерживается. Я зашел на кухню и увидел, что Ирина с мамой делают последние приготовления, чтобы накрыть стол. Выйдя в гостиную, я не увидел Маши, наверное, с дедом у себя в комнате и заглянул к ней. Она с кем-то разговаривала по телефону. Тестя не было. Я вернулся в гостиную и увидел, что дверь на балкон открыта, Анатолий Сергеевич стоял и курил на балконе. Я подошел и обратился к нему:

– Вы вроде, сколько вас помню, не курили?

– Так мы, сколько не виделись, почитай года два.

– Разве вас не было на прошлом дне рождении Маши?

– Я то был, а вот тебя не было. Забыл?

Я смутился, – вы правы, работа, был, кажется в командировке на Урале.

– Вот, вот. А что касается этого, – и он, сделав затяжку, посмотрел вниз и аккуратно стрельнул окурок вниз, – так это я так балуюсь. Как ушел на пенсию полгода назад, так вдруг потянуло. Делать вот нечего, а работать тяжело.

– Как самочувствие?

– Да вроде нормально. Врачи говорят, жирного нельзя, соленого, острого, короче лучше ничего не есть, а дышать воздухом. А впрочем, это и хорошо, с продуктами-то сам знаешь как, так что я самый, что ни на есть полезный для общества человек, – он сказал это с таким подтекстом, что я невольно понял, в чей огород был брошен камень. Я промолчал, но после минутной паузы произнес:

– Стало быть, осуждаете меня?

– А чего мне осуждать тебя. Не ты один всю эту кашу заварил. Многие в ней виноваты. И мы, и американцы, только ведь никому от этого не легче. Если посмотреть вокруг, то ведь как мы живем, нет, скорее не живем, существуем. Ты вот сидишь в своем кабинете, вроде как о народе думаешь, а только одного не понимаешь, жизнь изменилась, и как бы ты не старался, лучше она не становится. Согласен со мной?

Я посмотрел на Анатолия Сергеевича, которому шел шестьдесят пятый год, и ему недавно сделали операцию на желудке. Прогноз был весьма неутешительный, да и выглядел он неважно.

– Всем тяжело, новое строить всегда трудно, – сказав это, я вдруг подумал, что произнес совсем не то что думаю, а чужие слова, словно из учебника истории и пожалел, что вообще произнес их, но было поздно, тесть искоса посмотрел на меня и ответил:

– Нет, Алеша, не я осуждаю тебя, а ты сам, а это куда тяжелее, и поверь мне, твой покойный отец, сказал бы тебе то же самое, – и, повернувшись, вернулся в гостиную, где уже все рассаживались по местам. Я повернулся и, войдя вслед за ним, закрыл балконную дверь, задернул занавеску и сев во главе стола, налил бокал и произнес:

– Анатолий Сергеевич, вам слово.

Он приподнялся со стула, и вместо того, чтобы взглянуть на Машу, неожиданно посмотрел в мою сторону, и произнес:

– За тебя Маша, за твои пятнадцать лет. Ты росла и мужала, не всегда все было так, как хотели твои родители, но, тем не менее, ты уже достаточно взрослая и потому соизмеряй свои поступки, чтобы родные тебе люди могли правильно оценить их, и им не было бы стыдно, что у них такая дочь. За тебя внучка, – и он лишь пригубив вино, сел, поставив бокал рядом с собой. Я внимательно посмотрел на тестя, и наши взгляды встретились, и я понял, что этот тост, скорее был адресован мне, чем имениннице. Я выпил вина и, поняв, что настроение окончательно испорчено, стал есть салат.

Вечером, когда родители жены и мать уехали, Маша ушла спать, я сел почитать перед сном в кресле книгу, Ирина подошла ко мне сзади и, положив руки на спину спросила:

– Тебе не показалось, что отец произнес довольно странный тост?

– Показалось Ириша, он вообще стал другим после операции, курить вдруг начал.

– Возможно, только ты не принимай это близко к сердцу.

– С чего ты взяла, – и я отложил книгу в сторону на журнальный стол, на котором стояла настольная лампа.

– Ну, я же видела, как у тебя после этого испортилось настроение.

– Это тебе показалось.

– Алеша, я тебя слишком хорошо знаю, и мне никогда ничего не кажется.

– Ну, даже если и так, то что из этого?

– Ничего, поэтому я и говорю, не бери в голову.

– Я постараюсь, – и, облокотив голову на её руку, поцеловал, после чего добавил:

– Он ведь во многом прав.

– Возможно, но это ничего не значит. Корить себя за промахи, слишком опасно, когда, находясь на вершине, думаешь о будущем.

Я с удивлением взглянул на жену. Ирина смотрела на меня и думала о чем-то своем. Возможно, ей виделось, как я, карабкаюсь к вершине власти и достигаю её пика. Только там исполняться все её заветные мечты и она, сопричастная к этой победе, будет счастлива и сможет, наконец, успокоиться. Хотя нет, возможно, тогда её станут волновать другие проблемы. Как много в ней честолюбия и как ловко она старается скрыть это, но порой ей не удается скрыть это, и тогда в одной, случайно брошенной фразе, открывается весь её характер. С годами, эти черты стали все более явно проявляться, и потому, она так озабоченно относилась ко всему, что было связано с моей работой и карьерным ростом.

Вспоминая тот десятилетний давности эпизод на дне рождения дочери, я невольно перенесся воспоминаниями к другому разговору, который произошел спустя три года после этого. Анатолий Сергеевич, после сделанной операции тяжело болел и несмотря на предпринятые меры, умер. Похороны были скромные, только родственники и несколько близких друзей покойного. Я организовал поминки в закрытой столовой, где все было подготовлено для этого. Собравшихся, человек двадцать на автобусе привезли и провели в зал, где был накрыт стол. Я дал указания, чтобы все было достаточно скромно и без изысков. Уже в конце поминок, когда собравшиеся стали постепенно расходится и, прощаясь, подходили к Марии Федоровне, которая стояла с Ириной, а затем ко мне и Маше и выражали последние слова соболезнования, ко мне подошел, прихрамывая, мужчина, лет семидесяти, и сказал:

– Я с вашим тестем проработал тридцать лет. Редкой души был человек, царствие ему небесное.

Я кивнул в ответ и поблагодарил.

– А вы, стало быть, его зять, много наслышан о вас.

– Надеюсь, что не только плохого, – почему-то вдруг ответил я.

– Что вы, Анатолий Сергеевич о вас всегда с большим уважением отзывался.

Я смутился, и чтобы замять неудачно сказанную фразу, произнес:

– Это я по привычке, знаете, как у нас не любят чиновников. Чтобы не сделал, всегда все плохо. Это ученые, артисты, могут быть уважаемыми, а чиновник всегда в опале.

– Оно конечно, но про вас покойный всегда отзывался с большой долей гордости. Говорил, что побольше бы, таких как мой зять, глядишь, и времена были бы другие.

Я повел бровью, подумав про себя, – интересно, неужели тесть и впрямь так говорил про меня, и если да, то странно, что в разговорах с ним, я никогда не замечал этого.

Мы простились. Собравшиеся разошлись, и я попросил водителя, чтобы он отвез тещу и мать, которая вызвалась некоторое время побыть рядом со сватьей, домой. Маша уехала по своим делам, а мы с женой отправились домой.

Раздевшись и приняв ванну, я лег на кровать. Ирина сидела у туалетного столика, и что-то упорно рассматривала у себя на лице.

– Ты знаешь, прощаясь с нами, сослуживец Анатолия Сергеевича, сказал, что тот оказывается, всегда с гордостью отзывался обо мне на работе.

– Ты веришь в это? – слегка скептически ответила Ирина, по-прежнему продолжая рассматривать себя в зеркало,

– А почему нет?

– А по-твоему что, тебе должны были сказать что-то другое?

– Нет, почему, разве Анатолий Сергеевич не мог мной действительно гордиться?

Ирина повернулась в мою сторону и произнесла:

– Свежо предание, да верится с трудом.

– Почему ты так категорична?

– Потому что я слишком хорошо знаю своего отца. Просто он слишком интеллигентен был, чтобы сказать тебе то, что он в действительности думает.

– И все же я так не думаю.

– Можешь оставаться со своим мнением и дальше.

– Нет, а почему ты считаешь, что он просто сделал мне приятное и так сказал?

– Потому что я прекрасно знаю, как мой отец относился к тебе.

– Вот как, а почему я об этом не знаю?

– А зачем. Я не нахожу нужным, чтобы его мнение как-то задевало тебя, а заодно и меня.

– И все же, что именно он обо мне думал?

– Тебе это надо?

– В конце концов, его больше нет, могу я узнать хотя бы сейчас, его отношение ко мне?

Ирина посмотрела на меня, словно размышляя, говорить или нет правду, и подумав, произнесла:

– Знаешь, он действительно к тебе хорошо относился, до тех пор, пока не началась война. Он считал, что ты и те, кто руководит страной, специально раздувают весь этот конфликт с американцами и тем самым стараются создать в стране атмосферу страха и напряженности. Именно тогда он изменил свое отношение и стал считать тебя карьеристом.

– Меня, карьеристом!

– Представь себе.

– И ты знала это и никогда мне об этом не говорила?

– А зачем. У тебя что, мало забот, чтобы реагировать на такое отношение к тебе да еще в семье. Мне стоило больших трудов, чтобы ты об этом случайно не узнал. Разве ты не заметил, что мы довольно редко бывали у моих родителей, а встречи носили весьма дипломатический характер?

– Я как-то не придавал этому значению.

– И слава Богу.

– Но зачем?

– Что зачем?

– Почему ты не могла просто как-то, ну я не знаю, намекнуть что ли?

– Алеша, ты находишься на такой должности. У тебя столько дел, обязанностей, наконец, у тебя такие перспективы, а тебе надо знать, что твой любимый тесть, считает тебя карьеристом? Для чего, чтобы лишний раз вспомнить об этом, когда мы едем в гости или приглашаем родителей к нам? Нет, уволь, мне этого не надо. Хватает того, что я это знала. Я не хотела, чтобы ты лишний раз волновался. Тебе и так приходится выслушивать такое, что не позавидуешь, – она поднялась и, подойдя, присела на край кровати, – пойми, твой покой мне важнее. Я и сейчас тебе ни о чем бы не сказала, если бы не смерть отца. Пойми, я его любила, но это любовь дочери к отцу, а моя любовь к тебе совсем иная, мне приходится оберегать тебя от всего негативного, чтобы хотя бы дома, ты не думал о работе в плохом ракурсе. Разве ты не согласен со мной?

– Согласен, – неуверенно ответил я.

– Вот видишь, ты уже огорчился, я вижу это, – она наклонилась и поцеловала меня. Её халат распахнулся, и она прижалась ко мне. Она лежала обнаженная на мне, и я впервые за много лет, неожиданно произнес:

– Только не сейчас, все-таки сегодня такой траурный день и вообще, как-то неудобно.

Она отстранилась и, запахнув халат, тихо произнесла:

– Как скажешь, – её зеленые глаза сверкнули, и мне показалось, что они отразили свет лампы, висящей над изголовьем кровати.

Именно тогда между нами наметился разлад. Нет, внешне все оставалось таким же, как и раньше. Ни скандалов, ни ссор, ничего, что внешне является проявлением разлада в семье, но и я и Ирина прекрасно понимали, что прежней любви, которая была между нами все эти двадцать лет, больше не было. Постепенно мы стали отдаляться и вскоре вообще разъехались по разным комнатам. Я мотивировал это тем, что, приходя поздно с работы, должен немного побыть один, да и беспокоить жену не хотелось. Ирина, понимая, что происходит, не стала возражать. Внешне, мы по-прежнему оставались мужем и женой, но оставаясь дома одни, мы перестали таковыми быть, и это было больно нам обоим, а вернуть прежнего мы были не в силах, хотя и предпринимали для этого попытки. Что-то сломалось в наших, некогда нежных и радостных взаимоотношениях. Порой мы сидели за обеденным столом и молча ели, понимая, что нас разъединяет не метр стола, а гораздо больше, то, что невозможно измерить километрами или часами. Мы жили и мыслили разными категориями, и словно два шарика, подвешенные на нитке, раскручиваясь в водовороте жизни, всё дальше и дальше удалялись друг от друга.

Порой мне хотелось ворваться в её комнату, схватить в охапку и крикнуть:

– Ириша, милая, родная, проснись. Вспомни, какая ты была, когда мы встретились. Что случилось с тобой? Почему жажда власти и стремление видеть меня на вершине иерархической лестнице, затмило для тебя все остальное? Ты постарела не годами, а мыслями. Я даже не мог представить себе, что тебя будет волновать только это – стремление продвинуться наверх. Хотя… Может быть, я обманываю себя? Возможно именно эта черта толкнула тебя ко мне, и твои зеленые кошачьи глаза, сумели разглядеть во мне то, кем я был, потерявшимся во времени человеком…

Глава 4

2002 год стал для меня знаменательным. Мне исполнилось сорок девять, и меня назначили членом Совета Глав регионов, как в это время назывался высший орган в стране. Он уже давно заменил Политбюро и состоял из семи постоянных членов Совета и пяти временных, которые входили в него, являясь одновременно Главами регионов. Совет являлся высшим руководящим органом власти в стране. Изначально, руководителем или Главой Совета назначался кто-то из его состава, сроком на три года. По окончании этого срока, производились перевыборы нового руководителя на следующий срок. Такая ротация, по мнению покойного Зацепина, который много усилий приложил в создание такой системы, давала возможность избежать абсолютизации власти и как следствие, тех негативных последствий, которые неизбежны при этом.

Совет обладал огромной властью. Он определял внешнюю и внутреннюю политику, занимался экономикой, руководил силовыми структурами. Я вошел в состав Совета миную одну ступень, иначе говоря, вошел сразу в состав семи постоянных членов, являясь одновременно главой сил безопасности и внешней разведки, которая имела довольно странное название «Комитет противодействия внешней угрозы». Я до сих пор не могу понять, откуда и кто придумал такое название, которое мне всегда не нравилось, и потому лелеял надежду, что если когда-нибудь мне будет суждено стать руководителем этого ведомства, я обязательно его переименую. Однако, когда я стал его руководителем, менять что-либо у меня пропало желание, почему, затрудняюсь ответить, однако факт, остается фактом, название осталось прежним.

К тому времени дела в стране, да и в мире в целом, были очень сложные. Вслед за стабилизацией мира и прекращением активных боевых действий в Азии, противостояние двух систем не уменьшилось. Россия, Китай и страны Восточной Европы с одной стороны, Америка и Западная Европа, Япония и страны НАТО с другой. Кроме того, с каждым годом набирала мощь третья сила, которая представляла не меньшую угрозу, это многочисленные террористические банд формирования по всему земному шару, и в особенности в России, Центральной и Южной Америки, Азии, Китае и США. Они выступали под разными знаменами, могли объединяться и тут же начать враждебные действия друг против друга, их действия носили противоречивый характер, но приносили огромный вред и неисчислимые жертвы, особенно среди мирного населения. Именно они способствовали усилению, а точнее ужесточению режимов в большинстве стран и уменьшению свобод и прав граждан, введению ограничений в передвижении гражданского населения.

Пожалуй самым непостижимым для меня, человека знавшего, как сложится история человечества, не запусти я механизм перемен сначала в нашей стране, а затем и всего мира в целом, так это именно совершенно необъяснимый феномен терроризма. Я отлично помнил, что в начале XXI века терроризм действовал во всем мире. Вершиной его проявления были взрывы башен-близнецов в Нью-Йорке, многочисленные террористические акты на ближнем Востоке. Но то, что было сейчас, было гораздо серьезнее. Анализируя деятельность террористических организаций, стало ясно, что они, опираясь в начале своей деятельности на религиозный фанатизм и псевдореволюционные идеи, достаточно быстро свернули на принципиально новые основы своей духовной философии. Они стали создавать собственные теории, которые представляли собой смесь новых псевдорелигий и утопических идей XIX века. Эти, казалось бы бредовые идеи, подобно вирусу, распространились по Земле и нашли своих многочисленных сторонников. Понять, почему это происходит, что движет людьми, которые всерьез воспринимают эти абсурдные идеи, я был не в силах. Впрочем, не я один. Но что самым опасным во всем этом, так это было то, что в водоворот борьбы с терроризмом, были вовлечены страны, которые не находя между собой общих точек соприкосновения, порой поневоле втягивались в орбиту их борьбы, тем самым становясь на ту или иную сторону. Это был порочный круг, выхода из которого не было видно.

Порой, мне казалось, что окружающий меня мир, это лишь иллюзия чего-то нереального, напоминающая сюжет давно забытого фантастического фильма о развитии жизни на Земле после третьей мировой войны или нашествия инопланетян, которые, вскоре после нападения на Землю, решили по непонятной причине, оставить нас в покое. Однако вся правда заключалась в том, что это была не иллюзия, а реальный мир, в котором надо было жить, работать и приспосабливаться к реалиям времени.

Раздавшийся звонок и голос по селекторной связи, прервал мои затянувшиеся воспоминания. Я слегка потряс головой, словно отгоняя остатки воспоминаний от себя, и поднял трубку:

– Да, слушаю.

– Алексей Михайлович, к вам снова Кушнарева, что ответить?

– Пусть войдет.

Вслед за этим дверь открылась и в кабинет вошла Ольга Валентиновна.

– Что случилось?

– Нет, ничего серьезного, просто я только что получила сводку и решила вас с ней ознакомить. Возможно, это имеет отношение к завтрашнему совещанию. Тогда мне надо успеть сделать коррективы, – сказав это, она положила передо мной одну из папок с бумагами. Я пододвинул её и, открыв, машинально произнес:

– Ты присаживайся, – и стал читать текст.

В сводке сообщалось, что по данным разведки, американцы провели успешное испытание противоспутниковой системы, которая позволяет, используя импульсный генератор, установленный на борту спутника, уничтожать спутники противника. Маневренность спутника обеспечивается большим запасом топлива для корректировки орбиты. Для этой цели спутник состоит из двух модулей, один из которых является энергоустановкой. По данным разведки, энергоустановка представляет собой компактный ядерный реактор. В сообщении также указывалось, что американцы одновременно разрабатывают два варианта двигательной установки спутника, что позволит в случае неудачных испытаний с ядерной установкой, использовать стандартную двигательную систему, работающую на обычном топливе. В этом случае, рассматривается вопрос о дозаправке спутника с использованием многоразовых кораблей. Работы по первому варианту практически закончены, а испытания в космосе непосредственно импульсного генератора прошли удачно. Основные характеристики прилагаются.

Далее шли технические выкладки, и в конце служебной записки сообщалось, что аналогичные работы в этом направлении у нас проводятся, но менее успешно. Следует немедленно форсировать проектно-конструкторские работы и перейти к испытаниям не позднее сентября текущего года. В противном случае, если американцам удастся запустить на орбиту несколько спутников-убийц, мы встанем перед серьезной проблемой и можем потерять в течение короткого времени значительную часть космической группировки.

Я кончил читать и, посмотрев на Ольгу, которая молча сидела напротив, спросил:

– Что скажешь?

– Для нас это крайне неожиданно, что они смогли провести конструкторскую разработку в столь короткие сроки, а мы об этом ничего не знали. Считаю, что здесь явно мы что-то упустили. Однако сейчас не это самое главное. Нужно срочно ускорить работы в этом направлении. Васильев и Палий как раз приглашены на совещание. Я сделала набросок проекта решения в этом направлении, – и она достала из папки, которую держала в руках лист и положила его передо мной.

– Да, очень нехорошее сообщение.

– Что делать, Алексей Михайлович, хороших сообщений в нашей работе бывает не так много.

– Это ты точно подметила, а ведь хочется, чтобы было наоборот.

– Мне тоже.

– А ведь как было бы здорово, если бы сообщила то же самое только наоборот. Мы успешно провели испытания, а американцы отстают.

Ольга улыбнулась и неожиданно сказала:

– Я знала, что именно об этом вы мне скажете, поэтому решила сразу сказать и о хорошей новости.

– Так сказать подсластить горькую пилюлю.

– Вроде того. Так вот, – она снова выудила из своей папки очередной лист и положила его на стол, прокомментировав словами, – это результаты последней серии экспериментов сдвоенных низкоорбитальных спутников. Результаты как вы можете сами судить весьма впечатляющие. Если очередные испытания подтвердят наши прогнозы, то военные обещают запустить в начале осени четыре спутника. Тогда мы получим очень неплохие шансы в борьбе с банд формированиями, а при необходимости, и за пределами страны.

Я внимательно ознакомился с текстом и, возвратив его Ольге, произнес:

– Вот видишь, иногда есть и хорошие новости.

– Иначе и не должно быть.

В этот момент я заметил, как её взгляд упал на рюмку, стоящую на краю стола. Поняв, о чем она думает, я произнес:

– Да, да, а что ты думаешь, я железный? Порой до тошноты становится горько, что все так сложно, а сделать ничего не можешь.

Ольга молчала. Это было в её характере. Она пришла на работу в отдел, спустя полгода как он был образован. При каждом моем повышении, я звал её к себе на работу. Она соглашалась, и незаметно я свыкся с мыслью, что она, часть меня и моей работы. Она была старше на три года. В её жизни были мужчины, но как правило недолго. Все они были ей не интересны. Последние десять лет она жила одна в своей большой московской квартире, в центре. Я был у неё один раз на новоселье. Мне запомнилась фотография, которая висела в гостиной на стене. Наша группа во главе с Зацепиным через месяц после начала переворота. Я стоял с краю, молодой и смущенный, рядом убеленный сединой Петр Петрович. Ольга на фотографии на противоположном краю, стоит, словно фотографируется на паспорт.

В последний год я стал замечать в ней перемены. Они были едва заметны, но несомненно были. Возможно возрастное, говорил я себе, но вряд ли.

– Французский или наш?

– Не понял?

– Коньяк чей, французский или наш?

– Наш, я не гурман.

– А я предпочитаю водку, – неожиданно ответила Ольга.

Я с удивлением посмотрел на неё и потому спросил:

– В каком смысле?

– В прямом. Вы что думаете, одному вам бывает тошно от всей этой жизни, – она неожиданно впервые за много лет вышла из своей закрытой «скорлупы» и так откровенно ответила.

– Слушай, скажи, ведь ты такая умная, красивая женщина, – я чуть было не сказал баба, – и все одна. Не надоело?

– Надоело, только что из этого. Где они мужики-то?

– Ну, знаешь, может у тебя слишком запросы большие?

– Да какие могут быть запросы, обычные они, как у всех. Только ведь как встретишь кого-нибудь и думаешь, ну все, вот он, то что надо, и звезды на погонах, и мозги на месте и сам хорош, а вот одного не хватает.

– Это чего же, если не секрет?

– Любви не хватает. Человека-то любить надо, прежде чем замуж выходить.

– Это понятное дело. Кто же без любви замуж пойдет. Хотя, женщины порой и на такое способны…

– Мужчины тоже.

– Согласен. Все мы одной породы. Человеки, так сказать.

– Вот именно, потому-то в это все и упирается. Вот вы уже, сколько лет женаты, двадцать пять, что вас объединяет столько лет, любовь, разве не так?

– В этом я с тобой согласен, – понизив голос, произнес я, вспомнив недавний тяжелый разговор с Ириной по поводу наших взаимоотношений, которые держались исключительно на любви к дочери и иллюзорных семейных отношениях, которые таяли с каждым годом.

– Поэтому все не так просто в этой жизни. Мужчин хороших много, это я не спорю, только вот, наверное, дело не в них, а во мне. Сердцу не прикажешь, а любовь указом или распоряжением не зажжешь. Да и возраст уже не тот, чтобы этим заниматься.

– Ты это брось. Рано нас записывать в пенсионеры. Любовь не только в молодости бывает, а что касается чувств, то я хорошо знаю, что это такое. И любил и страдал и терял любимых. Все было и всегда жил с надеждой, что в жизни всегда есть место любви.

– А я думала подвигу.

Я рассмеялся, – помню, помню. Даже сочинение писали на такую тему «В жизни всегда есть место подвигу». Вот ведь времена были. Сейчас даже представить невозможно, что такое было. Беззаботное время.

– В каждом времени есть и плохое и хорошее. И потом, у каждого о нем свои воспоминания.

– Это безусловно. Просто стараешься всегда оставить в памяти хорошие воспоминания, а плохие забыть. Институт, стройотряд, отдых на море, походы. Я кстати со своей будущей женой в туристическом походе познакомился, а через неделю в любви объяснился.

– Надо же.

– Представь. Впервые в жизни пошел в поход, приятель уговорил и как говорят, втюрился.

– Или окрутила? – и Ольга потупила взор, и мне даже показалось, что прикусила губу, словно произнесла то, что совсем не хотела говорить.

– Скорее всего. Я по натуре влюбчивый человек. По молодости по девчонкам бегал только так. А вот влюблялся только трижды.

– Трижды!? – недоуменно произнесла Ольга.

– Да, трижды, – медленно растягивая слова, произнес я, мысленным взором вспоминая Татьяну и Леру.

– С первой женой мы довольно долго прожили, а потом разошлись, а вот вторую любовь потерял и трагически, до сих пор нет, нет, да и вспоминаю. Она погибла вместе с родителями в авиационной катастрофе.

– А с первой женой вы жили в гражданском браке?

– Почему нет, официально расписаны были, – произнес я, словно разговаривал сам с собой и продолжал вспоминать Татьяну и прожитые с ней годы.

– Странно, мне казалось, что вы женаты только один раз.

Я посмотрел на Ольгу, и тут до меня дошло, что затронул не совсем подходящую тему, и потому ответил:

– Да, все правильно, в гражданском. Хотели расписаться, но потом передумали. Ладно, ты завтра напомни мне перед совещанием, что необходимо решить вопросы в свете испытаний, которые провели американцы, хорошо?

– Непременно. Так я пошла?

– Иди, да и еще вот что, подготовь документы для запроса относительно того, сколько необходимо средств, для быстрого развертывания спутниковых систем, в случае благоприятных повторных испытаний, и договорись о встрече с главным разработчиком. Я хотел бы с ним лично побеседовать.

– Срок?

– Чем скорее, тем лучше.

– Поняла, – она записала сказанное мной в блокнот, и закрыв папку направилась к двери.

– Но ты все же этим делом не злоупотребляй, затянет, по себе знаю, – и постучал ручкой по рюмке.

Ольга повернулась и ответила:

– Вы тоже, мужчины народ более слабый в этом отношении, чем женщины, – и вышла из кабинета, не дождавшись ответа.

– А ведь чертовски хороша баба, – подумал я про себя, – эх скинуть бы годков двадцать, ну хотя бы десять. А впрочем, что годы, они вовсе не причем. Я всегда в разговорах с Ольгой в первую очередь думал о делах, а не о жизни, вот и просмотрел в ней интересную женщину. Сегодняшний разговор неожиданно задел во мне душевные струны и заставил совсем иначе посмотреть на неё. Странно, почему никогда не заводил с ней разговора о жизни, все о делах и делах?

Я посмотрел на часы, было начало десятого. Пора было собираться домой. Вызвав по селекторной связи секретаря, сообщил, что собираюсь домой.

Машина стояла уже у подъезда. Дверь была распахнута. Усевшись на заднее сиденье, я заметил, как отъехала машина охраны, а вслед за ней тронулись мы. Позади нас ехала вторая машина. Я невольно скривил гримасу и подумал, как все же странно устроен мир. В одной жизни ты можешь быть на самой вершине пирамиды, а в другой у её подножия, а в третьей где-то по середине. Бред, если бы это было не на самом деле.

Мы ехали по пустынным улицам Москвы. Город выглядел сумрачно и уныло. То и дело встречались здания с почерневшими от взрывов оконными проемами. В одном месте и вовсе взорванный дом был огорожен временным забором. То и дело встречались патрульные машины и бронетехника. Совсем скоро должен начаться комендантский час. Его сроки сдвинули, но все равно с двадцати четырех до пяти утра на улицу без специальных пропусков выходить было нельзя. Редкие прохожие спешили домой. Жизнь постепенно затухала до утра.

Машина остановилась у глухого забора. Ворота распахнулись, и машина въехала на территорию правительственных зданий на Воробьевых горах. Старые, еще пятидесятых годов постройки, после реконструкции, стали пристанищем всех членов Совета. У каждого был свой дом, в котором жили домочадцы, а порой семьи детей с внуками. Когда машина остановилась под навесом крыльца, я вышел и направился в дом.

Ирина сидела в гостиной, склонившись над толстенной книгой, лежащей перед ней.

– Что за фолиант изучаешь? – поинтересовался я.

– Медицинская энциклопедия. У меня второй день болит палец на ноге, пытаюсь выяснить, что это может быть.

– Не проще ли поговорить на эту тему с Галиной Яковлевной. Она врач, посмотрит, если надо, пропишет мазь или процедуры.

– Твоя Галина Яковлевна, только ОРЗ лечить в состоянии. Если уж и идти к кому-то, то только не к ней.

– Напрасно, она прекрасный врач.

– Это тебе так кажется. Тебя послушать. Так все кто тебя окружают, прекрасные люди. Что врачи, что повара, ну просто ангелы, а не люди.

– А чем, собственно говоря, она тебя не устраивает? Все у неё лечатся, и никто не жалуется, – начал заводиться я.

– Ну конечно, одна я всем недовольна.

– А разве нет? – устало произнес я и, повернувшись, направился в кабинет.

– Вот, вот, когда сказать нечего, ты всегда спасаешься бегством в своем кабинет, ссылаясь на то, что у тебя дела. Тебе вообще нет до меня никакого дела. Только дела, дела, и дела. Я устала от всех этих дел.

Я повернулся и спокойно, но жестко произнес:

– Я никого не держу. Если ты устала от меня, то ведь и я тоже устал от тебя. Если тебе что-то не нравиться, ты можешь найти себе что-то или кого-то взамен, кто тебя устроит.

– Ах, вот как ты ставишь вопрос. Конечно, когда ты достиг всего, когда я денно и нощно, не жалея сил двигала тебя по служебной лестнице вверх, я была тебе нужна. Выслушивала твои плаксивые речи по поводу того надо или не надо сделать тот или иной шаг, а ты мямлил и не знал, как поступить в той или иной ситуации, тогда я была нужна. Ну как же. Кто-то должен был приголубить, обласкать, наконец потрахаться, чтобы ты снова чувствовал себя мужиком, а не рохлей. А теперь зачем я ему. Он король, он на вершине мира, кто я и кто он. Дудки. Ничего у тебя не выйдет. Это я достигла всего, чего я хотела. Слышишь, я, а не ты. Я построила этот мир и сделала себя и тебя таким, каким ты без моей помощи не стал бы никогда. Слышишь, ни-ког-да. Потому что ты тюфяк, только сопли распускать можешь и философствовать на тему, быть или не быть. Ах, надо было так поступить, ах зачем мы то-то не сделали. Тьфу, смотреть тошно. Как баба. Да если бы не я, кем бы сейчас был? Инженером первой категории, или заведующим сектором, в лучшем случае.