Текст книги "Дорогой, я стала ведьмой в эту пятницу!"
Автор книги: Арина Холина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 13
– Да у него всем девкам восемнадцать! – воскликнула Лиза. – Когда ему было двадцать, его бабе – восемнадцать, ему двадцать пять – ей опять восемнадцать, теперь тридцать пять – и снова он где-то выкапывает полусовершеннолетних…
– Каких? – удивилась Вика.
– Полусовершеннолетних, – повторила Лиза. – Вроде уже по паспорту взрослая, а мозги в заднице.
Они лежали на шезлонгах на берегу озера. В августе, наконец, наступило лето: солнце пекло, вода была теплой, а воздух стоял сухой и пыльный.
На выходные подружки уехали на Валдай, в резиденцию Кирсанова, который вместе с Федором неделю назад улетел в Лондон на какой-то там экономический форум.
Лиза с Викой с утра грелись на солнце, гоняли прислугу за фруктовыми коктейлями и обсуждали знакомых мужчин.
– Блин, – огорченно сказала Вика. – Мне Кирсаныч уже полгода обещает дом на Новой Риге и чего-то не телится.
– Он же тебе что-то под Звенигородом предлагал, – напомнила Лиза.
– Очень мне нужен этот Звенигород! – рассердилась Вика. – Еще бы в Карелии предложил! Что там, в Звенигороде, кроме природы?
– Ну, в общем, да, – согласилась Лиза, которая уже привыкла со многим соглашаться и задавать себе вопрос: «А почему бы и нет?»
После Кирсанова был Вова с гостиницей, после Вовы – группа компаний «Альтер», которая арендовала ее на две недели, – Лиза снимала какие-то нефтяные вышки, детские садики, которые построили руководители «Альтер», и портреты всех начальников на лоне природы. За «Альтер» ей отвалили бешеные тысячи, после чего Лиза отложила работу до сентября. Ей приходилось общаться с самыми разными людьми: с воспитанными и хамами, с образованными и не очень, с умными, глупыми, жадными, наглыми, с их женами, которые выглядели, как Эйфелева башня ночью, – сверкали бриллиантами и рубинами, с женами, которые интересовались, как там Пугачева – спит ли с Максимом Галкиным; с любовницами – нервными, визгливыми, вульгарными. Были и другие, но все так смешалось, что Лиза уже не могла ни придираться, ни смеяться, ни отличать одну дамочку в платье от «Донателлы» от другой. Ей было плевать – главное, чтобы соблюдали условия контракта.
Вика была полезна – цепкая девица быстро сообразила, что дружба с популярным фотографом выгодна для репутации. Для солидности Вика отправилась учиться на дизайнера интерьера, и теперь в светской хронике писали: «Лиза Селезнева, фотограф, Вика Приходько, дизайнер».
Вика знакомила Лизу с людьми, которым надо было что-то сфотографировать, а Лиза всех уверяла, что у Вики природный вкус и врожденный талант к созданию интерьеров. Вике плевать было на интерьеры, но ей не хотелось быть просто «светской львицей», она жаждала уважения, признания и серьезного к себе отношения.
Она знала, что «большие» люди охотно ей улыбаются, общаются с ней, шутят и приглашают на выходные к себе на шашлыки – но только в присутствии Кирсанова. Стоит ей появиться одной – протокольная улыбка, кивок или сдержанное неудовольствие, если Вика подходит и вмешивается в разговор. Она понимала, что пока она – очередная девушка Кирсанова, из уважения к любовнику они даже помнят, как ее зовут, но ничто не заставит их думать о ней хорошо. С тем же упрямством, которое помогло ей выбраться из Электростали, сменить убогий вещевой рынок на «Крокус Сити-Молл», «Пассаж» и ГУМ, Вика прорывалась к тем, на чьи фотографии в журналах она некогда смотрела с завистью и трепетом. Лиза была лишь трамплином, зацепкой – Вика хотела, чтобы ее привыкли видеть в обществе «приличных» девушек, а не в стайке любовниц, искательниц приключений и содержанок.
Она вцепилась в Лизу мертвой хваткой и таскала ее на все приемы. Отделаться от Вики было невозможно. С тоской и неохотой Лиза сопровождала Вику на коктейли и многочисленные презентации, но Вика, нехотя признавала она, была честным партнером. Она помогла Лизе с гостиницами, помогла с «Альтером» и вообще всячески содействовала – правда, иногда весьма сомнительными методами, – но Лиза убедила себя, что главное – победа, а не участие, и смирилась с тем, что для успеха в жизни следует быть хоть немного беспринципной.
С Викой было скучно – она говорила исключительно о последних тенденциях в мире моды, но зато она не лезла в душу и не читала нотации.
Зазвонил телефон.
– Да, мама, – ответила Лиза.
– Деточка, – проговорила мама, которая уже не считала, что дети должны сами звонить родителям. – У тебя нет знакомых в налоговой? Наверху.
– А что такое? – поинтересовалась Лиза.
– Да там к Егору привязались, к его банку, – пожаловалась мама. – Какие-то намеки…
– А у него что, у самого нет знакомых? – удивилась Лиза.
У дяди везде были знакомые.
– Ну, он там с кем-то повздорил… Я точно не знаю, но надо уладить.
– У Кирсанова есть кто в налоговой? – прикрыв трубку рукой, спросила Лиза у Вики.
– Навалом, – не отрываясь от журнала, сообщила Вика.
– Ма, пусть Егор мне позвонит в конце недели, все уладим, – пообещала Лиза и, чрезвычайно гордая собой, положила трубку.
Конечно, ее бывшие мужья были богаты. Но богатство богатству рознь: по сравнению с успешными людьми, которые окружали ее сейчас, по сравнению с мужчинами, которые запросто жарили шашлыки с политиками и к которым Пугачева с Орбакайте приезжали на дни рождения, они казались неудачниками. Лиза попала на Олимп и находилась средь богов – всесильных, могущественных и великих.
* * *
Маша мрачно смотрела на Завьялова.
– Ты посуди сам, – убеждала она. – Куда они пойдут? Ты что, думаешь, только мы в курсе, что с ними невозможно работать? Да вся Москва прекрасно знает, что с ними проблем не оберешься! В общем, если ты не надумаешь, то я ничего не обещаю. Ты, конечно, можешь меня уволить, но с такой командой ты потеряешь все свои деньги.
– Черт, но как их уволить? – стонал Завьялов. – Я рос на их статьях…
– Считай, что перерос, – отрезала Маша. – Мы сейчас о чем говорим – о бизнесе или о любви и нежности? Если хочешь, дай им стипендию, пусть сочиняют мемуары «Продажная журналистика в лице Маши Чистяковой». Но ты пойми, я не могу так работать! «Тойота» отказалась ставить рекламу рядом с материалом о том, что на наших дорогах можно ездить только на грузовиках и тракторах – воруют асфальт и все такое, а «Нестле» до сих пор в страшной обиде, что наш рекламный отдел предложил им рекламную полосу посредине эссе о том, как генералы используют чеченскую нефть. И ты понимаешь, Дима, что если бы это были аргументированные репортажи, так мы бы и без «Тойоты» выкрутились, но это же по большей части сплошной треп!
В «Репортере» действительно творился дурдом. «Старая гвардия» негодовала и саботировала. Варя уволила заменимых, взяла на их место молодежь, а издательские звезды, как только речь заходила об интервью с тем, кого они называли «политической пешкой», заболевали, травились, уезжали хоронить родственников…
– Детский сад! – возмущалась Маша.
И «Репортер» с новым дизайном выходил тихо и неприметно: рекламную кампанию так и не запустили – хвастаться было нечем.
По курилкам плелись интриги, велась оживленная тайная переписка, сотрудники замолкали, стоило Маше войти в комнату… Причем она понимала, что ей надо всего лишь вылизать задницу каждой «звезде», поплакаться, что без их участия она погибнет, что журнал держится на них… Маша даже попыталась, но пожилые перепуганные «звезды» так остро возненавидели «соплячку» и «выскочку», что на поклон надо было ходить не раз, и подкупать, и унижаться, и все это так утомляло и обижало… И Маша не понимала этих неспортивных людей с седеющими бородами, этих женщин с агатами и бирюзой в уродской мельхиоровой оправе… Маше казалось, что они с Марса, она даже твердила себе, что они хорошие, просто другие, но в душе ненавидела их всех – старых, раздражительных, заносчивых!
И когда вчера Рената после очередной попытки «поговорить по душам» сказала, притушив «Кэмел» без фильтра:
– Деточка, вы хотя бы осознаете, что вам здесь не место? – и так грустно посмотрела, так сочувственно, что Маша вылетела из ее кабинета, не сказав ни слова, и пообещала себе придушить Домогарову, если не удастся ее уволить.
– Я тебя понимаю, – заверил Дмитрий. – Но мне их жалко.
– Дай им стипендию, – повторила Маша.
– Ладно, – сказал Завьялов после продолжительных раздумий. – Наверное, ты права. Можешь всех уволить, только выплати за три месяца зарплату, а я еще с ними отдельно поговорю.
Маша с сочувствием посмотрела вслед Дмитрию. Он купил журнал, чтобы иметь «гуманитарный» бизнес. Завьялов продавал пиво, орехи, сухари и всяких сушеных кальмаров, креветок, осьминогов и с каким-то немыслимым уважением относился к печатному слову. Тех, кто мог написать, оценить, раскритиковать, внятно выразить собственное мнение, промышленник боготворил и «Репортер» купил от желания лично потрогать прекрасное. Но Завьялов не был магнатом, он всего лишь успешный промышленник – содержать издание ради того, чтобы владеть карманной прессой, он не мог. Ему нужен был доходный журнал, чему сотрудники старого «Репортера» изо всех сил сопротивлялись.
– Да не переживай ты! – крикнула она вслед. – Уволим, а потом опять пригласим!
* * *
Варя с неподдельным ужасом читала диалоги, которые насочинял какой-то недотепа по фамилии Тургенев.
«Арина: Ты не можешь так поступить. Это бесчестно.
Степан: Такого слова нет в моем лексиконе.
Арина: Мы не на литературном конкурсе. Это жизнь. Моя жизнь. И ты ее ломаешь.
Степан: Детка, мне наплевать на твою жизнь. Разве ты не поняла? Разве я тебе что-то обещал?»
– Сереж, это шутка, да? – спросила она у Цейтлина, с трудом дозвонившись продюсеру, который десять часов своего двенадцатичасового рабочего дня тратил на телефонные разговоры.
– А что такое? – забеспокоился Сергей.
– Цитата: «Если ты не перестанешь мне мешать, я с тобой сделаю такое, что ты сильно пожалеешь…» – Варя вздохнула. – Сереж, где вы его нашли? Среди отчисленных с первого курса? Или он речи нашим политикам пишет? Как он вообще смеет носить фамилию Тургенев?
– Ну не менять же ему фамилию, – заметил Цейтлин. – Ну ладно, ты сама сочиняй диалоги, а там разберемся.
Диалогиста взяли, чтобы сократить время работы над сценарием, и Тургенев был уже третий. Первого забирало на жаргоне: у него даже трехлетние дети ругались матом. Вторая, девочка с проколотым языком, упрямо ненавидела главную героиню: заставляла ее говорить такие глупости, что весь сюжет летел в тартарары. Варя предложила девочке написать собственный сценарий на тему «Все богатые – уроды» и выгнала ее.
– Доброе утро… – пробормотал Богдан, вползая в комнату.
Он был совершенно голый, небритый и, судя по всему, еще не окончательно проснулся.
Варя, забыв о диалогах, уставилась на него, а Богдан подошел, чмокнул ее в висок, прижал к себе и сказал:
– Что-то у меня после всей этой грузинской кухни живот крутит.
Варя до сих пор не верила, что такой красивый, богатый и умный мужчина ходит голый по квартире, жалуется на резь в животе и вообще любит старые треники «Адидас», у которых швы разошлись между ног, а коленки отвисли.
Поначалу она с утра мчалась умываться, чистить зубы, брызгалась духами, причесывалась и заново ложилась в кровать – она бы не вынесла, если бы Богдан проснулся и обнаружил, что у нее утром пахнет изо рта, а в уголках глаз скопились слизистые выделения. Но однажды Богдан застукал, как она в восемь утра крадется в ванную, и безжалостно ее высмеял.
– Ты меня довела до нервного срыва! – хохотал он. – Я думал, ну как у нее получается быть с утра такой свежей и чистенькой! Я вечером зубы чистил полтора часа – думал, поможет сохранить морозную свежесть, а ты тут, оказывается, хитришь…
Варе стало неловко, и она начала вести себя, как нормальный человек. Но все-таки не могла избавиться от подозрения: ну почему этот мужчина выбрал ее? Что в ней такого? Но со временем сомнения терзали все реже – лишь иногда, проснувшись минут за пять до будильника, ее одолевала неуверенность, и все чаще Варе казалось, что она достойна – она ведь умная, талантливая, привлекательная и хорошо воспитана. Тем более отказаться от сумасшедшего секса несколько раз в день, а иногда всю ночь напролет не было сил – и она ощущала себя такой юной, по уши влюбленной и поэтичной, что странные мысли отступали, стоило Богдану подойти сзади и поцеловать ее в затылок.
* * *
Ярко-голубой родстер «Ауди ТТ» – последние приобретение Маши – въехал на стоянку. Это было предательство – всю жизнь она мечтала о «БМВ»… но эта «Ауди» просто великолепна. У Маши вообще был легкий заскок на машинах – иногда ей казалось, что она бы с радостью имела такой дом, где машину можно поставить рядом с кроватью, а вечерами она могла часами сидеть на балконе и смотреть на любимую «девочку», так что денег было не жалко, а «БМВ» она пообещала себе купить как-нибудь в другой раз.
Маша выбралась на улицу, поискала глазами машину Никиты, нашла и направилась в «Ле Дюк». Никита ждал за «их» столиком – он уже заказал аперитив для Маши, свежий морковный сок для себя и устрицы на закуску.
– Уф! – Маша села на стул, метнула на соседний сумку, закатила глаза, показывая: есть на что пожаловаться.
– Ну, как там твои вассалы? – подыграл Никита.
– Слушай, это катастрофа! – выпалила Маша и сделала глоток аперитива. – Они просто безумные! Работать по-новому не желают, скандалят, права качают, Домогарова с Третьяковым строчат в другие издания заметки о свободе слова – типа, если представителям нового капитала средства массовой информации нужны только как дополнительный источник заработка, то это еще хуже, чем манипуляции с общественным мнением. Открыли, понимаешь ли, новую тенденцию.
– Читал, – кивнул Никита.
– Где?! – обеспокоилась Маша.
– То ли в «Известиях», то ли в «Ведомостях»… – Он пожал плечами. – Что будешь делать?
– Увольнять. – Маша исподлобья посмотрела на Никиту, ожидая поддержки и совета.
Никите она верила безоговорочно: то, как он управлял собственной компанией, вызывало в ней восхищение.
– В общем-то, я с тобой согласен. – Никита подцепил устрицу и предложил ее Маше. – Я когда начинал, мало того что в книгах ни черта не понимал, так ко мне приходили такие тети-моти из бывших советских издательств, что я чуть было все не бросил. Понимаешь, они все искренне считали, что издавать можно только Толстого, Достоевского и Пушкина, а все, что пишут сейчас, – одноразовая халтура. Подсовывали произведения непризнанных гениев, из которых следовало, что Россия – это неудовлетворенная женщина, которая жаждет совокупления, и утверждали, что проблема Руси в том, что наш мужик пьет, а секса у нас нет, оттого и проблемы… И как только появится тот, кто Россию-женщину трахнет, все будет хорошо. Или, например, сочинение в трех томах о приключениях тампона… Как тебе?
Маша захихикала.
– Весело тебе, – с обидой произнес Никита. – А когда я все это читал, больше всего мне хотелось уехать лет на сорок в деревню, посадить помидоры и торговать ими на рынке. Я, конечно, разогнал всю эту богадельню. Приходится жертвовать людьми. Если не согласна – иди работать медсестрой.
– Но они не просто люди, – спорила Маша. – Они, типа, акулы пера.
– Они уже не акулы и даже не щуки, – ухмыльнулся Никита. – Они рыбки из аквариума.
– В общем, ты за? – уточнила Маша.
– Ну, это я бы так поступил на твоем месте, – сказал он. – Можно, конечно, потерпеть, со всеми договориться, они, в конце концов, поймут, что не правы… Но на это уйдет время.
– Ты понимаешь, – вздохнула Маша, – я их всех ненавижу. Они такие заносчивые и противные…
– Дело твое, – снова ухмыльнулся Никита и, как показалось Маше, посмотрел на нее с одобрением. – Но это будет скандал.
– Вот и прекрасно, – буркнула Маша и сосредоточилась на устрицах.
* * *
Вика осталась на пляже, а Лиза пошла прогуляться. Она шла по берегу черного озера: сосны, ели и редкие осинки росли прямо у воды, дорожка бежала по лесу, от солнца Лизу прикрывали ветки, так что ничего не мешало спокойно размышлять. В тихой заводи, неподалеку от причала, Лиза села под сосной, достала сигареты и задумчиво уставилась на воду.
Деньги, собственные деньги, давали защиту. Защиту от мнения семьи, защиту от мужчин, защиту от подружек, которые раньше были так нужны, чтобы пожаловаться, вволю поплакаться, создать видимость надежных отношений… Лиза думала о том, что самые надежные отношения у человека с его банковским счетом. Где теперь Варя, где Маша? Разве они помогли ей встать на ноги? Разве они не давили на нее всеми этими советами, которые не стоят скорлупы от ореха, и мешали ей развиваться, идти вперед?
Единственный человек, который ей помог, – Федор. Ей всегда нужен был мужчина, до которого надо расти, а ее «бывшие» только и делали, что поощряли ее слабости и со всем соглашались. Ей нужен стимул, а не жилетка. Даже Вика, та еще фифа, за несколько месяцев сделала для нее больше, чем Варя и Маша за всю жизнь.
Иногда – редко, но все же случалось, – она скучала по подругам. Может, они и клуши, но с ними было весело. И если бы они очутились сейчас здесь, им было бы здорово втроем: даже банальные сплетни они превращали в остроумную беседу. И они бы наверняка придумали какой-нибудь заплыв на матрасах по длинному узкому озеру, пока не обнаружили бы магазин, и купили бы пива, и чувствовали бы себя, как Колумб, завидевший берега далекой Индии, оказавшейся Америкой. И они бы могли лечь в высокую заливную траву, и часами смотреть в небо, и пить теплое пиво, и смеяться до истерики над всякой ерундой… В отличие от Вики, которая была способна только комфортно валяться в шезлонге, потягивать охлажденные коктейли и листать «Базар», комментируя светскую хронику.
Лиза разозлилась на себя, резко встала, отчего закружилась голова, наклонилась к воде, чтобы освежиться, и с ужасом уставилась на отражение. Из воды на нее смотрел Федор, но не обычный, милый и симпатичный Федя, а черный, мрачный, сухой, со страшным желтым блеском в глазах монстр! Сердце заколотилось, и в панике Лиза решила, что его не унять – сейчас будет инфаркт… Но спустя минуту она кое-как успокоилась и заползла обратно под дерево.
«Перегрелась! – билась в голове мысль. – Может, все-таки к врачу?»
Вообще-то это происходит с ней не в первый раз – взять хотя бы случай с зеркалом, когда она вместо себя увидела старуху, потом ей померещилось, что у Вики вместо глаз – огромные черные провалы, теперь вот Федя в виде какого-то Кощея…
Кроме глюков, было кое-что еще. Иногда она точно знала, что скажут другие. Сначала Лиза полагала, что она просто такая умная, но когда Вова, тот, что с гостиницей, предложил ей слетать на четыре дня на Кубу через двадцать секунд после того, как она решила, что сейчас он попросит ее провести с ним несколько дней где-нибудь… на Кубе, Лиза, мягко говоря, удивилась.
Такое происходило нечасто, но все же случалось, и Лиза чуть было не отправилась к психотерапевту, но в последнее мгновение передумала. Что она ему скажет: я умею читать мысли? Отчаянно захотелось домой и еще больше – к Маше и Варе, но последнюю мысль она подавила. «Справлюсь», – решила она и побрела к пляжу.
* * *
Экономка отозвала Машу в сторону и сообщила, что на хозяйство нужны деньги.
– Елена Марковна, я же в начале недели выдала вам десять тысяч, – не без удивления напомнила Маша.
– Ну так продукты Никита просит в супермаркете брать, а там вы не представляете, как дорого, – занервничала та. – Я же все чеки сохраняю, у меня все записано!
Она затащила Машу на кухню и вывалила из ларца гору чеков.
– Вот, это за последнюю неделю. – Она взмахнула рукой, предлагая проверить свою честность.
– Елена Марковна, – вдруг заявила Маша. – Вы мне чужие чеки не подсовывайте. Я прекрасно помню, что никакой икры мы не ели и малину тоже… – Маша осеклась.
И Елена Марковна, и Маша с ужасом уставились на чеки, к которым Маша даже не успела прикоснуться.
«Черт, что я наделала! Совсем озверела!» – в ужасе думала Маша и готова была заплакать от раскаяния.
Но тут она перевела взгляд с кучи бумажек на Елену Марковну и увидела у той в глазах отчаяние и страх.
«Неужели врет?» – удивилась Маша.
– Машенька, вы понимаете, это случайно, просто сын разбил чужую машину… – забормотала экономка.
– Знаете, не я вас нанимала на работу, так что пока я никому ничего не скажу, – обратилась она к онемевшей экономке. – Но давайте в следующий раз более тщательно следить за расходами.
«То есть не воровать», – добавила она про себя и вышла из кухни, не глядя на позеленевшую Елену.
