Текст книги "Дорогой, я стала ведьмой в эту пятницу!"
Автор книги: Арина Холина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Окончательно запутавшись, Варя уставилась на Богдана, но он ответил ей таким спокойным, доброжелательным и обнадеживающим взглядом, что она приободрилась и неожиданно заявила:
– Ну, есть идея триллера. Живет девушка типа Ксении Собчак – золотая молодежь, украшение общества, и все такое. Как положено, все ее ненавидят, а потом ее родители погибают в автокатастрофе, и оказывается, что у нее нет ни копейки денег. Деньги куда-то делись. Ну, и ей надо начинать все заново, но ее все, само собой, чмарят, на работу не берут, да еще и папаша как-то подозрительно погиб. Такая женская история а-ля «Блондинка в законе» с детективом.
Продюсер прикусил нижнюю губу, закатил глаза, подумал…
– Мне нравится. Можно сделать полный метр, можно сериал – но это в худшем случае. Можешь написать синопсис?
– Могу, – неуверенно подтвердила Варя. – Вам правда нравится?
– Если бы мне не понравилась, я бы из вежливости и от хорошего отношения к Богдану сказал бы, что идея интересная, но сырая. Так как я этого не сказал, значит, мне правда нравится. Будем работать. Деньги – не проблема. Ты, главное, напиши побыстрее.
Варя дико посмотрела на Богдана, выползла из-за низкого столика, пошла в туалет, а там стала прыгать, махать руками и тихо повизгивать от счастья.
О том, что она некоторым образом украла идею, Варя задумалась ровно на секунду, ей на миг стало стыдно, но девушка быстро убедила себя в том, что идея плавала на поверхности – кто не успел, тот опоздал. Она-то прекрасно знала, как затягивает ремесло: все ее коллеги мечтали написать сценарий «для большого кино», но ни один не дошел даже до титульного листа.
Точно так же все журналисты мечтают написать книгу, но пишут единицы. Многие годами марают бумагу – выбрасывают, вычеркивают, откладывают, делятся творческими планами, но мечты так и остаются мечтами.
– Богдан, почему ты такой хороший? – спросила Варя, когда они три часа спустя ехали домой.
В чайной они с продюсером обсуждали детали, продумывали героев и спорили насчет того, кому играть главную героиню.
Варя была в диком восторге: наконец что-то настоящее, увлекательное!
– Почему ты все это для меня делаешь? – настаивала Варя.
– Мне хорошо с тобой, – сказал Богдан и положил руку Варе на коленку. От руки стало очень тепло.
Варе хотелось задать миллион вопросов, выразить множество сомнений, но от этого тепла ее вдруг разморило и стало так уютно и сонно, что она откинула кресло и задремала, размышляя о том, что раз уж есть в жизни черные полосы, то и белые тоже есть и нечего бояться перемен к лучшему.
Глава 7
– Маша, это Лиза тебя беспокоит, – сдержанно представилась Лиза.
– Я догадалась, – усмехнулась Маша. – Определился твой номер телефона.
– Я бы хотела забрать белое платье от Валентино, не возражаешь, если я к тебе заеду?
– Я буду дома в течение двух часов.
– Отлично.
Через сорок минут Лиза ругалась с консьержем, который отказывался ее узнавать, а у Маши был занят телефон, и Лиза ходила кругами по просторному холлу, злая на весь мир, а особенно на Машу, которая, как думала Лиза, все это нарочно подстроила.
– Проходите, – разрешил, наконец, портье и даже выбрался из-за стола, чтобы вызвать ей лифт.
Лиза отблагодарила его уничтожающим взглядом, вошла в кабину и стала спиной к консьержу, якобы рассматривая себя в зеркале.
– Проходи, – пригласила Маша, которая была при полном макияже и в вечерних туфлях.
– Куда-то собираешься? – поинтересовалась Лиза.
– Да, мы с Никитой идем на Хворостовского, – гордо сообщила Маша.
– О! – лаконично отреагировала Лиза. – Слушай, я у тебя переоденусь? А то времени нет. Сегодня показ Валентино в «Метрополе», ну, я решила в «Валентино» и одеться.
– Ты с Федором идешь? – не удержалась от любопытства Маша.
– Федор в Сибири. Завтра приедет. Меня Кирсанов пригласил. Не он сам, а его команда, – похвасталась Лиза.
Так как в этом бахвальстве Маша не заметила ничего особенного – Лизе всегда нравилось быть в центре светской жизни, – то смилостивилась и спросила:
– Ты с Варей общаешься?
– В общем, да, – кивнула Лиза.
– Она мне тут звонила и гнала насчет того, что недостойна Богдана, а я недостаточно хороша для Никиты… В некотором смысле бред насчет того, что все слишком хорошо.
– Знаешь, что меня действительно удивляет? – спросила Лиза, подкрашивая губы.
– Что?
– То, что мы познакомились почти одновременно. Сначала я с Федором, потом Варя с Богданом, а теперь и ты с Никитой… Какое-то фантастическое совпадение.
– Да ничего странного! – отмахнулась Маша. – Просто время пришло.
– Да! – обрадовалась Лиза. – Пришло время знакомиться с миллионерами. У каждой девушки наступает такой период! Так сказать, естественный этап развития.
Маша нахмурилась, а Лиза в темпе собрала одежду, попрощалась и убежала.
* * *
– Можно с вами поговорить?
Лиза сверху вниз смотрела на девушку в джинсах, длинной голубой футболке и бусах из фальшивого жемчуга до пупка. В руках девушка держала фотоаппарат, на плече висел кофр.
– Можно, конечно, а что случилась? – удивилась Лиза.
– Мы не могли бы выйти, кричать не хочется! – прокричала девушка.
Музыка действительно лупила по ушам, так что Лиза без возражений пошла за незнакомкой. Показ Валентино только что закончился под аплодисменты московского бомонда. Лиза первый раз в жизни сидела в первом ряду – рядом с Кирсановым и его женой, ее снимали телеоператоры, а фотографы из «Харперз Базара» и «Вога» щелкнули для светской хроники.
Девушка вышла на улицу и отошла подальше от входа, где на свежем воздухе толпились гости с коктейлями.
– Меня зовут Катя Подольская, я фотограф, – представилась она. – Может, глупо говорить вам все это, но я долго думала и решила сказать.
– Та-ак… – Лиза полезла в сумку за сигаретами.
– Этот заказ для Кирсанова – мой заказ, – выдала Катя.
– Очень интересно, – прищурилась Лиза.
– Вы можете думать обо мне все что угодно, – продолжила девушка. – Но мне хотелось, чтобы вы знали – это нечестно. Я пять лет работаю в фотографии и такой заказ ждала все эти пять лет. Для меня это не только деньги, это возможность выйти на другой уровень. Я два месяца обхаживала Кирсанова, два месяца не спала по ночам, а потом за вас попросили, и все мои планы разрушились. Я хотела сказать вам, что вы не лучше меня, просто за вас попросили.
Лиза видела, что девушка сильно волнуется, что она не хочет ее оскорбить, что она, собственно, просит о помощи, и Лиза чуть было не решила отказаться от съемок, но тут она представила, что скажет Федору, и ей стало стыдно за слабость и глупость.
– Понимаете, Катя, – едва она начала говорить, как заметила, что далеко не глупая Катя все поняла, – может, я и не лучше вас, а может, и лучше. И возможно, это не ваш шанс, а мой. А то, что у меня есть знакомые, которые помогают мне в жизни, – да, это преимущество, и я не собираюсь от этого отказываться. Ясно?
– Ясно, – прошептала Катя.
Лизе показалась, что девушка готова заплакать, но решила, что так уж устроена жизнь – иногда тебе фартит, а в другое время нет денег на сигареты. Поэтому Лиза развернулась и ушла, и ей то ли послышалось, то ли Катя действительно бросила вслед: «Ведьма!»
«Неудачница!» – подумала Лиза, но настроение отчего-то испортилось, и она поспешила уехать.
* * *
На концерте Хворостовского Маша заскучала. Баритон был в ударе, исполнял проникновенно, а у Маши никак не получалось сделать воодушевленное лицо, как у соседки справа, или хотя бы пустить слезу, как соседка слева.
В конце Маша хлопала, как одержимая, от радости, что Хворостовский не стал петь на бис, а Никита с любопытством косился на нее.
– Тебе понравилось?
– Ну… – замялась Маша. – Хороший концерт, но какой-то длинный.
– Да, лучше бы мы пошли в джаз-клуб, – согласился Никита. – С непривычки классика тяжело идет.
– А что же ты тогда меня на этот концерт пригласил?
– Ну… Ты так восхищалась настоящим искусством, глубиной и выразительностью, что мне захотелось доставить тебе удовольствие, – не без смущения признался Никита.
– В следующий раз все мои восторги дели на два, – пошутила Маша и осеклась: а вдруг следующего раза не будет?
– Тогда заранее приглашаю тебя на Земфиру, – улыбнулся он. – Все же как-то поживее. А сейчас, может, поедем ко мне?
– Никита, – Маша опустила глаза и взяла его за руку. – Я хотела сказать, что у меня есть принципы, которые не позволяют мне ложиться в кровать сразу после знакомства.
Произнеся эту фразу, тщательно отрепетированную дома, Маша почувствовала себя до того нелепо, что чуть было не брякнула: «Ой, я пошутила, поехали к тебе, устроим оргию!» Но ведь не зря же она металась вчера целую ночь без сна и покоя? Первый раз за последние семь лет Маша чувствовала, что не может быть циничной и развязной.
Она долго и мучительно привыкала к тому, что современный мужчина отказывается брать на себя всю инициативу и ответственность, ждала, что за ней будут ухаживать, ее станут соблазнять и искушать, но этого не происходило и она сдалась, стала, как все – предприимчивой и напористой. Конечно, встречались, как она про себя говорила, «джентльмены», но они попадались так редко, что молодая, здоровая и сексуальная Маша серьезно подумывала о вибраторе.
– Я понимаю, – мягко ответил Никита. – Пока ты не будешь готова, я ни на чем не настаиваю. Просто я думал, что тебе у меня понравилось, и хотел пригласить в гости.
– Спасибо, – тихо ответила Маша.
– Но ты очень соблазнительная. – Он провел рукой по ее волосам. – Меня влечет к тебе, но я вполне могу подождать.
– Ты такой добрый. – Маша крепче сжала его руку. – Мне сегодня подруга говорила: так не бывает, это как мечта, которая никогда не сбудется. Я еще на нее обиделась, а теперь мне тоже кажется, что все слишком хорошо.
– У каждого человека иногда должно быть все слишком хорошо. Главное, не надо этого бояться.
Он поцеловал ее в щеку, потом его руки легли ей на талию, а она обнимала его, и Маша не поняла, как они добрались до его дома, как оказались в бассейне с теплой водой, как с нее соскользнул купальник, как она кинулась к Никите, у которого от страсти рвались плавки, и как они, будто в голливудском кино, плескались у края бассейна, и она кричала – так кричала, что самой страшно было, но не кричать не могла, и внутри жгло… Маша чувствовала, что он заполнил ее так, что не осталось свободного места, и они ушли под воду, и тело вдруг стало безвольным и слабым, а он все не мог оторваться и прижимал ее, а она вздрагивала и обнимала загорелые плечи, искала его губы и не могла открыть глаза…
– Вот тебе и принципы… – пробормотала Маша.
Никита усадил ее на бортик, подтянулся и вылез из воды, взял длинные махровые халаты, один накинул ей на плечи, во второй закутался сам и посмотрел на нее пустым бессмысленным взглядом.
– Да уж, – рассмеялся Никита. – Человеком убеждений тебя не назовешь. Но мне нравится твоя гибкость – во всех смыслах.
Он сел рядом, взял ее руку в свою, прижался к плечу щекой, а Маша вообразила, как лет через пять они вот так же сидят у бассейна, только это уже не его, а их бассейн, их дом, их жизнь…
* * *
Лиза открыла дверь, швырнула сумку, стянула платье, бросила его на пол и пошла в ванную – смывать косметику. Протерев лицо молочком для снятия макияжа, прошлась влажной салфеткой, брызнула термальной водой, приложила мягкое зеленое полотенце – и так, с полотенцем в руках, уставилась на себя в зеркале. На первый взгляд – ухоженная молодая женщина. Но стоит уткнуться в зеркало – становятся видны морщинки под глазами, на лбу, поры на носу, некоторая усталость кожи, желтоватые тени на веках… Иногда – в особо унылом настроении – Лиза рассматривала себя в увеличительном стекле и представляла, как время беспощадно морщит кожу, как безвозвратно уходит свежесть, тускнеют волосы…
«Я хочу посмотреть, во что меня превратит время», – Лиза вспомнила слова Анжелины Джоли. «Легко ей говорить!» – возмутилась она. Лиза боялась времени – оно так быстро уходит, не успеешь оглянуться – а тебе восемьдесят, артритные пальцы хрустят, дряблая сухая кожа свисает с костей, чтобы ходить, нужна палочка, а чтобы жить – куча лекарств…
Лиза иногда так отчетливо представляла себя лет в семьдесят пять, что ее саму это пугало, и сейчас она упрямо смотрелась в зеркало, воображая, как по лицу разбегаются складки, делая ее похожей на шарпея… И вдруг из стекла на нее уставилась старуха: щеки в коричневых пигментных пятнах, нос покрыт сеткой сосудов, с жидких, седых у корней волос недавно сняли бигуди…
– Мама! – завопила Лиза и метнулась из ванной, опрокинув по дороге корзину с грязным бельем.
Она вылетела в коридор, упала в кресло и попыталась восстановить дыхание – сердце часто-часто стучало, ладони вспотели, а в груди как будто что-то застряло.
«Спокойно, спокойно, – твердила про себя Лиза. – Это паника, обычная паника… Я не сошла с ума, просто расстроилась…»
Несколько успокоившись, Лиза подкралась к большому зеркалу в коридоре, заглянула и уставилась на себя – женщину тридцати лет, в отличной форме, с роскошными светлыми волосами и чистой кожей.
– Я сошла с ума, я сошла с ума, – тихо пропела она. – Мне нужна лоботомия-а…
«Может, найти эту Катю и вернуть ей заказ? – проскользнула мысль. – Но тогда у меня в старости уж точно не будет денег на зубные протезы», – ответила Лиза самой себе, нашла сумку и вывалила из нее полароидные снимки, которые ей отдала Лена.
* * *
Варя позвонила Богдану. «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети», – сообщил стальной женский голос.
Богдан сказал, что едет в баню на мальчишник к стратегическому партнеру. Что это значит? Что они закажут дорогих проституток? Варя попробовала представить Богдана с дорогой проституткой. Картинка сложилась, отчего Варю чуть не стошнило, и она решила, что лучше ей вообразить его с веником и с массажистом. Или с массажисткой? Имеет она вообще право его ревновать?
Варя вспомнила приятного во многих отношениях молодого человека, с которым она встречалась пару недель, а потом на вечеринке в честь выпуска нового альбома какой-то поп-группы увидела его с облезлой девицей, которую он представил как свою девушку. Не то чтобы она успела влюбиться, но то, что у него есть девушка… И ведь он еще отлавливал ее в темных углах и объяснялся: мол, с девушкой у него все серьезно, так что ничего ей не говори, как будто Варя собиралась во всеуслышание заявить, что занималась с ним сексом четырнадцать дней подряд – три раза каждый день…
Варя прочитала столько журналов, в которых мудрые журналистки уверяли, что мужчина изменяет инстинктивно, потому что самец, и что семья – это работа, тяжелый труд, что в браке надо идти на компромиссы… Но какие могут быть компромиссы с человеком, который напился, поскользнулся, упал и совершенно случайно попал членом в барышню, у которой хватает наглости звонить и сопеть в трубку? Правильно это?
Так и не решив сложный вопрос, Варя включила ноутбук и села писать краткое содержание будущего сценария. Но дальше титула «Сценарная заявка» дело не пошло – Варя перевозбудилась и не могла сосредоточиться на работе.
Она скинула джинсы, развалилась на кровати и представила, что Богдан дарит ей кольцо с бриллиантом в три карата и просит стать его женой.
Интересно, это здорово – быть чьей-то женой? Несмотря на то что они с Лизой и Машей все время делали вид, что страдают от одиночества, по-настоящему переживала только Маша. Маша действительно хотела семью, детей, баню, георгины в саду, ландшафтный дизайн… Маше хотелось уюта и надежности, защиты и покоя.
Лиза относилась к браку как к развлечению – ей нравились свадьбы, нравились свадебные путешествия, а потом нравилось скандалить, страдать и разводиться.
– Бывшие мужья – это как большая семья, – уверяла она. – Если мы несколько лет жили вместе, спали вместе, а потом вместе делили имущество, и у него до сих пор в гостиной висит мой Коровин, а у меня его костюмы, то уж, наверное, мы всегда поможем друг другу в трудную минуту.
А Варя возвращалась вечером домой, открывала окна, за которыми шумела весенняя гроза, наливала в высокий стакан ледяной зеленый чай со свежей мятой, лимоном и тархуном, и у нее щекотало в желудке от удивительного чувства, которое так и не прошло к тридцати годам, – одна дома, можно делать все что угодно! Варе нравилось одиночество, нравилась тишина – особенная городская тишина: гудит телевизор, доносится с улицы гул машин, соседи что-то делят за стеной, лифт скрежещет, во дворе гуляют забулдыги, и она одна со всем миром, и никто ее не спрашивает: «Где мои лезвия?», и никто не смотрит новости, когда она работает, и никто не гремит кастрюлями, бормоча: «Опять курица!»
Варя решила, что когда станет старенькой, наймет компаньонку, как в романах.
«Главное в жизни, – рассуждала Варя, – не стареть душой. Как только у человека пропадает интерес к жизни, он разваливается. Для меня главное – работа, и если я не смогу писать, вот это будет трагедия».
Варя посмотрела на компьютер, задумалась о том, как прекрасно будет построить загородный дом и самозабвенно творить – лунными ночами, с утра спозаранку, днем, после обеда, в легкой истоме…
И решила отложить работу до завтра.
* * *
Лиза разглядывала фотографию Федора.
«Какой же он красивый!» – решила она, приложила к цифровому фотоаппарату снимок Брэда Питта из журнала «GQ» и сделала вывод, что Федор лучше. Четыре года назад Варя, Маша и Лиза договорились: если им кажется, что с каким-нибудь молодым человеком все очень серьезно, они до поры до времени не показывают его подругам. Не потому, что подруги могут что-то там не то… А потому, что пока все зыбко и неопределенно, забегать вперед страшно, а если ты кого-то выставляешь на суд лучших подруг – это и есть «забегать вперед».
Но сейчас ей очень хотелось похвастаться Федором – показать, какой он шикарный, спортивный и привлекательный. Хотелось, чтобы за нее кто-нибудь от души порадовался.
У Вари было занято. Маша долго не подходила к телефону, но в конце концов отозвалась.
– Маш, ты где? – Лиза вскочила с дивана и принялась ходить по комнате – она так всегда делала, когда волновалась.
– Я у Никиты, – холодно ответила Маша.
– Ты дома сегодня будешь?
– Наверное, – без энтузиазма ответила Маша. – Мне ведь завтра на работу.
– Я заеду?
Маша некоторое время молчала.
– А что случилось? – спросила она осторожно.
– Да, собственно, ничего особенного. Просто хотела поболтать. Думала показать тебе фотографию Федора.
Маша еще немного помолчала.
– Лиза, – произнесла она тоном учительницы, которая в сотый раз поясняет ученику, что «корова» пишется через «о», – я устала, а мне еще надо выспаться. Прости, но я не могу всю ночь выслушивать всякие глупости.
– Глупости? – ахнула Лиза.
– Прости! – одумалась Маша. – Я не то хотела сказать…
– Ну уж нет! – вспыхнула Лиза. – Что сказала, то и хотела! А я вот что тебе скажу – пошла ты в жопу!
Маша, для которой слова вроде «жопы» были ударом по психике, задохнулась от возмущения. Но Лиза уже бросила трубку, и Маша осталась наедине со своим негодованием, а также с оправданиями, которые, как ей казалось, вполне извиняли то, что она обозвала переживания Лизы глупостями.
Глава 8
Маша сидела на работе и глазела в монитор без всякого понимания. Час назад она открыла отчет о рекламе за последний квартал – следовало выяснить, что там происходит с доходами – рост или падение, но цифры никак не укладывались в голове.
Вчера Никита усадил Машу на диван, велел залпом выпить бренди и сообщил новость, от которой Маша на несколько часов впала в паралич и так до сих пор и не оправилась. Друг Никиты, известный промышленник, купил погибающий от нищеты политический еженедельник и собирался сделать из него процветающее издание. Для этого им нужен крепкий главный редактор, способный вести через весь журнал финансовую линию. Ему в придачу нанимают шеф-редактора, который будет заниматься творческой составляющей, а вот место главного редактора Никита предложил Маше.
– Но я же не могу… – мямлила Маша.
– Маш, послушай, ты здорово ориентируешься, что можно продать, а что нет, – убеждал Никита. – Им это и требуется.
– То есть я буду надзирателем? – волновалась Маша.
– Ты думаешь, им там нравится считать копейки? – настаивал Никита. – Прежний владелец играл в игрушки: хочу журнал. А потом ему все это надоело, и они там все, как на бомбе – если рванет, все без работы останутся. Им сейчас платят от случая к случаю – аж штаны висят. В прямом смысле. Ты их всех сделаешь богатыми, они на тебя молиться будут. Ты же не абы кто, ты – финансовый директор отличной радиостанции. У тебя репутация, опыт…
– Не знаю, не знаю… – ныла Маша. – Я не директор, я зам директора…
Для того чтобы пережить острый приступ паники, пришлось напиться: под влиянием бренди все стало не так страшно и даже показалось, что ТАК бывает – встречаешь хорошего человека, тебе предлагают чудесную работу, все складывается.
«Сходи в церковь, поставь свечку», – посоветовала бы домработница Капитолина Васильевна, которая была убеждена, что исполнение желаний – очередное испытание в жизни. Капитолина Васильевна была редким сейчас типом прирожденных домработниц – тех, что приезжали в Москву из деревень, селились в особой комнате для прислуги и жили с хозяевами всю жизнь. Капитолина Васильевна строго следила за приходящей к Маше няней – была уверена, что няня недоглядит; готовила – выжила двух кухарок, которые провинились в том, что варили борщ без каких-то особенных ухищрений; каждый день мыла под кроватью и утешала маму, когда отец не приходил домой ночевать.
Три года назад Капитолина умерла, и Маша с предубеждением нанимала бывших библиотекарш, которые подрабатывали уборкой: их приходилось держать в ежовых рукавицах. Домработниц передавали из рук в руки со строгими установками: не баловать, больше денег не платить, богатым знакомым не отдавать – развратят.
Варя таким образом испортила Маше трех уборщиц: жалела, накидывала денег, и вот они уже требуют тысячу рублей за уборку, убегают в богатые дома, а потом еще и жалуются, что их заставляют с мылом драить лепнину и каждый день протирать хрусталь на пятнадцати люстрах.
Маша вспомнила, как соседский мальчик Степа заявил Капитолине: «Вы здесь уборщица – вот Машка скажет родителям, что вы нас тряпкой бьете, и вас уволят!» Степа выкрал у своего отца сигареты и начал было курить их у Маши на балконе, но Капитолина унюхала и пыльной тряпкой принялась лупить Степину сигарету. Маша тогда разрыдалась, вообразив, что злые силы могут лишить ее Капитолины.
Но Маша не очень-то верила насчет свечек и всего такого. Она рассчитывала, что уж как-нибудь сама решит, что хорошо, что плохо.
Но, увы, ничего не получалось. Маша пялилась в компьютер и думала: что делать? Ей даже на секунду померещилось, что все это заговор – кто-то так нарочно подстроил, чтобы… да хотя бы выгнать ее с места финансового директора, должность-то сытная! А что? Нанимают красавца Никиту, делают из него «издателя», он предлагает ей мифическую вакансию «главного редактора»… Но зачем? Может, на радио отмывают героиновые деньги и Маша не вписывается в систему «черной» отчетности? Или что там еще может быть?
– Бред! – вслух произнесла Маша, а ее коллега, бухгалтер Лариса, обернулась и тревожно спросила:
– Что-то не так?
Маша отмахнулась:
– Ларис, не обращай внимания, это я сама с собой о личном.
– Не увлекайся, у тебя в три совещание у Толика, – посоветовала Лариса и пошла за кофе.
Толиком за глаза называли генерального директора, он же владелец радиостанции. На пять лет старше Маши, энергичный, как фокстерьер, темноволосый, красивый, с черными кругами под глазами, порывистый и нервный Анатолий с загадочной фамилией Мизрахи был кумиром всех девушек на радио. И даже Маша одно время болела идеей стать Марией Мизрахи и страшно страдала оттого, что Анатолия влекло к тощим восемнадцатилетним манекенщицам с ручками-веточками и ножками-палочками. Кроме того, Анатолий не выносил, когда его называли Толиком – грозил увольнением, ругался и топал ногами, но за спиной все его только так и называли.
Варя, как только увидела Мизрахи – измученного, несчастного, но почему-то ужасно мужественного и сексапильного, – немедленно принялась изображать из себя восемнадцатилетнюю модель.
– Похудею, подделаю паспорт… – мечтала она. – Выгляжу на пятнадцать, а мозги – как у зрелой женщины. Он на мне сразу женится, и все вы будете мне завидовать. А морщины на лбу, скажу, от страданий.
В воспоминаниях Маша провела еще около получаса и на встречу с Мизрахи отправилась, так и не уяснив, как идут дела в компании.
Толик был на удивление добрый, с ним такое случалось с похмелья, а Олег, финансовый директор, босс Маши, наоборот – хмурился и делал вид, что он злой и страшный начальник.
– Ну, что у нас там? – поинтересовался Толик. – Делаем успехи?
Маша незаметно для Мизрахи подмигнула Олегу: мол, выручай, но тот почему-то не отреагировал и уставился в чашку с зеленым чаем.
– Ну… – промычала Маша и попыталась увести разговор в сторону козлов из «Эстле», которые в сотый раз отказываются утвердить ролик, пьют кровь, мучают, дикторы воют, звукорежиссеры плачут…
Но как она ни выкручивалась, Анатолий быстро раскусил ее хитрость и потребовал короткого и внятного изложения по отчету за квартал. Еще спустя пять минут выяснилось, что от Маши добиться ответа невозможно.
– Мария, – строго заявил Олег. – Я же позавчера попросил тебя подготовить отчет!
«Предатель!» – обиделась Маша.
– Маша, бля, ну че за дела? – всплеснул руками Толик. – Мне что, делать нечего? У меня время свободное появилось? Твою мать, ну что же вы меня все терзаете?
– Я займусь этим, – мрачно поддакивал Олег. – Взыщу по всей строгости.
«Ах ты, сволочь!» – возмутилась Маша.
Олега на радио не любили. С одной стороны, он – важная шишка, и его побаивались. Но на «Эстраде» никто не соблюдал субординацию: Анатолий мог в любую минуту ворваться в студию к диджеям и выложить байку о том, как он познакомился с моделью сказочной красоты, но в ресторане она ела, положив лицо в тарелку, и пришлось везти ее домой – к ней домой, без всяких там. (Женщинам Анатолий мог простить все, кроме алой помады, неэстетичного поведения за столом и чулок – особенно с подвязками. Женщины-вамп наводили на него ужас, а экземпляры вроде Памелы Андерсон провоцировали гастрит.)
Маша или там Лариса всегда могли зайти к Мизрахи и попросить больничный из-за того, что ее бросил парень и жить нету сил. Больничный Мизрахи ни за что не даст – работа прежде всего, но от души пожалеет и разрешит за счет редакции отдохнуть в СПА-центре.
А Олег, напротив, фамильярностей не выносил. Он был уверен, что начальник потому и начальник, что во много раз лучше подчиненных: когда простые смертные лезли к нему с вопросами о том, как с «Динамо» добраться до Внукова, интересовались, где он купил стильные мокасины, или садились за один с ним стол в кафе – Олег с таким непониманием взирал на них и так лаконично отвечал на вопросы, что его избегали, а втихаря обзывали долдоном и сухарем.
Но главное, Олег не понимал, что вечером можно напиться, а утром прийти на работу с квадратной головой, не понимал, что разбитое сердце – все равно что сломанная нога, не верил, что можно попасть в пробку и три часа проторчать на набережной. «Значит, надо выходить из дома за три часа», – утверждал он, не шутя.
Маша установила с начальником более-менее сносные отношения: не очень подчеркивала, что она – живой человек, у которого утром может случиться расстройство желудка, а Олег в благодарность за то, что она считается с его принципами, время от времени делал послабления – не зудел, если она опаздывала, и принимал на себя вспышки ярости Анатолия, который славился тем, что мог в любую минуту взорваться без всякого повода.
Но сейчас он вел себя как законченная сволочь – и без уважительной причины! Отчет о рекламных поступлениях Олег составил еще неделю назад – он лежал у него в папочке, распечатанный на цветной бумаге, с какими-то графиками, схемами и прочей бюрократической ерундой, и почему надо было выставлять ее, Машу, халтурщицей, она не понимала, пока они с Олегом не вышли из кабинета генерального.
– Ты чего… – начала было Маша, но босс перебил ее:
– Могла бы предупредить, что не пойдешь на «Стомпс», я бы пригласил кого-то еще, – сообщил он, не глядя на нее. – А то я оказался в глупом положении.
И тут Маша с ужасом вспомнила, что она обещала Олегу пойти с ним на выступление «Стомпс», и начисто забыла об этом! Ну, конечно, они же договорились за месяц до того… Олег все делал заранее и потом нудно требовал подтверждений, но за последнее время столько всего произошло, – она познакомилась с Никитой, – что просто из головы все остальное вылетело…
«Ну надо же! – возмутилась она про себя. – Не позвонил, не спросил на следующий день – нет! Отомстил, как Яго! Вот дундук!»
– Олег, извини… – пробормотала она.
Он вдруг остановился, развернулся и визгливо произнес:
– Попрошу вас, Мария, больше на работу не опаздывать! Иначе мне придется взыскать с вас штраф. Жду вас завтра в девять ноль-ноль у себя в кабинете. С отчетом!
В теории Олег и правда мог наказать ее деньгами: в ее контракте было написано, что она должна являться на работу к такому-то часу, уходить на обед с такого-то по такое-то время, но если Олег не шутит, то она будет единственной, кроме утренних диджеев и секретарей, кто окажется на работе в девять утра. Сотрудники, как правило, стекались часам к одиннадцати, а то и к двенадцати, даже Олег подъезжал к десяти… И что, неужели она как дура будет теперь вставать в шесть, чтобы пару часов без дела сидеть на работе?
«Гадина! – подумала она вслед Олегу. – Хоть бы тебе кирпич на голову упал – тогда, может, мозги на место встанут!»
* * *
Мастерская у Лизы была на Преображенской площади. Пару лет назад она очень вовремя купила помещение на двадцать седьмом этаже устаревшего офисного здания, в котором не было ни охраны, ни уборщицы, даже телефона не имелось – отключили за долги. А потом здание кто-то выкупил вместе с Лизой, сделал ремонт, установил электронную систему охраны, и Лиза стала обладательницей современной студии с роскошным видом на Москву.
В десять утра она вышла из лифта вместе с соседом по этажу – владельцем туристической компании, который отправлял миллионеров в круизы, как всегда, по-дружески с ним пококетничала и, расплескивая энтузиазм, вошла в свою приемную. Там уже сидели Лена, Петр, худенькая шатенка в туфлях на шпильках, высокая холеная девушка в платье-мини, а по всей приемной были расставлены пакеты.
