Текст книги "Дорогой, я стала ведьмой в эту пятницу!"
Автор книги: Арина Холина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Вика сунула ей телефон.
– Ты где пропадаешь? – поинтересовалась Лиза.
– Да бред! – возмущалась испуганная Лена. – На набережной пробка, не выбраться. И ко всему прочему, мобильный разрядился! Еле зарядила – сначала зарядка что-то не работала… А я даже перебраться в правый ряд не могу! Короче, ты с Викой не спорь – она всех нас оптом уволит под горячую руку, и еще мы должны будем – за моральный ущерб. Она с Королевым и Фридкесом в дым разругалась, так что не думай, что ты одна такая умная. Ясно?
– Ясно, – согласилась Лиза.
– Зачем ты мне взял «Версаче»? – шипела Вика на Константина. – С ума сошел? Кто вообще носит «Версаче»?
– Мадонна, – сопротивлялся Кокаев.
– Мадонна «Версаче» рекламирует! – Вика всплеснула руками. – А носят «Версаче» в Житомире и в Урюпинске!
– Хорошо, не будет «Версаче»… – лениво соглашался Костя.
– И убери его подальше! – распоряжалась Вика. – Чтоб он с Марком Джекобсом и рядом не лежал!
«Теперь я понимаю, – устало размышляла Лиза, – кого инквизиторы сжигали на кострах».
* * *
Никита уехал, Маша осталась в беседке одна.
Утро было свежим, солнечным, от реки пахло водой, липы цвели, и шиповник наполнял воздух душным ароматом – уезжать не хотелось!
«Все-таки город – бетономешалка, – думала Маша. – Мы все вертимся и крутимся и даже не замечаем, что вокруг нас – пыль, песок и грязь».
Она вдруг так живо вообразила, что просыпается здесь каждое утро, и лето встречает ее шелестом листьев, а зима – ослепительно белой далью, и воздух скрипит от чистоты, в нарядной кормушке прыгают птички, и можно вернуться из города и встать на лыжи, и в баню – хоть каждый день, и точно знаешь, как зовут соседей, и все они – вежливые, сытые, на хороших машинах, а вокруг порядок, красота, охрана и сады с клумбами…
И всего на двадцать километров дальше Куркина – так что ей не привыкать.
Маша встрепенулась, вспомнив, что Никита вообще-то ей никто. То есть, с одной стороны, он ее любовник, но в любви, собственно, не клялся и замуж тем более не звал. Так что соседи, клумбы и лыжи – все это перспективы неопределенного и расплывчатого будущего. Но Маша отчего-то была уверена, что сейчас для нее нет ничего невозможного. Что мечты для того и существуют, чтобы воплощаться в реальность. И эта уверенность пьянила, кружила голову, и даже было немного страшно – так, как бывает на американским горках, когда удовольствие переплетается с ужасом, но ты готов пережить страх ради того, чтобы ощутить острое наслаждение.
Трубка сначала завибрировала, запрыгала, а потом разразилась звонком.
– Ты представляешь! – задыхалась Лариса, ее коллега с работы. – Олег вчера вышел из дома, пошел в гараж, а ему по дороге на голову упала картофелина! Какие-то дети швыряли картошку из окна, с восьмого этажа, попали прямо по башке!
То, что бывший подлый начальник получил по репе, обогрело душу, но особенной радости не доставило – все-таки она уже уволилась.
– И ты представляешь – сотрясение мозга! – волновалась Лариса.
– Да ладно тебе! – оживилась Маша, вспомнив давнее желание поставить начальнику мозги на место. – Прямо сотрясение?
– А ты думала! Наверное, была крупная картошка. Трансгенетическая, или как там это называется…
– Бывает ведь в жизни… – Маша задумалась и продолжила: – Справедливость.
– Бог с тобой! – расстроилась Лариса. – Все-таки человек в больницу попал.
– Он не человек, – вздохнула Маша. – Он биоробот.
Глава 11
Варя чувствовала себя настоящей писательницей. Весь день она сидела за компьютером с чашкой капуччино, пачкой сигарет, апельсиновым соком и творила, творила, творила. Время от времени выходила, прикурив «Мальборо», на террасу, усаживалась в шезлонг, подставляла лицо солнцу – грела мозги, делала короткий перерыв, чтобы попробовать восхитительный «цезарь» от Натальи Андреевны, а ближе к шести с удовлетворением откинулась в кресле, перечитала написанное и отправила краткое содержание будущего фильма Сергею.
Ей понравилось то, что она сделала. С редким снисхождением к себе Варя осталась довольна поворотами сюжета, характерами главных героев, их мотивациями, завязками-развязками и даже основной идеей, которая вырисовалась в середине работы.
Варя была уверена, что получается хит, что все будут в восторге, что кино выйдет культовое, что все начнут писать, говорить и восторгаться, что ее ждет слава, заоблачные гонорары и вилла в Малибу.
И Богдан – чуткий, внимательный, близкий – лучший в мире спутник жизни, друг и возлюбленный. В его библиотеке, на столе, обтянутом зеленой кожей, так отлично работалось! Варя пребывала в блаженстве: у нее есть любимый мужчина, есть фантастическая квартира, Наталья Андреевна, ультрамодный ноутбук, терраса с видом на Москву…
И действительно, почему не она? Почему какая-нибудь Клава, приехавшая в столицу из Петрозаводска, сбежав от папы-дальнобойщика и мамы с глазами больной собаки, может выцарапать себе красивую жизнь и мужчину, за которым власть, могущество и все соблазны мира? Почему эти Клавы живут в особняках за три миллиона и в квартирах на Остоженке?
Приезжие девочки с блестящими от голода глазами, девочки, у которых от зависти румянятся щеки, девочки, которые очень серьезно, жестоко и зло ругают мужчин – мог ведь машину купить, но не купил, гад! Что ему стоит купить эту машину? Какая разница, сколько потратить – тысячу или десять? Почему у Гали машина есть – новая, серебристая, а у меня, Клавы, нету? Я хуже в постели? Да, надо делать вид, что он вообще ничего не стоит, что вон там, за углом, очередь ко мне стоит из тех, кто и машину купит, и квартиру… Ведь как еще бедной девушке обзавестись жильем? Да пойдет она работать, пойдет, но толку-то?
Варя все это знала наизусть: как они приезжают из своих пятиэтажек, где на каждом этаже куча – то ли от собаки, то ли от человека, и пахнет так, что в животе все переворачивается, и несчастный кодовый замок каждый день выколачивает дядя Коля – потому что с пьяных глаз ну никак не понимает, что с этим замком делать и зачем вообще этот замок нужен, если очень после пива приспичило.
А в столице находится пожилой благодетель и со старомодной учтивостью дарит «Шанель» и «Диор» дарит, и жизнь кажется такой легкой, и надо только ходить из одного кафе в другое, потому что уж, конечно, лучше, когда помоложе, и посимпатичнее, но мы не гордые, с лица воду не пить, главное, чтобы все как у Ульяны или у Ксении, так как преимуществ у всех этих Ксений никаких нету, и МГИМО тут не поможет – главное, голова на плечах и хватка покрепче…
Варя скрывала от других, но себе признавалась откровенно: она сноб, решительный и безжалостный сноб. Она ненавидела наглых девочек с южным акцентом, ненавидела их провинциальную самоуверенность и все эти глупые мыслишки насчет того, что «москвичи вялые и ленивые».
«Хочешь чего-то добиться – работай», – повторяла она про себя, и мама ей повторяла, и все ее отчимы, и родной отец повторяли. И они знали, о чем говорили.
Дедушка со стороны отца был писателем, он оставил семье две квартиры у метро «Аэропорт», загородный дом в Переделкине, коллекцию картин и фарфора. Папа сначала был неудачником, а потом вдруг углубился в политику и превратился в политолога, и заработал на неслабый особняк в Немчиновке, и завел жену старше Вари на три года, и купил Варе машину, а маме в знак признательности – браслет от «Тиффани». Потому что мама, когда папа еще был кромешным неудачником, не вытолкала его взашей, не сказала, что без него всем будет легче. Она работала, и давала ему денег, и уверяла, что все получится, а когда получилось, вздохнула с облегчением, и они, наконец, расстались.
Мама у Вари была адвокатом, зарабатывала неплохие деньги и никогда в жизни не сидела без дела. Если после работы нечего было делать, мама строила дом, или меняла квартиру, или придумывала ремонт, или занималась организацией литературной премии…
А по субботам в Переделкине, где жила бабушка, собирались все: отец с женой, мама с мужем, который на десять лет ее младше, отчимы – все трое, со спутницами, и двоюродные сестры, и дядя, и друзья. И отец, как самый богатый, покупал шашлык и никому никогда не разрешал скидываться, а дядя разводил костер, женщины накрывали на стол, один из отчимов топил русскую баню, и они сидели до утра, и уже болели щеки от смеха, а они все не могли успокоиться, потому что всегда было что сказать.
И Варя знала: никакая Клава, Галя, Лариса никогда не поймут, дай ты им хоть миллиард, что это такое. Не поймут, как можно жить, если ты сервиз из лиможского фарфора не купил в магазине за восемьдесят тысяч долларов, а он достался тебе от прабабушки. И не поймут, что браслет с бриллиантами – подарок расщедрившейся Лили Брик.
Варя знала, что такое порядочность, что такое честь и достоинство и что значит хранить эти ценности бережнее, чем лиможский фарфор или украшения Фаберже, и передавать по наследству, и понимать, что семья – это история.
И тем более Варя понимала, что люди новейшей формации – те, у кого за плечами голодное детство, зависть, удивленное выражение лица при упоминании об Эжене Ионеско, они другие. Они хищные, умные, жесткие, они работают, как одержимые, они молодцы, но… Они дикие.
И Варя понимала, что ни с одним «диким» ей не управиться, и что «дикому» она не нужна, и вообще она не выдержит, если Он будет на работе до одиннадцати и приедет капризный, требовательный, ни в какое кино не пойдет, потому что умер еще час назад – ему захочется телевизора, чая, бутерброда, прикажет заказать ему суши, потом снова чай, помять лопатки…
Быть женой такого человека – это профессия, это надо терпеть…
Поэтому Варя всегда знала, что найдется какой-нибудь обычный хороший парень, они станут ездить по субботам в Переделкино и будут счастливы, а та жизнь, которая проходит между перелетами на частных самолетах, – об этом даже задумываться не стоит.
А Богдан, кстати, иногда летал на частном самолете…
И Варя даже почти смирилась с тем, что все это происходит с ней. К хорошему привыкаешь быстро. Правда, удивлялась, что награда нашла героя. Только вот за что награда? Это был вопрос, на который очень хотелось знать ответ, потому как Варя была сторонницей версии, что ничто не происходит просто так.
* * *
Маша в ужасе смотрела на сотрудников редакции. Сотрудники с недоверием и осуждением смотрели на Машу.
«Какие-то они все неаккуратные, – с отчаянием думала Маша. – Наверно, потому, что умные… Что за чушь?! – возмутилась она. – Может, умные, но это не повод, чтобы бородой щи хлебать!»
Дмитрий уже ее представил, Маша, с трудом уняв дрожь в голосе, приветствовала подчиненных – старалась быть дружелюбной, но не фамильярной, строгой, но не властной…
Но в их глазах она читала недоверие, предубеждение и вопрос: «Да кто ты такая?» И это ее бесило.
– Политика журнала будет меняться? – спросил, наконец, мужчина с копной кудрявых волос.
– И да и нет, – сообщила Маша. – Даже не надейтесь, что еженедельник резко сменит курс – меня вполне устраивает общее независимое направление, но для нашего процветания и финансового благополучия необходимо кое-что подкорректировать.
– Что? – подала голос толстая дама в пончо.
У дамы были черные волосы оттенка «вороново крыло» – то есть с неестественным синим блеском, губы сверкали жуткой красно-оранжевой помадой, а с ушей свисали цыганские серьги с подвесками – крупные фиолетовые, зеленые и красные стразы в оправе под золото. Это была Рената Домогарова – известная обозревательница, радиоведущая и правозащитница. Маша была уверена: если Ренате что-то не понравится, она поднимет международный хай об ущемлении свободы слова, но Маша, пересилив робость, пообещала себе смело посылать Домогарову по всем известным адресам.
– Ваше отношение к журналу, – глядя Ренате в глаза, ответила Маша. – Судя по тому, чем вы занимались последние полгода, вы рассматриваете издание как арену борьбы с политическими структурами. Мы за резкость, за свой взгляд, даже за скандал, но мне от вас нужно, чтобы все перечисленное можно было продать.
– То есть теперь мы будем освещать премию Муз-ТВ и беременность Бритни Спирс? – проскрипел сутулый мужчина, которого Маша опознала как заместителя бывшего главного редактора.
– Евгений, мы начнем обсуждать Бритни Спирс, только если вы лично будете настаивать, – мягко ответила Маша. – Но не стоит, например, говорить, что у нашего президента руки в крови. Если у вас есть доказательства – обращайтесь в Гаагу, но, пока вы голословно бросаетесь такими фразами, нас никто не будет уважать.
– Да и не надо нам уважения! – возмутилась Рената. – Мы последние, кто говорит правду!
– Правда требует подтверждения, – отрезала Маша. – Отрицая презумпцию невиновности, вы собственными руками заталкиваете нас обратно в прошлое. Вы меня понимаете?
Никто не сказал ни слова.
– Я очень рада сотрудничать с такими известными и талантливыми журналистами, но если кто-либо категорически против новой стратегии журнала, мы выплатим зарплату за два месяца и хоть с сожалением, но расстанемся, – неожиданно для себя выдала Маша, захлопнула папку и вышла, напоследок по-детски громыхнув дверью.
Вслед за ней выскочил Завьялов, втащил ее в свой кабинет и завопил:
– Маша!
Маша с ужасом смотрела на владельца, осознав, что балансирует на пороге увольнения.
– Гениально! – Завьялов схватил ее руку и принялся энергично трясти. – Я бы так не смог. Мы в тебе не ошиблись! Я уж с ними спорил, спорил, а они меня так путают, что голова болит… Я очень, очень рад…
Он еще долго рассыпался в комплиментах, но Маша его не слышала. Она и с ужасом, и с радостью думала о будущем: о том, что из нее получится отличный руководитель, о том, что скоро она, возможно, купит «БМВ»-кабриолет и все будут ее уважать, говорить с почтением, она станет звездой политических шоу, и все примутся восхищаться, какая она умная, толковая, молодая и красивая.
* * *
Лиза одернула голубое платье от «Гуччи», переложила сумочку из левой руки в правую, еще раз оценила свое отражение в стекле автомобиля и отправилась ко входу, у которого собралась толпа. Федор в последний момент заявил, что идти не может, так как некий партнер из Швейцарии прилетел на три часа позже и надо встречать. Но он заказал лимузин, в котором Лиза и добралась на Рублевку. Лиза не первый раз ехала в лимузине. Правда, раньше лимузин заказывали на дни рождения, свадьбы и похороны – это были старые, с видавшими виды сиденьями машины и ошеломительного впечатления не производили.
Этот же был новый, с роскошным кожаным салоном, телевизором, DVD-плеером, спутниковой связью, фантастическим мини-баром!
Лиза чувствовала себя Очень Важной Персоной и только воспоминания о Вике омрачали впечатление.
Концепт-кары Лизу мало интересовали: ну, машины и машины, а вот драгоценности, которые выставляла здесь же известная ювелирная фирма, посмотреть хотелось, вот это возбуждало!..
В очереди Лиза стояла впритирку к женщине, которой явно было за сорок, но та скрывала возраст под роскошным платьем от «Вествуд», за драгоценностями «Булгари» и с помощью ботокса, из-за которого лицо напоминало пластиковый манекен в витрине. Лиза видела ее и раньше: женщина вечно находилась в поиске мужа, но пока любовники лишь щедро платили, чтобы без проблем избавиться от отчаянной дамочки. На минуту женщина сняла очки, и Лиза с удивлением обнаружила, что та косит: в сочетании со слишком пухлыми силиконовыми губами, онемевшим лицом выглядело это, по мнению Лизы, убого до слез.
Лиза открыла сумочку, незаметно посмотрелась в зеркало и вздохнула с облегчением.
Ей всегда нравилась собственная внешность. И не просто нравилась – Лиза была влюблена в себя. Она всегда понимала – от природы ей дано больше, чем другим. Любой девушке, пусть умной, как Кондолиза Райс, талантливой, как Джоан Роулинг, и напористой, как Мадонна, придется доказывать миру, что она вот такая прекрасная. А Лизе никогда не надо было убеждать кого-то в том, что она хороша, достойна. Стоило ей появиться на людях, и все сразу же хотели с ней подружиться – огромные синие глаза смотрели на мир так доверчиво, нежно и в то же время дерзко, что не было мужчины, который не стремился бы заглянуть в них после страстного секса.
Лиза всю жизнь ценила то, чем наградил ее господь, и не без страха думала, что стало бы с ней, если бы она была пусть не дурнушкой, но заурядной, обыкновенной. Было бы ей так же легко и уютно в этом мире?
– Приглашение, пожалста, – прогундосил охранник.
Лиза сунула ему билет, прошла через ворота и очутилась в ароматной толпе модных, красивых, холеных и знаменитых гостей.
– Ли-за-а! – услышала она женский крик.
Обернувшись, столкнулась с Викой, которая была обернута в какие-то немыслимые тряпки. Рядом с Викой со скучающим видом глазел по сторонам молодой мужчина в полосатой летней двойке.
– Давай я тебя познакомлю! – воскликнула Вика, которая уже попробовала шампанское – единственное средство, мирившее ее с окружающим миром. – Вова! – Она схватила под локоть полосатого и дернула к себе. – Это Лиза, она гениальный фотограф! Лиза, это Вова – самый богатый и неженатый мужчина на свете!
И Вика быстро смылась, завидев еще каких-то приятелей.
«Вот подлюка! – возмутилась Лиза. – Утром ты мной вытираешь пол, а вечером я – гениальный фотограф!»
– А вы действительно фотограф? – лениво поинтересовался Вова.
– Да нет. – Лиза пожала плечами. – Вообще-то я оптом торгую героином, контролирую пару борделей, а фотография – это так, хобби.
Вова некоторое время мрачно смотрел на нее, словно раздумывая: вызвать бойцов «Альфа» прямо сейчас или чуть-чуть подождать, а потом расхохотался.
– Я понял, – сообщил он, смахнув слезу. – Это шутка!
– До шуток ли, – буркнула Лиза, но очень тихо, а громко сказала: – Я сейчас снимаю рекламу для Кирсанова.
– Ага! – Вова цокнул языком. – Вы-то мне и нужны!
– Это еще зачем? – насупилась Лиза, но Вова уже тянул ее к шампанскому.
Спустя двадцать минут Вова втолковал, наконец, Лизе, что ему надо красиво отснять полную чушь – гостиничный комплекс в Подмосковье, и он будет платить за это две тысячи долларов в день. Неожиданно Лиза подумала, что готова удочерить Вику и до конца жизни кормить ее с ложечки.
– Я могу начать только через две недели, – заявила она.
– Как раз клумбы будут готовы! – обрадовался Вова. – Отметим?
Глава 12
В последний момент Варя решила не ходить на выставку, остаться дома: подремать на террасе, вынести туда ноутбук с каким-нибудь фильмом, пить горячий чай с лимоном и грызть домашнее овсяное печенье с кешью, которое сочинила Наталья Андреевна. Тащиться за город на какое-то глупое сборище, трепаться с незнакомыми людьми, прямо держать спину…
Но только она решила остаться, и уже страшно обрадовалась своему решению, и даже пошла ставить чайник, зазвонил мобильный.
– Алле, – вяло ответила она.
– Варя? – поинтересовался мужской бас.
– Слушаю вас.
– Это Сергей Цейтлин, помните меня?
– Конечно, помню! – оживилась Варя. – Вы получили файл?
– Варя, я сейчас еду на Рублевку, там какие-то концепт-кары показывают, и у меня здесь связь неважная… – хрипел и шипел Цейтлин.
– Я тоже туда еду! – нервно прокричала Варя. – То есть…
– Отлично! – орал сквозь помехи Сергей. – Там и поговорим! Все, отбой!
«Черт, черт, черт!» – рассердилась Варя. Бросилась перезванивать, но механическая стерва заявила, что абонент недоступен.
Спокойно отдыхать, не зная, что думает продюсер о ее проекте, было невозможно, Варя еще немного почертыхалась и отправилась собираться.
Спустя час она, пыхтя от волнения, парковалась между черным длинным «Майбахом» и желтым «Ламборджини».
«Если я их поцарапаю, – думала она, – придется продавать квартиру! Давай, детка, давай!» – умоляла она свой старенький «Рено», который фырчал и упирался, не желая оставаться среди таких чудищ.
Наконец, взмокшая и нервная, Варя выползла из машины и поплелась к входу.
* * *
Маша в белой развевающейся юбке от «Гальяно» неторопливо шла от стоянки ко входу на выставку. Еще вчера она бы спотыкалась, путалась в платье и одновременно пыталась бы прикурить, позвонить кому-нибудь с мобильного и подкрасить губы. Когда Маша нервничала, она всегда вела себя нелепо и суетливо. Но сейчас по дорожке выступала новая Маша – главный редактор, строгий, но справедливый руководитель, опытный финансист, жесткий менеджер.
Маша знала, что кайф пройдет быстро: работа затянет, денег, как всегда, будет мало – денег много не бывает, появятся новые знакомые, новые траты «первой необходимости», новые проблемы. А сейчас ей хотелось праздновать каждую секунду в новом статусе, упиваться мгновением, наслаждаться победой в это короткое время, когда все меняется, когда еще живо помнишь прошлое, но живешь надеждами на будущее.
– Мария, добрый вечер, – услышала она откуда-то слева.
К ней подошла блондиночка в белом пиджаке с брошью и в дешевых туфлях со стразами. Что-то в ее лице показалось знакомым, и пока Маша силилась вспомнить, где она ее видела, девушка представилась:
– Я Ксения из «Репортера», вы меня видели на редколлегии, я сидела за Сидоровым и Маневич. Я веду светскую хронику…
– Да, меня, кстати, очень удивило, что в журнале есть светская хроника! – воскликнула Маша.
– Я второй год на грани увольнения, – ухмыльнулась Ксения. – Я хотела вам сказать, что очень рада, что вы теперь главный редактор. У нас там совсем болото, Рената нас загоняла со своим правдолюбием, и никто не хочет ничего менять…
– Мы сплетничаем? – улыбнулась Маша.
Ксения настороженно посмотрела на нее, но, не заметив упрека или осуждения, тоже улыбнулась и ответила:
– В общем, да.
– Замечательно! – Маша схватила Ксению под локоток и увела подальше…
* * *
– Варя!
Варя обернулась и увидела, что сквозь толпу к ней пробирается Сергей. Поняв, что она его заметила, он замахал руками и закричал:
– Иди сюда!
Варя пробралась, на ходу раз двадцать извинившись, Сергей вцепился ей в локоть и потащил за собой. Разглядев его компанию, Варя похолодела: Филипп Янковский, Михаил Ефремов, Маша Миронова, Станистав Садальский, Сергей Гинзбург, Олег Фомин…
«Я не справлюсь! – заистерила она. – Верните меня домой!»
– Это Варвара Талмацкая, сценарист, написала гениальный сценарий, – пророкотал Цейтлин. – Просто о…уительный!
Все с интересом уставились на Варю.
– Пойдем, поговорим. – Сергей поволок Варю в кусты, на ходу собирая свободной рукой бокалы с бренди, закуски и фрукты.
Устроившись на плетеных креслах за плетеным столом, Сергей уставился на Варю и некоторое время изучал ее.
Варю это раздражало, но она молчала.
– Значит, так, – наконец произнес он.
«Значит, так, сценарий – говно!» – додумала за него Варя и безумно перепугалась.
– …сценарий хитовый, – продолжал Сергей. – Это я тебе говорю как профессионал. Надо писать. Я уже кое с кем договорился, деньги на первое время есть. Я тебе даю десять тысяч сейчас и десять в конце. Плюс мы тебя пиарим, возим на интервью и все такое. Нормально?
– Нормально, – промямлила Варя, не ожидавшая такого счастья.
– Я те дам человека, Костя зовут, он те объяснит там чисто по технике, чего писать, позвонит завтра-послезавтра, – объяснял Сергей, но Варя едва понимала, что он говорит.
Ее мечта осуществилась! Она сценарист! Гениальный! Ура-ура! Да здравствует Богдан!
– Пойдем. – Цейтлин снова вцепился в Варю и потащил за собой. – Я Мироновой о тебе в машине все уши прожужжал, она хочет познакомиться. Может, возьмем ее в проект…
На ватных ногах Варя плелась за ним, не понимая, как это – еще вчера продюсер сериала распекал ее диалоги, а сегодня великий кинопродюсер Сергей Цейтлин говорит, что Мария Миронова мечтает с ней познакомиться… Ой-ей-ей…
* * *
Спустя полчаса Маша изучила все подводные течения журнала, местные амбиции, знала, кто с кем в ссоре, и решила уволить Ксению. Конечно, девушка ей помогла, но она так безжалостно закладывала коллег, что Маша даже слегка опешила. Внутренний голос убеждал ее, что Ксения – не очень порядочная, но, в общем-то, неплохая, хоть и глупая девочка – пусть себе строчит светскую хронику. Но тут же вступал второй, непреклонный и какой-то чужой голос и утверждал, что Ксения – дешевая интриганка, светская хроника у нее лажовая, подобострастная и гнать ее надо в шею, пока она кому-нибудь вот так и о Маше не насвистела…
Маша некоторое время боролась с собой, но второй внутренний голос звучал убедительно, так что вскоре судьба Ксении была решена.
«Завтра же подпишу приказ об увольнении», – сказала себе Маша и вдруг почувствовала, как с ней на химическом уровне происходят какие-то изменения. Взгляд стал жестким и холодным, отпала вечная рефлексия: «Имею ли право? Кто я такая?», манеры приобрели властность, а в голове проявилась мысль, что далеко не со всеми следует быть одинаково любезной и вежливой. И тут вдруг Маша почувствовала удивительную свободу: в рамках хорошей, правильной, интеллигентной, порядочной и справедливой себя стало невыносимо тесно, границы давили. Освободившись, Маша ощутила, как затекшая душа расправляет крылья. «Почему я непременно должна быть хорошей? – пылко рассуждала она. – Почему я всегда внутренне перед всеми извиняюсь? Почему я не могу пожить для себя?» Ответы на вопросы она не нашла и решила быть естественной – такой, какой хочется ей, а не маме, папе и еще кому-нибудь.
Маша встала, пошла искать в толпе знакомых, но вдруг брюнетка, стоявшая между Садальским и Ефремовым, воскликнула: «Маша! Какими судьбами!» – и направилась к ней, распахнув объятия.
* * *
Затаив в душе невыразимую радость оттого, что лучшая подруга застала ее в такой блестящей компании, Варя расцеловалась с Машей.
– Обалденная юбка! Это что, «Виа-Вай»? – поинтересовалась она.
– Вообще-то «Гальяно», – обиделась Маша. Сравнить начинающих русских модельеров с известным кутюрье – она это нарочно или нечаянно?
Про «Виа-Вай» было нарочно, но Варя оправдала себя тем, что хотела Машу подколоть, а та шутку не оценила.
– Цейтлин берет мой сценарий! – торжествовала она.
– Круто! – как можно естественнее восхитилась Маша. – А я теперь главный редактор «Репортера».
– Здорово! Но, говорят, там платят мало. – Варя приняла взволнованный вид.
– Может, для кого-то пятнадцать тысяч в месяц – мало, но меня лично устраивает, – не без злорадства сообщила Маша.
Варя опешила. Пятнадцать тысяч! Не фига себе!
– Да, прилично, – согласилась Варя. – Поздравляю. Я так за тебя рада.
– И я за тебя, – ответила Маша. – Ой, смотри, Лиза!
Девушки повернулись и уставились на подругу, которая выступала под руку с известным бизнесменом, очень богатым, ко всему прочему плейбоем и завидным женихом.
Лиза их заметила, что-то интимно прошептала спутнику и, виляя бедрами, направилась к ним.
– Привет, привет, привет! – Девушки почмокали воздух напомаженными губами.
– Это кто, твой новый парень? – полюбопытствовала Варя.
– Я тебя умоляю… – Лиза закатила глаза. – Новый заказчик. Хочет, чтобы я фотографировала его гостиницу.
– Лиз, ты чего? – возмутилась Варя, забыв на секунду о том, что она гениальный сценарист и звезда общества. – Какие гостиницы? Ты что, во все тяжкие пустилась? Будешь теперь снимать рекламу для мотелей и борделей?
Лиза на одно короткое мгновение согласилась с подругой и даже хотела было схватиться за голову, восклицая: «Что же я наделала?» – но вовремя одернула себя и отрезала:
– Варь, я тебе когда-нибудь говорила, что ты пишешь «мыльные оперы», которые смотрят домохозяйки, одуревшие от тоски и хлорки?
– Я, кстати, уже не пишу «мыльные оперы», – насупилась Варя.
– Рада за тебя, – Лиза всплеснула руками. – А я зарабатываю деньги. Хорошие деньги. И когда я их заработаю столько, что мне не надо будет искать очередного мужа, я обязательно займусь творчеством, и все такое. Обещаю тебе. Ну, а пока давай прервем дебаты.
– Давай. – Варя пожала плечами и подумала, что стоит ли волноваться, если Лиза решила загубить свою карьеру. Пусть занимается поденщиной, пусть будет на побегушках у бизнесменов – ей, Варе, что за дело?
У нее ведь все в порядке, она, слава богу, оторвалась от тусовки ремесленников – взлетела повыше. Теперь она среди настоящих людей, среди тех, кого прославило искусство, а не халтура в рекламных роликах.
– Извини, меня Гинзбург обыскался, – пробормотала она и поспешила уйти.
– Как Федор? – спросила Маша.
– Отлично! – уверила Лиза. – Я не ожидала, что может быть так хорошо с одним мужчиной.
– А раньше что, тебе нужна была дюжина сразу? – хихикнула Маша.
– Никогда больше шести за раз, – отчеканила Лиза. – А как твой издатель?
– Никита уехал в типографию – там что-то случилось, а так все в порядке, – гордо произнесла Маша. – Живем у него за городом, там воздух отличный.
– Ну, тебе не привыкать к выселкам, – усмехнулась Лиза. – Я вот не умею полтора часа ездить на работу.
– Да оттуда до центра полчаса! – отбивалась Маша.
– На вертолете?
– У него есть вертолет, – похвасталась Маша.
– Ты даже не представляешь, как я за тебя рада, – приложив руку к сердцу, призналась Лиза и отошла от нее.
* * *
Варя разговаривала с Ефремовым, Машу в толпе нашел Завьялов и теперь не отпускал от себя, Лиза хихикала с Викой, а какой-то мужчина стоял невдалеке и наблюдал за ними.
Мужчина был в кепочке от «Кенгул» – прямо как у Самуэля Ль. Джексона, в черных очках и в черном замшевом пиджаке. На него время от времени засматривались девушки, но тот не обращал на них внимания, и вообще складывалось впечатление, что он старается быть неузнанным. Когда рядом прошла Маша, незнакомец резко отвернулся, а едва завидев Лизу, ушел в глубь сада.
После о нем никто и не вспомнил, кроме официантки, которая решила, что он похож на людей в черном из фильма, и даже испугалась, что это наемный убийца типа Леона. Официантка смотрела слишком много голливудских блокбастеров, но если бы она знала, кем был мужчина на самом деле, то бросила бы подносы и полотенца и бегом бы отправилась к маме в Чебоксары, чтобы ни сном, ни духом не помянуть странного незнакомца.