355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Архимандрит Виктор (Мамонтов) » Таинство Жизни » Текст книги (страница 7)
Таинство Жизни
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 23:17

Текст книги "Таинство Жизни"


Автор книги: Архимандрит Виктор (Мамонтов)


Жанр:

   

Религия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

ВОЗРАСТ

Казалось бы, возраст определяется временем, хронологией, но это не так. Иван Ильин в книге «Поющее сердце» говорит, что у кого сердце не поет, тот родился уже стариком. У кого сердце поет, тот всегда юн. Поющее сердце – это любящее сердце. Сердце, в котором нет любви – каменное сердце, мертвое, и петь оно не может. Поэтому можно быть всегда молодым, всегда цвести: будучи ребенком, в подростковом возрасте, в юности, в зрелом возрасте, в старости доживая последние дни своей земной жизни.

Иван Ильин пишет:

«Бывают дети без сердца и воображения, рассудительные не по летам и черствые от рождения: «тощий плод, до времени созрелый» (Лермонтов); они никогда не были молоды и приходят в жизнь стариками. И бывают люди больших лет, с глубоким сердцем и живым духом, подобно старому, благородному, огненному вину. У кого сердце поет, тот всегда юн, а у кого сердце никогда не пело, тот родился стариком. Истинная молодость есть свойство духа его сила, его творческая игра. И там, где дух веет и расцветает, где сердце поет – там старость есть только бестактность времени и обманчивая видимость.

К сожалению, люди мало знают об этом. У них не хватает духовной силы, чтобы самостоятельно определять свой возраст; и нет у них искусства оставаться духовно молодыми. Поэтому они покоряются состояниям своего тела, озабоченно считают про себя прожитые годы, сокрушенно смотрят на свои падающие волосы, стараются скрыть от других свой настоящий возраст, сердятся на неосторожные вопросы, замалчивают день своего рождения и в конце концов принимают свои жéлезы за главное в жизни… Как часто мы бываем несчастны от близорукости и наивности и не понимаем, что духовность есть ключ к истинному счастью…».

Современное общество основывается на схеме американского психолога Эриксона, который описывает ступени от рождения до зрелости человека. Мир хочет видеть человека, который полностью готов включиться в общественную жизнь и играть роль некоей общественной функции. Ребенок и старик в эту схему не вписываются.

Есть другая схема. Она была предложена немецким философом Ницше. Ступени развития человека он описал при помощи трех аллегорий.

Первая стадия – это стадия верблюда, когда человек накапливает в себе знания, основываясь на опыте предыдущих эпох, то есть похож на верблюда, который тащит на себе огромный груз.

Второе состояние – это превращение человека во льва. Он уже не смиряется ни перед чем, раздирает все накопленное, уподобляясь льву.

Последняя стадия – это дитя, которое, как он говорит, есть вечно творческое начало, само собой катящееся колесо.

В любом возрасте пребывать и трудно и радостно. Возраста младенчество, детство, отрочество, юность, молодость, зрелость, старость органично перетекают один в другой, творя путь нашей жизни.

Детство. Это период обучения, период, когда человек доверят старшим, старшие для него – безусловный авторитет. Сначала это родители, потом их роль начинает меняться, но, так или иначе, ребенок, безусловно, доверяет какому–то старшему и учится сознательно или неосознанно тем простым и вместе с тем глубоким вещам, которые впоследствии во многом определяют личность человека. Часто, оглядываясь назад, человек понимает, что какие–то нормы, которые были приняты в семье, надолго определили его жизнь.

Детство в нормальном случае – период очень светлый, потому что ребенок еще не имеет тяжелого опыта и может мечтать и жить в каких–то мечтаниях, не проверенных еще опытом.

Где–то он ушибается, но воспоминания о детстве потому так светлы, что человек в детстве свободно мечтает, живет и играет. Разница между жизнью и сказкой, мечтой довольно зыбкá. Именно поэтому человек может потом всю жизнь вспоминать детство как сказочную пору, когда он еще не набил себе шишек.

Когда Господь Иисус Христос обращается к Своим ученикам, Он говорит такие удивительные слова: «Если не обратитесь и не станете как дети, то не войдете в Царство Небесное» (Мф 18.3).

Ученики спрашивают: «Кто больше в Царстве Небесном?» Господь берет к Себе ребенка и отвечает: «Кто умалится как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном» (Мф 18.1,4).

Детство с момента рождения являет собой опыт, я бы сказал, непосредственности. Главное, что отличает ребенка от взрослого человека – это его способность удивляться и принимать этот мир верою, полным упованием и открытостью.

Самое удивительное, что поражает в детстве, это способность к творчеству. Когда мы смотрим, как дети общаются друг с другом через игру, то понимаем, что они в игре постигают правила общения. Мы видим, как серьезно все это. Если взрослый человек играет с неполной отдачей, то ребенок всегда полностью отдается игре, он очень ею увлечен.

Ребенок всегда должен присутствовать в нас конечно, не в смысле отсутствия знаний, умений и так далее, но в смысле этой открытости, благодарности и радости по отношению к жизни.

Воспоминания детства залегают, видимо, очень глубоко, потому что сейчас, будучи уже взрослым, чувствуешь, что это что–то очень важное, оно лежит где–то глубоко, но туда я пока пробиться не могу еще идет процесс познания себя. Видимо, воспоминания детства вскрываются по–новому, когда наступает уже полная зрелость.

«У меня в жизни был очень ценный опыт Божественного присутствия, – рассказывал мой знакомый. Моему старшему сыну тогда было полгода. Однажды я пришел домой в плохом настроении. Я сел и даже заплакал. В какой–то момент я взглянул на моего ребенка и вздрогнул: он смотрел на меня какими–то мудрыми, всепонимающими глазами. У меня было ощущение, что через ребенка Господь смотрит на меня».

Отрочество. Это выход человека в большой мир из мира домашнего. И это период всегда противоречивый, часто – болезненный, потому что есть голова с набитыми шишками. Ее хочется всюду просунуть, все увидеть, все испытать. Но опыта пока нет.

Переход в отрочество связан для человека с пониманием, что рядом находятся другие люди, и он должен каким–то образом полагать сам себе границы, чтобы не вытеснять этих других людей с их запросами и нуждами.

Отрок в нормальном случае это ребенок, который приучается к послушанию в социальном смысле. Он обретает навыки общения с другими людьми. Обычно отрочество совпадает с процессом социализации или вхождения человека в общество, когда ребенок начинает посещать детский сад или школу. Он учится постигать культурные ценности через письмо, чтение книг, просмотр каких–то телепередач.

Думаю, что человек в этом возрасте претерпевает какой–то внутренний духовный кризис. В состоянии отрочества в жизнь человека входит неким драматичным и не совсем понятным смыслом осознание присутствия смерти в нашей жизни. Ребенок живет чувством бессмертия, он не задается вопросом о смерти. Для отрока же это часто является болезненным вопросом. Это случается, когда в семье умирает, например, бабушка, или кто–то из родителей – мама или папа. Для ребенка это становится кризисом самосознания. Он начинает задавать какие–то простые, но в то же самое время очень глубокие вопросы. Что будет с моим «я»? Где бабушка, когда ее тело лежит неподвижно? Это состояние уже более или менее осознанных вопросов очень важно, оно должно развиваться в человеке.

Отрок имеет чувство дозволенного и недозволенного. В этом возрасте самое главное – это научить чувствовать границу не при помощи каких–то репрессивных мер, а через обретение внутреннего навыка.

Если в младенческом состоянии ребенок живет как бы в поле святости и запредельности, у него еще нет явных глубоких представлений о добре и зле, то отрочество – это период, когда в человеке появляется осознание добра и зла. Это очень важно. Если развитие идет нормально, то есть в детстве он не был унижен, обижен, и у него не было переживания собственной мало ценности или обделенности, то обычно человек выбирает добро.

Когда отрок смотрит мультфильмы или какие–то приключенческие фильмы, очень интересно, как он переживает. Это безыскусное переживание борьбы добра и зла. Всегда он интуитивно склоняется на сторону добра. Ему хочется, чтобы добро победило.

Что касается границ возраста, перехода их и выхода за них, здесь есть две стороны.

Первая – это выход из границ возраста, связанный не с грехом (когда, например, подросток начинает курить, пить и совершать дурные дела), а с гениальностью. В первое пятнадцатилетие жизни Пушкина уже проявлялись все ступени его развития, там рано не было ничего незрелого. Гениальность – это когда человек имеет особое видение, особый слух, иначе взаимодействует с миром, реальностью, Богом и проникает в какие–то вещи поверх барьеров. Гениальность становится украшением жизни. Гениальный человек многое может дать другим.

Благодаря этому мы имеем литературу, искусство, науку когда познание человека движется каким–то сверхопытным путем, путем гениальным.

Но чаще эти сдвинутости возрастных границ связаны с тем, что ребенок хочет быть как взрослый. Но при этом он внутренне еще ребенок.

Человек входит в бóльший опыт, внутренне еще к нему не готовый. Здесь многое зависит от опыта родителей, доверия семье. Нормально, когда ребенок выходит в подростковом возрасте на улицу, играет, общается. Но до этого в нем уже должны быть заложены семьей те основания, которые дадут ему возможность не потерять свою личность. Это момент педагогический.

Дурные стороны сбитости этих границ связаны с нежеланием человека, обусловленным теми или иными причинами, принимать тот новый урок, который дает ему Господь и жизнь.

Курение, сквернословие, алкоголь – это все принимает формы детские, но в том–то и дело, что они из–за этого становятся особенно ужасными. Самые страшные страницы «Архипелага ГУЛАГа» Солженицына – это страницы о детях в лагере, когда говорится о том, что там вырастают дети, которые не имеют представления о морали, о добре и зле – они воспитаны по ту сторону добра и зла. В уголовной среде вырастают дети, которые знают, что хорошо то, что плохо. Это не исследование, а художественное произведение, там показано, что человек теряет человеческий облик, когда у ребенка эти границы сдвинуты.

Юность. Это время, которое можно определить, со всеми его плюсами и минусами, как время испытания свободой. Человек опытно проверяет, насколько он может развернуться, не удариться самому и не ударить при этом других.

Опыт первой любви – это выход за пределы своего собственного привычного пространства и впервые встреча с другим человеком на каком–то новом и серьезном уровне.

Это период романтизма, с его безграничностью и противоречивостью чувств.

Юность – это период искания самодостаточной основы жизни. Есть прекрасное место из «Братьев Карамазовых» Достоевского, где рассказывается об Алеше. На общем фоне он был просто молодым человеком, который пытливо искал, чему посвятить свою жизнь – молодость полна горений и жертвенности. Как говорит Достоевский, если бы Алеша посчитал, что правда состоит в социализме, он, наверное, стал бы социалистом. Но он встретил старца Зосиму, и этот человек явил ему образ жизни осмысленной, которой Алеша всю оставшуюся жизнь старался следовать.

Вопрос о жизни, об идеалах, которым стоит свою жизнь посвятить – это стержень юности.

Свой возраст можно прожить по–разному. Можно детский возраст или юность беззаботно прощебетать, а можно ориентироваться на встречу с Реальностью. У владыки Антония Сурожского уже в четырнадцать лет произошла встреча с Богом. Это большая редкость. Господь дал ему большую глубину проживания своего возраста.

Период молодости. Это время, когда более или менее нащупываешь себя и можешь взаимодействовать с большим миром не просто, чтобы возрастать, набивать шишки или ударять других, а чтобы творить, взаимодействовать с миром творчески, созидательно, продуктивно.

Где–то в молодости (может быть, это переход от молодости к зрелости) есть момент выбора между не просто добром и злом, а между добром и добром. Тебе дано много, каждому по–разному, но всегда есть выбор, и нужно на чем–то сосредоточиться, на чем–то сконцентрироваться. Этот момент тяжелый.

Здесь важен вопрос, как для молодого человека меняются авторитеты. Сначала – безусловное доверие родителям, затем – недоверие никому, а только себе, потом – сознательное какое–то служение, совпадающее со сделанным выбором между добром и злом, когда человек узнает в себе меру и учится с этой мерой жить и отдавать себя Богу и ближнему, нащупывая себя и строя, таким образом, свои отношения с миром.

О взаимодействии с авторитетом есть такая шутка. До пяти лет ребенок говорит: «Мама всегда права». С пяти до десяти лет: «Мама иногда неправа». С десяти до сорока лет человек говорит: «Мама никогда не права». А после сорока говорит: «Все–таки мама была права».

В каждом возрасте можно найти что–то положительное и что–то отрицательное. Положительная сторона молодости состоит в том, что человек бескомпромиссен, хочет все или ничего, на меньшее он не согласен. Это хорошо, потому что для нормального становления личности и ее самовыражения человеку необходимо встать на путь осознания ответственности перед собственным выбором.

Отрицательная же сторона молодости, которую мы часто наблюдаем в жизни, это безжалостность. По словам французского поэта Франсуа Вийона, безжалостность – это удел молодости. В своем поиске человек может стать безжалостным и бессердечным. Это обычно связано с тем, что состояние молодости конфликтно: человек чувствует в себе как бы беспредельные ресурсы, ищет себе достойного противника и уже сознательно идет на конфликт. Это очень хорошо отражено в книге Тургенева «Отцы и дети». Извечный конфликт молодости и остепененности.

В современном мире мы встречаемся с разными молодежными движениями. Они не всегда конструктивны. Если нет духовной основы, а все строится лишь на одном протесте, то этот протест может быть очень жестоким. Он может перелиться в простое желание разрушать, обесценивать то, что в данный момент кажется помехой, бессмыслицей, границей.

Недаром говорится, что революция – это дело молодых, потому что в молодости человек способен на некий очень дерзкий акт. Если в детстве человек как бы над миром, в отрочестве он учится соприкасаться с этим миром, то в молодости появляется возможность противопоставить себя всему миру.

Может быть, этот период как раз показывает то, что Господь сотворил человека по образу и по подобию Своему, потому что один человек, имея этот образ и подобие, может как бы состязаться со всем миром – миром, который не его. Значит, он являет в себе такую полноту, которая может себя противопоставить миру. Не случайно и в философском мышлении великие перемены совершались обычно молодыми людьми, которые были способны поставить под вопрос все остальное и создавать что–то, опираясь на дерзость собственного «я».

В чем искушение периода молодости?

Человек настолько захвачен собственной деятельностью, самим собой, что у него нет ни времени, ни желания спросить Бога: «Чего Ты хочешь?»

У Шарля де Фуко, автора «Писем из пустыни», был ученик, который состоял в молодежной христианской организации; писал, издавал книги, принимал участие в разных дискуссиях. У него, как он говорил, не было времени ни днем, ни ночью. Было такое ощущение, что от его деятельности полностью зависит спасение мира. В один момент Господь показал ему сон: он держит на себе огромную башню, которая вот–вот упадет, а он старается изо всех сил эту башню удержать. Вдруг он чувствует, что это ему не под силу и уходит со своего места. Ему кажется, что случится катастрофа. Но не происходит ничего. Во сне звучит голос: «Это Распятый держит тяжесть всего мира».

Поглощенность самим собой – это, наверное, и есть самое главное искушение молодости, потому что человек теряет идеалы преобразования мира, переделывания мира в самом себе. В конце концов, тот мир, который он создает – уже не по образу и подобию Бога, а по образу и подобию его самого.

Положительное качество молодости – трудоспособность, способность жертвовать, полет. Но чего, может быть, молодости недостает – это трезвости и оценки последствий собственной деятельности. Многие ученые или социальные реформаторы, которые в молодости были захвачены какими–то идеями, в зрелом возрасте отрекались от них, говоря, что никогда бы их не выдвинули, если бы могли основательно продумать, кем и как будут восприняты их идеи, что из этого получится. Для молодости характерна неспособность оценить реальность мира сего, даже если она искаженная. Это очень часто приводит к плохим последствиям.

Тем не менее, молодость все–таки прекрасна, потому что в молодости человек выбирает путь своей жизни, то есть свое служение.

Зрелость. Это, в первую очередь, осознание ограниченности всего: и своей жизни, и своей деятельности. С другой стороны, это предельное чувство ответственности перед тем, что и как я делаю.

Кто–то очень хорошо определил, что такое взрослость. Взрослость – это потеря каких–то иллюзий на свой счет. Тогда человек узнает себя. Если молодому человеку свойственно винить всех и вся, весь мир, в чем–то и Бога, то зрелость отличается не просто готовностью принять всю вину на себя (это тоже состояние какой–то незрелости, ибо это уже совершил Христос), а способностью разделять вину, разделять страдания и разделять радость.

Зрелость – период, когда человек становится способным к служению. Не зря в Православной церкви рукополагают человека, который уже способен отвечать не только за себя, но и за других людей, потому что у него нет категоричности молодости, бескомпромиссного отношения к людям, оно более реальное, смиренное, способное принять немощь человека, принять и понять.

Зрелость – не совсем возрастная категория. Конечно, есть какие–то чисто биологические процессы созревания человека. Но для одного человека зрелость как духовное состояние может вообще в жизни не наступить, и в сорок лет человек будет капризничать и кичиться как пятнадцатилетний ребенок, а другой может созреть и к двадцати годам, обладая полной собранностью и ответственностью.

Сейчас часто встречаются «вечные студенты»инфантильные люди. Инфантилизм сейчас, действительно – бич. Человек отодвигает пору ответственности и ответственное вхождение в жизнь, взаимодействие с реальностью и с Богом.

Для христианина это важно. Можно искаженно воспринимать христианство как уход от реальности, продолжение какого–то романтического детского периода. Когда это происходит, то видим нарушение некоего закона: я уже взрослый человек, могу нести ответственность, но неестественным, натужным образом я отодвигаю этот период. Это всегда, так или иначе, сказывается как искажение. Человек оказывается внутренне бесплодным.

Примета зрелости человека – это способность рассуждать и давать духовный совет. Очень часто, когда мы общаемся с друзьями, совет происходит из простой неупорядоченности мысли, и собственное душевное состояние мы проецируем на другого человека. Мы не входим, не способны вникнуть в положение друга, как бы даем совет самим себе.

Очень трагично, когда такая незрелость появляется в духовной жизни, и тогда человек начинает уже навязывать свою волю другим. Из этого ничего хорошего не получится, только поломанные жизни. В православии есть определение – младостарчество, когда человек берет на себя ношу, которая ему не дар, и до которой он не дорос.

Древние греки называли состояние зрелости «акме», что значит «вершина, острие». Для них даже не столь важно было, в каком году человек рожден, но важно, когда он достиг «акме», то есть возраста, когда он становится способен и отвечать, и взвешивать, и поступать по собственным мотивам и идеалам. Все греческое воспитание было на это направлено.

Человек зрелый тогда, когда он полностью осознает неприкосновенность другой личности. Для меня это показатель зрелости. Зрелость уже и к Богу относится без пафоса: «Приближусь к Тебе настолько, насколько никто в этом мире не приближался». Эти молодежные подвиги обычно кончаются какими–то надрывами в собственной жизни. А зрелый человек сознает, что все, что ты получил – дар от Бога. Поэтому возникает и максимальная ответственность за каждый миг жизни, который положен Господом.

Молитва людей среднего возраст

Господи, Ты знаешь лучше меня, что скоро я буду старым.

Удержи меня от привычки думать, что я должен что–нибудь сказать по любому поводу и в любом случае.

Упаси меня от стремления направлять дела каждого. Сделай меня мыслящим, но не нудным.

Обширный запас моей мудрости жаль не использовать весь, но Ты знаешь, Господи, что я хочу сохранить хоть несколько друзей к концу жизни!

Сохрани мой ум свободным от излияний бесконечных подробностей. Дай мне крылья достичь цели!

Опечатай уста мои для речей о болезнях и недомоганиях, они возрастают, и повторение их с годами становится слаще.

Я не могу просить о хорошей памяти, но лишь о меньшей самоуверенности при встрече моей памяти с чужой.

Преподай мне урок, что и мне случается ошибаться.

Дай мне видеть хорошее в неожиданном месте и неожиданные таланты в людях и дай мне, Господи, сказать им это!

Старость. Недавно я услышал от старых супругов такие слова:

– Нас надо убить.

– Почему?спрашиваю их.

– Старые мы, никому не нужны.

Часто старые люди говорят о том, что устали жить и хотят умереть. Возникает вопрос: неужели старость – невыносимое, самое тяжкое время в жизни человека? Порой встречаешь людей, впадающих в некое старческое уныние, от которых каждый раз слышишь одну и ту же жалобную песнь: «У меня все болит, дочь не слушается, сын не слушается, все плохо, ничего доброго нет…». Тогда действительно понимаешь, что старость – страшное состояние, потому что такого человека, который обуза сам себе, и другие люди инстинктивно как бы вытесняют из жизни.

Наверное, это происходит оттого, что человек жил без внутренней жизни, бездуховно. У него была какая–то социальная роль, и, когда он из нее выпал, то ему нечем стало жить.

С другой стороны, мне приходилось встречать пожилых людей, которые сияют какой–то добротой в старческом возрасте. Часто это были люди с очень страшным опытом и ссылки, и инвалидность.

Одна женщина не могла ходить, но никогда от нее не слышали жалоб. Она много общалась с друзьями, говорила о том, что узнала и прочувствовала из книг, из Священного Писания. Но никогда не было каких–то жалоб, что «меня все бросили, никто обо мне не заботится, никто меня не любит».

Прихожанка нашего храма Мария Ивановна Васильева прожила в полном уповании на Господа. До пенсии она работала на железной дороге, жила в комнатке станционного смотрителя в селе Бозово. Постоянно приходила к нам в храм, исповедовалась, причащалась. Ее утешением были Бог и ближние, которым она служила всем, чем могла. Встречала и провожала паломников, приезжавших в наш храм. Всегда старалась что–нибудь принести к братской трапезе. Была приветлива, дружелюбна. Она мне напоминала тех старушек в трогательных старинных соломенных шляпках, которых можно было еще недавно видеть на скамьях московских бульваров. Их воспитанность, скромность, благожелательность, опрятность вызывали искреннее к ним уважение. Они немало пострадали во времена, когда многое было запрещено, но не считали себя несчастными и обделенными, они умели радоваться жизни. Это было связано с их внутренней свободой, а внутренне свободные люди в любую эпоху свободны.

Марию Ивановну парализовало, и соседи сообщили нам об этом. Ее срочно причастили и перевезли в Карсаву к одной из прихожанок, которая ухаживала за ней до самой ее кончины. Так как у нее не было родственников, на отпевании были только друзья, братья и сестры прихода. Они и пели, и несли гроб, и устроили поминальную трапезу. И по сей день на могилке Марии Ивановны всегда цветы, а в поминальные дни – зажженные свечи. Мария Ивановна всегда была открыта для каждого, поэтому и старость ее была светлой и радостной, вопреки телесным недугам ее возраста.

Бабушка одного моего знакомого всю жизнь была человеком живым, активным, в ее роду было четырнадцать поколений раввинов. В последние годы жизни у нее случился перелом шейки бедра, и она несколько лет лежала неподвижно. Несмотря на это, ее дом был центром семьи. Туда приходила молодежь – дети, внуки, которые приводили своих молодых жен, мужей. Она сообщала им, как это ни странно, какой–то заряд бодрости. Мой знакомый пришел к бабушке со своей женой и ребенком. Им в то время было лень гулять с ребенком. Бабушка сказала такое пламенное слово со своего одра, которое убедило их: жена стала каждый день гулять с ребенком.

Соломон пишет, что не седые волосы признак истинного старчества, а именно образ жизни и мудрость, которая приобретается.

Когда пожилые люди, особенно женщины, не хотят принимать старость, это выглядит неестественно. Мой знакомый воспитывался в семье, где были еврейские бабушки. Они совершенно не стеснялись быть старыми. Старость они несли как матриархальную царственность.

Оказывается, жизнь не какая–то темная обуза, которая с каждым годом наслаивается, и все тяжелее и тяжелее, ниже гнется хребет, и человек все ближе и ближе к боли, ничтожеству и праху, а, наоборот, это живое богатство опыта. У тех людей, кто это осознает, всегда удивительные живые глаза, молодые, в глазах светится память и опыт. Это люди с ясным умом. Старость в нормальном случае не связана со склерозом, маразмом, это результаты какого–то нарушения.

Все зависит от того, как понимает человек себя, смысл жизни. Мудрые люди всегда ценили просветление старости как состояние ясности, умудренности. С этим был согласен русский поэт Константин Бальмонт:

 
День только к вечеру хорош,
Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.
Закону мудрому поверьте
День только к вечеру хорош.
 

Понимать эти строки нельзя буквально. Каждое время суток прекрасно по–своему: и раннее утро, когда мир еще ничем не осквернен, и полдень с его зноем. Так и человеческий возраст, каждый удивителен и значим.

Одна женщина прожила почти сто лет. Когда ты соотносишь свой опыт с ее опытом, то понимаешь, что всегда будешь в некой мере позади этого человека, потому что сто лет смотреть в этот мир открытыми глазами и при этом сохранить такое сердечное и доброе отношение к жизни, благодарность к Богу – это уже подвиг. Когда человек старческую немощь несет без жалоб, без ропота, тогда ты пропитываешься уважением к старости, к старости смирившейся и просветленной.

Если человек жизнь свою прожил с Господом, то старость для него является неким периодом, когда, как на Херувимской поют, откладывается всякое житейское попечение. Когда человек в этот период уходит в молитву, то от него идет такая светлость и радость! В каком–то смысле он уже приближается к тому миру, от которого житейские заботы нас отгораживают.

Если же человек не обрел за свою жизнь внутренний стержень, то, когда он отсылается на пенсию, ему становится нечем жить, он все время или смотрит телевизор, или сплетничает во дворе. Это страшно в том смысле, что человек за жизнь не обрел как бы сам себя. Тогда им владеет чувство приближения конца: ты приближаешься к какой–то потере, и это очень страшно. Неприятно смотреть, когда старый человек истерически цепляется за эту жизнь. Это являет, что жизнь он прожил не одухотворенно: прожил только социальную, плоскую жизнь.

Пожилые люди говорят: «Нам осталось только доживать». Если со стороны смотреть, то это напоминает какой–то непроизвольный стоицизм: человек, стиснув зубы, как–то тянет жизнь.

Но с христианской точки зрения все обстоит иначе. В чем является жизнь? Она в общении человека с Богом. Когда человек живет так, что жизнь его с Господом и в Господе, понимает он это или нет, то такого вопроса«дожить»просто нет, потому что человек до самого своего отхода сохраняет полноту жизни. Конечно, смерть тогда будет не концом каких–то нескладиц, неурядиц и страданий.

Обычно же люди, которые говорят: «надо дожить, дотянуть», очень часто имеют представление, что смерть – это все–таки конец всего, полное исчезновение. С любой, более или менее здравой точки зрения, это просто иллюзия. Так не бывает. Так что утешать себя иллюзией исчезновения тоже неразумно.

Когда я однажды пришел причастить уже уходящую из жизни старушку, я спросил ее: «Ты боишься умирать?» Она мне спокойно ответила: «Батюшка, я умирать не боюсь, я боюсь грехов». И заплакала. Она этим ответом дала понять: то, что мы называем смертью, для нее не есть уничтожение и смерть, что не умрет духовно, что она жила и будет жить всегда. Она боялась грехов, потому что это может помешать ей встретиться с Богомне Богу помешать, а помешать ей. Но прощение Господа всегда есть. И никакой грех человека не может отменить Его любвидаже самый тяжелый. Господь видит наши грехи, но Он смотрит на Свой образ в человеке.

У латышского поэта Райво Битениекса есть такие строки:

 
Скорее бы нам в осень окунуться
С ее прозрачной, дымчатой тоской,
Смиренною улыбкой улыбнуться
И породниться с братскою землей.
 

Осень – мое самое любимое время года. Осенью мир вещей, к которому ты прилепился, которым очень часто заблуждался, становится как бы прозрачным. За миром видимым становится явным мир невидимый. Это самое прозрачное время года.

«Унылая пора, очей очарование», – говорит Пушкин. Осенняя пора не только очей очарование, но и разочарование, глаза уже освобождаются от видимого мира. Осенние пейзажи, когда с деревьев листья опали, на дереве висят только плоды – это образ осмысленной человеческой жизни.

Если старость уподобить осени – это время плодоношения. Осень – приближение конца. Тогда ты осознаешь, что основной плод твоей жизни – это то, что ты скопил в Духе. Даже не дела, которые тоже очень важны; но самый главный плод – это то, что в тебе, в твоем сердце накоплено. Осенью становится легче дышать. Иногда встречаешь людей, которые собой являют осеннюю прозрачность, как земля осенью. Если весной все кишит, все кипит, произрастает, и летом тоже все очень бурно, то осенью в земле есть, я бы сказал, тайна молчания, которую чувствуешь всеми фибрами своей души.

Человек приходит в этот мир как тайна. Ты видишь его как пришельца откуда–то, и он молчит, еще несет в себе сокрытую полноту. Так и старчество через опыт жизни прошедшее, оно тоже как бы смиряется, умолкает и входит в состояние созерцания. Это тайна присутствия, ничего выше этого нет. Думаю, что это может быть главным плодом старчества. Иногда встречаешь человека, который как бы уже не рядом с вами живет, а живет каким–то созерцанием, предчувствием грядущего, того, что будет.

У одного из учителей Церкви, Климента Александрийского, есть произведение «Педагог», в буквальном переводе «детоводитель». Он показывает в нем педагогику восхождения человека в Царство Божье.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю